Мир в огне

На Южном рынке, где торговали лошадьми, никто из актёров не был. Но Стаф, который в прошлый приезд много ходил по городу, заявил, что знает короткую дорогу — куда ближе, чем обратно в сторону Северных ворот, а потом по большой дуге параллельно городской стене. Поэтому все трое смело свернули на небольшую улицу, которая, вроде, шла в нужном направлении, затем ещё на одну, потом ещё... Через двадцать минут они поняли, что заблудились. Одинаковые дома одинакового пыльного камня, похожие как две капли воды извилистые улицы. Только вывески пестрят. Вроде разные, но если башмачник — так везде сапог висит, если харчевня какая — то обязательно свиная голова. Чужаку не разобрать. К тому же, в отличие от столицы или крупных торговых городов, на стенах ни одной таблички с названием улицы или хотя бы района, здесь не было.

Оставалось одно — спросить кого-нибудь из местных. Вот только, хотя прохожих было и немало, отвечать они отказывались. Буркнут что-то невразумительное — и всё, а то вообще молча обойдут, словно перед ними неживое препятствие и пойдут дальше. Лаури, было, расстроилась, мол, это в них хугларов опознали. Стаф в ответ только хмыкнул: не бери в голову, это потому, что местные свой квартал знают, а чужак — он всегда подозрительный. Даже если кто из соседнего района забредёт, также относиться будут. Наконец, нашёлся какой-то старичок, который согласился их выслушать и, шамкая, начал объяснять.

— Так жам прямот, как до Мщёной улицы доберётсь, там по ней до дома Жилона камньщика, а потом поврнёте...

— Отец! — оборвал его Стаф. — Не знаем мы твоего Жилона. И остальных не знаем.

— А... Так б сраз и шкажал, а то дороху ему, да точно, — на этом месте девушку прыснули в кулак, а Стаф посмотрел на дедка нехорошим взглядом. — Ты, шынок, зачшит, прямо щас, через два перекрёштка направо, а у дома, там кувалда ижобрашена, так у неё налево. И прямо, а у Ратуши дофрые люди поджкажут.

Стаф коротко поблагодарил, после чего подхватил девушек за руки и потащил за собой. Дальше добрались без приключений, вот только в результате "короткий" путь получился раза в два длиннее, поэтому к рынку они вышли сильно позже, чем рассчитывали. Подходящих мулов или тягловых першеронов[1] уже почти не осталось, а запрягать в фургон ездового коня было глупо и не по карману.

Актёры обошли рынок несколько раз и уже почти смирились, что придётся приходить ещё, когда Лейтис вдруг остановилась и направилась к одному из загонов, где стояли два понурых коня. Стаф удивлённо поднял бровь: конечно, першероны, и редкой, дорогой породы. Но, судя по всему, больные. Зачем они нужны? Тем временем девушка подошла к торговцу, показала на загон, и до остальных донеслось:

— Сколько?

Ответ разобрать из-за заревевшего рядом осла не получилось, но, когда Лаури и Стаф подошли поближе, торг шёл полным ходом.

— Да вы посмотрите, какие красавцы, какая родословная!

— Побойтесь Единого. Они раньше столько стоили, а теперь вам их только на живодёрню.

— Ну, приболели немного, потому готов сбросить. Пятую часть.

— Уменьшить цену впятеро, вы хотели сказать? Это всё равно намного больше, чем даст за них живодёр. Если вообще возьмёт больных, и тогда вам придётся платить мусорщикам, чтобы они отвезли и сожгли туши.

— Э...

— Вы думайте, а мы тоже пока подумаем.

Лейтис отозвала остальных в сторону и негромко спросила:

— Что скажете? Берём?

Стаф молча пожал плечами, явно до сих обиженный на то, как обе девушки костерили его за опоздание. Мол, деньги твои, что возьмёшь — то возьмёшь.

— А ты точно сумеешь их вылечить? — засомневалась Лаури.

— Смогу-смогу. Я с животными не один год дело имею. А торгаш скряга попросту, да и кони ему явно за бесценок достались. Можно было в самом начале легко обойтись одним несложным снадобьем, но склянка целый хейт стоит. Сэкономил, а теперь рад-радёшенек избавиться — ведь если болезнь запущена, на лекарства запросто придётся потратить уже не один, а пять хейтов.

— Тогда давай. Берём.

Со сделкой провозились долго, Стаф на случай, если лошади были краденые, заставил торговца оформить купчую у рыночного нотариуса. Пусть это и обошлось в лишний десяток медяков. После чего Лаури всучила ему поводья и сказала:

— Ведёшь в гостиницу. А мы тут без тебя не пропадём.

И объяснила Лейтис, что если уж они оказались в этом городе, то она обязательно должна её сводить в одну просто замечательную лавку с платками и украшениями. Иначе подруга будет жалеть всю жизнь.

Лейтис согласилась "только до лавки", но потом Лаури повела её "в чудесный трактир, там такие пудинги", потом ещё в одну лавку... Поначалу Лейтис искала в приглашении двойное дно: ведь во время прогулки можно легко ненароком выманить сведения о прошлом, чтобы проверить рассказ у костра. Вот только в первом же трактире стало понятно, что Лаури позвала её просто так. Просто потому что хотела сделать приятное. И Лейтис растерялась: за годы жизни в Тейне даже те, кого она считала подругами, эту самую дружбу водили не в последнюю очередь потому, что так было принято между людьми её круга. И подарки делали, и посиделки устраивали, словно обменивались услугой за услугу. А вот просто так подарить немного хорошего настроения, не требуя ничего взамен... Такое она встречала первый раз.

Когда девушка рассказала магистру, тот в ответ поделился, что и с ним случилось похоже. Старый Фер, как насчёт фургонов договорились, решил, что новичок хмурый больно. И повёл утешать да наставлять, мол, не убивайся так — найдёшь себе новую женщину, да и дочь сбережёшь. После чего магистр задумчиво добавил:

— Повезло нам с ними. Не знаю уж, с чего Сарнэ-Туром решил сделать нам подарок, но спасибо Повелителю дорог.

Как только оба першерона поправились, фургоны неторопливо двинулись на запад. От села к селу, от выступления к выступлению. Дождливый июль сменился жарким августом, когда дни напоминают мёд: такие же сладкие, тягучие и наполненные золотистым солнцем. А ещё мелкими радостями, которые незаметно складываются в хорошее настроение. Перестал кашлять Стаф, у старика Фера больше не болели суставы, и он смог вернуться к брошенному было несколько лет назад занятию — вырезанию кукол и маленьким кукольным спектаклям на пару с тётушкой Малой. И пусть на самом деле "виноваты" были Лейтис и Ислуин, втихаря начавшие подлечивать своих спутников — для остальных негаданное здоровье помогло наконец-то окончательно поверить, что полоса несчастий закончилась.

Впрочем, магистр не только лечил. Обнаружив у Белки замечательный голос, Ислуин втихаря начал учить её музыке и песням эльфов и ханжаров. И пусть у него не было музыкальных способностей, знания, вбитые когда-то наставниками и строгостью родителей, никуда не делись. А талантливой девушке зачастую оказывалось достаточно только лёгкого намёка и самого простого объяснения. И скоро в сёлах зазвучали баллады лесного народа, которые среди людей не слышали уже несколько столетий:

Мне любовь дарит отраду,

Чтобы звонче пела я.

Я заботу и досаду

Прочь гоню, мои друзья.

И от всех наветов злых

Ненавистников моих

Становлюсь ещё смелее —

Вдесятеро веселее!

Строит мне во всем преграду

Их лукавая семья —

Добиваться с ними ладу

Не позволит честь моя!

Я сравню людей таких

С пеленою туч густых,

От которых день темнее, —

Я лукавить не умею.[2]

А у магистра вдруг прихватило тоской сердце — когда он сможет услышать эти же песни, но только уже из уст эльфа-соплеменника?

Следующей отличилась Лейтис. Она вспомнила рассказы Ислуина о жизни на Юге и о том, как девушки там танцевали с огнём. В её мире подобное искусство было забыто, ведь ставший Шахрисабзсом союз городов больше не разрешал своим женщинам брать в руки оружие и уж тем более выступать перед публикой в лёгком облегающем костюме. Потому и в Империи, и на Бадахосе, и в остальных местах самое большее — жонглировали факелами. Лейтис сначала подговорила Лаури, потом попросила Белку сочинить для них музыку, сложила рассказы магистра и воспоминания, как её саму учили сражаться на мечах... Когда во время очередного выступления в густых синих сумерках вдруг появились две стройные и гибкие фигуры, окружённые пламенным ореолом, потрясённо замерли не только селяне, но и остальные актёры.

Но больше всех удивил Никаси. Мальчишка пристал к Ислуину — как придумывать фокусы. Тот в ответ купил и подарил ему книгу "Алхимия и жизнь: основы мироздания". И пояснил, что ловкость рук, конечно, важна — но точный расчёт и знание законов природы главнее. Как, например, с "волшебным шаром". Обычные половинки стального шара, из которых хитро спрятанный в столике насос во время "магических" пассов откачивает воздух. А дальше их держит атмосферное давление. Мальчишка кивнул, согласился... И через пару недель показал на очередном выступлении пусть ещё не очень чисто выполненный, но самостоятельно придуманный фокус.

На этом месте старый Фер взял самодеятельность в свои руки. Высказался, что, мол, хорошо бы ставить сначала в известность его как старейшину, если уж чего в голову пришло... Стаф и Дав в ответ густо покраснели, так как тоже готовили сюрприз. Фер вежливо не заметил, закончил выволочку... И вдруг предложил совершенно необычную идею: а не объединить ли все номера в единую программу-спектакль? Как делают, когда ставят пьесу? И пусть до нынешнего дня так никто не пробовал, они будут первыми! Старика шумно поддержали, и очень скоро труппа выступала не только отдельными номерами, но и давала целые представления. На одной ярмарке их даже попросили задержаться — слишком многие хотели увидеть необычное зрелище, и ради этого даже приехали на торжище второй раз, привезли семьи.

Закончился жаркий август, позолотил деревья сентябрь, отгорело жаркое бабье лето. Фургоны неторопливо тащились по октябрьской распутице на запад, к океану... когда актёров встретила одна из тех неприятностей, что всегда мечом висят над судьбой бродяг-хугларов. Места попались глухие, поэтому хоть что-то заработать можно было и не надеяться. Но другого пути не было, либо здесь — либо огромный крюк до Западного Лесного тракта. А терять месяц или полтора ни Ислуин, ни Лейтис не хотели. Выступала лишь Белка — ночевать на улице стало прохладно, а хозяева гостиниц не брали за постой денег, если девушка соглашалась спеть вечером перед завсегдатаями.

В одном таком трактире и попался неприятный слушатель: непонятный дородный мужик то ли с прислугой, то ли со свитой из трёх типов с откровенно разбойничьей рожей. Мужчина громко пьяно восхищался пением девушки, а потом потребовал, чтобы она обязательно посетила его дом, мол, он благородный барон и понимает толк в искусстве. Когда всё затихло, к актёрам подошёл хозяин гостиницы и рассказал, что мужик и правда барон... Вот только слава у него недобрая, любит по окрестным деревням задирать крестьян. А имперский судья — тот далеко, да и вряд ли будет слушать незнатного жалобщика. И ещё говорят, что вместе со своими дружинниками барон время от времени выходит на большую дорогу. Потому артистам лучше бежать с утра пораньше, пока не барон не протрезвел. Актёры согласились, и сами прекрасно всё поняли. Уехали ещё затемно, расспросив трактирщика, свернули не на запад, а на северо-восток, объехать владения барона подальше. Вроде всё обошлось, только тревожный холодок всё равно остался.

Но ни на утро, ни в следующие три дня барон-разбойник их не догнал. И, въехав в очередную деревню, где была харчевня, как обычно договорились с хозяином "песня за ночлег". Белка, в сопровождении Стафа и собаки, пошла петь, а остальные ждали на окраине села. Даже лошадей распрягать не стали. Зритель в здешней глухомани непритязательный, трёх-четырёх песен хватит. А возиться с упряжью куда приятнее в тепле сарая, чем на улице в осенние сумерки и под мелкую морось.

Первой забеспокоилась Лейтис. Собака уже давно только внешне оставалась собакой. На самом деле — магический конструкт, пусть и сделанный на скорую руку, но информацию хозяйке передающий исправно. Следом из фургона выглянул Ислуин, которому девушка шепнула, что что-то не так... Это их и спасло. Дома в деревне выстроились всего в одну прямую улицу, и когда на другом конце буквально через пару минут показался Стаф, за которым гнались несколько людей с факелами, магистр не раздумывал ни мгновения. Крикнув Лейтис приказ, он хлестнул коня и погнал фургон навстречу Стафу, которого втащили буквально на ходу. После чего Дав кинул топор в ближайшего врага — ловкость и сила жонглёра не подвели, непонятный мужик выронил окованную железом дубину и осел на землю, остальные шарахнулись в сторону. А оба фургона, не останавливаясь, промчались в лес, драться голыми руками с десятком вооружённых разбойников Ислуин и Лейтис не собирались. Вслед полетело несколько стрел, но все мимо. Никто не ждал, что актёры будут прорываться сквозь деревню, а не побегут назад.

Сколько длилась бешеная скачка, не считали. Остановились на какой-то поляне, лишь когда остатков вечернего света сквозь ветки деревьев перестало хватать, и дорога окончательно потерялась во мгле. После чего принялись врачевать Стафа — парня хорошо избили, расплывался синяк на половину лица, да и дышал он осторожно. И слушать рассказ, что же произошло.

Разбойники барона ворвались, когда Белка уже почти закончила петь, и Стаф разговаривал с трактирщиком, в какой сарай можно загнать фургоны. Сидевшая в углу собака получила два арбалетных болта, парня скрутили и начали бить. Девушку схватили и сунули под нос какую-то дрянь, от которой она потеряла сознание. А дальше всё пошло неожиданно. Магических конструктов в мире Лейтис не знали, даже на родине магистра это было совсем новое изобретение. Потому-то в сумке Ислуина и оказались несколько трактатов, по которым он собирался на досуге изучать новую для себя область науки. И поэтому сейчас ему и Лейтис удалось создать Зайчика. Раны, смертельные для обычной собаки, лишь замедлили конструкта да заставили на несколько минут замереть, пока организм перестраивался в обход повреждённых участков. После чего собака неистовым демоном бросилась в бой, располосовав когтями ближайшего врага и кинувшись на остальных. Девушку Стаф вытащить не смог, снаружи трактира остались и другие разбойники — но зато получилось убежать и предупредить товарищей.

Едва закончился рассказ, Ислуин и Лейтис переглянулись, после чего холодно прозвучало:

— Ждите нас здесь. А мы пойдём, навестим господина барона. И обещаю, он горько пожалеет о своей похоти.

Ислуин и Лейтис скрылись в своём фургоне, а когда спрыгнули на землю, остальные ахнули: вместо актёров появились воины, с мечами и луками. Оба вскочили на коней — по степному, без седла. Грузовые першероны в ответ заржали и рысью бросились в темноту, словно привыкли не таскать фургоны и телеги, а нести в бой всадника.

— Мы скоро! Ждите! — зазвенело на прощанье.

Где находился дом барона, они выспросили трактирщика ещё в первую встречу, и сейчас подгоняли коней магией, надеясь примчаться не сильно позже похитителей. Потому ещё до полуночи были на месте. Жилище барона представляло собой обычную двухэтажную усадьбу, с хозяйственными постройками и бревенчатым тыном метра три высотой. К удивлению, в доме было тихо. Лишь во дворе брехала собака, ходил часовой да магический эфир подсвечивали охранные амулеты.