Планета Арес. Прибытие

На трибунах кричали зрители, поддерживали. Кого? Его или ублюдка? На миг ощутил себя на арене древнего цирка, где насмерть сражались гладиаторы и тут же отбросил неуместные мысли. Ублюдок оказался неожиданно силен, пожалуй, даже сильнее чем он. Себя глупо обманывать, но признать поражение? Это недостойно Семьи, в которую он имел честь входить.

Атака ублюдка была стремительной и жесткой; уверенный в собственном искусстве, он решил разделаться с противником единственным, решительным ударом.

Рапира ублюдка с тихим шелестом скользнула вдоль клинка и устремилась в живот. Гуан-фу крутанул корпусом, и в ту же секунду сталь ужалила бедро.

Запоздалая атака на выходе из выпада ни к чему не привела. Хорошо двигается, ублюдок, легко и плавно.

Гуан-фу гневно рыкнул и отскочил, почти не почувствовав боли, а только влажную струйку, что стекала в сапог.

Ублюдок на окровавленное острие рапиры и ухмыльнулся.

Между тонкими, черными губами показался алый язык, облизал.

— Сиятельный все еще желает играть в мужские игры? — громко произнес, красуясь перед публикой — полдела сделано. Осталось дождаться пока противник ослабеет от кровопотери.

— Больше, чем раньше, ублюдок, — тихо, чтобы не услышала публика, вымолвил Гуан-фу, всматриваясь в темные, безжалостные глаза. Не так все быстро! Несколько раз перенес центр тяжести на раненую ногу — вполне работоспособна. Возможно, это и ненормально, но его просто распирало от жажды действия. И ни капельки страха, только адреналин долбит по нервам. Порежу на куски!!!

Ублюдок, сбив клинок в сторону, стрелой сорвался в атаку.

Гуан-фу едва успел резко развернуть корпус и переносить защиту на внутренний верхний сектор.

Острие царапнуло панцирь, прикрывавший грудь, слева.

Эфес рапиры Гуан-фу в ответ жестко ткнул ублюдка в левое плечо, отчего тот проскочил мимо.

Укол под левую лопатку.

Бинго! И рев сирены, прекращающий схватку.

— Хея! — азартно завопила толпа, собственный крик все больше заводил ее. При всей внешней сдержанности в проявлении эмоций, тиадары обожали зрелища, связанные риском.

Его трясло от яростно клокочущего в венах моря гормонов. Чувство, которое он испытывал, было сродни оргазму.

Он был почти счастлив и жалел только о том, что поединок не по-настоящему, не в серьез. Туловище и голову закрывали прочная кираса и шлем, точный и сильный удар по ним приводил к победе, не защищенными были только руки и ноги, так что ни один поединок не обходился без кровавых царапин. А вот если бы почувствовать, как сталь пронзает плоть, по примеру доблестных предков вонзить клыки в горло еще живого побежденного, почувствовать, как по капле вытекает жизнь из его тела и ощутить соленый вкус его крови! Он был бы счастлив!

Маска полетела на пол, Гуан-фу вбил клинок в ножны и поспешно, слегка прихрамывая — чертов ублюдок все же зацепил, направился за кулисы. Он знал, что сейчас начнет колотить от моря гормонов, выплеснутого в единый миг в кровь. Не стоит, чтобы ублюдки на трибунах видели трясущиеся руки.

На то, что не стал отвечать на зрительские аплодисменты, никто не обратил внимание — привыкли. Как никак уже год как выступает на арене. К тому же 'Золотой клинок' мог позволить себе и не такое, но публика его все равно бы простила.

Гуан-фу, с влажной после душа шерстью, вышел из подъезда на улицу к машине. Она была новой и сумасшедше дорогой игрушкой, второй страстью после кровавых поединков. Даже если бы автомобиль отлили из чистого золота, он, наверное, обошелся Семье дешевле. Гуан-фу вырос в убеждении, что все лучшее должно принадлежать ему потому, что он лучший, самый достойный на том простом основании, что не только принадлежит к древнему, избранному народу Гиюн-кхо, а еще его урожденный князь.

Смеркалось по-зимнему рано, хотя солнце еще высоко и жара волнами поднималась с каменной мостовой. Белая горячая пыль. Несколько тиадаров в розовых штанах, скрестив руки, привалились к стене здания напротив и смотрели на Гуан-фу. Но даже не пытались приблизится. Знали, что он, несмотря на официальную позицию власти, поощряющей однополые браки — считалось что это поможет уменьшить численность населения планеты, не выносил их и, попытка чревата знакомством с дубиной телохранителя.

Водитель, он же охранник, небрежно опирался спиной о крыло мощного гоночного электромобиля. Увидев, что хозяин выходит, обежал машину, предупредительно открыл дверь, почтительно склонив голову.

В молодом тиадаре, в великолепном костюме (белом с золотой вышивкой), какой подобало носить члену одной из богатейших и влиятельных семей планеты, узнать бойца, на потеху публике рискующего жизнью, было почти невозможно, если бы не легкая хромота. Семья Гуан-фу была одной из самых могущественных и богатых из разбросанного по всей планете диаспоры народа Гиюн-кхо, и по праву! Она выводила свою родословию напрямую от древних князей — владык Гиюн-кхо и за тысячелетие после изгнания только преумножила богатства и влияние. Сильна она была налаженными связями с стражами справедливости, надзирающими над исполнением законов, среди командиров которой было множество выходцев из Гиюн-кхо, традиционно поддерживающих связь с бывшей княжеской Семьей. Заинтересованные лица знали, хочешь решить вопрос с правоохранителями, если дело не слишком смердит — за дела, связанные с государственными преступлениями (покушениями на канцлера или министров или бача-бача — сексуальными 'играми' с щенками), старый князь Гиюн-кхо никогда не брался, то иди к нему и вопрос решится к общему удовлетворению! Естественно, за некоторую сумму или ответные услуги. А еще Семья владела фармакологическим комбинатом, снабжавшим лекарствами половину планеты.

Золотой молодежи, детям богатых и влиятельных родителей, свойственно сжигать жизнь в праздности и опасных развлечениях, хотя бы немного волнующих застоявшуюся древнюю кровь. Гуан-фу не был исключением. Курить дарящую сладкие грезы траву гнаф или каждый день менять женщин? Пробовал, надоело. Гонять на дорогом электрокаре, игнорируя дорожные правила и рискуя разбиться? Банально, примитивно. Так развлекались слишком многие из его круга. А вот с рапирой в руках выйти против живого тиадара... Настоящая опасность, настоящий противник! Смертельные случаи случались редко и вероятность гибели была не больше, чем у профессиональных гонщиков, но она была. И это по-настоящему будоражило кровь! Да ради этого он многое отдаст и согласен рисковать жизнью!

Когда, по окончании школы, к великому неудовольствию старого князя, его единственный наследник вместо имперской академии, приличествующей аристократу, поступил учится в простонародный столичный технологический университет, владыка народа Гиюн-кхо, стерпел. А потом наследник на потеху досужей публике начал рисковать жизнью. Пошел наперекор отцу. После этого старый князь демонстративно почти не обращал внимания на единственного наследника и, как поговаривали, хотел написать завещание в пользу дальних родственников.

Год тому назад, когда сын поднялся в рейтинге бойцов до первой десятки и его фотографию разместили в спортивном журнале, один из знакомых показал князю журнал (никто из близких не решился), отец пренебрежительно хмыкнул и сказал:

— Вольно ему шпажкой махать перед грязными инородцами...

Несмотря на века изгнания, народ Гиюн-кхо считал остальные народы чуждыми и неравными себе.

Машина бесшумно тронулась, набирая скорость, помчалась в аристократический район столицы. Гуан-фу сидел на заднем сидении, с полуприкрытыми глазами и немного рассеянным видом, из полуоткрытого окна — горький запах перегретой пыли и каменных джунглей столицы. Угрюмо поглядывали темнотой окон двух-трехэтажные виллы, спрятавшиеся за бетонными заборами, пролетали ядовито-зеленые кроны деревьев со стволами, окрашенными природой разноцветными полосами: зелеными, желтыми, оранжевыми, красными и фиолетовыми, проносились встречные автомобили.

Неожиданно раздался пронзительный звон телефона, Гуан-фу вздрогнул.

— Да, — произнес в трубку водитель, несколько секунд слушал не перебивая, потом повернулся к пассажиру.

— Вас, сиятельный, — учтиво наклонил голову и передал трубку Гуан-фу, — Глава разведки.

Нахлынуло мучительное чувство, что сейчас произойдет нечто плохое.

— Да, — произнес настороженно, поднося телефон к уху.

— Сиятельный, вас посмел побеспокоить ничтожный Итос. На вашего сиятельного отца совершено покушение. Ваш отец жив, но ничтожные тяжело ранили его.

На миг Гуан-фу оледенел, потом глаза полыхнули, между тонких, черных губ, мелькнули волчьи клыки. Ни горя, ни страха не было — только холодная ярость. Покусились даже не на члена клана, на отца.

Принцип 'стаи', когда каждый защищает своих, по мере превращения тиадаров в разумную расу сменился принципом 'семьи' и 'клана'. Защита их была глубинным инстинктом тиадаров.

Он кинул трубку водителю.

— Езжай домой и как можно быстрее!

— Выполняю, сиятельный!

Автомобиль, презрительно игнорируя дорожные знаки и, пару раз едва не протаранив машины неудачников, помчался к отцовскому дому. Еще на подъезде Гуан-фу увидел необычное оживление. У закрытых ворот парка, в глубине которого прятался трехэтажный, старинный дворец, скопление вооруженных автоматами наемников, судя по окрасу шерсти на голове — в основном из народа Гиюн-кхо.

Только после того, как охрана опознала автомобиль наследника, а один из наемников заглянул в кабину и убедился, что посторонних нет, ворота открылись.

Глава разведки семейства, рыже-седой, но все еще крепкий тиадар с поклоном встретил на парадном крыльце дворца.

— У меня плохие известия, сиятельный. Ваш отец умер. Теперь, по праву старшинства, вы глава Семьи и Повелитель!

Как умер? Что говорит этот несчастный поедатель падали? У Гуан-фу вдруг задрожали ноги. После смерти матери отец был самым близким и, хотя в последнее время они не понимали друг друга, это не отменяло того, что это отец! Отец, бывший примером и заботившийся о нем и по-своему любивший его! Из глотки вырвался клокочущий звук, похожий на рычание. Растерянно и жалко моргнул.

'Ну что ты скулишь?' — всплыл в памяти недовольный голос отца. Гуан-фу, тогда еще семилетний, стоял перед жертвенником, на котором бешено бился в прочных путах, не в силах порвать тхор — небольшое животное с изящно загнутыми рожками. Жалобное блеяние обезумевшего от страха животного раскатывалось между стен молельни. Выпавший из руки Гуан-фу нож валялся на полу. 'А ну, не ной! Не пристало наследнику древнего рода скулить от страха подобно ничтожным крестьянам! Ты потомок древних и могучих правителей, не боящихся крови! Или ты отказываешься от их наследства?'

Гуан-фу задумался, потом нехотя признался:

— Нет.

— Тогда соберись и подними нож!

Через минуту густая струя темно-алой крови из перерезанной глотки хлынула на камень жертвенника, лапы животного забились в агонии. Несколько мгновений, застыли. Гуан-фу посмотрел на отца. Какая в его глазах была гордость за сына!

Кто бы не покушался на отца... он отомстит и жестоко отомстит! — черные губы сжались в тонкую линию.

Все недоразумения последних лет с отцом не стоили ничего по сравнению с тем, что кто-то посмел убить его.

— Кто, кто посмел это сделать? — взгляд уже не наследника, а наследственного повелителя народа Гиюн-кхо, впился в невозмутимое лицо верного слуги, только 'собачьи' уши его тревожно дрогнули.

— Сиятельный, не стоит обсуждать дела тайный там, где слишком много лишних ушей. Я уверен в преданности каждого слуги в этом доме, но все же...

Гуан-фу согласно наклонил голову и твердой походкой направился вслед за главой разведки.

Залы и коридоры дворца были битком набит тиадарами и многих он не знал. При виде никого не замечающего нового главы Семьи разговоры затихали, тиадары склонялись в поклоне. В парадной гостиной увидел Охарэ, начальника боевиков Семьи; он сидел на диване, прямой, неподвижный и, невиданное дело — курил. Судя по сладковатому дымку, это была трава гнаф.

Они остановились в гулком, громадном зале, глава разведки закрыл за собой дверь. Гуан-фу опустился в глубокое кожаное кресло из кожи морского чудовища, редко встречающегося и потому баснословно дорогого и, окинул угрюмым взглядом застывшего в поклоне слугу. Да, высокопоставленного, но всего лишь слугу Семьи. Покосился на тотем в углу — точную копию родового столба. Будучи современным тиадаром, он не верил во всех этих богов, божеств и демонов, но понятия родовых преданий и родовой чести, которые олицетворял родовой столб, были ему близки и понятны.

— Я хочу знать, кто эти пожиратели падали? — произнес почти спокойно, — Кто убил отца? — на последних словах голос едва не сорвался на рык.

Глава семейной разведки от прямого рассматривающего и оценивающего взгляда почувствовал смущение и страх. Давно Итоса так не рассматривали. Словно новый Повелитель решал сейчас: жить ему или умереть. Недостойные, охранявшие старого князя, уже ответили за промах собственной жизнью. Но лицо главы разведки оставалось спокойным, а голос неторопливым, лишь рефлекторно поднялся подбородок, открывая беззащитную шею — жест, доставшийся тиадарам от предков — хищников, когда проигравший подставлял победителю шею. Тем самым признавая поражения и признавая власть победителя.

— Несколько периодов (период равен двадцати одному обращению планеты вокруг оси) назад, к вашему сиятельному отцу явился старый Вейюан...

— Виссайя? — перебил Гуан-фу.

— Да, сиятельный из народа Виссайя, — учтиво склонил голову глава разведки, — С вашего позволения я продолжу, он явился с просьбой помочь продавить решение о введении смертной казни за хранение дубликатора и использование произведенных им вещей.

— Все так серьезно?

— Более чем, сиятельный. В газетах и по дальновидению об этом не пишут, но зараза распространяется все дальше и дальше, и скоро ее не остановить! На обоих континентах империи, во всех государствах, чернь бунтует или убегает в необжитые места, чтобы использовать дубликаторы.

Теперь уже невозможно узнать, был ли Йокко только гениальным физиком или еще и сумасшедшим, но одно несомненно: именно он изобрел дубликатор. На то, чтобы собрать первый образец у него ушло двое суток, во время которых он лишь раз, на пару часов оторвался от работы на сон. Дубликатор был неказист: гирлянды проводов, наскоро припаянные контуры, пакеты плат, словно из популярного в последнее время дальфильма о сумасшедшем изобретателе, зато мог делать точные копии любого помещенного в приемную камеру предмета, кроме слишком сложных по структуре, вроде натуральной еды или наноэлектроники. Впрочем, дешевый заменитель еды из крахмала и сахаров, на котором можно протянуть какое-то время, был ему вполне по силам. А для копирования прибору была необходима только электроэнергия и чистые исходные вещества.

Изобретение Йокко грозило 'взорвать' Тиадаркерал. Мало того, что его изобретение делало 99% населения экономически ненужным, оно взорвало базис общества — тотальную зависимость населения от хозяев. Простые тиадары задавали ненужные вопросы — зачем вкалывать на сиятельных, если почти все можно получить почти даром — только заложи в дубликатор предмет, копию которого ты желаешь получить? Зачем сидеть на социальном минимуме, если можешь запросто сдублировать все, чем наслаждаются хозяева жизни? Рушилась основа могущества разноплеменной глобальной элиты — 400-500 семей, сгруппированных в три суперклана: баснословно богатая и могущественная Семья бывшего императора Левого материка и часть аристократических семей, связанных с ними; Семьи финансистов, банкиров и крупнейших промышленников — владельцев могущественных транснациональных корпораций Левого материка и торгово-промышленные верхушки диаспор народов Виссайя и Игбор с Правого и Гиюн-кхо с Левого материка.