Прототип бога (главы 1 - 9)

Скалы-штыри выросли на треть неба, задевая облака остриями. Как и предполагал Антаглоуф, тело бодро бежало прямиком к ним. Огромные стержни высились по обеим сторонам сильно расширившегося ущелья, напоминая чудовищных размеров ворота. Не доходя до них пару сотен шагов, тело опять остановилось перекусить, и ходок мысленно взвыл от досады, густо перемешанной со страхом и душным, вязким нетерпением. Но, вместе с тем, Отражатель был очень благодарен за новую отсрочку — пусть и совсем недолгую.

Когда он, наконец, подошел вплотную к столбам и встал между ними, не произошло ничего. Совсем ничего. Тело застыло, как третий столб, и, кажется, двигаться никуда больше не собиралось. Антаглоуф чувствовал себя удивительно глупо, но поделать, как обычно, опять-таки ничего не мог. Когда тени удлинились и поползли к неровной стене, Отражатель всерьез подумал о том, что колдун мог просто забыть о мертвом рабе. Вот уж вершина нелепости — проторчать целую вечность посреди какого-то безвестного ущелья! Нет, такое могло случиться только с ним! И как же так? И что же теперь?

Непонятно, то ли эти раздумья что-то подтолкнули, то ли просто пришло время, только вот ощущения неуловимо изменились. Отражатель еще не понял, как же именно, но в следующий миг оказался в кромешной темноте. Глаза перестали видеть. Он даже успел испугаться: неужто так и останется? Сразу почему-то удивился: кому и зачем нужен слепой мертвяк, да еще и такой, будто вкопанный? Однако зрение тут же вернулось, и второй раз в голове всплыла чужая мысль:

"Выполнение базового императива наивысшего приоритета завершено".

А потом ходок вдруг почувствовал, что тело снова послушно ему. Словно теплая волна прокатилась от затылка до кончиков ступней, освобождая каждый сустав и сообщая хозяину, что уж с этой поры-то ни руки, ни ноги не подведут, всегда верны будут. Антаглоуф мог — сам! — переступить с ноги на ногу, мог поднять руку и даже сложить из пальцев непристойную фигуру. Мог пуститься в пляс и попрыгать на месте, хотя это было бы как-то некстати. Мог жевать камни и песок — не тогда, когда внутри сочтут необходимым, а тогда, когда захочется. Кто бы мог подумать — уже немного забытое ощущение! Все-таки владеть своим телом — это величайший дар.

Немедленно воспользовавшись им, поначалу не вполне веря себе, Отражатель потоптался с ноги на ногу и сделал несколько осторожных шагов к тому столбу, который высился по правую руку от ходока. А вдруг колдун всего-то слегка ослабел, и сейчас снова мертвеца захватит? Или на миг забыл о нем? Или попросту проверяет?

Но чужая воля не возвращалась. Потому ходок приблизился к диковинной скале, обошел ее кругом, коснулся матовой поверхности, услышав беззвучный льдистый звон. Железные, что ли? Ну и ну.

Величина стержней поражала. Каждый — толщиной с вековое дерево, обхвата четыре, если не больше. В какой кузне их выковали, уж не в недрах ли горных? Кто и зачем поставил — даже, пожалуй, воздвиг — их в затерянном среди отрогов ущелье? Ясно было одно: без злополучного колдуна тут точно не обошлось.

Обойдя второй столб, Антаглоуф убедился, что они действительно одинаковые. И что сами собой вырасти не могли — совершенно округлые и гладкие, на железе — ни единого потека ржавчины, и пятен лишайников почти нет, хоть ближние скалы и застлались ими плотно. Хоть и заметно, что откованы давно — совсем не блестят уже, и исцарапаны песком. А в царапинах каплями улеглась влага...

Порыв ветра принес тонкую дымку, которая тут же расплылась в воздухе. Дым?.. Откуда он здесь?

— А за скалами долина лежит небольшая. В ней кипят ключи, и пар оттуда, — ответил девичий голос за спиной.

Ходок резко крутанулся назад всем телом — то ли от неожиданности, то ли потому, что в последний раз высокий голос над ухом только беду означал. От встречи под исполинскими стержнями, пронзившими небеса, покойник ожидал чего угодно, но только не того, что увидел.

Там, прислонившись боком к багрово-черному валуну, стояла молодая рыжеволосая женщина, судя по лицу — девчонка почти. Только вот грудь у нее девчоночьей не была — прямо-таки неприлично большая грудь, Антаглоуф в жизни не видел ничего подобного. Но не ее ровные колыхания приковали взгляд ходока, а совсем другое.

Под кольчужным корсетом с литыми сверкающими пластинами юная девушка не носила никакого поддоспешника! Да что там — даже рубашки не надела, полоски ткани не повязала — прямо сквозь крупные железные кольца проглядывала светлая кожа! Антаглоуф никогда не носил кольчуги, но понимал, что это просто орудие пытки какое-то, а не доспех, если его так носить! Кто заставил девушку подвергать себя такому, и за что? В наказание за разврат, что ли? Какой же кузнец такое... непотребство склепал, и главное — зачем? Куртка Антаглоуфа и его плащ — и то лучше бы защитили! Половина тела открыта — хоть в сердце, хоть в живот бей. И почему тело несчастной женщины под металлом еще не стерлось до кровавых струпьев?

— Да, здравствуй же, странник, — мягко сказала девушка, легко и плавно отходя от валуна, словно несуразная кольчуга совсем не причиняла ей боли. Спину притом держала очень прямо. — Твоя кожа бледна, кровь холодна, плоть горяча, а грудь неподвижна. И сердца в ней больше нет. Значит, ты все-таки пришел к моему повелителю мертвым. Не печалься: это не помеха для дел повелителя. Я — дева-хранительница долины. Можешь называть меня Привратницей.

— Э... Очень приятно, — выдавил Антаглоуф. Опять подивился собственному голосу — тягуче-переливчатому, надтреснутому — и понял, что до того ни слова не произнес с самих похорон.

— Мне тоже. А уж как приятно повелителю — не описать, — очень серьезно проговорила девушка и вдруг заулыбалась. — Рада тебя видеть, очень рада тебе.

Помолчали. Антаглоуф ждал, что она еще скажет, а девушка, которая назвала себя Привратницей, не спешила. Разглядывала мертвеца с застывшей улыбкой, потом слегка склонила голову набок, прищурилась и спросила:

— Скажи, а как давно ты мертв? И как это случилось? Почему воин тебя защитить не смог?

Антаглоуф по-прежнему тупо молчал, уставившись на тяжелую копну темно-рыжих волос. Откуда девушка вообще тут взялась? Он же обходил оба штыря, и мимо валуна этого шел — не было там никого, и спрятаться негде.

Потом опомнился, заговорил, звеня слогами и срываясь в глухой свист:

— Разбойники убили... Убежать хотел, да не вышло. А воина не видел никакого. Постой... Это про него духи говорили?

— Духи? — Привратница нахмурилась, но сразу снова заулыбалась. — А, в лесу? Или на болоте? Да, они о нем, конечно. И я знаю, о чем ты сейчас спросишь. Те места — угодья моего повелителя, а духи — его слуги. Равно как и я. Так что твое прибытие сюда было предначертано... Как видишь.

Ходоку захотелось сказать несколько неласковых слов по такому поводу, но он смолчал и лишь продолжал пялиться на рыжий локон, который выбился из прически девушки на лоб. Ветер сильный, почему же прядь висит, как жестяная?

Перехватив его взгляд, девушка небрежным взмахом спрятала непослушный локон за ухо. Потом, видимо, истолковав по-своему молчание Антаглоуфа, встревоженно подняла брови, шагнула к нему и спросила:

— Как тебя зовут, сколько лет минуло? Женат ли? День сейчас или ночь? Сколько частей получится, если камень разрубить надвое, а потом каждый кусок — еще раз надвое? Отвечай!

Девушка не переставала улыбаться, но от ее тона кровь наверняка застыла бы в жилах, не будь Отражатель уже мертв. Он окончательно растерялся, но поторопился ответить:

— Я Антаглоуф... Лет мне... четвертый десяток скоро пойдет. А сейчас — ну, вечереет вроде. Солнце-то вон где уже. А что про камень было?

— Сколько получится частей, если камень надвое разрубить, а потом каждый кусок — так же, — повторила девушка и зачем-то подмигнула.

— Ну так... Наверное, четыре, — прикинул Антаглоуф.

— Вот и хорошо. — Собеседница безмятежно накрутила локон на палец. — Ты ведь ходок, так?

— Да... Ну, то есть, был, — поправил он сам себя.

— Что значит "был"? — подозрительно покосилась девушка. Подошла к нему вплотную и заглянула в лицо. — Покалечился или решил, что ремесло это опасно чересчур?

— Ну, до того, как умер, — Антаглоуф пожал плечами и отвел глаза. И чего она уставилась так? Продирает аж до лопаток.

— Ах, вот как, — Привратница кивнула, погасила улыбку и снова кивнула. Потом резко отвернулась, в три невесомых шага опять оказалась у валуна и принялась водить тонким пальчиком по бугристому камню. Каждое ее движение было таким легким, таким воздушным, что казалось, будто и она сама — такая же тень, как те, на поляне. Будто и не висит доспех на узеньких плечах, не мешают увесистые пластины, не скребут по нежной коже края железных колец... И будто не холодно ей совсем, а ведь поздняя осень! А девчонка-то — только в кольчуге и штанах, плотно прилипших к ногам! Сапоги — и те с короткими голенищами, да еще и разрезные какие-то!

"Хотя что тут еще ждать, колдуну же прислуживает. Нечисть тоже, где уж ей мерзнуть. А может, тоже мертвая", — решил Антаглоуф и неожиданно для себя стал совершенно спокоен. Не покойников же ему теперь пугаться, в самом деле!

— Когда же ты успел одеться? — спросила девушка, оторвав взгляд от камня. — С кого все это снял?

Ходок посмотрел на свои лохмотья и отчего-то застыдился. От штанов одни обрывки остались, исподнее — немногим лучше... Плащ сплошь тиной заляпан, да и изодран тоже. Только куртка и держится еще — не зря за нее в свое время отдал глостилитовый обломок со ступню размером.

Измазан с ног до головы, хуже любого бродяги. Гнусно как-то в таком виде показываться, хоть и перед нечистью. Антаглоуф, сколько себя помнил, всегда опрятно держался.

— С кого ж еще... — проскрипел ходок. — Сама ведь знаешь, что меня сюда притащило. Где бы я по дороге одежду нашел...

— Да, это мне известно, — странно подняла уголок рта Привратница. — Так ты говоришь, что до самой смерти тебе не довелось с нашим воином встретиться? Кстати, ты так и не ответил, женат ли.

— Не знаю я ничего о вашем воине, — отмахнулся Антаглоуф, опять не понимая, как она так связывает свои вопросы. — И не женат, не довелось. А что такое?

— Я тебя ждала, — тихо и доверительно сказала девушка, оказавшись вдруг совсем рядом. А потом приложила маленькую ладошку к шее ходока. Пальцы жарко и нетерпеливо прошептали по коже.

На Антаглоуфа навалился бешеный шквал из обрывков чувств, впечатлений, мыслей, каких-то невообразимых рядов рун, слов и знаков, которые пели обо всех тайнах мира и о тленности живого, сулили вытолкнуть Антаглоуфа из его головы. Жизнь — это последовательность символов, говорили они. А ты — неживой, неживой, неживой, но тоже последовательность. Просто другая. Все системы работают в штатном режиме. А мы тебе говорили еще тогда, на ручье. Система управления неизвестна. Дата загрузки... Состояние носителя... Текущие координаты... Да-да, эти самые. Внутренняя ошибка. Нет, не запретишь, все ей расскажем! Ей нужно знать! Несанкционированный доступ... Да ты что же, спорить вздумал? Ты гляди! Разрешить. Не разрешать! Ладно, не разрешай, мы уж и так рассказали, что спрашивали.

— Трудно мне с тобой будет, — вздохнула Привратница мгновением позже. — И повелитель недоволен. Что с тобой делать? Куда ты собрался? Не женат ведь, семьи нет. Окончилась твоя жизнь земная, привыкай. Ты нужен мне, ты нужен повелителю.

— Я не женат, — бестолково повторил Антаглоуф, понемногу приходя в себя. — Но семья у меня есть. Сестра. И она в беде, в большой очень. Отпусти меня. Я ей помогу и вернусь.

Он увидел, как сходятся тонкие брови Привратницы, как наливаются тьмой рыжие волосы, и понял, что та откажет. Гневно крикнет, может, рассмеется уничтожающе, хлестнет маленькой ладонью по мертвой щеке. И тогда он бросится на нее, вцепится в горло, и будь, что будет. Пусть снова холод посмертия — один раз было уже, чего теперь бояться. Зачем топтать землю покойнику, если он единственному родному человеку не поможет.

Но девушка медлила. Пасмурным стало ее лицо, мрачнее тучи, глаза заблестели, как молнии. Но грозой Привратница не разразилась. И Отражатель заговорил опять, торопясь, с горячностью, которая даже сквозь заунывный покойничий звон прорвалась:

— Вернусь, слово даю — вернусь! Скажи... повелителю, что вернусь! Обещаю! Поклясться готов чем угодно, чем скажете! Сразу вернусь! Больше мне среди людей делать нечего, сам вижу.

Лицо девушки совсем застыло, но тотчас же улыбка вспыхнула на нем, как раньше. Привратница прикрыла глаза — надо же, какие у нее длинные ресницы — и задумчиво кивнула:

— Так значит, сестра? Ну что ж! Сестра. Занятно. Мой повелитель, безусловно, не намерен отказываться от его высочайших замыслов. Но он может, я думаю, отсрочить твое... задание. Мне нужно испросить его позволения. Ты же пока не достоин его приема. Ожидай.

И, обдав ходока неуловимым ароматом каких-то лесных цветов, легко промчалась мимо, свернув за треснувшую надвое скалу. Антаглоуф поглядел вслед, но идти за ней не решился — хватит испытывать судьбу, в следующий раз не смилостивится. Сказано — ждать, значит, он подождет.

Вернулась девушка очень скоро. Неизвестно уж, как она там со своим повелителем беседовала, да и это сейчас занимало Антаглоуфа меньше всего. Но мучить его новым ожиданием Привратница не стала, прокричала еще на бегу, только появившись из-за скалы:

— Повелитель доволен тобой и не таит на тебя зла! Он верит тебе и добросердечно жалует свободу — но помни о своем зароке! Обманешь его — и кара не заставит себя ждать!

Остановившись в паре шагов от Антаглоуфа и немного отдышавшись, девушка продолжила, уже приняв торжественный вид:

— Слуг своих властелин видит отовсюду, нигде не укрыться. Распоряжаться твоим телом помимо твоей воли он больше не сможет — ты это, должно быть, и сам осознал. Но зато в его власти при первом же подозрении отправить тебя в призрачные чертоги, уже навсегда. Смотри!

Привратница ткнула острым ноготком в сторону левой руки Антаглоуфа, и его указательный палец разорвался на куски — живой человек бы и глазом моргнуть не успел. Больно не было совсем, но ходок сразу почувствовал, как стал чуть менее... полезным? Всего чуть-чуть, но меньше. И голод всплыл из небытия.

Крови тоже не было, как и раны — остался лишь ровный срез, как на камне. Или уже успело затянуться?

— Зачем же ты? — только и спросил ходок, рассматривая изувеченную неживую кисть.

— Да где уж мне, — грустно усмехнулась девушка. — Такова воля повелителя. Видишь, какой властью над тобой он наделен? Наказывать тебя он, разумеется, может не только отрывая пальцы. Локти, колени, руки... Но самое для тебя страшное — если разрушить голову. Остальное — не так плохо. А вот о пальце не печалься, отрастет другой. Лучше прежнего!

— Все как в сказках, да? Там правда? — припомнил Антаглоуф. — Если мертвецу голову отрубить или пробить насквозь — то ему и упокой наступает?

— Да, как в сказках, — ласково потрепала его по щеке Привратница. — Поэтому будь осторожен. Я за тебя очень переживаю. И не серди повелителя.