В ушах у меня стоял какой-то погребальный звон. Монстр, видимо, осознал бесполезность, не стал больше бить врагов звуком. Вместо этого он бросился на них всей колоссальной тушей. Из-под лап выметывались снежные облака. Будто шел на таран.
Человек, застывший впереди, что-то хрипло рявкнул. Остальные слитно поднялись в воздух и размазались в нем. Я увидел только, как навстречу зверю развернулась... Сеть.
Она, конечно, не могла сдержать бешеный напор твари. Но почему-то сдержала. Я не успел даже охнуть.
Люди в балахонах засновали вокруг монстра, как муравьи вокруг гусеницы. Опутывая его, как пойманную рыбину. А я все стоял, забыв, как дышать.
Что. Это. Что это вообще.
Но две размытые тени, которые скользнули ко мне, я приметил. Выхватив заточку, размашисто резанул одну — ту, что возникла слева. Тень вскрикнула и рухнула наземь. А я почувствовал, как в груди гулко стукнуло сердце. Оно не билось, кажется, уже целую вечность.
Рывком вернулось ощущение реальности. А вместе с ним мне в лицо ударил зубчатый набалдашник дубинки. Полыхнуло жгучей болью. В ту же секунду тело обхватили полосы тугой плотной ткани, спеленав меня, как младенца.
Вот и все. Я связан по рукам и ногам, зверь — закутан в сеть. Полотно, в которое меня замотали, цепко держат двое в балахонах. Остальные уже окружают. Не вырваться.
Чудовище билось в сетях, извиваясь и выгибаясь, пыталось порвать свои путы. Мне почудилось, что сетка начала тускло светиться, и чем больше сопротивлялся зверь, тем сильнее нити наливались сиянием. Точно, светится! Даже на солнце заметно!
На рожах ублюдков в балахонах не было ни злорадства, ни удовлетворения — ничего. И сами рожи какие-то невзрачные, совсем ничего не выражают... Сволочи, гады, выродки! Что им от меня надо?
— Я не тролль! Да не тролль же! — заорал я бессмысленно, малодушно и яростно. Не разбирая, на каком языке. — Отпустите! Да отпустите же! Отпустите, мрази летучие!
Меня подтащили к поверженному монстру. А зверюга застонала так мучительно, как будто ее пытали. Вблизи я углядел, что сеть стягивается на ней все туже, впивается в черную кожу, сияет все ярче, и над ней поднимается дымок. На руке, перетянутой частыми нитями, вспухали багровые ожоги. Сморщилась кожа на брюхе под нитками.
— Животное-то за что? — выдохнул я. — Отпустите, не мучайте!
— Это нечистое, — последовал ровный ответ. Как будто само собой разумеется.
Гигантский китовый паук затравленно сипел. Жалобно щелкнул, как-то обмяк и вдруг совершенно по-человечески всхлипнул и заскрипел, сотрясаясь всем телом. По морде скатилась густая мутная капля.
Янтарный глаз презрительно прищурился, мигнул, широко распахнулся. Тварь сжала кисть щепоткой и, обдирая кожу, медленно просунула ее через ячейку горящей сети. Щелкнула, словно плюнула, и сплела пальцы в непонятную фигуру. Что она хочет сказать?..
Глава 7. Колдовство во плоти
Люди в балахонах подозрительно переглянулись, отступили чуть назад, не отводя взгляда от руки твари. Которая наверняка показывала что-то неприличное. Вслух послать палачей не могла — так хотя бы жестом. Как в старых фильмах — солдат перед расстрелом.
Кончики пальцев на руке чудовища наполнились зеленым огнем. Я зажмурился, моргнул — что за наваждение опять! Потом кисть будто вспыхнула, окуталась малахитовым светом. Из нее в ближайшего мучителя ударил тусклый широкий луч. Он быстро рассеивался в стылом воздухе, но до человека дотянулся. Коснулся рукава, прошелся по груди. И погас. Кит-скорпион выдохнул пар из дыхала, закатил глаза.
И человек дико завопил. Вроде луч его не жег, не резал — но через несколько секунд я догадался, что с ним. В тот момент, когда балахон с треском лопнул на руке, и оттуда поползла страшная, бугристая, подрагивающая, истекающая сукровицей опухоль. Поверх нее вздувались волдыри и тут же лопались, разнося удушливый смрад.
Опухоль раздалась посередине, и из нее показалась кость. Не обломок, нет — просто гладкая белая кость, которая лезла наружу, разрастаясь вверх и вширь.
На груди одежда тоже вздулась, натянулась. Под ней зрело что-то бесформенное. Должно быть, такая же опухоль. Или ребра растут...
Мерзавец в балахоне, завывая, опустился на колени, свернулся на снегу, пытаясь разодрать ногтями свое тело. Представить не могу, что чувствует человек, когда его рвут изнутри собственные кости.
Другие растерялись, тупо уставившись на своего несчастного товарища. Но ненадолго. Трое подоспели на помощь к покалеченному, принялись водить над ним руками. Тут их и накрыло вторым изумрудным лучом.
Кожа на лице одного из захватчиков вспучилась десятками бурых выростов, похожих на мышечные волокна. С ревом тот упал в сугроб, хватаясь за глаза, выпадающие из орбит. Двое других орали рядом, срывались на хрип. Еще бы: их мускулы пузырились, как живые, перли наружу. На плече одного, проткнув ткань балахона, проросли и распустились... нежно-лиловые цветы?
Я окончательно перестал хоть что-то понимать, но воспользовался случаем. Немыслимо извернулся и вцепился зубами в ненавистную руку врага, который удерживал полосы, опутавшие меня. Вскрикнув, тот отпустил тугую простыню. Я рванулся назад, слегка высвобождаясь. Не дал им опомниться — кубарем кинулся под ноги второму, который удерживал меня. И схлопотал в висок дубинкой.
Перед глазами поплыло, но я чудом остался в сознании. Зарычал, как зверь, выдернул руку из-под ослабленных пут. И растопырил пальцы.
Оба шарахнулись от меня, как от чумы. Этого я и ждал: живо освободился от полосок. Бросился к оплетенному горящей сетью монстру.
Рядом с ним кружили шестеро оставшихся. Четверо с воем катались по земле, пытаясь зажимать вспухающие наросты.
В руках нападавшие раскручивали свои странные дубинки. И мне совсем не нравилось, как гудит и тускнеет воздух, рассекаемый набалдашниками.
Тварь, видимо, была такого же мнения. Она свирепо затрещала, попробовала встать, но ничего не вышло. Ничего, я уже здесь, сейчас помогу...
Сетка жгла даже через рукавицы. Бедное чудище.
Спину свело каким-то гадким ощущением. Отскочил! Сзади хрястнуло так, как будто порвали скалу.
Чем они?.. Это от дубинки?
И сеть не распутывается! Ничего не могу сделать!
Тварь свистнула, дернулась. Кто-то сразу заорал и грохнулся. Не иначе, сбили распухать в снег.
А сетка уже, кажется, резала мясо... Гул от дубинок набрал высоту. Сейчас что-то будет!
Мне удалось чуть-чуть откинуть сеть. Зверь напрягся, задрожал, и луч вновь вошел в силу. Только светил теперь почему-то просто в землю перед чудовищем. Оно даже не пыталось зацепить вертких людишек. Сдалось...
На черной туше расцветали кровавые язвы, набухали гнойники размером с кулак. За считанные секунды. Бока оседали, словно таяли. Так не бывает, что за болезнь? Такое чувство, что в этот адский луч, заставляющий чужие ткани разрастаться, оно пережигало собственную жизнь.
Челюсти косатки шевелились, как будто что-то шепча. В такт им двигались хелицеры на морде. Снег под лучом взрыхлился, поднялся горбом. И, взломав этот покров, оттуда высунулись сочные побеги. Они, напитываясь силой, росли, как подгоняемые землей. Похожи были на листья и стебли обычной травы — только чудовищно увеличенные. И колыхались, извивались, как щупальца. Травяное буйство среди ледяной зимы.
Огромные колосья, выше меня раза в три, выгнулись змеями — и коварно стеганули по нашим врагам. Двое или трое не успели увернуться и полетели на землю. Побеги тотчас оплели их, затянув зеленым саваном.
И тут же меня оглушило и снесло в снег. Показалось, что обрушилось небо. Дубинки! Это от них! От тех, которые выпустили, падая!
В оседающей вьюге я увидел, как травяные щупальца цепляются за горящую сеть и стаскивают ее с черной туши. Зверь свободен!
Заскрипев, как нож по стеклу, он еле-еле взгромоздился на лапы. Суставы подгибались, грозя уронить тело обратно. Но кит-скорпион держался.
Вид твари был ужасен. Сейчас она больше походила на чучело, сшитое маньяком из трупов, чем на живое существо. Хитин отслаивался пластами, китовая кожа покрылась отвратительными рытвинами. От туши невыносимо воняло гниющим мясом. На моих глазах от одной из паучьих ног отвалился нижний членик. Из раны полилась буро-зеленая слизь.
Зеленый побег отшвырнул меня, как щепку. Справа прошла туманная волна, и снова хрястнуло. Атакуют! Тварь помешала им сделать дружный залп, но палки успели набрать колдовства!
Колдовства?..
Еще одна волна, и совсем рядом! И уши совсем заложило!
В спину слегка подтолкнуло что-то, и в груди, справа, словно вспыхнуло пламя. Я слабо вскрикнул — воздух внезапно закончился. И неверяще взглянул на свою рубаху — спереди ее прорвало блестящее острие. Пронзив меня насквозь, вышло между ребер...
Лезвие плавно потянули обратно. Казалось, что оно раскалено — так жгло в ране. А больно стало только потом — хорошее лезвие, наточенное. Прошло незаметно, как бритва.
Кровь наполнила легкое и хлынула из разреза. Я зашатался и сел в сугроб. Мучительно закашлялся, украшая снег красными плевками. Все, добегался.
Контрольный удар пока не нанесли — правильно, куда я с такой раной денусь... Еще успеют допросить. Или что они там хотели...
Хоть я и пытался закрыть рану рукой — получалось плохо. Ну да, еще ведь на спине, а мне туда не дотянуться.
Сознание быстро мутилось, в глазах потемнело. Я почти ничего не видел и не слышал. Конечно, от быстрой-то кровопотери... Лишь метались какие-то пятна и полоски — или это мне чудилось. Перед глазами рябили тусклые мушки, постепенно закрывая собой весь мир. Я уже не просто кашлял — захлебывался, не успевая выплевывать кровь.
Прошла целая вечность, и померкший свет заслонила непроглядно-черная тень. Я собрался с силами, напрягая зрение, и разглядел прежнего знакомца. Сухопутная косатка стояла передо мной, направив на меня свою руку. С кончиков пальцев срывалось изумрудное сияние.
— Эй, ты чего... — только и смог прошептать я. А дальше лицо осветилось гибельным лучом.
Я все-таки вырубился, уже не почувствовав, что творит с моим телом адский свет. Но вскоре пришел в себя. Странно — не обнаружил ни наростов, ни костей, выпирающих наружу. И боль от раны куда-то пропала. Вместе с раной. Потеки крови есть, кожа тоже запачкана, а вместо сквозной дыры — тонкий розовый шрам.
— Что за хрень?.. — недоуменно пробормотал я, тщательно осматривая ребра. Нет, рана точно закрылась, причем так надежно, как будто прошло несколько месяцев.
Меня отвлекли свистом и грубым тычком — кит-скорпион навис, качаясь, как былинка на ветру. Видно, ему совсем плохо — даже хвост завалился набок, волоча плавники по снегу.
Понукаемый зверем, я поднялся, преодолевая слабость. Колени подкашивались. Пролитая кровь явно не восстановилась вместе с заросшими тканями — или восстановилась не полностью. Ужас, сколько ее на снегу... Еще бы чуть-чуть — и точно бы умер.
В голове шумело, как с большого похмелья. Что же получается... меня вылечил смертельный луч?
Полегоньку я — насколько позволяло состояние — крутанулся, озираясь. Увиденное впечатляло. Все нападавшие теперь были аккуратно развешены на гигантских, под стать киту-скорпиону, листьях и побегах. Стебли еще жизнерадостно колосились метелками, но крепкий мороз брал свое — листья темнели и увядали, посеченные стужей. Скоро, должно быть, расплетутся и отпустят этих сволочей. Надо быстрее уходить. Только вот куда?
Кто-то из пришельцев, заметив, что я уже на ногах, начал злобно осыпать меня проклятиями, из которых я не понимал и половины. Ему вторил второй — но редко и без особой горячности.
А ведь не все из них столь же бодры. Покалеченные лучом, например, в забытьи — от болевого шока, понятное дело. Один, обмякнув, глухо стонет. У другого, кажется, перебита нога. Черт, а все ли живы? Если нет, расплата может стать совсем уж неизбежной. За гибель бойцов в погоню, наверное, какую-нибудь зондеркоманду вышлют. Карательный рейд в количестве полусотни человек. Искать, разумеется, будут и так, но смерть товарищей им точно прибавит усердия. И спецсредств. А я и эту атаку едва пережил.
Хотя вряд ли уже может быть хуже... Я же, выходит, не просто тролль, а особо опасный колдун. С монстром-прислужником. Ну или колдун — это монстр, а я — подручный при нем. Не суть.
Зарезать меня уже пробовали. Даже не особо разбираясь, что к чему. Помогло только то, что они не знали о возможностях твари... Как и я. Теперь знают. Свидетелей нужно убрать... Наверное. А сам я никогда не убивал — даже курицу. В городе же вырос.
Убить, защищаясь, — это одно, а резать связанных, двенадцать человек, своими руками вонзать заточку кому-то в шею — совсем другое... Тем более о чудовище уже и так знают. Сеть же для него приготовили.
А если попросить косатку-скорпиона?.. Пусть она это сделает — зубами там или еще как. Медведей-то раздирает — будь здоров.
Да нет, это еще более мерзко. Не очень похоже, чтобы она хотела их убивать. Даже несмотря на то, как от них пострадала. Чужими руками... или там зубами... не буду.
Что-то предпринять все-таки надо, а то они распутаются — и мучиться такими размышлениями точно не будут. Я выдохнул, потер виски и поднял заточку. Неуверенно зашагал к самому крайнему из них.
Увидев, что тролль приближается, каратель резко задергал челюстью и усмехнулся. Недобро и эдак ядовито. С чего бы? Пригляделся: лист вроде пока его хорошо держит. Напасть на меня этот гад не сможет, обездвижен полностью. Ладно, как бы так его ударить...
Едва я сделал еще пару шагов, как он вдруг заскрежетал зубами и выдал ими громкую дробь. Замер и будто бы пожевал воздух, отрывисто клацнул еще раз. Что-то хрустнуло, и в меня полетел кровавый плевок. Посреди него зажглась ослепительная точка.
Время как будто замедлилось вокруг нее. Нет, вовсе не как будто — на самом деле замедлилось! И я залип в нем, как муха в смоле. Прекрасно видел, как повис в метре передо мной плевок, как вокруг точки ширится сияние — но увернуться не мог. Мышцы слушались отлично, среагировал мгновенно — но мгновение это коварно растянулось. Назад, назад! Сейчас рванет!
Разворачиваться было бессмысленно, и я просто, собрав все силы, попытался упасть на спину. Получилось! Выдрался из области замедления, вскочил и даже успел отбежать — боком, не сводя глаз с зависшего плевка.
Точка схлопнулась, вспыхнула сиреневым солнцем, и я ослеп. Раздался звук, будто лопнула сотня струн, и я оглох. Мотнуло сначала к разрыву, потом от него, комья снега ударили по лицу.
Растирая веки ладонями, я понял, что во вспышке точно был ультрафиолет. Что ж теперь с сетчаткой...
Ладно, вроде не так плохо. Видеть я все-таки могу, хоть слезы и текут ручьем. Вот и рожу этого гранатометчика ясно различаю. Он как раз, увидев, что меня не задело, скривился и снова злобно плюнул — уже без спецэффектов.
Взгляду мешали синие звездочки, в ушах звенело еще сильнее. На месте, где я только что застревал, оседала смесь из пыли и воды. Меня бы там разнесло в кровяной кисель. А вот самого плеваку не потрепало. Видимо, он хорошо рассчитал дистанцию поражения. Я уж было думал, что он хотел героически забрать с собой врага на тот свет. Но нет.
