Зверь Лютый. Книга 20. Столократия

— Сколько-сколько?! Да у нас во всём княжестве Муромском — едва ли вдвое!

— Муром — твоя земля. Стрелка — моя. Они просто разные. Чего ровнять-то? По моему счёту надо ставить церковку на 60 семей. Вот и выходит полста приходов.

Живчик из беседы выпал. Наглухо. Ушёл в себя.

Как-то совместить... что было осенью, когда Ванька сидел на Стрелке голый-босый-малолюдный, с тем, что будет... Или — врёт...? — Так ведь — лжа-то заборонена! Ну, приврал... — Но не в десятки разов же! Дурость сказывает...? — Так ведь не дурак! — А как же тогда так?! Ведь не было ничего! Ведь пустая дикая земля была! Ведь своими глазами столько раз видел! А тут — раз... Ежели у Ваньки за год — в половину моего на голом месте народу выросло, так через год-другой — он же больше меня будет!

С ничего! С песка речного на бережку Окском... и так поднялся... Или вправду: "Зверю Лютому" — Богородица помогает...? А если так, то тогда как? В смысле: мне с ним...?

* * *

Вот едете вы в "Запорожце". Велосипедистик, там, по переходу вихляется. Вы так это благостно, снисходительно притормозили:

— Езжай, убогий. Лисапед для здоровья пользителен.

А на следующем перекрёстке рядом с вами притормаживает хромированное чудовище. У которого под капотом — 12 горшков по литру в каждом. И давешний велосипедистик, доброжелательно машет вам ручкой из-за руля. Улетая вперёд и оставляя вас в пыли и чаде.

Можно, конечно, посочувствовать. Типа:

— Бензин-то нынче дорог, не укупишь. Разорится, бедненький, на ремонте-страховке...

Но себе-то...

Хотя, конечно, бывают и философы.

* * *

Живчик — загрузился, а вот до Ионы не дошло, он "закусил удила" и продолжает "нести по пням и кочкам":

— Молоко не обсохло, а туда же! Города ставить, земли устраивать, приходы, вишь ты, нарезать вздумал. Бестолочь несмышлёная! У нас в приходе и по сту, и два ста дворов бывает! У меня тут, на тыщ пять дворов и сорока приходов нету!

— Ну и чем ты хвастаешь?! Нищетой да неустроенностью?!

* * *

Очередной ляп "как бы умного попаданца". Норматив: "60 дворов — приход" — из расцвета Российской империи. Как в голову засело, так и леплю. А того что вижу — не вижу. Точнее: вижу, понимаю и... пропускаю мимо. Не осмысливаю.

На "Святой Руси" — 700 тысяч крестьянских хозяйств. И тысяч 120-150 — всяких прочих. Частью — тоже в сельской местности. Так вот, половина, если не больше, разного рода духовных — в городах. На 50 тысяч киевского населения, на семь тысяч дворов — четыре сотни церквей. А, к примеру, во вдвое меньшем по населению Новгороде — 80.

Духовенство концентрируется в городах, в боярских усадьбах, в монастырях. В немногих богатых сёлах. А основная масса населения живёт в весях на 1-3 двора. Маленьких и далеко разбросанных. Которые ещё и кочуют. "Кочующие земледельцы".

В Европе картинка другая.

Во французских округах (baillages) Ко, Руан и Жизор в 1328 г. 164519 домохозяйств в 1891 приходе; четыре века спустя на практически идентичной территории — 165871 единица в 1908 приходах.

1 приход — 87 дворов.

Постоянство численности населения и его распределения по территории, несмотря на серьёзнейшие потрясения — эпидемию чумы и Столетнюю войну — объясняется одинаковым количеством природных ресурсов и неизменностью их распределения.

Такая стабильность отмечается в сельских районах, где количество ресурсов, связанное с правами собственности на землю, практически не менялось.

У нас "право собственности на землю" присутствует... лапидарно. Вотчины, монастырские земли... В остальных случаях собственностью является не земля, а используемые "пятна": пашни, луга, ловы, борти. Конкретное дерево в лесу — не сам лес. Остальное... "Всё вокруг — народное, всё вокруг — моё". Ну, или — божеское.

Уже и в 17 в., "испомещая" дворян, государь даёт не территорию, а "чети пахотной земли". Убивая, тем самым, у землевладельцев всякое стремление к расширению запашки — повинностей больше станет. Положение меняет Пётр I, вводя подушную подать. Народ отвечает закономерно: население, как объект налогообложения, резко уменьшается. А вот пашни становится больше.

На восемьсот тысяч дворов должно быть, по нормативам времён Империи, 13-14 тысяч приходов. А их едва ли треть. И приходы "на земле" — становятся больше, безразмернее и неподъёмнее. Я уже говорил: во многих местах крестьяне видят попа раз в три-четыре года. Когда такой пастырь "чёсом" паству объезжает.

Попов — нет. А те, что есть — сидят не там. Результат — основная масса паствы остаётся не "окормленной".

Как воинствующий атеист — я "за". А вот как "отец-основатель"...

* * *

— Хреново дело, Иона. У меня там язычники. Их по полному профилю окучивать надо: крестить, венчать, отпевать... Молебны всякие, праздники... Учить людей надо! Всему! С крестного знамения начиная! И — не откладывая. Нынче же.

Иона снова начал, было, хмуриться да злобиться. Но мне уже стало неинтересно попа нагнуть — интереснее задачу решить.

— Слушай, ну пяток-то попов я у тебя выцыганю. Не морщись — по сусекам пометёшь, по амбару поскребёшь... Но дело-то серьёзное. Надо решать. Вообще. Та-ак. А откуда на Руси попы заводятся?

— Что?! Ты...!

— По делу давай! Откуда?

Всё — штатно. Форма вопроса оскорбительна. Но мы уходим от лобового столкновения. В котором продавить меня он не смог, а сам уступить... пока не может. А вопрос... Как я понимаю — больной для иерархов на "Святой Руси". И это вопрос по делу. А Иона — профессиональный просветитель, на вопросы — отвечальник.

— "Попы заводятся"... Дурень бестолковый! В священники — рукополагают! Ибо сказано: "Рукоположение сообщает человеку власть и силу Создателя. И вот эту-то силу Свою, возносясь от нас, даровал Он нам через установленное Им священство. Так, когда-то поставив нас над всеми тварями, теперь Он делает нас через священство распорядителями всех благ. Сказано: поставивши я князи всей земли. Ибо Господь вручил нам ключи от Неба".

Теократия, факеншит. Стремление приуготовить души человеческие к царству божьему неизбежно ведёт к узурпации власти "небесными ключниками" в царствах земных. Бедный царь Саул...

Я внимательно посмотрел на Живчика. И сочувственно улыбнулся. Если священники — "князи всей земли", то кто тогда князь Муромский? При пресвитере — хвостов заносильщик?

"...делает нас через священство распорядителями..." — означает, что всякую команду только через попа? "Сабли вон! Рысью марш!" — исключительно через диакона-репетитора?

Иона чуть смутился. Но просветительский запал был сильнее:

— В иереи ставят из диаконов. Лучших! Достойнейших!

— А в диаконы?

— Из монашествующих. Из поповичей. Из людей добрых...

— Тогда я не понял: в землях Муромских нет добрых людей?

Иона снова зашипел, но тут вступил Живчик:

— Попа вырастить — дело долгое и дорогое. Пока выучишь, пока ума-разума вложишь... А кормить-то надо. В попы идут поповичи. Они с малолетства при родителе в церкви помогают, науку священническую постигают. После иные идут в монаси, другие — в чтецы, в слуги к боярам, к купцам богатым. И у меня такие есть. Грамотеи-то надобны. А иные — к нему на двор. (Живчик кивнул в сторону мрачного, злого Ионы). Да только казна церковная — не бездонна...

— Я сирот священнических принимаю! Им и вовсе...! Ни есть, ни жить, ни ума восприять...

— Вот и я про то. Иона бы и более отроков принял, да кормить-то с чего? Кто выучится, годный окажется — того в диаконы поставляют.

— Погоди. Рукоположение, как я слышал, только от епископа. В Чернигов новиков посылаете?

— Вот и я про то. А прикинь-ка сколь стоит с отсюда до Чернигова сбегать? Да на тамошнем подворье владыкином годик-другой пожить? Ума-разума набираючи. А ведь Антоний-то не всех пришедших — рукополагает. Иные, говорит, негожи. Ума нет или духом слаб. А сколь юнотов на том пути помирает! Пешки-то за две тыщи вёрст...! Это, коль повезёт, купчина какой в лодею возьмёт. А самим-то...! А семейство-то как? Ожениться-то — допрежь надобно. Кинуть жену с деточками — вдовой с сиротками? А ну как не вернётся-то кормилец? А после, уже из диаконов в иереи, в ту же дорогу вдругорядь...

— Погодите! Что, нельзя собрать таких, уже обученных, но не положенных? Нанять лодейку с доброй охраной да довести до Чернигова?

— Нанять?! На что нанять?! Я мальков, которые у меня на дворе живут — одеть толком не могу! Это ты... шпынь лысый! Ты вон княгине по три платья дорогих из парчи-шёлка подарил вольно! А у меня и сермяги для страждущих нету!

Глава 423

Иона завёлся нешуточно. Ляпнул не подумавши. Попрекать меня платьями княгини... в присутствии самого князя... Неумно. Хотя, возможно, у них тут свои счёты. Может, он так из князя дополнительные ресурсы выдавливает?

И вспоминался мне изукрашенный посох Феди Ростовского, чётки янтарные лесенкой, синий огонь бриллиантов на белой шапке... Тут поповичей в сермягу не одеть, а там... серафимы и херувимы, золотом шитые по белому шёлку... Ведь свои же, поповские! Или Ростовскому епископу сироты в Черниговской епархии, хоть бы и своего, духовного сословия — не свои?

Иона орал мне в лицо. Я, естественно, заорал в ответ:

— Чего кричишь, сиротка казанская?! Вот же беда, горе муромское! Вот же поставили в наместники убогого! Ума — палата, да на столе — пустовато! По злату-серебру топаете, ногами попираете-попинываете! А сами ж и плачетесь! Ой, я бедный, ой, я голый, ой, мне сироточек кормить-поить не на што! Сдуру — можно и хрен сломать, у каравая сидючи — с голоду сдохнуть, над златом-серебром — об нищете плакаться!

— Что?! Какое такое злато-серебро?! С воды на квас перебиваемся! Что ты несёшь?!

— Какое?! Я тебе покажу какое! Я тебе, поп муромский, глаза-то разуть помогу! А ну пошли на двор!

Застолье, возглавляемое несущимся широкими шагами, старательно имитирующим крайнее раздражение, вашим покорным слугой, обрастая дорогой примкнувшими и любопытствующими, ломанулось на церковный двор.

— Это у тебя что?! Церковь Богородицкая? И ты при ней ещё об бедности плачешься?! Алтарь у неё где?! Ты брызги-то не брызгай! Сказать нечем — рукой покажи! Да я знаю, что внутри! От стены шагов сколько? А то что? Дом твой? А ну пошли все прочь! На тридцать шагов! Смотреть — можно. Кто сунется ближе — бить буду нещадно! Эй, слуги! Новокрещённым сегодняшним — мотыгу да лопату. Живо!

Я мрачно осмотрел умножающуюся, уплотняющуюся толпу по периметру площадки. Подумал нервно. Как бы не лажануться...

"Всякий экспромт должен быть хорошо подготовлен" — широко известная лекторско-поэтическая мудрость.

Насколько у меня тут "хорошо"?

Тщательно, демонстративно перекрестился на церковный купол. И стал раздеваться.

Народ роптал и выражал недоумение. Но я всё меньше интересовался народным мнением. "А пошли вы все". Лишь бы под руку не лезли. Оставшись босым, в одних подштанниках и платочке, прихватил ножик и пошёл к рябине, росшей у крыльца пресвитерского дома.

Площадка — задний двор церкви. С одной стороны — полукруглый выступ церковной алтарной части, с другой — дом Ионы. Дом большой, крепкий, из брёвен в обхват. Дальше за ним — поповский двор. Но мне туда не надо. Мне надо...

Поговорил негромко с рябинкой. Погладил по листикам. Поклонился ей в пояс. Да и срезал веточку. Вернулся к стене церкви, ободрал листья, обрезал лишнее.

Вот она — рогулька кладо— водо— рудо-... искательская. Никогда с такой не работали? Лучше бы, конечно, ивовая, но — какая есть. Доводилось мне в первой жизни с такой штукой похаживать. Одно время модная тема была. Лозоходчество.

Тут самое главное — отключка. Я проверял: все эти эффекты, хоть с веточкой, хоть с гайкой на нитке — спокойно гасятся сознанием. Не захочу — и не будет у меня в руках ничего ни — крутиться, ни — качаться. Или будет, но не там, не так и не в ту сторону. А вот наоборот... Убрать мысли, убрать сильные чувства...

Всё хорошо, мир прекрасен, солнышко светит, птички поют...

Всё радует и ничего не интересует...

"Если вы можете целую минуту ни о чём не думать — вы Бог".

Как всё легко! Просто не думай, и ты — Он. Только кувалдой по темечку — проверять не надо.

Прижался к церкви спиной. Точно напротив алтаря. Глаза закрыл. Лопаточки об стенку почесал. И, благостно улыбаясь, не торопясь... топ-топ... До Иониного дома. Потом — обратно, потом снова... Потом подумал и три раза прошёлся поперёк.

Вроде бы, место нашёл. Рогулька, вроде бы, отозвалась. Вроде бы там, где рассчитал. Вроде бы...

— Беня, Изя, берите лопату и мотыгу, идите сюда. Вот здесь надо снять грунт. На три локтя вглубь. Поехали.

Хорошо, что я очертил на земле большой квадрат — метра три на три. Толпа, предводительствуемая князем и иереем, постепенно перетекла к моим Бене с Изей. Но черту не переступала.

Софочка смотрела на меня преданными глазами, старательно изображая готовность всячески споспешествовать. В деле одевания.

Любопытная: боится, что прогоню. Но подать шнурок с костяным пальцем — не рискнула. Так что я вволю подурачился с ним, на глазах у взволнованных подглядывателей. Погладил, поздоровался, подул, изобразил его нападение на меня, успокаивание, водружение на шею и накрытие крестом. Противозачаточным.

Князь с пресвитером стояли на краю раскопа и, кажется, уже утратили интерес. А вот у меня...

— Беня! Стоп! Дай-ка...

Я спрыгнул в неглубокую яму, забрал мотыгу, которой рыхлили землю, отсёк ещё кусок, присел, отгребая песок и камушки...

Да. Попали.

Однако.

Аж вспотел!

— Давайте тут. И рядом смотри. Аккуратненько.

Выбрался из ямы, стал рядом с Живчиком, разглядывая моих землекопов.

— Ну и чего тут... эта вот... откопали?

— То, чего Ионе твоему, княже, для счастья не хватает — серебра чуток. Ты, Иона, его каждый день ногами топчешь, а мне про бедность плачешься...

— К-какое с-серебро?

— Арабское. Давнишнее. Вон — камень белый. Под ним будет кувшин красной глины. Рядом должен быть второй: медный, шаровидный с узким горлом. Да, Изя, молодец. Это тот самый. Дальше осторожненько. В них одиннадцать тысяч семьдесят семь дирхемов и фунтов 14 обрезков. Всего — два пуда и 23 фунта серебра.

— Сколько?!!

Иона не выдержал. А я не пропустил:

— Столько, пресвитер. Столько, что ты не только поповичей, ты всех сирот в княжестве прокормить мог бы. Ты по нему каждый день топтался. Своими ногами. И не замечал. Своими глазами. А ещё учить меня взялся... Эх ты...

— Серебро на моей земле найдено! Стало быть, моё!

— "Русскую Правду" вспомни. Тут — церковный двор, твой — там, за забором. Тут земля общая. Как дорога. По "Правде" — если кто шёл по дороге первым и ценное нашёл — делить на всю артель. А если последний нашёл — найденное его. Вы тут, всем причтом, из дня в день, из года в год — туда-сюда толклись. Я последним сюда пришёл. Я — нашёл, и находка — моя.

* * *

Находка и впрямь — богатая. Кажется, самый богатый монетный клад в русской домонгольской истории.