— Знаю, Энгерранд, сейчас ты станешь спрашивать, как меня угораздило завести знакомство с герцогом. Но семь лет назад Годерик был весёлым, озорным подростком, с которым я легко нашёл общий язык, и ничем не походил на человека, который только что был здесь.

— Понимаю, — махнул рукой Энгерранд. — Люди меняются. Но отчего ты всё ещё так любезен с ним? Должны быть иные причины кроме воспоминаний о былой дружбе.

Фердинанд покраснел. Жосс за его спиной чуть слышно засмеялся и подмигнул Энгерранду:

— У герцога есть сестра. Прекрасная Адальгис...

— Ах, вот в чём дело!

— Да! — воскликнул Рево. — И что здесь такого? Разве в чувствах моих есть что-нибудь предосудительное?

— Нет, но на твоём месте я бы поостерегся...

— Что ты хочешь этим сказать?

— Поверь, иногда самые прекрасные создания оказываются демонами.

— Глупости! — вспылил Фердинанд. — Девушки чище и благороднее Адальгис не отыскать во всём королевстве! И если хочешь убедиться в этом, мы можем нанести герцогу ответный визит. Завтра же!

— По правде сказать, я не горю желанием вновь встречаться с герцогом Годериком, но ты пробудил во мне любопытство. Так что, веди меня к своей возлюбленной! Посмотрим, кто окажется прав: ты или я.

Глава 10

Следующим утром в отель явился глашатай в лице одного из знакомых Фердинанда. Захлёбываясь от возбуждения и восторга, он прокричал в самое лицо барону, что назначена дата свадьбы принца Ланделинда — тридцатое зеленя (прим. — по-алленорски — июня), — и выбежал прочь.

— Всё, сейчас начнётся, — хмыкнул Энгерранд. — Теперь честным людям придётся отсиживаться в своих домах.

Но вопреки ожиданиям молодого человека, горожане не высыпали в едином порыве на улицы, как это случалось в Лотхарде — должно быть, обитатели квартала Знати предпочитали обсуждать новости в своих жилищах, шёпотом, подальше от любопытных глаз и длинных ушей.

Ближе к полудню друзья облачились в лучшую свою одежду: Фердинанд надел чёрную куртку, из-под которой виднелся бархатный камзол тёмно-красного цвета, то Энгерранд просто сменил любимый запылённый плащ на другой, более новый. Жосс щеголял в чёрно-красной ливрее с вышитой на груди розой — гербом баронов да Рево. Выйдя из отеля, они зашагали к площади Цветов, неподалёку от которой находился дом герцога Греундского.

Поначалу молодые люди молчали, но вскоре Фердинанд со вздохом сказал Энгерранду:

— Если бы ты знал, как прекрасна Адальгис!

Тот пожал плечами:

— Вчера мы уже поговорили об этом...

— Но я просто не могу молчать!

— Хм, кажется, ни в Лотхарде, ни в Минстере ты даже не заикнулся о своей принцессе.

— Зато каждый час вспоминал о ней!

— Я верю, — не стал спорить Энгерранд. — Но как по-твоему: она тоже думала о тебе всё это время?

— Надеюсь, что так, — печально ответил Фердинанд.

— А о чувствах твоих она догадывается?

— Надеюсь, — вновь повторил Рево.

— Зря. Пусть лучше ничего не знает.

— Почему?

— Посуди сам: если прекрасная Адальгис заметила, как ты относишься к ней, но ничем не выдала своих чувств... — Энгерранд запнулся, — выходит, ты ей безразличен.

— Адальгис — благородная девушка, — нервно передёрнул плечами Фердинанд. — И поскольку до сих пор я ничем не выдал своей любви, она, должно быть, считает неприличным первой поведать о своих чувствах ко мне.

— Возможно... — едва заметно усмехнулся Энгерранд и поспешно переменил тему разговора: — Не в том ли грандиозном дворце, что виден даже отсюда, живёт герцог Годерик?

— Да, ты прав.

— Что ж, впечатляет. Видно, немало тысяч денариев было потрачено, чтобы построить его... Гляди-ка, сияет на солнце, точно храм Семи богов! А шпили! Такие тонкие и острые, что бедная глупая птица, которой взбредёт голову усесться на один из них, проткнёт себе брюхо... А какой фасад! Словно во дворцах из сказок — настоящее чудо!

— Не знал, что тебе интересно зодчество, — вскинул брови Рево.

— Такое — да! — живо откликнулся Энгерранд. — Жаль только, в этом прекрасном замке живёт злой принц...

— Положим, кроме него мы встретимся и с прекрасной феей! — рассмеялся Фердинанд.

— Сейчас проверим.

Последние слова Энгерранд произнёс, уже входя во дворец вслед за Рево. Жосс, как благовоспитанный слуга, остался на улице.

Путь молодым людям преградил важного вида лакей, одежда которого по богатству могла бы соперничать с костюмом Фердинанда. Похоже, он необычайно гордился этим обстоятельством, поскольку взглянул на посетителей таким взглядом, точно был королём.

Всё же, лакей вынужден был — пусть и с явным неудовольствием — покинуть свой пост у дверей, чтобы доложить господину о нежданных гостях. Вскоре он вернулся и пробурчал, глядя мимо молодых людей:

— Следуйте за мной.

Приятели двинулись за провожатым по витым лестницам и ярко освещённым коридорам. Через пару минут они очутились в богато убранной комнате: пёстрые ковры, изящные скамьи, стол из драгоценных пород дерева, серебряные подсвечники, дорогие вазы — любой торговец, вмиг сделав в уме несложные вычисления, заявил бы, что денег от продажи этого великолепия хватило бы на небольшой домик в одном из предместий Везерхарда.

За столом сидели Годерик и граф Минстерский. Вид у обоих сеньоров был отнюдь не миролюбивый: волосы всклокочены, глаза мрачно сверкают из-под бровей, на щеках Герлуина — яркий румянец, шея же и лицо герцога — в розовых пятнах.

При виде гостей Годерик выдавил улыбку:

— Проходите, дорогие друзья. Я рад вашему визиту.

Раздался тихий голос графа Минстерского:

— Осмелюсь заметить, Годерик, это и мои друзья тоже.

— Знаю, — процедил сквозь зубы герцог Греундский.

— Думаю, они смогут нас рассудить.

Годерик заскрежетал зубами от злости.

— Полагаю, им безразлично, о чём мы говорили несколько минут назад. Давайте продолжим беседу как-нибудь в другой раз.

— Лучше вовсе её не продолжать. Я сказал уже десять раз и готов повторить вновь: у меня нет книги, которая вам нужна. Обратитесь к Верховному жрецу — вот у кого она точно есть.

С этими словами Герлуин встал из-за стола и стремительно вышел из комнаты. Герцог виновато улыбнулся гостям:

— Простите. У нас с графом произошла небольшая размолвка... Надеюсь, вы вскоре позабудете об этой неприятной сцене.

— Непременно, — усмехнулся Фердинанд.

В это время послышались тихие шаги. Энгерранд, сидевший спиной к двери, обернулся и увидел, что в комнату вошла девушка с самым невинным и милым лицом, какое ему когда-либо доводилось встречать: большие серые глаза, пухлые розовые губы, кожа, белизной своей подобная молоку, золотистые волосы, сплетённые в две тугие косы... — на несколько секунд молодой человек впал в оцепенение. Фердинанд же и вовсе превратился в подобие статуи — только в глазах его застыло немое восхищение.

Когда молодые люди вновь обрели возможность здраво мыслить, Рево вскочил сна ноги и преломил спину в низком поклоне. Энгерранд в точности повторил все его действия, успев при этом подумать: "Так вот она какая, сестра герцога... Что ж, я понимаю Фердинанда..."

Первым безмолвие, так долго висевшее в воздухе, нарушил Годерик.

— Что ты здесь делаешь, сестра?

— Услышала, что к тебе пришли гости...

— И что? — хмуро спросил герцог. — Несколькими минутами ранее здесь был граф Минстерский, но увидеть его ты не пожелала.

Девушка укоризненно покачала головой. Годерик смутился и пробормотал несколько слов в оправдание своей грубости, Адальгис слегка улыбнулась в ответ — и мир между ними был восстановлен.

Энгерранд воспользовался этим кратким диалогом, во время которого хозяева, казалось, совершенно забыли о присутствии в доме посторонних, чтобы получше разглядеть сестру герцога. И с удивлением заметил, что взгляд её холоден и безжизнен, а на лице невозможно прочесть никаких чувств.

"Похоже, эта прекрасная фея не так проста, как тебе подумалось вначале", — решил молодой человек.

Размышления его были прерваны появлением слуги, который самым бесцеремонным образом ворвался в комнату и, задыхаясь от быстрого бега и волнения, остановился перед герцогом.

— Что такое? — нахмурился Годерик.

— Вам послание, — с поклоном ответил слуга и протянул молодому человеку лист пергамента.

Быстро пробежав глазами написанное, Годерик побледнел.

— Не может быть! — вскричал он. — Это немыслимо!

Слуга в испуге вжал голову в плечи, словно гнев герцога был обращён на него.

— Что-то стряслось? — спросила Адальгис. Энгерранд вновь отметил, сколь бесстрастным было выражение её лица.

— Убит барон Хельменфельд.

— Что?! — воскликнул Фердинанд. — Как такое могло случиться?

— Его нашли сегодня утром неподалёку от собственного дома. Мёртвым.

— Но кто решился поднять руку на придворного камергера?

— Как видишь, такой смельчак нашёлся.

— Король не оставит это преступление безнаказанным!

— Что толку? Всё равно Хельменфельда не вернёшь... Герцог принялся кусать губы. — Нужно немедленно пойти к нему в дом и выразить сочувствие несчастным родичам!

— Ты прав, — кивнул Рево.

"Если, конечно, сочувствие кому-нибудь требуется", — мысленно усмехнулся Энгерранд, однако вслух ничего не сказал.

Годерик тем временем отдал слуге несколько приказаний. Вскоре тот вернулся , неся в руках чёрный плащ, расшитый серебром, в который герцог и облачился.

Молодые люди покинули дом. Годерик, возглавивший шествие, шагал так быстро, что спутники едва поспевали за ним.

"К чему такая спешка? — думал Энгерранд. — Может, герцог хочет добиться благосклонности семьи камергера? Хотя, кажется, он и так был дружен с Хельменфельдом..."

Наконец, молодые люди остановились перед жилищем несчастного барона. Под стенами его стояло несколько носилок, а также десятка два конюших, державших под уздцы скакунов своих господ. При виде этой картины герцог недовольно поджал губы. Вместе с Фердинандом он прошёл внутрь, Жосс и Энгерранд остались на улице.

Друзья принялись с увлечением разглядывать знатных сеньоров, которые прибывали с завидным постоянством. При этом Жосс, желая просветить приятеля, болтал, не умолкая ни на мгновение:

— Смотри, вот баронесса Аньес да Пассен, лучшая подруга жены камергера. Что-то на лице её не видно скорби! Погляди, какие у неё богатые носилки! А слуги, которые их тащат — все как на подбор красавцы. Поговаривают, будто муж её не слишком могуч в постели, вот и закрывает глаза на мелкие шалости. Впрочем, это всего лишь слухи. А вот и герцог Эстерский, — указал он на молодого стройного мужчину в тёмно-сером кафтане. — Очень могущественный сеньор. Похоже, искренне огорчён, что, впрочем, и неудивительно — он известен своим милосердием.

Слова Жосса заглушил бешеный топот. Когда он стих, из клубов пыли вынырнул мужчина лет тридцати, с торчащей во все стороны рыжей шевелюрой. Конь под ним едва держался на ногах, причём неясно было: из-за усталости или от непомерного веса всадника.

— Барон Вальдеберт да Руст, главный буян двора. Если хочешь научиться отборной ругани, побеседуй с ним несколько минут — тогда заткнёшь за пояс любого торговца на рынке...

Молодые люди ещё долго рассматривали знатных сеньоров. Слуга представил приятелю и родного брата короля графа Эймарского, и кузенов его графов Эльтландского и Фотландского, и баронов ди Эбре, ди Эрн и да Люк — монарших любимцев.

Наконец из-за угла появился настоящий отряд из полусотни всадников в красно-чёрных — цветов королевского дома — одеждах. Посреди него двигался экипаж, запряжённый четвёркой великолепных белых лошадей.

— Это король, — прошептал Жосс.

— Догадаться нетрудно, — ответил Энгерранд. — Кто бы ещё передвигался по городу с таким внушительным сопровождением?

Через минуту экипаж остановился прямо против того места, где стояли наши друзья. Один из всадников, широкоплечий смуглый мужчина, спешился и направился к экипажу.

— Геральд, капитан королевской стражи, — пояснил Жосс.

Открыв дверцу, капитан с почтительным поклоном отступил в сторону. Из экипажа вышел мужчина лет сорока — сорока двух, одетый в старомодный кафтан, усыпанный драгоценностями, с наброшенной поверх него пурпурной мантией. Светло-жёлтые волосы, с начавшей серебриться кое-где сединой, доходили мужчине до плеч, обрамляя гладко выбритое лицо, поражавшее бледностью. Заложив руки за спину, он медленно побрёл к дому.

Затем из экипажа выбрались двое подростков — румяных, со сверкающими от любопытства глазами, — а вслед за ними — женщина лет тридцати. Иссиня-чёрные волосы её были укрыты вуалью; узкое платье так плотно облегало фигуру, что окружающие непременно оценили бы красоту дамы, не будь синего плаща, скрывавшего это зрелище от людских взоров. В каждом движении женщины, в каждом жесте и во взгляде чёрных глаз чувствовалась привычка повелевать.

— Король Хильдеберт, королева Эрменхильда, наследник престола Ланделинд и его младший брат Ландеронд, — скороговоркой произнёс Жосс.

Энгерранд кивнул и потянул приятеля за руку:

— Идём.

— Зачем?

— Посмотрим, что сейчас будет.

— Думаешь, нас пропустят?

— Ещё бы! Когда где-то случается несчастье, двери открыты для всех.

И друзья поспешили к дому камергера, куда, словно длинная змея, уже вползал отряд королевских стражников с самим Хильдебертом во главе.

Глава 11

При появлении короля все расступились. Голоса, звучавшие до тех пор в зале, смолкли. Хильдеберт прошёл между двумя радами застывших в самых почтительных позах людей, не удостоив никого даже взглядом — всё внимание его было приковано к ложу, устеленному красным покрывалом, на котором покоилось тело несчастного камергера, укрытое любимым плащом погибшего. У ложа сидела женщина в тёмно-фиолетовом платье, чьё лицо, красное от слёз, почти полностью скрывала косынка; за спиной её стояло несколько перепуганных подростков и две девочки пяти и трёх лет.

Несколько минут король безмолвно смотрел на тело верного своего камергера. Затем обратился к несчастной вдове:

— Как случилось это несчастье, сеньора Годелива?

Женщина громко всхлипнула:

— Не знаю! Утром слуги нашли моего несчастного мужа, который лежал на земле в луже собственной крови! Какой ужас!.. Все твердят, минуты на минуту должен появиться градоначальник, но его нет уже несколько часов...

Король нахмурился:

— Я серьёзно поговорю с господином Бертгардом и напомню, что могу отобрать почётную должность столь же легко, как прежде наградил ею. Пусть градоначальник не считает, что имеет одни лишь привилегии — обязанностей у него ничуть не меньше! — Помолчав немного, он твёрдо произнёс: — Обещаю, сеньора Годелива, в память о вашем муже — а нас с ним связывала двадцатилетняя дружба, — что не обрету покоя, пока убийца не будет найден.

— Спасибо, ваше величество, — прошептала вдова.

— Нет! Не нужно благодарностей в такой день, печальный для всего королевства. Муж ваш был одним из достойнейших людей, какие только рождались в Алленоре, и смерть его — трагедия для всех жителей королевства... Да когда же придёт этот негодяй градоначальник?! Похоже, он не слишком спешит сюда!