Мечтатель

— Ну что ж... если опустить несущественные подробности, я — гражданин Российской Федерации, тысяча девятьсот лохматого года рождения, по национальности русский, нет, не был, не участвовал, не привлекался, потомственный и законченный интеллигент, почётный учащийся Незримых Университетов по разнообразным специальностям, не имеющим отношения к делу, в настоящее время попаданец с уклоном в маги, надеюсь, что не Избранный... — и снова на варрэйском, — но лучше зовите меня, как раньше, попросту — "саорэ Иан-па". Я дозволяю.

Есть накрытие и поражение цели. С трудом сдерживаю ухмылку.

— И что означает всё это нагромождение непонятных слов? — выскакивает всё тот же свитский, похожий на Марреха.

— Саорэ Келлан, вам угодно послушать разъяснения?

— Да.

— Хорошо. Гражданин Российской Федерации — это краткое обозначение моего статуса в родном государстве. Тысяча девятьсот лохматого года рождения — это сложное понятие, имеющее связь с моим астрологическим положением, что, как должно быть ясно любому, очень важно. По национальности русский — совсем просто: сим свидетельствуется, что я принадлежу к титульной нации. То есть к народу, первому среди равных в составе государства. Нет, не был, не участвовал, не привлекался, — ритуальная формула, свидетельствующая мою кристальную чистоту перед законом, отсутствие всяких сомнений в моей чести и репутации. За этим у нас следят со всей необходимой строгостью. Потомственный и законченный интеллигент — также обозначение моего статуса, но уже не столько по рождению, сколько по воспитанию...

По мере моих разъяснений глаза у окружающих неуклонно становились всё квадратнее, что вызывало с моей стороны тихую радость... я сказал — тихую! Ржать потом, испортишь шоу!! Вот так гораздо лучше, да. Контроль эмоций временами не просто полезная, а прямо-таки жизненно необходимая штука...

Под занавес я объяснил всем, кто ещё мог воспринимать смысл моей убаюкивающее плавной речи, про надеюсь, что не Избранный, совместив это с не актуальным, а ожидаемым астрологическим положением. И с чувством до конца исполненного долга умолк.

— А как насчёт тех символов, которые ты носишь открыто? — опомнился первым палатин.

— Младший инквизитор, Российский филиал? Ну, это же не официально. Это добровольно принятые знаки отличия, как бы поточнее... моральный долг, да. Ну, и эстетический ещё.

— Мгхм. Сложно.

— О, это как раз довольно просто. Никакого сравнения с китайскими церемониями. А вот если бы вы видели, с какими сложностями сопряжено получение грин-карты перед въездом в Соединённые Штаты Америки! — я глубоко вздохнул. — Но к делу. Чем обязан счастью видеть вас, как наяву, саорэ Келлан Тлогаррский?

Да, именно так и не иначе. Ты саорэ, я саорэ, безо всяких там возвышенных братьев Ордена Щита. Разговор только на равных... а если кто-то будет брызгать слюной и грозить кулаками, мне за тонированным стеклом это до синей звезды.

Тут, правда, есть ещё один интересный момент... о. Даже два момента. Но пока сделаю вид, будто не в курсе. И что давления со стороны палатина с его группой поддержки не замечаю. Хотя это самое давление мои возможности всё же снижает, несмотря на противодействие. А уж Йени Финр с Анирой сейчас точно беспомощны, даром что щитовики сосредоточены на мне.

— У меня есть несколько вопросов, маг. Надеюсь услышать честные и полные ответы.

Пожимаю плечами:

— Я предполагаю, что со мной честны — пока не получу прямых доказательств обратного. Вы, напротив, ищете подтверждений чужой честности... примите мои соболезнования в связи с количеством лжецов в вашем круге общения, саорэ Келлан. Что ж, задавайте свои вопросы.

Вот так — изящно, без нажима, говоря чистую правду в лицо — и зарабатывают смертельных врагов. Ну да мне с этим брылястым детей не крестить. Тем паче, что прогибаться под таких, как он, бесполезно: хребёт треснет. Невооружённым взглядом видно, что он уважает только силу и ничего, кроме силы. Вот я и играю с ним аристократического хама а ля Люциус Малфой... и не так далёк момент, когда придётся отыграть кого похуже.

Посопев в обе дырки приличия ради, но от встречного хамства удержавшись, палатин взялся довольно бодро расспрашивать меня о... брате Астании. Как мы встретились, о чём при встрече говорили, кто и что говорил мне об Астании до момента, гм, знакомства — и всё такое в том же духе. Я отвечал подробно и честно, заретушировав только предупреждение Мирга про грядущий строгий допрос. Нет, я не могу читать мысли братьев Ордена Щита — но обычные люди не всегда могут удержать при себе свои намерения, а я как раз плотно общался с уважаемым Йени Финром, изучая варрэйский и потому временно повысил чувствительность к чужим мыслям. Нет, специально я по чужим разумам не шарю, да и что там может быть интересного? Обычно люди думают всякий бред, который интересен первые раз пять, а потом попросту скучен. Но Беспалый так активно предвкушал, что будет со мной делать... право, сложно было не обратить внимание!

В общем, та самая мозаика из правдивых по отдельности высказываний, которая в итоге превращается в мозгу у собеседника в этюд Эшера, только куда больше похожий на истину. Дома я тоже так умел, но значительно хуже, ну а нынче мне помогает даже не столько транс, сколько привычка к планированию. Я ведь не настолько лопух, чтобы не прокрутить в уме официальную версию своего конфликта с Астанием! В общем, я свой урок выучил, а Келлан его зачёл. И пару дополнительных вопросов задал больше для порядка... хотя желание увидеть меня хорошо зафиксированным в какой-нибудь неудобной позе и уж тогда повторить свои вопросы, заодно задав немало новых, — проглядывало, да. Причём отчётливо.

Когда мы перешли к уточнению мелких деталей, Мирг забеспокоился. Видимо, почуял то, что я чуял чуть ли не с самого начала разговора... и ведь без магии почуял! То ли на чистом опыте, то ли на интуиции, то ли ещё как... интересненько. Мысленно успокоить его я не мог, но и нужды в том не видел. Ещё немного... почти... да!

В следующую секунду из кустов с немалым треском и шумом вывалились те самые два момента в раскладе, что могли его кардинально поменять. Они же — припрятанные, но не сыгравшие козыри палатина. А если попросту, два щитовика, пытавшихся тихо подобраться поближе к нам и повторить при свете заходящего солнца тот же фокус, который не прошёл за час до рассвета. Но их обоих, засевших в кустах с арбалетами и пытавшихся выцелить моё бренное тело, как нашкодивших котят вытащила на свет модификация форсгрипа. Причём вытащила так, что они даже оружие не смогли ни бросить, ни разрядить.

Фокус этот дался мне не так просто, как я пытался показать. Да что там! Если бы в момент, когда я выдирал уже взведённые арбалеты из рук засадников, а потом их, растерявшихся, пеленал форсгрипами, как этакими эластичными трубами от плеч до бёдер, причём проделывая это под давлением со стороны палатина и Ко... в общем, если бы в этот момент в меня швырнули хотя бы простым метательным ножом, для надёжности чем-нибудь смазанным — я бы не увернулся. Не успел. Но ножик никто в меня вовремя не швырнул.

А потом стало поздно: волочь пойманных куда проще, чем обезоруживать, да и группа поддержки при Келлане растерялась — почти как в прошлый раз, под ослепительным форслайтом. Как следствие, групповое давление на меня ослабло...

По скулам палатина перекатились желваки. Понял, голубчик, что снова проиграл.

Притом вчистую.

— Так-так, — усмехнулся я. На поляне у приметной скалы стало очень тихо, даже ветер, и без того слабый, окончательно утих. — Какая... неожиданность. Знаете, что-то мне расхотелось мирно беседовать. Зато захотелось покинуть столь... — сморщить нос, как от неприятного запаха, — изысканное общество. А я не привык себе отказывать в небольших и скромных прихотях. Так и быть, я верну ваше в целости, — пойманных стрелков после неторопливого невысокого полёта я аккуратно поставил на ноги: одного на левый фланг группы щитовиков, второго на правый, — и даже не стану снова портить оружие. Если пожелаете задать мне ещё вопросы, обращайтесь в гильдию Охотников. В письменной форме. Ясного вам разума. И прощайте.

Разворот на месте, шаг, второй... Мирг явно собирается вырваться вперёд, дабы поработать проводником — вот и правильно, вот и хорошо. Йени Финр с чуть отставшим Анирой тоже шагают следом... и тут у одного из отпущенных мной арбалетчиков не выдерживают нервы. Фанатик, видать. Он вскидывает своё оружие, выцеливая при этом, что характерно, не меня — Аниру. Живо так, привычненько, без лишних сомнений дёргает спусковой крюк...

Форстэнд, форстэнд, форстэнд — как несколько отстоящих слоёв ваты. В четвёртом слое болт вязнет окончательно. Остановившись, разворачивается на сто восемьдесят градусов. Но не очень быстро, секунду примерно. Чтобы все заинтересованные (включая моих обернувшихся спутников) ясно увидели, в кого стреляли и что происходит, но среагировать не успели. Форспуш! М-да, с мощностью я переборщил. Энергия выстрела получилась не как у арбалета, — скорее, как у гладкоствольного ружья или даже винтовки. Во всяком случае, вернувшийся к отправителю болт прошиб башку стрелка насквозь, улетев по своим делам куда-то вдаль.

Будет ли меня мучить совесть? Сознательное убийство, как-никак. Первое. Причём назвать это самообороной нельзя. Я спланировал и это, пусть как крайнюю ответную меру.

Ну? Совесть, что скажешь? Молчит, партизанка. Наверно, это потому, что глазами тела я не видел ничего, а магическое восприятие — всё же не то. Как происходящее на экране. Как будто не совсем настоящее. Что ж, оно и к лучшему. Если бы опасный и надменный маг вдруг начал рыдать или блевать над трупом с воплями "я не хотел этого!" — впечатление оказалось бы непоправимо испорчено, а само убийство почти обессмыслилось.

И вообще! У любого либерализма должны быть разумные границы. Мои лягут здесь.

Костьми.

Причём, что характерно, чужими.

Авось у следующего стрелка разум и страх возобладают над рефлексами и воспитанием. Потому что убийство как метод мне по-прежнему не нравится.

— Мастер, как вы это сделали?

— В который раз прошу: не называй меня мастером! От Йени Финра заразился, что ли?

— Но мастер...

Они двигались по бездорожью третий день, и двигались заметно быстрее, чем предполагал Мирг. Но, видимо, Иан-па действительно качественно вылечил мага разума, да и сам Иан-па с Анирой оказались то ли более опытными ходоками, то ли владели чарами, увеличивающими выносливость — в общем, от Охотника они не отставали и на взятый темп не жаловались. Более того: на привалах магам хватало сил на досужую болтовню. Хотя... почему сразу досужую? Маги! Вот они обсуждают нечто отвлечённое, вроде причин, из-за которых звёзды на небе моргают, но тут же — бац! — выходит так, что это имеет самое прямое отношение к построению заклятий.

И никакое это не преувеличение: Охотник отлично помнил, как вчера у костра обсуждалось дрожание воздуха над собственно костром, поведение звёздного света, беспорядочное движение каких-то мельчайших, невидимых глазом частиц и снова огонь. Причём Анира аж подскакивал на месте, доказывая, что на самом деле звёзды суть зримое проявление Великого Пламени, что неугасимо пылает по ту сторону небесной завесы и к дрожи воздуха отношения не имеет. Ещё он говорил, цитируя кого-то из премудрых старцев, что колебания сходные по виду своему могут иметь различную природу, подобно тому, как дрожь рук может проистекать от сильного чувства, например, гнева или страха, а ещё от утомления, старости или болезни. Тут обычно молчаливый маг разума вмешался и заметил, что не только дрожь — всякое собственное движение руки можно прекратить, нажав на особые точки в районе плеча и лопатки. Ему, мол, одна старуха-знахарка вот так нажала в каких-то определённых местах, и рука просто повисла плетью, он и чувствовать её перестал, так что пока старуха перелом вправляла, боли не было совершенно. Да это же магия, отмахнулся Анира. А чужак сказал, что ничего магического в этом нет, и знахарка та просто очень хорошо знала устройство человеческого тела.

После этого все трое принялись выяснять, что можно считать магией, а что нельзя и почему природное отличается от сверхприродного — при этом напрочь забыв про движение мельчайших частиц, звёзды, Великое Пламя и прочее, о чём говорили немного раньше.

Все маги чудные, все — Иан-па просто больше прочих.

Впрочем, компания Миргу скорее нравилась. Особенно Йени Финр. Разумник на поверку оказался тем ещё молчуном, а это качество Ухобой ценил. Правда, привычно пустое выражение, не сходившее с лица кастрата, вызывало неуют и холодок под ложечкой, но терпеть можно, а прочее не в счёт. Тем более что Йени Финр вроде бы понемногу оттаивал... по крайней мере, к разговорам у костра прислушивался внимательно и чем дальше, тем чаще вмешивался в них. Как правило, с каким-нибудь уточнением или случаем из жизни.

От Иан-па и Аниры шума было гораздо больше. Маг света вообще вёл себя, словно щенок, норовящий по поводу и без оного наскочить на хозяина, чтобы облизать. А в роли хозяина, ясное дело, выступал чужак. Вопрос "мастер, как вы это сделали?!" повторялся не реже пяти раз на дню. Причём восторг, с которым Анира смотрел на, скажем, разделку валежника перед его отправкой в костёр, выполняемую незримыми лезвиями, или на то, как Иан-па сгоняет с лица воду после умывания, со временем не уменьшался. А когда "мастер" делал что-нибудь особенное (например, как вчера, когда подвесил над головами у себя и спутников четыре невидимых зонта и держал их добрых пол-дня, пока дождь не прошёл) — уж тут Анира просто из кожи лез от восхищения.

Что же до самого чужака, то тут Мирг признавал своё бессилие. Казалось, что в Иан-па уживается несколько разных людей. Он мог со слегка ехидной усмешкой веселить Аниру, нарочно делая что-нибудь бессмысленное, но магическое — например, заставляя часть воды в ручье взлетать вверх тонкой струйкой, как в фонтане, или отправляя в полёт по замысловатым кривым угли костра. Мог сидеть с донельзя угрюмым видом (спустя всего пять минут после того, как сделал "фонтан"). Мог свободно рассуждать о вещах странных и порой нелепых — причём с таким видом, словно эти нелепицы есть несомненная истина. Но порой — и не так уж редко, кстати, — Иан-па уходил в себя так глубоко, что пустое выражение на лице Йени Финра в сравнении казалось живым и дружелюбным.

Впрочем, за всё минувшее время чужак ни разу не рассердился по-настоящему (правда, это мало о чём говорило... на того щитовика, что стрелял в Анира, он тоже как будто не рассердился — просто прибил, даже не оглянувшись). Ещё он ни разу не взялся изображать высокопоставленного сноба, ни разу не отмахнулся от слов Мирга, когда тот считал нужным что-нибудь посоветовать. И поэтому Ухобой решил, что чужак сумеет стать Охотником, причём не из худших.

После очередного замечания Аниры Иан-па внезапно и глубоко задумался. Задавать ему вопросы в таком состоянии было бесполезно, это все уже усвоили, потому младший посвящённый переключился на Охотника.