— Говорят, что он живет на самом верхнем этаже башни, и оттуда видит все, что происходит, и следит за порядком. А когда выходит, надевает широкий черный плащ и черную бархатную маску на лицо. И с ним все время находятся его телохранители. Говорят, — Рувэн оглянулся и понизил голос, — что тот, кто убьет Хозяина, занимает его место и получает ключи от всех дверей и шкатулку с сокровищами. А еще говорят, что Хозяин время от времени меняется, и что следующим Хозяином обычно становится начальник телохранителей.

-Звучит, как страшная сказка! И что, полицейские...белочулочники не знают, что кто-то живет в Толстой башне?

— Догадываются. Только каждый раз, как они собираются совершить облаву, нас предупреждают заранее — у Хозяина есть прикормленные люди в полиции, и мы прячемся. Под башней находится вход в катакомбы. Когда-то здесь добывали известняк, да забросили, а пещеры остались. Говорят они тянутся под всем городом, даже под рекой, и если знать, то можно пробраться в любой квартал, и даже в любой дом. Во как! Только план катакомб знает один Хозяин, потому и власть у него.

Тем временем мы свернули с дороги в небольшую лощину. Тропинка пошла вверх, наша кляча совсем замедлила шаг и недовольно заржала.

— Давай, давай старая развалина! — подбадривал ее Рувэн. — Пошла вперед, а не то отдам живодеру!

Но ни угрозы, ни уговоры на нее уже не действовали. Мы с Мэнди стали подталкивать телегу сзади, и уже почти преодолели этот проклятый подъем, когда из-за большого межевого камня вышел человек с мушкетом.

— Никак застряли, парни? — сказал он, подкручивая ус и направляя мушкет на нас. — Подсобить вам, или сами справитесь?

— Привет Филин, — крикнул ему Рувэн. — Не признал меня, что ли? Ты же мне с прошлого месяца 10 золотых задолжал.

— А-а-а, циркач! — Филин убрал мушкет за спину. — А то я смотрю, вроде люди незнакомые.

— Это со мной, можешь расслабиться, — Рувэн вновь взял лошадь под уздцы, и потянул вперед.

— Ну, проезжайте, коли так, — Филин почесал в затылке и отступил обратно за камень. — Да, вечером приходи, я у тебя должок отыграю.

— Смотри, последние штаны не проиграй, — сердито сказала Мэнди.

— Не боись, девка, не проиграю,— хохотнул Филин, и когда мы проезжали мимо, подмигнул мне и показал странный знак — сцепленные указательные пальцы.

— Что это он показал мне? — спросил я у Рувэна, повторив жест часового.

— Это знак обитателей Толстой башни, — пояснил тот. — Если хочешь жить, запомни его.

Дорога пошла вниз и лошадь прибавила ходу, и не прошло и нескольких минут, как мы выехали на широкую поляну, посредине которой находился замок пфальцграфа, вернее, то что от него сохранилось, а сохранилось немного. Судя по остаткам крепостной стены, это должно быть был довольно большой замок, со множеством башен, укрепительных сооружений и прочих построек, но время пощадило лишь донжон — главную башню замка, в которой осажденные укрывались, если неприятель прорывался во внутренний двор. Она была построена на холме, отдельно от всех строений, и может, именно поэтому уцелела при пожаре. В то время, когда возводился замок, еще не знали современной моды на украшательства, всех этих арок, колон и прочих ухищрений. Толстая башня была построена просто, грубо и без затей, хотя все равно представляла собой довольно внушительное зрелище.

Перед входом в башню нынешние владельцы приспособили что-то вроде ворот, и, в отличие от остального города, который только-только просыпался, здесь вовсю кипела жизнь. Судя по всему обитатели башни делились на тех, кто вел преимущественно ночной образ жизни и дневных тружеников. Первые спешили в этот ранний час в свое убежище, чтобы отдохнуть от ночных подвигов, вторые, наоборот, стремились выйти из башни как можно скорее. В узких воротах они сталкивались, из-за чего возникала давка. Мимо нас прошли несколько мужчин разбойничьего вида, растолкав в воротах группу каких-то убогих. В ответ фальшивые калеки обложили их такими ругательствами, от каких покраснел бы и речной пират, а один из убогих даже запустил в разбойников своим костылем, но промахнулся.

— Ватага Кривого, — прокомментировал Рувэн. — Счастье убогого, что не попал, а то бы Кривой его быстро превратил бы из фальшивого калеки в настоящего.

— Проходим, не задерживаемся! — надрывался привратник у входа. — С человека 10 зильбергрошей, с подводы — 20.

Впереди нас стояли несколько гулящих девок, страшных, как Женщина-паук. Не знаю, кто мог на них польститься. Хотя, возможно, вечером они еще могли чем-то привлечь мужчину, но сейчас они были просто уставшими бабами с опухшими после ночной гулянки лицами и размазанной по щекам косметикой. Они тупо, как коровы, смотрели вперед, опустив руки вдоль тела и, даже не реагировали, когда проходящие мимо шлепали их пониже спины. Только одна из них, смуглая полная брюнетка, по виду из Боржонэ, одетая до невозможности вульгарно, сохраняла бодрость, отпуская плоские шутки по поводу всех присутствующих. Толпа искренне развлекалась, видя в этом маленьком развлечении способ скрасить скуку ожидания. Заметив нас, брюнетка просто вошла в раж.

— Вы только посмотрите на эту лошадь! — вопила она. — Ну и дохлятина! Вы что, выкопали ее труп из земли на День Воскрешенных?

— Уймись, Поллет, — спокойно произнес Рувэн. — Ты, что ли, за ночь не наоралась?

В толпе послышались смешки.

— Да я бы и еще покричала, да только кавалеры закончились, — без тени стыда ответила та. — Хочешь заменить их? Или, хотя бы дружка своего со мной отпусти. Покувыркаемся, а, сероглазый? Недорого...

Тут я со смущением обнаружил, что она обращается ко мне. И как назло — ни одного остроумного ответа в голове! Вечно я придумываю что сказать, когда уже все закончилось.

— Отцепись, Поллет, — по-прежнему невозмутимо сказал Рувэн, — этот паренек еще том возрасте, когда любовь дают бесплатно. А от тебя он может получить разве что дурную болезнь.

— Ах, какие мы гордые! — пропищала Поллет под общий смех. — Для кого же ты его хранишь, уж не для своей ли сестренки-соплячки?

Этого Мэнди стерпеть не смогла.

— Слушай сюда, стерва, — прошипела она, спрыгивая с телеги, — еще одно слово скажешь, расцарапаю морду так, что никто на тебя с месяц не позарится. Уразумела?

Что-то было в циркачке устрашающее, не смотря на ее юный возраст и малый рост. Вполне возможно, что ей уже приходилось доказывать, что ее угрозы это не просто слова. Во всяком случае, Поллет сочла за лучшее ретироваться.

— Сколько ей лет? — спросил я у Рувэна.

— Кому? Мэнди? 17 недавно исполнилось, — ответил тот, не скрывая гордости. — Она у меня огонь, а не девка. Даже не знаю, как такую замуж выдавать — ее женихи боятся.

И неудивительно, подумал я. Такая и самому Троггу рога обломает, не испугается.

Тем временем Мэнди вернулась к телеге, и мы, наконец, въехали во двор, заплатив привратнику положенный сбор. Все пространство двора была уставлено различными шатрами, палатками, телегами и просто кишело людьми. С трудом, протолкавшись через этот бедлам, мы достигли западной стены, возле которой полукругом были расставлены с десяток фургонов. В середине этого импровизированного лагеря, у костра, сидела женщина средних лет и чистила овощи. Увидев нас, она оставила свое занятие и бросилась обнимать Рувэна, а затем Мэнди.

— Слава Пресветлой и Извечной, — кричала она, — вы живы! Я уже вся измучилась, думала, вас схватили, или еще что случилось...

— Успокойся Вилма, ну что с нами может случиться, — пробасил Рувэн, в свою очередь обнимая ее. — Видишь, мы целы и невредимы.

— Очень хорошо, что вы вернулись, — понизила голос Вилма, — на вчерашнем выступлении сборы были меньше, чем обычно. Слизняк уже рвет и мечет.

Полог соседнего фургона откинулся и оттуда послышался такой рев, которому бы позавидовал и половозрелый осел.

— А вот и он, легок на помине, — прошептала Вилма.

— Разбойники, бездельники, тунеядцы ! — неслось из фургона. Затем оттуда стрелой вылетел маленький лысый человечек, с кривыми ногами и бесформенным брюхом. — Решили меня разорить? Где вы шлялись все это время? Я что, зря вам плачу?

— Где надо, там и шлялись, — хмуро ответила Мэнди. — Вам лучше не знать.

— Они меня в могилу сведут! Вы опять сцепились с белочулочниками? О, бедный я, бедный! Мало мне штрафа, который мне выписал ратман в прошлом году! О, разорители проклятые! Что вы будете есть, когда меня не станет? Пыль дорожную, вот что. Вы еще вспомните меня, да поздно будет!

И так далее до бесконечности. Привлеченные его криками, из фургонов стали выходить люди. Сами виновники этого взрыва негодования выслушивали его вполне равнодушно, Рувэн принял из рук Вилмы кувшин молока и пирог, и принялся с аппетитом его уплетать. Мэнди вообще отвернулась и разговаривала с каким-то пареньком, судя по жестам, давая ему распоряжения на счет нашей клячи. Я же просто изнемогал. То ли от бессонной ночи, то ли по другой причине, у меня жутко разболелась голова, а вопли коротышки только усугубляли мои страдания.

— Послушайте, господин Слизняк, — сказал я, когда понял, что еще немного и моя бедная голова просто лопнет, как переспевший арбуз, — вы не могли бы прекратить визжать, хотя бы на сегодня. Право, мы все очень устали и нуждаемся в отдыхе.

Коротышка остановился посредине фразы и с изумлением перевел глаза на меня. Все вокруг замерли и смотрели на меня разинув рты, как будто я покрылся вдруг зелеными перьями. Я осмотрел себя, но ничего нового не обнаружил.

— Как он меня назвал? — спросил вдруг коротышка слабым голосом. — Или я ослышался? Кто это вообще такой? Кто его привел? — с каждым новым вопросом голос Слизняка набирал силу, а на последнем вообще сорвался на визг.

— Это мой друг, Рауль, — сказал Рувэн, допивая молоко. — Он поживет у нас какое-то время.

— Что?!! Еще один нахлебник! Ну нет, я не потерплю! Чтоб ноги его здесь не было!

— Почему же нахлебник, — возразила Мэнди, — он свое содержание отработает.

— Да посмотрите на него, — ревел коротышка, — разве он способен работать? Что он вообще умеет? Зачем он нужен?

— У нас освободилось место помощника метателя ножей, забыли? Или хотите сами исполнять его должность?

Услышав об этом, Слизняк тут же заткнулся, и, махнув рукой, мол, делайте что хотите, скрылся в своем фургоне. А мне вдруг очень захотелось узнать, что произошло с предыдущим помощником метателя ножей.

Глава 10.

— Высовываться тебе пока что нельзя, так что поживешь какое-то время с нами. Тут тюфяк, наверху всякая утварь, располагайся, — сказал Рувэн, показывая мне закуток, где я должен был спать. — Будешь жить в нашем фургоне. Мы с Мэнди тоже ночуем здесь. Тут раньше жил Коста, но уже неделя, как он пропал, и никто не знает где он. Может оно и к лучшему — не нравилось мне, в последнее время, как он на сестренку поглядывал. Я даже хотел ему морду начистить, да не успел.

За ширмой, куда ушла Мэнди, послышалось громкое фырканье.

— Так это он раньше был помощником метателя ножей? — спросил я.

— Ага, — Рувэн снял сапоги и улегся на свой тюфяк. — Ты не обижайся, я не знал, что так получится, думал со Слизняком удастся договориться и без этих сложностей. Но после того, как ты его обозвал он и слышать ни о чем не хочет.

— А что, его разве не Слизняком зовут?

Мэнди за ширмой громко расхохоталась. Рувэн тоже улыбнулся.

— Он требует, чтобы его называли мэтром Солезони, и имеет на это право, поскольку именно он является хозяином цирка, в котором ты имеешь честь находиться. А Слизняком мы его между собой называем, за некоторые черты характера.

— Понятно за какие.

— Кроме всего прочего он еще и очень злопамятен.

— Подумаешь, буду я еще пугаться какого-то хозяина цирка.

— А стоило бы. Он далеко не дурак, и связи у него имеются. Так что, если хочешь остаться здесь, придется играть по его правилам. Сегодня вечером будешь с нами выступать.

— А что делает помощник метателя ножей? — поинтересовался я.

— Ничего сложного. Твоя задача — просто не двигаться. Тогда ножи попадут именно туда, куда нужно, а не в тебя.

— Ничего себе, — хмыкнул я. — И кто же будет их метать?

— Я буду, — с этими словами из-за ширмы вышла Мэнди, успевшая сменить мужской наряд на скромное бумазейное платье, выгодно подчеркивающее ее талию. Она посмотрела мне прямо в глаза, явно наслаждаясь моим замешательством, противно улыбнулась и продолжила сладким голосом, — не бойтесь, принц, я не промахиваюсь. Хотя, если вы хотите отказаться, то я попытаюсь добиться от Слизняка, чтобы он дал вам какую-нибудь другую, более безопасную работу — колоть дрова, например...

— Я, дорогуша, ничего не боюсь, — сказал я, отчетливо проговаривая каждое слово, — просто не хочу зря рисковать своей жизнью, подставляя себя вместо мишени для какой-то малолетней пигалицы.

— Пигалицы?!! Да я метаю ножи с 4-х лет, и еще ни разу не промахнулась.

— Вот как? Ну, покажи свое искусство. Видишь доску у ворот? — я показал на небольшой щит, на котором был нарисован клоун и написано: "Цирк Солезони". — Попадешь в клоуна, я соглашусь быть твоим ассистентом. Щит стоял довольно далеко, у крайнего фургона, я специально указал на него, чтобы сбить с Мэнди спесь. Тем неожиданнее оказался ее ответ.

— Договорились, — прошипела циркачка, и, схватив с полки нож, без всякой подготовки метнула его через весь двор. Когда я перевел глаза на щит, у меня от изумления просто глаза на лоб вылезли — нож торчал у клоуна точно посреди лба. — А это, чтобы вы не говорили, что это случайность, — Мэнди метнула еще два ножа, которые, как по — волшебству, оказались в обоих глазах нарисованного шута. — Надеюсь этого достаточно. Увидимся на представлении, — пропела она, и, послав мне воздушный поцелуй, спрыгнула из фургона на землю.

Вот ведь вредная девчонка! Уже второй раз она провоцирует меня, называя трусом, и во второй раз ей удается добиться своего.

— Да, ей палец в рот не клади, — проговорил сквозь смех Рувэн. Его эта сцена искренне позабавила, чего нельзя сказать обо мне. — Ты не думай, она хорошая, просто к ней надо привыкнуть.

— К ней не привыкать надо, а дрессировать, — сказал я, задыхаясь от гнева, — тогда может и толк будет.

— Да она сама кого хочешь, выдрессирует! — расхохотался Рувэн. Он сел, и стал обуваться. — Пойдем, познакомлю тебя со всеми. Да, шпагу свою здесь оставь, и спрячь ее хорошенько — тут такой народец крутится, в миг избавят от всего, что плохо лежит. И что ты принц тоже не надо никому говорить, — с этими словами он многозначительно посмотрел на меня.

— Ладно, буду инкогнито, — вздохнул я.

— Инко... что?

— Неважно, считай, что ты меня уговорил. Никому не скажу.

— Вот и славно. — Рувэн обнял меня за плечи, и мы вышли из фургона.

Вся труппа цирка Солезони, за исключением самого мэтра, как раз сидела у костра и поглощала свой нехитрый завтрак, состоящий из куска пирога с зайчатиной. Я тоже отдал ему должное, пока Рувэн объяснял мне, кто есть кто.