— Дурень, что ли? Вот сам туда и прыгай. Ноги переломаешь...
— Тут веревку надо бы...
А потом кто-то из бомжей охнул и невнятно забормотал — быстро и сбивчиво, как будто нервничая. Сверху раздалась еще пара восклицаний, посыпались комья снега, кто-то осторожно заглянул в дыру, перекрыв свет, а потом все стихло. Прямо не верится — струсили, не полезли! Или за веревкой пошли... Короче, надо отсюда выбираться, и поживее.
Тут до меня дошло, что наверх по стене я не влезу и уж точно — не допрыгну. Дыра — метрах в шести над головой, по краям — рыхлый снег, на стенах не видно ни скобок, ни выбоин... Ловушка, как она есть. Эти психи могут там хоть за веревкой сходить, хоть за лестницей, хоть чай заварить, хоть переночевать в тепле — я никуда отсюда все равно не денусь. Могут даже не возвращаться — в яме я и так загнусь, хотя бы потому, что жрать нечего. А спасателей в этом лесу, судя по всему, нескоро дождешься.
Я запаниковал и рванулся судорожно ощупывать стены, но немного успокоился, когда понял, что нахожусь не в колодце, а в гораздо более обширном помещении. Больше всего оно походило на комнату — форма, насколько я смог понять в темноте, очень уж напоминала скругленный прямоугольник. Когда голые пальцы наткнулись на стыки между камнями, заполненные чем-то вроде цемента, то стало ясно, что я провалился не в пещеру, а в какой-то подвал. Значит, где-то тут должен быть и выход — и надеюсь, что его ничем не завалило. И что больше никаких бомжей тут не живет...
После удара палкой меня не тошнило, и бежать мог — значит, не сильно мозги стряс. Хотя приложили очень душевно, аж зашатался вначале. Как будто мало мне было, когда я на ступеньках грохнулся. Бедная моя голова.
Там тупик — значит, пойду вот туда, как раз, судя по всему, какой-то коридор начинается. Темень кромешная, а подсветить ну совсем нечем... Приходилось идти еле-еле, шаркая, как старикан, и держась за стену. Надеюсь, под ноги никакая арматура не подвернется. И лестница не начнется внезапно.
Стены тут какие-то очень гадкие, покрыты холодным скользким налетом — замороженная плесень, что ли. Затхлость жуткая, и пованивает непонятно... То ли тухлятиной, то ли сыростью, то ли мышами. Что за подвал посреди леса? Для погреба какой-нибудь сторожки явно великоват.
А что это за лес, где кто-то разрывает медведей, а за прохожими охотятся бомжи? Наверное, они меня и обожгли, эти психи. Может, тут секта какая-то, и меня сюда специально привезли. Никогда не думал, что стану персонажем очередной криминальной документалки, где резкий уверенный голос диктора будет говорить: "Очнувшись в лесу с пробитой головой, Павел и не подозревал, что его злоключения только начинаются, и за ним уже открыта охота..." С другой стороны, о ком-то же эти хроники снимают, и каждый из таких людей наверняка думал, что это все где-то далеко и уж с ним-то случиться не может...
Меня стало ощутимо потряхивать: переволновался... Еще и в горле пересохло. Хоть иди и тот снег подбирай, который вместе со мной сюда насыпался. Ладно, это уж потом, если совсем припрет.
Под сапогами время от времени что-то хрустело и тыкало в подошву. Битый кирпич, наверное, или стекло. Если прорежет до ноги — будет очень неприятно. Пришлось двигаться еще медленнее, чуть ли не ползком.
Свернув за угол, я оказался в довольно большом помещении, которое, хоть и с трудом, смог разглядеть. А все потому, что в него проникал свет! Очень тусклый, совсем вечерний, но какая разница! Ведь проход нашелся!
И невысоко совсем, метра два от пола. Подпрыгнуть и подтянуться можно запросто.
Даже не проход, а, скорее, пролом, широкий, с неровными краями. Удивительно, почему под ним почти не намело снега. Должно было засыпать до потолка... Но оно и к лучшему, иначе разгребать бы пришлось долго и упорно. И в темноте.
Здесь было душно, и пахло странно — дождем, гнильцой, рыбой и затхлостью. А еще тут почему-то было довольно тепло — явно теплее, чем на улице. Но это тоже к лучшему, само собой. Можно, наверное, тут и заночевать. Хотя нет, бомжи где-то рядом крутятся... Но снаружи я точно замерзну во сне. Придется рискнуть и остаться, судя по всему. Лучше тогда обратно в коридор уйти.
Шагнув назад, я оступился и едва не шлепнулся на пол. Оказалось, что неудачно наступил на какую-то белесую округлую штуковину. Наклонился, поднял ее, чтобы посмотреть — похоже, обломок звериного черепа. Собачьего, что ли.
Ну да, этот череп мне сейчас никуда не пригодится. А ведь в подвале точно живут бомжи. Вот, шашлыки из собачатины жарят. Тут где-то рядом и теплотрасса проходит, видимо. Хотя нет, какая, к черту, теплотрасса в глухой чащобе?
Я выбросил обломок в угол, черепушка хрястнула о россыпь других костей. Других костей?..
Что-то мне это совсем не нравится. Там они такой грудой свалены, что...
Сердце на миг замерло: померещилось, что на границе бокового зрения что-то сместилось. Но нет, просто нервы совсем шалят — после такого-то дня. В темноте показалось...
Ох, нет, не показалось! Из дальнего угла выдвинулась какая-то густая черная масса! Мрак там стал плотнее!
Из угла донесся гулкий вдох. Резко повеяло тухлой рыбой, мокрой кожей, старым жильем, дождевой свежестью и мятой.
"А, жвачку жует, чтобы из пасти не воняло", — мелькнула дурацкая мысль.
Навстречу метнулась здоровенная многоногая тень. Дыхание перехватило. Я не успел даже дернуться — надо мной уже нависла огромная плотная туша. Открылся зубастый провал — я в него помещусь целиком. Оттуда по-дельфиньи скрипнуло, жахнуло оглушительной трелью, и в грудь мне уперлась черная клешня. У самого лица оказались два тоненьких человеческих пальца, торчащих из ее основания.
"Пальцы-то здесь при чем", — почему-то подумалось перед тем, как клешня надавила сильнее.
Глава 2. Знакомство
А в следующую секунду я отпал от стены и рухнул лицом вниз, еле успев подставить руки. Давить меня жуткая тварь не собиралась. Я открыл глаза, вскочил и рванулся к пролому, заранее предчувствуя, как на теле сомкнутся страшные зубы, перекусывая меня надвое.
Конечно, далеко я так не убежал — споткнулся и растянулся на полу. Но хищник не спешил меня добивать, словно играл, как кошка с мышонком. С тихим шорохом зверюга попятилась, перебирая коленчатыми лапами, и устроилась в том же углу, из которого бросилась. Подогнула ноги и улеглась, опять вздохнув и взвизгнув, как дельфин. И не сводила с меня настороженных глаз.
Я прижался к стене спиной и начал осторожно красться к выходу, стараясь не выдавать себя ни единым звуком. И бессмысленно пялился на громадную тварь. Леденел от ужаса и тоже не мог отвести взгляд. Снова пришла мысль, что я, на самом деле, валяюсь на больничной койке с проломленной головой, а все происходящее — коматозный бред.
Вид зверюги, которая меня пока не съела, с каждым шагом поражал меня все больше. Хоть вокруг и была подвальная темень, но разглядел я многое — наверное, уже привык.
Таких животных не бывает. Если бы в школе я прогулял все уроки биологии, то мог бы решить, что это какой-то мутант. Радиация, химия, все дела, ага. ГМО разные там. Но школьные знания, а также два курса биофака, которые я все-таки сумел закончить, не допускали этих нелепых выводов. Мутантов таких тоже не бывает. Не может быть.
Не может так случиться, чтобы из округлого удлиненного тела, гладкого, с головой, похожей на китовую, выросли четыре пары длинных лап, однозначно взятых у какого-то насекомого — суставы и членики очень специфические. Чтобы спереди вытянулись мощные клешни, как у рака или, скорее уж, скорпиона. Тварь сейчас сложила их под себя, но в память эти клешни врезались очень четко. Чтобы по бокам пасти, набитой зубами, появились еще и жвалы какие-то. А главное — глаза. Глаз у твари было много. Больше четырех. И почти все — разные. Один — как человеческий, только желто-зеленый, и тускло светится...
Членистоногое так мутировать не могло — да его бы просто раздавило собственным весом, дорасти оно до такого размера. Как эти хитиновые ноги таскают такую тушу, кстати...
Из млекопитающего такой твари тоже бы не получилось, естественно. Четыре пары членистых ног... Как будто из кусков разных животных собрали. И оно дышит, ходит, живет... Смотрит и собирается сожрать. Ничего, ничего, вот уже выход, только доползти бы.
"Оно инопланетное или робот", — внезапно решил я. И одним могучим рывком-прыжком — сам от себя не ожидал — выскочил из проклятого логова. Понесся прочь, подальше от неведомых монстров.
Запинаясь и увязая в глубоком снегу, я опять каждую секунду ожидал услышать за спиной хруст и дельфинью трель, почувствовать горячее влажное дыхание и полсотни острых зубов, впивающихся в мясо. Но погони, слава богу, не было. Членистоногая жуть не захотела выбираться за мной на мороз. То ли побрезговала, то ли уже сытая.
Теперь, кстати, понятно, почему в подвале было так тепло... И, похоже, я знаю, кто убил и обглодал медведя. Вот что за хищные тачанки ползают по здешним ельникам. Бред, бред, бред...
Может, это и правда робот? А я — на каком-то садистском телешоу? Типа там, розыгрыши такие веселые? Почему-то же зверюга меня отпустила.
До чего же она огромная!.. В длину — метров восемь, я думаю... Перекусила бы одним махом.
Меня снова начало мелко трясти, ноги стали ватными — адреналин отработал свое. Только сейчас вспомнил про заточку, которая была в сапоге. И хорошо, что тогда не достал — кто знает, как тварь бы к этому отнеслась, а зарезать ее такой ерундой все равно не выйдет.
Я прошел километров десять и шел бы еще — лишь бы подальше от логова. Но день, несуразный, дикий и гибельный, давно закончился, и ночь спустилась очень быстро. А кошмарная зверюга осталась там, в подвале. Значит, надо что-то решать с ночевкой. И желательно — на дереве. Туда многотонная туша вряд ли заберется, бродячие псы — тоже, а бомжи-убийцы, надеюсь, не заметят.
Беспокоил меня не столько сам холод, сколько то, что я его не особо чувствую. Хоть по всему видно, что мороз стоит лютый. Замерзать без нескольких часов мучений, конечно, приятнее, но что-то меня это не сильно радует. И руки-ноги терять тоже не хочется.
Вдруг вспомнилось: ведь с руками у меня что-то не так. Сильно не так. Очень сильно. Как я мог забыть?.. Короста там непонятная. Или что-то вроде. А еще... Точно! Нет, что такое, как же это может... Тут наверху резко каркнула птица, я вздрогнул и потер рукавицей щеку. Теперь не до отвлеченных рассуждений. Хотя почему же отвлеченных?.. Стоп, о чем я, о каких именно рассуждениях? А, ладно, наплевать. Раз забыл, значит, и неважно.
Ни о чем не хотелось думать — ни о маньяках с арматурой, ни о сожженной коже, ни о невозможных зубастых пауках, раздирающих медведей. Что толку ломать голову сейчас? Ночь бы пережить. Устал я очень. За всю жизнь не было столько смертельно опасных приключений, как за этот день. И заканчиваться они, судя по всему, не собираются.
Оставалась, правда, надежда, что я сейчас засну, а проснусь уже в палате, под капельницей, выходя из комы. И непонятный дремучий лес с его обитателями останется пугающим, но по-своему забавным вывертом сознания. Представляющим медицинский интерес, но совершенно безвредным. Но что-то пока елки, снег и ледяная лунная ночь казались чересчур уж реальными.
И собачий (волчий?) вой, донесшийся откуда-то издалека, тоже показался очень реальным. Вот будет глупо, если адский семиметровый паук не сожрал, зато загрызут банальные волки. Опять дурацкий нервный юмор.
Шутки шутками, а на подвернувшуюся ель я залез весьма быстро. И, как выяснилось через полчаса, совсем не зря: в темноте у подножья ствола замелькали светящиеся желтые точки, послышался скрип снега, возня и поскуливание — стая нашла добычу, только добыча оказалась высоковато. Однако, хищники тут совсем непуганые — запросто решили перекусить человечиной.
Руки и ноги затекли, и больше всего я боялся свалиться с елки, на радость зверям. И жестокая стужа теперь уже стала по-настоящему ощущаться. Пальцы кололо сотнями ледяных иголок, тело пробирала крупная дрожь, стучали зубы. А ночь ведь только начиналась.
Волки тоже уходить не спешили, так и караулили под деревом. Не думаю, что они будут так сторожить до утра — в конце концов, не единственная же я возможная добыча в этом лесу? Но до утра я, скрючившись на тонких ветках, все равно не протяну — воткнусь в сугроб, как та ворона.
Удивительно, но после всех событий, которые произошли с тех пор, как я пришел в себя посреди ельника, голодные волки внизу воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Мол, ну, звери и звери — надо просто пересидеть. Все равно на дереве ночевать хотел, вот только не думал, что это так трудно. Психопаты с дубинами и арматурой были бы опаснее — они бы придумали, как меня с дерева сковырнуть.
Вдруг хищники внизу насторожились, угрожающе зарычали. Причем очень громко и прерывисто. Очень нервно, мне показалось. Потом был снова скрип снега и протяжное шипение, а дальше — жалобный собачий визг, чавкающие удары, треск, всхлипы и скулеж. И все перекрыл пронзительный свист. Меня как будто со всей силы огрели бревном по голове — рухнул вниз, ломая ветви. Отключился, по-моему, еще не долетев до земли.
Очнулся же от жары и душноватого запаха, утирая пот со лба. Успел обрадоваться, что прошлый день и правда оказался сном или бредом. Ну, явно ведь в казарме лежу, а не под елкой. Потянулся, открыл глаза и увидел перед собой белую льдистую корку, сияющую от солнца, поверх нее — тонкое женское запястье, а чуть подальше — окровавленную волчью морду, застывшую на снегу. Остекленевшие бельма пялились прямо на меня, а я — на них и на руку эту.
В голове после падения все плыло, и мысли тянулись как-то заторможенно. Сначала я успел обрадоваться, что не один теперь в этом ельнике, потом испугался, что женщина — тоже из этих психованных бомжей, затем — что ее убили волки, затем — что рука может быть и оторванной, как лапы у того медведя... Ужаснувшись от этой мысли еще больше, я наконец-то перевел глаза с запястья на все остальное. И явственно почувствовал, как дернулось сердце и как на затылке поднимаются немытые волосы.
Женская кисть, естественно, переходила в предплечье. Почему-то покрытое редкими темными пластинками по бледной коже. Только вот дальше рука переставала быть человеческой — угольно-черная, бороздчатая, в толстых щетинках. А росла рука из той же огромной туши, с которой я вчера встретился в подвале. Туша лежала прямо рядом со мной, придавив меня сверху второй лапой и прижимая к своему белому пузу. Именно от него и несло жаром.
Я лихорадочно отпрянул от неожиданно мягкой и теплой кожи, под которой снег протаял чуть ли не до земли. Отпихнувшись, сбросил с себя клешню, попытался отползти в сторону. Потом понял, что надо было дергаться аккуратнее, но было уже поздно: тварь проснулась от моей возни. С неожиданной прытью туша извернулась, вскочив на суставчатые паучьи ноги. Передо мной оказалась уже знакомая морда, показывая набор здоровенных зубов — размером с кухонный нож.
