Мальчик с "Молнии" (книга первая)

Подошел какой-то мужчина в строгой одежде с повязкой Ординатора на руке, нас всех троих поставили перед ним и в эту секунду мир поплыл передо мной, все вокруг перекувыркнулось и последнее, что я увидел — это снова грозовое небо в объятиях Снежного и испуганные глаза Десантника за прозрачным стектролитом...

Очнулся я только в больнице. Слегка кружилась голова, и что-то неясное плавало перед глазами. Вокруг было совершенно темно и тихо.

Пошарив справа от себя рукой, я нашел личный пульт и тронул сенсор. Под потолком плавно разлился мягкий свет. Зажегся экран "персоналки", с легким шелестом надо мной развернулись бесчисленные лепестки ионизатора, мелькнула на мгновение полевая сфера вечно неугомонного "хирурга".

Воздух тотчас сделался как в сосновом бору перед грозой.

И здесь я вспомнил всё и сразу.

— Мамочка родная! — я поспешно сел в кровати.

Даже голова — и та перестала кружиться.

В мыслях тут же наступила полная и отвратительная ясность.

Выходит, я — шлепнулся — в обморок?!

О-о!

Буря чувств в одну секунду превратила меня в безмолвно-потрясенную личность тринадцати с половиной лет, а потом с шумом и мстительной радостью повалила эту личность обратно в постель. Головой на подушку.

Так я и остался бы лежать неизвестно сколько еще времени, но тут открылись двери и в палату вошел Сан Саныч.

Конечно, он сразу понял, что у меня всё в порядке.

— Здравствуй, — сказал он и сел рядом на стул.

— 3-здрасьте, — неловко ответил я, соскочил на пол и принялся торопливо одеваться.

Сан Саныч секунды две наблюдал за мной, потом шумно вздохнул.

— Панина снова в больнице, Семенов... да, под арестом... и не строй, пожалуйста, такие глаза... А Ветров, как я и предполагал, ходит... нет, не ходит — прыгает на одной ноге, потому что он не может нормально надеть трико... да, прыгает с перебинтованной головой.

Я замер. Потом осторожно потрогал свою голову. Голова была забинтована.

— Садись, — Сан Саныч указал рукой на кровать.

— Сан Саныч...

— Сядь, — перебил меня директор.

Я шлепнулся на перину.

— А теперь, сударь, расскажите мне, пожалуйста, все по порядку.

Как-то раз, Сан Саныч уже просил меня рассказать "все по порядку". И не как-нибудь там "тяп-ляп", а с подробностями, разными деталями и, желательно, с эффектом присутствия. Ну, "детали" я наскреб, подробности вспомнил, а вот с "эффектом" ничего не вышло. Как, впрочем, не вышло и на самом деле.

Вообще-то, "эффект присутствия" выдумала Ленка. В тот день она с утра носилась по школе с "очередным" выражением лица и к вечеру, как мрачно и предполагал Степка, у неё родилась "грандиозная" идея. Мы, естественно, сразу же были поставлены в известность об этом. Несмотря на звездное небо, первый час ночи и все такое прочее.

Честно сказать, идея и на самом деле оказалась сногсшибательной. Степка даже заметил, что Ленка на этот раз "открыла двери в неведомый мир". Но лично мне от этого легче не стало. После известных событий в устье Амазонки, я стал относиться к подобным идеям довольно осторожно, а к "грандиозным" — тем более.

— Трус! — сказала мне в ту ночь вконец рассерженная Ленка. — Обойдемся без тебя!

Утром, правда, на меня "свалился" день рождения, и Ленка была вынуждена отменить свой вердикт. Степка тайно пожал мне руку и умчался в мастерские строить "звездолет". Я же в тревожном предчувствии надвигающейся грозы отправился в столовую замерять оконные проемы.

Идея заключалась в следующем. Как известно, малыши обедали в столовой первыми. В час дня они заходили в корпус, в час тридцать выходили.

— Это будет потрясно! — Ленка умела рассказывать. — Грохот, свист, рвется оконная биопленка, ломаются оконные рамы, у мальков из рук падают ложки и вилки и в столовую, точно призрак, влетает звездолет инопланетян! Из дюз валит дым, грозно горят бортовые огни, с верха тарелкообразного корпуса кусками отваливается обгоревший металл обшивки...

Ну и так далее. Короче, получалось, что благодаря многим факторам — эффекту присутствия, внезапности, тщательной предварительной подготовки — мальки должны были поверить в реальность происходящего. А уж сделать так, чтобы звездолет через минуту — другую исчез, не представляло трудностей.

И в итоге — потрясение души ребенка, соприкоснувшегося с чудом.

— Самое главное, — вполне серьезно сказал в ту ночь Степка. — Что подобные "чудеса" теперь можно будет придумывать столько раз, сколько захочется. Дверь открыта...

На техническую подготовку у нас ушло два дня. Еще один день ушел на абсолютно закрытые испытания. А когда мне исполнилось одиннадцать лет и четыре дня — Ленкина идея в виде небольшого звездолета отливала полированными боками в самом дальнем углу школьного ангара.

Все произошло так, как и задумывалось. Грохот, дым, свист, обгоревшие куски металла.

Мы не учли лишь одно обстоятельство. Погоду.

Поэтому в этот день, естественно, пошел дождь, малыши задержались в походе и первыми приступили к обеду ничего не подозревавшие учителя...

— Гхм, — Сан Саныч деликатно кашлянул. Я тряхнул головой, прогоняя воспоминания.

— Извините...

— Извиняю. Вот что, Сашка, — Сан Саныч, вдруг, сделался серьезным. — История с катастрофой оказалась намного серьезнее, чем это можно было себе представить. К огромному сожалению, я не был поставлен в известность обо всем происходящем с самого начала.

Я удивленно посмотрел на директора.

— И теперь мне приходится наверстывать упущенное. Кстати, тебя зачем-то ищет Лебедева... — Сан Саныч прервался на мгновение, достал из наружного кармана рубашки плоскую коробочку и положил ее на стол. — Ей что-нибудь передать?

Я уставился на прибор. Это был стандартный модуль памяти наземной отслеживающей аппаратуры. И на нем светилась надпись: "Ш-100, Полигон"

— Так что передать Лебедевой?

— Сан Саны-ч! — я возмущенно указал пальцем на коробочку. — Причем здесь Лебедева? У Вас блок памяти с Полигона, а Вы говорите про каких-то девчонок!

— Да? — слегка растерялся директор. — Э — э... Ну, хорошо... Так... О чем мы?..

— Сан Саныч!

— Слушай, Сашка, не перебивай взрослых, — Сан Саныч встал со стула и прошелся по комнате взад-вперед. — Во-первых, твое мнение по поводу девочек оставляет желать... мно-ого лучшего. Во-вторых. Тебе, конечно, уже известны результаты вскрытия блока памяти?

Я вздохнул.

— Степка говорил...

— Вот, — Директор горько усмехнулся. — Известно. А мне, лично, подобную информацию преподнесли десять минут назад.

Я промолчал. Сан Саныч остановился напротив меня.

— А может, вы уже и Мальчика нашли?

Во мне что-то беспокойно шевельнулось.

— Так ведь... — начал я. — Вы же тоже...

Сан Саныч как-то неестественно наклонился ко мне и замер.

— Что... тоже?

— Ну... Нашли гипнотизера, — пожал я плечами.

Директор секунду смотрел на меня, потом опустился на стул.

— Какого гипнотизера? — тихо спросил он.

Беспокойство внутри меня принялось стремительно разрастаться.

— Сан Саныч, — жалобно сказал я. — Вы же все знаете... У вас же блок! И Десантник.

— Стоп! — Сан Саныч поднял руку. — Десантник, это... кто?

Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

— Это тот мальчишка. С которым нас посадила Орбита.

— Так.

— Ну вот. Он и есть Мальчик. Мальчик-гипнотезер. С уникальными способностями.

В комнате наступила тишина. Нехорошая такая. С предчувствием штормового ветра и молниями в облаках.

Через некоторое время Сан Саныч спросил спокойным голосом:

— А причем здесь гипноз?

Я моргнул и перевел взгляд на блок памяти. Потом снова посмотрел на директора.

— Но мы же... Информация, — я ткнул пальцем в прибор. Директор молчал.

Я поерзал на кровати. Что-то подсказывало мне, что случилось нечто непоправимое.

— Раз ни какого Мальчика не было в полете, — твердо сказал я. — Значит, был гипноз. И гипнотизер этот — Десантник!

На этот раз директор молчал дольше. Я даже успел подумать, что Степкин арест, пожалуй, сейчас нам на руку — больше свободы действий. У меня, естественно.

— Сашка, — наконец, сказал Сан Саныч. — Ты лично просматривал информацию блока памяти?

— Нет...

— А почему ты считаешь, что никакого Мальчика в полете не было?

Я снова поерзал на кровати.

— У Степки блок памяти "Гнома".

— "Гнома"? А... Личный бот Елены... — директор на мгновение задумался. Потом спросил: — Саш... А ты знаешь Десантника? Кто этот мальчик, как его зовут?

— Нет, — помедлив, сказал я.

— Дело в том, что мальчик, которого ты называешь Десантником, это сын Бакунина Станислава Петровича. И никакой он не гипнотизер. Это первое. И второе. Информация данного блока, — директор кивнул на прибор, лежащий на столе. — Позволяет однозначно утверждать, что во время тренировочного полета Лена в воздухе находилась не одна. С ней в боте был неизвестный мальчик. И этот Мальчик точно не является... Десантником. А теперь ты успокойся и расскажи все по порядку.

Тра-ах!

Я открыл рот.

В голове с ужасающей скоростью что-то пронеслось — может мысли, может, нет.

— А... — начал я и замолчал.

Сан Саныч покинул меня через два часа.

За это время несколько раз приходил главврач и столько же раз уходил совершенно успокоенный. Мне это, конечно, стоило сил. Но зато, уже через двадцать минут после того, как Сан Саныч распрощался со мной, я, находился в "Малютке" и на законных основаниях чертил в небесах прямую линию.

Степка встретил меня в гневном одиночестве.

— Арест! — с неподдельным сарказмом сказал он. — И это в наше время! Умру!

— Забудь, — коротко буркнул я и ударил кулаком по стенке. Открылась панель, и выкатилось кресло. — Запри все двери! — велел я Степке и упал в "перинку".

Ох... На душе было нехорошо.

— Сан Саныч был здесь?

Степка мигом все сообразил.

— Ты разговаривал с Санычем? — насторожился он. Светлая голова.

— Разговаривал, — серьезно сказал я. — Так что теперь слушай и не перебивай...

Степка не перебивал. Вначале, первые минут так пять, он таращился на меня как на летающего бегемота, затем, похоже, Степка пришел в себя, начал все больше и больше хмуриться и к концу моего монолога стал и вовсе мрачнее тучи.

— Выходит, нас надули, — сухо сказал он, когда я замолчал.

Я вскочил с кресла и прошелся по комнате.

— Нужна систематизация! Срочно! Систематизация и полная информированность! Что молчишь?

— Думаю, — все так же сухо произнес Степка.

— Думаю! — я шлепнул ладошкой себя по лбу. — Я тоже думал! И что? К Ленке нужно... Сан Саныч, кстати сказал, что с ней все в порядке. Это правда?

— Да, — Степка сунул руки в карманы шорт. — Она в стационаре.

Кто бы мог подумать, что прошло всего три дня с тех пор, как Ленкин бот потерпел аварию? Стремительный водоворот событий закружил нас в своем потоке, и теперь мы мчались в нем, влекомые двумя великими силами — Судьбой и Случаем — и ни кто не ведал, что ждет нас там — в далеком и, почему-то уже начинающим казаться страшным — последнем пункте нашего пути.

К Ленке, естественно, нас не пустили. Веселого вида врач при нашем появлении сделался строгим и попросил, мягко говоря, исчезнуть куда подальше. Я сразу же расстроился.

Было ясно, что вновь кто-то опередил нас.

— Ерунда, — сердито сказал Степка. — Прорвемся. Все равно больше нет выбора.

— Есть идея? — спросил я.

— План, — буркнул Степка.

В морозильной камере грузового робота было сухо, холодно и просторно. Правда, здорово трясло на поворотах. Случись подобное со мной пятью днями раньше, я бы как минимум удивился бы таким очевидным недостаткам грузовых самоходок. Сейчас же я лишь вполголоса ругался.

Робот спустился на нижние этажи складских помещений и там замер. Мы осторожно выбрались наружу.

Степкин план оказался простым и, как всегда, слегка гениальным. Нам и нужно-то было лишь обнаружить терминал и подключиться к нему. Ленка, таким образом, оставалась у себя в палате, мы, по-прежнему, оставались в подвале и, следовательно, оказывались вне пределов видимости медперсонала, а связь между нами и давала тот результат, за которым мы сюда примчались — информацию. Точнее — полную информацию.

В конце концов, терминал мы обнаружили в одной из комнат. Степка мигом пристроился рядом и принялся колдовать с входными кодами. Я же аккуратно запер двери таким образом, что попасть теперь к нам не предоставлялось возможным. Конечно, если без всяких там взрывов.

Степка проник в файл корпуса секунд через двадцать. На мой молчаливый вопрос он лишь презрительно пожал плечами — коды оказались простыми.

Еще через минуту на экране монитора появились все необходимые нам данные.

— Готово, — сказал Степка.

— Ловко, — я уселся рядом с креслом на корточки, посмотрел на экран, потом перевел взгляд на Степку. У того на лбу блестели бисеринки пота. — Пробуем?

Степка сумрачно усмехнулся.

— Если повезет, мы будем очень много знать.

Я кивнул на монитор.

— Ты начинай, начинай. Время.

Степка помолчал, словно не услышал моего нетерпеливого замечания и, вдруг, сказал:

— Или мало.

После чего положил пальцы на клавиатуру и "пробежался" по ней. Экран сделался черным. Несколько мгновений он оставался таким, затем очень даже просто на нем возникло изображение Ленкиной палаты.

Я придвинулся ближе к Степке.

В палате было пусто. Две кровати, один столик с цветами. Одна кровать заправлена, на другой лежит Ленка. В бинтах, но с открытыми глазами.

— Все! — Степка щелкнул по клавиатуре, и изображение исчезло.

В моей груди гулко билось сердце.

— Давай! — я сжал Степкин локоть.

Он коротко повел плечами, вытер со лба пот и легонько тронул клавиатуру.

— Привет, Ленка.

Мы затаили дыхание.

Было слышно, как над нами кто-то неторопливо прошлепал в тапочках. Где-то, совсем рядом, включился кондиционер. Или что-то вроде этого.

— Ленка, — не выдержал Степка.

— Слышу, — раздался из динамика Ленкин голос. — Привет, мальчики.

Я перевел дыхание и радостно рассмеялся. Шепотам, конечно.

— Привет!

Ленка слышала только Степкин голос, но даже на мгновение не засомневалась в том, что я где-то рядом. Не знаю почему, но это меня очень обрадовало.

Степка же сделался серьезным.

— Как там... у тебя? — осторожно спросил он.

— Да вот... Лежу помаленьку...

— И... что?

— Ничего... Там немножко, здесь слегка... Руку, вот, сломала...

Вся радость слетела с меня с такой скоростью, что я даже поперхнулся.

— Лен... — Степка кашлянул. — Мы здесь ничего не знаем...

— Ладно вам, ребята. Со мной все в порядке, выкручусь как-нибудь... Эй, там, я точно говорю — все в порядке. Рука не в счет — ерунда на постном масле, заживет! Так что, не переживайте!

Я чувствовал, как в груди стучит сердце: бум-бум! Неужели, я настолько стал чувствительным? Ведь через три, максимум, четыре дня Ленке полностью восстановят руку! Эх, ты, будущий звездоплаватель!