Прежде всего Жорж-Мишель решил определить склонности мальчишки, но это оказалось не так-то просто. Нельзя сказать, будто королевский паж не умел поддерживать разговор — Александр умел говорить на любые темы и любым тоном — но разобраться, что в действительности было интересно для юнца, а что было данью светским условностям, не представлялось возможным. Только трижды его сиятельство замечал, что королевский паж начинает рассуждать с большим жаром, чем это позволяют приличия, но темы, поднятые шевалье, так далеко отстояли друг от друга, что граф так и не понял, было ли дело в неподдельном интересе мальчишки или же в обычной юношеской несдержанности. Наконец, граф де Лош решил заняться тем, с чего следовало начать — принялся выяснять происхождение юнца, имена его родителей и родственников. Однако за сведениями о шевалье Александре не к шевалье же Александру обращаться! Не было у Жоржа-Мишеля и желания разговаривать с капитаном де Нанси, лакеями или даже королем. К счастью, шевалье вовремя вспомнил, что необходимые сведения есть у надзирателя за пажами, а незавидное положение этого придворного при короле должно было удержать его от возможной нескромности.
— Шевалье де Бретей? — переспросил надзиратель, польщенный вниманием такого большого вельможи. — О, не беспокойтесь, ваше сиятельство, юноша круглый сирота и нищий, и, бесспорно, принадлежит тому, кто его подобрал.
— О каком шевалье де Бретее вы говорите? — недоуменно вопросил Жорж-Мишель, даже не заметив двусмысленности в словах придворного. — Надеюсь, эта безделица поможет вам освежить память?
Надзиратель за пажами торопливо подхватил графский кошелек и с таинственным видом приблизил губы к уху лотарингского вельможи.
— О шевалье Александре, ваше сиятельство, о ком же еще? Очаровательный мальчик, просто ангел...
— Я знавал одного Бретея, — проговорил Жорж-Мишель, отстранившись и смерив придворного ледяным взглядом. — Огюста де Бретея из Пикардии. Кто он ему — кузен, дядя?..
— Отец, — торопливо подсказал дворянин.
— Бросьте! — нахмурился граф. — Шевалье де Бретей богат...
— Возможно, — подтвердил придворный. — Но несколько лет назад ходили слухи о какой-то тяжбе и о том, что господин де Бретей разорился. А потом он вроде бы умер. Уж не знаю, что там стряслось, но ко двору мальчишку определял совсем другой человек.
— Кто?
Придворный пожал плечами:
— Это было до меня, ваше сиятельство, я купил должность уже после того, как шевалье Александра представили ко двору. Мой предшественник просил приглядывать за мальчишкой, но... — надзиратель за пажами заколебался, — поймите, ваше сиятельство, у меня слишком много обязанностей, чтобы тратить время на какого-то юнца! В конце концов с шевалье Александром не случилось ничего дурного. Ну, возможно, господа слегка помяли мальчишку, но ведь это происходит почти с каждым из них.
Под взглядом графа язык придворного начал понемногу заплетаться, а потом надзиратель окончательно замолчал, усиленно пытаясь сообразить, что он сказал не так. Жорж-Мишель мрачно наблюдал, как лоб придворного покрывается испариной.
— Кто был надзирателем за пажами до вас? — не глядя на придворного, поинтересовался шевалье.
— Господин де Транкур, но он умер вскоре после отставки, — пролепетал надзиратель.
— Знаете, сударь, мне кажется, вы лжете, — прежним ледяным тоном проговорил Жорж-Мишель. — Господин де Бретей был уроженцем Пикардии, а у шевалье Александра чистейшая речь уроженца Турени...
— Клянусь, ваше сиятельство, он и вправду сын Бретея! — чуть не завопил надзиратель за пажами. — Я видел его пажеский патент! А что до речи, так возможно, после разорения и смерти отца он жил у какого-нибудь бедного родственника в Турени и только потом попал ко двору. И поверьте, ваше сиятельство, я всегда испытывал искреннее расположение к шевалье Александру. Я даже...
— Через два часа, — безразличным тоном перебил придворного граф де Лош, — вы продадите вашу должность и покинете Париж...
— Но... — надзиратель за пажами растеряно прижал руки к груди, — два часа слишком малый срок.
— Или ваша должность вам более не понадобится, — договорил Жорж-Мишель.
Придворный побледнел и молча поклонился.
— И кстати, — произнес его сиятельство через плечо, останавливаясь уже у дверей, — кошелек можете оставить себе.
Бывший надзиратель за пажами покинул Париж не через два часа, а через час, проявив редкую расторопность и предусмотрительность, и этот отъезд внес умиротворение в душу графа де Лош. Он более не повторял слова "мерзавец" и "мразь", более не ругал нищих провинциальных дворянчиков, не нашедших ничего лучшего, как отправить ребенка ко двору без протекции, денег и рекомендательного письма. В самом деле, много ли провинциалы понимают в придворной жизни, пожимал плечами Жорж-Мишель. И можно ли ждать разумных поступков от дворян, которые сами недалеко ушли от провонявших навозом крестьян?
Теперь его сиятельство понимал, что тянуло его к шевалье Александру. Инстинкт и Судьба, что же еще? В глубине души он всегда чувствовал, что мальчишка ему не чужой, и даже шарлатан-астролог не смог его в этом разубедить. За какие-то пару мгновений Жорж-Мишель уверился, будто покойный шевалье Огюст был его лучшим другом, и даже смог "припомнить" среди роскоши замка Бретей белокурого малыша. "Воспоминания" настроили графа сначала на лирический, а затем на деловой лад, и его сиятельство пообещал себе получить права опеки над Александром, забрать его от двора, дабы мальчик мог прийти в себя от пережитого, навести справки о давней тяжбе его отца и, конечно, покарать виновников разорения семейства, поскольку граф не мог поверить, что такой богатый человек, как господин де Бретей, мог утратить состояние без участия чьей-либо злой воли.
Неизвестным злоумышленникам Жорж-Мишель заранее не завидовал, но поскольку в их участи не было никакой загадки, не собирался тратить на размышления о врагах много времени. Шевалье думал, как удачно все складывается. Через пару, ну самое большее через пять дней он завершит шутку, а потом отправится с мальчиком в Наварру договариваться о свадьбе кузена. Жорж-Мишель полагал, что за время путешествия при дворе утихнут все сплетни об Александре, а он сам непременно придумает, каким образом вернуть воспитаннику состояние. Теперь, когда все загадки благополучно разрешились, исправить прошлые ошибки не представляло труда.
Нужно было только выждать пять дней.
ГЛАВА 48
Помолвка шевалье де Рабоданжа
Известие о согласии Анжелики де Воброт на брак с шевалье де Рабоданжем повергло в траур всех искателей счастья и приданного. Анриетта де Невер тоже приуныла. Хотя за последние месяцы красавица-герцогиня основательно подзабыла неверного любовника, слух, что обидевший ее шевалье может разбогатеть, не на шутку расстроил бедняжку. Переживания принцессы усугублялись тем, что кузен Жорж собирался отнять у нее и оставшегося возлюбленного, увезя шевалье Александра в далекую Наварру.
Вообще-то последний месяц Анриетта находила, что ее отношения с Александром приобрели излишне добродетельный характер, и даже стала подумывать, не стоит ли подыскать шевалье замену. Но одно дело, когда ты сама решаешь покинуть возлюбленного, и совсем другое, когда его у тебя хотят отобрать. Напрасно Жорж-Мишель уверял красавицу, что вскоре она будет отомщена, напрасно твердил, что шевалье Александру негоже вечно сидеть у ее юбки и ему пора повидать свет — герцогиня продолжала дуться. Наварра и тетушка Альбре вызывали у принцессы не самые приятные воспоминания и Анриетта заранее негодовала, представляя, что может наговорить на нее Александру королева Наваррская.
Так уж получилось, но герцогиня не любила тетю и знала, что это чувство взаимно. По мнению Анриетты Жанна д'Альбре была скучна, занудлива и несносна, как все Лукреции, Порции, Корнелии и прочие добродетельные римские матроны вместе взятые, а королева Наваррская считала племянницу гадкой испорченной девчонкой. Никогда не забывая о чувствах тетушки, Анриетта согласна была отпустить королевского пажа куда угодно, но только не в Наварру, и в своей обиде за один день успела произнести перед Александром столько обличительных речей, что шевалье де Бретей не знал, какому святому молиться.
Впрочем весть о предстоящей помолвке Смиральды сразила пажа больше жалоб герцогини. Временами Александру казалось, что цыганка обнаглела настолько, что решила обманом втереться в благородную дворянскую семью, а уже через мгновение королевский паж тешил себя предположениями, будто обезумивший от любви Рабоданж разыграл комедию, дабы обмануть короля, двор и семью и жениться на понравившейся ему уличной девке. Последнее предположение было не таким уж и безумным, и после некоторых колебаний Александр решил посетить праздник. Да и мог ли любимый паж короля и подопечный графа де Лош пропустить главное событие двора?
Подписание необходимых документов проходило с должной торжественностью и благопристойностью, а в поздравлениях гостей сквозила неприкрытая зависть — к Смиральде, если поздравительницей была дама, и к Рабоданжу, если поздравителем был шевалье. Впервые сняв траурное платье, цыганка была чудо как хороша, и ни один шевалье с вожделением пожирал красавицу взглядом, недоумевая, почему счастье досталось не ему, а другому. Пожалуй, невесту можно было упрекнуть лишь в одном, и Анриетта не поленилась громким шепотом сообщить Александру, что у "этой Воброт" слишком смуглая кожа. Удовлетворив таким образом свое самолюбие, герцогиня уже собиралась поздравить чету, когда граф де Лош остановил кузину.
С неопределенной улыбкой окинув взглядом самозванку, Жорж-Мишель сердечно поздравил шевалье, а затем посочувствовал жениху, так и не успевшему познакомиться с будущей тещей и падчерицей. Александр побледнел, неожиданно угадав, что должно последовать дальше. По лицу Рабоданжа скользнула тень, но через пару мгновений морщины на лбу жениха разгладились, а лицо просветлело. Рабоданж сообразил, что иметь падчерицу много лучше, чем пасынка, и в любом случае именно он будет распоряжаться рукой и приданым девчонки. Лицо шевалье расплылось в улыбке и с простодушием, вполне способным поспорить с сердечностью графа де Лош, Рабоданж сообщил присутствующим, что с нетерпением ожидает того момента, когда сможет прижать к груди будущую матушку и дочь. Жорж-Мишель кивнул.
— Я угадал ваше желание и счастлив, что могу преподнести вам подарок, — любезно сообщил граф. — Столь дорогие для вашего сердца особы здесь. Впустите, — возвысил голос шевалье. И что-то такое было в его тоне, что головы всех гостей разом повернулись к дверям.
В гостиную вошла... назвать эту особу "дамой" ни у кого не повернулся бы язык. Размалеванная, увешанная поверх рваного платья побрякушками, убогость и вульгарность которых была ясна даже провинциалам, стриженная чуть ли не под корень, между гостей вихляющей походкой уличной шлюхи двигалась какая-то мегера. Рабоданж ошалело смотрел на приближавшуюся "матушку", на улыбавшегося графа и тщетно силился понять, что это значит. Потрясение бедняги было столь велико, что шевалье даже не заметил девчушку лет трех, пугливо цеплявшуюся за грязную юбку старухи. Зато малышку жадно рассматривали гости, выискивая в личике крохи черты сходства со "вдовствующей маркизой". Наконец, взгляды всех гостей сосредоточились на довольном лице графа де Лош, а Рабоданж смог хрипло пробормотать:
— Кто... что?
— Вижу, сударь, вы вне себя от счастья, — произнес шевалье Жорж-Мишель. — Понимаю. Вам досталось сокровище — лучшая шлюха Латинского квартала. Скоро вы узнаете, как вам повезло...
— Вы говорите... о маркизе де Воброт... — хрипло проговорил шевалье.
— Судя по всему, кузина была права, — с притворным сожалением покачал головой его сиятельство и сделал еле заметный знак своим людям, дабы они быстренько выставили странную пару за дверь, пока малышка не разревелась и не испортила представление. — Видите ли, сударь, когда несколько месяцев назад до меня дошли слухи о вашей неотесанности, я решил провести небольшой эксперимент. Я подобрал на улице эту красотку, велел ее приодеть и представил вам. И что же? Она прекрасно справилась с поручением... Кстати, чуть не забыл, вот и плата за труд...
Жорж-Мишель демонстративно взвесил в руке кошелек и уронил его на пол у ног "маркизы". Глаза Рабоданжа округлились, ибо прекрасная Анжелика не стала возмущаться или падать в обморок, а, вульгарно подобрав юбки, радостно принялась собирать рассыпавшиеся монеты. Граф де Лош умильно наблюдал за цыганкой, а затем с насмешкой повернулся к жениху.
— Но вы, сударь, вы меня разочаровали, — сообщил он. — Принять девку за знатную даму? Откуда вы явились? Должно быть от антиподов?
Среди гостей послышались смешки. Они становились все громче и громче, пока стены не задрожали от хохота.
— Вы хотя бы успели воспользоваться случаем? — среди общего веселья продолжал допытываться шевалье Жорж-Мишель. — А то в постели с вашей невестой не сравнятся даже фрейлины мадам Екатерины!
Веселье гостей грозило перейти все границы. Особенно веселились неудачливые соперники Рабоданжа, а также те дамы, что еще недавно завидовали красоте и богатству "маркизы де Воброт".
— А он, ваше сиятельство, все стишками меня донимал, — с самым грубым базарным выговором сообщила Смиральда. — Если бы не это, — шлюха выразительно звякнула кошельком, — я бы точно удавилась!
Придворные грохнули от хохота. Рабоданж схватился за кинжал. Александр зажмурился. Если бы не ужас, если бы не смятение, мальчишка непременно заметил бы и напряжение двух дворян графа де Лош, будто случайно оказавшихся между женихом и невестой, и вопросительный взгляд Смиральды, и ответный взгляд шевалье Жоржа-Мишеля, заметил бы и задумался. К несчастью, Александр был не в том состоянии, чтобы что-либо понимать. Только следующие слова графа заставили мальчишку открыть глаза.
— Нет-нет, сударь, оставьте ваш кинжал в покое, вы пока не муж. Вот женитесь, тогда и будете распоряжаться женой, как вам заблагорассудится. Между нами, с такой супругой вы быстро поправите дела, главное — не мешайте госпоже де Рабоданж промышлять ее ремеслом...
Анриетта звонко рассмеялась. Вид бывшего любовника был таким глупым, а шутка кузена такой забавной, что герцогиня готова была как ребенок хлопать в ладоши и прыгать на одной ножке.
— Я... требую... — Рабоданж задыхался, — я требую правосудия! Пусть ее вздернут, эту девку... На Гревской площади... Прямо сейчас!...
— Фи, вешать такую красотку, — с насмешливым пренебрежением протянул Жорж-Мишель. — Нет, сударь, вы лучше женитесь, тогда никакое правосудие вам не понадобится. Вы сможете все сделать сами. Может, позвать священника?
— Пусть ее повесят! — заорал обманутый жених. — Пусть позовут судей!
Жорж-Мишель пожал плечами.
— Ну зачем же кого-то звать? Судья и стража ждут на улице, достаточно дать им знак. И если вам непременно хочется завершить это дело на Гревской площади, не могу отказать вам в этом маленьком удовольствии. Кто я, чтобы мешать вам выяснять отношения с невестой?
