Харон ("Путь войны")

Салинг чуть изменился в лице, почти незаметно, но сжал пальцы до хруста в побелевших суставах. По-видимому, его участие в проекте неудачливой субмарины не ограничивалось простой ролью наемного работника

— Есть и третий вариант, — продолжил Илион, сделав вид, что не заметил болезненной реакции собеседника. — Я дам вам адрес людей, профессионально занимающихся проблемами, схожими с вашей, на более высоком уровне, чем те же "гогены". В принципе, если оптимизировать передачу крутящего момента и поколдовать над фундаментом двигателя, можно уменьшить опасную вибрацию до приемлемой величины. Технически это не сложно, но нужен очень тщательный расчет на высокопроизводительных функциометрах, которые есть у моих друзей. Двигатель будет уже не разрушаться, а просто быстрее изнашиваться, вырабатывая ресурс процентов на восемьдесят от запланированного. И профилактику придется проводить несколько чаще. Не идеально, конечно, но в любом случае будет экономнее, чем все перестраивать.

— Мне надо подумать, — сказал Салинг, утирая выступивший пот. — Надо все посчитать...

— Посчитайте, — согласился Крамневский.

— А?.. — замялся Хейко Салинг. — Где?..

— В папке, — подсказал Илион. — В простом белом конверте под листом с выводами. Адрес, телефон, изограф.

* * *

— Славно, славно, — приговаривал Шафран, потирая широкие ладони. — Bene! — добавил он на латыни, что делал только в исключительно удачные моменты.

— Склонен согласиться, — подтвердил Илион, пропуская мимо вагонетку с кислородными баллонами.

Добраться от технических доков до жилых уровней можно было несколькими путями, разумеется, испытатели выбрали самый короткий — три перехода через изолированные зоны и один подъемник. В низких переходах со сводчатыми потолками и ангарах без иллюминаторов они чувствовали себя привычно и естественно. Сторонились электровагонеток, снующих по паутинам рельс, проложенных посередине тоннелей, приветствовали небрежными кивками встречных, получая столь же неформальный ответ. "Экстаз" кипел жизнью и работой

— Вот люблю такую службу, — продолжил Шафран. — Сделали всего ничего, а денег заработали, да и хорошим людям помогли.

Илион неприкрыто ухмыльнулся, поскольку было очевидно, что Аркадий имел в виду отнюдь не Хейко Салинга с его незадачливой субмариной, а совсем других. Незаметных людей из имперского Морского Штаба, кулуарно посоветовавших капитану и механику-оператору неофициально проконсультировать зашедший в тупик проект, а заодно внимательно посмотреть, что нового засунули немцы в свои ходовые установки. Не слишком продолжительная, чистая, безопасная работа с минимальным риском — то, что так редко выпадает на долю подводников-испытателей.

— Теперь по чарочке? — вопросил Шафран.

— Да, по беленькой, — в тон ему отозвался Крамневский, и оба, не сговариваясь, улыбнулись старой шутке — подводники пьют редко, а в глубине — никогда. Раньше труженики моря потребляли красное вино, но с появлением новых витаминизированных коллоидов из водорослей алкоголь окончательно исчез из рабочего рациона.

— Слушай, давай как бояре, перехватим черствый сухарик в "куполе", — конкретизировал предложение Шафран. — Заслужили!

— И то верно, — согласился Илион. — Скажем, по бифштексу...

— Ну, ты разложенец! — искренне ужаснулся Аркадий. — Опускаться почти на километр, чтобы сжевать бегающего мясца? Рыбки, мой юный друг, только рыбки! Я угощаю.

Мимо тяжело прошагал бронескаф, скрипя сочленениями и тихо гудя приводами. Двухметровая туша, отливающая серым металлом, заняла почти весь тоннель и испытатели прижались к самой стене, сплошь оплетенной путаницей кабелей в толстой резиновой оплетке. "Шагоход" был из новых, с наглухо закрытым шлемом, лицо водилы терялось в тени за толстым стеклом, но фигура, похожая на рыцаря в доспехах подняла "руку" в молчаливом приветствии, опознав своих. Шафран и Крамневский ответили тем же. Бронескаф пошел дальше, за ним следовал слабый запах воды и соли, стальные боты гулко бухали по полу из шершавого сикрита, оставляя влажные следы на "морском бетоне".

— Видать, только что нырнул, — прокомментировал Шафран, с неудовольствием. — Разгильдяи, сушкой пренебрегают.

— Им виднее, — заметил Илион, хотя в душе был вполне согласен с механиком. Главным внутренним врагом всех подводных построек оставалась морская вода — крайне агрессивная субстанция, готовая просочиться везде, разъедая все, что возможно. По статистике четыре пятых всех несчастных случаев в глубине происходили из-за мелких коррозийных повреждений и неисправностей. Отчасти поэтому в последнее десятилетие индустрия подводных работ переживала "керамическую революцию" — новые материалы не ржавели и не окислялись.

У "шагохода" была тысяча причин, чтобы по выходе из воды миновать специальную камеру в которой технику омывали пресной водой, а затем сушили в потоке горячего воздуха, но даже столь малое нарушение порядка и традиции несколько нервировало.

— А я ведь еще помню деревянные настилы, — задумчиво пробасил Шафран, когда подъемник, скрипя шестернями, вознес их на следующий уровень. — Как мы с ними тогда намучились... Какими только пропитками не обрабатывали — а все одно гнило. Я ведь только чудом не получил первое назначение на "Спрут".

Илион вздохнул. Гибель станции "Спрут" стала не самой масштабной катастрофой в истории глубины, но без сомнения оставалась одной из самых трагичных. Нарушенная техника безопасности, влага, деревянные полы без лака и пропитки, разбитая колба... И десять человек убиты за сутки редчайшей разновидностью мутировавшей плесени, разросшейся на сырых полах, а затем прямо в легких.

— Кстати, заметил — маркировка-то у скафа "свинская"? — отметил Шафран, и Крамневский молча укорил себя за невнимательность.

Когда перед самой Мировой Войной Дзержинский-старший основал "Пар и Газойль", над лапотными русскими не смеялся только очень ленивый человек. Дальше и остроумнее всех пошли "паровые короли" Шеффилда, обыграв аббревиатуру "ПиГ" на свой лад. "Pig" и разнообразные карикатуры на тему свиномедведя заполонили иностранную прессу. Однако, "Стальной Феликс" был непрошибаем и плевал на вражескую пропаганду, а кроме того, обладал очень специфическим чувством юмора. Вместо контррекламной борьбы, отец-основатель заказал смену клейм, и через месяц вся продукция "Пара и Газойля" маркировалась задорным поросенком, пускающим из ушей струйки пара. Мир взорвался от смеха и... стал покупать, тем более, что продукция русских показала себя с наилучшей стороны в ходе Войны, и заказы гарантировались лично Домом и императрицей Ольгой, которую подданные прозвали Спокойной, а враги — словами, которые не произносят в приличном обществе. С тех пор минуло много лет, теперь каждый пятый дизель и паровой котел в мире нес значок "Пиглета" , а семейное предприятие Дзержинских осваивало все новые и новые промыслы. В том числе и производство глубоководных скафандров.

Испытателям предстояло пройти по периметру блока электролиза, где вырабатывался кислород, затем миновать несколько переходов, ведущих к энергетической установке. "Экстаз" был огромным сооружением, обеспечивающим жизнь и относительный комфорт для тысяч людей, поэтому электричества никогда не бывало "достаточно". Энергию давали тяжелые дизели замкнутого цикла, понтонные электробатареи, использующие воду в качестве электролита, и тепловые двигатели, работающие на разнице поверхностной и глубинной температур воды. Но ее все равно хронически не хватало. Поговаривали, что скоро будет заложен фундамент под атомный реактор, который наконец-то решит проблему электрического голода, но время шло, а Экологическая Комиссия никак не давала одобрения проекту. Страх перед экологической катастрофой часто тормозил полезные начинания, но моряки, скрипя зубами, все же соглашались с перестраховщиками. Печальные истории американского "Torrey Canyon" и русского "Купца" отучили людей от мысли, что океан большой и малость людской глупости ему не повредит.

Оставалось совсем немного — буквально пять минут неспешного хода и, пройдя через пункт контроля, испытатели смогут подняться к одной из трех основных жилых зон. Теперь они шли по реконструированной территории. Здесь было больше света от новых экономных ламп со светящимся газом, больше тоннелей из армостекла, которые периодически прерывались блоками авральной герметизации с укрытыми в пазах дверьми-"гильотинами". Больше керамических плит и устойчивого к коррозии иденита вместо привычной стали и бетона.

И больше гражданских.

— Саша, Петя, не отставайте! — звучный голос воспитательницы разносился далеко по тоннелю, отражаясь от прозрачных стен.

Стайка детей лет десяти-двенадцати послушно семенила за молодой девушкой, у каждого на шее висела большая светоотражающая бирка на витом шнуре. Шествие замыкал угрюмый шкафоподобный сопровождающий, всем своим видом показывающий важность миссии. Испытатели пропустили экскурсию, взаимно кивнули ему, молча посочувствовав нелегкой доле.

— Вот ведь Кракен задери... — вымолвил Шафран, когда открытый подъемник с решетчатыми загородками возносил их на жилой уровень. — Все-таки никогда я этого не пойму...

— Их? — уточнил Крамневский, обозначив короткий кивок головой в сторону оставшейся позади экскурсии.

— Да! Море — не для детей! — с непоколебимой уверенностью произнес старый механик. — Была бы моя воля, даже на подлодки обозрения не пускал бы.

— Техника безопасности, — вставил Илион.

— Идет per anus, — с исчерпывающей краткостью высказался Аркадий. — Она для тех, кто может сам натянуть спаскостюм и "кислородник" за уставные пятнадцать секунд. Остальные пусть любуются красотами с пароходов. А я уже вытаскивал детей с чертового "Британника". Хватило впечатлений.

— Пришли, — умиротворяюще сообщил Илион, предупреждая новую тираду на тему того, что раньше море было чище, люди осторожнее, катастрофы эпичнее, а фильтры обратного осмоса давали нормальную пресную воду, а не разбавленную мочу.

"Купола" вошли в моду относительно недавно, когда люди наконец-то научились закаливать сверхпрочное стекло, состоящее, наподобие природной слюды, из множества сверхтонких слоев, армируя его тончайшими нитями стали и иденита. Из армостекла делали иллюминаторы, прозрачные панели для сложных механизмов, требовавших постоянного присмотра, целые секции подводных тоннелей и еще уйму полезных вещей. В том числе из него собирали такие вот развлекательные купола, под защитой которых люди могли безопасно заниматься своими делами, обозревая красоту Глубины.

Местный купол организовали как ресторан. Огромная полусфера диаметром более пятидесяти метров была окружена по периметру скрытыми в сикритовом основании прожекторами, создающими фантастическое зрелище, что снаружи, что внутри. Прозрачная капля, сверкающая огнями, заключенная в середину светового столба посреди полумрака, стала излюбленным мотивом открыток и туристических буклетов. Изнутри же казалось, что купол заключен в гигантский изумруд с нежнейшими оттенками синего и фиолетового тонов. На глубине животный мир гораздо беднее, чем на поверхности, но свет привлекал множество разнообразных рыб, чья чешуя переливалась в электрическом свете, дополнительно расцвечивая сине-зеленое мерцание вокруг купола. Иногда даже киты снисходили до того, чтобы спуститься до самого дна и посмотреть на суетные дела сухопутных букашек. Тот, кому довелось увидеть огромную и на диво выразительную морду морского млекопитающего на расстоянии буквально вытянутой руки, навсегда запоминал этот восхитительный и прекрасный момент.

Сегодня киты пренебрегли "Экстазом", зато в наличии оказался зал, в котором яблоку некуда упасть. Подводники собрались отправиться в менее людное место, но один из гостей узнал соотечественников и пригласил за свой столик. Место было весьма удачным, рядом с прозрачной "стеной" — приложи ладонь, и множество крошечных рыбок соберутся напротив, будто "обнюхивая" странный и непонятный для них объект. Крамневский решил оставаться последовательным и заказал бифштекс, чувствуя себя настоящим эстетом — как справедливо заметил Шафран, было что-то извращенно-богемное в том, чтобы есть говядину на дне океана. Механик же вкушал двойную порцию рыбного ассорти с огромного блюда, выложенного по краю тонкими полосками осьминога.

Сосед и собеседник по имени Егор Радюкин оказался весьма приятным человеком средних лет — подтянутый, с большими залысинами и короткой стрижкой, в свободном сером костюме. Доктор наук и вице-председатель Научного Совета, он вел себя просто, но не простецки, без, увы, нередкого у людей его круга высокомерия и легкого снисхождения к менее образованным собеседникам. Разделывая филе морского черта, ученый завел легкую беседу, которую Шафран с удовольствием поддержал — механик вообще любил поговорить за едой. Илион молча жевал свой "подводный" бифштекс, ученый вещал, механик-оператор периодически вставлял разнообразные замечания. Компания вполне удалась, Радюкин был специалистом по весьма широкому кругу вопросов, но специализировался на мировой логистике применительно к эксплуатации океанской биосферы. Крамневский с большим интересом слушал его речь.

— Животная биомасса океана превышает таковую у суши примерно в сорок раз. Три четверти белка человечество получает из моря, — говорил вице-председатель, не забывая пластать нежное мясо. — Да что там, в такой сухопутной стране как Россия морепродукты занимают почти половину пищевого рациона среднего потребителя. Благодаря разумному использованию океанической биомассы, мы забыли, что такое голод, водоросле-планктонные концентраты потребляют даже в Центральной Африке. Море в буквальном смысле спасает нас, притом не только от недоедания...

Да, это было правдой. Илион считал себя сугубым "технарем", но историю "морской эпопеи" Маркса-Рейтера-Таккетмана знал каждый.

"Врачеватель экономики" почти полвека посвятил подробнейшему препарированию мирового экономического механизма. Итог он уместил в тоненькой брошюре под названием "Манифест денежного коллапса" Книга начиналась словами "призрак краха бродит меж континентами..." и ставила диагноз, печальный и безысходный — ссудный капитал порождает обесценивание труда, которое, в свою очередь, влечет за собой неразрешимые противоречия между нанимателем и наемным работником. В силу указанных причин, по достижении определенного уровня общественного и экономического развития неизбежен кризис перепроизводства, который может разрешиться только посредством тотальной войны, затягивающей все великие державы. Войны, которая уничтожит огромное количество материальных ценностей, создаст дефицит и позволит начать подъем сначала... До нового пика и повторения схемы.

Маркс указал опасность, а его ученики и сподвижники придумали лекарство, которое оказалось просто в теории, но граничило с невозможным на практике.

Зеус де Рейтер развил идеи Маркса и предложил ссужать деньгами человеческий труд, а не привлекать труд под ссудные деньги, таким образом, долг появлялся бы только против затраченных усилий, а не предварял их. А Харли Таккетман завершил создание законченной концепции простой, но гениальной мыслью — если денежная масса неизбежно умножается, вступая в противоречие с ограниченностью потребления... нужно придумать большую яму, в которую можно сбрасывать всю "лишнюю" наличность, не покрытую прямым потреблением. И такой бездонной "ямой" могло стать освоение Мирового Океана.