Скай

Первый раз мы долго играли в гляделки. Но Сашка по упрямству мне сто очков вперед даст, и, в конце концов, спустя примерно час я сдался. Взял гитару. Она, так же молча, устроилась напротив в кресле. Сидела и слушала, не пытаясь заставить меня петь, не указывая, что играть. Кажется, в тот вечер я играл три часа подряд. А она все сидела, слушала и смотрела куда-то вдаль своими большими карими глазами, о чем-то мечтая. В какой-то момент я остановился, пальцы болели, но на душе сделалось легко-легко. Сашка встала, забрала гитару, аккуратно пристроила ее на место, пожелала спокойной ночи и стала раскладывать для меня кресло, намекая, что пора бы уже и спать.

На следующий день все повторилось, потом еще раз. А потом я уже ждал, когда же она придет. Однажды я не просто взял из ее рук гитару и стал играть, а с вдохновением спел все ее самые любимые песни из моего репертуара. Если б я знал, что она будет так счастлива, так сиять широкой улыбкой, то сделал бы это раньше... может быть.

— Стоп, — крикнула она после песни 'Идет охота на волков', — быстро говори, что случилось?

Я хмыкнул. Настроение было замечательным.

— Тарас позвонил. На халтуру зовет.

— Когда едешь? — У нее даже сомнений не было, что я согласился.

Я глянул на часы:

— Через час выезжаю.

Вот тут-то она и всполошилась — начала бегать, собирая мои вещи. Заразила и меня своей суетой. Рюкзак с вещами забыл, но не думаю, что Сашка так уж этим огорчилась. Слишком рада была переменам во мне. Это слышалось в ее голосе, когда я говорил с ней по телефону, обещая все купить. Я только об одном жалел, что потратил столько времени в ее обществе, а почти ни разу не поговорил. Ведь мог же, идиот. А она очень сообразительная для своих четырнадцати лет. Интересно, как родителей-то уговорила разрешить пожить со мной? И вообще — это пришло мне в голову только сейчас — не она ли позвонила Тарасу? Странное совпадение, я не звонил ему, и знать о моем увольнении он не мог. Да и Сашка уж слишком спокойно восприняла новость...

* * *

Мне вдруг так захотелось ее увидеть, поблагодарить, рассказать все, что случилось за эти дни. Отставив в сторону едва начатую банку пива, вторую по счету, я взял в руки гитару Вероники — хорошая вещь, дорогая — и пробежался пальцами по струнам. Нестройный звук заставил поморщиться. Оставить гитару в таком состоянии я просто не мог. Быстро настроил ее, отодвинувшись подальше от стола. Эх, совсем другое дело! Сам не заметил, как начал играть любимые песни сестры.

И сразу мир вокруг словно перестал существовать. Как в калейдоскопе мелькали в голове образы, частички картин: причудливо сверкающее черное озеро, далекая синева неба, зеленые, глубокие, как пропасть, и влекущие, как мечта, глаза Ксении. Не думая ни о пальцах, ни о нотах, я слушал, как бьется во мне сердце, как переполняет душу новое, незнакомое чувство чего-то прекрасного, чистого, пугающего своей силой и заставляющего трепетать от восторга. Мелодии сменяли друг друга, ласкали слух, в груди потеплело, весь негатив стал медленно уплывать. Почти подсознательно я сдерживался, играл негромко, чтобы никого не тревожить. Впрочем, не думаю, что кого-то это беспокоило. Слышать могли только Тарас со Светкой, но им всегда нравилось, как я играю. Даже если спят, сомнительно, что я их разбужу. Скорее наоборот, убаюкаю. Помнится, Тарас еще в общаге запросто засыпал под тихий мелодичный звук гитары.

Даже не заметил, как рядом нарисовался Федор, он присел напротив и завороженно слушал. Так мне Сашку напомнил этим, что прекращать я не стал, хотя играю только для близких друзей, а пою так вообще только в одиночестве, Сашка исключение. С другой стороны, парень и так для меня не чужой. Здорово я успел за два дня привязаться к Светкиному брату. Я ему подмигнул и заиграл 'Погоню' из 'Неуловимых мстителей'. Не так давно нарыл на одном сайте ноты с аккордами. Был там парень, играл ее гениально. Не думал, что эту мелодию вообще на гитаре сыграть можно. Разучивал долго, но получилось же.

— Класс, — выдохнул Федор, когда я остановился, — Серег, здорово!

— Угу. — Я медленно возвращался из своих грез, заметил, что совсем стемнело, только маленький островок света словно отгородил нас от всего вокруг. Федор выглядел каким-то взъерошенным и беспокойным. — Федь, а ты откуда пришел, куда уходил?

— Гулял, — он покраснел, вскочил со стула, принялся убирать со стола.

— Ну-ну, — я со вздохом отложил инструмент и начал ему помогать. Не хочет говорить — пускай. Ох, не нравится мне это. Но что я мог поделать? Воспитание молодежи, как и восток, дело тонкое и явно не мое.

Уже в палатке, когда Федор улегся, а я тоже сделал вид, что засыпаю — до полуночи оставался еще час, он спросил сонным голосом:

— Серый, не знаешь, вода в озере правда отравлена?

Болван все-таки Тарас. Мог бы что получше соврать.

— Не знаю, Федь, — неохотно ответил я, — по-моему, фигня это все.

— Ага, — зевнул он.

— Но проверять не советую, — добавил я спустя минуту. Не уверен, что парень услышал. Похоже, уже спал. И где так притомился-то?

* * *

До свидания с Ксюшей оставалось еще сорок минут, а терпение уже было на исходе. Вот болван, и дернуло же меня выпендриться и сказать — в полночь. Федя рядом спал как убитый, а я не смог бы заснуть, даже если б захотел. В голове вертелось столько противоречивых мыслей, что спокойно лежать сил уже не осталось. Тихонько поднявшись, я выбрался из палатки, аккуратно застегнув молнию входа.

Похолодало прилично, в одной тонкой футболке это особенно чувствовалось, но возвращаться не хотелось. Лето же, пусть и конец августа, не замерзну. Ярко светила луна, мириады звезд казались и близкими, и бесконечно далекими. Я привычно поискал глазами Большую Медведицу, Созвездие Стрельца, ночное небо всегда притягивало, сколько себя помню. На душе было тревожно. Мысль, что скоро увижу Ксюху, не оставляла ни на минуту, то радуя, то приводя в смятение. Пытался думать о другом, но образ моей зеленоглазки неотступно преследовал, лишая покоя. И что в ней такого, не пойму. Красивая, конечно, но мало ли я их встречал в своей жизни! А ведь уже давно не подросток, чтобы так нервничать. Только поделать с этим ничего не мог. Интересно, что было бы, не зайди я к ней в палатку или поведи себя по-другому? Но толку гадать. Да, соблазнить попыталась, но никто не заставлял меня влюбляться и терять голову. Надо признаться, после того поцелуя крышу мне едва не снесло конкретно. Даже ревновать начал. Корить себя, что позволил этому слизняку ее провожать. Думать о том, чем закончились эти проводы, вообще не мог. Сразу хотелось взять в руки ружье, а лучше топор. Всё! Это уже клиника.

Часы с подсветкой показывали половину двенадцатого. Как же медленно тянется время! Узнать бы, что чувствует она. Также ждет или заснула уже, вообще забыв обо мне, и не придет? Да не может быть, сама же предложила. А если может? И что тогда делать, пойти снова к ней в палатку и разбудить? Нежным поцелуем... и получить по шее. Почему-то я в этом уверен.

Так влипнуть на двадцать восьмом году жизни! Но, как говорят — любовь нечаянно нагрянет... тьфу... аж смешно! Вот только смеяться совершенно не хотелось. И ведь был убежден, что если любовь и есть, то уж никак не с первого взгляда, и со мной этого не произойдет. Эх, что вы, девчонки, с нами, мужиками, делаете-то?

Нет, она не такая, возможно, даже не догадывается о моих чувствах! Или опять играет? Не похоже! И ведь позвала же. Значит, хочет видеть?

О чем я думаю? Ведь это не свидание, мы встречаемся по делу. Твердил и не желал себе верить... Проклятье!!! Как же захотелось послать к такой-то бабушке это озеро и все тайны, с ним связанные. Может, и правда, это чушь? И объясняется очень просто? А я, как идиот, напридумывал себе всяких страхов. И Тарас тоже. Ну, кто поверит в эту бредятину? Он бы еще про Несси рассказал...

Так, надо успокоиться. Лучше продумать, как себя вести, что говорить.

Однако за пятнадцать минут до полуночи, ничего путного не придумав, я плюнул на время и решил больше не ждать. Не страшно, подожду на месте. Буду действовать по обстановке. Как на сражение иду, честное слово!

Я неторопливо спустился к озеру, что давалось нелегко. Вопреки всему, нетерпение только усилилось. Черная гладь расстилалась внизу, и маня, и пугая. Лунный свет прочертил на ней серебристую дорожку. Удивительная красота! А зеленоглазки нигде не было видно. Опаздывает? Девушкам это свойственно, причем всем без исключения.

Не успел я это подумать, как увидел ее. Сердце уже привычно дернулось, застучало быстрее. Луна хорошо освещала все вокруг, но Ксюшу скрывала тень от березы. Она, как и вчера, стояла рядом с возвышенностью, на которой поселилась, и смотрела на темную воду, обняв себя руками. Замерзла, что ли? Меня самого била дрожь, и точно не от холода. Чем ее так притягивает черное озеро? Кому она отсылала фотки? Вообще, кто она такая? Да какая разница! Нет, не о том думаю, надо собраться!

Эти мысли мелькнули и исчезли, я уже подходил к ней.

— Доброй ночи, — произнес негромко.

Она вздрогнула и оглянулась, видно, не слышала, как подошел. Порывисто шагнула ко мне, но неуверенно замерла в полушаге.

— Пришел! — Почему-то показалось, что она хотела обнять или поцеловать даже, но не решилась. А зря! Я затаил дыхание. Может, самому? Или рано?

— Да-а, — как же мне хотелось сделать эти полшага. — Давно ждешь? Замерзла?

— Немного. Не знаю, если честно, у меня нет часов.

Эх, а я не взял свитер! Согреть не вопрос и без него. Мысли реально плавились, слишком она близко стоит.

Ксюша сделала шаг назад, словно пришла к тому же выводу. Разочарованию моему не было предела, особенно когда она вернулась к кромке воды и снова обняла себя за плечи. Я остался стоять на месте, до боли сжимая кулаки.

— Я хочу рассказать тебе одну легенду, — начала она спокойным голосом, но в конце запнулась, судорожно вздохнула и продолжила, — она очень давняя.

Легенда? Опять? Ладно, стоп, послушаю.

Я промолчал, да и не хотел неосторожным словом прервать ее. Конечно, если б она рассказывала о том, как я ей нравлюсь, мне бы понравилось больше, только боюсь — рассказ прервался бы, едва начавшись. Но и про озеро послушать не помешает, пока я еще способен соображать, да и голос у нее красивый. Интересно — она поет?

— По этой легенде, на месте озера давным-давно жило одно племя. Правитель был очень воинственным и жестоким человеком...

Ксюха замолчала и оглянулась, луна осветила ее лицо:

— Не могу! — Как то жалобно произнесла она.

Как только она опять повернулась к озеру, я шагнул ближе.

— Почему? Что случилось?

— Это неправда. Не хочу тебе врать.

— Может, тогда попробуешь сказать правду? — Я сделал еще один шаг, меня неодолимо тянуло к ней.

— Ты все равно не поверишь, — в ее голосе было столько печали, что у меня сжалось сердце.

— А ты попробуй.

— Мне страшно.

У меня мурашки побежали по коже от ее голоса, как же захотелось защитить ее от всего. Больше не раздумывая, я сделал последние два шага и обнял ее за плечи. Худенькая спина девушки оказалась прижата к моей груди. Я почувствовал, как она напряглась.

— Ксюш, — пробормотал я, — стой спокойно. Я просто хочу тебя согреть. Ты мне веришь?

Она кивнула, потом, кашлянув, добавила:

— Тебе верю! — Ее тело расслабилось, и она доверчиво сама прижалась ко мне.

Меня так тронули ее слова, что к горлу подступил ком. Держать ее в объятиях было так приятно, что, казалось, я бы мог стоять так целую вечность.

— Все хорошо. Ты со мной, и тебе никто не угрожает. — Я искренне полагал в этот момент, что смогу ее защитить от чего и кого угодно. — Может, поделишься со мной, что тебя так пугает?

Она молчала и только вздыхала как-то по-детски.

— Это время... — прошептала она так тихо, что я едва расслышал, — они слышат все. Но видеть не могут.

— Кто?

— Ты можешь подождать час?

У меня появились очень нехорошие предчувствия, но я лишь молча кивнул. Спохватившись, что она меня не видит, добавил вслух:

— Да. Сколько угодно.

— Молчи, — прошептала она встревожено, развернулась как-то в моих руках, прижав ладошку к моим губам.

Наши взгляды встретились. Я весь горел, почти не понимая, что делаю, еще крепче прижал ее к себе. Ладошка исчезла, и я, повинуясь непреодолимому желанию, склонил к ней голову и поцеловал в дрожащие губы. В тот же миг Ксюха обняла меня за шею, отвечая на поцелуй с такой страстью, что не оставалось сомнений в ее желаниях.

'Только поцелуй! — Твердо решил я. — Один!'

Я вложил в него всю нежность, на которую был способен.

Обещание было выполнить нелегко, я едва смог от нее оторваться, просто не хватило дыхания.

Ксюша тяжело дышала, на щеках у нее блестели слезы.

— Сереж, — всхлипнула она, — прости... Тогда, днем...

— Тише, — прошептал я, убирая прядки волос с ее щеки. Она спрятала лицо у меня на груди, ее волосы были такими шелковистыми, я продолжал гладить ее по голове, вздрагивающей спине, пытаясь успокоить, — все в порядке.

Я почувствовал, как она замотала головой. Горе казалось неподдельным. Смешная она все же. Плачет по таким пустякам. У меня и самого сжалось горло.

— Ты сейчас слишком расстроена, давай-ка ты пойдешь спать, а завтра днем у нас будет время на разговоры. — Уверенности, что на сегодня все, у меня не было.

Ксюша кивнула, отстраняясь.

— Я провожу...

Она доверчиво сунула ладошку в мою руку, и вместе с невероятной нежностью по моим жилам пробежал огонь. Крепко сжав тонкие пальчики, повел ее к тропке между валунами, ведущей наверх, к палатке. Меня переполняла такая радость, что хотелось запеть. Не удержался, подхватил ее на руки и понес. Она была легче пушинки, наконец, я понял, что значат эти слова. Ни слова возражения. Только руками обвила мою шею. Даже в полной темноте — свет луны сюда пробиться не мог, я ни разу не споткнулся, моя зеленоглазка казалась невесомой, и я готов был нести ее в гору бесконечно.

Еще пару шагов, и мы оказались у палатки. Очень медленно спустил ее на землю. Ксюша тоже не спешила разжать руки.

— Спокойной ночи?

Ё-моё! Какого ответа я жду? На какой надеюсь? Ксюша приподнялась на цыпочки, ухватившись за мои плечи, и вся потянулась вверх. Не думал уже, что испытаю такое потрясение от ее порыва. Какой-то безумный лихой восторг накрыл с головой. Я сжал ее тонкую талию и высоко поднял Ксению, мою Ксюху, над землей. Теперь уже ей пришлось наклониться, что она и сделала, с лукавой улыбкой, которую я скорее угадал, чем увидел в сгустившейся темноте. Ладно, еще один поцелуй и всё!

* * *

Я проснулся и лежал с закрытыми глазами, сразу все вспомнив. На соседней койке зашевелился Федор, осторожно спросил:

— Серег, не спишь?

— Нет, — улыбнулся я, не открывая глаз.

Счастье свернулось в груди маленьким котенком.

— Будем вставать? — В его голосе не слышалось энтузиазма.

Ну почему. Семь утра. Два часа у нас есть по-любому.