Я зажмурился и судорожно сглотнул. Не было душевных сил даже на то, чтобы бояться, и потому я почти отстраненно ждал, как эта чудовищная пасть перекусит меня пополам. Бежать некуда, не успею — видел, как резво носится это членистоногое тело.
Однако монстр опять как будто издевался — прошла секунда, другая, потом где-то с полминуты, а он все не нападал. Я наконец-то поднял веки и увидел, что тварь просто рассматривает меня, слегка поводя мордой из стороны в сторону. Она щелкнула, присвистнула, и мне почему-то почудилось, что зверюга чем-то озадачена. А после вышло совсем странное — на мое плечо опустилась та женская рука, которая росла из туши где-то в районе головогруди, и погладила меня. Через одежду и отмороженную кожу я не почувствовал прикосновения, но выглядело это именно так.
Затем зверюга отошла в сторону и принялась с аппетитом уплетать останки волков, очевидно, недоеденных вчера. Ненадолго прервалась, подняла жуткую башку и махнула все той же рукой, словно приглашая присоединиться. Я машинально помотал головой, отказываясь от сомнительного угощения, хотя в желудке возмущенно заурчало. С чего-то вдруг захотелось этой собачатины — не думал, что настолько оголодал. Наверное, все из-за стресса. Удивляюсь, как еще держусь в здравом уме, учитывая события последних двух дней. Хотя, может, уже и не в здравом, кто его знает.
А ведь при свете дня я убедился, что у твари на одной лишь левой стороне башки аж два крупных глаза. И еще, кажется, россыпь мелких... Впрочем, это могли быть и просто какие-то кожные выросты. Но это такие мелочи по сравнению с остальным...
Вчерашнее впечатление не обмануло: больше всего невозможный монстр походил на черно-белого кита-косатку — даже пятно на голове было таким же. И белое брюхо. Только этого кита зачем-то поставили на четыре пары хорошо знакомых паучьих ног, а спереди прикрутили клешни. Потом передумали и вместо одной клешни пришили вполне человеческую руку. Еще хвост у зверюги загибался кверху и своим рельефом подозрительно напоминал скорпионий, но жала на его конце я рассмотреть не смог. Взамен него там красовалось что-то, похожее на китовый плавник. На морду щедро насыпали разных глаз, а потом получившуюся нелепицу пустили на промысел в леса. Где она почему-то не загнулась, а устроила легкий геноцид местным хищникам. Наверное, часто меняет охотничьи угодья, иначе такой туше не прокормиться — зверье быстро кончится.
По всем законам природы такой твари существовать не могло. А если бы и существовала, то уж точно не в таком климате. Ее части друг другу явно противоречили, это было заметно невооруженным глазом. Хотя бы по тому, как она пожирала волчьи останки: кусала чудовищными челюстями, мотала головой, отрывая куски. На морде при этом бестолково шевелились клешневидные выросты, похожие на жвалы, а толстое горло судорожно сокращалось.
Да и ноги эти, мягко говоря, не самый удачный вариант для того, чтобы таскать толстую китовую тушу. И вообще, китовые формы тела лучше всего подходит для жизни в воде или рядом с водой. А паучьи ходули для этого не подходят никак.
Ну, и главное — совершенно бесполезный высокий плавник на спине — зачем он нужен на суше? Не как приемник же для солнечных лучей! Тогда он был бы шире как минимум раза в четыре. Еще и хвост этот загнутый — как с таким плавать? А грудных плавников-то нигде не видно, кстати.
Однозначно, судя по нашей с ним ночи, теплокровное животное, но при этом — местами покрытое хитином. Не могу даже представить, как у него с теплообменом.
С клешнями тоже какая-то ерунда — из одной, как я помнил по прошлой встрече, зачем-то тонкие пальцы торчат... Вторая вообще рукой заканчивается.
В общем, может быть, я тут чего-то не понимаю, но выглядит эта тварь нежизнеспособной и несуразной. При всей своей наводящей ужас мощи и явно не самом мирном характере.
А еще мне очень захотелось понять, почему она на меня не напала. Может, нужно сваливать потихоньку, пока членистоногий кит занят едой? Или он вообще на людей не охотится? Слышал, что косатки к людям в этом плане совершенно равнодушны...
Пока я раздумывал, плавно и боком отодвигаясь к разлапистым елкам, нелепая жуть все же успела дожевать волчьи трупы. Кроме одного куска, бывшего когда-то, видимо, бедром убитого хищника. И теперь зверюга, шумно пыхнув дыхалом и выпустив столб пара на манер паровоза, снова воззрилась на меня. Смотреть в одну сторону всеми глазами сразу у нее не получалось, потому что они были расположены по бокам морды, как и у китов. На сей раз чудовище решило смотреть на меня их левой половиной, и на меня уставились два крупных, расположенных друг над другом глаза. Не показалось мне — они действительно очень разные. Тот, что пониже — по-моему, именно китовый. Во всяком случае, я себе так и представлял глаз косатки: темный, в тон коже, почти круглый, трудно понять, где там зрачок. А над ним, чуть смещенный назад — совсем другой глаз... Большой, миндалевидного разреза, изредка помаргивающий, с длинными пушистыми ресницами, на которых медленно таяли снежинки. Почти как человеческий, только больше, и радужка очень странная — ярко-оранжевая, с легким зеленоватым отливом, на солнце горит янтарем.
Под китовым глазом — три или четыре темных пузырька, тоже очень похожих на глаза, только гораздо более примитивные. Ну и дела... Не зверь, а конструктор какой-то. Собери монстра сам. Может, на самом деле робот?
Ну вот, упустил момент. Членистоногий монстр уже тащился ко мне, прихватив с собой недоеденный волчий окорок. Протянул его мне своей единственной рукой — кстати, левой — и выжидающе замер.
— Нет, спасибо, я это есть не буду, — вежливо прохрипел я. Голос у меня какой-то слишком грубый, звучит, как несмазанный. Простудился я, наверное. Немудрено.
Ходячий кит, видимо, не понял — придвинул свое угощение еще ближе, чуть не ткнув им мне в лицо. С сырого мяса капала кровь, на него налипли клочки серой шести, отчетливо виднелись борозды от огромных зубов, торчал обломок кости, неаппетитно свисали лохмотья шкуры... Да еще и обслюнявленное оно, должно быть. Нет уж, сам это кушай.
— Не буду, — повторил я настойчивее, для наглядности мотая головой и отпихивая окорок. Ну вот, теперь еще и рукавицы в крови извозил. Рванье, конечно, но других-то нет.
Удивленно пискнув, зверюга кинула недоеденное в пасть и зачавкала. Я разглядел, как мясистый язык пропихивает кусок в горло, и поперхнулся. Ну и зубки у этой твари, конечно.
И клешня у нее неполноценная, уродливая. Как и все остальное. Это даже не целая клешня, а, скорее, только нижняя половинка. Хоть и огромная. Вместо верхней — те самые два пальца, на которые я обратил внимание в подвале. Выглядит жутко, но функциональности никакой, похоже. Разве что орехи колоть. Или черепа. Но полной клешней было бы гораздо удобнее.
Надеюсь, меня она этой своей недоклешней больше давить не станет... Не для того же поесть предлагает. Откармливать меня зверюге нет никакого смысла — медведи все равно толще.
С чего она ко мне вдруг так прониклась-то?.. От волков спасла, отогрела, теперь мясо подсовывает. Материнский инстинкт проснулся, за непутевого детеныша приняла? Так я на нее вообще не похож. Надеюсь, по крайней мере. И, кстати, какого оно вообще пола?
И почему его рука так похожа на человеческую? Ох, ладно, о чем я вообще думаю? Интерес естествоиспытателя проснулся, видите ли. Нездоровый. Другими вопросами надо озадачиться. Гораздо более важными и актуальными. Как из этих чудесных лесов выбираться, например. А о том, что это вообще такое было, я поразмыслю потом. Сидя в тепле, в мягком кресле, с кружкой чего-нибудь горячего. Если удастся запомнить место, может, попробую сюда экспедицию собрать. Хотя кто мне поверит... В лучшем случае, покрутят пальцем у виска. В худшем — отправят на принудительное лечение, если рассказывать про китов-пауков с клешнями и руками.
Короткий зимний день скоро пойдет к концу — солнце только-только просвечивало между еловыми лапами, заливая поляну лучами, а теперь уже опять начинает смеркаться. Вторые сутки я здесь, между прочим. И уже столько всего случилось. Я до этого даже волков только в зоопарке видел. А теперь меня ходячий кит ими накормить пытается. О том, как он их до этого разодрал на куски, даже вспоминать неохота.
Зато мне при нем, наверное, и те бомжи не страшны. Или он их трогать не станет, даже если они меня убивать придут? Кто его знает.
И опять встает проблема, где бы переночевать. На голом снегу спать совсем нет желания, а в подвал возвращаться нельзя — бомжи наверняка наведаются, они же запомнили место. Найдут веревку и спустятся — что тогда?
А тварь, похоже, именно туда идти и намеревается. Вот, развернулась, топчется на месте и помахивает рукой. Точно, у нее же там логово — кости-то на полу явно намекают... Хуже всего то, что я, кажется, и человеческие черепа там узнал. Правда, не уверен — темно же. Но идти за китом совсем нет желания. И ведь явно с собой зовет, сволочь! Что ему от меня надо? Тоже мне, общительный нашелся.
Вот как он отреагирует, если я сейчас возьму и пойду совсем в другую сторону? В еловую чащу, куда глаза глядят.
Я покрутил головой, еще раз искоса взглянул на многоногую жуть, которая теперь стояла ко мне хвостом, и обмер. Совершенно явственно увидев, что последняя пара ног у твари была не совсем паучьей. Точнее, паучьими они оказались сверху, а дальше, начиная с одного из нижних суставов, переходили в человеческие колени, голени и ступни. Бледная, синюшная от холода кожа выше щиколоток была сплошь покрыта царапинами, уже подживающими и совсем свежими — очевидно, постоянно режется о плотный наст. Заноз там тоже хватает, мне кажется. Черт, не хотел бы я бегать по этому лесу босиком. Как оно ходит — ему же, наверное, все время больно. Или боли не чувствует?
Вновь шевельнулось в голове очень четкое ощущение, что тварь по частям собирали. Причем весьма безалаберно, как бог на душу положит, не озадачиваясь ее дальнейшей судьбой. Лишние, совсем не нужные глаза, плавник на спине, половинка клешни с пальцами...
Существо тем временем призывно затрещало, снова пыхнуло паром и засеменило по своим следам восвояси, поминутно останавливаясь и оборачиваясь ко мне всем телом. Правильно, шеей-то оно вертеть не может. Потом, видя, что я не решаюсь последовать в его логово, вернулось и посмотрело на меня с явной укоризной, прищурило глаз с пушистыми ресницами. Огорченно свистнув, зверь подтолкнул меня головой — вроде слегка, но я с трудом удержался на ногах. Точно не отстанет.
"А, катись оно все. Будь что будет. Не сожрал ведь сразу", — подумал я и махнул рукой.
— Иду, иду... — пробурчал я уже вслух и поплелся в вонючий подвал, заваленный костями.
Пока мы шли, небо уже заалело, потом подернулось тьмой, и сумерки стали быстро сгущаться. Мрачные елки мели мне по плечам своими колючими лапами, будто подбадривая. Или прощаясь. Я то и дело проваливался в глубокий снег, хоть и старался идти по проложенной тварью тропинке. Матерился себе под нос — от злости, страха и усталости. Почему-то вспомнилось, как еще в школе катался на лыжах на окраине города и слегка заблудился. Тогда было так же — мороз, еле заметная полоса заката в редких просветах на полянах, накатившие сумерки, елки и снег. Только вместо следов членистых ног передо мной была лыжня. Как меня вообще угораздило заблудиться на лыжне, а?
Завалившись в подвал, мой спутник переполз в дальний от пролома угол, подогнул паучьи лапы и грузно уместился пузом на полу. Я привалился к теплому боку где-то между суставчатых лап, плотнее надвинул капюшон и мгновенно уснул.
Глава 3. Кто я?..
Проснулся я от того, что тварь бесцеремонно пихнула меня лапой, которую я зачем-то обнял во сне. Я на четвереньках отполз от горячей туши, поднял голову и недоуменно посмотрел на своего случайного компаньона. Тут же понял, что разбудили меня не из вредности: зверюга насторожилась, подобралась и напряженно прислушивалась к чему-то. А потом и я обратил внимание на приглушенные голоса, доносившиеся от пролома.
Выследили!.. Те двинутые бомжи! Явились все-таки по мою душу! Ведь как знал вчера, не хотел здесь ночевать!
И, судя по голосам, теперь их было гораздо больше! Всю шайку привели, очевидно. А что бомжи почему-то настроены очень серьезно — понятно было еще позавчера. Ну ничего, я так просто не дамся. Со мной, в конце концов, огромный хищный монстр. Надеюсь, заступится за меня — хотя бы из желания защитить свое логово, в которое приперлись незваные гости. А я сам отсюда носа не высуну — не дождутся. Лишь бы у них не нашлось огнестрела или чего-нибудь похуже. Хотя кита из пистолета вряд ли убьешь, только разозлишь, мне кажется.
Голоса приблизились, но их хозяева в пролом лезть не спешили. Встали, судя по всему, метрах в двадцати, и что-то возбужденно обсуждали. Наверное, планы вторжения. Правильно, я бы сюда тоже просто так не сунулся.
— Несет оттуда чем-то, — явственно расслышал я. Странно, что так хорошо разобрал — ведь далеко стоят.
— Дык тролль нагадил за ночь! — выдал версию другой бомж.
— Гору он нагадил, что ли? Да и воняет не дерьмом, — разумно возразил еще кто-то.
Ишь, парфюмеры нашлись. От их друзей, между прочим, тоже пованивало. А запах от кита не такой уж неприятный. Затхлый какой-то, разве что.
От волнения (да что уж там, от страха) подрагивали руки и колени, но мысли согревал тот факт, что я тут не один. И что со здоровенным китом никакой бомж не справится, даже если он с трубой или арматуриной. С чем на них охотиться было принято, с гарпунами? А потом еще кит за собой полдня корабль таскал. Если что, сбежать успею.
Хотя от этой идеи почему-то стало стыдно. Мол, пусть китовый паук тут разбирается, а я свалю по-тихому. Некрасиво как-то. Он вот для меня волков перебил. Может, конечно, просто жрать хотел, но все-таки.
С другой стороны, не помирать же ради какого-то животного, да еще и малознакомого. Но и бросать просто так его не буду. Повоюем еще.
— А чего мы не через дыру полезли? — подал голос один из бомжей.
— Потому что там — только по одному, а тролль, может, внизу ждет, — ответили ему. Почему-то некоторые слова звучали незнакомо, приходилось домысливать. — Сам оттуда не вылезет. Других ходов нет, проверили. Загоним, никуда не денется.
Снаружи, судя по звуку, смачно плюнули. Чем я их все-таки так разозлил-то, а? "Загоним", ты гляди. Охотнички нашлись.
Кит-паук (или, точнее сказать, скорпион?) гневно засопел дыхалом, будто разделяя мои чувства. Кто-то там это услышал, тревожно забормотал:
— Э, мужики! Слыхали? Там пыхтит! Не медведь ли, часом?
— Если медведь, так он уже... — сказали ему, и дальше несколько слов я разобрать не смог, хотя говорили так же громко.
— Ну дык...
— Проверить надо! За него... — И дальше опять непонятно, слух зацепил только слова "скотина", "девки" и "награда". Как говорится, тут разобрал, тут — не разобрал. Говорят невнятно как-то.
Снаружи затихли, и через минуту я понял, что это неспроста: на фоне светлеющего пролома проскользнула осторожная тень. Что характерно — с дубиной в руке. И двигается гладко, не спотыкаясь в темноте.
