Чаганов: Война- Часть 2

Снаружи раздался металлический стук, иду в хвост самолёта и открываю дверь.

— Товарищ Чаганов, радиограмма из штаба,— весёлым голосом рапортует молодой сержант, из-за его спины пытается заглянуть внутрь китайский переводчик с заплатами.

'Отлично, Сталин даёт добро'.

— Ваш переводчик проявляет нездоровый интерес к нашему разговору.

— Это соглядатай, приставленный ко мне Мао,— кривится он,— даже одевается также, чтобы выглядеть своим среди крестьян.

— Товарищ Ван Мин, я уполномочен сообщить вам, что в скором времени в течение месяца— двух наша армия планирует освобождение городов Боа-Тоу и Гуй-Хуа-Чена ...

— Отличные новости,— подскакивает с места он,— это же прорыв блокады Особого района! Энь-лай давно ставит перед Мао вопрос о наступлении, чтобы перерезать железную дорогу, по которой японцы получают снабжение, но тот не хочет воевать. Только у меня имеется сомнение, как бы этот факт наши националисты, в том числе и сам Мао, не расценили как захват китайской территории, ведь никто в Китае не признаёт Маньчжоу-Го отдельным государством.

— Я неточно выразился, товарищ Ван Мин, под 'нашей армией' я имел ввиду Монгольскую армию, усиленную частями нашего 57-го корпуса в монгольской форме. Сведения, добытые нашей разведкой, что японцы планируют вооружённую провокацию на границе с Монголией, подтвердились, стычки на границе уже начались, к лету мы ожидаем усиление конфликта.

— Понимаю вас, товарищ Чаганов,— мой собеседник снова садится на стул,— необходимо, чтобы и КПК, и Гоминьдан восприняли эти события как монгольский ответ на японскую агрессию. Такая позиция 'Объединённого фронта' безусловно возможна, но вопрос в том, что будет дальше?

— Дальше по завершению конфликта наша армия должна вернуться в Монголию, а чтобы японцы вновь не заняли этот район в него должны зайти части Китайской Красной Армии, готовые его защищать.

— Это очень правильно, думаю и Мао, и Чан-Кай-Ши не станут возражать. Думаю, что Чжоу-Энь-Лай, а он является нашим представителем на переговорах Гоминьданом, сумеет убедить противоположную сторону. Но я чувствую, товарищ Чаганов, что есть что-то ещё?

'Проницательный человек, умный... А как по-русски говорит хорошо, с сильным китайским акцентом, конечно, (вместо 'л' у него получается 'р'), но как грамотно'.

— Вы правы, товарищ Ван Мин, ещё одной целью операции является разработка редкой руды в районе Баян-Обо. СССР заинтересован в её покупке, мы готовы помочь китайским товарищам специалистами, техникой, проложить узкоколейную железную дорогу от месторождения до монгольской границы и само собой вооружением.

— Так это замечательно,— потирает он ладони,— если под дружескими отношениями находится надёжная экономическая база.

'Конечно, самое лучшее — это создать новый район с просоветскими силами во главе, со своей армией, промышленностью, сельским хозяйством, без Мао и Чан-Кай-Ши, но вряд ли Сталин пойдёт на раскол и 'Объединённого фронта', и Китайской компартии'.

— Думаю, если китайская сторона сочтёт это нужным, было бы хорошо заранее сформировать местные органы власти, чтобы не возникла ситуация, когда японская власть сбежит, а новая— задерживается.

— В этом как раз нет никакой трудности,— мой собеседник внимательно смотрит на меня,— трудность в другом, как сделать так, чтобы новая власть не была слепой исполнительницей воли Мао, чтоб не зависела от его политической двуличности.

'Мысли мои читает, или я его'?

— Товарищ Ван Мин, я понимаю вашу позицию и передам товарищу Сталину эти слова, но уверен, что советское руководство не станет вмешиваться во внутрипартийную борьбу китайских коммунистов. Хотя... иметь в руководстве КПК единомышленников нам бы очень хотелось.

— Так помогите нам!— срывается он.

— Хорошо давайте на чистоту: число ваших сторонников не может быть велико. В основном это товарищи, работающие в Коминтерне, не раз бывавшие в Москве. Вас ваши оппоненты знают наперечёт и, наверняка, даже называют 'москвичами' или 'русскими', ведь так? Ван Мин неопределённо машет головой.

— Насколько я понял из вашего рассказа, вы и ваши единомышленники в последнее время потерпели ряд болезненных поражений, потеряли ключевые посты в партии, группа Мао— Ло получила реальную власть...

Мой собеседник опускает глаза.

— ... Вместе с тем я не призываю вас прекращать борьбу, отстаивать свои убеждения, товарищ Ван Мин, но для получения власти вам следует пойти 'в народ', чтобы вербовать сторонников, из нынешних единомышленников сделать соратников, составить план действий и начать его осуществлять. Вот вы говорили о подборе органов власти для новых 'северных территорий'. С вашей позиции секретаря комиссии ЦК по вопросам женщин вы влиять на это не можете, это очевидно. Что бы на вашем месте сделал я? Придержал бы сведения об операции монгольских войск, пошёл бы к генсеку Ло Фу, к Мао 'покаялся' и попросил бы дать возможность исправиться, отправить на север провинции секретарём уездного комитета. Уверен, что Мао и Ло поддержат это предложение, так как ситуация, когда член Политбюро, их противник, занимает должность уездного секретаря, им понравится. Для них это даже смешнее, чем член Политбюро— ректор Женского университета...

'Ничего не поймёшь по лицу Ван Мина, но слушает внимательно, возражать не спешит... тогда продолжу'.

— ... прибыв на место, начал бы проверку местных кадров, на общем собрании актива, членов партии и сочувствующих. Как я понимаю, на сторонников Мао у вас глаз намётанный, изолировал бы их, опёрся бы на молодых и целеустремлённых, пообещал скорый карьерный рост. Как только монгольская армия выбьет японцев Гуй-Хуа-Чена, без промедления бы выехал в него и уже оттуда доложил в ЦК о начале переговоров по выводу монгольских войск с территории Китая и присоединению всего этого района к вашему уезду...

— А если Мао пришлёт своего представителя на переговоры из Яньнаня?— горящие глаза выдают моего собеседника, надевшего маску безразличия.

— ... Безусловно Мао попытается перехватить у вас инициативу, но тут надо действовать быстро. Пока это представитель прибудет на место, а монгольские войска в состоянии замедлить и даже воспрепятствовать этому, у нас будет достаточно времени на организацию монголо-китайских переговоров. Хорошо бы ещё захватить с собой несколько надёжных журналистов, которые бы сразу начали передавать новости из освобождённого города во все газеты, не забывая отмечать вашу личную смелость, прозорливость, ну и так далее. В общем, создавать в партии и стране образ героя, победителя японцев и монголов...

Ван Мин не выдерживает и смеётся во всё горло.

— Мао сразу всё поймёт,— тень пробежала по лицу моего собеседник,— что я скрыл от него тему наших переговоров.

— ... Поймёт, конечно, но будет поздно. Мао не станет в открытую выступать против ваших действий, скорее всего просто промолчит, тем более на вас будут завязаны переговоры по оказанию военной помощи Китайской Красной Армии.

— Он не простит,— качаает головой Ван Мин,— затаится, а потом укусит.

— Не исключено,— соглашаюсь я,— в ход могут и выстрелы из-за угла и отравления. Отсюда вывод, если вы согласны вступить на путь политической борьбы в обстановке войны, то должны уже сейчас позаботиться о своей безопасности и безопасности своих близких. Наше правительство сможет оказать вам в этом помощь.

— Я согласен,— в голосе моего собеседника прозвучали железные нотки.

Япония, Токио, район Адзабуку.

20 мая 1939 года, 14:00.

— Тейши (стой)!

Щуплый рикша в серых коротких штанах, свободной рубахе и соломенной шляпе-грибке тут же останавливается, опускает оглобли, поворачивает голову назад и терпеливо ждёт пока франтовато одетый иностранец и его спутница в кимоно, прикрывающая лицо бумажным зонтиком, выйдут из повозки. Мужчина вытаскивает из жилетного кармана несколько медных монет и небрежно бросает их в мозолистые ладони японца, сложенные в виде чаши.

— Здесь недалеко,— шепчет по-немецки Кузнецов, увлекая девушку за собой вдоль пыльной, залитой нестерпимым блеском солнечных лучей, улицы в японском квартале.

Миновав с десяток похожих друг на друга, маленьких домиков с крохотными садиками, они свернули в переулок и остановились у одного из них, неотличимого от своих соседей. Мужчина уверенно толкает незапертую калитку и парочка почти сразу попадает в дом через низенькую, приоткрытую для вентиляции, дверь, им в лица пышет воздух, наполненный ароматом горячего дерева.

Они проходят насквозь две комнатки, с убогой обстановкой, которая ограничивалась несколькими шаткими столиками, на одном из которых лежал клочок потёртого красного бархата, оставляют слева детскую кухоньку и вступают на скрипучую лесенку, ведущую на второй этаж. Наверху обстановка оказалась богаче: большой письменный стол, мягкий кожаный диван, по стенам от пола до потолка— книжные полки, довершал картину старомодный граммофон с серебристым раструбом.

— Агнес, это ты?— из соседней комнаты раздался низкий хриплый мужской голос,— ты же сегодня работаешь...

Вошедшие по короткому узкому коридору пошли на звук и становились на пороге, так как почти всю спальню занимал футон, толстый японских матрас, на котором в одежде ногами к двери лежал на спине высокий мужчина с растрёпанными волосам, подбитым глазом и растрёпанными чёрными с сединой волосами.

— Вы кто? Я таю не заказывал,— продолжил по-немецки хозяин дома, обдав гостей тяжёлым перегаром, до того, как его взгляд сумел сфокусироваться на гостях,— оу, а эта недурна собой... милая, ты же не гейша, таю повязывают пояс спереди. Постой-ка, да ты не японка, сколько за неё просишь? И ты тоже...

— Вы читали сегодняшнюю 'Асахи', герр Зорге?— теряет терпение Кузнецов.

— Газету?— рычит хозяин дома, но вдруг осекается, переводя свой взгляд поочерёдно на стоящих в двери гостей.

Вдруг в соседнем доме громко заиграло радио, а из дома напротив донёсся истошный плач ребёнка.

— Стены тростниковые...— растерянно произносит Зорге, рывком садясь на постели.

— Отзыв?— едва слышно шепчет Кузнецов.

— Я не читаю по-японски... дайте мне пять минут,— срывается с место хозяин,— подождите меня в кабинете.

И действительно когда через пять минут, Зорге, умытый и расчёсанный, возникает на пороге, гости едва успевают закончить осмотр кабинета, в последнюю секунду плюхнувшись на диван.

— Чай, кофе?— обращается он к мужчине.

— Поди проверь периметр,— по-русски приказывает Оля помощнику, у Зорге от удивления подпрыгивают брови.

— Я— Ревизор, мой разговорный немецкий не очень хорош, поэтому буду говорить по-русски,— большие голубые глаза девушки несколько секунд пристально рассматривают лицо 'Рамзая'.

— Признаться, я себе его по-другому представлял, ну что вы так на меня смотрите?— не выдерживает тот, переходя на русский,— что лицо побитое? Так я докладывал, что полгода назад попал в аварию, долго в больнице лежал.

— Кто такая Агнес?— голос Оли спокоен и тих.

— Японка, официантка из 'Золота Рейна', я с ней живу уже три года. Осуждаете? Думаете в каждой стране по жене? А ещё не вылезаю из кабаков,— с вызовом смотрит он на девушку,-напиваюсь каждый день. Я седьмой год без отпуска, истощён морально и физически, директор это понимает?...

Рамзай подбегает к секретеру, приоткрывает крышку и на свет появляется недопитая бутылка американского виски, наливает чуть-чуть в залапанный стакан и одним глотком выпивает его содержимое.

— ... Но это не самое плохое в моей жизни. Ужасно то, что с некоторых пор я совершенно не понимаю линию Коминтерна, его пассивной тактики. Создаётся впечатление, что вся политика Коминтерна заключается в помощи СССР, понятие мировой революции ошельмовано и отброшено, активность компартий на Западе ограничивается.

— Товарищ Зорге,— набелённое лицо Оли ничего не выражает,— мне кажется, что вы не по адресу обращаетесь, хотя если бы вы обратились по правильному адресу, то было б только хуже. Я не знаю, что думают в правительстве, но для себя я понимаю ситуацию так: перемирие, установившееся по окончании империалистической войны, заканчивается, новая мировая война на пороге. Без союзников нашей стране не выстоять, сказывается вековое отставание в образовании, развитии промышленности и так далее. Других союзников, кроме капиталистических стран, не существует...

— Коминтерн— единственный союзник Советской России,— почти выкрикивает Рамзай,— надо его изо всех поддерживать, а не предавать!

— ... дайте мне закончить,— бесстрастным голосом продолжает девушка,— считаю, что в верхах сочли, что компартии на данном этапе не в состоянии противостоять силам реакции в своих странах. В многих странах Европы и Америки компартии просто разгромлены и это случилось ещё до того, как руководство Коминтерна взяло курс на блокирование с социал-демократами, на создание народных фронтов. СССР сейчас бросает все усилия и средства на подготовку к войне и не в состоянии как было раньше финансировать такую дорогостоящую организацию как Коминтерн. Поймите вы, что если наша страна выйдет победителем в грядущей мировой войне, то в проигравших странах, как в России в 1917 году, будут созданы все условия для победы социалистических революций, тогда в руководство Коминтерна придут новые силы, будут новые цели, задачи и лозунги. А сейчас мы должны бросить все свои силы на помощь СССР.

— Почему прямо не сказать?— растерянно шепчет Зорге, глядя прямо в глаза Оле.

— Не стану врать, я не знаю, я даже не уверена, что мои мысли правильные, но они мне помогают в трудную минуту... Итак, времени у нас мало, поэтому перехожу к делу: директор благодарит вас и всю вашу резидентуру в Японии, за успешную работу на протяжении последних лет. Информация, которую вы посылаете в центр, очень ценна для нас. Я направлена сюда Центром чтобы помочь вам...

В глазах резидента заиграли весёлые огоньки, он непроизвольно бросил взгляд в сторону секретера.

— ... прошу отнестись к моим словам со всем вниманием,— девушка закусила губу,— то, что ваша группа до сих пор не вскрыта японской контрразведкой— это большая ваша удача...

— Я не виноват, что шпики не заходят в бары, где я провожу свои встречи с агентами, а ждут меня на выходе,— Зорге улыбается, показывая ряд золотых коронок,— не выносят запах алкоголя и вообще я давно для себя решил, что лучшая конспирация, это отсутствие всякой конспирации и как видите мой метод хорошо работает.

— Работает до поры до времени... про удачу я сказала не просто так,— почти зашипела Оля,— во время недавней аварии на мотоцикле, той самой, во время которой вы потеряли свои зубы, вас спасло только то, что вы сразу не потеряли сознание, ведь при вас была радиограмма, так?

— Не потерял же,— кривится резидент.

— Но вы везли радисту незашифрованное сообщение. Он у вас что сам шифрует радиограммы?

— У меня нет на это времени,— вновь взрывается Зорге,— я трачу всё своё время на добычу секретов...

— Пусть так,— едва заметно улыбается Оля,— я посмотрела текст радиограммы, 'Фриц' в ней, кстати, добавил своё сообщение о всех подробности ваших злоключений в тот день и как он изъял из вашего дома компромат. Так вот, из этого текста можно было опытному контрразведчику, сделать далеко идущие выводы о составе вашей группы. Вы продолжаете поддерживать личные контакты с 'Отто', 'Жиголо' и 'Джо'?