Стихийная работа

"Мне кажется, — прибавила она после долгого молчания, не выпуская из рук кочерги, — что только тот, кто никогда не страдал и не знает, что такое страдания, любит читать о них. Если бы я умела писать, я написала бы веселую книгу, такую, чтобы люди, читая ее, смеялись".

Джером К. Джером

А вдруг дракон проснется и скажет: "Да будет!" И будем мы жить в бреду дракона.

Страж Черной книги Арды.

Абиш Двар, художник из города Нираис.

Туда-сюда, он дожил до двадцати пяти лет.

"Несчастный случай".

Чтобы я ещё когда согласился на такую работу — да ни в жизни! Интересно, это да, но за почти месяц мученического труда я так ничего и не получил. Не потому, что не дали — нет, наоборот! Очень много давали — две пряди айранским золотом. Веришь, нет? А ведь давали! Что? Не взял. Представь, не взял. Так ведь не выполнил я заказ, не смог. Ну, к сроку не успел... Вообще-то, и срока не было, но не по плечу мне дело пришлось, не по плечу... Почему сразу эпическое? Портрет. Да, обычный портрет, ничего особенного. Почему, говоришь, не успел? Посмотрел бы я, как ты бы успел на моем месте! Нет, не злюсь. Понимаешь, обидно... Таланта у меня на портрет этот не хватило. Чувствую, вроде, как надо, а сделать не могу. Линия не ложится, рука неуклюжей кажется. Я бы и за больший срок не справился, вот и отказался, расстроил бедную девушку. Да нет, портрет не её... Знаешь, я так и не понял, чей.

Дело так было... Пришла однажды под вечер в мастерскую девушка — чистый ангел, хоть сразу на холст. Невысокая, тоненькая, в белом простеньком платье. Глаза, как море, синие, — прости, друг-поэт, за банальщину, по-другому не скажешь. Волосы айранского золота, тяжелые, длинные. Хочу, говорит, портрет заказать. С радостью, отвечаю, такую красоту рисовать одно удовольствие. Приняла комплимент, улыбнулась — нет, говорит, не мой портрет. Портрет моего врага мне напиши, чтобы как живой выглядел. Только он о том знать не должен и в мастерскую не придет. Коли согласишься, самому тебе придется за ним следить и писать по памяти. Сроки тебе не заказываю; заплачу, сколько пожелаешь. Берешься, спрашивает?

Ну, и согласился я. Проснулся во мне молодой азарт к необычному делу. Где, говорю, врага твоего искать, как он выглядит? Пойдем, отвечает, покажу, и к двери направляется. Я следом иду, гляжу на неё — и вроде по земле она не ступает, а так, сантиметром выше по воздуху. На улицу вышли, присмотрелся — точно. Идет со мной рядом самая настоящая фея, дорожной пыли не касается, следов не оставляет.

До площади Тридцати Храмов дошли, остановились. Дальше, говорит, один иди, чтобы вместе он нас не видел, а то не ты за ним смотреть будешь, а он за тобой. Где он, спрашиваю? Вон, видишь, между двумя храмами, Серого Ящера и Неба Без Печали, алтарный камень с огоньком. Враг мой обычно слева от него стоит, стену подпирает. Что он там делает? Да ничего, стоит, слушает. Опиши, хоть, говорю, чтобы я не обознался. Не нужно, отвечает, не обознаешься, он заметный. А не увидишь, и ладно, плата будет за согласие. Ну, иди, говорит, а я через месяц вернусь проведать, как дело движется. И исчезла в толпе, а я к алтарю тому пошел, на который она указала. Алтарь, как алтарь, огонек горит, черный почему-то, очередь просителей только поменьше, чем в храмах. Прямо скажем — четыре человека. А слева шагах в семи парень стоит, стену подпирает, толи ждет кого, то ли просьбы чужие к неведомой силе от нечего делать слушает. Чей алтарь-то хоть? Надо было у феи своей спросить, ну да ладно, поздно уже думать об этом.

Тот парень или не тот? Заметный, сказала, — действительно, заметный, очень даже. Высокий, сложен атлетически, не всякий Герой сравнится; волосы волнистые, ниже плеч, белоснежные, глаза чуть раскосые, длинные, едва ли не до висков, серые. Одет во все черное. Стоит, на солнце щурится, чему-то своему улыбается. Может, просто жизни радуется, может, план мести обдумывает, жестокой и страшной — непонятно. На одну сторону улыбается, левым углом рта и левым глазом, а справа — серьезный, как боевой клинок. Тот самый парень. Враг моей прекрасной феи.

Запомнил, вернулся в мастерскую, набросал — похоже, только не хватает чего-то, какой-то мелочи, какой — не пойму.

Пришел назавтра к алтарю — стоит на том же месте, в той же позе. Будто ему все равно, как стоять. Та же черная одежда, те же красные глаза альбиноса, те же прямые, падающие на глаза годами не стриженные белые патлы. Худой, почти изможденный, чуть сутулый. Греется на солнце, улыбается на левую сторону. В мастерскую вернулся, с первым наброском сравнил — общего мало. Новый гораздо лучше получился, только детали какой-то не достает.

Три недели я на площадь ходил, наброски делал — один другого лучше, а потом вдруг они мне на глаза попались — целая стопка набралась. Разложил я их на столе — ты не представляешь мое состояние! Двадцать набросков абсолютно разных людей! Совершенно непохожих! Только волосы белые, лицо бледное, глаза длинные, одежда черная и улыбка кривая. И ещё была в них какая-то общая красота, темная, холодная, к которой тянет, как в омут с обрыва, в бездну. И тянет, и подходить близко не хочется, боязно.

Два дня я пил, а на третий пошел на площадь, только никого на том месте не было. Надоело ему, видно, позировать.

Все оставшиеся четыре дня я над набросками этими бился, общие черты искал, к одному все двадцать сводил. Вот тогда-то и стало мне казаться, что таланта не хватает, что ещё немного — и все получится, портрет оживет. И ровно через месяц, когда пришла моя златовласка, я выложил на стол двадцать один набросок и отказался от работы. Чтобы сохранить разум и маломальскую веру в свой талант. Она хотела заплатить — я отказался. Не дело за невыполненный заказ плату брать.

Смотрит она на всю эту галерею набросков расширившимися глазами; похоже, говорит, очень на него похоже. Собирает стопкой все двадцать один, обобщенным сверху, и они в руках у неё сливаются в один настоящий, который не смог я создать, разный одновременно. Стоит парень, стенку подпирает, солнцу улыбается, как живой, вот-вот грудь на вдохе колыхнется.

Отвел я взгляд от портрета, а у клиентки моей едва ли не слезы на глазах, смотрит, не оторвется. Потом схватила вдруг со стола — и в камин, в огонь. Двадцать один слой добротной бумаги — загоралось плохо. Обобщенный лист согнулся, потемнел, занялся по углам. Теперь и я не мог отвести от него глаз, стоял, как зачарованный. Парень на портрете уже не улыбался, прищуренные глаза расширились, лицо потемнело, будто дым и жар не давали дышать. Лист подсох и снизу загорелся как следует, слегка потрескивая, изгибаясь и заставляя нарисованного парня корчиться от боли. Казалось, живое горит, настоящее.

Не выдержала этого моя красавица — выхватила лист из камина, сбила огонь, прижала к губам, разревелась окончательно, сунула портрет за пазуху и вылетела за дверь.

А я два дня пил. Нет, ни разу я их с тех пор не видел, ни златовласку, ни врага её ненаглядного. И площадь стороной обхожу... Да не знаю, чтоб мне год не наливали! Давно. А помню все, как вчера случилось. Бывает же такое...

Буду, буду... Всегда готов... Давай за их здоровье, чтобы все у них хорошо! Давай!

Вэйланна Черный Огонь, Третья Бесконтрольная сила.

Ненужных легенд не бывает. Ненужная бывает правда, но это к делу не относится.

Сергей Лисов.

— Привет, — само собой напечаталось на мониторе огромное зеленое слово. Прямо поверх открытого арканоида. А что, если я маг, так и в игрушки не поиграть? Не для работы же я эту махину из соседнего мира тащил. Да и не нужен мне компьютер по работе — единственный на все Восточное полушарие. Толку с него. Вот игрушки — другое дело. Ради них можно постараться.

— Привет, — машинально ответил я вслух, сожалея о загубленном раунде. Надпись мешала сосредоточиться, и с арканоидом пришлось попрощаться. Интересно, мой ответ вообще услышали? Хотя с голосовым набором я давным-давно разобрался. Должны были услышать.

— Ты кто? — спросил я на всякий случай. Только одно существо могло незнамо откуда вломиться в полностью автономную систему с единственным объяснением "ну, у вас же магия, все можно".

— Иноходец.

— Почему я в этом не сомневался? Ты убил мой арканоид.

— Не правда, ты сам его закрыл. Я видел.

-Угу. Кстати, какими судьбами? Я уже не спрашиваю, как ты ухитряешься здесь появляться.

— Да, поболтать захотелось, вот и зашел прогуляться по твоей системе.

— Ты там что, целиком?

— В смысле?

— Всем сознанием? — уточнил я.

— Естественно! Буду я за монитором сидеть.

— Ну, и зря. Мог бы и посидеть. А так ты там с Муррой встретишься.

— С кем?

— Со мной, — ответил "ничей" голубой курсив.

— Сэнс, на будущее, спрашивай, когда приходишь. Или за монитором сиди.

— Тут что-то такое интересное пришло, — сообщил Сэнс, пропустив мои слова мимо... что там у него сейчас вместо ушей? Приложения? Хотя он, наверное, сам приложение... Откуда у приложения уши?

— Мелкое такое, — продолжил он. — Ты кто?

— Я Мурра, — ответил (а, о) Мурра.

— Он вирус, — пояснил я.

— А что он тут делает?

— Живет. Иногда мешает жить мне.

— Откуда он взялся?

— Я придумал.

— Опять самообучающимися игрушками балуешься?

— А я переставал? Обзови Астинити самообучающейся игрушкой, и посмотри на реакцию. Это будет последнее, что ты увидишь.

— Спасибо, однако. Какой ты сегодня добрый. Кроме шуток, не нравится мне этот твой вирус. Чего он нюхает?

— Нюхает? Это как?— заинтересовался я. Компьютер я использовал редко, да и то для игры, и, разумеется, никогда не совался в виртуальность по-настоящему, всем сознанием. Так что даже не представлял, как все это выглядит изнутри, если "изнутри" вообще возможно. Хотя Сэнс "внутрь" попадает очень легко — значит, возможно. Надо его как-нибудь расспросить про виртуальность. Например, где это. Ну, вот физически, где? На жестком диске? В оперативной памяти? Хотя вряд ли он знает. Маги же не знают, почему заклинания влияют на погоду. Точнее, могут знать, но редко об этом задумываются.

— Сэнс, а на что он вообще похож?

— Похож... Ой! Ах, ты, тварь!

— Пиип! — написал голубой курсив и исчез.

— Сэнс, что стряслось? Куда он делся?

— Он меня укусил.

— И?

— И я его стер.

— Совсем? — недоверчиво уточнил я. Еще ни одно мое создание так легко не уходило из моей и своей жизни. А уж Мурра по способности возрождаться мог сравниться разве что с Астинити.

— Совсем.

— Зря.

— Тебе его жалко?

— Мне тебя жалко, — пожал я плечами, хотя этот жест он точно не мог воспринять. — Это же Мурра. Я его, знаешь, сколько раз стирал?

— И? — передразнил меня Иноходец.

— И не "и". А то не понятно.

— Так ты снаружи стирал, вслепую, а я-то здесь вижу, что делаю.

— Посмотрим, что ты увидел, когда он снова появится.

— Не появится, — заверил Сэнс настолько убедительно, насколько возможно для печатного слова. Аж подчеркнул.

— Посмотрим, — повторил я. — Выйди оттуда, а? Мне спокойней будет. За вас обоих.

— Да стер я его!

— Бездна с ним, пусть — стер. Хочешь поболтать — целиком приди. Дорогу знаешь, двери открывать умеешь.

— Ладно, ладно. Ждите.

— Обязательно.

Сэнс убрался из системы, но настроения продолжать игру уже не было. Если бы продолжать — а то чуть не сначала проходить. И вообще, Иноходец мог бы удосужиться мой результат сохранить, раз уж в игру влез. Или не мог. Понятия не имею, честно говоря, что он там мог. Сэнсу легко в систему лазить — у него полмозга электроники, а для меня голосовой набор — достижение, не нарадуюсь.

Я закончил радоваться, выключил компьютер и погрузился в раздумья. Приятные полуденные раздумья неголодного уже существа на тему "чем бы нам таким заняться, поинтереснее?" Нам — это мне, Вэйланне первому и единственному, третьей Бесконтрольной силе мира Тетраэдра.

День сегодня выдался редкостный: тишина и покой, ни одна живая (или уже не очень) душа не успела явиться с просьбой, замок ничего не учудил — даже странно. Прямо совсем подозрительно. Немудрено было потерять бдительность и сделать то, чего никак нельзя было делать: начать надеяться, что день так и кончится, тихо и незаметно. А то обычно все мои дни порывались уйти с шумом, треском и прочими спецэффектами, только что без взрывов.

Может, я сегодня даже высплюсь, как следует, пусть и не на кровати. Кровати у меня в замке почему-то не приживаются, исчезают в первую же ночь. Кажется, ушлый замок считает их ненужной роскошью и незаметно ест, но с поличным я его не поймал ни разу. И, по-моему, он не только кровати лишними считает, но и некоторых своих обитателей. Иначе, почему у нас в замке тараканов нет? И почему до сих пор не наступило перенаселение, если кто-то постоянно приходит и жить остается? Ну, точно, ест он их; тех, о которых я не знаю или не помню, не очень крупных и заметных. Хоть перепись населения устраивай. Об заклад готов биться — ест, а застукать никак не могу. И тараканов ест, и мышей, и кровати.

На весь замок — всего одна мышь. Это ж смех! Кому сказать — не поверят. И та, бедняга, жива только потому, что я о ней знаю. Тех, кого я знаю, он не трогает. Одна мышь — и ни одной кровати. И я сам, и моя "правая рука" Астинити, и вся орда помощников поменьше — все спим, где попало. В смысле, где упало, там и заснуло. Стоя, как боевые лошади; сидя в креслах (Слопает хоть одно кресло — убью! Подожгу, и не посмотрю, что недавно ремонт сделал!); лежа на коврах, комодах, диванах (не раскладных, ни — ни!) и даже на полках в библиотеке.

И в этом мирном доме желтоватого оттенка я собирался отоспаться. Надеялся. Надеяться никогда не стоит. Два мудрых человека в двух разных, соседних с нашим мирах почти хором утверждали, что надежда — глупое чувство. Как же они иногда правы! Особенно, когда за спиной стоит Великий закон, в народе — Бутерброда, Подлости и Вероятности. Его тоже можно использовать: возьмите в дорогу громоздкий зонтик — и загар обеспечен, — но уж никак нельзя ни на что надеяться.

Короче, донадеялся я. Вечером, когда я блаженствовал в библиотеке с чашкой холодного черного кофе и почти уже поверил, что сегодня вдруг ничего не произойдет, по душу мою, буде таковая имеется, пришел некий чиновник. С пушистыми ушами, метр в прыжке, служащий отдела кадров БПДД по имени Гарди возник в дверях библиотеки.

Что такое БПДД, я думаю, известно всем, кто хоть иногда, хотя бы в самом раннем детстве мечтал стать Героем. Бюро Подвигов и Добрых Дел как раз и делает Героев. Зачем — я лично не знаю; наверное, чтобы при случае было, кому мир спасать. На моей памяти им такого случая пока не предоставлялось.

Сам я Героем стать никогда не стремился, зато по молодости почти год, а то и больше, работал "последним подвигом". Одним из главных злодеев, то есть. Должны же Герои сражаться с кем-то в качестве экзаменов, если никаких мировых катастроф и злых гениев у нас уже несколько тысяч лет не случалось. Вот они и проходят сначала тренировочные залы — подземелья, потом тринадцать подвигов. Я был врагом тринадцатого, последнего круга, пока не заскучал окончательно и не инсценировал собственную безвременную гибель. За это время я вынес с работы две сокровищницы зарплаты, окончательное неверие в легенды и прочную дружбу с коллегой "последним подвигом" Властелином Корэном Маханаведером по прозвищу Корэн Безупречный. Только вынес я все это так давно, что о существовании Гарди и славного Бюро Подвигов успел основательно подзабыть.

Поэтому, узрев Гарди боковым зрением, я оторвался от книжки и кофе и с интересом уставился на несуразное, смутно знакомое существо. Вроде, у меня таких помощников не было... А взгляд у меня с некоторых пор тяжелый. Центнера два будет, как говорит Иноходец.

Зато рука легкая.

Бедняга Гарди замахал ушами, запереминался с ноги на ногу и, наконец, перешел к делу.

— Так вот, — выпалил он, продолжая какую-то неведомую мне мысль. — Нам нужна твоя помощь.

— Вам — это кому?

— Нам — это Бюро Подвигов.

— А я причем? Я там давным-давно не работаю. Пора забыть о моем существовании.

" О тебе забудешь!" — подумал чиновный ушастик, а вслух сказал:

— Я слышал, Черный Огонь исполняет просьбы.

— Далеко не все.

— Только "эдакие", — согласился Гарди. — Только самые интересные.

— Именно.

— Это будет интересная просьба.

— Чья? Всего коллектива славного Бюро? Я уже давно не выполняю общественные поручения и, мне кажется, это к счастью.

Гарди надолго задумался. Где-то успело родиться с полдюжины Героев.

— Моя личная просьба, — решился он после нескольких минут обмозговывания вопроса. Принимать ответственность не хотелось, но за помощью он пришел по собственной инициативе.

Третья Бесконтрольная сила, то бишь я, действительно исполняла просьбы. Сам толком не знаю, зачем — а приятно. Лекарство от скуки, да и положение в какой-то степени обязывает. Только мало кто решался прийти: знакомые, привыкшие к моей манере ведения дел, либо те, кому идти больше некуда. Гарди относился и к тем, и к другим.

— Моя просьба, — повторил он для пущей уверенности. — Устроит?

— Вполне, — согласился я. — Излагай.

Излагал Гарди долго и коряво, хотя вся его речь уместилась бы в три слова: "Бюро нужна реклама". В смысле, легенда. Красивая легенда со счастливым концом, призванная укрепить авторитет Героев, а заодно увеличить приток новичков в их ряды. Бюро Подвигов было едва ли не единственной крупной организацией, процветающей не только в пределах мелких государств-городов, но и на всей огромной территории Свободных Земель, и не собиралось сдавать позиции. А основной источник информации у нас кто? Птички. Которые говорят исключительно о том, что им интересно, и радостно подхватывают и разносят любые слухи, легенды и сказания, но только если считают их более-менее достоверными. Например, если все события видели сами. То есть, легенду мало придумать — ее надо создать полностью. Вживую.

— Возьмешься? — с робкой надеждой в голосе спросил Гарди. — Интересно?

— Возьмусь.

— Спасибо,— просиял мохнатик, и по паркету запрыгали упавшие с его души булыжники. — Ты не волнуйся... Любое содействие... Любые средства в разумных пределах... Не срочно, когда сможешь... Хоть два года!.. Уже сценарий есть, я принесу!

— Неси, неси, сделаем, — заверил я Гарди. — Открыть дверку до конторы?

— Открыть,— быстро кивнул он, пока я не передумал. — Пожалуйста.

Я щелкнул пальцами (есть что-то приятное в старых добрых магических жестах), и Гарди исчез, оказавшись в родной конторе перед дверью своего кабинета. Легенду им, значит... А что — действительно сделаем. Сценарий будет, остальное приложится. Дело-то интересное. Помогу по старой памяти, да и само БПДД не такая уж бесполезная организация.

Так оптимистично кончился почти спокойный день, зато начало следующего начисто отбило воспоминания о Гарди и его легенде.

Фрамур, Миона и Цыплок-Цвок, наследный принц Чилинаи.

Куда идем мы с Пятачком, большой-большой секрет!

Пух.

Где-то очень далеко от острова Аджалейн и от замка Черного Огня, что на склоне вулкана, у истоков Синей Звены стоял дом. Добротный, в общем-то, дом, хотя Вэйланне он показался бы хижиной, а ежику — непозволительно роскошными хоромами. Обитали же в нем лесные охотники Фрамур и Миона, которые как раз и считали его добротным жильем без лишних изысков, прочным и уютным.

— Братик, ты издеваешься? — раздался возмущенный мяукающий вопль такой силы, что у "прочного и уютного" дрогнула крыша. — Никуда ты не пойдешь!

— Я не говорил "я", я сказал "мы", — второй голос был ниже и уверенней, без визгливых истерических интонаций.

— "Мы" — тем более! Какие сокровища? Ты что — веришь этой чокнутой птице?

"Чокнутая птица", тем временем, попыталась незаметно прошмыгнуть в форточку и протащить за собой громоздкий пергаментный свиток. Свиток застрял, и чилин (а это был именно он, желтый и пушистый, похожий на двухдневного цыпленка — переростка) повис на нем, вцепившись клювом в шнурок с печатью и лихорадочно скребя когтями по стеклу. Пенопласт пилить пробовали? Звук похожий.

Брат и сестра тут же перестали препираться, дружно втащили свиток и птичку обратно, и спор вспыхнул с новой силой.

И неизвестно, чем бы все это закончилось, не стукни Фрамур в запале кулаком по столу. "Пойдем!" — рявкнул он и грохнул кулаком об стол. Прочный уютный дом сотрясся до основания... и сложился, а Фрамур, стол и Миона остались стоять посреди поляны под открытым небом. Серое задумчивое небо опечалилось и оросило останки дома редкими крупными каплями.

— Пожалуй, действительно пойдем, — протянула Миона, глядя, как брат откапывает из-под постепенно намокающих обломков стены свиток и чилина, помятого, но не ослабившего хватку.

Так началось многодневное путешествие, приведшее троицу на склон Лейнатан — Горы, Где Горит Огонь, а попросту — вулкана, к самым воротам замка местного мага.

— Дела, — протянул Фрамур, глядя на устье пещеры чуть выше вросшего в скалу замка.— Нашли наши сокровища давным-давно.

— Найти нашли, а достать не смогли, — возразил более зоркий чилин.— Ключа-то у них там нет. Дверка-то закрыта.

— Какого ключа?

— Вот этого! — победоносно чирикнула птица, извлекая из пуха массивный ключ.

— Значит, надо добраться до двери, и хоть что-то нам перепадет? — неуверенно предположила Миона.

— Есть другие варианты?— осведомился Фрамур.

Вариантов не нашлось, и приятели задумались, как без крюков и веревки попасть ко входу в сокровищницу, и все это в двух шагах от враждебного замка.

Вэйланна и Ко.

Каждый заблуждается в меру своих возможностей.

Гость с Юга.

— И кто это? — спросил я у своей "правой руки" — моего собственного создания по кличке Астинити. В прямом переводе с Ингарта — Существующий вне жизни, или попросту Нежить. Имя у него тоже было, но как-то оно не прижилось.

— Понятия не имею, — пожал плечами тот. — Их Асфа нашла.

"Найденыши" сплотились посреди комнаты спина к спине и приготовились к обороне. Точнее, два лесных охотника встали спина к спине, а желтая несуразная птица прижалась к их ногам.

— Она что-нибудь сказала?

— Кому, им?

— Нет, тебе. Где нашла, и что они делали.

— Нашла прямо здесь, а что делали — непонятно. Вроде как шторы воровали.

— Зачем? — поразился я. Я мог понять, когда кто-то пытался пробиться в мои зарплатные сокровищницы; даже пару хороших заклинаний там установил, "Шаги Мидаса" называются. У меня там уже шесть золотых статуй появилось. Первое время помощники тоже попадались, потом привыкли и научились обходить. Золото — ладно, но шторы?!

— Ты у меня спрашиваешь?

— Ну, да.

— Не знаю я, зачем. У них спроси.

— Не скажут.

— Смотря как спросишь, — недобро улыбнулся Астинити.

Кошачьи и птичьи лица найденышей приобрели особенно решительные выражения. Что-то не хотелось мне их ни о чем спрашивать, с мелюзгой возиться. Но отпускать воров из собственного дома — это явный перебор.

— Вэйл, не тяни. Спрашивай сам или мне их отдай, я разберусь.

Лица у трио окаменели от решимости не сдаваться до последнего. В самом деле — не Астинити же их отдавать.

Я шагнул к ним. Один из лесных охотников, побольше и попушистее, встретился со мной взглядом, и окружающий мир перестал для него существовать. Бездна Черного Огня дышала холодом ему в лицо, и черное пламя с багровыми искрами бушевало вокруг. Он различал тончайшие оттенки черного, малейшие переливы тьмы и постепенно замерзал. Черный огонь отбирает энергию, и температура в Бездне близка к абсолютному нулю. Падение в Бездну означало мгновенную смерть, и даже глядя на игру черного пламени охотник ощущал его ледяное дыхание, не в силах отвести завороженный взгляд или закрыть глаза.

Охотник любовался моей гордостью, моей Бездной, а я смотрел, как однажды вечером в его дом зашел на огонек незнакомый чилин и украшение со стены оказалось картой сокровищ трех древних кошачьих братьев, как "найденыши" втроем добрались до замка на вулкане и едва не попали на ужин моему охранному хищному лесу. Миновали они его чудом — сами не поняли, как именно, но лес настолько заморочил им головы, что вся троица средь бела дня пошла в чужой замок искать веревку. Войти в мой замок легко — выйти сложно. Любит он с добычей играть, с чужаками, то есть. Кушать их мы с Астинити не даем — так хоть развлечься, пока игрушку не отнимут. К вечеру поиски выхода занимали незадачливых кладоискателей куда больше любых сокровищ, и троица решила выбраться через окно. Летучая мышь Асфа, одна из самых полезных моих помощников, застукала гостей за витьем веревок из штор.

Я отпустил охотника, и он упал на колени от слабости. На черный огонь нельзя долго смотреть, он все ест: свет, тепло, жизнь, мысли, — ест, запасает и по необходимости мне отдает. Сколько я времени потратил, чтобы он хотя бы атмосферу вокруг не поглощал и не замораживал! Собственно говоря, я этого не добился, но теперь огонь параллельно воздух производит, причем даже чище, чем поглощает. Прямо-таки "легкие планеты" получились.

Охотница и чилин бросились поднимать друга. Интересно, что они видели во время нашего с ним разговора? Мне никогда не доводилось со стороны наблюдать, как спрашивает Бездна, и вряд ли доведется. Только если в зеркале.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил Астинити, прищелкнув пальцами. — Что им нужно?

— Конкретно у нас — веревку, а вообще — они за кладом кошачьих братьев.

— Эти? — удивился он. — А они хоть читать умеют?

— Не умеют. Недоразумение, на самом деле. Откуда им было знать, что под сокровищами братья имели в виду библиотеку?

— А они, значит, за золотом.

— Да. Но зато они с ключом. Хоть какая-то польза.

Я поманил ключ, и он оказался в моей ладони. Массивная железка с пятнами ржавчины. Умаешься такую за собой таскать.

— Пойди открой, что ли, — предложил я Астинити и отдал ключ. — Осмотрись там пока, а я подумаю, что делать с этой бодрой троицей.

"Правая рука" послушно исчез.

— Что бы с вами сотворить? — риторически буркнул я, потирая брови "против шерсти".

— Ничего ты с ними не сделаешь, — прозвенел сзади очень знакомый голос, и я на всякий случай отскочил в сторону. И вовремя — мимо пролетела шаровая молния и опалила чилину хвост. Птичка с писком взвилась в воздух, я обернулся. Принесла нелегкая!

В дверях стоял мой единственный, но очень надоедливый враг — дипломированная добрая фея по имени Золотая Винден, у которой было аж три причины меня не любить. Причем не просто не любить, а активно строить козни, если к доброй фее применимо это понятие. Во-первых, я черный маг — этого уже достаточно. Хуже того — бывший белый, ученик белого волшебника Делады. Во-вторых, я выселил со своего острова всех поголовно фей, чтобы в бытность мою последним подвигом они не помогали Героям и не мешали работать. И, наконец, самое ужасное мое преступление состояло в том, что я лично Винден помешал написать курсовик по кристаллам.

Дело было очень давно, где-то во время моей трудовой деятельности. Расписание оказалось просто невыносимое: Герои появлялись в любое время дня и ночи. Им-то ничего, они по дороге отсыпаются, а я? Кто подумает о благосостоянии несчастного врага? Очень хотелось бросить все это и убраться подальше, что рано или поздно происходит на любой однообразной работе. Или хотя бы отвлечься. И я взялся за дело, до которого руки не доходили уже года четыре — за ремонт. Не обычный ремонт со шпаклевкой дырок в плинтусах и подклейкой обоев — вовсе нет. Раскидать замок по мелким мирам — это же здорово! Каждая комната — отдельный мир, каждая дверь открывается в новую маленькую вселенную. Управлять как? А зачем?! Дать жизнь и сознание — и он сам прекрасно справится. (Будь проклят тот день, когда я это сделал! Хотя жить в замке стало куда интереснее.) И до воплощения идеи не хватало мелочи — кристалла со сложнейшей структурой и непроизносимым именем, которое я так и не выучил. Окопавшись в библиотеке, я выяснил, где камушек находится, и в перерыве между двумя геройскими визитами появился возле замка одного великана на Южном континенте.

Великана дома не было, зато вокруг замка бродила Золотая Винден, тогда еще незнакомая симпатичная девушка в ужасном белом платье, с золотыми айранскими волосами. Она искала тот же камень, и мы поделили замок: я полез в подвал, а будущая фея гордо пролевитировала к открытой форточке. Не в белых же кружевах по подвалам лазить. Камень я в подвале нашел совершенно нечаянно, едва не споткнулся об него во время боя с его же хранителями, а Винден наверху наткнулась на вернувшегося хозяина. Как было дело, я узнал много позже, причем от самого великана Фальгора. Считается, что этот народ глуп, безобразен и жутко неуклюж — да ничего подобного! Фальгор — красивый брюнет, доктор наук (каких — не помню) и ходит гораздо тише многочисленных кошек, проживающих в моем замке. Вразумительных объяснений причины визита и обыска он от Винден не дождался, поэтому временно накрыл фею кастрюлей, а сам пошел в кладовку и откопал старую птичью клетку, рассчитанную, как минимум, на крупного птеродактиля. Винден клетка подошла идеально, а заклинание мгновенного перемещения вспомнилось только на следующий день, когда великан пообещал продать фею драконам. Вернувшись в свой замок, она принялась искать крайнего, и таковым оказался я. Больше было некому. С тех пор она меня терпеть не может и ждет случая расквитаться, доставая по мелочам.

— Ничего ты с ними не сделаешь, — повторила Винден и запустила новую молнию, которую я поймал левой рукой и отдал черному огню, втянул кончиками пальцев. Иногда мне Винден бывает просто жаль; она считает меня человеческим магом, а я не развеиваю иллюзии и стараюсь играть по правилам. Чего стоит её сила против Бездны Черного Огня, практически бесконечного источника энергии? Мышь против асфальтоукладчика. И то мышь может отгрызть важный провод, а у огня нет ничего важного — он весь одинаковый.

— Вызываю тебя на поединок, Хозяин Черного Огня Вэйланна!

Голос у феи звенел, как перетянутая струна, того и гляди сорвется. Как долго она ждала этого момента, прямо-таки грех расстраивать.

— Принимаю вызов, Золотая Винден, — устало вздохнул я и встряхнул руки. Никакого настроения.

— Поединок до смерти, — сказала фея, подписывая себе приговор.

— Поединок до смерти, — согласился я эхом.

Троица кладоискателей смотрела на нас круглыми от волнения глазами. И что им дома не сиделось?

Золотая Винден, фея с дипломом.

Стелите гроб, я спать пришел.

М. Евдокимов.

Винден ни на что не надеялась, ни на удачу невиданную, ни на чудо, ни даже на собственные силы. Против Вэйланны её силы... Но и не вызвать его на поединок она не могла. Не позволяли древние, никому не нужные и мало кому известные правила, существовавшие задолго до появления молодых Бесконтрольных Сил, во времена равновесия добра и зла. Равновесие давным-давно рухнуло, понятия стали чистой абстракцией, а правила остались. Почти всю дорогу незаметно помогала фея чилину и двум лесным охотникам, чуть сама не осталась в плену вечно голодной души хищного леса, но их провела, и теперь оставить своих подопечных черному магу на забаву? Невозможно. Поединок до смерти, и никак иначе.

Первые две молнии враг просто забрал. Наилучшая защита — чем сильнее удар, тем больше получается энергии. Винден сменила тактику: следующее заклинание было хлыстом — каналом, предназначенным для ловли чужой энергии, и тут же по нему прошел заряд такой силы, что фее едва не опалило руку. Убрать, убрать скорей, пока враг не собрался для второго удара. Странно, что первый удар так слаб. Он пока просто играет с добычей. Играет в поединок на равных, играет в жизнь. Винден знала эту его привычку, но рано или поздно игра надоест, и фею сметет первым же стоящим ударом, одним движением брови... Или пальцев... Да какая, собственно, разница! Винден мысленно прощалась со всем белым светом. Она вызвала тучу стрел, Вэйланна сжег их на лету; дождь погасил огонь, ветер унес дождь, скала подрезала ветер, молния разбила скалу. Это было даже не колдовство, а лишь легкие наметки, сквозь которые шла чистая магическая энергия. Противники стояли без движения, вытянув навстречу друг другу напряженные, гудящие, как провода, руки; с пальцев срывались мириады заклинаний. И видно было, что Винден так долго не простоит.

Понял это и лесной охотник, тот, что побольше и попушистее — до сих пор безучастно наблюдавший за поединком, он вдруг бросился вперед и по самую рукоять всадил свой короткий меч в спину Хозяина Черного Огня. Тот уронил руки и покачнулся, по мечу забегали язычки черного пламени, пожирая металл. Поток золотого света ударил Вэйланну в лицо, опалил и отбросил к стене. Второй удар пришелся в грудь, чуть выше места, где вышло лезвие охотничьего меча, и, не встретив сопротивления, прошел насквозь. Тело умирающего мага изогнулось в судороге и обмякло, искаженное болью обожженное лицо разгладилось и посветлело. Вэйланна снова был прекрасен.

Винден вздохнула, закусив губу, и опустила дрожащие руки. Кончено. Её единственный и неповторимый враг мертв, мир избавлен от черного мага. Только больно почему-то так, будто это ей молния лицо обожгла, ей самой в сердце ударила. Никто ей теперь жить спокойно не помешает и любить. Только вот она, её любовь, с мечом в спине и пробитой грудью, и черные огоньки бегают по телу, не понимая, почему хозяин его оставил.

Перед боем Винден готовилась к смерти, но к своей. Фея присела рядом с Вэйланной, взяла его голову к себе на колени, погладила мягкие белые волосы. Ты всегда был таким самоуверенным, так полагался на свою силу. Как ты мог себя переоценить? Как ты мог поддаться мне в этом проклятом бою? Винден пела что-то очень детское, светлое и простое, вроде колыбельной. Про солнце, про лошадей, про полевой вольный ветер, про красивые серые глаза и о том, что все обязательно будет хорошо. Иногда она пыталась вытащить меч — ей все казалось, что её единственному неудобно так спать, но меч сидел крепко, и вытащить никак не удавалось. Тогда она оставляла его и снова пела, все, что помнила самого хорошего, что в детстве пела ей мама, и гладила длинные белые волосы и неподвижное лицо, избегая прикасаться к ожогам, чтобы не потревожить крепкий сладкий сон.

Так их и нашел вернувшийся Астинити: мертвого хозяина, сидящую возле него убийцу и трех до полуобморока перепуганных кладоискателей. Винден поднялась ему навстречу едва ли не с рычанием. Любой, кто хотел потревожить сон Вэйланны, заслуживал скорой смерти.

Астинити, Сын Черного Огня.

Сейчас со всей мочи

Завою с тоски —

Никто не услышит.

Чайф.

"Никогда не знал, что наш замок доставляет столько хлопот и неприятностей одновременно. Наверное, раньше ты с ними разбирался, а теперь все это оказалось на моей шее. Ну, создатель, удружил. В том, что ты вернешься, я не сомневаюсь, так постарайся побыстрее, а? А то тебя убили очень не вовремя. Я понимаю, что это вовремя не бывает, но мало того, что мне пришлось обезвреживать буйнопомешанную фею и развозить по домам заикающихся кошек и птиц, — у замка снесло башню. В прямом смысле, молнией. Я её кое-как на место приткнул, но ты учти — без тебя мне Бездна полную силу не дает, обходимся малым. Так что башня эта у нас пока не очень материальна. Замок ноет, что она у него чешется, и пытается почесать башню об скалу, пока его якобы никто не видит. Как ты с ним справлялся, а? Помощники твои, благо, меня за главного приняли безоговорочно, но я и мысли не допускаю, что ты можешь не воскреснуть. Не вздумай всех нас бросить, а то я тут даже повеситься с горя как следует не смогу. Во-первых, по причине бессмертия, а во-вторых, в самый последний момент кому-нибудь веревка понадобится.

С библиотекой этой, опять же... Вы с Винден на тонком уровне такой шум устроили, что я сунул ключ в зубы первому попавшемуся помощнику, приказал стеречь только что открытую библиотеку и помчался тебя выручать. Уже понятно, что не успел. Зато помощнички твои, то бишь мои теперь тоже, бросили жребий, кому библиотеку сторожить. И как ты думаешь, кто остался? Саламандра! Это ж надо додуматься — поставить дух огня охранять библиотеку. Да кто её вообще туда пустил? Ты спросишь, что пострадало? Все, абсолютно все, и кое-что я уже даже восстановил.

Вот, опять кому-то от меня что-то нужно. А, Корэн пришел!"

Астинити отвлекся от обиженно — тоскливых мыслей и от дела и повернулся к Корэну. Час назад кого-то из насекомоподобных помощников нечаянно размазали по стене. То, что отскребли, успешно оживили, но пятно на стене оказалось особо устойчивым и магии не поддавалось. Пришлось красить вручную, причем всю стену — для ровного тона. Вот Астинити и красил. А что поделать, если из всей орды помощников только четверо могут держать кисть, причем у двоих аллергия на краску, один до пятна даже не допрыгнет, а четвертый — сам Астинити.

— Привет, — лучезарно начал Корэн. — А где Вэйл?

— Временно недееспособен. Я за него, а что?

— Я ему дело нашел, из тех, какими он обычно занимается. Пожалуй, в следующий раз.

— Да почему же? Расскажи мне. Не Вэйл, так я сделаю, — Астинити почти радостно отложил кисть и снял перчатки. Наконец-то возник повод выдать "нежным лилиям" по противогазу и приобщить их к работе. Делом меньше, делом больше — все равно, а отвлечься всегда полезно.

— Чернокнижнику помочь надо.

— Кому — кому?

— Чернокнижнику. Семнадцатому. Во-первых, он мой друг и коллега, а во-вторых, представитель исчезающей профессии.

— Ну, тогда да, — неопределенно протянул Астинити, прикидывая преимущества малярных работ перед общением со столь сомнительной личностью. Преимуществ оказалось не так уж много: красить надоело до безумия, стена все не кончалась, а биография любого темного мага по сравнению с его собственной и, тем паче, с репутацией его обожаемого создателя — Вэйланны, казалась сценарием детского представления.

— Сходишь к Чернокнижнику? Он сам расскажет.

— Схожу, конечно.

— А куда все-таки Вэйланна делся? Что за временная нетрудоспособность? Опять где-то бродит?

— Если бы... Убили его недавно.

— Как? — не поверил ушам Корэн.

— Не очень честно, мечом в спину. Добивали уже магией. Тело лежит в Каменном зале. Думаю, он был бы не против... — начал Астинити и понял, что лучше было вообще Корэну не говорить. Вернулся бы Вэйл — сам бы рассказал. А если не вернется? "Да куда он денется, Третья Бесконтрольная!" — успокоил себя заместитель, вовсе не жаждущий получить статус Хозяина.

Корэн про Бесконтрольные не знал. Точнее, знал об их существовании, знал, что Вэйланна — Хозяин Черного Огня, но, как большинство друзей и знакомых, считал его человеком-магом, а значит, смертным. Белый, как полотно, Корэн пошел к двери, споткнулся об горшок, извинился перед цветком и вышел. Догнать и сказать, что Вэйл вернется? Так он и поверил... Астинити и сам верил в это все с большим трудом. Конечно, он бессмертный, конечно, стихийная Бесконтрольная Сила, а вдруг именно мечом в спину... Астинити задавил крамольную мысль на корню, взял в попутчики летучую мышь Асфу и отправился в замок Чернокнижника по оставленным Корэном координатам. И что его дернуло? Знал же, что у Корэна с координатами нелады!

Бесконтрольные силы. Четыре из пяти.

Если где-то нет кого-то,

Значит, кто-то где-то есть.

Аксиома поиска.

— И все-таки одного не хватает, — констатировало Живое Зеркало, Пятая и самая древняя из собравшихся четырех Сил. — Очень странно быть пятой из четырех.

— Не хуже, чем четвертой из трех, — буркнула Желтая Река, как раз Четвертая из Сил. — И по-моему, втроем нам было совсем не плохо. Только примата еще одного не хватает!

Черный Огонь даже отвечать не стал. Надоело. Вздорная сварливая Река была его антагонистом по стихии, дополнением по цвету и, к тому же, на светлой линии Общего Тетраэдра, перпендикулярной его собственной темной линии. Никаких нормальных отношений с ней и быть не могло. "На том стоим", как говорится. Одно время равновесие мира по имени Инхель держалось на борьбе добра и зла, но долго оно не протянуло, и на смену весам пришел Тетраэдр, вершины которого, Бесконтрольные Силы, дополняли или противостояли друг другу по стихии, цвету и линии, означавшей степень изменчивости силы и преобладание в ней порядка или хаоса. Живое Зеркало стояло в центре пока еще не полного Тетраэдра, составляя по всем показателям среднее четырех остальных.

И так уж вышло, что в поисках недостающей Второй Бесконтрольной Черный Огонь был заинтересован больше всех. Кроме, разве что, абстрактного мирового равновесия, чьими порождениями были Силы, но толком в которое не верили даже они. Для Реки дружественной силой была вечно спящая Белая Пустыня, лентяй и тугодум, чьи сверхсложные абстрактные сны расползались по окрестностям, пугая местных жителей или даже сводя с ума. Как и Река, она признавала только географические, неизменные в веках воплощения. Огню не изменяться было скучно, и ни одно собрание не обходилось без комментариев Реки по поводу его несуразных живых воплощений, Силе, якобы, не приличествующих. Огонь держал оборону, но единомышленника не хватало, и Огню, и равновесию. Хоть сам ищи. Правда, предыдущие Силы никто не искал, они находились со временем сами, без особой посторонней помощи, но то предыдущие...

Повесть о халтуре.

(первое отступление от главной темы)

По реке плывет утюг,

Деревянный, как кирпич.

Ну, и пусть себе плывет,

Может, там его гнездо.

Народное присловье.

Астинити, Сын Черного Огня.

Если бы у слона была шерсть — у него были бы блохи.

Логический вывод.

1.

— Это и есть замок? — изумилась летучая мышь Асфа, сидевшая на моем плече. Местность вокруг напоминала дачу, заброшенную еще во времена Равновесия, а точнее — девственный лес.

— Не совсем, — попытался оправдаться я. — Я здесь давно не был. Если вообще был когда-нибудь...

— Ты говорил, что знаешь координаты.

— И это было искреннее заблуждение, — покаянно вздохнул я.

— Короче, я должна еще сказать спасибо, что мы не возникли в толще скалы или в стволе дерева.

— Именно так, — разговор начинал меня раздражать.

— И где замок, ты не знаешь, — с издевкой заявила наглая летучая мышь.

Все-таки Вэйланну мне не заменить. Ему бы она такого не говорила, а меня считает за равного, над которым можно издеваться. Не вернется хозяин — устрою веселую жизнь всему зверинцу. Вэйл тоже хорош: живем, как в кунсткамере, кого только нет, а толку от них? Надо будет разобраться, кто мне нужен, а остальных выселить. Или в Бездну покидать, на энергию — хоть какой-то толк будет.

— Не знаю, — согласился я.

— Что теперь делать, тоже не знаешь?

Ну, ну. Издевайся, пока можешь. Через три недели не появится — моя рука владыка.

— Язык до Запада доведет, — ответил я пословицей. — Надо у кого-нибудь спросить.

— У кого же? — не успокаивалась Асфа.

— У меня, — донеслось откуда-то снизу. — Давайте спросим у меня. Я наверняка знаю лучше. А о чем речь? — уточнил толстый серый ёж, возникая из-под ближайшего куста.

— О замке Чернокнижника, — решила Асфа взять инициативу в свои лапы.

— А вам зачем? — подозрительно прищурился ёж. — Непохожи вы на Героев. Чернокнижниковы приспешники! — возопил он и скрылся под кустом, хлопнув напоследок невидимой сверху дверью.

— Никакой логики! — возмутилась Асфа. — Зачем приспешникам Чернокнижника спрашивать, где он живет?

— А мы иноземные коллеги, по обмену опытом, — буркнул я. — Ничего, сами найдем.

Я вовремя зажал рот собравшейся возражать летучей мыши, шумно продрался через кусты и отпустил подлую зверюгу, только отойдя от ежиного дома метров на тридцать.

— Ты что мне игру портишь? В Бездну захотела?

У мыши язык отнялся от удивления.

— Какую игру? Как в Бездну? Вэйл... — начала она, придя в норму.

— Вэйла больше нет. Я за него. А меня ты, надеюсь, знаешь достаточно хорошо.

— Да, да. Без проблем. Мешать не буду, — слишком быстро согласилась мышь.

— Хорошо, — я пересадил Асфу на ветку дерева. — На Героев мы, значит, не похожи... А так?

Я изменил форму, и Асфа чуть не упала с ветки.

— Да как тебе сказать... — замялась она.

— Честно. Извини, я слегка погорячился. Про Бездну и все прочее...

— Не то, чтобы совсем не похож...— все еще осторожно продолжила летучая мышь,— но ёж не поймет. Если убрать заклепки с одежды и татуировку со щеки, будет лучше.

Я, как мог, осмотрел себя: действительно, не то.

— Совсем другое дело,— оценила Асфа очередное перевоплощение. — Вылитый Герой. Можно идти спрашивать заново.

— Погоди-ка,— перебил я. — Герои с летучими мышами не водятся.

И я превратил Асфу в боевую геройскую лошадь, предварительно лишив дара речи. Ничего ей не оставалось, кроме как гневно сверкать глазами и молча следовать за мной к ежовому дому. Правда, поэкспериментировав с лошадиным голосовым аппаратом, Асфа приладилась выражать эмоции ржанием и тут же постаралась изложить все, что она обо мне думает. Её счастье, что я лошадиного не понимаю. Зато ёж пулей вылетел из-под куста, рассчитывая увидеть как минимум одновременное удушение упряжки тяжеловозов. Однако мы с Асфой его ожиданий не оправдали.

— Здравствуй, зверь лесной, — могучим геройским басом поздоровался я.

— И ты здравствуй, добрый человек, — церемонно поклонился ёж. — Можно узнать, ты, случаем, не Герой?

— Нет, — честно ответил я, и моя мышастая кобылка чуть не упала в обморок. — Я царевич Владлен.

Вообще-то, надо было попроще назваться. Не уверен, что такое имя вообще существует, но ничего дельного в голову не пришло, а "царевич Зойсанна" звучит как-то подозрительно.

— Ты Чернокнижника ищешь? — догадался проницательный еж.

— А ты откуда знаешь? — настороженно спросил я, стараясь думать по-геройски. — Уж не Чернокнижнику ли ты служишь, лесной зверь?

— Нет, нет, что ты! — теперь мы с ежом поменялись ролями. — Я просто придорожный ежик, помогаю добрым людям. Хотите, дорогу к его замку покажу?

— А не обманешь?

— Ни в коем случае! Да разве ж я посмею!

— С тебя станется... — буркнул я, стараясь не перегнуть палку. Герои не отличаются особой недоверчивостью. — Рассказывай, куда ехать.

Испуганный нашими подозрениями, еж подробно расписал путь от куста до замка, через слово вставляя уверения в своей невиновности, мы с Асфой словами и ржанием живописно изложили, что ему светит, если он решил нас предать, и уже через полчаса стояли перед классическими ржаво — дубовыми воротами Чернокнижникова замка. Они, как и положено, жутко заскрипели, но открылись на удивление легко. Видно, за скрип отвечало отдельно наложенное заклинание. А может, Чернокнижник и с технологией ладил.

Мы вошли во двор. Поскольку лошадей принято оставлять у ворот, я вернул Асфе законный облик, да и самому мне гораздо удобнее было в привычной, данной Вэйланной форме, чем в виде мускулистого Героя с прической "я у папы хризантема".

— Что ж, пошли,— кивнула Асфа на дверь.

— Нет, главный вход не для нас,— покачал я головой. — Мы пойдем в обход.

— В окно влезем?

— Зачем же? Через черный ход.

Черный ход нашелся быстро, под воздействием заклинания-отмычки (чего не заваляется в карманах стихийного мага) дверь легко открылась, и мы с Асфой беспрепятственно вошли в замок.

Тронный зал, он же приемная, тоже отыскался без особых усилий. В дальнем конце традиционно стоял трон Чернокнижника, зато вдоль стен вместо обычного ряда доспехов побежденных рыцарей располагалась коллекция комнатных растений. Вдоль них ходил стройный парень лет двадцати пяти и поливал цветочки из чайника, довольно громко и фальшиво напевая от удовольствия. "Какое все зеленое", — спел парень и заметил нас с Асфой. Первым его порывом было отделаться от чайника и закрыть собой зеленые насаждения, но их оказалось слишком много, да и чайник пристроить было некуда, поэтому парень просто спрятал чайник за спину.

— Здрасьте,— с легким неудовольствием поклонился он.

— День добрый,— вежливо ответил я.

— Вы Герой? — спросил он.

— Нет. А разве похож?

— Нисколько.

— А вы Чернокнижник?

— Да, конечно,— вздохнул парень. — Похоже?

— Нисколько,— улыбнулся я. — Меня, кстати, к вам Корэн прислал.

— Вы, значит, Хозяин Черного Огня? — оценивающе прищурился Чернокнижник.

— Почти. Я Сын Черного Огня, что, в общем, то же самое. Меня зовут Астинити. Можно просто Нежить.

— Меня Крис. В честь кинжала.

— Будем знакомы.

Крису было неудобно, что его собираются спасать, как принцессу, и сам он за помощью никогда бы не обратился, но привык к этой мысли он быстро и разговорился. Он действительно был семнадцатым Чернокнижником по счету и, как оказалось после проведенного БПДД социологического исследования, последним. Кстати, войди мы с Асфой через парадный вход, мы все увидели бы иначе: Крис стал бы худым стариком, растительность — извечными латами, а пленная красавица лет пятидесяти — молодой девушкой. Так уж вышло, что регулярно убиваемые Чернокнижники иногда друг друга сменяли, а пленница оставалась неизменной и теперь годилась Крису, как минимум, в матери. Смерть Чернокнижника традиционно хранили на конце иглы в труднодоступном сундуке, но на деле сундук найти оказывалось не так уж сложно, и Чернокнижники стали сначала редкой, а потом и исчезающей профессией. Слишком велика оказалась смертность среди теоретически бессмертных магов.

Крис рассказал нам все от дуба и сундука до иглы, на карте обозначил, где дуб растет, и мы с Асфой телепортировались на место основных действий. Попали мы на берег моря, откуда при большом желании можно было разглядеть дуб. Средь бурного моря стоял одиноко на диком утесе он, а все оставшееся от дуба пространство занимал спящий морской дракон, про которого Крис почему-то забыл упомянуть.

2.

Трали-вали, крыша,

Где ты будешь завтра?

"Агата Кристи".

Черно-белый полосатый чиновник в цилиндре появился перед самым драконьим носом, оглядел дракона, дуб и сундук с цепями.

— Гм, — сказал он про сундук.

— Хм, — сказал он про дуб.

— Н-да, — сказал он про дракона и постучал его тростью по носу. — Проснитесь, гражданин, вас обокрали.

— Как это? — подскочил дракон.

— С завидной легкостью. У вас в сундуке что было?

— Кролик... Фу, заяц! — спросонок перепутал ящер.

— Так что у вас там было?

— Заяц.

— Ваш заяц застрахован от кражи?

— Нет,— с сонным недоумением протянул дракон, решая, что это за полосатый чудик и можно ли его съесть. Не стоит, наверное. "Гражданин", "страховка" — такими словами и отравиться недолго.

— Зря, зря вы так,— протянул ничего не подозревающий чиновник. Слово "съесть" ему в голову не приходило. — Застраховать надо было, в нашей страховой компании "Фирма". "Фирма", знаете ли, веников не вяжет! А теперь вот у вас из зарплаты стоимость кролика удержат.

— Зайца, — машинально поправил дракон. — Кто удержит?

— Это разве ваш кролик был?

— Заяц.

— Ну, заяц. Ваш?

— Не мой.

-Тогда вам виднее, кто удержит.

— Да с чего вы вообще взяли, что меня обокрали?

— Так что у вас в сундуке-то было?

— Кролик. Заяц, то есть.

— А сейчас там что? — прищурился полосатый чиновник.

— Не знаю, — озадачился дракон. — То же самое, наверное.

— А вы проверьте.

Дракон задумчиво помахал ушами и снял сундук с дерева. Но едва он приоткрыл крышку, из сундука пулей вылетел белый бультерьер и так рьяно атаковал дракона и чиновника, что утес мгновенно опустел. Чиновник исчез в облаке дыма, среди морской пены мелькнули удаляющиеся драконьи уши, а бультерьер сморщил нос, ухмыльнулся и пошел обходить утес дозором.

3.

Счастье есть, оно не может не есть...

Разобравшись с драконом и сундуком и обзаведясь пресловутой Чернокнижниковой иглой, мы с Асфой отправились в библиотеку города Нираис, одного из немногих городов Свободных Земель.

Редкость на Востоке города. Они есть, но чаще это столицы микроскопических королевств, а у нас в Свободных Землях хорошо, если штуки четыре наберется: жемчужный Нираис, двуединый Лонвен, неведомый айранский "город-сказка" и руины Тангоры, бывшего Города ветров — если залитые туманом развалины вообще можно считать городом. А так — три. Я, по крайней мере, больше не знаю. Зато на Западе сплошные гигаполисы. Как-то раз был я в одном западном городе — это что-то. За домами неба не видно. Вверх посмотришь — а там супергерой на бреющем полете врагов выискивает. Это у нас Герои, а у них только "суперы". Короче, у нас лучше. Наши хоть не летают.

— Что у них тут стряслось? — поразилась Асфа, глядя на суетящихся на улице людей и нелюдей.

Мы с ней сидели на крыше самого высокого здания в Нираис — призматической башни передающей станции, и смотрели вниз. Вэйланна приучил меня сначала появляться на крыше, а потом спускаться вниз — мол, так безопаснее, а я просто люблю смотреть на Нираис сверху. Это самый красивый и самый сумбурный город, который я когда-либо видел. Его древние строители так намудрили с пространством и стилем, что поднимаясь по лестнице немудрено попасть в подвал, деревянное зодчество соседствует с бетоном и стеклом, а ажурные переходы, выращенные из живого дерева или коралла, сходятся под немыслимыми углами, так что иногда улица оказывается над головой, а небо под ногами. Есть в жемчужном Нираис что-то привлекательное, индивидуальное, и смещение стилей нимало этому не мешает. Сверху город кажется вписанным в структуру ограненного кристалла, — кто знает, может, так его и строили.

Сегодня ощущение сумбурности усиливалось толпами на улицах. Казалось, прогуляться вышло все население города одновременно.

— Что они высматривают? — спросила летучая мышь, наблюдая за живым потоком.

Собравшиеся внизу существа явно не были праздно гуляющей городской публикой. Они спешили без целеустремленности, будто не знали, что именно ищут. Тщательно обыскивали каждый тупик и переулок, настороженно заглядывали в каждый подъезд. Внимательно смотрели по сторонам: не мелькнет ли где вожделенная цель. У всех них в руках было что-то, что на таком расстоянии я не мог бы опознать, не зная заранее. Тонкие ловчие сети, подготовленные к броску. И хотя сверху горожане казались общим потоком, стоило присмотреться получше, как толпа распадалась на одиночек. Ни дружеских компаний, ни команд, ни даже пар — каждый сам по себе.

— Они ловят счастье, — пояснил я Асфе. — Раз в несколько лет залетает оно в Нираис, и начинается большая охота. "Спешите все на зов, на лов, на перекрестках улиц лунных", — процитировал я один из любимых стихов моего создателя, принесенных незнамо из какого мира.

— Какое счастье?

— Вон то,— я ткнул пальцем вправо. Там на краю крыши сидело пестренькое круглое пушистое счастье, чудом ускользнувшее от облавы, и старалось отдышаться.

— Это оно? — мышь недоверчиво воззрилась на слишком невзрачное помятое счастье.

То даже взъерошилось, обиженное сомнениями.

— Оно самое. С алыми парусами, золотыми горами, местью всем врагам и прочими всевозможными мечтами.

— Поймай, а? Что тебе стоит! — глаза у мыши загорелись нехорошим золотым светом. Счастье подозрительно на меня посмотрело и на всякий случай отодвинулось.

— Не бойся, ты мне не пригодишься, — заверил я его.

— А вдруг получится? — поинтересовался я у Асфы. — Что тебе от него нужно? Чего тебе не хватает у нас в замке? Пищи? Может, свободы? Или разнообразия в жизни?

— Да, не знаю, — растерялась Асфа. — Вроде никто меня не держит, и не соскучишься с вами... Но это ведь счастье. Настоящее живое счастье. Откуда мне знать, какое оно на самом деле?

— Так никто на самом деле не знает, а все равно гоняются. Ловушки хитроумные ставят, сетями размахивают.

— И ловится?

— Иногда. Когда устает бегать и прятаться. Хотя смысла в этом нет особого, счастье в неволе долго не живет. Вот если приручить ухитриться — само будет приходить. Чтобы покормили, погладили, похвалили. Только вряд ли кто-нибудь из них, — я ткнул пальцем вниз, где суетились разномастные ловцы, — способен счастье приручить. Это же надо его просто так любить, ни за что.

— Счастье тоже жить хочет, — тихо согласилась Асфа.

— Интересно, оно мягкое? — подумал я вслух, глядя, как успокоившееся счастье блаженствует на солнышке, расправив цветные перья. Или это у него не перья?

Рассуждения мои были прерваны появлением на почти уже родной нашей крыше громадной черной кошки. Кошка возникла из чердачного люка, огляделась, увидела безмятежно рассевшееся счастье и на полном ходу рванула к нему. Счастье мгновенно исчезло, а от падения на далекую мостовую кошку спасла только моя хорошая реакция: я вовремя ухватил её за задние лапы и втащил обратно на крышу. Звали кошку Мириам, и она почему-то вызвалась идти с нами в библиотеку. К величайшей моей радости, искатели счастья там не появлялись.

Подходящий рецепт нашелся довольно быстро, и, читая список необходимых ингредиентов, я в который раз пожалел, что за это дело взялся не Вэйл, а я. Там, где ему достаточно сказать пару слов или поднять бровь, мне приходится махать киркой (или мечом) и красить стены. Все-таки жив он и где-то шляется, потому что Бездна мне не подчинилась, у нее есть другой хозяин, сотворивший и её, и меня, и наш безбашенный замок. Извини, Вэйл, но мне абсолютно все равно, жив ты или уже нет. Хотя, за что извиняться — ты сам меня таким создал. Но если ты вернешься, будь добр, бери такие дела себе...

— И что нам нужно для Чернокнижника? — полюбопытствовала Асфа, заглядывая в книгу с моего плеча.

— Проще сказать, что не нужно. Ничего, что можно достать.

— Например?

— Например, нам нужен цветок папоротника, чешуйка Глубинной Твари и огонь из грозового камина.

— Особенно цветок радует, — констатировала летучая мышь.

— Именно. Огонь, пожалуй, не проблема, с Глубинной Тварью я как-нибудь договорюсь, а вот папоротник цвести не заставишь, — вздохнул я, прекрасно понимая, что у Вэйланны в руках зацвел бы и ягель, еще и арбузами бы плодоносил. У создателя всегда была легкая рука...

Согласно легенде, папоротник цветет ночью, и тем же вечером мы, вооружившись фонарем, вышли на промысел. К полуночи мы обшарили пол-леса, подняли всех окрестных комаров, "посчитали" всю крапиву, перепахали все кусты, нашли несчетное множество мухоморов, а папоротник все не цвел. Достойным завершением наших похождений стала встреча с местной хранительницей леса, которую я, увлекшись перебиранием папоротника, заметил, только когда она подняла меня за шиворот на высоту в половину моего роста. Я, по прихоти Вэйла, высоким ростом не отличался никогда, но державшая меня дама все равно была гигантской, иначе не скажешь.

— Что делаем? — осведомилась эта гора мышц, ненавязчиво помахивая перед моим лицом топором-переростком. — Что вас носит по ночам?

— Цветочки собираем, — пискнула Асфа, поняв, что я вряд ли что-то отвечу в таком положении. — Папоротник.

— Папоротник не цветет, — убежденно буркнула милая наша собеседница, но на землю меня поставила.

— Я знаю, — смиренно согласился я. — Он споровое растение, но нам от этого не легче...

Последовавшая за этим история о заколдованной принцессе содержала, наверное, все возможные шаблоны и штампы, но принята была безоговорочно.

Не зря Вэйл в свое время учил меня зубы заговаривать, одними интонациями убеждать кого угодно в чем угодно. В качестве экзамена я тогда доказал дракону пользу вегетарианства и убедил одну злосчастную птичку, что она песчаный удав, причем без гипноза и заклинаний. Правда, любое убеждение своего рода гипноз, но уж без магии точно. Причем птичка эта несколько лет третировала одно захолустное королевство, чьи жители мне тоже поверили.

Лесничиха даже утерла скупую женскую слезу, слушая весь этот легендоподобный бред.

— Цветок папоротника — это тот, который на папоротнике вырос, правильно? — вдруг спросила она.

— Правильно. Есть идеи? — с надеждой поинтересовался я.

— Подождите полчасика, — кокетливо попросила лесничиха и исчезла в лесу.

Появилась она через час с маленьким красным цветочком орхидейного вида.

— Это росло на папоротнике, подойдет?

— Подойдет, подойдет,— радостно согласился я, заворачивая цветочек-паразит в платок. Похоже, дело сделано. Кто бы ни жил в Грозовом замке, он наверняка не пожалеет зажечь факел из камина, да и с Глубинной Тварью я уж как-нибудь договорюсь. Как-никак, тоже Бесконтрольная Сила, почти родственник. Как минимум — коллега. Правда, Асфа потом долго бурчала, что это халтура и что заклинание не сработает, тем более, что ей пришлось отнести цветочек в замок и проследить, чтобы за ним присматривали и, не дай Хаос, не выкинули.

В Грозовом замке я, как ни странно, никого не встретил, даже сторожа, но и огонь в камине не горел. Пришлось возвращаться к доброй лесничихе, просить дрова, разводить огонь в камине, а потом уже зажигать от него факел. Халтура, короче. И Асфе опять пришлось относить факел в замок, а я отправился к Глубинной Твари в гости.

Глубокое синее море плескалось за бортом маленькой двухвесельной лодки. Один из многочисленных "друзей и знакомых кролика", как их по неизвестной мне ассоциации называет сам Вэйланна, подвез меня до места и даже безвозмездно снабдил лодкой, чтобы мне не сразу в море с борта бросаться. Тем более, падать было бы высоковато — корабль у него летучий.

Я глубоко вдохнул и прыгнул в воду, превращаясь по дороге. От лодки лучше было убраться подальше, пока я сам же её не утопил. Теперь я был морским драконом — абсурдной помесью гривастой змеи с аллигатором плюс беличьи уши с кисточками. Я нырнул, как мог глубоко и проскользнул в расселину на дне. В самом её глубоком месте, среди причудливых светящихся существ спала Глубинная Тварь — клубящееся облако серо-зеленой взвеси. Здесь Живое Зеркало, Пятая Бесконтрольная Сила скрывалась от наземной суеты, от вечной спешки тех, кто выбрал более активные хрупкие воплощения. Вроде моего создателя.

— Приветствую тебя, Халэл, — громко подумал я, обращаясь к облаку на дне.

— Ты помнишь мое имя. Это хорошо. Немногие, кроме Бесконтрольных, его помнят. Что нужно морскому дракону от Глубинной Твари? — официально осведомился Халэл. — Хотя ты, кажется, не дракон, — тут же заметил он.

— Я Астинити, Сын Черного Огня. Вы должны знать Черный Огонь.

— Знаю я его, знаю. Молодой выскочка, не слушающий советов старших Сил.

— Среди Сил есть старшие? Разве Силы не равны?

— Равны, но кто-то появился раньше, кто-то позже. Я, например, был первым, и мне нравится твой создатель. Холодное сердце, горячая голова, если бы у Бесконтрольных все это было. Пожалуй, только ему могло прийти в голову обзавестись сыном. У тебя ко мне дело?

— Одна маленькая просьба, — подтвердил я.

— Вы оба такие. Вэйланна никогда не вспомнит о ком-нибудь просто так, без дела. Друзья возникают только по необходимости, — протянул Халэл.

Это было настолько похоже на обычное человеческое брюзжание, что даже голос Глубинной Твари, древней могучей Силы казался слабым и надтреснутым, словно старческим, с теми же особыми узнаваемыми интонациями, с обидой на беспокойную суетливую молодежь.

— Так какое у тебя дело? — спросил он после секундной паузы.

— Для одного заклинания нужна чешуйка Глубинной Твари.

— Как видишь, у меня нет чешуи.

— Разве у Бесконтрольных одна форма? Если бы ты, допустим, был морским змеем...

Если бы у слона была шерсть... Интересно, что мне скажет Асфа насчет этого? Халтура, да?

— Ты всегда так издеваешься над древними заклинаниями? — поинтересовался Халэл, медленно формируя из своего планктона драконье тело.

— Бывает иногда, — уклонился я от ответа. Не говорить же, что такими делами всегда занимался Вэйланна.

— И они потом работают? — поразился Халэл.

— Куда они денутся! — оптимистично заявил я, забирая долгожданную чешуйку. — Спасибо преогромное!

Дракон рассыпался, так и не сформировавшись до конца, и Глубинная Тварь снова заклубилась на дне расселины.

— Прощай, Астинити. Приходи как-нибудь по делу.

— Приду, наверное. Пока!

— И не забудь мое имя.

— Не забуду, Халэл, не забуду, — пообещал я, рванувшись к поверхности.

"Но если ты еще раз назовешь меня планктоном — превращу в камень", — пришла его мысль, когда я уже достиг лодки и вернулся в человеческий вид.

"Вэйланна расколдует", — попытался отшутиться я, забыв о своем положении заместителя.

"Ему сейчас не до тебя, — совершенно серьезно ответствовало Зеркало. — Он в битве. В битве с новой Бесконтрольной Силой".

"Где? Он жив?"

"Пока да", — обнадежил Халэл и прервал связь.

"Что значит пока?"— взвыл я, вдруг обнаружив, что судьба моего родного создателя мне вовсе не так уж безразлична, и что все мое спокойствие основано на твердой вере, что он выкрутится из любой передряги. Все-таки Бесконтрольная...

Я сунул чешуйку в карман, отрастил за спиной черные крылья повышенной маневренности и полетел в сторону острова Аджалейн, надеясь растерять в полете сомнения, посеянные Глубинной Тварью. Чтоб ей неделю икалось, как говорит Асфа.

За Синим Туманом.

(второе отступление от главной темы)

1.

Люна.

А вот мяу вам, господа собаки, мяу вам всем!

Хэсситай.

"Ничего-то из меня путного не вышло. Хотя, если бы совсем ничего — не потрудились бы они меня здесь заточить. Утешает. Вот если бы они еще потрудились носить еду... А то без нее как-то тоскливо".

Примерно так думал молодой чародей-самоучка Люна, лежа поперек кровати и стараясь аутотренингом снять чувство голода. В заточении он находился с неделю, голодал третьи сутки. Вдвойне обидно, что сидел он у себя дома, в родной пещере над обрывом, который моряки называли Скала-Двина. Правда, пещеру с моря видно не было. Люниными стараниями, её вообще ниоткуда видно не было, а с внешним миром соединяла узкая лестница вдоль отвесной стены. При выборе жилья Люне по неопытности не пришла в голову мысль представить дом в роли тюрьмы и озаботиться запасными выходами. Стоило лестницу перекрыть, и Люне оставалось аж два варианта: утопиться в океане сразу или сначала поголодать. Пока что он голодал, надеясь за это время либо заручиться чудом (чем Хаос не шутит!), либо освоить, наконец, левитацию самостоятельно (что, по сути, было бы тем же чудом).

И главное, почему голодал? Из-за тяги к знаниям. Двадцати лет отроду охотник Люна простился со своим прошлым и решил поступить в ученики к магу. Какого цвета? Да все равно, лишь бы учили! В любом случае, ни тьме, ни свету, ни кому бы то ни было, кроме себя — любимого, он служить не собирался.

Именно поэтому закоренелого эгоиста в ученики не взяли, но по ходу дела он успел так надоесть всем местным магам без различия цвета и степени, что те впервые за всю историю этих земель объединились и с поразительным единодушием упекли его в заточение. Причем по Великому Закону за уничтожение лестницы отвечали добросовестные белые маги, а за кормежку — халтурщики черные. Запасы Люна доел, приходилось голодать. Немного утешало, что способности к магии у него все-таки нашли и, пожалуй, неплохие, раз не просто отшили незадачливого ученика, а потрудились изолировать от общества. Первое время, пока была еда, Люна злопамятно плел простенькие, но пакостные заклинания вроде отрастания рогов или веселья до икоты и адресно отправлял своим несостоявшимся учителям, белым особенно, чтобы не забывали о его существовании. Потом стал беречь энергию, не в силах сделать что-либо для собственного спасения. Магия тянет энергию незаметно, прикидываясь усталостью, и по меньшей мере глупо тратить силы на попытки, не имея источника энергии, обзавестись, например, лестницей... или ужином. Слишком мала польза подобной работы. Считай, сделать лестницу из собственного тела. Кто потом спускаться — то будет?

С аутотренингом что-то не заладилось, и реальность взяла верх. Пришлось встать, пройтись по комнате и в ожидании чуда, а может, по привычке заглянуть в холодильник. Чуда не произошло. Позавчера там сидели тараканы и смотрели на Люну с голодным укором, вчера они только лежали, вяло подергивая лапками, а сегодня их уже не было. Зато на маленькой табуреточке стояла худющая мышь со шнурком от Люниного ботинка на шее. Чародей возмущенно фыркнул, забрал шнурок и вышвырнул мышь за дверь вместе с табуреткой. Он вполне мог стерпеть, когда в его холодильнике кто-то жил, даже признавал своеобразный героизм этих "моржей", но чтобы этот кто-то там вешался?.. Да еще на его собственных шнурках?..

Мышь каскадерски кувыркнулась в воздухе, приземлилась на все четыре лапы и канула в туман, прихватив табуретку.

— Скажи спасибо, что я тебя не съел! — крикнул вслед Люна, стоя на краю тумана.

Тумана... Только теперь он заметил изменение в привычном пейзаже, и изменение немалое. Вместо привычной бездны и пенных гребней на далеких острых камнях, которые Люна изучил в подробностях, прикидывая, нельзя ли спуститься по стене или спрыгнуть в море (В смысле, можно ли потом выжить — прыгать-то не заказано.), вместо далекого горизонта, где море сливалось с небом, что не отличишь, у самого порога колыхался туман. Плотный, непрозрачный, неестественно синего насыщенного цвета. От порога до горизонта. Над туманом голубело привычное, пронзительно безоблачное небо; солнце стояло почти в зените, и от скалы на туман ложилась аккуратная четкая тень, придавая пейзажу вид детализированного, эстетически законченного бреда.

Люна ткнул подозрительный туман носком ботинка — туман не кусался, кислоту не выделял и вообще никак не реагировал, но чародей почему-то твердо уверился в том, что ЭТО — живое. С ладони туман стек, как вода, оставив ощущение холода. Тогда Люна захлопнул дверь и сбегал за кастрюлей, впервые за последнюю неделю не ассоциировавшейся с едой. Он вообще о еде забыл.

2.

Вэйланна, Хозяин Черного Огня

Одно плохо — нет в E. Coli митохондрий...

Биохимический анекдот.

Сказать, что я разочарован — ничего не сказать. Вторая Бесконтрольная, мой долгожданный союзник, оказалась тупа, как сапог. Точнее, как нормальная стихия без претензий на сознание. В кои то веки мне удалось удачно исчезнуть и податься на поиски этой самой Второй, своего возможного союзника; меня, можно сказать, для этого убили. Нечаянно, правда, но все равно практически телом пожертвовал. А "союзник" оказался "несознательный". Обидно донельзя. Тем более, что для выяснения этого прискорбного факта нам за ним пришлось изрядно погоняться. Нам — потому что по пути собралась пестрая компания — специально не придумаешь. Кроме собственно меня, в нее входили мышевидная аристократка в изгнании Галата дель Росет, близнецы Джалин и Джанейр (правая голова — Джанейр, левая — Джалин, оба вместе просто Джо) и конеррен по имени Кинт и по прозвищу Сценарист Вселенной, без которого сено не высохнет, посох не зарядится. Кроме меня, туман, в общем-то, никому не был нужен, но так уж получилось: зарождающаяся Сила притянула с ближайших мировых дорог двух доноров живой энергии (хотя моей или Кинтовой хватило бы на десяток таких "младенцев"), а возвращать их обратно предоставила мне, раз уж они не пригодились и остались живы. Так появились Галата и Джо, а Кинт, как всегда, сам возник именно там, где он нужен меньше всего.

Первым решением, сознательным или не очень, Второй Бесконтрольной Силы — Синего Тумана стал побег. Времени разбираться, кого откуда притащили, не оставалось, от Кинта помощи не дождешься, поэтому я практически сгреб живую беспомощную парочку за шиворот и помчался сквозь мировые и пространственные двери вслед за удирающим туманом. По сути дела, Туман не убегал — Сила искала спокойное место, богатое энергией, где можно отлежаться и подрасти, но рассчитать, где именно Вторая обоснуется, было невозможно, пришлось бежать по следу, надеясь, что её не занесет куда-нибудь, где мой нежный "груз" не выживет. Кинт на правах незаинтересованного наблюдателя плелся где-то позади.

Наконец, туман нашел, что хотел — пустынный солнечный берег моря и растекся вдоль пляжа на добрых три километра. Масштабное оказалось "дитятко". К счастью, пляж располагался не где-нибудь на задворках Вселенной, а практически дома — в мире Тетраэдра. Хотя теоретически будущая Бесконтрольная Сила вряд ли могла обосноваться в каком-нибудь другом мире, при рождении стихии я присутствовал впервые (не считая собственного) и просто не знал, чего можно ожидать от подобного "младенца".

Туман блаженствовал на пляже, подрастая на глазах, а мы нашли в горах неподалеку уютную пещеру — мечту любого дракона и устроили в ней временный штаб. Я собирался воспользоваться передышкой и, пока Туман отъедался на отборных фотонах, отправить лишних по домам. Увы. Уже наследующий день Туман вдруг свернулся, так и не достигнув нужного размера и (зачем бы?) подался к границе соседствующего со Свободными Землями королевства Гермитара.

3.

Люна.

Если долго мучиться, что-нибудь получится.

Аксиома родов.

Интересной вещью оказался этот подозрительный туман. За первые полчаса Люна выяснил, что с ним делать нельзя, за вторые — что туману "нравится". При свете туман рос, почти вылезал из кастрюли, от ветра прятался и размазывался по стенкам, если очень доставали — слегка бил током, причем прицельно и на дальние дистанции. В целом Люна оценил Туман как вещь безобидную и занятную в масштабах кастрюли. Часть, оставшаяся за дверью, сильно разрослась и теперь плескалась под окном. Дверь Люна открыть не рискнул.

Очередной голодный спазм вернул Люну с исследовательских высот к печальной реальности. Похоже, вероятность умереть от голода сменилась шансом утонуть в тумане. Маг сильно сомневался, что этот ярко-синий кисель пригоден для дыхания и не собирался проверять раньше времени. Мысли снова привычно свернули в сторону еды. Бывали же времена, когда вместо абсурдного тумана в кастрюле находился борщ. Какие это были времена! Какой борщ!

В пещере запахло борщом. Люна закрыл глаза (Ага, вот оно, чудо! Не упустить!), повел носом: пахло очень явственно, будто взаправду, — и пошел на запах, на ощупь обходя мебель, добрался до источника, осторожно открыл один глаз... Пахло из кастрюли с туманом. То есть, раньше там был туман, а теперь очень даже неплохой борщ. Прямо скажем, прекрасный борщ. Именно такой, о каком Люна мечтал. Голод взял верх над осторожностью — борщ оказался настоящим. В лучшие времена от мысли, что в его желудке оказался такой вот вязкий синий туман, Люну бы наверняка стошнило, но теперь ничто не могло заставить организм расстаться с долгожданной пищей.

Кончился борщ быстро — его оказалось меньше, чем было тумана — и маг с удвоенным энтузиазмом вернулся к изучению свойств непонятного вещества, зачерпнув кастрюлей из окна. Внешний туман достиг подоконника и вскоре грозил перелиться внутрь, но Люну это уже не смущало. Он захлопнул окно, заклинанием наскоро закрыл щели и вернулся к кастрюле. Силы можно было не экономить. Туман послушно превращался во что угодно и обратно, принимал какую-то форму, стрелял искрами, но Люне казалось, что этого мало, должно быть что-то еще, что-то получше, поинтереснее. Только что? К вечеру фантазия истощилась, но ничего выдающегося маг так и не придумал. Пришлось оставить это на утро и лечь спать, на всякий случай замуровав кусок тумана в кастрюле.

Люна спал на берегу, мягкие волны приходили и уходили. Потом начался прилив, и он оказался на дне. Там было даже лучше, теплее и спокойнее, вода мерно покачивала, убаюкивая. Синяя-синяя вода...Можно даже утонуть, спокойно и счастливо, чтобы ни о чем не заботиться, не беспокоиться... Стихи вспоминать, спокойные, тихие...

Найди и ты себе приют.

Тебя давно нигде не ждут.

От всех забот и навсегда

Спасет зеленая вода.

Зеленая вода... Почему зеленая? Очень даже синяя вода. Синяя-синяя, непрозрачная, как давешний туман...

От внезапно захлестнувшего ужаса Люна едва не свалился с кровати. То есть, свалился бы, если бы мог, но падать было уже некому. Точнее, нечему: Люна был на месте, но тела у него уже не было. За ночь наспех сработанное заклинание развеялось, и туман просочился в комнату, заполнив её почти наполовину и с головой накрыв спящего Люну. Как оказалось, дышать туманом действительно было нельзя.

Вкусно светило солнце, молекулы воздушной смеси, состав которой он знал до тысячных долей процента, приятно щекотали верхние слои тела и незаметно впитывались внутрь. Ничего, у атмосферы не убудет. Кто-то громко думал совсем рядом, причем про туман. Еще кто-то думал неразборчиво, даже непонятно, думал он, или Люне просто казалось. Мириады дальних голосов и мыслей, тихих, но отчетливых, очень мешали, кружась на грани восприятия, но он быстро привык к их фону. Его снова терзал голод, вечный, неутихающий. Фотоны — это хорошо, но их фильтровала атмосфера, самые вкусные, самые жесткие оставались вверху. Люна всем многокилометровым телом чувствовал множество далеких и близких ядерных реакторов там, за атмосферой, пиршество материи, энергии и информации.

Он все знал, все видел, до всего мог дотянуться, и это оказалось настолько страшно и неожиданно, что он решил, что сходит сума и рванулся обратно, в родное привычное тело. "Отпусти меня, туман! Отпусти! Я не могу быть тобой!" Разумеется, туман послушался. Только теперь Люна свалился с кровати и мгновенно вскочил на ноги, стараясь отдышаться и кашляя клочьями синего тумана. Если бы ему было куда бежать, он сбежал бы и никогда больше не видел ни этой пещеры, ни тумана, но бежать было некуда. Пришлось сесть, забравшись на комод от тумана подальше, успокоиться (что во все прибывающем тумане оказалось сложновато) и решить, что делать дальше. Точнее, что делать дальше конкретно с туманом.

Чародей прикоснулся к клубящейся совсем рядом синеве и отдернул руку, вспышкой почувствовав снова все то, что недавно так его напугало. Туман, пока еще неуправляемый, инстинктивно искал себе сознание, если у него вообще могли быть инстинкты, и хотел присвоить Люнино. Не вышло, но ведь он попытается снова. Значит, надо ему управление придумать... мозги, хотя бы.

Провозился Люна почти час. Первый вариант вышел неудачным: в кастрюле обнаружился почти идеальный шар с надписью "мозг" и без единой извилины. Дальше пошло лучше, и через сорок пять минут в кастрюле обретался вполне удачный функционирующий мозг тумана, разумеется, полностью подвластный Люне. Воскресли былые мечты и желания, включая бессменный голод, но главенствовало совсем другое — месть. Тем, кто отказал ему в ученичестве (зачем теперь учиться?), кто посадил под постылый домашний арест без еды (благо, в пещере был водопровод), да всем, кому не посчастливилось когда-то ему помешать. Все они еще узнают... Люна не стал додумывать, что именно узнают гипотетические они, и отдал туману первый приказ. Всему туману, всей многокилометровой клубящейся массе, растянувшейся вдоль побережья.

Все они узнают... Люна даже пожалел, что мышь из холодильника так рано сдалась. Она не увидит триумфа своего бывшего соседа.

4.

Вэйланна и Ко.

Благими намерениями хорошую дорогу не вымостишь.

Укладчик желтых кирпичей.

Вторая Бесконтрольная утюжила несчастный Гермитар. Хотя, какая же она Бесконтрольная, если даже захудалый полумертвый от голода чародей смог ею управлять? Когда я сам только появился, возникла та же проблема: Силе для воплощения нужно сознание или хотя бы его образец, но получен он может быть только добровольно. Так уж мы устроены. Правда, мне тогда повезло: полусумасшедшая ученица Белого Волшебника безвозмездно пожертвовала Черному Огню всю свою личность с телом вместе. "Новорожденный" Огонь все это усвоил, и получился я.

С Туманом же случилось то, чего я успешно избежал: сознание ему не отдали. Не отдали — ладно, он сложил бы нечто похожее по запомненному образцу или нашел другого, более сговорчивого донора, но его и не отпустили, сохранив связь между ним и сознанием-образцом. Короче говоря, Туман влип по самые уши, если б они у него были.

И ладно бы влип только он сам, но ведь его использовали для нападения, а это уже чревато... Сначала Гермитар, потом ближайшая Лорали, а там и до моего Аджалейн доберутся! Прямо хоть иди спасай собрата.

Примерно так я рассуждал, сидя на камушке у входа в нашу пещеру и глядя в сторону границы, где плясал столб синевы. Пещера осталась "нашей", потому что после того, как туман ожил и встал на тропу войны, все её обитатели передумали возвращаться на пути своя. Всем стало интересно, чем дело кончится. На тот момент Галата пропадала где-то вместе с моим взятым без спросу антигравом, а Джо бродили по лесу, развлекаясь прицельной пальбой по камням и шишкам и споря, чья очередь целиться. Кинт тоже где-то пропадал, но не весь, а одним сознанием, оставив мне тело на хранение. Я же сидел на камушке, смотрел, что делает туман, приглядывал за Кинтовой материальной оболочкой, норовившей убрести от пещеры и свалиться со склона горы, и ждал развития событий. Надо сказать, ждать долго не пришлось.

— Помогите! — донеслось с неба. Чуть пониже ближайшего облака Галата, опоясанная украденным антигравом, удирала от маленького синего смерчика. Маленького-маленького, от силы метров десять высотой. Она нырнула вниз, к земле, расстояние между смерчем и его добычей резко сократилось, и достигшая пещеры Галата исчезла в воронке. А я не нашел ничего лучше, чем схватить её за руку, чтобы выдернуть из туманной круговерти. Разумеется, результат был обратный: нас с Галатой со всеми предосторожностями (ценный груз, не кантовать, хрупкое) доставили пред очи повелителя Тумана Люны.

Через несколько часов Кинт вышел из транса и очень удивился, не обнаружив меня на месте. Телепатически связаться со мной тоже не вышло — зловредный туман генерировал помехи в виде ужасно липучей песни, от которой мы с Кинтом еще долго не могли отвязаться.

"Какое все зеленое, какое все красивое..." — напевал себе поднос Сценарист Вселенной, разыскивая в лесу близнецов.

5.

Люна.

Буду пыль глотать, буду в землю нырять,

И на все вопросы отвечать "Всегда живой!"

Песня.

Третий день Люна жил в отвоеванном туманом замке, но это не мешало ему пребывать в неизменной печали. Не то, чтобы черной, но легкая тоска преследовала его неотступно, какое-то ощущение бесполезности последних событий, предчувствие, что туман попал к нему случайно, неправильно, а значит, ненадолго.

Даже первые пленники, доставленные туманом пару часов назад, Люну не порадовали. Скандальная мышиная красавица, осмелившаяся часом раньше явиться с какими-то претензиями и ни за что ни про что обозвать чародея тираном, валялась в глубоком обмороке, а прихваченный туманом за компанию маг оказался столь силен, что Люна едва не отпустил его восвояси вместе с туманом, нечаянно встретившись с ним взглядом.

Люна приказал туману позаботиться о том, чтобы пленники не сбежали, и забыл о них, радостно прослушав доклад о падении Гермитара и добровольной сдаче соседней Лорали. Началась подготовка к присяге новоявленному правителю. Вспомнилась пойманная парочка через несколько часов, и Люна пошел проведать, как туман с ними управился. Что с ними делать, он пока не придумал.

Судя по звукам, доносившимся из-за приоткрытой двери, мышь не на жизнь, а на смерть сражалась с парой десятков тарелок. Люна открыл дверь чуть шире и тут же отпрянул: откуда-то сверху спикировала вполне опознанная, но временно летающая тарелка из древнего фарфорового сервиза. Чародей исхитрился поймать антиквариат, аккуратно поставил на пол возле двери и постучал по косяку. В комнате воцарилась тишина.

Галата сидела на кровати в окружении осколков сервиза на тридцать шесть персон. Туман справедливо счел ее безопасной и предоставил комнату в башне почти в полное распоряжение, приковав мышь за ногу к батарее тонкой длинной цепью. Освободиться субтильная аристократка не смогла, а за порядком следить Люна туману не заказывал. В итоге Галата добралась до шкафа с посудой прежних владельцев замка, а на портрете неведомого Люне генерала появились шикарные, не без таланта нарисованные черные усы. Люну мышь, метр тридцать с каблуками и ушами, боялась и на всякий случай отодвинулась подальше, вооружившись чудом уцелевшей тарелкой. Повелитель тумана тяжело вздохнул, глядя на произошедшее разорение, забрал тарелку, вернул в шкаф и вышел, притворив за собой дверь. За его спиной раздался звон, ознаменовавший кончину последнего предмета из сервиза. Предпоследний Люна нечаянно раздавил перед дверью секунду назад.

В темницу Люна спускался с наихудшими ожиданиями. Если мелкая беспомощная мышь навела такой беспорядок, что успел натворить её спутник — маг?

Люна снял со стены факел и осмотрел дверь: похоже, замков туман не признавал принципиально — и эта дверь была не заперта. Он приоткрыл дверь — сверху ничего не падало, но тишина только настораживала. Как оказалось, совершенно напрасно: вряд ли пленник мог ему навредить или вообще сделать хоть что-то, но от представшей перед глазами картины Люну передернуло. Пленный маг был намертво прикован к стене в метре над полом, причем не просто прикован: металлические ленты прижимали к стене не только руки и ноги — все тело держали стальные обручи, начиная со лба и заканчивая пальцами рук, каждый отдельно, чтобы ни одного движения, ни одного жеста-заклинания. Глаза были завязаны черной тканью, а в груди, как булавка из редкой бабочки, торчал хрустальный меч, постепенно тлеющий черным огнем.

При этом маг был жив. Более того, он почти улыбался. На полу и стенах еле заметно мерцала заменяющая зрение нейросеть. Люна слышал про такое, хоть и не умел вызывать ее сам. У сети был только один, но очень существенный недостаток...

— Мог бы поздороваться, — нагло заявил пленник после минутной паузы.

— Добрый вечер,— машинально отозвался Люна.

— Если уже вечер, то добрый вечер, — согласился маг. — О погоде говорить не будем — здесь плохой не бывает. Темновато, правда, но мне же здесь не читать. Что привело повелителя тумана в мою скромную обитель? Неужели мне будет дарована свобода?

Люна слушал его молодой мелодичный голос и понимал, что держать мага в столь жалком положении просто преступно. Нужно хотя бы вытащить меч и снять повязку с глаз. Еще раз увидеть его светлый затягивающий взгляд... Последний раз... Люна словно очнулся: эта тварь умела зачаровывать голосом. Странно, что туман позволил ему говорить. Не учел, наверное.

Люна шагнул с порога в темницу, и почти идеальное лицо пленника исказила жуткая боль. Нейросеть была слишком чувствительна; Люна шел, наступая на багровые мерцающие волокна, — по телу на стене проходили судороги невыносимой боли. Нечеловеческой, ведь люди не пользуются такими сетями, а нелюдям Люна никогда не сочувствовал. Маг-нежить рвался из оков страшно, без стона, без дыхания, только трещал камень и скребла по стене сталь. Хрустальный меч рассыпался в прах, из раны хлынула тьма, одевая стены инеем, и Люна едва успел выскочить за дверь. Почти успел. Шагнул за порог он сам, но наружу выпала его ледяная статуя. Маг стряхнул хрупкие от холода оковы, пробормотал что-то насчет пользы физики и вышел, неведомым образом подобрав с порога большую ледышку и спрятав в бездонный карман.

6.

Вэйланна Черный Факел.

Да не убивайтесь вы так, вы так не убьетесь.

Заставка на радио.

Когда я, наконец, выбрался из темницы, снаружи было ненамного светлее, а первым услышанным звуком оказались громогласные ругательства дуэта Джо, в который раз скатившихся с лестницы и вспоминавших добрым словом ее строителей. Значит, вся компания в сборе, и Кинт где-то поблизости. Интересно, Джо тоже туман принес? Зря это он, зря. Еще минут пять такого спуска, и замку предстоит капитальный ремонт.

Рассуждения мои прервала встреча с очень твердой каменной стеной, которая почему-то оказалась совсем не там, где я предполагал. Да что у них со светом? Электричество экономят? Я зажег молнию и по голосу направился к Джо. Нашел я их быстро, но никак не мог ожидать подобной реакции: братья посерели, потом побелели и явно собирались упасть в коллективный обморок. (Интересно, а бывает, что одна голова в обмороке, а другая нет? Какая чушь в голову лезет... От стресса, наверное.)

— Сгинь, дух! — робко попросил Джанейр. У более впечатлительного Джалина, похоже, отнялся язык.

Если бы я был духом, вряд ли меня устрашил бы подобный тон. Скорее бы даже воодушевил. (А как у духов с воодушевлением?.. Нет, точно у меня не все ролики на месте. Так часто убиваться вредно. В смысле, бывать убиваемым... Ой, бред какой получается!)

— В сссмысле, и-изыди, нечисть, — неуверенно уточнил он, а бессловесный братец принялся твердить в уме простенькое защитное заклинание. Как и настоящим призракам и духам, оно мне нисколько не мешало, тем более обращался автор заклинания как раз к Великим Силам, ко мне в том числе, но в сочетании с милой песенкой тумана давало такой "мыслефон", что думать, как следует, представлялось невозможным. Какое все, в Бездну, зеленое... Да оградят меня Великие Силы, к лысой нежити... Та еще мешанина. Ой, как голова трещит. Благо, думать пока не о чем. И кто только придумывает такие липкие стишки?

— Не изыдю, — сообщил я братьям. — Вы не сказали волшебного слова. И вообще, стоит, понимаешь ли, возвращаться, если тебя сразу обзывают привидением и просят сгинуть. Обидно, да?

— Т-ты ж-ж-живой? — неуверенно предположил Джанейр. Джалин моргнул и убрал мысленную защиту.

— Живее всех ж-ж-живых,— буркнул я. — Обижусь сейчас и вернусь в темницу. Будете меня сами спасать, если не верите.

— Мы верим, — почти нормально произнес он, — но ты сам посуди...

Пока я прохлаждался в подвале, наверху произошло вот что. Хоть наша с Кинтом беседа и не состоялась, до замка Люны он все же добрался, нашел нас с Галатой, просчитал варианты и решил, что мы, то бишь, я, сами выкрутимся. С этим выводом и описанием увиденного он явился к Джо, а те наоборот сочли, что нас надо немедля спасать. Что еще можно подумать о заточенной в башне красавице, пусть даже мышиной, и пронзенном мечом человеке? Кинт подчинился большинству, и остатки "честной компании" появились в Люнином замке, чтобы во всем разобраться.

Разобрались. Туман, тогда еще Люнин подчиненный, охранял замок от вторжения чужаков, и первым ему, по счастью, попался Кинт, сдаваться в плен почему-то не намеренный. Туман сцепился с конеррен, Джо пошли искать меня и Галату, но стоило им спуститься в темницы, Кинт и Туман что-то сотворили со светом. Естественно, встретить меня на лестнице живым и здоровым братцы ну никак не ожидали. Дальше я, мол, и сам знаю...

Да, знаю. Дебют в роли привидения. Я при свете молнии бодро зашагал вверх по лестнице, Джо двинулись следом. Как только мы добрались до первого этажа, мой светильник погас, сметенный мощным электромагнитным полем — отголоском большой драки. Где наша не пропадала! Я преобразовался в волновую систему, скользнул мимо пространства по какому-то завихрению второй степени реальности и ощутил приближение "больших разборок".

Первая сущность — голубовато-сияющая бесконечность, мерцающая радость первого дня жизни, солнечный ветер, клинок жестких излучений, ясно прозрачные голубые ледяные веселые глаза. Так вот ты какой, туман — Вторая Бесконтрольная Сила, получился... А еще синим прикидывался...

Вторая — ярко пламенная круговерть, ободряющая улыбка, хлыст электромагнитных полей. "Черный Факел, как смотришь на очередную роль? Как раз для тебя... Больше некому". Кинт Сценарист Вселенной любит участвовать в действии...

Третья — черно-синяя глубина, далекий звездный свет, издевательская улыбка — полуоскал. Ваш покорный слуга. Что бы мне прихватить? Чего в супе не хватает? В бой я пошел со стилетом сильных взаимодействий и моргенштерном гравитации.

И было что-то еще, едва заметное, ничем не угрожающее присутствие. Кто-то наблюдал со стороны, кто-то очень далекий. Или что-то. Легкое любопытное белоснежное прикосновение, едва знакомое, сонное... Каюсь, не узнал. А когда узнал, было поздно: у Пустыни, на чьей тонкой территории мы нечаянно оказались, сработал иммунитет — защитная реакция драгоценного пустынного организма на стихию — антагонист. На меня, то бишь. И что ж это за неделя такая, несчастливая?..

Великая Белая Пустыня сияла где-то далеко-далеко внизу. Белоснежные холмы до самого горизонта, сколько видит глаз. Только глаз уже не видит ничего, потому что нельзя днем на Пустыню смотреть, белый песок ослепляет...

7.

Клубок тьмы, пронизанный пульсирующими нитями нейросети — все, что осталось от Хозяина Черного Огня — нашел Кинт в избушке в глухом лесу, посреди маленькой горной долины. Клубок лежал на теплой печке, завернутый в одеяло, и молча грелся, а возле него днем и ночью сидела пушистая пятнистая собака в пестром ситцевом платье. У Черного Огня, у того, что в нем все-таки сохранилось человеческого, тоже был дом. Не место для жизни, не огромный безумный замок, полный суеты и шума, а именно дом — место, куда можно возвращаться. Кем бы ты ни стал, что бы ни случилось. И дом был здесь, в избушке Губатой Собаки, Туманного Аргамака и Задумчивой Гири — странных существ, которые узнавали Огонь в любом образе, принимали в любое время и никогда не спрашивали ни о чем. Что захочет, то расскажет. Которым безразлично было, кто он и откуда взялся, достаточно, что он иногда приходит погостить, играть с Гирей в десятимерные шахматы и хвалить Собакины яблочные пироги. Редко, в общем-то, приходит, но ведь где-то он есть, жив, и этого достаточно. Захочет — придет. Надо будет — придет.

Кинт этого не знал. Этого и сам Черный Огонь не осознавал. Кинт не понял, почему Огонь для восстановления занесло именно сюда, забрал клубок, отнес в замок на вулкане и сбросил в Бездну.

8.

— Привет, Черный Факел, — сказал или подумал кто-то. — Доигрался. Просыпайся давай.

Рядом с первым присутствием появилось второе.

— Привет,— сказал еще один кто-то.

— Привет, — отозвался я.

— О, ожил! — обрадовался первый.

— Ты меня узнаешь? — спросил второй.

— Синий Туман.

— Он самый. Кстати, меня зовут Хэл.

— Имя сам придумал?

— Разумеется.

— Ну, и замечательно,— встрял Кинт. — Отвлекитесь, ребята, нас ждут великие дела. Вэйл, может, материализуешься как-нибудь, а то непривычно с одним сознанием разговаривать.

— Да, да. Где-то у меня было почти целое тело...

Вэйланна, Хозяин Черного Огня.

Утро — это не время, а состояние.

Все-таки, умеют конеррен отдыхать. Сколько у них курортов — ни одного одинакового, ни одного скучного. Правда, не на всех из них биологическая жизнь возможна, но если это в расчет не брать — просто великолепно. Даже труп на ноги встанет. И то сказать, самая старшая раса во всех известных мне мирах и самая вездесущая — было время и возможности научиться отдыхать.

Так я рассуждал, возвращаясь в родной замок после трехдневной реабилитации. Как-никак, дважды убитый. Надеюсь, меня там похоронить не успели...

Не успели. Тело оказалось в целости и сохранности. Точно в той весьма сомнительной целости, в которой я его покинул. Я осторожно втиснулся в свою родную "первую форму", запуская обмен энергии, исправляя повреждения, и уже через полчаса чувствовал себя на все сто, словно никогда с телом и не расставался.

Я спрыгнул со стола в Каменном зале, где тело меня дожидалось, кувыркнулся через плечо для проверки координации, ушиб локоть и окончательно обрадовался. Здорово все-таки быть живым, пусть даже не до конца, хотя бы наполовину.

— Живой труп, значит.

В дверях, опираясь на косяк, стоял Астинити с абсолютно непроницаемым лицом.

— Живой, — улыбнулся я и понял, что он специально старается не улыбаться в ответ. — Знал бы ты, как это приятно. И как приятно снова тебя видеть.

— А мы тут мстим понемножку, — будто между прочим сообщил мой первый помощник, нервно прищелкнув пальцами. — Чтобы Винден без тебя не скучала.

— Ну-ка, ну-ка, что там с Винден? — заинтересовался я. — Зачем ей нужна была моя смерть? Ей что, легче стало?

— Сомневаюсь, — по лицу Астинити пробежала тень каких-то неприятных воспоминаний. — Она тут такое устроила... Ну, да это не важно. А насчет мести — знаешь обычай добрых фей во всяких милых зверушек превращать: белок, там, болонок, выхухолей?

— Кем же стала Винден? Голубем?

— Почти, — он, наконец, улыбнулся. — Тапиром.

— Действительно, милая зверюшка, — несколько удивленно признал я. — Главное, маленькая и пушистая...

Проговорили мы добрых полчаса, ибо событий в мое отсутствие произошло столько, сколько и при мне не всегда бывало.

Во-первых, после нашего поединка Винден сильно зауважали. Еще бы — такого монстра завалила девочка. Хотели даже дать "заслуженную добрую фею БПДД", только для этого её поймать сначала надо было в дебрях Свободных Земель. Тапир, конечно, зверь редкий, у нас не водится, но не будет же она в таком виде по дорогам ходить. Того и гляди в зоопарк загремишь. Условие снятия заклятия Астинити мне не выдал, но клятвенно заверил, что исполнится оно нескоро. "Очень сильное колдунство", так сказать.

Во-вторых, приходил Гарди с соболезнованиями по поводу так и не сделанной легенды и упрашивал Астинити продолжить мое дело. Сценарий он, правда, еще не нашел, но когда-нибудь обязательно. За дверь его пришлось выставить едва ли не за шиворот, и, скорее всего, он еще появится.

В-третьих, в мое отсутствие все возможные и не очень проблемы автоматически доставались Астинити. Как единственному наследнику. За недолгое, в общем-то, время он успел окончательно укрепить бессмертие последнего Чернокнижника, избавив беднягу от игл, сундуков и дубов, откреститься от еще нескольких менее экзотичных просьб и зачем-то покрасить стену в коридоре. От скуки, наверное. И вчера как раз пришло еще одно "интересное дельце" — очередной проситель, назвавшийся божеством. Астинити он показался занятным, только зачем божеству моя помощь? Непонятно, но он тоже еще придет.

И в-четвертых, надо срочно мчаться в особняк Властелина Корэна и выводить из депрессии его слабонервного владельца. Не то, чтобы Корэн действительно был слабонервным, и депрессия у него впервые в жизни, но мало ли что. Из-за моей гибели, между прочим, депрессия. И из-за того, что Винден легко отделалась. Хорошо, все-таки, что она моему Астинити в руки попалась, а не Корэну. Астинити не жестокий, только прикидывается, а на Корэнову месть у меня и фантазии не хватит.

Он был сторонником гуманных идей.

Он жил, не зная, что в мире есть столько ужасно одетых людей.

Б.Г.

Корэн Маханаведер "топил бизона". И в вине, и в спирте, и в кофе, и в золотой воде, и в валерьянке — только что не в драконьей отраве. Бизона он топил педантично в течение всех прошедших дней, но рогатое олицетворение черной тоски и горечи никак не тонуло, а наоборот ширилось и чернело все больше, угрожая занять все Корэново сознание и окончательно затоптать пробивающиеся кое-где трезвые мысли.

Насколько все паршиво, я понял, как только подошел к его особняку, официально считавшемуся фамильным замком, — мне навстречу не вышла кошка. Черная лаковая кошка — Рука Судьбы рода Маханаведеров всегда всех встречала первой, присматривая за своим подопечным, пожалуй, втрое больше, чем летучая мышь Асфа за мной. Корэна без кошки и кошки без Корэна просто быть не могло. Кошка, как ей и положено, любила дом и уют, управлялась с особняком в отсутствие хозяина, но, где бы его ни носило, при необходимости она всегда оказывалась рядом. И уж если она не вышла навстречу...

Замок Корэна я знал едва ли не лучше, чем свой. У меня замок, как известно, с легкой придурью — расположение комнат и дверей меняет под настроение, смотря с какой башни встал, а у Корэна — обычный неподвижный особняк. Правда, сегодня в этом доме было что-то не так, но понять, что именно, можно было, только хорошо зная его владельца.

Например, в коридоре маялся бездельем слуга-зомби, а поскольку зомби без команды и бездельем маяться не умеют, он просто подпирал стену и таращился в пустоту. (К слову сказать, зомби у Корэна отменные. Он их из Героев тринадцатого круга делает, так что все в отличной форме, и за зомби сразу не примешь. Только по поведению и догадаешься, и то не всегда.) Это уже было странно — слуги без дела оставались редко и, уж конечно, не торчали при этом в коридоре, но самым непривычным казалось другое — едва заметный слой пыли, как раз такой, какой может появиться за несколько дней в нежилом помещении.

Пыль в особняке Корэна — это немыслимо. Никогда в своей многовековой жизни я не встречал другого такого фаната чистоты и порядка. И замок, и зомби, и кошка, и сам Корэн только что не блестели от постоянной чистки. Порядок везде наводился почти маниакально, начиная с подвала и кончая крышей. То же относилось к одежде или внешнему виду. Ни разу я не видел Корэна без пуговицы, в неначищенных ботинках или хотя бы слегка растрепанным. Испортить прическу моему сверхаккуратному другу едва ли было под силу девятибалльному шторму. Плюс ко всему Корэн обладал безукоризненным чувством стиля. Даже если спихнуть его с моста в мутную реку, вылезет он, во-первых, относительно чистым, а во-вторых, не просто мокрым, а безупречно, стильно мокрым.

И вот в его доме трехдневная пыль. Да быть того не может! Я ускорил шаг. И у моего безумного замка есть свои плюсы — его можно попросить кого-то найти. А здесь — ищи, как знаешь.

Корэн нашелся быстро, но случайно: кошка все-таки пыталась меня встретить, но по дороге лапы у неё заплелись и разъехались одновременно, и она шлепнулась на живот посреди главного коридора, где я ее и нашел.

Корэн, такой же унылый и взъерошенный, как и кошка, сидел в кресле в гостиной, кутаясь в огромный синий халат и страдальчески принюхиваясь к содержимому плетеной бутылки. Это было своеобразное самобичевание по-корэновски — он терпеть не мог халатов вообще, синих вдвойне и не по росту особенно и надеть такое мог, только чтобы над собой поиздеваться.

Я поставил кошку на пол, она пошатнулась, нетвердой походкой добрела до кресла, вскарабкалась со второго раза Корэну на колени и невразумительно пискнула.

Корэн поднял на меня мутный расфокусированный взгляд.

— Вэйл пришел, — констатировал он.— Странно, немного времени прошло, а у меня уже галлюцинации. Или это призрак? Призрак бессмертного Вэйланны! Ха!

— Ты сейчас договоришься до подзатыльника,— пообещал "призрак". — Вставай, трезвей и пойдем. Есть дело.

— Ты что, живой? Вэйл, ты живой?

Толстый черный бизон слегка съежился, шкура покрылась рябью.

— Живой. Конечно, живой, — с улыбкой заверил я.— Пошли быстрей.

Все-таки, у Корэна очень крепкий организм, несмотря на все странности нервной системы и достаточно хрупкое сложение. Он не только не отравился всей этой гадостью — он трезвел на глазах. Кошка тоже. Бизон был забыт и тихо зачах в дальнем уголке сознания.

— Куда пойдем?— поинтересовался Корэн, уже почти трезвый, а потому не выносящий приказов.

— Рассчитываю на твою помощь. Тут дело интересное пришло, — ответил я, уповая на то, что Астинити не ошибся и нечто интересное действительно возникло на горизонте.— Поучаствуешь?

— Разумеется,— кивнул он. — Пойдем.

— Что, прямо так и пойдешь?— поднял я брови, критически оглядывая махровое синее одеяние.

— О, нет, конечно! — смутился Корэн, и они с кошкой умчались в коридор.

Я запечатал забытую бутылку и на всякий случай прикарманил. Мало ли, что в хозяйстве пригодится. Карманы у меня в прямом смысле бездонные: не то, что бутылка — жбан поместится, да еще и не один.

Корэн уже был в полном порядке. Я это понял, когда мимо меня прогарцевала стайка зомби с тряпочками и метелочками из перьев в руках и выражением служебного рвения на лицах. А через пару минут в дверях возникли Корэн и кошка, трезвые, как хрусталь, готовые идти со мной хоть на запад по воде. Пошел, разумеется, только Корэн (кошка осталась муштровать разленившихся зомби и доводить до блеска запыленный особняк), да и то не на запад по воде, а всего-то до моего замка через пространственную дверь с заходом в славное Бюро Подвигов для оформления отпуска.

Видно, забили на все капитаны небесных сфер,

Курят в открытую форточку и дурной подают пример.

"Високосный год".

"Интересное дело", как определил его Астинити, пришло вечером. Точнее, возникло в облаке огня и дыма и в два счета закоптило помещение. Новоприбывший оглядел наши с Корэном почерневшие физиономии, комнату, похожую на меблированный угольный бункер и, не размениваясь на вежливые приветствия, сообщил, что он, мол, божество.

На вид парню было лет двадцать пять, на самом деле, по-моему, за триста. Одет он был с ног до головы в потертую джинсу с остатками заклепок, а завершала картину русая шевелюра в стиле "вихрь на сеновале". Лицо — одни сплошные веснушки, курносый нос, зеленые глаза и какое-то очень детское выражение.

Божество, значит.

— Похож, — вслух оценил я.

— Не веришь?! — взвился гость, резко увеличиваясь в росте и упираясь макушкой в потолок. А потолки у меня в замке не низкие — три метра минимум. В кладовке под лестницей только меньше.

— Я поверю во что угодно, только не трогай люстру,— взмолился я.

Он растерянно обернулся, пытаясь увидеть, что именно надо не трогать. Я зажмурился — хрустальный звон погибающей люстры запрыгал по комнате и высыпался в коридор. Когда я открыл глаза, Корэн старался не смеяться, а уменьшившийся до нормы кандидат в пантеон растерянно маячил над останками люстры, виновато на нас поглядывая.

В процессе уборки помещения и водружения на место пострадавшей люстры незаметно выяснилось, что зовут наше незадачливое божество Аджаром, а ищет он свое кольцо. Более того, два кольца. Маленькое, на палец, и большое, целый храм, а то и город. Аджар и сам не очень помнил, как все это выглядит.

Я пообещал сделать все возможное, Корэн покивал для пущей убедительности, и Аджар успокоено исчез в том же стиле, что и появился.

— Уборка — дубль два,— мрачно констатировал Корэн, доставая безукоризненно белый платок и вытирая лицо. Он, конечно, тоже был закопченным, но так, словно коптили его лучшие гримеры и визажисты двух полушарий.

— Есть одна хорошая штука. "Магия" называется, — ненавязчиво напомнил я. — Не стоит ею пренебрегать.

— Действительно, не стоит, — согласился Корэн. — С нашими-то возможностями.

Второй раз дело пошло куда быстрее. Иногда полезно быть Бесконтрольной Силой, способной к простой уборке приложить энергию нескольких технологических атомных реакторов. Я обычно так замок убираю: проходит полоса черного огня по всем комнатам и все, что ненужно, подбирает. Если что ненароком останется — замок доест. Почти замкнутая система.

В этот день больше никто не появлялся, но дел, точнее, одного большого дела, хватало и так. Поэтому я вновь свалил весь груз мелких хозяйственных дел и сортировку просителей на тренированные плечи Астинити, и мы с Корэном на неделю обосновались в библиотеках. Стоит ли говорить, что ни в моей собственной, ни в одной крупной библиотеке Южного континента Аджара не оказалось. Может, его раньше звали по-другому? Но он поклялся, что так и звали — Аджар, бог Двух Колец. Знакомое очень сочетание — где я мог слышать? И почему нет его нигде, если даже я что-то помню?

— Что делать будем? — вопросил Корэн, сидя на стопке книг в очередном архиве.

— Не знаю, — буркнул я через платок. Неухоженный архив — моя погибель.

Давным-давно некая ученица Белого волшебника приобрела аллергию на пыль, а потом скормила себя Черному Огню. С аллергией вместе. Вот и скопировалась она в придачу к сознанию и некоторым инстинктам. Огонь тогда в психике не разбирался — греб, что дали. Пока я, то бишь, тогда не я еще, а эта самая ученица, просто чихал(а), с аллергией можно было смириться, но Бесконтрольные Силы не только к магии избыток энергии прикладывают — изо всех щелей фонтаном. Так что теперь, нюхнув пыли, я чихаю шаровыми молниями, взрывающимися перед самым лицом, и иногда в чисто драконьем стиле выдыхаю горящий напалм. Платочком не обойдешься — разве что асбестовым.

— А ты у растения своего спроси,— предложил Корэн.

— Оно тоже не знает. И оно не мое.

Растение — это конерренский биоэлектронный справочник по имени Лиандален. Общаться с ним — проще сразу отравиться. Во-первых, когда он не в духе, характер у зелени отвратительный, а не в духе он постоянно. Во-вторых, он не отзывается на уменьшительные имена, а полное у него, как все конерренские — два куплета и припев. Лиандален — это минимум, до которого капризный цветок способен снизойти. И в-третьих, Лиандален ревнует к Черному Огню своего обожаемого друга Кинта — хитрого рыжего конеррен (это и мой обожаемый друг тоже). В общем, не растение, а нервотрепка в горшке, хотя польза бывает и от него. Иноходец, например, на него не нарадуется, даже удобрения ему таскает, поганцу зеленому.

— А что оно вообще знает?

— Этого оно тоже не знает. Его замкнет, если ты спросишь.

— Ну, зачем же... Куст, он и есть куст — что с него требовать...

— Он на куст не похож, — рассеянно возразил я, мыслями пребывая где-то очень далеко и от Лиандален, и от архива.

Кажется, я, наконец, догадался, кто такой Аджар и где его искать.

— Что, идея? — заинтересовался Корэн. — Оформленная?

— Почти. Мы наведаемся в библиотеку айранов.

— Здорово! Пойдем! — как-то очень быстро и с энтузиазмом согласился Корэн, вскочил и принялся расставлять по местам служившие стулом книги. Прорезается иногда в нашем Маханаведере что-то подростковое. Сколько ему, интересно, лет? Не знаю. Хотя он, кстати, старше меня — самое время впадать в детство.

— Пешком? — уточнил я. — До города айранов?

— Можно и пешком,— слегка умерил пыл Корэн.

— Это далеко,— предупредил я.

— Дойдем когда-нибудь,— совсем кисло отозвался Корэн, но на попятный не пошел. — Нам, вроде, не к спеху.

И мы пошли. Правда, начали все-таки с прыжка — с пространственной двери, то есть. Пешком-то пешком, но Кипящий пролив переплывать, который остров Аджалейн от Южного континента отделяет — это не дело. Пусть даже он давным-давно не кипит.

Вот я нам дверку на континент и открыл, а поскольку у Корэна с координатами хуже, чем у пони с интегралами, путь я нам незаметно сократил раза в четыре. Осталось до "города— сказки" всего несколько дней ходу, да и то не по лесу, а по вполне приличной дороге среди Солнечной равнины. Отдых, а не путешествие.

Солнечная равнина — очень милое место. Именное милое: переливы степной травы под ветром, голубое небо, белые облака, золотистая лента дороги — это все красиво, да, — но однообразно до безумия. Корэн за пять часов легкой прогулки уотдыхался так, что еле переставлял ноги.

— Водички бы, — тяжко вздохнул он и в очередной раз обозрел далекий, безжалостно сияющий горизонт.

— Золотой?

— Издеваешься? Любой, хоть из лужи.

— А как насчет подкрепиться?

— Слушай ты, Бесконтрольная, кончай издеваться. Простому смертному и без тебя паршиво.

— Я, между прочим, серьезно. Минут через пять мы придем в очень неплохой ресторанчик.

— Угу, придем, — не поверил Корэн, окончательно обиделся и замолк.

— И где твой ресторанчик? — язвительно спросил он через пару минут.

— Терпение, друг мой! Еще три минуты ходу.

— Ну, и что? — снова осведомился он, не дождавшись результата.

Отвечать смысла не имело, поэтому я выдержал пятисекундную паузу и махнул указующей дланью вперед на дорогу.

— Вот, мой ресторанчик.

Метрах в двухстах впереди справа на обочине взлетела пыль. Или, может, облако травяной пыльцы принесло ветром с цветущей степи. И сначала неясно, расплывчато, потом все четче и реальнее угадывалось в облаке пятиэтажное здание с маленькой пристройкой. Гостиница "Мираж" — гласила вывеска на уровне третьего этажа. Ресторан "У Мурка" — сообщали буквы над входом в пристройку. Из маняще открытой двери доносилась приятная музыка и более чем приятные съестные запахи.

— Я реабилитирован? — спросил я у навострившего нос по ветру Корэна.

— Прощаю, — небрежно бросил он и прибавил ходу, как лошадь, почуявшая родной дом.

Так и вышло, что в ресторан он влетел намного раньше меня. И на входе ему наклоняться не пришлось — дверь оказалась как раз по росту. А мне приходится. В свое время два раза лбом об притолоку приложился, пока не привык.

Потолки у Мурка тоже низкие, но все-таки не настолько, в полный рост ходить можно, а светильники тут, благо, на стенах. Семейство Мурка — лесные охотники, почти кошки; они выше полутора метров не бывают вообще, полтора — и то нонсенс, вот и не рассчитали немножко при постройке, сделали низкие потолки. Но зато тут очень уютно: все отделано деревом, тепло, светло, и никто не кусает. Ну, может, не очень светло, но тепло точно. В холод тепло, в жару чуть прохладно. И кормят отлично, причем зачастую бесплатно. Большинство своих посетителей, бродяжную братию всех этих лекарей, сказителей, охотников, волшебников и прочих Мурк кормил бесплатно: за оказанную помощь, за работу, за принесенное на кухню сырье, а то и просто так. Платное исключение составляли драконы и великаны с их непомерными аппетитами, да еще айраны и гномы, которым всегда было, чем платить. Именно частые визиты айранов с их золотыми шевелюрами позволяли Мурку содержать гостиницу и бесплатно кормить множество разношерстного народа.

— Черный Факел! Сколько лет, сколько зим! — воскликнул Мурк, бросаясь мне навстречу и привлекая всеобщее внимание. Повиснуть у меня на шее ему помешала только разница в росте. Я подхватил легкого пушистого друга под мышки и посадил на резную дубовую полку, украшение ресторана.

Я знал много поколений хозяев "Миража", и все они были одинаковые: шустрые, толстенькие, пестрые и пушистые; все ходили в зеленых блузах и коричневых комбинезонах, всех их звали Мурками, чтобы не менять вывеску, и все они сливались в одного неизменного пестрого Мурка, у которого обязательно был сын, тоже Мурк. Я их даже не различал.

И все они хоть раз в жизни сидели на дубовой полке.

Нынешний Мурк, видно, оказался на ней впервые: настороженно замер, поерзал — не обвалится ли, проводил меня возмущенным взглядом до стола, где уже обосновался Корэн, и, наконец, потребовал немедленно снять его оттуда. Я покорно взмахнул рукой, и Мурк плавно опустился на пол, задрал нос и гордо-независимо проследовал мимо нас к стойке бара.

Вернулся он через секунду, веселый и совершенно не обиженный, и спросил, чего бы нам такого принести, а потом в придачу к заказу подал миску домашнего мороженого и рюмку золотой воды для Корэна.

— Мурк, иди-ка сюда, — поманил я. — Я тоже чего-нибудь крепкого хочу.

— Э, нет, — с должного расстояния отозвался Мурк. — Не видать тебе моей энергии, как своих ушей.

— Пару джоулей, — улыбнулся я.

— Тебе пару джоулей, а я потом три дня сил набираюсь, тарелку поднять не могу, — заворчал Мурк, прекрасно зная, что я это не всерьез, и что донором живой концентрированной энергии, от которой слегка пьянеют Бесконтрольные Силы, он никогда не станет. По крайней мере, для меня. После этого мало кто выживает.

— И вообще, никаких больше цветных единорогов, а то ты мне всех посетителей распугаешь.

— Единорогов не было, — возразил я.

— А четырнадцать марсиан? Я даже не знал, где этот мир, не говоря о том, чтобы гостей оттуда принимать! А рыжая лилия, морда крокодилья? Кто стойку в бегемота превратил?

— Ну, я, — признался я. — Но бегемот был культурный.

— Ага! Зеленый в крапинку, и танцевал гопак. Было?

— Эх, какие были времена, — с притворным сожалением вздохнул я. — Слушай, Мурк, давай я тебе одну сокровищницу притащу. Я все это почти не трачу, а тебе на все девять жизней хватит.

— Тащи. Только энергия моя тебе все равно не светит.

— Ну, и не надо, переживу.

Мурк усмехнулся и убежал к другому столу, а я принялся решать задачу по телетранспортировке обещанной сокровищницы, одновременно обсуждая с Корэном предстоящий визит к айранам. Получившийся сумбур (умножение двух квадратных айранов на километры, сложенные с объемом гостиницы, стремящимся к корню пятой степени из длины окружности кольца Мебиуса) был тотчас забыт с появлением пары, которая мне, изрядно побродившему по окрестным мирам, показалась донельзя знакомой.

Сначала перед входом замер голубой гравилет-стрела со знаком ледяной звезды на борту, ровно настолько, чтобы высадить представительного старика в шубе и красной шапке. Старик вошел, опираясь на посох, и остановился у дверей, дожидаясь кого-то снаружи. Ну, вылитый Дед Мороз из одного соседнего мира. Мне аж смешно стало.

И главное, поделиться не с кем — не поймут. В мире Тетраэдра летоисчисления практически нет, за неимением точки отсчета, новый год не празднуют, и Деда Мороза, соответственно, не существует. Разделяют, конечно, Старые времена, Средние, Шальные и времена Бесконтрольных — но уж слишком условно. Да и с зимой у нас не везде хорошо. Погоду регулируют, кому не лень и у кого сил хватает. А кому не хватает — довольствуются тем, что предоставляет Бюро Погодных Условий.

Так что для всех в новоприбывшем не было ничего замечательного. Дед в шубе. Мало ли, кто в чем ходит. А для меня это был Дед Мороз во плоти, только Снегурочки не хватало... Снегурочка появилась, как только поставила гравилет на парковку. Но что это была за Снегурочка! Смех прошел мгновенно. От удивления. Представьте себе Снегурочку ростом под два метра, с толстенной косой ниже пояса, огромными голубыми глазами и мускулатурой дискобола. Добавьте сапоги на высокой шпильке, шапочку, голубую мини-шубку, в левую руку — меч, в правую — такую пушку, что Терминатор сгорел бы от зависти. Представили? То, что у вас получилось, не производит и половины должного впечатления.

Это диво дивное выбрало столик по всем правилам тактики, устроило там дедушку, но само устроиться не успело. В ресторан вошли еще двое, при виде которых "новогодний боевик" скатился под стол и приготовился к обороне.

Эта пара оказалась не менее замечательной. Брат и сестра, похожие, как две капли ртути, одинаково одетые и подстриженные, с одинаковым оружием за плечами.

При виде залегшей под столом Снегурочки брат показал пустые ладони и объявил перемирие на обед. Та успокоенно вернулась на место, а двойняшки заняли столик рядом с нашим и вскоре пересели к нам. Звали их Орион и Джаверра, и они милостиво поведали нам историю новогодней кампании.

В одном из соседних миров, где новый год успел обрасти множеством традиций и суеверий, кончалось тысячелетие. Местные силы тьмы и света и так каждый год препирались, кому предстоит главенствовать — а тут миллениум! Одно слово чего стоит!. И разве могло дело обойтись без попытки сорвать пришествие нового года? И разве мог срыв праздника обойтись без похищения Снегурочки? Похищали её, надо сказать, с педантичной регулярностью, потом обязательно спасали, но сейчас-то начало тысячелетия — убьют еще для гарантии. И Снегурочка, вспомнив основной принцип утопающих, занялась собой вплотную. Бодибилдинг, фехтование, стрельба и букет всевозможных единоборств (кроме, разве что, борьбы сумо) сделали из нее такого монстра, что последние два года похищать её собственными силами местной тьме никак не удавалось. Пришлось нанять двойняшек из Легиона Директории. Только не учли, что достойного противника Легионеры зачастую ценят куда больше, чем своих нанимателей. Так и получалось, что при необходимости объявлялось перемирие, например — на время обеда, а потом давалось полчаса форы.

Публика в ресторане собиралась все более пестрая и интересная, но апогея веселье достигло, когда в дверях появился агент. Точнее, сначала вошла очень незаметная девушка, она же — очень известный в ученых кругах культуролог-западник, Ксина — Уничтожающая Тень. Типичное существо сумерек: серые волосы, губы и одежда, бледная кожа, почти полностью закрытые от света глаза.

Вот на нее-то и уставился агент, едва перешагнув порог.

— Я из ФБР,— объявил он, взмахнув удостоверением. Ожидаемого эффекта это почему-то не возымело (почтенная восточная публика с этой чисто западной аббревиатурой не сталкивалась), и он повторил для верности:

— Я из ФБР.

— Откуда он? — спросил оборотень у сидевшей рядом кошки.

— Из фибров, — пояснила та.

— Из чьих? — изумился волче.

— Нет, он с фабрики, — перебил лесной охотник.

— Снов, что ли? — заинтересовалась кошка.

— Вряд ли, — отмахнулся оборотень.

— А по-моему, он сказал, что он бамбр, — высказал свое предположение эльф, уютно устроившийся в углу с огромной кружкой пива.

— Не похож,— снова усомнился оборотень.

— Я не бамбр! — взвыл агент, явно потерявший контроль над событиями. — Я из федерального бюро...

— Медвежьих Услуг, что ли? — попытался прояснить ситуацию пожилой орк в доспехах и ярко-голубом берете с помпоном.

— Нет, скорее Подвигов, — заметила песчаная ведьма.

— Вы из БПДД? — осведомился у агента призрак болотной собаки.

— Нет! — заорал агент так, что бедный барбос едва не развеялся. — Здесь вам не балет! Какое падеде!

— Значит, вы из балета, извините? — уточнил миниатюрный синий слоник, глядя на агента сквозь круглые "ботанические" очки, как на амебу в микроскоп.

Я старался не смеяться, а все остальные посетители ресторана искренне пытались разобраться, что это за "фы-бы-ры" такие.

— Я спецагент! — в отчаянии заявил агент с какой-то петушиной интонацией.

— Ну, тогда не интересно,— хором протянули кошка, эльф и удивительной небритости парень с двадцатитрехструнной гитарой и переключили внимание на игру в кости за соседним столом.

— И вообще... — разозлился агент. — Именем закона, вы арестованы! — гаркнул он Ксине, свирепо сверкая глазами.

— За что? — поинтересовалась та.

— А он уверен, что он не бамбр? — очень серьезно, как про больного, спросил у гитариста эльф.

Если бы агент совсем не умел владеть собой, он бы что-нибудь разбил. Или кого-нибудь укусил. И его бы в итоге обязательно во что-нибудь превратили, а то и хуже. Не зря же Ксину звали Уничтожающей Тенью. Но агент владеть собой умел, хоть и не до конца, поэтому перебесился бессимптомно и подумал, что ответить Ксине. На самом деле он ухитрился нечаянно раскопать подозрительное — может, даже нечеловеческое — происхождение историка Ксении Шедок, но при собравшейся в ресторане публике этот мотив казался явно смехотворным

— За шпионаж! — заявил агент. — Против гигаполиса Новый Падуб.

— В пользу города айранов,— с издевкой продолжила Ксина.

— Признаетесь? — агент шагнул с порога, и дверь (а точнее, Дверь) мягко закрылась за его спиной.

— Признаюсь, — обреченно согласилась Тень, и я мог бы поклясться, что в глазах её, хоть и закрытых, бьется смех.

— Следуйте за мной! — просиял агент, распахнув дверь...

— Оба-на... — выдохнул он, глядя на бескрайнюю степь вместо привычных небоскребов и дорогу без малейшего намека на асфальт. На дороге сидела ворона и расклевывала банан. Бред какой... Агент протер глаза и вновь воззрился на ворону. Та обозвала его нахалом и улетела, прихватив банан.

Будь на его месте агент матерый, ветеран своей работы, наверное, пришлось бы его все-таки превратить... Да хоть в стакан медовухи. Множество западных разведчиков закончило свои миссии на Востоке именно так. Пожалуй, матерый агент в подобную ситуацию и не попал бы. Этот же был совсем зеленый, едва ли не первое дело, да еще и по собственной инициативе.

И он точно знал, что ресторан находится в его родном гигаполисе в каком-то подвальчике, перед дверью стоит его собственная машина, а ворон в гигаполисе уже лет сорок, как нету. Только если в зоопарке. И зачем он связался с этим секретным отделом?

Предупреждали же его. Так нет — сам рвался, сам выбивал себе это назначение. Чуть ли не против приказов шел, ставил на раскрытие почти забытого уже дела "Пропавших в тени". Боролся, боролся... и напоролся. Эта ассоциация повергла беднягу в такое уныние, что он бессильно опустился на порог, и тихие слезы потекли по его лицу.

— Довели человека,— посочувствовал гитарист.

— Наверное, тяжелый день был, — предположил кто-то.

Песчаная ведьма подошла к неподвижному скорбящему агенту, погладила по голове, провела легкой рукой по глазам, взяла за руку.

— Не грусти, — мягко сказала она, и я услышал шорох песка в часах — так работала её магия. Магию иногда слышно: шорох песка, шелест страниц, гул пламени, свист меча или говор воды — у кого что.

— Тебе ведь не о чем грустить, — продолжила ведьма. — Твой единственный дом здесь, Джант, в степи, в лесу. Здесь твоя сестра.

— Конечно, я тебя не оставлю, — с печальным вздохом кивнул бывший агент. — И в мыслях не было. Но так хочется иногда чего-то нового, неизвестного... Хотя бы посмотреть на другие земли... На Запад...

"Здорово обрабатывает!" — тихонько восхитился Орион.

— Что ж, мы здесь действительно задержались. Пойдем, — предложила ведьма. — Не на Запад, конечно... Хотя можно и туда...

— Но уж точно не по воде, — отозвался новорожденный Джант чисто восточным выражением. — Пойдем, — улыбнулся бывший западник, взгляд его посветлел.

Вышли они, взявшись за руки.

— Корэн, мы тоже задержались, — напомнил я, когда впечатление от эпизода с агентом рассеялось и народ в ресторане возобновил свои дела и разговоры. Сам я вспомнил о нашем деле после Ксининой фразы о городе айранов.

— Сейчас идем, — кивнул Корэн, имея в виду "сей час", а то и через час. И неизвестно, когда и как продолжилось бы наше путешествие, не появись на пороге представительница "города-сказки" собственной персоной.

Об айранах слышали? Что видели — не ручаюсь, но уж слышать-то должны были, особенно, если на Южном континенте живете. Нет, айраны — это не те, которые белые в стакане. Описываю для непросвещенных: девушки минимум двухметрового роста, с нечеловечески удлиненными пропорциями и практически без плеч. Холоднокровные. Считается, что они сродни змеям — но не точно. Одеваются обычно в красное, размножаются партеногенезом. Или клонированием. Или почкованием. Или еще как-нибудь, но только не как все нормальные живые существа. По крайней мере, их мужчин еще ни разу никто не видел.

Надо будет с какой-нибудь из айранов познакомиться, — а то они себя изучать не дают — может, новое что узнаю. Например, зачем им машины. В смысле, автомобили. На всем Восточном полушарии машины есть только у айранов, но зато уж они с ними не расстаются. Чтоб айран шла пешком — да раньше луна позеленеет. Оставшаяся. Их сначала было две: большая и маленькая, — а потом западные мракобесы маленькую взорвали. Печально... но не в тему.

Так вот, об айранах. Основная их особенность, если не считать скрытности (с кем не бывает), рептилоидного происхождения и прочих, прочих, — золотые волосы. На самом деле золотые: восемьдесят процентов благородного металла и двадцать — какой-то опять же неизученной органики, придающей этой природной проволоке небывалую мягкость и прочность. Причем растут настолько быстро, что айраны без проблем ими расплачиваются.

Вот и сейчас айран забрала заранее приготовленный Мурком сверток, неуловимым движением без ножа и ножниц отхватила длинную золотую прядь и подала хозяину. Прядь мгновенно исчезла в кармане комбинезона, а айран направилась к выходу, непостижимым образом ухитрившись разминуться с притолокой и сохранить гордую осанку. Я ростом ниже нее, и то в дверях кланяюсь. Как это она?

Пока я размышлял об айранских таинственных способностях, Корэна осенила Идея. Он сорвался с места и буквально вылетел за дверь, а я остался прощаться с Мурком и новыми знакомыми и извиняться за Корэна перед теми, об кого он споткнулся в полете.

Когда я, наконец, добрался до двери, на улице как раз произошло нечто абсолютно невозможное — айран отдала Корэну ключи от машины. Как будто так и надо. Он помахал мне рукой, мол, иди сюда, а айран развернулась на каблуках и со свертком под мышкой пошла по направлению к городу-сказке. Что-то мне подсказывало, что она туда не дойдет...

— Ты что сделал? — накинулся я на Корэна. — Мы к ним в библиотеку идем, а ты?

— Ну, во-первых, мы уже едем и наверняка доберемся раньше нее. Если она вообще дойдет. А во-вторых, даже если и дойдет, все равно меня не вспомнит. Зомби я из нее не рискнул сделать — слишком уж они странные, эти златовласки. Но память подкорректировал. Кстати, у нее оказалась слабая воля.

— Слабая воля, слабая воля, — передразнил я. — Еще не хватало всех встречных на силу воли твоими методами проверять. Ты хоть машину водить умеешь?

— Впервые вижу этот агрегат, — развел руками мой стильный самоуверенный друг.

— Ну, шикарно! — буркнул я, садясь за руль. Корэн устроился рядом.

— Поехали? — полуутвердительно осведомился он.

— Не совсем.

— Почему?

— Я до педалей не достаю.

— Давай я попробую.

— Да ты же меньше меня! И вообще, когда мне было лет восемнадцать, меня учили водить машину.

Я, наконец, нашарил рычаг регулировки сиденья, подогнал расстояние под свой рост и завел мотор.

— Вот теперь поехали, — самоуверенно заявил я и тут же ткнулся носом в руль.

— Сколько, говоришь, лет тебе было? — спросил Корэн, потирая ушибленный лоб.

— Мало. Это было в другом мире и не совсем со мной.

— Давно и неправда.

— Вроде того.

— И ты хоть что-то помнишь?

— Честно — нет.

Перегрузка прижала нас к креслам, но теперь мы хотя бы ехали вперед. И очень даже неплохо ехали. Настолько хорошо, что я решил для полного счастья разжиться музыкой.

— Силой эфирного ветра вызываю Мировое радио, — трижды произнес я универсальную для любого мира формулу связи и включил айранскую магнитолу.

Мировое радио вещало из студии в Акениани, странном месте между мирами, и полностью держалось на моем друге Вэдиаре и нескольких взбалмошных конеррен, поставляющих звуковые новинки всех возможных миров. Новинки эти даже не всегда можно было назвать музыкой, но Вэд как-то разбирался.

— Алло, здравствуйте! — ответил Вэдиар на мой "звонок".

— Привет, Наблюдатель.

— А, Черный Факел! Привет. Чем занят?

— Путешествую понемножку.

— Зачем звонишь?

— Странный вопрос. Ты ди-джей или кто?

— Да, разумеется. Вот уж не знал, что ты слушаешь мое радио! Что ставить будем?

— Ну, что-то конкретное, думаю, заказывать бесполезно... Поставь что-нибудь... помнишь технологический мир, в котором недавно тысячелетие кончилось? Мы там отдыхали еще в горах. Помнишь название?

— Помню, помню. Сеть Аттала. Ладушки, найду что-нибудь оттуда. Пока!

Связь прервалась, но услышать, что нашел Вэд, мне так и не довелось — машина запрыгала по кочкам, вдруг стремительно пошла вниз — и нам с Корэном пришлось аврально выпрыгивать. Благо, машина попалась открытая.

Кочек никаких не оказалось и в помине. Трясло не машину, а добрых десять гектаров окружающей степной местности.

Пейзаж вокруг стремительно менялся. Трава исчезла на глазах, на солнце наползла черная тень оставшейся одинокой луны, и с потемневшего неба в потрескавшуюся каменистую землю ударила молния, но не исчезла, а заплясала между землей и небом, как пьяная кобра, заливая равнину неестественным зеленовато-белым светом. Сверху посыпалась сверкающая раскаленная "звездная пыль". Хор-рошая погодка!.. с точки зрения конеррен.

— Кинт! — мысленно воззвал я в самом широком диапазоне. — Где бы ты ни был, явись передо мной, сивка-бурка рыжая!

— Он еще и обзывается, — прокомментировал этот любитель театральных эффектов, восседая в позе лотоса метрах в двух над землей. Вообще, конеррен — это почти кошачья голова на почти человеческом теле, возникшие так давно, что ни кошек, ни людей и в проекте не было. А Кинт конкретно — атлетически сложенный авантюрист по кличке Сценарист Вселенной с бархатной ярко-оранжевой кожей, алыми стриженными под каре волосами и зелеными раскосыми глазами, пожизненно одетый в "вареные" джинсы. Я почти уверен, что джинсы эти от тела неотделимы. Конеррен, как и Бесконтрольные, в телах не особенно нуждаются и носят их скорее для удобства жизни в каком-либо мире или в силу привычки. Вряд ли Кинт удосужился синтезировать отдельно тело и отдельно одежду. Я и сам никогда этого не делаю.

— В чем дело? — прищурился рыжий конеррен.

Корэн с интересом наблюдал за событиями, прикрываясь от метеоритного дождя наскоро наколдованной дверью банковского сейфа. Странная у него все-таки фантазия.

— Кто-то из вас решил поживиться моим миром? — осведомился я.

— Нет, зачем? — удивился моему возмущению Кинт.— Все куда проще.

— Все это, — я широким жестом обозначил творившееся вокруг безобразие, — твоих рук дело?

— А здесь еще у кого-то хватит на это сил?

— Сил, может, и хватит, но в голову точно не придет. Тебе все это зачем?

Метрах в трех от меня из земли поднялось Ничто и теперь задумчиво расползалось в стороны. Корэн его пока не заметил, зачарованно глядя на Нечто, почесывающее псевдоухо рядом с его, Корэновым, ботинком. Очень симпатичное Нечто, хотя и не очень вразумительное.

— Чтобы было — не ответ?

— Не ответ.

— Можешь считать все это своим подарком на день рождения, — сообщил Сценарист Вселенной. — У вас на Инхеле такой классной погоды отродясь не было. Тебе же родственен Хаос — наслаждайся!

Из трещины в земле выполз Глаз, отрастил с десяток ножек и забегал по кругу. Нечто уже вознамерилось им подкрепиться, но Глаз нечаянно влип в стремительно расползающееся Ничто и сгинул без следа. Нечто раздосадованно съежилось и посмотрело на Корэна, решая, стоит ли обращаться к нему за сочувствием или лучше сразу укусить.

— Это все, конечно, здорово, но лучше бы вернуть все как было, — предложил я.

— Не-а! Ты и сам можешь.

— Я причем? Твоих рук дело — ты и разбирайся. И день рождения у меня не сегодня.

— А когда?

— Не знаю. На третьей сотне лет забыл.

— Значит, сегодня. Какая тебе разница? Все равно у вас здесь с календарем проблемы. "Счастливые годов не наблюдают".

— Часов, — машинально поправил я.

— Ну, часы-то у вас есть.

— И дни, и часы, и к часам батарейки! Магические, не с Запада! Кинт, не увиливай, убирай бедлам на место.

— Давай лучше ты. Что тебе стоит спасти часть своего мира?

— Что тебе от меня надобно, старче?

Ничто, наконец, добралось до Корэновых ботинок и стерло хвост от Нечто. То заверещало и взлетело Корэну на плечо, а оттуда на дверь от сейфа. Корэн увидел Ничто и балетно-кенгуровым прыжком убрался от него подальше, так что Нечто на двери едва удержалось.

— Мне — да ничего особенного. Мало ли у тебя в карманах всякой всячины.

— Будто я не знаю, что ты не особенное не спросишь. О чем речь?

— О "Хрустальном сердце". Идет?

— Идет, — несколько удивленно согласился я. — А ты просто попросить не мог? Без спецэффектов.

— А то ты бы отдал...

— Отдал. Зачем оно мне?

— Судя по моим сведениям о людях...

— ... к которым я не то, чтобы отношусь...

— А, извини! — радостно заулыбался Кинт. — В тебе человеческого очень много!

— Не настолько, — буркнул я, нашарив в бездонном кармане маленький хрустальный кулон в форме сердца на тонкой цепочке. Перед уходом мне на шею надела его Милена, бывшая принцесса нашего замка, только я на шее ничего долго носить не могу. Надоедает. Я бросил украшение Кинту, тот поймал, моргнул, шевельнул кошачьими ушами, и все встало на свои места. У Корэна из рук исчезло все-таки решившее подружиться Нечто, луна ушла, молния втянулась в небо, волной вернулась трава. Какое все зеленое, какое все красивое, как говорил один цыпленок в одной липучей песне. В двух метрах над землей таяли в воздухе чеширские кроссовки Сценариста Вселенной.

— Ты зачем камень отдал? — спросил Корэн, избавившись от увесистой двери

— А что?

— Тебе же его для защиты подарили. Это же сильнейший оберег — вещь, подаренная родным человеком от всего сердца.

— Это Милена — родной человек? Ну, ты скажешь!

— Я имел в виду, что она...

— Проехали, — перебил я. — Забудь про Милену! Мне не нужны никакие обереги, и до библиотеки еще идти и идти.

— Пошли, — уныло согласился Корэн, предвкушая долгую однообразную дорогу. — Забудем про Милену.

Ошибки молодости.

Что ей нужно от меня, понять я не могу,

Вот и сейчас её шаги я слышу наверху.

Умоляю, не пытайся вытащить меня...

... с тобой я обречен.

Мечтаешь о любви, а я-то тут причем?

Король и Шут.

(Глава маленькая, промежуточная, Милене посвященная.)

Однажды во тропическом лесу купил я дачу

Фазенду без окон и без дверей.

И дали мне еще жену в придачу,

Красавицу Мальвину без ушей...

Народное творчество.

Милена — еще одно напоминание о моей работе в БПДД по молодости лет. Дело было очень давно, приблизительно тогда, когда молодой Хозяин Черного Огня впервые ступил на землю Острова Вулкана. Впервые — это я, конечно, утрирую. К этому времени я прожил в замке почти неделю и успел за этот срок понять, как не хватает мне моей родной Бездны Черного Огня — как части себя самого.

Перетащить её на свой остров оказалось делом одной ночи, но вот думать, что ночью этого никто не заметит, было явной глупостью. На следующее утро весь птичий народ обсуждал ночные события и рассказывал, как новоявленный владелец замка на вулкане размахивал руками посреди лесной поляны, и возле ног его разверзалась Бездна. К обеду кто-то откопал подходящую легенду, и вечером о появлении на острове Хозяина Черного Огня знало все северное побережье Южного континента. Остров мгновенно переименовали в Аджалейн. Только один человек, я сам, не имел об этом ни малейшего понятия и очень удивился, когда на пороге возник тогда еще не известный мне Гарди, ушастый чиновник из отдела кадров БПДД. Первой его фразой было: "У вас тут что, ни одна дверь не закрывается?"; второй: "Непременно соглашайтесь у нас работать". Потом Гарди почти обиженно посмотрел вверх и заявил: "Может, все-таки спуститесь оттуда?"

Я на тот момент обретался под потолком библиотеки в поисках книги на верхней полке и от удивления, не подумав, выключил антиграв. К счастью, приземлился я на ноги. Сверху мне под ноги слетела искомая книжка.

Гарди неодобрительно на меня посмотрел и заявил, что если я всегда спускаюсь с потолка таким способом, то это до добра не доведет. Я с ним был полностью согласен, но промолчал, и Гарди с рвением существа, получающего сдельную зарплату, принялся уговаривать меня поступить в Бюро Подвигов и Добрых Дел на работу. Мол, работа не пыльная, зарплата стабильная, надбавка за вредность... А что, собственно, делать-то надо?

— Как что? — поразился чиновник.— С Героями тринадцатого круга сражаться. Ты не волнуйся, их мало остается, — Гарди незаметно перешел на ты. — Мечом махать умеешь?

— Слабовато. Никак, в общем-то.

— И ладно, — утешительно махнул лапкой чиновный ушастик. — Корэн тоже не умеет.

— Маханаведер? — у меня, точнее, у моей "матушки", ученицы Белого Волшебника, с ним были недавние счеты. Стоит ли мне их вспоминать?

— Он самый, — развеял Гарди мои сомнения. — Так что магии вполне достаточно. А уж твоей магии...

Так я стал штатным злодеем БПДД, "последним подвигом". Не то, чтобы мне это особо нравилось, но надо же мне хоть что-то делать. По крайней мере, тогда я думал, что надо. И должны же Герои на ком-то тренироваться, так почему бы не на мне? Система Бюро Подвигов и Добрых Дел появилась еще во времена Равновесия и поначалу неплохо его обеспечивала. Шальные времена она как-то ухитрилась пережить и теперь, в эпоху Пяти Сил, расцветала заново, поддерживая хоть какое-то подобие порядка, находя относительно мирное применение времени и силам множества воинственного народа, а заодно по возможности насаждая хоть кому-то идеалы добра и справедливости. Короче, наверное, польза от бюро есть.

Гарди обрадованно посоветовал мне наведаться к Корэну за списком (я так и не понял чего — будущих врагов, что ли?), пообещал регулярно носить зарплату и отчалил, а я полез за картой — искать координаты Корэнова особняка. Первый раз я там побывал в роли пленника, еще до появления Хозяина Черного Огня — другое имя, другая внешность и гораздо меньше силы.

У Черного Огня мало эмоций, иначе владельцу роскошного древнего особняка пришлось бы несладко. По старой памяти, доставшейся от ученицы Делады.

Навстречу мне вышла уже знакомая черная лаковая кошка. На точеной мордочке ясно читалось: "Это опять ты?! Чтоб тебя волки съели!" — но при виде меня кошка удивленно замерла.

— Привет, — сказал я.

— Ты? — неуверенно подумала кошка.

— Я, — улыбка не обошлась без злорадства. — Помнишь?

— Помню, — осторожно, с опаской скорее за хозяина, чем за себя, ответила кошка. — Не похоже. Ты очень... изменился.

— Возможно. Где Корэн?

— Дрыхнет, — уже спокойно сообщила кошка. У Руки Судьбы нюх на отсутствие или наличие опасности. — Но можно разбудить. Ты ведь не только внешне изменился, да?

— Да, — небрежно бросил я. — Веди.

Кошка исчезла, я исчез следом. Появились мы оба в спальне Властелина Корэна. Посреди комнаты стоял саркофаг, в котором, заложив руки за голову, в отутюженном костюме спал владелец особняка.

Кошка запрыгнула на грудь своему подопечному, ткнулась в лицо пушистым лбом.

— Проснись. У нас гости.

— Доброй ночи, — Корэн погладил кошку, не открывая глаз.

— Еще не ночь.

— Тогда в чем дело?

— Гости, — повторила кошка.

— А, ну да! Опять Герои?

— Э.., — кошка окинула меня оценивающим взглядом.— Не совсем. Вставай, наконец!

— Уже.

Корэн спихнул с себя кошку и сел, протирая иссиня-черные красивые глаза. Таким я его и помнил, Корэна Бессердечного, безупречно стильным в любой ситуации, стройным, чуть ниже среднего роста, но неизменно смотрящим на всех сверху вниз. (Хотя раньше я и сам ростом не отличался.) И лицо помнил — фамильное лицо рода Маханаведеров: почти чеканный профиль с едва заметной мягкостью черт; словно надломленные ближе к вискам брови; опущенные углы четко очерченных губ и раскосые глаза неопределенного, ближе к иссиня-черному, цвета. Глядя в глаза Маханаведеру, можно было ненароком обнаружить, что ты уже зомби и своей воли почему-то не имеешь. Я в свое время этой участи избежал.

— Привет, — сказал мой бывший пленитель. — Мы знакомы?

— Было одно время.

— Честно — не помню, — признался Корэн, накрывая саркофаг крышкой и усаживаясь сверху. — Извини. Может, еще раз познакомимся?

— Запросто. Хозяин Черного Огня Вэйланна. Меня Гарди прислал.

— Коллега, значит? Последний подвиг?

— Да.

Как выяснилось, список Гарди он потерял полтора года назад. Он даже забыл, о чем там шла речь, в этом злосчастном списке. А карьеру наемного злодея посоветовал начинать с чего попроще: наслать проклятие на какой-нибудь мелкий город или похитить принцессу постандарт... в смысле, покрасивее, исправился Корэн, и заявить, что хочешь на ней жениться. Против воли, естественно.

— На принцесс Герои клюют лучше, — цинично заключил мой бывший враг.

— Не пойдет.

— Почему? — удивился Корэн. — Я сам так начинал.

— Легенду о Черном Огне знаешь?

— Которую птички рассказывают?

— Настоящую.

— Нет, а что?

— Обет безбрачия.

— Н-да... А, ну и что? — выпалил он после некоторого раздумья. — Во-первых, эту твою легенду никто не знает, кроме тебя, а во-вторых, ты думаешь, кто-то обратит внимание? Какие в наше время обеты?! Мечом махать умеешь?

— Не совсем.

— И я не умею. Не страшно. Главное, имей в виду, что Герои склонны к радикальным методам. Защита Чернокнижника с удаленной смертью ненадежна, лучше иметь запас живой воды и надежного друга, — Корэн погладил кошку.

— Ясненько, — вздохнул я и вернулся домой обдумывать план действий.

Тогда все население моего замка на вулкане составляли я, летучая мышь Асфа, кошачий сфинкс Бур и наша кухарка — немножко заколдованная медведица Тетушка Миша, гений кулинарии.

Я объяснил друзьям задачу, обнаружил, что никто не имеет ни малейшего представления, где водятся прекрасные принцессы, и тут, как ангел-спаситель, в дверях появился Мик. Чтоб у него крылья облезли, у ангела этого. Рыжий мультяшного вида лис в брючках — клеш, черных лаковых туфлях и широком кожаном поясе с огромной пряжкой. За поясом красовался узкий нож. Мультяшки — оживленные рисунки, несуразный народ, неудачная шуточка сумасшедшего, впавшего в детство мага, но и у них есть свои преимущества. Во-первых, их, к счастью, очень-очень мало. Едва ли не один на миллион людей и нелюдей. А во-вторых, ни одно нормальное существо не смогло бы засунуть нож за пояс таким образом.

Этот "шедевр" трехмерной анимации встал у двери в самом выгодном ракурсе, обвел нас взглядом и сообщил, что если я Хозяин Черного Огня, то он желает быть в моей команде. Его тут же спросили о принцессе.

Разумеется, он знает принцессу, о красоте которой ходят на континенте легенды. Конечно, она нам подойдет... Нет, сам не видел... — А она точно человек? — Конечно, кто ж еще? — Мало ли, может, лиса. — Ни в коем разе! Разве он, Мик, смог бы нас подвести?

И на следующий день четыре пятых пополнившегося населения замка (кроме Тетушки Миши) отправились промышлять похищением принцессы. В лесу Мик ориентировался прекрасно, но на карту смотрел, как павлин на иероглифы — без малейшего понимания, поэтому затея с телепортацией заочно провалилась. От побережья вглубь континента пришлось идти пешком. Авангард — весело насвистывающий Мик, арьергард — уныло плетущийся Бур, в середине — я с Асфой на плече, споря, кто из нас ученый, а кто осел, и вежливо уступая друг другу почетное звание последнего. Мик, юморист — самоучка, вставлял шпильки в адрес обоих, пока мы дружным хором не посоветовали ему заткнуться, пока не поздно. Фоном служили мерные вздохи Бура, который тогда еще не был каменным и быстро уставал.

До замка принцессы мы добрались далеко за полночь, прошмыгнули мимо блаженно храпящей стражи и ... благополучно заблудились. Замки вообще редко бывают практично распланированы. Хотя если практичной стороной считать полную дезориентацию воров и врагов — тогда наоборот.

Немалую роль в нашей дезориентации сыграл Мик, с видом шпиона как минимум трех мелких государств одновременно кравшийся впереди всех. Добрых полчаса мы вереницей ходили по темным закоулкам, но когда мы в пятый раз прокрались мимо горшка с фикусом, я догнал Мика, поддал сзади коленом и спросил, куда мы, в конце концов, идем. Он удивленно воззрился на меня и заявил, что лично он не знает, но будет очень благодарен, если его кто-нибудь просветит. Первым порывом было стереть его в порошок, минимум — стукнуть, как следует, но я задавил агрессию на корню и попытался сориентироваться на местности. Только в этот момент из темноты возник сонный Бур и спросил, где всех нас носит. Ему давно надоело с нами бродить, и примерно на третьем круге он прикорнул за фикусом. И может, я бы даже не засмеялся, если бы на плече моем не проснулась хозяйственная Асфа с вопросом: "Что, уже убежало?" От моего сдавленного смеха пробудился ближайший стражник, у которого я и спросил, где спальня красавицы Мальвины. Он буркнул: "До конца направо" и заснул обратно. Ему и в голову не пришло, что наша сумасбродная компания: истерически хихикающий альбинос с сонной летучей мышью на плече, заинтересованный мини-сфинкс и шпионского вида лиса — может оказаться явью. А скорее всего, ему просто было все равно. Мы проследовали по указанному адресу и действительно попали в спальню принцессы. Саму принцессу для удобства транспортировки, не глядя, превратили в мышь, посадили в карман и принесли домой. Честное слово, лучше бы мы её не нашли! Сколько раз потом у меня руки чесались вернуться в прошлое и накостылять нерадивой страже за сон на посту!

Остаток ночи наша пленница провела в банке из-под варенья, а утром я снял заклятье. Эффект от принцессиной внешности оказался ошеломляющим, если не сказать разрушительным. При виде нашей красавицы у меня отвисла челюсть, Асфа выдохнула "Мамочки родные!", Бур вообще потерял дар речи, а Тетушка Миша всплеснула руками и упала в вовремя подставленное мной кресло.

Мик, заваривший эту кашу, сдавленно пискнул и оказался на шкафу, подальше от моего праведного гнева.

— Ну, я ж её сам не видел! — оправдывался он оттуда. — Это ж легенда, слухи... Ой! — мой ботинок достиг цели.

При одном взгляде на принцессу становилось ясно, что отец этого чуда природы должен нам крупную сумму за похищение, и в замке развернулась бурная деятельность. Мик, Бур и Асфа в обличьях самых разных существ от белок до людей ходили по побережью и распускали слухи о красоте переименованной в Милену принцессы и о моей жестокости. И до того перестарались, что меня стали опасаться на моем же острове, а Гарди как-то поинтересовался, жива ли еще принцесса. Я ответил, что жива, мол, и в полном здравии.

На самом деле здравие её с момента похищения сильно улучшилось. Мы с Тетушкой Мишей решили, что убийство не метод, и принялись за косметический ремонт этого продукта близкородственных браков. Для начала я достал в соседнем мире регенератор, в который мы и запихнули упирающуюся принцессу. Когда у Мальвины отросли уши, левый глаз и недостающая нога, она стала более-менее напоминать человека, пусть даже и бабушку ночного кошмара. Я хотел так и оставить, но Тетушка Миша сказала: "Кто ж её, бедняжку, спасать-то такую станет?" — и я, удрученный перспективой оставить у себя никем не спасенную принцессу, повез её к биоскульптору на Западное полушарие. Там она окончательно переродилась в Милену, которую все население замка безоговорочно признало красавицей. Правда, волосы у неё получились ярко-розовыми, причесанными под непоседу-домовенка, но с ними возиться мы уже не стали.

Биоскульптор постарался, как следует, и теперь принцесса целыми днями крутилась перед зеркалом, привыкая к новому телу, и все никак не могла налюбоваться. Кухарка Тетушка Миша относилась к ней почти по-матерински, остальные практически не замечали. Оставалось ждать Героев.

И вот настал день, когда у ворот замка появился первый принц на белой лошади, и все население замка исчезло по боевой тревоге. В замке воцарилась тишина, нарушаемая только обиженным воем Милены, приглушенным метровым слоем камня. Для подтверждения слухов кошачий сфинкс Бур и Мик оттащили принцессу от любимого зеркала и заперли в подвале. В отместку Милена закатила такой концерт, которого хватило бы и десяти принцессам на все случаи жизни.

От этого жуткого воя принца прошиб холодный пот, но он все-таки решил пойти и поинтересоваться, в чем дело. Может, нет в этом заброшенном замке ни принцесс, ни злодеев, вообще никого, и можно идти домой? Вой смолк. Милена пошла исследовать подземелье, поняв бесплодность сидения под дверью.

Тишина ободрила принца. Он осторожно пересек пустой двор и вошел в замок, оставив лошадь бояться в одиночестве. Мик тут же выставил лошадь за ворота, и обиженное недоверием животное удалилось. Принц тем временем в одном из залов наткнулся на Бура и Асфу, играющих в "сфинксы-мышки", и пошел искать обходной путь. Нормальные Герои всегда идут в обход.

Тишину прорезал невозможный верещащий визг Милены.

Принц подпрыгнул на месте и едва не бросился к выходу, но удержался и медленно двинулся дальше. Визг оборвался.

Блуждая по подвалу, Милена наткнулась на камеру пыток, оставшуюся от первого хозяина замка и зачем-то сохраненную моим учителем Белым Волшебником. Лично у меня до нее просто руки не дошли. Тишина показалась мне подозрительной — не в обмороке ли наша нежная барышня, но, войдя в камеру, я обнаружил привычную уже идиллическую картину — Милену перед зеркалом. Как только прошел первый шок, принцесса исследовала помещение и немедленно нашла зеркало. То ли оно там когда-то было нужно, то ли мой предшественник сваливал там все, что жалко выкинуть, но некуда деть. Титаническими усилиями Милена перетащила зеркало на более удобное место и постаралась войти в роль прекрасной пленницы: еще больше растрепала свою розовую шевелюру, располосовала почти до пояса узкое платье, припудрилась кое-где пылью, слегка всплакнула над своей несчастной судьбой и встала перед зеркалом. Видимо, картина показалась ей незавершенной, и Милена добавила пару найденных в углу цепей, так, чтобы они движений не стесняли, но выглядели максимально эффектно. Вообще, после преображения у Милены обнаружились неполадки с головой. Она проявляла и художественный вкус, и немалый дизайнерский талант, но направляла их исключительно на свою новую внешность. Хотя, надо признать, внешность того стоила. Биоскульптор наделил принцессу безупречной, очень женственной фигурой и заметным, нестандартно красивым лицом — ей было на что любоваться.

Я убедился, что Милена никуда больше не денется (Уйти от зеркала? Да никогда!), и только собирался пойти искать принца, бродившего в недрах замка, как тот появился в дверях.

Сцена в лучших традициях худших образцов западного киноискусства: красавица-жертва, с ног до головы обмотанная цепями (вершина Милениного дизайнерского таланта), жестокий злодей с хлыстом в руке (извините, о хлысте заранее не позаботился) и герой-спаситель с холодным разумом, горячим сердцем и карающим мечом. Несколько разнообразило обстановку то, что вид у Милены был не несчастный, а скорее живо заинтересованный, принц боялся гораздо больше, чем ему полагалось, а единственным оружием, попавшимся мне под руку, оказалась кочерга. Принц увидел Милену и окончательно проникся своей миссией; пленница с возрожденной надеждой огромными заплаканными глазами посмотрела на своего будущего спасителя, еле заметно, но очень кокетливо повела бедром, чуть изменила позу; у принца от моей красотки перехватило дыхание, и он окончательно забыл о моем существовании. Да я же его сейчас не то, что магией — кочергой могу зашибить! Вполне романтичная смерть! Я опустился на лавочку у стены, давясь от хохота, уронив кочергу, а Милена и очнувшийся принц удивленно взирали на меня, не понимая, к чему такое веселье. Хотя, пожалуй, Милена понимала. Наконец, смех прошел, и я устроился поудобнее, закинув ногу на ногу и с интересом глядя на принца. Принц бросил нежный взгляд в сторону Милены, вновь увидел огромные, сияющие надеждой глаза... Принц был молодой, неопытный в обращении с наемными злодеями вроде меня. Он не знал, что рубить надо сразу, при первом удобном случае, почти не глядя и, уж конечно, без разговоров. У Корэна он бы давным-давно вытирал пыль. Я зомбированием не балуюсь, поэтому принц был еще жив и явно намеревался толкнуть речь. Не выношу речей и сам стараюсь не впадать в подобные крайности.

Я протянул руку в сторону, и едва начавшаяся речь была прервана стремительным полетом угольной лопаты. И лопата, и принц исчезли за дверью, но, видимо, их траектории не пересеклись, потому что взбешенный принц вернулся довольно скоро, а лопата исчезла бесследно.

Принц шмыгнул носом, угрожающе поднял меч и приготовился к бою. Я поднялся со скамейки и подобрал кочергу. Не подумайте, меч у меня есть. Едва ли не первым, что я сделал в начале магической карьеры, было изготовление уникального артефактного меча. Не могу сказать, что он не получился. Получился, и еще какой! Только он пацифист, у него мама сковородка. И в добавок, в фехтовании понимает не больше меня. Мы могли бы составить идеальную пару "чайников", если бы не одно "но". Вы когда-нибудь пробовали сражаться оружием, по гарду погруженным в отвлеченные рассуждения о мире и обвиняющим вас в кровожадности и прочих грехах? Не советую — опасное дело!

Как выяснилось, принц фехтовал более чем прилично, а нас с кочергой с трудом хватало на оборону. За следующие пять минут принцу удалось загнать меня в угол, еще через две кочерга улетела в противоположный. Я лихорадочно вспоминал навыки боя без оружия, которыми когда-то, давно и почти не правда, владела моя "матушка". Принц на миг заколебался, проткнуть меня или снести голову, но тут на его собственную с грохотом опустился ржавый железный поднос. Милена давно следила за нами круглыми от волнения глазами и никак не могла допустить, чтобы человека, практически давшего ей вторую жизнь, на её глазах зарубил какой-то чужак, а поднос оказался тем, что попалось под руку. Принц удивленно обернулся, я сцапал его за запястье, и он окаменел. Точнее, погрузился в глубокий самодостаточный анабиоз. Сказав Милене спасибо, я взвалил статую принца на плечи и вытащил наверх. На небольшом совете решили поставить принца во дворе перед входом в замок: там он, мол, никому не помешает.

Как ни странно, неудачная попытка освобождения Милены ободрила остальных спасителей, и скоро они стали появляться у ворот замка едва ли не по три-четыре на день, причем в любое время суток. Среди них были и принцы, и официальные Герои, и сыновья вдов, крестьян, коров, и прочие, прочие, прочие... Коллекция статуй во дворе росла, и чем обширнее она становилась, тем сильнее была уверенность очередного спасителя в том, что именно ему повезет. Статуи загромождали двор, Бур вытирал с них пыль, работа мне явно надоедала. Милена слонялась по замку, помогала на кухне, крутилась перед зеркалом и старалась почаще попадаться мне на глаза. Какое там "против воли"! Да вздумай я вдруг стать человеком (как бабочка гусеницей), отказаться от Силы Огня (что физически невозможно) и жениться на Милене, она была бы на седьмом небе от счастья. Как вообще можно на собственном создании жениться? Это уже инцест какой-то. Хоть бы освободил её кто, что ли! Но ради этого я вовсе не собирался давать голову на отсечение.

Решение оказалось до абсурда простым. Чернокнижника помните? Ему-то голову не рубили. Потому как бесполезное это дело, да и проще можно — с иглой разобраться. И вообще, старичков обижать нехорошо, пусть даже молодых.

Я подумал на эту тему, и к очередной среде в легенде появилось дополнение о моем каменном сердце, хранящемся где-то в подвале. А уже в четверг очередной освободитель искрошил в труху подходящий кусок гранита, насладился хорошо поставленной сценой моей безвременной гибели и забрал, наконец, бьющуюся в истерике Милену, костерившую его убийцей и извергом. Кого-то из оживших статуй угораздило даже сказать, что это у неё от радости.

Наконец, вся эту шумная толпа покинула непривычно опустевший двор, и я ожил, рассчитывая на заслуженный отдых. Стоит ли говорить, что отделаться от Милены мне не удалось. Наша красотка в первую же ночь сбежала от своего спасителя и, поплутав по лесу, вернулась в замок, а Тетушка Миша приютила её на кухне.

В итоге бывшая принцесса живет у нас, помогает медведице по хозяйству, а я периодически нахожу в компоте кольца из собственной сокровищницы и возвращаю их на место.

Вообще, Милена очень долго мне на глаза не попадалась, едва ли не несколько лет, потом постепенно осмелела, а после недавнего моего воскрешения, просидев почти сутки над безжизненным телом, повисла на шее, намочила всю рубашку слезами радости и прятаться почти перестала. Оберег вот подарила.

И зачем он мог Кинту понадобиться?

Блеск и плеск, моя прелесть...

Смеагорл.

Корэн рассчитывал на нудное однообразное путешествие, и я, честно говоря, тоже, но еще ни один мой день не проходил нудно. Так уж получалось. И, поднявшись на очередной холм, мы замерли в изумлении, глядя на раскинувшийся впереди лагерь огромной армии -сроду бы не подумал — айранов! Я к ним, значит, за книжкой, а они тут воюют. С кем, интересно? Надо бы разведать ситуацию получше.

Первый этап разведки — осторожный опрос местного населения — блестяще провел Корэн, принеся с поля сшибленную взглядом птичку. Когда она очнулась и обрела дар речи, нам сначала пришлось выслушать, что она думает о нашем прошлом и будущем, извиниться и только потом спрашивать, что творится за холмом. А потом слушать птичкино мнение о прошлом и будущем айранов. Практических сведений этот монолог не содержал, кроме того, что появилось все это сегодня около семи утра, и мы перешли ко второй части — сходить посмотреть самим. Точнее, слетать.

Я вспомнил давным-давно неиспользуемое заклинание, сосредоточился

— Ну, как? — чирикнул я, глядя снизу вверх на огорошенного Корэна. — Впечатляет?

— Ты и это можешь?

— Я все могу! — самоуверенно чивикнул я и подпрыгнул раза три для убедительности.

Магия превращений, подчиненная Глубинной Твари, не была чем-то особо сложным, но использовалась редко из-за вероятности не превратиться обратно.

— Всемогущий воробей — это что-то, — прокомментировал Корэн. — Советую вываляться в пыли.

— Зачем?

— Потому что ты белый и очень заметный.

Я покрутил головой — действительно, белый. "И глаза, небось, красные!" — подумал я, но у Корэна уточнять не стал.

— Ничего, сойдет! — махнул я крылом. Что-то не хотелось мне в пыли валяться. — Скоро вернусь!

Я подпрыгнул еще пару раз, отдавая должное суетливой воробьиной сущности, и полетел к лагерю айранов.

А с чего я собственно решил, что это айраны? Глаз издалека не видно, волосы под шлемами, фигуры вполне человеческие?

Я сделал вид, что ищу крошки, зернышки или еще что-нибудь не менее воробьиное и попрыгал по лагерю, перепархивая от палатки к палатке, заглядывая во все щели и слушая обрывки разговоров.

— Выступаем завтра?

— Вроде как. А разница? Делов-то — попугать весь этот свободный сброд.

— А вдруг они сопротивляться будут?

— Кто? Свободные? Да что ты! Какое сопротивление? Закон у них: "Делай, что хочешь". Думаешь, кому-то охота воевать? Они лучше потеснятся.

— Придется. Их же на пять гектаров местности — полторы крысы, — ухмыльнулся парень, полировавший саблю. Теперь я уже не сомневался в их происхождении: золотые волосы и красные горящие глаза могли достаться только от айранов. Откуда только они достали целую армию айранов-мужчин, считавшихся несуществующими? Цель также не оставляла сомнений: с утра пораньше один из передовых отрядов для разминки взял поселок. Правда, "взял" — громко сказано. Местные жители предусмотрительно исчезли заранее, и сражаться пришлось только со старым волкодавом Герой, которого в итоге обманом заперли в сарае.

Я уже почти собрался вернуться к Корэну на холм, когда один из "несуществующих" решил поупражняться в меткости и запустил в меня камнем. Он оказался мазилой, о чем я ему тут же сообщил. С возмущенным сопением он потянулся было за вторым снарядом, но маленький безобидный воробейчик превратился в разъяренного птеродактиля и спикировал, норовя оттяпать обидчику что-нибудь жизненно важное. Тот мгновенно исчез со сцены, и следующие полчаса почти весь лагерь гонялся за ящером с саблями и топорами. А еще через несколько минут на волю вырвался доблестный волкодав Гера, перекусал множество оккупантов и исчез в степи. Лагерь айранов постепенно успокаивался.

— Дело плохо, — сообщил я Корэну, появляясь на нашем наблюдательном холме, и пересказал все услышанное в лагере. — Нам нужна армия, иначе Свободные Земли станут айранской колонией. Хотя я ума не приложу, зачем айранам это понадобилось.

— Значит, станут, — пожал плечами он. — Какая со Свободных Земель армия? И даже если бы её реально было собрать — не за одну же ночь. И из кого — из лесных охотников, птичек и ежей? У нас населения-то — по пальцам пересчитать.

— Ну, чтобы по пальцам — это монстром надо быть, сторуким — как минимум. Кстати, есть мысль...

— Что, руки отращивать?

— Да прям! Попросить, кто посильнее: Василиска, Горгону, Туманного Аргамака.

— Вэйл, не смеши мои ботинки — стоять щекотно. Пока ты с ними договоришься, пока каждому объяснишь, со Свободными Землями можно будет попрощаться, — с досадой махнул рукой Корэн.

— И что ты предлагаешь?

— Ты же у нас Бесконтрольная...

— Альтруизмом не страдаю.

— Никто не страдает. Ни ты, ни Василиск, ни Аргамак, никто из способных помочь.

— Угу. Это называется — давить на жалость.

— Это называется — обращаться к здравому смыслу.

— Ничего здравого. Ты хоть знаешь, что со мной будет? И с тобой, кстати, тоже.

— Да что бы ни было. Тебе же самому жить негде будет без своего Аджалейн.

— Мое дело предупредить... Наслаждайтесь зрелищем!

Я вскинул руки, и черный огонь послушно отозвался, взметнулся от земли возле моих ног, обдав волной холода, и расширяющейся дугой пошел вниз с холма. Корэн, оказавшийся к нему слишком близко, восхищенно выдохнул облако пара и шагнул бы в огонь, не поймай я его за воротник и не заставь смотреть в другую сторону. Слишком притягательна оказалась Корэнова сила для моей стихийной сущности. Одна моя часть крепко держала его за воротник, а вторая воспринимала как добычу, едва удерживаясь, чтобы по той же руке не пошла Корэнова энергия, тепло и жизнь.

Стихийная часть Черного Огня была вечно голодна, и айранский лагерь стал для нее невиданным пиршеством. Никогда раньше на моей памяти огню не перепадало столько живой добычи, не баловал я себя чужой энергией. Максимум, если только в Бездну кто нечаянно свалится, или на алтарь кого-нибудь занесет, специально ли, случайно — не важно. А тут — целая армия. Огонь пировал, и чем больше доставалось мне энергии, тем слабее я себя контролировал. Последнее воспоминание относилось к тому, чтобы убрать друга (имен я уже не воспринимал) подальше от того, чем я был на самом деле.

Мой город тонет в печали,

Я погиб час назад.

Дельфин.

Очнулся я под матерчатым пологом, наверное, палатки, в состоянии удивительной отрешенности и легкости. Поднес к глазам руку — она слабо, но заметно светилась. Свет тонкими нитями стекал с пальцев, впитывался в землю и в одежду; кажется, он окутывал меня целиком. Я встал, равнодушно отметив, что надето на мне что-то вроде черной шелковой простыни, и вышел из палатки, прошел по окружавшему её лагерю, ни мало не озаботившись, чей он и откуда взялся. Удивляла тишина. Что-то случилось со слухом, потому что я слышал, как ходит ветер по степи, как купается в траве туман, как в лучах вечернего солнца шипят дальние облака, а вокруг меня совершенно бесшумно ходили давно мертвые люди. Смерть их я замечал как отсутствие приятного глазу и вкусу светящегося кокона, а они при виде меня разбегались, чтобы ненароком не попал на мертвую кожу мой живой струящийся с пальцев, с волос и одежды свет, потому что второй раз им уже не встать, земля не отпустит. Точнее, она-то отпустит, земля никого не держит — только предлагает покой, но ни у кого не хватит воли её покинуть. И этих подняла чужая воля, не своя, но они были рады и такому подобию жизни. А я был жизнью. Настоящей, концентрированной, искренней. Не знаю, как я себя тогда чувствовал — кажется, никак. Я не знал, как это возможно — чувствовать самого себя, зато других ощущал в совершенстве: траву, птиц, мертвецов, чьи-то лесные заблудшие души. Еще, кажется, была печаль. Светлая бездонная печаль с оттенком равнодушия, печаль за всех и ни за кого, печаль живого всепрощающего мира. Навстречу мне вышел человек, окутанный еле заметной дымкой жизни, я протянул к нему руку, и дымка потянулась к моей руке, к родственной живой субстанции. Я не слышал, что человек говорил, но видел, как светлели его черные глаза, пока дымка уходила ко мне, как слабели руки, зачем-то сжавшие мою ладонь. Он припал на колено, лег на землю, я опустился на колени рядом, глядя в погибающие глаза, на бледное, уже лишенное внутренней жизненной силы лицо. Я был жизнью, и ради жизни он умирал...

Дальнейшие события точно описать не берусь из-за капризов восприятия. То, что показалось мне легким движением где-то за левым плечом, спасло остатки Корэновой жизни. Один из зомби (а это был именно их лагерь) решил вмешаться и с боевым кличем "Анархия — мать порядка!" влепил мне стволом березки грандиозный подзатыльник, я просто-напросто отвлекся, чтобы оглянуться, и свет потек из моей руки обратно к Корэну, у которого хватило ума, слегка набравшись сил, уползти с поля действия. По крайней мере, подальше от меня. Я в это время с легким интересом и все той же мировой печалью смотрел, как зомби замахивается березкой для второго удара, и вдруг потянулся к нему всем своим светом, всей жизнью. Тот в панике, вызванной абсолютно не свойственным зомби инстинктом самосохранения, бросил зеленеющую на глазах березу, мгновенно пустившую в землю корни, и метнулся прочь из лагеря и из леса. Я расправил огромные черные светящиеся крылья, постоял несколько секунд в раздумьях и взлетел над вершинами деревьев. Отсюда я слышал и голоса зомби, и шум в ветвях деревьев, и как Корэн, пытаясь встать, костерит меня проклятым хищником и чокнутой стихией, и вольную реку айранской магии, аркой связывающую их далекий город с соседним клочком равнины. Но больше всего занимало мое внимание черное поле за холмом, ощущавшееся как часть меня. То есть, не ощущавшееся вовсе, потому что все, ко мне не относящееся, я чувствовал очень четко. Например, ветер, мчащийся к этому полю вместе с подхваченными птичками, листьями и прочей живой и неживой мелочью. Я позволил ветру подхватить себя и спланировал к черноте внизу, опустился среди вгрызающегося в землю черного пламени, слыша, как стонет больная земля. Печаль моя отозвалась на этот стон, и я поманил пламя к себе, собирая его в ладони, освобождая землю от чужой стихии.

Земля благодарно дышала, а я, сложив крылья, зачем-то пошел обратно в лагерь, и стекавший с меня свет оживлял мертвую землю, сухую траву, мышей и муравьев, где они были. На пустой, стерилизованной черным огнем земле появлялись из сияющих капель невиданные ранее цветы и травы, зверушки и бабочки. На холме возле лагеря я улегся на траву и заснул, а свет жизни по-прежнему струился с пальцев, с волос, с одежды и впитывался в землю.

Мы идем, летим, плывем,

Наше имя — Легион!

"Агата Кристи".

Очнулся я в той же палатке. Наверное, это становилось традицией — подбирать меня в чистом поле и приносить сюда. Я же помню, что не сам пришел. В палатку заглянул зомби, встретил мой взгляд и шуганулся от полога, побежал сообщать Корэну. Я встал и вышел наружу, впервые за много сотен лет с удивлением ощущая тяжесть во всем теле, пока не понял, что это только контраст с недавней отрешенной легкостью. Вспомнил, где нахожусь, сообразил, что леса здесь не должно быть, и удивился еще раз.

Из соседней палатки вышел хмурый настороженный Корэн.

— Доброе утро? — предположил я.

— Совсем доброе, — буркнул он. — Предупреждать надо.

— Я пытался.

— Ну, ну, пытался... Ты хоть знаешь, что там выросло?

— Где?

— Где ты спал.

— Не знаю. Я вообще мало что знаю. Может, расскажешь?

— Может, и расскажу. Пойдем, посмотришь, что ты натворил. В прямом смысле слова "творить".

На холме росло Древо. Не просто дерево, а именно Древо, огромная тварь из сердца Хаоса, линии которого я принадлежу. Ствол очертаниями явно напоминал женское тело, покрытое грубой красно-коричневой корой, далеко наверху змеились и колыхались в своем неведомом ритме чешуйчатые ветви, листья-глаза, листья-ладони, качались длинные пряди зеленой шерсти, огромные алые цветы. Древо спало, я точно знал, что оно спит, но на землю смотрели тысячи пристальных очей. Крону венчал конский хвост, в основании которого спал гигантский глаз.

— Подойди, если хочешь, — предложил Корэн.— Его даже зомби боятся.

— Они и меня боялись, — вспомнил я вояку с березкой.

— Ну, знаешь ли, тебя бояться стоило. Ты же хищник! Ты же меня чуть не убил! Причем ты хищник коварный — я никогда не был так счастлив, как умирая ради твоей квинтэссенции жизни! Ладно, проехали, — усилием воли успокоился Корэн.— Что сейчас говорить. Пойдешь к нему?

— Пойду, — кивнул я, глядя на спящее Древо, и медленно двинулся к холму.

— Оно, кстати, еще и рожает, — сообщил мне вслед Корэн.

— Что? — изумленно обернулся я.

— Что слышал. Тут такое выходило... во сне увидишь — не проснешься.

Я пошел к Древу. Чем ближе я подходил, тем больше очей открывалось и поворачивалось ко мне, тем беспокойнее дергались ветви — Древо просыпалось. Меньше всего мне хотелось знать, кого именно оно способно родить и каким образом. Передо мной из земли аркой вознесся корень диаметром с железнодорожную цистерну, открыл прозрачный зеленый глаз без зрачка и ушел обратно под землю. Древо меня узнало и пропустило.

Вблизи кора оказалась теплой на ощупь, неровной, в буграх и трещинах, сочащихся голубой кровью, кое-где её покрывали острова шевелящихся лапок и ресничек. Дотронувшись до коры, я понял, что Древо мне радо и благодарно настолько, насколько это возможно для существа Хаоса, и что оно опять готово к родам. В коре разверзлась трещина, расширилась, и на свет на покалеченных коленях выползла страшная белая лошадь с ощеренной клыкастой пастью, красными горящими айранскими глазами и розовыми нежными ушами, похожими на лепестки. Точнее, выползти не успела — я рефлекторно вскинул руку, и от нее осталась горсть пепла. Древо ощутимо взвыло и заметалось, не понимая, почему его создатель губит его детей, решило, что прошлое детище мне чем-то не угодило, напряглось и произвело членистую зверюгу на тонких паучьих ногах, с единственным человеческим глазом в ореоле осьминожьих щупалец. Этого я не тронул, придержав рефлексы; зверь уполз, и Древо успокоилось.

— Я должен это убрать,— заявил я, вернувшись в лагерь.

— Да, уж хотелось бы,— протянул Корэн. — Ты еще дорогу не видел, по которой шел. Там тоже всякого полно, но те всё больше красивые. Лес тоже не мешает, в общем-то.

— А лес откуда?

— От тебя. Ты когда первых айранов сжег, тоже спать улегся, и вокруг тебя лес вырос.

— Первых?!

— Именно! Самое главное, что они появились заново, чуть дальше от нас, но намного воинственнее. Пока мои и не только мои зомби с ними справляются, но их становится больше, и к ним примыкают дети твоего Древа.

— Эти-то причем?

— Не знаю. Может, ты их из айранов сделал? И глазки у них красненькие. Такая кунсткамера — Легион отдыхает.

— Погоди-ка! Легион, говоришь? А это идея! Со Свободных Земель армии не выйдет, но можно нанять Легион Директории.

— У кого-то есть лишнее золото? Ты хоть знаешь, во сколько он обойдется?

— Мне — бесплатно! У меня там добрые старые связи. Можно попробовать их использовать. Правитель Директории буквально у меня в кармане.

— Ну, если в кармане... Флаг в руки, конечно, но что-то слабо мне в это верится.

Я не стал объяснять, какая связь между правителем Директории и содержимым кармана, хотя связь была самая прямая. В кармане у меня в анабиозе лежал чародей-недоучка Люна, которому предстояло сначала стать моим учеником, а потом отправиться в прошлое, когда более ранний я участвовал в перевороте в Директории, и занять место правителя. И править по сей день, сохраняя со мной вполне хорошие отношения. Не захочет же он навеки остаться в кармане или, того хуже, быть уничтоженным, выброшенным за ненадобностью.

И несмотря на все Корэновы сомнения, на то, что правителя Люну я разбудил среди ночи и попросил взаймы целую армию, получилось все замечательно. Люна, наверное, спросонок не смог сопротивляться, потому что согласился отправить Легион на помощь совершенно бесплатно, в качестве боевых учений, с одним только условием: переправлять его из Директории в Инхель я буду сам. Да если бы это было единственной проблемой — их бы, считай, вовсе не было!

К утру поднятый по тревоге Легион прошел мировую Дверь и присоединился к изрядно потрепанным зомби. Не ожидавшие сюрпризов айраны встретили организованное сопротивление, да еще какое! Легион был лучшей и самой дорогой наемной армией, собиравшей профессиональных воинов многих и многих миров. Попасть в Легион было высшей честью, он не знал поражений, хотя чаще всего работал по частям. Мало у кого хватило бы средств нанять Легион целиком.

Но в случае с айранами обнаружилась некая неприятная странность. Легионеры посменно отмокали в живой воде, айраны добивали даже легкораненых, но меньше их не становилось. Четыре Метаморфа по моему приказу свалили яростно сопротивлявшееся, ультразвуком орущее Древо, избавившись хотя бы от его порождений. Битва затянулась на всю ночь, и следующим утром я взирал на совершенно не приблизившуюся к логическому завершению бойню — и на Древо, жизнерадостно помахивающее ветвями на холме. Легионеры сражались посменно, с перерывами на еду, сон и, при необходимости, лечение. Потерь они практически не несли, да и тех мгновенно уносили в тыл и оживляли. Благо, живой и мертвой воды я мог предоставить с избытком.

Айраны же ложились, как трава под косой, но через пару часов трупы исчезали, и место их занимали новые. Древо это, опять же, со своими "детками"...

К вечеру кошмар не прекратился: Легионеры втянулись в ритм этой странной жизни, в перерывах между сменами буквально в двух шагах от мясорубки успевали и в карты перекинуться, и у костра с гитарой посидеть. Мне то и дело мерещился какой-то кошмарный технологический конвейер, с которого сходили айранские воины, или поле, где по старой традиции сеял кто-то драконьи зубы. Хотя, на такую орду никаких зубов не напасешься! За относительно тонкой цепью Легионеров золотилось одуванчиковое айранское поле. Вылитые одуванчики: зеленая одежда, золотые головы, легко гибнут, но отрастают от невидимых корней... И Древо еще — поганка-переросток. Лопаты на вас нет!

И я принялся вооружать Легион. Не могли Легионеры отступить от принципа сражаться традиционным для мира заказчика оружием. А какое на Востоке оружие? Меч, лук и топор. Потому что традиции превыше всего. Ну, драконы и маги за огнемет сойдут. Огнестрельное и метательное — редкость, хотя и встречается. Опять же, из соседних миров что только не просачивается. Короче, все от дубинки до бластера, но афишируются больше дубинки. Так что уже следующая смена Тварей, Див и Метаморфов Легиона вышла против айранских сабель, вооруженная по последнему слову индустрии уничтожения Запада и нескольких соседних высокотехнологичных миров, с оружием, не требующим близкого контакта или снайперской точности. Теперь это было нечто среднее между избиением младенцев и огневой зачисткой крысиных подвалов на Западе. Айраны безропотно шли вперед, падали, растворялись и снова шли. Здесь не воинов надо было ставить — периметр с огнеметами и дезинтеграторами, слишком уж тупым и лишенным всяких зачатков тактики было айранское наступление.

Я убедился, что потерь в Легионе больше нет, и "прыгнул" в айранский "город-сказку", о котором ходило множество непроверенных слухов, еще больше досужих домыслов — и ни слова правды. Да, оттуда никто не возвращался, но только потому, что там никто не был. Даже вездесущие птички облетали город стороной. Опасались. А у типов вроде нас с Корэном руки не доходили до такой мелочи, как проверка слухов.

К моему удивлению, в городе отовсюду сквозило. В таких условиях у айранов должно быть хроническое переохлаждение. И вообще, вид у города был нежилой и обшарпанный, хотя по улицам сновали блестящие новенькие машины. Мне даже прятаться особо не пришлось — меня, единственного в городе пешехода, попросту не заметили. Не могло меня там быть, вот меня и не видели. Правда, полное отсутствие тротуаров поначалу напрягало, но я быстро приспособился двигаться вдоль стен и уворачиваться от машин, трусцой форсируя перекрестки.

Небесная айранская река привела меня к унылому зданию в потрескавшейся штукатурке, с ржавой жестяной крышей и того же качества табличкой "Музей". У айранов есть музеи? Или это для предполагаемых туристов? Внутри было тихо и пусто: искусством айраны не интересовались, только по круговой галерее вокруг здания с тихим шорохом шли вереницей мыши, держась за замкнутую в кольцо нить. Даже тот, кто не мог идти, нить не бросал, волочась за остальными на буксире. Один из видов магических ловушек. Кстати, не только на мышей ставится. Главное, руками не трогать. Я старательно споткнулся об нитку, мыши гирляндой проехались по полу и бросились прятаться, подхватив за хвосты самых обессиленных, как только нить порвалась. А волшебная ниточка перекочевала в мой бездонный карман.

Дальше по музею я шел, почти не глядя по сторонам, вслед за едва потрескивающей магической рекой, и чудом отскочил в сторону, когда на мое место опустился многометровый каменный меч. Посреди очередного зала возвышалась огромная статуя с мечом в руках. То есть, возвышалась она раньше, а теперь, согнувшись, вглядывалась в пол, близоруко щурясь и опираясь на меч.

— Эй, там, наверху! — крикнул я, сложив ладони рупором.

— Ты жив, крошка? — удивилась статуя и прищурилась еще больше.

— Разумеется! Но ты не туда смотришь. Надень очки.

— Нет у меня очков. Где я их в музее возьму, да еще такого размера? Ничего вы, мыши, в жизни не понимаете.

— Я, вообще-то, не мышь. Я намного больше.

— Крыса, что ли? — почесала статуя затылок.

— Нет. Слушай, как ты мечом целилась?

— На слух. Шуршит — значит, мышь. Я тебя задела, да?

— Нет, конечно. У тебя какое зрение?

— В прошлом веке было минус восемь.

— Ну, все с тобой ясно! Я больше крысы.

— Кошка?

— Человек.

— Серьезно? — искренне поразилась статуя. — Ну, извини тогда. Я же не вижу.

— Ты тут стражем работаешь?

— Да, точно! — кивнула статуя и подняла меч, вспомнив о своих обязанностях.

— Погоди, погоди... Спокойно... Давай договоримся по-хорошему: я тебе достаю очки — ты больше не дерешься. Идет? Мне ваши экспонаты даром не нужны.

— Идет. Они никому не нужны.

— А что ты охраняешь?

— Тебе сказать правду, или вежливо уйти от ответа?

— Правду.

— Не твое дело.

— Ясно. Я так и думал. Пойду за очками. Не забудь — ты обещала не драться.

— Помню, помню. Буду ждать, — кивнула статуя, снова опираясь на меч.

Я припомнил, нет ли у меня знакомых близоруких великанов — оказалось, есть. Не минус восемь, правда, а минус семь — сойдет, короче. Вскоре я стоял у ног статуи с гигантскими очками на плече.

— Постарайся их подобрать, не раздавив. И меня не зашиби.

Статуя пошарила рукой по полу, нашла очки и водрузила их на нос. Сверху донесся вздох облегчения.

— Надо же, я все вижу! Подумать только, чего я только не вижу! Спасибо тебе. Возьми на память...

Она сняла с мизинца кольцо и протянула мне. Я попытался надеть его, как пояс — кольцо безнадежно спадало. Пришлось убрать его в бездонный карман.

— Спасибо тебе, — радостно повторила статуя, не веря своим обретенным глазам. — Как тебя зовут-то?

— Да не за что! — отмахнулся я, вновь сосредоточившись на реке, исчезающей за следующей дверью. — Можешь звать меня Черный Факел. Будешь на Северном побережье — загляни на остров Аджалейн. У меня там замок.

— Запомню, — кивнула статуя, с интересом оглядывая помещение.

Я приготовился к чему угодно и шагнул за дверь, но там никого не было. Только одуванчики кивали солнечными головами. Целое поле одуванчиков и пронзительной голубизны небо — едва ли не самая лучшая картина, которую я когда-либо видел. В детстве я очень любил одуванчики, не помню, за что. Может, за солнечный цвет и пушистые головы, кивающие на ветру.

Здесь одуванчики не то, что кивали — кланялись в пояс. Шальной ураганный ветер гнул их к земле, ломал стебли, отрывал головы, но упрямая зелень цеплялась корнями за жизнь и землю, поднималась, на глазах выбрасывала молодые, немедленно раскрывающиеся бутоны. На кочке неподалеку сверкала глазом и портила пейзаж очень-очень знакомая поганка, при виде меня радостно замахавшая ошметками шляпки.

— Эх, раззудись плечо, размахнись рука! — воскликнул я, превращая многострадальный меч в косу.

— Всю жизнь мечтал, — хотел съязвить меч, но не успел: коса голосом не обладала.

Через несколько часов поле, наконец, кончилось. Было, видно, что-то в холодном железе, не дававшее развернуться одуванчиковой магии: те, что попали под косу первыми, давно исчезли, и даже последние растаяли почти наполовину. Одуванчиковое поле — гастрономическая мечта кроликов и черепах — благоухало скошенной травой. Ни одного цело стебля не осталось, а поганку я завалил травой и сжег. Обычным горячим пламенем, без всякой магии. На Солнечной равнине, я уверен, торжествовал Легион, и все-таки, одуванчики было немножко жаль. Именно одуванчики, пушистые золотые цветы, а не их агрессивные воплощения.

Я вздохнул и щелкнул пальцами, превращая косу в... превращая косу... По техническим или другим каким причинам превращаться коса не пожелала. Точнее, причины я, как раз, знал: у моего несчастного меча, каким бы он ни был пацифистом и сковородником, тоже была гордость. У оружия её зачастую побольше, чем у людей. Обычно это у него была гордость незаметная, никак не проявляющаяся, он соглашался быть чем угодно: топором, ножом, лучеметом и много чем еще, но когда я однажды на пять минут превратил его в треножник для котла, он не на шутку обиделся и пробыл им почти месяц, лишив меня своего общества.

Ну, если он рассчитывает еще на месяц от меня отделаться — не выйдет. Треножник за собой таскать несподручно, а косу — запросто. Громоздко, конечно, и не очень удобно, но не уступать же ему, право слово. И коса — все-таки оружие.

Я взял косу на плечо, попрощался с восторженно бродящей по музею статуей и вернулся на наш холм.

Никогда еще Легиону не доводилось так странно побеждать. Так, что непонятно даже, победа это, или случайность, или вовсе пробуждение от страшного сна.

Последние ряды айранской армии смешались, словно оттуда подошло подкрепление Легиону, но айраны не развернулись к новому фронту, а с удвоенной силой рванулись вперед. Только когда армия их сократилась едва ли не вдвое, Корэн смог разглядеть, что там происходит. Зрелище вызывало тошноту. Сияющее металлом узкое полотно мерно качалось в воздухе, с каждым замахом срезая ряда три айранского войска, кого как попадет: наискось, поперек тела, по шее, отрубая ноги, руки или головы, оставляя позади быстро разлагающееся месиво. Легионеры растерянно отступили, когда металлический блеск прошел вплотную к первым рядам, сквозь первые ряды... и не причинил никакого вреда. Немногие оставшиеся айраны почувствовали их замешательство, усилили натиск.

Корэн почти удивился, увидев перед собой отчаянный оскал едва ли не последнего айрана и почувствовав в груди нестерпимую боль. На соседнем холме корчилось в огне умирающее Древо, и сквозь его крик, казалось, пробивался голос Вэйланны. Что-то он такое пел, знакомое... "Гори, гори ясно"! Корэн решил, что это просто галлюцинация, успел увидеть, как развалился надвое атаковавший его айран, и провалился во тьму.

И тишина...

Айраны исчезли, Древо догорело, и ничто не напоминало о недавней бойне. Будто её не было. И айранов не было, и страшного металла в воздухе не было, а был только сон. Легионеры оглядывались, протирали глаза, словно и впрямь только что проснулись, и исчезали: выполненный договор отправлял их обратно, кого домой, кого в казармы Легиона в мире Директории. К моменту моего появления на равнине не осталось никого, кроме бесчувственного Корэна. Рана оказалась бы пустяковой для любого другого — сабля едва вспорола кожу и мышцы, но друг мой всегда обладал странностью нервной системы. Кажется, болезнь эта называется гипералгия — сверхчувствительность к боли. Однажды Корэн сказал, что в молодости его прокляла фея за садистские наклонности, и с тех пор и своя, и чужая боль отзывается десятикратно. Я даже знаю, что за фея ему так удружила, но, так или иначе, теперь ему легкой царапины достаточно для болевого шока.

Я нашарил в кармане орочье снадобье и намазал рану — тело, даже бесчувственное, судорожно дернулось. Орки очень хорошие лекари, но почему-то гуманность лечения их никогда особо не заботила. Неприятно, конечно, и шрам останется огромный, но мне сейчас важна была скорость восстановления, а со шрамом Корэн сам разберется. Попозже.

Порез затягивался на глазах, и, аккуратненько подняв друга на руки и пристроив на плечо неудобную косу, я потопал назад к "Миражу", напрашиваться на Мурково сочувствие и гостеприимство.

Отложи на послезавтра все, что можно сделать сегодня, и у тебя появится два свободных дня.

Народная мудрость.

Путь мы продолжили через два дня, гадая, стоит ли соваться в "город-сказку" после недавнего побоища. Оказалось, стоило. Айраны будто ничего не заметили. Просто на их счету оказалась еще одна непонятность.

— Вот она, легенда о божестве двух колец, — я держал в руках книгу повышенной пыльности и старательно не дышал. Да и говорить, пожалуй, не стоило...

— Апчхи!

Не с моей пожароопасной аллергией рыться в архивах. Корэн извлек из воздуха огнетушитель, и струя пены хлынула на пылающие страницы.

— Дай-ка мне, — он забрал истекающую пеной книжку. — Целее будет. Как думаешь, если айраны не заметили пропажи целой армии, заметят они исчезновение одной маленькой книжки?

— Может, здесь прочита... апчхи!

Корэн едва успел увернуться от шаровой молнии.

— Нет, не может! Не дыши пока.

— Каким... Апчхи!

Теперь орудовать огнетушителем пришлось мне самому.

— Пошли отсюда, — скомандовал Корэн. — Пену бы еще убрать, следы замести...

Я дирижерски помахал руками, и пеня исчезла, а перед нами открылась пространственная дверка в мой замок.

— Молодец, — поаплодировал Корэн и первым перешагнул порог.

Я шагнул следом и врезался в его спину. В замке грохотала музыка. Точнее, то, что из музыки получается при переизбытке громкости. Уши зажимаешь быстрее, чем понимаешь, что происходит. Не знаю, как Корэну, — мне это ничуть не помогло. Казалось, звук проходит едва ли не по костям.

На столе в библиотеке, как ни в чем не бывало, спала моя летучая мышь.

— Асфа! — позвал я, сам не услышал своего голоса и, пожертвовав благосостоянием правого уха, подергал помощницу за крыло.

— Что? — спросила она, извлекая из уха клок ваты. Я, правда, вопроса не слышал, но что еще она могла спросить?

— В чем дело? — я повысил голос, но и это не принесло ощутимого результата.

— А? — на стол перекочевала еще одна порция ваты.

Великий Хаос! Я запоздало активировал звукоизоляцию, и в наступившей звенящей тишине раздался облегченный Корэнов вздох.

— Ась? — еще раз осведомилась Асфа. — Что говоришь?

"Вату вытащи", — объяснил я жестами.

Мышь понимающе кивнула и продолжила разгружать уши. Когда она закончила, извлеченной ваты хватило бы на среднего снеговика.

— Что у вас стряслось? — поинтересовался я. — Что за чушь, и почему так громко?

— Отвечаю по порядку. Первое — что за чушь, я не знаю. Это Милена с Мирового радио записала, что-то якобы по твоему заказу ставили. А почему громко — это к Милене. Мы тут привыкли уже, почти неделю наслаждаемся. Всю вату извели, объясняемся письменно. Без ваты Милена только обходится и Бур — у него уши каменные. А изоляцию твою мы включать не умеем.

— Астинити не умеет?

— Мы Астинити уже неделю не видели. Загулял наш Нежить, покинул родной замок, и изоляцию включить некому, — с проникновенным подвыванием запричитала Асфа.

— Вы тут и спите под музыку? — перебил я.

— Ну, да. Все, кроме Милены. Та вообще не спит от расстройства... Чуть за Винден не отправилась, еле поймали. А ты чего с косой?

— С косой? Да так, случайно. Меч вот тоже в расстроенных чувствах. Я его, видите ли, обидел. А с Миленой что стряслось?

— Тоже обидели.

— Неужели тоже я?

— Ты.

— Ну, надо же! Меня и дома-то не было.

— А кому ты ее камень отдал?

— Кинту. В обмен.

— "Хрустальное сердце" — в обмен?!

— А что?

— Ты хоть знаешь, кому его дарят?

— Знаю, и что?

— В обмен! Детсадовец ты всемогущий! А я-то думала...

— Про индюка пословицу знаешь? Тоже думал... Выключаю, готовьтесь!

Все заткнули уши, и я снял звукоизоляцию, однако музыки не было. В замке царила благословенная тишина.

— А что ты про Винден говорила? — вдруг вспомнил я. — Кто куда отправился? Она же тапир. Или нет?

— Ну, да, тапир, — не очень уверенно согласилась Асфа, решая, врать или не стоит. — Была.

— Что значит "была"?

— У Астинити спроси. Он лучше знает, — вывернулась мышь.

Что случилось с музыкой, я выяснять не стал, и только спустя несколько дней узнал, что конец концерту положила Тетушка Миша. Поскольку эпицентр этого стихийного бедствия находился в кухне, медведица не выдержала первой, и Миленины переживания закончились конфискацией записи.

Малой кровью не обойдемся.

Рассуждения хирурга.

Аджар действительно был божеством Двух Колец, причем похожим на свой портрет в книжке, что, кстати, большая редкость. Айранским божеством. Лет ему оказалось не триста, а гораздо-гораздо больше, и даже айранам он достался "в наследство".

Некоторое время назад (вот откуда я помню Аджара — из птичьих новостей) была шумиха с изгнанием трех древних сумеречных богов: Аджара — бога Двух Колец, Лаолы — Весны (видели, знаем!) и Ксины — Уничтожающей Тени (ба, знакомые все лица!). Ксина занялась наукой, сохранив большую часть врожденного могущества. У Лаолы дела пошли куда хуже — силу ей давало поклонение и, лишившись храмов, она сошла с ума и скрылась в подземелье. Аджар с тех пор несколько раз рождался в человеческом теле, тоже потеряв силу, и теперь, когда прошли все сроки давности, решил вернуть свое могущество, заключенное в двух кольцах, одно из которых и было храмом, как помнил Аджар. Ключ к храму, тоже колечко, я как раз видел у нашего божества на пальце. А второе, маленькое, кольцо (легенда все сильнее походила на ювелирный магазин) было ключом не к двери храма, а к его силе. И если месторасположение большого кольца осталось загадкой — лист с картой пал жертвой аллергии, — то с маленьким дело обстояло куда проще.

Я достал из кармана подарок айранской близорукой статуи: каменный обруч, украшенный то ли худосочным кочаном капусты, то ли очень упитанной розочкой. Если это не то самое малое кольцо, то Аджар страус. Хотя кто знает, кем он был в раннем детстве.

Значит, ищем храм. Ключ, при должном заклинании, может к нему привести. Долго, но не сложно. А "маленькое" кольцо я пока превратил в более изящный, а главное, подходящий мне по размеру браслет и надел на руку. Пожалуй, ничего не случится, если Аджар чуть позже узнает, кто владеет его утерянной собственностью.

Заглянувшему вечерком Аджару сообщили, что завтра же начинается новое путешествие и честно предупредили, что дверку пространственную не откроем. Во-первых, из-за отсутствия координат, а во-вторых, (и этого Аджару знать не обязательно) потому что так интереснее.

Поход вдвоем с амбициозным божеством не представлялся мне такой уж радужной перспективой, и я решил найти попутчиков. У Корэна кончился отпуск, и он вернулся к Героям и их претензиям, а я отправился в Акениани.

В студии "Мирового радио", как всегда, звучала музыка.

— Привет, Черный Факел! — воскликнул при виде меня ди-джей Вэдиар. — Каким ветром?

— Ветром странствий. Прогуляться не хочешь?

— Как в прошлый раз?

— Вроде того.

— Нет уж, увольте. Мне того раза хватило.

В прошлый раз мы начали с исследования нового, найденного самим же Наблюдателем мира, а закончили почему-то переворотом в Директории, и Вэдиар остался без трона и правой руки. Иноходец Сэнс дис Арен, мастер на все руки, сделал ему новую, механическую, но Вэд с тех пор безвылазно засел в Акениани, следил за нашей сумбурной жизнью и говорил, что он в наших авантюрах не участвует. Прогуляться можно было и не предлагать, но я все равно каждый раз спрашивал. По традиции. Скорее я рассчитывал найти кого-нибудь из моих друзей-странников или странных друзей.

Акениани, он же Мировой Вокзал, вообще интересное место, если его можно назвать местом. Это скорее где-то между всеми возможными местами, откуда можно попасть, куда угодно, и каждому он представляется по-своему. Для меня это узорчатый лабиринт с множеством дверей и студией "Мирового радио" в центре, для кого-то он был вокзалом, для другого — просто темным местом или еще чем-нибудь. Что видит Вэд — я не знаю до сих пор и, честно говоря, не собираюсь спрашивать. Он единственный, кому пришло в голову, что в Акениани можно жить. И, наверное, единственный, кому Акениани это позволяет. Все остальные здесь "проездом", по дороге из мира в мир, в поисках пересечения мировых дорог.

— Привет, Черный Факел, — сказал незнакомый женский голос. — Только не смейся, ладно?

Незнакомый голос и очень знакомое присутствие. Я обернулся: в дверях босиком стояла маленькая симпатичная пухлая девушка в розовом брючном костюме, детском платочке с цыплятами на кудрявых темных волосах и в очень знакомых темных очках. Вот что значит странные друзья.

— Не смеяться? — уточнил я, прикусив кулак и еле сдерживая смех. — Это возможно? Где ты нарыл это тело? И главное, зачем?

Укоризненный взгляд чувствовался даже сквозь очки.

— Ну, не из любви же к искусству, — буркнула девушка, в недавнем прошлом бывшая моим другом Иноходцем дис Ареном. — Так получилось. У меня к тебе просьба...

— Догадываюсь, какая. Я тебя тоже искал.

— Зачем?

— Не хочешь по моему миру погулять, компанию мне составить? У меня там путешествие намечается, а ты, вроде, в гости собирался...

— Можно. Я у тебя давно не был. Только сначала ты мне поможешь.

— Помогу, — со смехом согласился я, — но ты расскажешь, как это тебя угораздило.

— Попозже, ладно?

— Ладно, но не надейся, что я забуду.

— Такое не забывается, — скривился Сэнс.

— Зря ты так. Очень неплохое тело. Тебе идет.

— Издеваешься?

— Издеваюсь, — признался я. — Помогу, когда отсюда уйдем. Какой мир предпочитаешь?

— Первый попавшийся. Где потом встретимся?

— Во дворе моего замка. Координаты помнишь?

— Помню.

Мы вышли в первую попавшуюся дверь.

Смотритель маяка Стилбери был пьян. Не как правило, а как исключение — сегодня он навсегда прощался с маяком, жизни без которого пока не представлял. Маяк был очень стар, Смотритель, по сравнению с ним, очень молод, но всю свою жизнь он прожил среди серых камней и серых волн, под нежно-зеленым бескрайним небом, с белым огнем над головой. Теперь маяк был не нужен, суда к берегу не подходили давным-давно, и его решили разобрать. Именно разобрать — в свое время на него не пожалели добротного дорогого камня — и использовать на расширение здания ратуши. Смотрителю это казалось обидным и неестественным, как скормить свиньям труп друга, но его-то как раз не спрашивали. А он не знал, куда теперь идти и что делать.

Последний раз поднялся он к фонарю, посмотрел на горизонт, где небо плавно переходило в море, зачем-то протер стекло фонаря. И даже не удивился, когда воздух у парапета дрогнул и выпустил двоих: высокого альбиноса в черном с косой на плече и маленькую кудрявую девушку в розовом.

— Подходит? — обратился тот к своей спутнице. — Выберешься отсюда?

— Выберусь, выберусь, — буркнула она. — Не тяни.

— Расскажешь, как получилось?

— Расскажу. Потом.

— Скажи хоть, почему босиком.

— Там шпильки были...

— Шпильки?

— Ну, каблуки такие...Кончай издеваться, помоги лучше!

— Ладно, ладно.

— До встречи.

-До встречи, — рассмеялся парень и ударил свою спутницу так, что ладонь вышла из спины. Подхватил обмякшее тело, будто оно ничего не весило, и перекинул за ограждение.

Ощущения реальности событий все это Смотрителю почему-то не добавило. Наверное, ему стоило бы испугаться, обеспокоиться за свою жизнь, может быть, возмутиться и постараться что-то исправить (хотя, что тут исправишь) или наказать убийцу, но почему-то он ничего не сделал, только стоял и смотрел.

— Привет тебе, — вытирая окровавленную руку полой черной куртки, сказал парень, заметив его молчаливое присутствие.

— Утро доброе, — отозвался Смотритель.

— Утро добрым не бывает, — жизнерадостно сообщил его собеседник.

— Не бывает, — согласился Смотритель. — Особенно сегодня.

— Прощаешься? — как-то сообразил парень.

— Прощаюсь.

— Бывает. Приходится.

— И ничего не сделаешь.

— Да, ничего не сделаешь, — подтвердил он.

Несколько минут они стояли в задумчивости, вспоминая каждый свои многие и многие случаи, когда уже ничего не сделаешь. Ничего не попишешь, ничего не скажешь и ничего не изменишь.

— А хочешь, я тебя тоже отпущу? — вдруг предложил альбинос, озаренный идеей.

— Как её?

— Его, — поправил парень.

— Ну да, его, — покорно повторил Смотритель.

— Хочешь — так, хочешь — вместе с маяком.

Смотритель задумался еще на несколько минут, глядя на море и небо, пока не понял, что думает совершенно не о том. Точнее, ни о чем. Думать ни о чем, полностью уходя от образов и рассуждений, его тоже научил маяк.

— Хочу. Вместе с маяком.

— Прощай.

— Прощай, — эхом отозвался Смотритель, но ожидаемого удара не ощутил.

Изумрудное небо сомкнулось за ним, серые волны отняли печаль, за спиной по-прежнему стояли серые стены, только, кроме шума волн и ветра, Смотритель слышал, как маяк говорит с морем, как тихим писком отзываются дальние корабли. Призрачные, сумеречные, мертвые корабли, которым тоже нужны ориентиры, тоже нужен белый огонь под зеленым небом, огонь его маяка. Они приветствовали его с радостью, как старого знакомого, которого очень долго ждали и который наконец к ним присоединился. Маяк отвечал басистым шепотом, узнавая и приветствуя почти всех по именам... Вечером Смотритель зажег на башне огонь.

Иноходец Сэнс дис Арен

И мосты нам не помеха, они просто здесь для смеха! Ха-ха!

Песня.

— Желтый дом, — констатировал Сэнс дис Арен, межзвездный авантюрист из мира Юна-98, отделавшись от несуразного тела и добравшись, наконец, до замка своего друга. — Точнее, желтый замок. Что у вас стряслось?

— У нас? — переспросила помесь таксы с трехногой табуреткой, прикладывая ко лбу мокрое полотенце и горестно мигая фосфоресцирующим глазом. — У нас ничего, нормально. А у вас?

— А у нас в квартире газ, — неудачно съязвил Иноходец и пошел искать объяснение получше.

— Вот. У всех проблемы, абсолютно у всех, — печально вздохнула ему вслед такса, но он уже не слышал.

В замке действительно творилось даже Хаос не знает что. Менее выносливая половина многочисленной гвардии Вэйланниных помощников валялась с холодными компрессами на голове и жаловалась на головную боль, а добросердечная Милена находила страдальцев и поила анальгином. Причем отыскивались "нежные лилии" всех видов и размеров в самых неожиданных местах, от домашних шлепанцев тетушки Миши до книжных полок. На одну из этих жертв головной боли и стресса, удачно маскировавшуюся под ковер, чуть не наступил сам Сэнс, причем у "ковра" стресс мгновенно прошел, а у Иноходца начался. Да и как остаться спокойным, блуждая в полной темноте по постоянно меняющемуся плотоядному замку. Сэнса он, конечно, не тронул бы, но все равно это изрядно раздражало.

Свет в замке погас час назад. После долгих веков безотказной работы вылетели предохранители, а поскольку никто давным-давно не помнил, где они находятся, поменять их было сложновато. Половина населения замка предлагала дождаться неизвестно где бродящих хозяев, которые про пробки либо помнят, либо найдут их сами; вторая справедливо замечала, что хоть Вэйланну, хоть Астинити ждать можно до падения луны, и все это время придется сидеть в темноте. Все старшие помощники (Мик, Бур, Асфа и еще двое-трое) принадлежали ко вторым, и Иноходца немедленно организовали искать утраченные пробки.

Он их и нашел. Ночное зрение почему-то с местной темнотой не справлялось, и, добравшись до кухни, Сэнс уронил посудный шкаф, за которым пробки мирно покоились все эти годы. Короткое расследование показало, что главным виновником безобразия оказался Мик, смастеривший ультразвуковую ловушку для мышей (которых в замке никогда не было). Это нехитрое устройство обеспечило и замыкание в сети, и головную боль доброй половине населения замка. Свет включили, шкаф подняли, мышеловку Сэнс конфисковал "до выяснения" и с удивлением обнаружил, что неполадки ночного зрения ни при чем — все это время он бродил во мраке в привычных темных очках. Бывает.

Замок постепенно успокаивался и укладывался спать, когда в три часа ночи в ярком электрическом свете возник всем известный Гарди.

Вэйланна Черный Факел

— Хорошо устроился, — заметил Иноходец, критически оглядывая мои скромные апартаменты.

— Я знаю, — согласился я.

На тот момент я обитал в переделанной под гостиницу тюрьме, причем не где-нибудь, а в начальничьем кабинете. Находилась гостиница вместе с кабинетом и прочим содержимым в столице маленького, но гордого государства, полностью из этой столицы и состоявшего. Местный предприимчивый монарх рассудил, что на заключенных тратятся деньги, а постояльцы платят сами, и разместил в тюрьме трех принцев, сватавшихся к его дочери, две заморские делегации и одного чародея. Меня, то есть. Вообще-то, я временную петлю рассчитывал так, чтобы уладить оставшееся дело в этом микрогосударстве и успеть домой раньше возродившегося Иноходца, но видно чего-то не учел, потратил много времени на маяк. Призрачное время с реальным не соотносится — никак ориентироваться не научусь.

— Ты разве в БПДД до сих пор работаешь? — ни с того, ни с сего спросил дис Арен и занял начальничье кресло.

— Вроде нет, — ответил я, смутно припоминая что-то насчет обещанной легенды.

— А они об этом помнят?

— Не знаю. Наверное. А что? — туманные воспоминания обретали плоть и фактуру.

— Отстал ты от жизни. Задание тебе принесли, а ты даже не в курсе.

— Легенду?

— О, в курсе! — порадовался Сэнс. — Легенду. По старой памяти, не в службу, а в дружбу и так далее. Сценарий принесли. Этот, как его... ушастый такой, мелкий.

— Гарди?

— Он самый. Правда, сценарий успел бесследно исчезнуть.

— Ясненько. Что ты ему сказал?

— Что у тебя сейчас срочный заказ, а вообще — как только, так сразу.

— Молодец! Так и надо. Сначала Аджар, раз я уж взялся помогать, потом легенда.

— Аджар?

— Вернемся в замок — узнаешь.

Но сначала я разобрался с тем, из-за чего, собственно, появился в этом захолустье. Один из "родных и знакомых Кролика", то бишь меня, оказался экспонатом в местном зоопарке, и его пришлось выручать. Сначала я собирался обставить побег более-менее правдоподобно, но теперь просто телепортировал недоумевающего зверя в соседний лес, оставил на его месте записку "Не ждите, не ищите, не вернусь" и вместе с Сэнсом отправился домой, к Аджару и его кольцам.

Четвертый в нашей компании появился в самый последний момент, когда Дверь на континент была уже открыта во дворе моего замка. Бешеный Юнарджи, буйный белобрысый алдар с Замковых гор, с которым мы за несколько лет знакомства не раз вытаскивали друг друга из самых странных и опасных ситуаций. Внешность у Бешеного для своих гор самая типичная. Рост — метр девяносто пять, "косая сажень в плече", грива отродясь не стриженых волос и ярко-синие глаза, какие я очень редко вижу у людей. Ну, кроме народа Замковых гор, для которых это вполне типично. И характер — на вулкане жить спокойнее, чем с Юнарджи общаться. Вроде мирный, тихий, отходчивый до абсурда, но взрывается мгновенно и сначала покалечит, а потом раскается, причем искренне. А под горячую руку не попасть — так любую подлость простит и забудет.

— Эй, Черный Факел, — начал Юнарджи, едва войдя во двор, — я тут на континенте недавно встретил одного тапира. Оказывается, они у нас водятся. Так он клялся, что он фея. Как по-твоему, бывают феи тапирами?

— Сомневаюсь,— покачал я головой. — Они чаще голубями бывают или белками.

— Я так и понял, что он врет. А он заладил: Золотая Винден, Золотая Винден. Тоже мне, гномское золото. Говорил, что его твой сын в тапира превратил. У тебя разве есть сын? Внебрачный, что ли?

— Нету у меня никого, ты же знаешь.

— Значит, врала зверюга. А ты куда направляешься? — заметил Юнарджи открытую посреди двора дверь.

— На поиски вот его храма, — кивнул я в сторону Аджара. — Пойдешь с нами?

— Я потому и спросил. Хотя, конечно, я не напрашиваюсь... Кстати, — добавил Юнарджи как можно более непринужденно, — тебя в последнее время никто не убивал?

— Тапировы бредни?

— Угу. Странный он какой-то был. Больной, наверное. Грустный такой, несчастный. На твоем алтаре, кстати, сгорел. Я ему даже поверил почти.

— Где, говоришь, сгорел? — ошеломленно переспросил я.

— На одном из твоих алтарей, том, что в лесу. Я его там и встретил. Он мне на жизнь жаловался, а потом прыгнул в твой черный огонь. А что?

— Да так, ничего. Праздное любопытство, — пожал я плечами. — Я, как видишь, жив.

— Я и так это знал, — улыбнулся Бешеный.

Так закончилась жизнь Золотой Винден, феи с дипломом, моего милейшего врага. Не стало ей легче жить от моей смерти в том поединке. Теперь у меня, оказывается, врагов нет. Совсем. Даже странно.

Пешком идти не пришлось — дис Арен раздобыл где-то вездеход. Очень древний вездеход. Видимо, этому прародителю бронетехники была противна сама мысль о движении, и большая часть энергии топлива обращалась в протестующий скрежет, за километры оповещавший всех о нашем существовании. Так что началось путешествие достаточно весело. В гору мы наш транспорт толкали всего пару раз (больше гор не попадалось), а под уклон он съезжал сам, с победным грохотом, давая нам шанс пробежаться за ним до следующей горы. Причем попадись ему на дороге дерево, счет был бы десять — ноль в пользу последнего.

Идиллия эта продолжалась, пока не кончилось топливо. Пламенный мотор заглох, и мы застряли посреди поросших ковылем холмов, без малейшего представления, где мы и сколько еще осталось пройти.

— Приехали, — констатировал Сэнс. — Станция степная, конечная.

— К айранам за бензином не пойду, — сразу предупредил я. — На моем счету их армия и пожар в библиотеке. Вряд ли они сильно мне обрадуются.

— Могу наведаться домой и разжиться ракетным топливом, — предложил Иноходец.

— У тебя есть топливо?

— В ГСП позаимствую, если не засекут.

— Где-где? — переспросил Аджар.

— Галактическая Служба Порядка. И бесплатно, и совесть спокойна. Они же за мной охотятся — грех у них не воровать.

— Не надо. Ты там надолго застрянешь, особенно если попадешься

— У старого пилота была бочка авиационного, — вспомнил Юнарджи.

— Это у того, с радугой?

— Ну, да! — с энтузиазмом подтвердил Бешеный. — Он наш человек, он все поймет и наверняка топлива не пожалеет.

Пилот этот действительно относился к категории людей, странных даже для нашего безумного мира. Родом он был с Запада, но перебрался на Восточное полушарие, когда вопреки всем законам физики достал с неба живую радугу. Когда мы с Юнарджи впервые его встретили, он выращивал радуги вместе с не менее странным лесничим. И хотя самолет давным-давно использовался только в качестве дома, в запасе еще оставалось горючее.

— Бешеный, ты гений! Я мигом обернусь! Вернусь с горючим, ждите!

Ждали, да не дождались. Появившись через час с канистрой горючего, я обнаружил... Ничего я не обнаружил: ни вездехода, ни оставленных при нем друзей — только огромную дыру в земле, в которую с меланхолическим журчанием стекал ручеек. Рассмотреть дыру поближе я не успел — под ноги мне бросилась крыса, невразумительно вереща о чьем-то избавлении, и умоляюще свалилась на спину. Если крыса перед кем-то на спину падает — считай, будто человек на колени встал. Ее послали меня к правителю проводить. Мол, это важно очень.

Ну, послали — провожай. Я спустился вслед за крысой в открывшуюся в холме дверь, прошел пару подозрительно знакомых коридоров и понял, наконец, куда попал. Это была резиденция Монморанси, где обо мне осталась почти добрая память и несколько снесенных стен и дверей.

Мы как раз прошли мимо моего прошлого места обитания в тронный зал Монморанси. Повелитель крыс сидел на каменном полу перед троном с короной поверх холодного компресса на голове.

— Вэйланна, друг мой! Я никого больше в плен не возьму, только избавь меня от своих приятелей! Слышать их уже не могу!

И действительно, из одного тоннеля доносились немелодичные, но странно знакомые звуки. "То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя" — иначе не скажешь. Есть в каком-то мире такая песня. Я пошел на звук, перешагивая через ошалевших крыс. Кто-то валялся в обмороке, кто-то истерически пищал и хихикал, кто-то бегал по кругу, бился головой об пол или подпрыгивал на месте. И чем ближе я подходил, тем яснее становилась ситуация.

А дело было так. Стоило мне удалиться, как оставленная без присмотра троица стала искать себе занятие. Ничего насчет "вездеходы не моют, их красят" они никогда не слышали, поэтому решили помыть наше диво бронетехники. Вполне безобидное дело, возьмись за него кто-нибудь другой. Аджар нашел за холмом ручей, но таскать от него воду никто не захотел, и Иноходец предложил помыть авгиев вездеход по древнему рецепту. Общими усилиями они сняли с транспорта колесо и перекрыли ручей, только потек он почему-то не к вездеходу, а прямым ходом в вентиляцию спальни его величества Монморанси. Крысиный владыка изволил мирно почивать, когда откуда-то сверху на него обрушился поток ледяной воды. Злой и мокрый, фокстерьер пулей вылетел в коридор, громко призывая крыс разобраться с проблемой, пока он с ними сам не разобрался, и каково же было его негодование, когда потолок спальни подмыло, и королевская кровать пала жертвой нашего транспорта.

Ни кровать, ни вездеход подобного обращения не вынесли, образовав посреди спальни живописные руины, а трое любителей чистоты были "взяты числом" и водворены в самую худшую темницу. А я-то наивно считал, что в самой худшей сидел я сам. Скорый на расправу Монморанси уже почти придумал способ казни, и я вполне мог бы успеть только на похороны своих безбашенных друзей, а заодно и самого крысиного владыки, если бы не одна счастливая случайность.

Посидев минут двадцать в темнице, они временно успокоились (Бешеный перестал биться головой об дверь). План побега пока не складывался, не хватало информации, и с горя решили они... что-нибудь спеть. Бывает. Спеть, так спеть. Ежели душа просит.

Юнарджи скомандовал "раз, два, три — поехали", и они с Аджаром затянули дружным дуэтом заунывно-задушевную драконью народную песню "Выйду я на поле ратное". Сэнс слов не знал, но в стороне не остался, собрав из щепок, отбитых от двери головой Бешеного, неведомый ранее инструмент — скрипелку. Вряд ли кто-то во всем мире Инхель, не говоря уж о моих сотоварищах, мог учесть одну маленькую деталь, известную со времен "одной палочки и девяти дырочек" — у крыс очень тонкий слух. Практически абсолютный.

Крысы-стражники занервничали очень скоро. Даже в профессиональном исполнении невозможно выслушать этот двухсоткуплетный эпос в здравом уме и твердой памяти, а друзья мои профессионализмом ну никак не отличались. Если Юнарджи пел более-менее красиво, попадая в ноты и только иногда по-волчьи подвывая на переходах, то Аджар ухитрялся воспроизводить всю гамму звуков от воя ветра в фабричной трубе до карканья влюбленной вороны, а свежеизобретенная скрипелка добавляла совсем уж непереносимый ультразвук. На словах "Закушу удалым витязем..." (или рыцарем? не помню...) стражники потеряли сознание. Обычно существа с хорошим слухом не выносили больше нескольких строк.

Троица мгновенно сообразила, что охрана не от умиления в обмороке, и прибавила усердия. Резонанс многократно усилил звук, эхо отзывалось даже в самых дальних галереях. Монморанси попытался обезвредить излишне музыкальных пленников, но посылаемые "смертники" до двери дойти не успевали, валились с припадками истерии или в панике бежали назад. Монморанси, зная, что я должен скоро появиться, сначала собирался пополнить мной население темницы, но в итоге пришлось просить о помощи. К моменту моего появления в тронном зале вокалисты дошли до слов "Но сломался меч чудесный. Плюну жаром сгоряча. Что-то мне не интересно видеть принца-палача", и повелитель крыс начал всерьез опасаться обвала в какой-нибудь дальней галерее.

С моим приходом трио поспешило откланяться, пока Монморанси не обзавелся затычками для ушей, а я остался чинить крышу и устранять потоп, а заодно рассказывать двум полуглухим крысиным старцам дальнейшее содержание песни.

— Извини нас, Вэйл! — развел руками Аджар. — Мы же не знали, что так выйдет.

— По-моему, я вас еще ни в чем не обвинял. Но идти теперь придется пешком.

К вечеру три четверти компании устали и проголодались, и первое же достаточно крупное дерево стало местом привала. Сделать что-нибудь съедобное из атомов того же дерева мне почему-то не доверили. Охотники из всех нас, кроме Бешеного, — как из камбалы балерина, поэтому я открыл дверку до дома моей старой знакомой — Губатой Собаки, которая никак не могла отказать в провизии четырем молодым почти людям. Правда, вся провизия состояла из слоеных яблочных пирогов, но зато свежих и очень вкусных. Наевшись, спутники мои решили пренебречь безопасностью и улеглись спать, не только не оставив кого-нибудь на посту, но даже не удосужившись развести костер. В конце концов, не съедят же нас именно здесь и именно сейчас.

Проснулся я от тишины. От той уникальной тишины, которая бывает в редкие светлые ночи, почти белые: ни звука, ни шороха, ни ветерка. Я приоткрыл один глаз и увидел барсука. Толстый безухий барсук выплясывал вокруг сосны, крутясь и притопывая, а довершали картину уши, подвешенные за веревочку на сучок. Барсук танцевал в полной тишине, но, почувствовав взгляд, с треском рванул в кусты, не забыв прихватить связку ушей.

На рассвете поход продолжился, и к полудню мы подошли к странно безлюдному селу. То есть, сначала оно показалось безлюдным, но из одной из подворотен материализовался староста — похожее на собаку существо в комбинезоне и огромной кепке.

— Приветствую вас, чужестранцы! — поклонился он, подозрительно поглядывая на моё сельскохозяйственное оружие. — Вы, видно, издалека. Наш долг предоставить вам ночлег и пищу. Отдохните пару дней под нашим кровом.

— Нет, спасибо, — церемонно ответствовал Аджар. — Наш путь еще очень долог, не хотелось бы задерживаться.

— Тогда счастливого пути. Если увидите воскресшего короля Саджи и его воинов, передайте, что в нашем селении им всегда рады.

— Разумеется, — согласился Аджар.

— А что это за личности? — неосторожно спросил Бешеный.

— Выдающиеся личности! Вы не слышали эту легенду? — пораженно возопил староста и немедленно выразил желание проводить нас до окраины деревни и рассказать легенду о Саджи, которую я бы пересказал гораздо короче. Все подобные легенды одинаковы.

Саджи оказался древним королем, посвятившим свою жизнь борьбе со злом. В итоге он геройски погиб, хотя никто его, вроде бы, не убивал. По крайней мере, староста о причинах его смерти ничего не слышал. А через несколько веков Саджи воскрес вместе с тремя слугами-воинами и пошел путешествовать, совершая по дороге всевозможные добрые дела от подбирания выпавших из гнезд птенцов до свержения тиранов.

От птичек староста узнал, что они (не птенцы и тираны, а Саджи сотоварищи) должны именно сегодня пройти через это село и решил с почетом их встретить. А встретил вот нас. Может, мы их все-таки видели? Один из них Безумный Южанин, кроткий в милости и страшный в гневе. Второй — Посланник Вечной Ночи, в чьих жилах свет далеких звезд. Третий — волшебный конь Мустанг, обернувшийся человеком; четвертый — сам Саджи. Все они великие воины, но среди спутников Саджи есть предатель. И Саджи, получается, оставался единственным, кто об этом не знал. Вот староста и решил исправить упущение и стать частью легенды.

Мы еще раз дружно заверили старосту, что никого по дороге не видели, и распрощались. Теперь можно было отсмеяться, хотя смех меня разбирал с середины достаточно длинного повествования.

— Ты чего? — не понял Аджар.

— Хорошая легенда! Правда, Саджи? Это ж ты триста лет посмертно в Белхасе под пальмой сидел. Хотел бы я послушать, какие добрые дела мы совершили, и не был ли упомянутый тиран фокстерьером.

— Мне только непонятно, почему я лошадь? Даже Бешеный человек, хоть и псих! — недовольно проговорил Сэнс.

— Что значит "даже Бешеный"? Что за "даже"? — ответствовал Юнарджи. — Оговорился или стоит обидеться? И кстати, человеки иноходцами не бывают, только лошади.

Дис Арен окончательно обиделся, но ответить не успел. Сзади раздался топот. Взметая клубы дорожной пыли, нас догнал староста и с разбегу бросился на колени перед Аджаром.

— Птички навели, — буркнул я. Юнарджи согласно кивнул.

— О, великий Саджи! — возопил староста. — Прости, что не узнал тебя! Я понимаю, что ты занят более важными делами, но осмеливаюсь просить о помощи. Избавь нашу долину от проклятия!

Староста умоляюще посмотрел на Аджара и ткнулся лбом в его ботинки, а Аджар растерянно посмотрел на меня. Я кивнул.

— Я помогу тебе,— сообразно легенде ответил Аджар, по возможности изобразив на веснушчатой своей физиономии соответствующее выражение. Легенда продолжалась.

"-Я помогу тебе, — заверил Саджи.

Староста поднял голову — мужественное лицо воскресшего короля светилось уверенностью в победе над любым злом.

— Мои воины — Вельдор и Мустанг — снимут проклятие с твоей долины.

— Лорд Вельдор предатель! — хотел сказать староста, но ледяной взгляд Посланника Вечной Ночи приковал его к месту, заставил молчать. Словно тысячелетия беспросветной холодной ожидающей тьмы опустились на его плечи. Тысячелетия, которые ждали, когда он заговорит, чтобы поглотить и его, и Саджи, и долину вместе с проклятием и окружающими горами. Тяжелый взгляд был у Вельдора, очень тяжелый. А добрые глаза Саджи излучали уверенность в безграничной преданности своих слуг".

В таком виде мы гораздо позже прочитали легенду о короле Саджи и порадовались, что имена изменены до неузнаваемости. В процессе чтения этого исторического документа Аджар бледнел, краснел и покрывался пятнами, а мы с Иноходцем и Юнарджи восприняли легенду юмористически. Особенно Аджара доставала собственная периодически сияющая уверенность.

Бешеный и Аджар пошли дальше по дороге, пообещав ждать за ближайшим поворотом, а мы с Иноходцем вернулись в село вслед за старостой. По дороге он рассказывал о проклятии. Правда, говорил он больше с Сэнсом, а меня опасался. Не знаю, с чего он решил, что я предатель, но Аджарова сияющая уверенность его в обратном не убедила. Я мстительно прищурился, и старостина аэродромная кепка увяла и сморщилась, уныло опав на уши и свесив козырек. Староста нервно подпрыгнул, сдернул поникший головной убор, скатал и засунул в карман.

Проклятие заключалось в том, что долину вот-вот должно было затопить. Буквально сегодня ночью. У меня язык чесался спросить, зачем он приглашал нас в деревню, если ей светит потоп, но я не стал загромождать легенду лишними подробностями.

— В Башне Воды, что на той горе, — объяснял староста, — поселилось чудовище и грозит затопить всю долину. Его необходимо изгнать.

— Изгоним, изгоним, — заверил его Сэнс. — А где башня?

— Вон там, на склоне. Может, видите? — без особой надежды спросил староста, которому вовсе не хотелось тащиться с нами на гору и знакомиться с чудовищем лично.

— Не видим, — ответил я. — Придется вам нас проводить.

Старосте очень захотелось меня укусить, но вместо этого он нервно цапнул себя за палец и решил, что это мое внушение.

На склоне горы стояла обыкновенная водонапорная башня, уж никак не способная одним махом затопить долину. Рядом сидел большой зеленый дракон и озабоченно чесал затылок гаечным ключом.

"Чудовище взревело и бросилось к ним. Лорд Вельдор, по натуре трус и предатель, немедленно покинул поле боя, бросив Мустанга на растерзание ящеру, но волшебный конь в человеческом облике не растерялся и насквозь проткнул дракона своим верным копьем. Чудесный конь сумел изгнать демона из башни, Вельдор же, вернувшись, позавидовал его успеху и убил Мустанга отравленным кинжалом. Примчавшийся на гору деревенский староста увидел Вельдора над бездыханным телом Мустанга, услышал его издевательский смех, но ничего не смог сделать. Королю Саджи предатель сказал, что отважного чудесного коня убил дракон".

Таки попал староста в легенду. Хоть без имени, но попал. Дочитав до этого момента, Сэнс вдруг начисто утратил чувство юмора и заявил, что это не легенда, а третьесортный роман и если его еще раз обзовут чудесной лошадью, он этой долине еще не такое проклятие устроит.

На самом деле дракон оказался очень вежливым, воспитанным существом, и, что самое интересное, ему тоже нужна была помощь. Пару дней назад он решил обзавестись ванной с гидромассажем. Сказано — сделано. Только стряпал ее ящер по книжке "Сделай сам. Пособие для начинающих волшебников". Результат соответствовал: вместо запланированной ванны он получил горное озеро и водонапорную башню, в недрах которой периодически что-то щелкало, и в воздух взмывала струя озерной воды.

Разочаровавшись в магии, дракон раздобыл все в том же селе гаечный ключ, до полусмерти перепугав мнительного старосту. Только не придумал, с какой стороны ключ к башне применить. Пока он думал, сорокаметровой струей сбило пролетавшую мимо птицу. Та перепугалась, решила, что долину скоро зальет, и растрезвонила об этом по всему окрестному лесу. Плюс догадки старосты, встретившего дракона, — и проклятие готово. Проклятие существовало, если считать таковым не разбирающихся в водопроводном деле рептилий.

Пришлось нам с Сэнсом принять участие в ремонтно-магических работах: я применял заклинания, Иноходец — драконов гаечный ключ. Так было снято проклятие долины, а шестиэтажный дракон-неумеха получил озеро с гидромассажем. Воды на него не напасешься. И как это легендарный Мустанг ухитрился проткнуть этакую бронированную громадину копьем? Непонятно. Опять же, откуда у нас копье? Может, он дракона косой зарубил? Или из бластера метко пальнул?

Оставив живого здорового дракона наслаждаться приобретением, мы вернулись к "Саджи и Южанину", дожидавшимся у дороги, и увидели странную сцену. На придорожном валуне угрюмо восседал наш буйный алдар, держа на коленях бревно, рядом отрешенно прохаживалось божество колец, а в некотором отдалении рядком сидели пять полувзрослых котят лесных охотников, держа друзей под прицелом арбалетов. При нашем появлении котята вскочили, арбалеты дернулись в нашу сторону. Бешеный вмиг преодолел разделявшее их расстояние, легко взмахнул бревном и смел стрелков в придорожную канаву. Мы прислушались: в канаве царила тишина. Потом кто-то на кого-то наступил, раздался жалобный писк, хихиканье, началась возня.

Пока успокоившийся алдар выуживал из канавы мятых, но повеселевших котят, Аджар посвящал нас в ход событий.

Когда мы с Сэнсом вернулись в деревню, Аджар и Юнарджи двинулись дальше по дороге, но далеко не ушли, наткнувшись на заставу, состоящую из бревна, двух камней и пяти мелких пушистых стрелков. Котята традиционно спросили, кто идет. Право слово, если бы мои друзья не умели искать неприятности, очень-очень многим было бы скучно жить. Аджар назвал себя, а упрямый белобрысый горец стал допытываться, зачем им знать. Котята попытались действовать угрозами, ожидая или ответа, или дальнейшего упорства, но действительность превзошла любые ожидания. Бешеный схватил столб, который, с точки зрения котят, поднять было просто невозможно, и крутанул им сначала в воздухе, а потом у самой земли, так что котята и Аджар едва успевали приседать и подпрыгивать. Кто-то нечаянно выстрелил и по чистой случайности попал Юнарджи в плечо. Слегка, только поцарапал, но алдар окончательно вознамерился покрошить котят на начинку для пирожков. С минуту он с кличем "Вы не любите кошек? Да вы их готовить не умеете!" пытался стряхнуть Аджара со здоровой руки, на которой тот повис во избежание кровопролития, но постепенно увещевания друга и пять нацеленных на них арбалетов охладили боевой пыл. Вооруженное перемирие продлилось, пока наше появление не передало инициативу в руки Юнарджи.

В итоге горец ограничился тем, что переломал маленькие для его роста арбалеты, и теперь обезоруженные вояки оживленно лопотали с сильным мяукающим акцентом. Полет в канаву разрядил обстановку, никому не причинив вреда, и они объяснили, откуда взялась застава. Оказывается, учитель дал им задание — посидеть у дороги и рассказать, кто пройдет по ней за день. Скорее всего, имелось ввиду затаиться и потом описать внешность и повадки проходивших, но котята сделали по-своему и перегородили дорогу. До нас по ней прошло два оборотня, семь дедов Пихто разного пола и возраста, шесть землероек из одной семьи, три охотника и один бродячий певец в поисках работы. Успокоившийся Юнарджи пополнил коллекцию знаменитых дедов, котята проводили нас вдоль по дороге, так что расстались мы по добру и даже почти по здорову.

Через два дня началась территория зимы. Зима, разумеется, была наведенная: погода восточного полушария давным-давно от природы не зависела. Все, кто мог, контролировали погоду сами, кто не мог — полагались на услуги Бюро Погодных Условий.

Вместе с зимой начались тайга, снег, мороз и прочие "низкотемпературные прелести", грозившие моим попутчикам простудой и воспалением легких. Пришлось наколдовать шубы. Точнее, надергать из соседних миров всяческой теплой одежды. Юнарджи досталась женская дубленка, как ни странно, подошедшая по размеру могучему горцу, Аджару — лыжная куртка, а дис Арену — что-то типа кожаного пончо на меху. Без зимней обуви им пришлось обойтись — слишком долго было бы подбирать размер.

Ночь застала нас в лесу. До опушки по моим расчетам оставалось часа полтора ходу, утром мы должны были выйти из леса и уже приготовились устроиться на ночлег по примеру эскимосских собак, когда деревья вокруг еле слышно запели и начали ритмично покачиваться. Не к добру это дело, не к добру... Из леса пришла волна любопытства и голода, и я сообразил, наконец, в чем дело. Просыпался древний хищник-страж — дальний родственник моего вечно голодного охранного леса.

— Бегите вперед, — приказал я замершей на месте троице. Они тоже чувствовали опасность, но вряд ли понимали, в чем дело. — Лес скоро кончится.

— А ты? — спросил Бешеный.

— А меня вы на опушке подождете.

Страж леса сосредоточился и заинтересованно принюхался к добыче, потянулся поближе. Черный огонь, бессознательная моя часть, тоже принюхался. Только друзья стояли, как вкопанные, не в силах двинуться с места. Обычная тактика хищного леса — вогнать добычу в ступор, чтобы не сбежала, и кушать потихоньку. Ха! Кушать! Не один он тут голодный.

— Да убирайтесь же вы! — я с размаху врезал Бешеному по щеке. Он мгновенно очнулся и, подхватив остальных столбнячных под руки, бросился к опушке.

Хищник сосредоточился на мне, более близкой и неподвижной добыче. Редко, очень редко огню доставалась живая концентрированная энергия, сладкая и пьянящая. Жители моего острова слишком быстро научились обходить Бездну стороной.

Миллирион, злодей пятого круга.

— Это у вас красные помидоры?

— Нет, желтые.

— А почему же они белые?

— Потому что еще зеленые.

Разговор на рынке.

Миллирион, чьи владения оберегал хищный лес, сидел за столом в библиотеке своего замка и сосредоточенно думал, запустив пальцы в черную шевелюру. И чем глубже погружался в размышления, тем сильнее его прическа напоминала гнездо или недостриженую астру. Очень уж беспокоили его чужаки, затеявшие борьбу с магическим стражем его границ. Птицы передали, что пришли они с севера, может, даже с побережья. Вопрос — зачем? В Миллины владения просто так давным-давно никто не заходил. Со времен появления хищника. Ну, разве что Герои — по работе.

Миллирион обернулся вороном, стряхнул с шеи золотую цепочку и вылетел в окно. Каждый раз, превращаясь в птицу, он убеждался, что окна в замке стеклить не стоит. Лишняя морока, да и вылетать неудобно, а к холоду Милли давно привык. Мысль эта на мгновение возникла в голове, но была тут же выброшена за ненадобностью. Ворон сосредоточился на цели полета.

Владения Миллириона не так уж велики, и скоро в поле зрения появилась каменистая полоса, граница хищного леса. Хищного? Миллирион не ощущал ни малейшего присутствия своего стража. Зато на особо крупном валуне разделительной полосы отдыхали три человека. Ворон чуть с неба не упал: как могли эти чужаки справиться со стражем, если он сам с великим трудом приманил его из соседнего мира и не имел над ним власти. Из леса вышел человек с косой на плече и присоединился к троице на камне.

Ворон приземлился неподалеку от чужаков и прислушался, поглядывая на них черным глазом.

— Прохлаждаетесь? — с хищной улыбкой спросил новоприбывший. — Можно двигаться дальше.

— А что с тем... что в лесу было? Куда оно делось? — поинтересовался высокий дюжий чужак со свежим красным следом на щеке. След от... удара? Это ж как надо ударить.

— Хороший был, — прищурил новоприбывший и без того узкие, нечеловечески длинные глаза и довольно облизнулся.— Добрая охота для черного огня.

Черный огонь? Где-то Миллирион уже такое слышал...

— То-то у тебя улыбка такая добрая, — буркнул бледный человек в черных очках. — Не будь ты стихийной силой, я решил бы, что ты навеселе.

— Почему нет? — пришедший тряхнул головой и улыбнулся еще ласковее.

Очень заметная у него внешность: необычный разрез глаз, красивое лицо и очень длинные даже для восточного полушария белоснежные волосы, чуть не до колен. Коса еще вместо оружия. Пожалуй, будет несложно выяснить, кто это. И при чем тут стихийные силы. "Это Бесконтрольные, что ли?" — осенило вдруг ворона. Сколько раз он сам в заклинаниях обращался к силе Живого Зеркала или Черного Огня! Значит, стража принесли Черному Огню в жертву. Что-то не припоминал Миллирион, чтобы Огонь раньше требовал жертв. Или он не совсем в курсе?

— До храма уже недалеко, — вступил в разговор четвертый, с ясным взглядом и встрепанной русой шевелюрой, джинсовый с ног до головы. — Ключ его чувствует очень хорошо.

— Недалеко — это час ходу? — осведомился служитель Огня.

— Ну, не час, конечно. Может, и не день даже... — пошел на попятный хранитель ключа.

— Значит, не стоит терять время, — констатировал обладатель черных очков.

— Время не горит, — отмахнулся беловолосый, — но путь продолжить действительно бы неплохо. Куда вы, кстати, дели теплые вещи?

— Мы это... — смутился парень с постепенно бледнеющим следом на щеке. — Бросили, чтобы легче бежать было.

— И ладно, — успокаивающе прозвучало в ответ. — Только других не будет. Пойдете, как есть.

— Привыкли уже. Нормально, — согласился джинсовый. Остальные двое кивнули.

— Замечательно! — воскликнул альбинос, похоже, главный в этой четверке. — Тогда в путь.

Камень был покинут, и чужаки двинулись на юг, как раз в сторону Миллирионова замка.

"В камни превращаться надо,— прозвучал вдруг у ворона в голове холодный насмешливый голос уходящего служителя Огня. — Или в кустики. Это поэффективнее будет. Сколько здесь стоишь — хоть бы перья почистил для правдоподобия. Тоже мне, птичка!" Ворон удивленно присел и поспешил ретироваться, чтобы в тишине родного замка обдумать полученную информацию.

Храм в округе был только один, и Миллириона он интересовал очень давно. Ключ пришелся бы как нельзя более кстати. Но вот непонятный служитель Черного Огня беспокоил очень сильно. Вообще, с Бесконтрольными связываться не хотелось.

Милли прикинул, что пешком, да еще с привалами чужаки доберутся до его замка не раньше послезавтрашнего вечера, а до храма и того позже, прибавил скорости своим крыльям парой заклинаний (кстати, силой Второй Бесконтрольной) и полетел на север, выяснять правду о черном огне.

Третье отступление от главной темы.

Опора Равновесия.

Влияние лунного света на рост телеграфных столбов.

Тема диссертации.

1.

Астинити и помощники

Опять меня создатель бросил. Вот вечно так. Как будто я у нас экономка или управдом. Он где-то болтается, какие-то задания выполняет, а я домашние дела разбираю. В общем-то, я тоже могу исчезнуть на пару недель, но чужие проблемы решать меня пока не тянет, и исчезать особо некуда. Зато в собственном замке дел всегда по горло, и дожидаться, пока появится Вэйл и ими займется, было бы довольно странно. Приходится разбираться самому.

Например, сегодня мы дружненько разбили вазу. Казалось бы, ничего особенного. Только не зря же эта ваза называлась опорой равновесия, и наверняка не из любви к изящному искусству принес её Вэйланна из какой-то забытой всеми дыры.

Началось все с ворона. Агрессивно настроенная пушистая птица возникла неизвестно откуда, не поддавалась на уговоры убраться с миром и клюнула нашего кошачьего сфинкса Бура. Благо, он каменный.

Возмущенные обитатели замка сначала хотели, чтобы я мирно превратил нахальное животное в мыльницу, но кто-то предложил обормота поймать, и вскоре орда варваров-кочевников носилась по замку, вооруженная импровизированным сачком, еще недавно бывшим занавеской. Через некоторое время все так убегались, что бедный ворон уже не летал, а перепархивал с места на место, а по всему пути следования сидели или даже валялись без сил утомленные погоней помощники. Что-то с птичкой не то, странный он какой-то, ворон этот. Превращенный, что ли? Поближе бы на него посмотреть.

Я как раз изловчился и ухватил ворона за хвост, когда Мик замахнулся сачком, метко нахлобучил его на Бура, и оба они подвернулись мне под ноги. Вся куча — мала скатилась вниз по лестнице, прихватив с площадки коврик и пресловутую вазу, только мы скоро затормозили, выбираясь из занавески под придушенные вопли ворона, а ваза отправилась в дальнейший самостоятельный полет.

Она сверкнула в воздухе, ударилась об каменный пол и рассыпалась на зеленые стеклянные капли, мгновенно разбежавшиеся по щелям, углам и трещинам. Ворон, которого я таки отпустил в суматохе, сипло пискнул, сам удивился полученному звуку и поспешно исчез с поля брани через окно. Сразу бы так.

В замке воцарилось спокойствие. Странное такое, как в море перед штормом. Ночью замок мирно жужжал что-то сам себе, покачивался и потрескивал, переставлял зачем-то комнаты и коридоры, а утром мы с Миком удивленно взирали с улицы на ажурную кристаллическую структуру, вполне годную как в декорации к триллеру, так и на абстрактный вариант дома, который построил Джек.

А потом я почему-то сидел на полу в библиотеке, а стоявший рядом Мик держал меня за шиворот.

— Ты что? — удивленно спросил я.

— Это я что? — возмутился лис. — Смотря, что ты помнишь.

— Ничего, — признался я. — По крайней мере, ничего особенного. А что, должен?

— Да вы с замком два сапога пара! Он притащил откуда-то пару вдовьих детей и устроил потоп. Хочешь знать о своих подвигах? Пока сидишь.

— Выкладывай, хуже не будет.

— Сначала ты хотел продать замок и раздать деньги бедным, потом чуть не убил меня молнией за нечищеные ботинки. Встретил вдовьих детей, превратил их в эльфов, потом в лягушек, выгнал летучих мышей из южной башни и чуть саму башню не снес, пытаясь сделать из нее неизвестно что. То есть, тебе было известно, а я так и не понял. Потом ты собирался стать отшельником и творить чудеса, подарил приблудной мыши весь запас сыра, мотивировав это тем, что на крупу дуться ей, наверное, надоело. Ей этого сыра лет на пять хватит, вдвадцатером уносили. Ты превратил какую-то девушку в соляной столб, чтобы тетушке Мише было чем солить огурцы, которые якобы любит Бур. Вместе с духом замка выловил в море монстра и учил его танцевать твист. Под аккомпанемент органа. Все это замку очень нравилось, но когда ты вздумал сыграть Песню Разрушения, он тебя чуть не убил с перепугу. Тебя это не особенно обеспокоило, и ты превратил какого-то рыцаря в дракона, а дракона в рыцаря, чтобы им было легче понять друг друга. Под конец ты подался к Золотой Винден, чтобы на коленях просить прощения за все причиненные ей неприятности. Не дошел, благо.

— Я?

— Ты. Тринадцать подвигов Астинити.

— А Винден — то откуда? Её же давно нет!

— Теперь есть. Уж не знаю, как ты её из Бездны вытащил и зачем, но это правда. Извиниться, наверное, хотел.

— За что это?

— Мне откуда знать. Ваши с Вэйлом пути не просто неисповедимы — конь ногу сломит.

— Травм не надо. А Винден я как вытащил, так и обратно упеку. Мало она, что ли, Вэйланне нервов потрепала. Только сначала нам нужна новая ваза.

— Зачем? — поразился Мик.

— Долго объяснять. Просто поверь на слово, что не зря она называлась опорой равновесия. С библиотекой еще ничего не случилось?

— Пока нет.

— Значит, пойдем откапывать истину.

Библиотечные раскопки мы проводили втроем: я, Мик и Бур, — а летучая мышь Асфа морально поддерживала нас тем, что спала на люстре вниз головой.

Нужная статья отыскалась достаточно быстро в "Энциклопедии артефактов, том 2". Всего таких ваз "Опора Равновесия" было шесть, но более-менее точно известно местонахождение только двух. И на том спасибо. Вэйланна, создавая наш замок, да, наверное, и меня, основным свойством сделал способность меняться, присущую Хаосу (буде сам к линии Хаоса относится), а вазу в замок принес, чтобы его хоть как-то уравновесить с порядком. Короче, чтобы в нем вообще можно было жить. Надеюсь, если найти новую вазу, наше жилище утихомирится.

Но стоило мне откопать на полке карту, замок выключил свет. Идея с равновесием ему пришлась явно не по вкусу. На секунду воцарилась тишина.

— Темнота — друг молодежи, — не мог не высказаться Мик.

— А кто у нас молодежь? — поинтересовался я для поддержания беседы.

— Асфа, конечно! — ответил Бур. Асфа была едва ли не самой старшей в нашем замке, но ведь темнота для летучей мыши действительно друг. Хотя вряд ли Бур об этом подумал.

— Спички есть? — спросил Мик.

Спичек не оказалось, зато в моем бездонном кармане нашлась зажигалка.

— Да будет свет! — я щелкнул кнопкой.

— Пожар! — раздалось с люстры. Асфа спросонок унюхала горящий бензин.

— И вовсе не пожар, а даже наоборот наводнение, — возразил Мик.

— И притом конец света, — добавил я. — Электрического.

— Эй, там! — крикнул я в пространство, обращаясь к замку. — Давай иллюминацию, пока цел!

Как ни странно, он послушался, но только затем, чтобы окатить нас потоком холодной воды.

Минут через пять распределение обязанностей завершилось: я остался сушить библиотеку (помня печальный опыт с Саламандрой), Мик отправился устранять потоп, а Бур — возвращать вдовьих детей на историческую родину.

2.

Мик

Крылья, ноги... Главное — хвост!

Ящерица.

Мик стоял в подвале и замка и соображал, с какой стороны приняться за трубу. Точнее, за её отсутствие. Он мог бы не поверить своим глазам, но не поверить плещущейся в его модельных туфлях воде был определенно не в силах.

— Ты трубу ищешь? — раздалось сзади.

Мик обернулся. В нескольких шагах от него стоял очень серьезный мальчишка лет десяти — двенадцати, заложив руки за спину. Из-за него осторожно выглядывала младшая сестра. Оба были одеты в чистые, аккуратно заштопанные лохмотья.

— А ты ее видел? — спросил лис.

— Она в кладовке обосновалась.

Мик не обратил внимания на это одушевленное "обосновалась", а стоило. Когда он в сопровождении детей появился в кладовке, трубоподобный кадавр выписывал пируэты по всей свободной площади, сваливая посреди помещения в кучу все, что мог достать. Присмотревшись получше, Мик понял, что труба строит гнездо. Не хватало еще, чтобы вместо одной сумасшедшей трубы был косой десяток! Поймать её, пока не размножилась!

Тут труба, кружа по кладовке, наткнулась на Мика и сочла его хвост весьма пригодным для утепления гнезда, подтекавшего снизу. Роскошный пушистый хвост спасла только хорошая реакция и чемпионский прыжок к двери. Лис запер кладовку снаружи, принес веревку, соорудил на конце скользящую петлю и приладил к ручке двери. Приоткрыл дверь — труба сидела в почти готовом гнезде — и поманил кадавра кончиком хвоста. Перед внутренним взором трубы так явственно возникла мягкая, уютная подстилка, что она галопом бросилась прямо в ловушку. Мик рывком затянул петлю и тут только понял, что ни к чему веревку не привязал. Через секунду он уже волочился следом за ошалело прыгавшей по коридору трубой.

Через минуту к нему присоединился мальчишка, до того наблюдавший за событиями с живым интересом, а еще через минуту они, не сговариваясь, разжали руки. Труба по инерции пролетела еще метров пять, врезалась в стену и угрожающе обернулась. Роли изменились: теперь по коридору носились Мик с мальчишкой, а за ними бодрым аллюром скакал кадавр, зловеще громыхая. Девчонка с поистине божественным спокойствием стояла возле двери, и труба считала её за мебель.

— Астинити! — воззвал Мик. — Вэйл! Спасите кто-нибудь!

Призыв отчаяния был услышан: в коридоре возник Астинити, хлопнул в ладоши, что-то сказал, и труба вернулась в исконное неодушевленное состояние, тут же обернулся на шорох, щелкнул пальцами, и не успевшие незаметно удалиться дети застыли на месте.

— Кого я вижу! — почти спел Астинити, не глядя усаживаясь в вовремя прибежавшее кресло. — Наконец-то вы попались.

— Что с ними сделать? — обратился он к навьючившемуся трубой лису, мысленно рассуждавшему о том, что, мол, сначала надо было трубу на место пригнать, а потом уже обезвреживать.

— У них спроси, — буркнул Мик, протаскивая трубу в злорадно сужающуюся дверь.

— Они не могут ответить объективно, — возразил Астинити. — Что бы сделал мой обожаемый создатель?

— Давным-давно отправил домой и не издевался почем зря, — ответил из-за двери лис, не одобрявший игр с живой добычей независимо от финала. Даже если добыча уйдет живой и невредимой. — Советую так и сделать.

— Пожалуй, придется, — недовольно скривился Астинити. — Иначе Вэйл устроит веселую жизнь мне самому. Запомните вы двое — в следующий раз мой создатель о появлении чужаков может и не узнать.

— Ну, и чего ты добился, их запугивая? — осведомился лис, когда труба и дети водворились на законные места.

— Да ладно тебе! — отмахнулся Астинити. — Подумаешь, двумя Героями стало больше. Вырастут — будут против нас же сражаться. Надо же иногда репутацию поддерживать.

3.

Астинити

Оставив относительно утихомиренный замок на попечение Мика и Бура, я отправился на поиски вазы, хранившейся якобы где-то в катакомбах Подземельного Лабиринта.

Основным свойством древних коридоров оказалась всепроникающая сырость. Капало отовсюду: со стен, с потолка, с разнообразных сталактитов, а вскоре — даже с моей одежды и волос. За полчаса блуждания по катакомбам я насчитал десяток-другой разных видов плесени и старался обходить наиболее эффектные экземпляры. Где-то здесь, в темноте и сырости, скрывалась лишенная могущества богиня — Лаола — Весна, после изгнания ставшая Черной Невестой. Восемь рук, серая шелковая кожа, черные глаза без белков, золотые айранские волосы (только древнейшие позволяли себе столь экстравагантную внешность) и завораживающий магический Танец Любви... Кто видел, тот уже ничего не расскажет. Не дай Хаос встретить! Хотя, было бы интересно...

Воздух постепенно становился суше и жарче, плесень высохла и исчезла совсем. Каменные стены раскалились, в лицо дохнул обжигающий ветер. Пылающий танцующий шар встретил меня за поворотом.

4.

Мик

"Если меня еще хоть кто-нибудь спросит, где эта проклятая ваза, я его своими руками задушу!" — бурчал лис, окольными путями пробираясь к выходу. Пока ваза стояла на своем месте, дела до нее никому не было, зато теперь Мик успел ответить на добрых три дюжины совершенно одинаковых вопросов. Все, кто лично не присутствовал при гибели Опоры Равновесия, считали своим прямым долгом узнать о судьбе столь заметного сооружения. А поскольку замок временно изображал "пай-домик", лис решил прогуляться, отдохнуть от коллектива и поправить истрепанные последними событиями нервы.

Прогулялся... Выйдя на улицу и повернувшись закрыть дверь, он обнаружил, что двери нет. И стен нет. И вообще замка, из которого он только что вышел, полностью не существует, только несколько камней, обозначавших бывший периметр. Пару минут Мик тупо хлопал глазами, потом осознал ситуацию и самозабвенно ударился в панику.

5.

Астинити

Минут сорок я потратил на беседу с Саламандрой, выслушав все возможные извинения по поводу недавно испепеленной библиотеки и заверив, что никто на нее не в обиде, а создатель мой особенно. И только успел попрощаться и выйти в коридор попрохладнее, в голове моей раздался панический вопль Мика, с которым я на всякий случай держал связь. Похоже, всякий случай настал.

— Астинити, нам жить негде! Мы бездомные! Вэйланна нас убьет!

— Поподробнее, пожалуйста, — спокойно попросил я. — И, если можно, потише.

— Замок исчез!

— Как исчез?

— Совсем. Я из него вышел, обернулся — а его нет!

— Нет, значит... — я задумался. Что мне Вэйланна говорил насчет нашего замка. То ли его и так не существует, то ли что-то еще...

— Ничего это не значит! Нет, и все! — скорбно выл Мик, мешая вспомнить.

— Погоди, погоди. Вот! Там столб стоит? Стальной такой, полметра в диаметре. Возле самой скалы.

— А что?

— Ну, понимаешь... Ты только не пугайся. Мне создатель говорил, что замка в нашем мире не существует.

— Что-о?

— Все, что мы привыкли видеть — иллюзия. Очень материальная, но иллюзия. И держится она именно на этом столбе.

— А как же?..

— За сам замок не беспокойся, он никуда не делся. Просто дверь ты теперь не видишь. Что там со столбом?

— Ничего. Точнее, его нет. И кажется, он... уполз, — вздохнул Мик, предчувствуя, что ожившая труба скоро окажется "цветочками".

— Лови, — оптимистично предложил я. — Поставишь на место — замок появится. Возьми у нашего теоретика пару фиксирующих заклинаний.

— Угу, — мрачно буркнул лис, и я прервал связь.

Коридор в очередной раз свернул и раздвоился. Правым тоннелем пользовались явно чаще, а, прислушавшись, я уловил звуки далекого праздничного веселья. Пожалуй, мне не туда. Зато во втором тоннеле царила благословенная тишина, не нарушаемая даже извечной пещерной капелью, и почти столь же абсолютная темнота, резко контрастировавшая с сумраком предыдущих коридоров. И я вошел в родную тьму.

Через полчаса впереди мелькнуло теплое пятно — мышь. Значит, я куда-то пришел. Следующее пятно оказалось свечой, стоявшей на большой бочке. Рядом на низеньком бочонке сидел Игрок, от скуки жонглируя игральными костями. Как оказалось, он уже пару сотен лет ни с кем не разговаривал и теперь радостно выложил, что он, мол, тут ворота сторожит, аж целых три штуки, скучает, с мышами в прятки играет, и предложил сыграть в кости "как жулик с жуликом или волшебник с волшебником". Играть я отказался, а в качестве компенсации предложил ему отведать "термоядерной" смеси, обнаружившейся в моем кармане. Состояла она из живой и золотой воды, спирта, шелда, валерьянки и еще много-много чего, которого я и не упомню. Мало ли, что может заваляться в карманах волшебника. Кажется, там еще была драконья отрава. Как бы то ни было, Игрок выдохнул клок пламени и пришел от моего зелья в полнейший восторг, предложив за остатки все трое охраняемых им ворот.

6.

Мик и столб.

Догоним — чай пить будем!

Баба Яга.

Для начала Мик нашел дверь. Очень просто, кидая камешки за бывший периметр замка. Дверь обнаружилась, когда очередной камень исчез, а вместо него из пустоты появился разгневанный метким попаданием Бур с шишкой на лбу. Мик убедился, что замок действительно существует, насладился реакцией неподготовленного сфинкса на пустое место и пошел по следу столба.

Через несколько часов, когда весь лес буквально стоял на ушах и все его обитатели дергались от малейшего шума, лису удалось припереть столб к стенке. Точнее, к огромному дубу, в корнях которого тот хотел скрыться и позорно застрял. Опутав добычу заклинаниями, Мик доставил столб к замку... и сам замер, как вкопанный. На месте отсутствующего замка клубилось и росло черное облако, грозившее вот-вот поглотить периметр. Мик прыгнул в дверь — замок был на месте. Стоял себе, как ни в чем не бывало. Вышел — тьма почти полностью повторяла бывшие привычные очертания замка. Оказывается, оставшись без обычной "шкуры", замок почувствовал себя голым и решил "укрыться мраком". Лис, вполне обоснованно решив, что иллюзорная тьма вряд ли пойдет на пользу замковой иллюзорной же внешности, приказал её убрать. Мол, замок же и так не видно. Тот возразил, что сам Мик почему-то ходит в брюках, а ему уже и одеться нельзя? В ответ резонно прозвучало, что Мик вообще мерзляк, и ему холодно, "а ты, сооружение, уж лучше молчи. И вообще, убери все это ровно на полчаса, а там хоть перья отрасти — мне уже все равно!"

Наконец, упрямство замка было сломлено, и лис приготовился ставить столб на место, — но не тут то было. Столб, существо не промах, воспользовался ситуацией и сбежал обратно в лес, желая стать простым железным деревом. А отловив его еще раз, Мик обнаружил, что оговоренные полчаса давно прошли, и замок оброс нежными молодыми листиками, похожими на крапивные. Тут терпение лиса с треском лопнуло, и смущенный замок выслушал такой разнос, что мгновенно убрал листву и, даже получив назад свою внешность, до утра стоял по стойке смирно, вытянув башни в струну и не проявляя признаков не только сумасшествия, но и жизни.

7.

Астинити.

— Что потеряла-то, бабуля?

— Равновесие, сынок, равновесие...

Анекдот.

Ворот было трое: черные, белые — традиционный набор — и почему-то синие. Вместо серых. Наверное, их ставил некто, не обладавший цветовым зрением. Три висящих в воздухе туманных кокона. Черный вращался вокруг своей оси, синий изменялся в размерах, белый вообще то исчезал, то появлялся. Вошел я в синий. Наверное, потому, что у меня цветовое зрение было.

Вошел и оказался в помещении, более всего похожем на приемную всем известного БПДД. Или менее известного, но тоже бюро.

— Бюро Медвежьих Услуг к вашим услугам, — подтвердила мою догадку молоденькая секретарша за конторкой, без особого энтузиазма отрываясь от кроссворда. — Что желаете? Дворец, голову врага, норковую шубу? Сразу предупреждаю, с выигрышами войн и лотерей — не к нам. В НИИ СИЗИФ, Случайных И Закономерных Исторических Функций.

— Мне нужна Опора Равновесия... Ваза такая, из зеленого стекла, — вовремя добавил я, заметив удивленный взлет тонких бровей. Однако удивление относилось не к двусмысленному заказу. Меня просто не расслышали. Секретарша извлекла из-под стола телефон— коммутатор, подняла трубку.

— Изабелла, дорогая, тут чудак-человек пришел, — быстрый оценивающий взгляд в мою сторону. Краснеть я не умею, а, наверное, стоило. — Да, симпатичный. Пожалуй, даже очень... Знаешь, в моем вкусе. Нет, вроде, не в твоем. Вазу спрашивает. Зеленую. Штопор с противовесом.

— Опору Равновесия, — со вздохом поправил я.

— Вот-вот, я и говорю, — ослепительно улыбнулась она. — Сейчас шеф сама разберется и с вазой, и со штопором.

Через час довольно бурных объяснений и препирательств запыленная Опора была извлечена из самого дальнего угла склада и торжественно вручена мне. Извинений за беспокойство они от меня так и не дождались.

Вэйланна и прочие

Утро добрым не бывает.

Убеждение любой Совы.

Утром мы остались без ключа. В дне пути от храма, практически на пороге. Пожалуй, для этого понадобилось особое везение, которым Аджар обладал с избытком. Ночь мы провели в лесу, в найденном Юнарджи природном шалаше у корней могучей ели, а злосчастное утро, как всегда, началось с поисков завтрака. Они-то и сгубили Аджаров ключ.

Я остался на месте привала и занялся костром, а остальные разбрелись по лесу. Иноходец вернулся с кедровыми шишками, сбитыми прицельной пальбой из бластера, и непонятными подгорелыми сухофруктами, претендовавшими на звание яблок. Вторым появился разочарованный Юнарджи, так и не увидевший добычи, и в оправдание принес сладкие съедобные коренья и несколько горохоподобных яиц из чьего-то гнезда. А еще через некоторое время лес огласил вопль нашего несуразного божества. Мы бросились на выручку.

Аджар скакал вокруг соседней поляны и невразумительно ругался, зажимая рану на пальце. Оказывается, он почти добыл нам на завтрак свежую оленью тушу, даже подстерег в засаде и оглушил дубиной, как настоящий древний охотник, и только собирался разделать добычу и торжественно принести к костру парное мясо, как мясо очнулось, едва не откусило охотнику палец, лягнуло напоследок и умчалось в кусты. А самое обидное — оно сожрало ключ от храма. Наверное, ему золота в организме не хватало.

— Придется ловить, — почесал затылок Бешеный.

— Придется, — почти хором согласились остальные, и мы отправились по следу.

Дик и собратья.

Люди — очень неплохой народ, если не ждать от них ничего хорошего.

Принцип жизни.

Оборотень-подросток Дик мирно пас на полянке перед логовом доверенных ему младших родственников, грелся на солнышке и наслаждался жизнью в целом. Особого присмотра мелюзга, в общем-то, не требовала, поглядывать только, чтобы не перестарались в игре "укушу и удушу", и вовремя незадачливых борцов разнимать. Ничего сложного.

Вдруг из кустов справа донесся треск и топот, и Дику пришлось срочно заталкивать волчат в нору. Едва последний племянник кубарем влетел домой и широкая спина старшего оборотня прочно закупорила выход, а снаружи остался только любопытный волчий нос, на поляну галопом вылетел... труп оленя. Проломил кусты на противоположной стороне, оставив на ветках клочья шерсти и кожи, и умчался. Дик ошеломленно глядел ему вслед. Он мог поклясться, и как охотник, и как волк-оборотень, что олень давно мертв. Не меньше суток. Но чтобы трупы бегали... Да еще так!.. Он покрутил лапой у виска и выпустил истосковавшееся по воле молодое поколение.

Но едва из логова показалась первая любопытная мордочка, на поляну выскочил белоснежный тигр, и Дик буквально внес волчонка обратно в нору. Осторожно выглянул.

— Р-ры, — начал тигр, — р-ре, р-ря, р-грау...

Судя по выражению морды, он явно собирался сказать что-то другое. Тигр озадаченно поскреб лапой затылок и преобразовался в человека-альбиноса в черном костюме.

— Ты оленя видел? — спросил он.

Пока Дик отходил от первого впечатления, тому надоело ждать. Бросив "Ладно, не вспоминай!", он стал тигром и гигантскими бесшумными скачками исчез в лесу.

-Да-а, — подросток потряс головой, отгоняя навязчивую картину погони тигра за сбежавшим трупом. Разве тигры едят трупы? И как это он с одеждой превращался?

К этому времени родня в норе дружно скандировала "Свободу волкам!", но Дик не реагировал. Мало ли, кого еще на поляну занесет, лучше подождать. Волчата, однако, об этом не думали, и скоро кто-то цапнул надзирателя за хвост. Дик пулей вылетел наружу, волчата на миг клубком застряли на выходе и рассыпались по поляне. Об одного из них тут же споткнулся человек, пришедший все из тех же кустов. Этот был в потертом джинсовом костюме и в кедах.

— Ты оленя видел? — спросил он у того, об кого споткнулся.

— Видел! — хором завопили волчата, которым все это явно нравилось.

— И куда он пошел?

Пришелец в упор не замечал сломанных веток и клочьев шерсти на другой стороне поляны.

— Туда, — носы диковых собратьев повернулись, как флюгеры по ветру.

Через пару минут, когда подросток почти отчаялся загнать домой хотя бы двух сородичей одновременно, на поляну стремительно и бесшумно вышел третий человек, и в логово влетели все до единого, считая самого Дика. Это был Охотник, и не дайте Силы показаться ему добычей! Лучше вообще не попадаться на глаза. Этот ничего не спрашивал, даже не остановился, только пристально глянул в сторону норы и принюхался, определяя вид и количество обитателей.

Четвертый гость по сравнению с ним показался на удивление безобидным.

— Здесь этот был? — спросил он, поправляя темные очки. — Как его... Из местной фауны... На "Н". Или на "Л"?... Вроде лошади с рогами.

— Олень? — подсказал Дик.

— Он самый.

— Не был, — для разнообразия ответил оборотень.

— Без причины врать невежливо, — сообщил парень. Волчата покатились со смеху. Подросток свирепо на них покосился, но это ничего не изменило.

— Значит, был, — признал он.

— И замечательно! — восхитился четвертый и размашистой иноходью проследовал за остальными, даже не спросив дорогу.

— Ну и компания, — буркнул Дик, проводив его взглядом. — От таких и труп сбежит!

Вэйланна и Аджар.

Когда Аджар догнал белого тигра, тот старательно грыз молодую рябину, периодически отплевываясь, и тер лапой язык. Рядом лежали останки злосчастного оленя.

— У-аа, — начал тигр, передумал, куда-то сбегал и вернулся человеком.

— Ты раньше оленя когда-нибудь видел? Кроме вот этого, — спросил он у Аджара с подозрительной усмешкой.

— Издалека, — честно признался тот. — А что?

— А то. Надо заставить тебя его съесть. Только ты мог перепутать живое с трупом. А я его, не разобравшись, загрыз. Такая гадость!

— Зато ключ снова у нас, — резонно заметил Аджар.

— Угу. Вот и доставай его сам из этих останков. Остальных не видел?

— Следом шли, вроде, — пожал плечами он, критически осматривая вдвойне мертвый труп оленя. Ближе общаться не хотелось. — Не очнется?

— У меня не очнется. Режь быстрей, мне на него даже смотреть противно! Я вас всех у ручья подожду, — заявил Вэйл и ушел к ручью.

Достав кольцо, Аджар к нему присоединился, но остальные не появились ни через пять минут, ни через двадцать. Пришлось идти назад по собственным следам.

Сэнс и Юнарджи.

— Так зачем вы пожаловали на мою землю? — спросил Миллирион, нервно расхаживая по темнице перед двумя пленниками, самыми безобидными из четырех: от них совсем не пахло магией. Ответом ему было молчание.

— Явно не с добром, — сам себе ответил Милли. — Иначе чем вам мой страж помешал? Его даже Герои не трогали! — о том, что сам страж Героями с удовольствием завтракал, маг предпочел умолчать.

Он остановился перед стройным, почти хрупким парнем с темными волосами и золотистыми сумеречными, как у рептилии, глазами. При поимке тот был в темных очках, и видно было, что яркий свет ему очень неприятен. Он щурился и часто моргал, глаза слезились.

— Разве я спрашиваю что-то особенное? Почему молчим? — почти риторически поинтересовался Милли.

— Из принципа, — буркнул второй, белобрысый синеглазый верзила.

— По-хорошему спрашиваю, зачем вы здесь? Что забыл на моей земле служитель Черного Огня?

— Ты не умеешь по-хорошему, — усмехнулся первый, глядя сквозь слезы почти не видящими глазами.

— Умею,— заверил Миллирион. — До сих пор я спрашивал именно так. Наверное, зря. Если твой дружок захочет тебе помочь — достаточно начать отвечать на вопросы.

Следующим произнесенным словом было короткое рубленое заклинание. Заклинание палачей. Пленник рухнул на пол, тело его выгнулось дугой от боли, по лицу текли слезы и кровь из прокушенной губы. Иноходцу казалось, что в теле не осталось ни одной целой кости, мышцы или жилы. Свет выжигал глаза, воздух с хрипом выходил из груди, бритвой резал кожу, горло, истерзанные легкие. Мокрая от пота рубашка обжигала. Юнарджи рванулся к мучителю, но цепь, разумеется, была слишком коротка.

Вэйланна Черный Факел

... продолжают инфильтрацию глубжележащих тканей, чередуя иглу и нож.

"Практикум по ветеринарной оперативной хирургии"

Когда мы с Аджаром по следам добрались до замка Миллириона, полуживой, но бодрый духом Сэнс валялся на его роскошной кровати и подкреплял силы едой из замковых запасов, а заботливый Юнарджи обмахивал мокрым полотенчиком связанного по рукам и ногам и изрядно украшенного синяками бесчувственного хозяина замка.

— Ты не думай, мы тебя простили, — бурчал он, хотя Милли вряд ли что-то слышал. — И Иноходец тоже простил, я спрашивал. Только с людьми так обращаться нельзя, это ты навсегда запомни. Это хорошо, цепи у тебя плохие — с первого раза порвались, а если бы не с первого? — в том, что порвались бы рано или поздно, Юнарджи не сомневался. Да и никто, знавший его, не усомнился бы. — Я б тебя совсем убил. Ты же легко отделался, даже без переломов.

Ресницы горе-дознавателя дрогнули.

— О, очнулся! — обрадовался Бешеный настолько же искренне, насколько недавно того же Миллириона отлупил до потери сознания, чуть не до потери пульса. Он вообще все делал искренне, от души, как молодой щенок или маленький ребенок.

— Что ты с ним делать-то будешь? — поинтересовался Аджар.

Миллирион открыл глаза, осознал свое положение — во взгляде загорелась ненависть. Ненависть пострадавшей гордости.

— Отпущу, — пожал плечами алдар.

— Не стоит, — возразил я, встретившись с Милли взглядом. — Он тебя потом из-под земли достанет.

— А куда ж его тогда? Раз уж не убили сразу...

— Ничего, придумаем. Может, амнезию организуем. Он нам еще дорогу к храму должен показать.

— Да Сэнс ее и сам знает. У него же в голове прочитал.

— Все равно. Должна же от него быть польза. От картины польза есть — она дырку на обоях загораживает, — процитировал я что-то, запомнившееся из любимых иномирских фразочек моей "матушки".

— Что, к храму собираетесь? — в дверях возник Сэнс, опираясь на косяк.

— Собираемся, — ответил я.

— А тебе надо бы лежать, — сообщил Юнарджи с некоей смесью заботы и угрозы.

— Угу. Сейчас, — Иноходец пересек комнату и сел на широкий подоконник. — Храм вы без меня не найдете.

— Вон, у него спросим, — кивнул Бешеный в сторону связанного мага.

— По-моему, он не рвется помогать, — прищурился Сэнс. — Он бы меня сейчас с удовольствием сжег. Или помог в окно выйти. Как раз об этом и думает.

Милли моргнул и попытался прикрыть мысли щитом. Получилось не удачно. Раньше он редко сталкивался с телепатами, и навык не был отшлифован, как следует. У Сэнса его попытка вызвала приступ веселья.

— Кстати, у нас гости, — сообщил он, выглянув во двор. Стекол в окнах нигде не было, видать, Миллириону они чем-то мешали. — Точнее, у нашего гостеприимного "друга".

Я подошел к окну. Посреди двора, опираясь на меч, стояла личность подозрительно героического вида, полностью упакованная в броню, и озиралась по сторонам.

— Герой, — констатировал я, оборачиваясь к Миллириону. — По твою душу. Предлагаю варианты: первый — ты начинаешь нам помогать и отказываешься от всякой мести мне и моим друзьям, и я разбираюсь с ним от твоего имени; второй — ты выходишь сам, под парочкой моих заклинаний, но даже если сейчас ты выживешь, что очень сомнительно, из Бюро тебя выгонят с треском. Это я тебе гарантирую. Слово "Последнего Подвига".

— Т-тринадцатый Круг? — слегка заикнулся Милли, проникаясь невольным уважением. Оказывается, к работе он относился очень серьезно, не то, что я в свое время.

— Тринадцатый круг, — подтвердил я. Кажется, отношения таки наладились, драться не будет. Фактически, по внутреннему порядку БПДД я был прямым начальством для любого злодея младше моего круга, а поскольку ранг определялся силой (точнее, степенью опасности), он сохранялся и после ухода из бюро, если, конечно, увольняли не по причине старческого склероза и непригодности к работе. — Что предпочитаешь, коллега?

— Помогать, — ответил Милли после минутной паузы, оценив все варианты. Взгляд уже не полыхал, как будто оскорбленная гордость успокоилась тем, что пострадала от действительно сильного противника.

На том и порешили. Я остался общаться с Героем, а все остальные посчитали по карте координаты и отправились к храму через открытую мной пространственную дверь.

Белая девочка с длинной и острой косой.

Песня.

Через полчаса Герой все еще стоял посреди двора, как памятник древнему полководцу. Наверное, он считал, что обитающее в замке зло, кем бы оно ни было, рано или поздно само выйдет погулять и напросится на честный бой. Я выходить не собирался. Из принципа и из любопытства: сколько он там протянет. Я просто сидел у окна в мягком кресле с книжкой из Миллиной библиотеки, поглядывал иногда на Героя и ловил поверхностные мысли, чтобы проверить, не спит ли он там стоя. Или, может, медитирует.

Герой не спал. Он очень громко думал о том, зачем его сюда занесло и зачем он вообще подался в наше достославное Бюро. Почти с ранней юности пылко любил он одну девушку, которая с той же страстью любила легенды о Героях, и, пожалуй, прохождение кругов БПДД было единственным способом хоть как-то привлечь ее внимание. На четвертом круге она впервые начала отмечать его среди своих знакомых, и, пройдя пятый, он уже мог на что-то рассчитывать. Значит, Миллирион у нас "подвиг" пятого круга... Не знаю, что бы сказал он сам, но на мой искушенный взгляд Герой на пятый круг не тянул. Ну, никак, даже с поблажками. Правда, я только с тринадцатым кругом общался, те были намного интеллигентнее, все-таки элита, но и уровень остальных кругов приблизительно представлял.

Прошел час. Мне постепенно становилось его жаль. Вы когда-нибудь слышали легенду, в которой подвиг не состоялся, потому что злодея не было дома? Я нет. Придется к нему спуститься. Только внешность надо сменить, чтобы слухи ненароком не дошли до Гарди. Я ему и так легенду обещал.

Результат превращения слегка напоминал Милену, слегка — будущую невесту героя, но в целом получился довольно симпатичным и наречен был Миллиреной в честь нашего горе-волшебника. Это же его поединок. Я поправила прическу, разгладила складки Миллирионовой парадной мантии, изящно облегавшей стройную фигуру, вскинула на плечо неизменную в последнее время косу и пошла сражаться. Надо будет попытаться меч расколдовать — может, он уже не дуется на меня? Проще было, конечно, сразу извиниться перед ним за неблаговидные превращения, но извиняться вовремя я практически не умею. А сейчас уже явно не к месту отношения с оружием выяснять.

Герой меня не победил. Вообще никто никого не победил. От долгого стояния в холодных тяжелых доспехах беднягу скрутил радикулит, и мне пришлось вытряхивать его из лат и делать массаж. Самонадеянный "геркулес-экстра" не сомневался в своей победе, но в то, что я и есть его очередной подвиг, поверил с трудом. А когда поверил, убить меня не поднялась рука. Мы выпили по три кружки хорошего черного кофе из замковых запасов, побеседовали "за жизнь", и Герой ушел, а я на прощание помахала ему шарфом из окна. Насколько я знаю, в БПДД его больше не видели. Птички говорили, что он стал отшельником, поселившись где-то в лесу на континенте, и прожил свою сотню лет, больше ни разу не взяв в руки меч.

Смерти нет, и всегда — пожалуйста...

ДДТ.

И только через полчаса после ухода Героя и моего обратного превращения вспомнил я о малом кольце Аджара, благополучно забытом у меня на запястье, и отправился к храму.

Миллирион ждал меня перед дверью. Странно, что они связаться со мной не догадались. Иноходец, по крайней мере. И лицо у Милли какое-то странное... никакое...

Я прошел вслед за ним внутрь храма и увидел Великое Кольцо. Оно не было ни городом, ни даже зданием, как ошибочно помнил Аджар, и я понял, кем он раньше являлся. Аджар, бог Двух Колец, смотрел за Жерновами Судьбы, двумя огромными мельничными жерновами посреди храма, каждый высотой в полтора моих роста. От них веяло древней силой, и мне усилием воли пришлось гасить хищный инстинкт Огня, для которого Великое Кольцо было в первую очередь Хорошей Едой.

"Ням", — подбросило подсознание. "Не ням, — твердо заявил я сам себе. — Их надо Аджару отдать".

Из-за жерновов вышел сам Аджар с уже знакомым никаким выражением лица. Миллирион встал за его спиной.

— Великое Кольцо приветствует тебя, — сообщил он не своим голосом. — Великому кольцу нужна твоя помощь.

"Бледнолицый брат", — чуть не ляпнул я вслух, но вовремя прикусил язык. Вряд ли Кольцо понимало человеческий юмор.

— И в чем дело? — вместо этого поинтересовался я.

Кольцу давным-давно не нужны были хозяева и надсмотрщики. Со времен изгнания Аджара оставшаяся сила развила в нем странный темный разум, похожий на разум очень старых деревьев и древних алтарных камней. У некоторых моих алтарей тоже были такие вот смутные непостижимые души, очень медлительные, будто сквозь них текло время, со своими неясными тяжкими желаниями. Кольцо не хотело подчиняться. Сейчас оно пыталось говорить со мной, как с человеком, через Аджара, но понять человеческую логику, понятия, образ мысли ему практически не удалось. Скорее, это я понимал его как раз той частью личности, которая считала Жернова добычей. Появление Аджара с претензиями на контроль беспокоило Кольцо. Тем более, где-то рядом находилось кольцо малое, когда-то созданное как раз для управления Жерновами. Причем, разум, зародившийся уже после исчезновения контроля, никак его не ощущал, а значит, не мог найти самостоятельно. Вот и пришлось Жерновам искать помощи, ловить людей-посредников и говорить через них. Моя дружная компания подвернулась очень вовремя.

— Найди контрольное кольцо, верни его. Великое Кольцо умеет быть благодарным, — проговорил Аджар, опираясь на Жернова. Наверное, Кольцу проще было держать связь при прямом контакте.

Оно не было ни добрым, ни злым, Великое Кольцо, только безразличным, как большинство подобных существ. И, наверное, будь я человеком, я бы этого не видел. Видел бы каменного монстра, разумное злобное идолище, ни за что ни про что поработившее моих друзей и заслуживающее лишь уничтожения. Может быть, так и вышло бы. Только я Кольцо понимал очень хорошо, почти как самого себя. И уж никак не мог отдать его Аджару и вообще кому бы то ни было.

— Что предложишь? — спросил я, надеясь на озарение. Чтобы и люди целы, и вампиры сыты.

— Золото? — неуверенно предположил Аджар. Эмоции его отражали логические заключения Кольца. Оно считало эту версию неудачной. Правильно считало.

— Не пойдет, — ответил я. — Кстати, где остальные живые? Их должно быть вдвое больше.

— Я держу всех. Иначе они могли бы стать опасны для меня. Тебе нужны эти живые? — удивилось Кольцо. Из невидимой за Жерновами двери появился все такой же отсутствующий Юнарджи, остановился рядом с Аджаром. Откуда-то справа прихромал Иноходец. Кольцо путалось в непривычных к нормальному шагу ногах и руках и, скорее всего, не справлялось с электронной половиной Сэнсова сознания.

— Знаешь, есть у меня одна идея... — предложил я. Ожидаемое озарение не наступило, но варианты появились. — Место жительства сменить не хочешь? Есть у меня на примете одно место, где тебе точно никто мешать не будет. Там вообще никого нет. И там очень-очень холодно.

— Никого нет — это хорошо... — Кольцо задумалось, просчитывая варианты. У таких существ, кстати, есть одна интересная черта: они, как правило, изумительно честные, беззащитные перед простейшей человеческой хитростью. Может, поэтому их так мало, могущественной нежити, на Ингарте называемой "инити". Я и сам к ним отношусь, только человеческого во мне очень много. От "матушки"-предшественницы осталось.

— Вэйл, не будь наивным, — сказал дис Арен. — С кем ты договариваешься? Неужели ты ему доверяешь?

— Хочу и буду, — уперся я. — С самим собой договариваюсь. А ты-то вообще кто?

— Мурра, — буркнул тот. — А что, так заметно? Ты чего смеешься?

— Сэнс был так уверен, что он тебя стер!

— Но ты же ему не скажешь? — всерьез перепугался мой ушлый вирус невероятной живучести.

— Если ты не будешь мешать. Ни мне, ни ему.

— Не буду. Я же до сих пор не мешал...

Кольцу наш диалог надоел, и Иноходец замерз на месте. На открытых глазах появился иней.

— Что от меня требуется? — нетерпеливо осведомилось Кольцо.

— Практически немного: никогда больше не вмешиваться в дела моего мира. Да еще отпустить всю эту братию, они тебе там все равно не пригодятся.

— Хорошо. Так и будет. А что с контрольным кольцом?

— Оно тебе не помешает, — я стянул с запястья мертвой хваткой вцепившийся в руку браслет: малое кольцо не хотело погибать.

— Договорились, — кивнул Аджар, и освобожденные друзья мои дружно рухнули в обморок.

— По рукам, — улыбнулся я и вышвырнул малое кольцо в мировую дверь. Жернова мысленно взвыли и исчезли следом, очнувшись совсем в другом мире в холодной пустоте. Жернова Судьбы до сих пор мерно вращаются там, осыпаемые межзвездной пылью, под песнь Пустоты. На их вращении стоят многие и многие вселенные, но договор они соблюдают свято — у моего мира Судьбы нет.

— Гхм-гхм, — за моим правым плечом вежливо закашлялись, и я подпрыгнул на месте. В дверях храма стоял Астинити, скрестив на груди руки и скептически улыбаясь.

— Это так мы, значит, просьбы выполняем, — протянул он, — возвращаем человеку былое могущество.

-Да ладно тебе! Аджар прекрасно обойдется фамильным храмом! — заверил я, пока бессознательная четверка не очнулась.

— Мне вообще без разницы, — ответствовал Астинити. — Я здесь по твою душу, которой, видимо, не существует. Придется уйти ни с чем.

— Что случилось?

— Курьер к тебе пришел... своеобразный. Старшие помощники просто в легком шоке, остальные почти в обмороке, так что советую поторопиться.

— Уже бегу, — согласно кивнул я, и Астинити исчез.

Очнувшиеся друзья решили, что мне пришлось уничтожить Кольцо, чтобы их спасти, и я не стал их разубеждать. Размороженный Иноходец, правда, вспомнил, что ему снилось что-то очень странное про меня и Кольцо, только он в этом сне был какой-то непонятной зверушкой. Сама же "зверушка" — единственный свидетель нашего с Кольцом договора — вновь скрылась в лабиринте Сэнсова биоэлектронного сознания. Аджар действительно обошелся фамильным храмом, в нем и поселился, а остальных я срочно отправил по домам. Если в шоке даже многое повидавшие старшие, значит, дело действительно неотложное...

Тварь из Тварей Легиона

Его виденья в этот час

Прекрасней, чем цветы,

А за окном танцуют вальс

Московские коты.

Песня.

"По ночному городу иду, иду", — напевала Тварь, бодро вышагивая по центральной улице очень маленького города, столицы очень маленького королевства, и даже ухитрялась выстукивать ритм когтями по камням мостовой.

Каждая рулада заканчивалась мелодичным переливчатым воем, который люди почему-то считали леденящим душу. Тварь никогда не понимала их реакции на хорошее, в общем-то, пение: едва заслышав ее вокальные упражнения, люди наглухо запирали окна и двери и вооружались, чем могли, а собаки забивались в дальние углы и смотрели оттуда черными глазами с тоской и отчаянием. Только кошки оставались на улицах, не обращая на Тварь никакого внимания.

В другое время Тварь обязательно откусила бы чей-нибудь почтовый ящик, заглянула в щель между ставнями или проглотила пару куриц. Просто для пущего интереса. Но долг перед Легионом не позволял отвлекаться от цели. Правда, идти прогулочным шагом, напевать и пританцовывать на ходу он никак не мешал, и дрожащие горожане не находили себе места, слыша эти странные звуки. Один только осмелился выглянуть на улицу, узрел отплясывающую гопак Тварь и придвинул к двери комод. Чудовище, танцующее в лунном свете, снилось ему еще месяца два.

Вэйланна Черный Факел

А голову мою не оплакивай, потому что за двадцать лет кто-нибудь из нас уж обязательно умрет — или я, или эмир, или этот ишак. А тогда поди разбирайся, кто из нас троих лучше знал богословие.

Ходжа Насреддин.

Тварь переминалась с ноги на ногу посреди библиотеки и смущенно колупала когтем ковер, но тот упорно оставался невредимым. Я разглядывал "своеобразного", по определению Астинити, шестиногого курьера (вольно ж ему было переминаться!), а тот разглядывал многострадальный ковер. Дальше разговор не клеился.

— Извините, а сколько вам лет? — начала Тварь. — Вы ведь не очень древний?

— В смысле? — уточнил я, и курьер проткнул-таки когтем ковер. — Вы бы не трогали мое имущество, а то мне зашивать его что-то не хочется.

— Не буду, — Тварь втянула когти. — Понимаете, я из Легиона...

— Я вижу.

— У нас в Директории есть легенда об Айранском побоище, в котором участвовали двое Повелителей Легиона. Один из них вернулся обратно в свой мир, второй погиб, спасая жизнь Главнокомандующего. Тогда Легион впервые был близок к поражению, и только призванные Повелителями духи помогли ему победить.

Своеобразная трактовка событий моего недавнего прошлого. Только причем же все-таки древность?

— А причем моя древность? — поинтересовался я.

— Дело в том... Погиб Главнокомандующий, не оставив преемника. Заменить его некому. Мы в отчаянии, и оракул сказал, что тогдашние Повелители Легиона смогут нам помочь. И что вы можете с ними связаться. А древность... Ну, ведь Айранское побоище было несколько поколений назад. Едва ли его помнят даже наши немногочисленные бессмертные. Кстати, один из них и вспомнил, в каком мире вас искать.

Выпалив все это на одном дыхании, курьер успокоился и выжидающе уставился на меня. С древностью понятно: свойство межмировых переходов — относительность времени. Проходя мировую дверь, можно попасть в любое нужное тебе время, хоть в прошлое, хоть в будущее. Между мирами, собственно, нет даже понятий прошлого и будущего, а время разветвляется и переплетается, как стебли перекати-поля.

Скорее всего, курьера постарались доставить поближе к времени так называемого Айранского побоища, а объяснить это не удосужились. Или решили, что он сам знает. А вот что теперь делать с Легионом — пока не ясно. Более подробные расспросы курьера показали, что живой водой отделаться не удастся. Добросовестные Легионерские чиновники сначала отдали последние почести прежнему Главнокомандующему в виде торжественной кремации тела, а потом уже озаботились поисками замены. Правильно, конечно — только живую воду применять уже не к чему. Разбираться в тонкостях управления огромной армией и, тем более, возглавлять ее я точно не собираюсь. Корэн, скорее всего, тоже. Значит, возвращать Главнокомандующего придется в любом случае. Каким, интересно, образом? Если бы они его хоть не сожгли...

Я отправил курьера обратно в Легион, сказав, что Повелители скоро прибудут, а сам отправился в особняк Корэна, уговаривать второго "Повелителя" принять участие в разбирательстве с Легионом.

— Да кто ж меня отпустит! — возразил Маханаведер, меряя шагами комнату. — Я только что из отпуска вышел. И ты, кстати, это прекрасно знаешь.

— Если дело только в этом — без проблем! Штаб Легиона находится в мире Директории, и при межмировых прыжках время очень легко подкорректировать. Ты потратишь меньше часа местного времени. Сегодня вернешься уж точно.

— Ты уверен?

— На все сто! — убежденно заверил я.

— Тогда ладно, — согласился Корэн. — Пойдем, посмотрим, что можно сделать.

На рассвете вернулся курьер в Легион. Множество испытаний выпало на его долю, но, преодолев их, достиг он таинственных земель запредельного мира, где встретил Повелителей и передал им мольбу о возвращении. Взамен же он отдал им свою жизненную силу, с трудом добрался до Легиона и упал без сознания.

Повелители вернулись на закате, когда последний луч уходящего солнца упал на землю. В этом месте возникло яркое багровое сияние, из которого вышли Повелители в сверкающих темных доспехах, с верными огненными мечами в руках. Легионеры, ожидавшие их, пали ниц.

Так гласит легенда о возвращении Повелителей Легиона, и, в общем-то, я со всем согласен, кроме некоторых мелочей. Курьер наш бурно отпраздновал окончание своего похода и тут же осознал простую истину: сложно переставлять две ноги, еще сложнее — четыре, но разобраться в шести заплетающихся конечностях — непосильный труд. Он попытался было уподобиться пресловутой трехногой табуретке, но все три ноги неизбежно оказывались с одной стороны, и долгожданное равновесие не наступало. Пришлось ему ползком добираться до укромного угла, падать без сил и отсыпаться, пока можно, пока все слишком заняты, чтобы заметить его возвращение. Вот так гибель Главнокомандующего сказалась на дисциплине. Как будто только на нем все и держалось, даже те мелочи, которыми он никогда не занимался.

Мы с Корэном, прибыв в Легион, никаких лучей уже не увидели по причине полночи. Доспехов на нас, конечно, не было, ни сверкающих, ни даже ржавых, зато был один на двоих меч. Если моего пацифиста, уже не обиженного, а потому превращенного для удобства транспортировки в перочинный нож, можно считать легендарным оружием. Легионеры, не подозревавшие даже о нашем появлении, спали, как убитые, и мы, не тратя сил на напрасные попытки кого-нибудь разбудить, остаток ночи просидели под одиноким унылым деревцем, любуясь на звезды и слушая могучий храп доблестного воинства. К утру нас нашел патруль и благополучно упрятал под арест, и только утром, когда проснулось начальство, нас выслушали, отпустили, очень долго извинялись и даже post factum организовали торжественную встречу. В остальном же я с легендой полностью согласен. Если там что-то еще осталось.

В итоге мы всех за все простили, пообещали не оставить Легион в беде, назначили своим заместителем того самого бессмертного, который вспомнил, где меня искать, и отправились за Главнокомандующим. Единственное подходящее место, по моим расчетам, находилось где-то в Грозовом Замке — Белхас, как его называют конеррен, или Библиотека Хаоса человеческих сказаний. Каталог всех личностей, как Акениани — вокзал всех миров. Пожалуй, их строила одна рука. Если их, конечно, вообще строил кто-то конкретный, а не создавало абстрактное равновесие или еще какая-нибудь сила необходимости.

До Грозового Замка мы с Корэном добрались уже на следующий день. Снаружи действительно кружился хоровод молний, цепляясь за шпиль главной башни, извиваясь по стенам и отпугивая незваных гостей, но внутри было на диво тихо и пустынно. Где именно находится наша подвальная дверь, я не знал, и на очередной развилке коридора мы разделились: Корэн пошел налево, я направо. Кто-нибудь дверь да найдет.

В итоге я наткнулся на представителя местной жизни, с громким топотом выскочившего из-за очередного поворота. На диво недружелюбного представителя с мечом в руках. Я мгновенно убрался с дороги, не разглядев толком ни меч, ни его обладателя, и пропустил "атакующего носорога" мимо себя, почти машинально поставив подножку. Вояка пролетел рыбкой пару метров и еще один проехал, вспахивая пол мечом и носом. Я тут же оказался рядом и конфисковал многострадальное оружие.

— Ты кто? — спросил я, поднимая парня на ноги и помогая отряхнуться от пыли. Серые глаза, темные волосы, открытое дружелюбное лицо. Не выражением дружелюбное, а так, от природы. Вряд ли кто останется дружественно настроенным, споткнувшись об подставленную ногу, да еще на глазах у предполагаемого врага.

— Здешний сторож, — буркнул он.

— То-то ты такой буйный. А есть что охранять?

— Да уж найдется...

— Ясно. Ты здесь один, что ли?

— Двое, — подстраховался помятый сторож. — И если ты добровольно не уйдешь, нам придется тебя убить.

— Спасибо. Я, конечно, уйду... Со временем. Ты, часом, не знаешь, где найти Библиотеку Хаоса?

— Так ты турист?! — физиономия его расплылась в улыбке.

— Ну, вроде того.

— Прости, что я тебя так встретил, друг! — просиял сторож. — Просто ты на туриста не похож. Скорее, на одного из тех мороков, от кого я замок охраняю. Венец им, видите ли... А Библиотека — это в подвале.

Ньюфеар, Тварь из Легиона

Ньюфеар ушел в самоволку. Причем, видимо, навсегда. Что полагается за побег из Легиона, он не знал, но вряд ли его примут обратно. А уйти он был просто обязан. Уйти и отправиться вслед за Повелителями. Это он понял, проснувшись с жутким похмельем и обнаружив, что Повелители Легиона провели ночь под арестом. Под арестом, как преступники! По его вине! От его глупости и халатности! Самим им было, скорее всего, все равно, но его честь Легионера требовала загладить вину: так или иначе, жизнью или помощью, уплатить долг. То есть, пойти за ними в Темные Земли. А поскольку официально его никто бы не отпустил, да и за вчерашний промах его, разумеется, ждало наказание, Ньюфеар просто сбежал.

Каково же было его удивление, когда он догнал Повелителей и узнал в одном из них белобрысого мага с острова Аджалейн, которому недавно относил послание. "Великий Хаос! Это кого же я про древность спрашивал? Да еще и легенду пересказывал об Айранском Побоище. Да он ее лучше меня знает!" Но назад Ньюф не повернул — некуда было поворачивать. И незачем. Все равно его пока не заметили и не прогнали.

До Грозового Замка дошел он след в след за Повелителями, чудом проскочил сторожевые молнии, шокированно глядя, как все тот же беловолосый ловит змеящийся свет голыми руками, и... благополучно заблудился, потеряв из виду сразу обоих. Некоторое время он бродил по замку наугад, утешаясь мыслью о случайной встрече с Повелителями, но, в конце концов, устал даже тренированный Легионер и решил передохнуть, приглядев в зале, куда заходил с разных сторон уже раза четыре, подходящий стул. Ньюф подозрительно потыкал стул лапой, но тот не развалился. Тогда зверь на него сел. Стул, конечно, был прочный, но никак не рассчитан на добрую тонну живого веса. Он скрипнул, треснул, и Тварь оказалась сидящей на горке щепок.

И до того стало бедному Легионеру обидно, что он завыл в голос. Если пение Твари леденит душу, то вой погружает ее в криостаз. Выл Ньюф так проникновенно и отчаянно, что сторож Грозового Замка на всякий случай спрятался в шкафу, один из Повелителей тут же появился перед тоскующим Легионером, а в другом крыле замка, куда вой почти не долетал, проснулся призрак.

Корэн Безупречный

Брейся — не брейся, а на елку не похож.

"Падал прошлогодний снег".

Корэн протер глаза, но туманное пятно не исчезало. Более того, оно сконцентрировалось и стало обретать форму. Сначала проявилась невероятно заросшая голова с горящими голубым огнем глазами, потом ручные кандалы и громадные голубые шлепанцы, а потом уже балахон из простыней посредине. Все это недовольно забурчало и загремело цепью.

— Ты призрак, что ли? — риторически поинтересовался Корэн.

— Он и есть, — согласился призрак. — Никогда призраков не видел?

— Видел. Собаку в ресторане однажды видел. Но собака-то понятная, а ты, не в обиду сказано, сильно уж невразумительный.

— Это почему же? — все-таки обиделся призрак.

— Ну, вид у тебя... сумбурный. Средневековье какое-то. Вот, например, тапочки с тебя не падают?

— Падают, — признался призрак. — Даже надоело.

— А зачем ты их носишь?

— Я таким уже появился, с тапочками. Может, меня во сне убили.

— Угу, ты в них спал. Судя по размеру, они вообще не твои. Мой тебе совет — смени имидж. Побрейся хотя бы. Все равно пугать тебе здесь некого.

— Побриться не могу, у меня лица нет.

— Совсем? А как же глаза?

— Одни глаза и есть.

— Чего же тебе еще?

— Ну, нос хотя бы...

— Нос — деталь не главная, хотя и существенная. Без него тоже можно.

И призрак после получаса уговоров согласился на эксперимент... Нигде и никогда на все миры и времена не было еще такого стильного и элегантного призрака, какой получился у Корэна. Правда, клиент настоял на сохранении цепи, но и она видоизменилась до неузнаваемости: громоздкие местами ржавые кандалы сменила элегантная золотая цепочка в три ряда.

— Вот это да! — восхитился призрак, глядя в зеркало, где Корэн никакого отражения не видел. — Пожалуй, ты даже достоин моей призрачной благодарности...

Корэн скептически хмыкнул.

— Я хочу подарить тебе главное сокровище этого замка — Венец Тени, — провозгласил призрак и извлек из воздуха вполне материальную массивную золотую корону. — Собственно, его мы со стражем здесь и охраняем.

— Спасибо.

— Есть одно "но".

— Какое?

— Венец малость проклят.

— Хм. Это как?

— Не помню, давно было. Проклятие может оказаться каким угодно: от хронического опаздывания на электрички до "личного хищника".

— Куда я буду опаздывать?

— Не важно. В нашем мире этой штуки нет. Разве что на Западе — и то вряд ли.

— И замечательно. А с хищником уж как-нибудь разберусь.

Вэйланна Черный Факел

Возьми меня к реке,

Положи меня в воду.

Б. Г.

Заблудившегося Легионера, до сих пор следовавшего за нами на расстоянии, я нашел по голосу, а Корэн сам пришел из бокового коридора.

— Вот, тот самый, — объяснил я, разведя руками. — Он с посланием приходил на Аджалейн и, видно, решил, что это и дальше его дело.

— Ты с нами в Темные Земли? — Корэн оценивающе посмотрел на Легионера.

Ньюф с энтузиазмом закивал.

— И как, берем его с собой? — это уже адресовалось мне.

— Придется взять, — согласился я. — Он же все равно следом пойдет. Вроде как он нам должен.

— Молодец. Долг — дело святое, — Корэн одобрительно хлопнул Легионера по плечу, так что тот аж присел.

Я с удивлением посмотрел на друга и заметил на его голове незнакомую золотую корону, украшенную драгоценными камнями. Корэну она подходила настолько, что казалась едва ли не его частью. Будто на заказ делали.

-Это что? — поинтересовался я, глядя на... Венец Тени?..

— Венец Тени, — подтвердил Корэн мое предположение. — Мне его подарили вместе с проклятием.

— А это не опасно? — осторожно осведомилась Тварь, потирая ушибленное плечо и с опаской глядя на моего проклятого приятеля.

— Откуда же я знаю? — пожал плечами тот. — Поживем — увидим.

В подвал мы вошли, освещая путь импровизированной шаровой молнией, однако свет там был; слабый, рассеянный, но вполне достаточный для спуска, и вскоре я молнию убрал.

Спуск занял не меньше часа: подземелье поражало размерами. Потолок, если очень постараться, можно было разглядеть где-то в невероятной вышине. Впереди общее легкое сияние конденсировалось, и вскоре мы вышли на берег смутно знакомой светящейся фосфором реки. Где-то я про нее читал. По берегу бродил Манкин с ружьем и привычно поглядывал по сторонам.

— Здравствуйте, — с невероятным радушием протянул он при виде нас, сверкая подозрительно счастливыми глазами. — Вы на ту сторону?

— Да, а что?

— Вы вплавь? Может, поможете, раз вам все равно в воду лезть.

— В чем помочь? — заинтересовался Ньюфеар.

— Достать предмет S.

— Что-что достать?

— "На дне реки глубиной 2 метра лежит предмет S", — процитировал Манкин, — и его надо достать. А я тот самый наблюдатель, который видит его на расстоянии 1,5 метров от поверхности воды, только плавать я не умею. Вон он виднеется. Достанете?

— Да запросто! — заявил Ньюф, нацелился на темневший на дне предмет и прыгнул в воду. Я вспомнил, что читал про эту реку.

Через минуту Легионер вынырнул посреди реки и заколебался, сомневаясь, к какому берегу пристать.

— Греби сюда, — махнул ему рукой Корэн. Тот повернул к нам и вскоре уже по-собачьи отряхивался на берегу.

— Кто вы все будете? — поинтересовался он, разглядывая нас без тени узнавания.

Я поочередно представил всех, включая Манкина.

— А я... — Тварь задумалась.

— А ты Ньюф.

— Это от ньюфаундленда?

— Это от Ньюфеара.

— Ньюфеар... Гм...

Пока Легионер пробовал на вкус новонайденное имя, я осторожно влез в его сознание и снял поставленный рекой забвения блок.

— Ах, конечно! — вспомнил Ньюф.

— Ты предмет S принес? — осведомился Манкин.

— Нет, — протянул Ньюф.

— Почему?

— Не знаю, — озадачился Легионер. — По-моему, я его съел.

— Как это?

— Так. Он маленький был, в коробке. Коробку я оставил, а его взял в зубы, чтобы нести удобней было. И нечаянно съел. Я еще никак не мог сообразить, зачем я за ним полез.

— А чем он был? — безнадежно спросил Манкин, опершись на ружье.

— Не знаю, — виновато поник Ньюф. — Не успел распробовать.

— То-то его в реке забвения хранили. Ну, да ладно! — Манкин махнул рукой и закинул ружье на плечо. — Где тут дорога наверх?

— В замок пойдешь?

— Больше некуда.

— Смотри там, сторожа не убей, он нервный немножко, — предупредил я. — На людей кидается.

— И призраку привет передай, — добавил Корэн.

— Обязательно.

Манкин ушел в сторону лестницы, а мы, кто как мог, перебрались через реку (Ньюф просто перепрыгнул и перевез Корэна, а я прошел "аки посуху") и продолжили путь.

Подземелье постепенно сужалось, и вскоре мы шли гуськом по узкому тоннелю. Возглавлял отряд Корэн, замыкал я, если наша троица заслужила звание отряда. Так мы и шли, пока не уперлись в дверь с табличкой "М-медпункт". Вообще-то, она была в стене, но в открытом виде перегораживала полкоридора.

— М-медпункт, — прочитал вслух Корэн. — Интересно. В таком месте?

— Заика писал,— констатировал Ньюф.

— Заики ни при чем, уважаемый, — ответствовал человек в белом халате, выглядывая из-за двери. — "М" означает "магический".

— Я доктор Керре Пепин, — представился он, поправив очки. — А вы кто, уважаемые путники?

— Корэн Маханаведер.

— Вэйланна Аджалейнгари, — второе имя свое я произнес, как у Астинити — "рожденный черным огнем", а не Хозяин Черного Огня, как обычно.

— Ньюфеар, Тварь из Легиона Директории.

— Очень приятно. Могу я чем-нибудь помочь? Имена вы свои помните, значит, ручеек светящийся не переплывали.

— Перепрыгнули, — гордо сообщил Легионер.

— Замечательно, — кивнул доктор. — Мне обычно приходится возвращать память водолюбам. Или искателям предмета S.

— Я его съел, — чуть не ляпнул Ньюф, но Корэн вовремя наступил ему на ногу. Злосчастный предмет, похоже, был чем-то ценным, и афишировать его бесславную кончину не стоило.

— Молодой человек, вы знаете, что носите на голове? — доктор Керре заметил Венец Тени.

— Не совсем, — честно признался Корэн, снял венец и покрутил в руках. — Кусок золота.

— Опасное проклятие. Вы сильно рискуете, надевая Венец Тени. И примите к сведению: он подчиняет себе владельца. Точнее, носителя. Владельцем вашим он скоро станет сам.

К сведению Корэн все это принял, но Венец нахлобучил обратно, как только мы отошли от медпункта достаточно далеко.

Коридор плавно перешел в уютную круглую пещеру. На противоположной стене висел выкрашенный коричневой краской овальный щит в рост человека с надписью "Портал 5". На нем висела табличка, гласившая "Существам с боязнью темноты вход воспрещен. Д. м. н. Керре Пепин", а чуть ниже мелом было подписано "ДАБРО ПАЖАЛЫВАТЬ В ТЕМНЫИ ЗЕМЛИ", причем все ошибки были тщательно зачеркнуты и исправлены аккуратным почерком доктора.

— Пожалуй, нам туда, — предположил Ньюфеар.

— Туда, — согласился я и хотел осмотреть портал поближе, но не успел.

Корэн поднял руки к Венцу Тени, потом вытянул вперед, к двери. Между его пальцами и порталом повисла золотая паутина. Он рванул к себе сверкающие нити, щит портала с треском разлетелся на куски, и на его месте открылся овальный коридор в ничто, в который затянуло всех нас.

Они ни в кого не верят

И никогда не плачут...

"Високосный год".

— Мог бы и потише открыть!

— Там блок стоял, — оправдывался наш "взломщик", круговым движением закрывая дверь, из которой невыносимо сквозило.

— Скажи лучше, что это Венец открыл, а не ты. А я вас тут дожидаюсь, — сообщил чей-то голос. На ближайшем черном валуне, закинув ногу на ногу, сидел модный Корэнов призрак в белом костюме и улыбался. Глазами. Что было, тем и улыбался.

— Я надумал путешествовать — возьмете?

— Почему не взять, возьмем, — за всех ответил я. Брать в команду всех, кто встречался по дороге, было одной из старых традиций нашего мира, к которым я относился уважительно. На то они и традиции, в конце концов, чтобы их более-менее соблюдать.

— Про проклятие мое не вспомнил? — поинтересовался у Призрака Корэн.

— Не-а.

— Мне тут сказали, что Венец подчиняет себе того, кто его носит.

— Это не проклятие, — отмахнулся Призрак. — Он так всегда делал.

— А ты меня предупредить не мог? — в голосе Корэна стали появляться угрожающе ласковые интонации. Быть призраком не означает быть неуязвимым, и Корэн это прекрасно знал.

— Разве это важно? — мало знакомый с Маханаведером призрак никакой опасности не замечал. — Венец существо демократичное, его только чистить иногда надо. И характер тебе переделывать не пришлось.

— Почему это?

— Незачем. Венец с тобой совместим идеально, как специально ковали. Будь иначе, я бы тебе его не отдал, да и помогать он тебе не стал бы, изображал бы обычное украшение.

— А проклятие?

— Оно от совместимости не зависит. Его же на Венец потом наложили. Не помню, зачем. Может, чтобы его кто попало не взял.

— Какие мы уникальные... — протянул успокоившийся Корэн и ласково погладил Венец.

— На Героя какого-нибудь Венец бы подействовал, — предположил я.

— И сделал бы из него "последний подвиг", — усмехнулся Корэн. — О, давай эксперимент проведем? — предложил он вдруг.

— На меня его померяем, — догадался я.

— Точно, — Корэн привстал на цыпочки и надел Венец мне на голову.

— Не сработает, — покачал головой призрак. — Уж я-то чувствую.

— Он же не на нежить — инити рассчитан, а на живого носителя, — проговорил я, ощущая удивление Венца, пытающегося понять, на чьей же голове он оказался.

— Ну, да. Все время забываю, что ты есть на самом деле. Ладно, носи пока, а там посмотрим. Я тебе его доверяю.

Темные Земли свое название не оправдали. Конечно, вздумай кто-то писать здешний пейзаж, он получился бы в черных тонах, но в целом здесь было не темнее, чем в белую ночь.

И едва мы прошли пару шагов, откуда ни возьмись, перед нами появилось небольшое существо в красно-полосатой пижаме. Из третьей штанины торчал хвост-веточка.

— Здравствуйте дорогие гости! — заверещало оно. — Спасибо что решили навестить темные земли это так замечательно просто прекрасно я ваш предводитель проводитель проводник путеводитель ик гик гид то есть экскурсовод! — в его речи напрочь отсутствовали знаки препинания, за исключением редких и, видимо, вымирающих восклицательных.

— Вы кто, уважаемый? — ухитрился вставить в середину тирады Ньюф, не поняв ни слова из услышанного потока, но ответа не получил.

— Пусть выговорится, — посоветовал Корэн.

— Долго ждать, — ответствовал Легионер и, изловчившись, прижал существо лапой к земле.

— Кто ты есть? — прорычал он в самые уши-лопушки.

— Ой! Ик! — восклицательные знаки шли в атаку, пользуясь испугом оратора. — Я! Ик! Гид! Ик! Пи! Ик! — знаки заняли твердые позиции. — Жам! Ик! П-ик! Пик... жам! Пижам! Ик! Я Пижам! Ик! То есть! Ик! Ужам! Точно! Ик! Ужам!

Ньюф отпустил перепуганное существо, и по мере его успокоения знаки вновь начали исчезать из его речи.

— Я Потасный Ужам, — слегка поклонилось существо, — что означает "Полосатый Атласный Ужасный Пижам!"

— Значит, будешь сокращенно Пуж, — констатировал Ньюф.

— Почему? — удивился тот.

— Потому что от слова "пужать".

— Ладно, буду Пуж, — обреченно согласился Пижам, хотя объяснения не понял.

Интересно, почему он ужасный? Желтый, круглый, пушистый, с черными глазами-бусинками и хвостом-веточкой. Улыбается. Разве что "ужасно болтливый". Ну, и пижама у него, конечно, безумной окраски.

— Я здешний экскурсовод, — доверительно поведал нам Пуж. — Вы про наши достопримечательности хоть краем уха слышали? — с надеждой спросил он.

— Нам бы в Белхас попасть, — сказал я. — Проводите?

-Вы даже название знаете, — восхитился Пуж. — Провожу, конечно! Только вот войти, может, и не получится.

— Почему?

— Там не дверь, точнее, не просто дверь... Там такое... стекло.

— Портал? — подсказал Призрак. — Врата?

— Наверное.

— Откроем, — Корэн посмотрел на Венец.

— Может быть, может быть, — согласился гид. — А другие достопримечательности не посмотрите?

— Только те, которые по дороге, — смилостивился Ньюф.

— Они все по дороге, — радостно запрыгал Пуж. — По одной Черной дороге.

— По-моему, здесь все дороги одинаковые, — заметил призрак. — Черные.

— И то правда, — растерялся круглый гид, но быстро сориентировался. — Так это же не цвет, а название! Цвета они все одинакового, а с названием только одна!

— Какая сообразительность, — скептически буркнул призрак, но Пуж, к счастью, не услышал.

От всей остальной равнины дорога отличалась только каменным бордюрчиком, отмечавшим ее границы, а в остальном — та же черная земля, камни и трещины. Пуж бодро прыгал впереди, следом, как охрана на прогулке, "стенкой" шли мы с Корэном, за нами балетным шагом шествовал призрак, поигрывая цепью, а замыкал процессию Ньюфеар с видом несправедливо обойденного кинопремией монстра.

Вдруг Пуж резко затормозил и встал, как вкопанный, я чудом на него не наступил, а Ньюф пролетел сквозь призрака и едва не врезался в меня.

— Посмотрите направо, — изрек Пуж, тем самым избежав праведного Легионерского гнева: Ньюф отвлекся от его персоны.

Справа от дороги посреди равнины одиноко торчала водопроводная колонка. Рядом стоял ящик, а на нем сидел человек в синем халате (Корэна передернуло) и мыл руки. Вокруг них — человека, колонки и ящика — натекло уже столько воды, что образовалось небольшое черное мыльно-пенное болотце. Видимо, процесс начался давно, и слой грязи на руках пора заносить в книгу рекордов.

— Такого вы нигде больше не найдете, — с сомнением прокомментировал Пуж эту идиллическую сценку. — Он рассчитал, сколько раз нужно помыть руки, чтобы на них не осталось ни одной живой бактерии.

— И давно это у него? — сочувственно осведомился Корэн.

Гид задумчиво потер место подбородка, прикинул сроки...

— Года два будет, — сообщил он, наконец, и мы двинулись дальше.

Первые полчаса пути мы ожидали новой остановки, но Пуж нигде больше не застревал, хотя мы проходили мимо всяких странностей: задумчиво вальсирующего трактора, пятиэтажной высоты старушки из черного дерева, вязавшей свитер для чуда-юда семиголового, пони, тащившего огромную повозку по висящему в воздухе фрагменту радужного моста.

Остановился наш милый гид на тридцать пятой минуте, когда все и думать об этом забыли, и я все-таки наступил ему на ногу.

— Слева вы видите уникальный цветок, — вещал Пуж, — равного которому нет во всем мире...

Посреди черной (разумеется) клумбы на тонкой ножке покачивалась на редкость крупная пушистая кремовая гвоздичка. Кроме меня, никто из нашей компании раньше гвоздичек не видел, они у нас не растут, поэтому все смогли оценить ее по достоинству.

— Советую заткнуть уши, — предупредил Пуж, едва заметив на горизонте дорожный знак — ноту в красном треугольнике.

— Зачем это? — в голосе Ньюфа сквозило недоверие.

— Здесь недалеко музыкальная школа сирен. Не хотите, можете не затыкать. Ваше право, — объяснил Пуж и воткнул в каждое ухо по куску заранее припасенной ваты.

Ньюф подумал, попросил у меня платок и сделал из него затычки для ушей. Призрак зажал уши ладонями, а мы с Корэном решили хоть издали послушать легендарное пение. Теперь мы замыкали строй.

Пели сирены действительно очень красиво, но почему-то хором. Может, у них хор, сольфеджио и специальность, как у людей? Хотя сирены тоже люди, ими не рождаются. Туда, кажется, с четырнадцати лет берут. Или я что-то путаю? Им, по-моему, еще преподают начала магии жизни и какие-то социальные науки. Ну, и талант на многое влияет.

Пение стало слышнее, и Корэн свернул с дороги, но я вовремя поймал его за пояс и вернул обратно. Одиссея в свое время привязывали к мачте. У меня мачты под рукой не оказалось, поэтому я снял Венец и надел его другу на голову. Его тут же перестало сносить в сторону, и я смог его отпустить. Не мог Венец позволить своему "идеальному носителю" так бесславно пропасть.

Призрак отнял ладони от ушей, замер, прислушиваясь, и пошел на звук.

— Стой!

Он обернулся.

— Вы уж извините, ребята, я вас оставлю. Хочу немножко побыть призраком в женской школе. Они так поют здорово. А если что — я вас еще найду. Прощайте.

— До встречи, — махнул рукой я.

Вскоре голоса сирен смолкли вдали, и Венец вновь перекочевал ко мне. Все-таки хотелось Корэну убедиться в моей несовместимости. А скорее, поделиться со мной проклятием.

Страж Венца

Думал было удавиться,

Так, опять же, шеи нет.

Л. Филатов

Черная тень материализовалась на дороге и обнаружила, что у нее чешется ухо. Оно чесалось все сильнее, и тень, изо всех сил стараясь выглядеть зловеще, этого не вынесла. Но поскольку ушей у тени пока не было, их пришлось немедленно отрастить, а заодно и лапу, чтобы было что и чем почесать. Тень так и сделала. Потом она совершенно справедливо решила, что на одной лапе далеко не уйдет, и отрастила еще три. Но тогда получилось не зловеще, а даже смешно. И тень отрастила голову. И хвост для красоты. В результате этих манипуляций получилось нечто волкообразное, и тень решила, что вышло хорошо: красиво и даже немножко зловеще. Все-таки иногда люди волков боятся.

Тень еще почесалась напоследок (приятно-то как!) и бодрым скоком проследовала туда, куда вел ее нюх — за венцом Тени.

Вэйл и прочие

Ах, ты, гадкое стекло!

Это врешь ты мне назло.

Царица.

— Третья достопримечательность, — представил Пуж похожее на циклотрон здание. — Не желаете найти свою судьбу?

Добровольцев не нашлось, и мы дружно поднялись по пожарной лестнице на маленький наблюдательный балкончик, чтобы посмотреть со стороны. Ну, не очень дружно, потому что сам гид не доставал до ступенек, а Легионер путался в ступеньках и лапах, и его пришлось тащить едва ли не волоком, но, в конце концов, на балконе оказались все. Причем большую часть его занял Ньюф.

Зал внизу был заставлен большими стеклянными сосудами, составлявшими что-то вроде лабиринта. Одни пустовали, в других что-то лежало, стояло или даже шевелилось. Посреди всего этого с очень неуверенным видом бродил Герой с мечом в руках.

Невмешательство не закон, и я превратился в маленькую сову и слетел вниз, к Герою. Однако там меня ждал неприятный сюрприз: метрах в пяти над полом я ослеп. Видимо (точнее, не видимо), здесь присутствовало заклинание, мешающее посетителям лабиринта видеть, что они выбирают. В общем-то, справедливо, но не проще ли было сделать непрозрачные стаканы?

Я вызвал конерренскую координатную сетку (хоть какая-то польза от знакомства с Кинтом) и обнаружил, что вот-вот врежусь в один из стаканов. На балконе Пуж объяснял друзьям причину моих сумасшедших маневров, приводя примеры из истории. Оказывается, раньше Героям и прочим посетителям просто завязывали глаза, но они быстро навострились жульничать и, пользуясь помощью фей, мух и прочих подобных выбирать себе славу, победы и сокровища. Пришлось поставить заклинание.

Стенка второго стакана внезапно возникла на пути, я заложил крутой вираж из области высшего пилотажа... и с разлету въехал в обширный геройский лоб. Обладатель лба с перепугу замахал мечом и мгновенно расколотил аж три стакана. По свидетельствам с балкона, от осколков потянулся дымок, окутал нас с Героем, и мы прозрели. Точнее, Герой прозрел и огляделся по сторонам, а мне было не до того. Я лежал на полу и пытался понять, весь ли я там лежу, и если уже частично, то где все остальное.

Когда я пришел в себя, Герой внимал голограмме принцессы, умоляющей о спасении из лап одного моего знакомого дракона, с подробным указанием адреса и способа победить. Второй стакан был пуст, а в третьем лежал мой Венец Тени! Корэнов, то есть. Я его, наверное, сам уронил, когда в птичку превращался. Такими вещами не бросаются. Я уцепился за Венец когтистыми лапами и взлетел к балкону. Герой меня так и не заметил.

Это Венец — моя судьба, что ли? Раз я его в лабиринте нашел.

Те же и Тень

— Ну, догада! Голова!

Сказка о глупом муже.

— Я страж Венца Тени, — отрекомендовался волк. — То есть, я Тень Венца Тени.

— Это ты, что ли, проклятие? — самоуверенно спросил носитель Венца.

— Ну, я, — согласился волк, слегка обидевшись. — А ты, значит, волков и проклятий не боишься...

— Нет.

— Чудовищ тоже, — волк пристально оглядел всю разношерстную компанию.

— Это кто тут чудовища?! — почти хором возмутились гид и Легионер.

— Да так, показалось, — отказался от спора волк, вздохнул и потрусил следом за "добычей", чье бесстрашие сильно осложняло дело. Проклятие Венца было завязано на страхе, и без него Тень ничего не могла поделать с носителем. Хоть ты тресни. Напугать бы его... Гавкнуть неожиданно, что ли... А если не испугается, а разозлится? Или того хуже, смешно ему станет, что Тень — и вдруг лает. Потом его уже нипочем не напугаешь.

Чего может человек бояться такого... необычного. Весь традиционный набор исчерпан, значит, страхи действительно странные. Мышей — вряд ли. Диких пчел — ни к чему, даже если и так. Не превращаться же, в самом деле, в пчелу. Волк с досадой разглядывал безмятежную спину своей добычи и шипастый хвост шестиногой Твари, шагавших впереди него. Уж если он этой зверюги не боится...

— Ты его правда не боишься? — с сомнением спросил у носителя Венца жуткий зверь.

— Конечно, нет, — рассмеялся тот. — Что его бояться? А то у меня нет знакомых волков!

— И совсем ничего не боишься?

— Совсем не бывает...

Волк так прислушался, что не закрепленные формой уши подчинились воле и начали явственно отрастать.

— Чего же тогда? — с любопытством спросил Легионер.

"Добыча" оглянулась на "проклятие" — изумительной лопоухости волк старательно разглядывал черный пейзаж и только что не насвистывал на ходу, окончательно забыв о своей миссии.

— Так чего же? — заинтересованно повторила Тварь. — Чего может бояться Повелитель Легиона, если в самом Легионе есть практически все?

— Ты не поверишь... — сокрушенно вздохнула "добыча", и волк окончательно приобрел ослиный вид. — Простейшей вещи... обычных розовых кроликов!

Вэйланна, те же и кролик

Дураки учатся на своих ошибках, умные — на чужих. Получается, все мы учимся у дураков?

Логический вывод.

Ньюфеар просто опешил. Краем глаза я заметил движение за правым плечом, резко обернулся и накинул на кролика(!) фиксирующее заклинание. А вовремя сориентировавшийся Корэн сцапал удивленное животное в охапку, чтобы заклинание успело сработать. И едва мы разглядели, что получилось из несчастной Тени, приступ хохота сразил практически всех. Ньюф даже свалился на спину и катался по земле, размахивая в воздухе всеми шестью лапами.

— Это нечестно! — вопил умильный розовый кролик, отчаянно дергаясь в руках у Корэна. Тот перехватил его за шкирку, и бывшему стражу пришлось смириться с положением.

— Я же от тебя не отстану, — всю дорогу бурчал кролик, честь нести которого досталась, разумеется, мне. Носитель Венца и кролика! Ха! — Отдай мне Венец, и я уйду.

— Ты сам себе противоречишь.

— Ты же с ним не совместим, я чувствую, — не унимался Страж. — Он тебе абсолютно ни к чему. Только что на парад надевать вместо шляпы.

— Отдам, только не тебе, а Корэну. У него совместимость идеальная.

— Да ладно! — не поверил он.

— Да правда! — в тон отозвался я. — Венец ему даже помогает.

— Надо же! — искренне удивился кролик и снова перешел на угрожающее бурчание.— Даже если ты отдашь Венец, от меня тебе не отделаться... Разве что ты меня вот сейчас отпустишь... — последовала многозначительная пауза.

— Я вас боюсь! — по-женски кокетливо ответил я и продолжил обычным голосом: — Думать надо было, прежде чем превращаться.

— Я тебе спокойно жить не дам, и не надейся. Отпустишь?

— Не-а, — широко улыбнулся я.

— Балбес ты, — надулся кролик. — Тебе же хуже. Недолго тебе осталось веселиться.

В ответ я прочитал ему детский стишок про зайца и барабан, он окончательно обиделся и молчал до самого Белхаса.

Шли мы по темной земле, по Черной дороге, шли себе и шли. Пуж, Ньюф и Корэн налегке, я — навьюченный Венцом и Стражем. Страж мог бы идти сам, но надолго бы его не хватило, да и не особо я ему доверял. Мало ли, что еще он способен отчудить.

Так мы миновали скалу, на которой плясал голубоглазый птеродактиль. Я еще никогда не видел, чтобы древние ящеры с таким воодушевлением исполняли брейк-данс.

Так мы миновали Фальшивый замок, построенный киношниками с Западного полушария для съемок. Фильм сняли, а замок остался, и в нем поселился оракул с крысой-летописцем. А фильм этот я, кстати, видел. Назывался он "Легенда о Востоке" и поражал "новизной открытий чудных". Вервольфы в нем почему-то страдали каннибализмом, а мелкие, как блохи, феи летали на мушиных крылышках. Это они моего милейшего врага не видели — шестьдесят килограммов живого веса и никакой окрыленности. Бывшего, то есть, врага... Других не было...

Так мы миновали бы и сам Белхас, если бы Тварь нечаянно не приложилась к его воротам своим бронированным лбом. Тогда-то мы поняли, что ворота просто невозможно было не заметить, хоть они и прозрачные, вроде тонкого стекла без рамки прямо посреди дороги.

-Ну, вскрывай, — предложил я Корэну, возвращая Венец на его голову. — Только не с таким шумом.

— Ладно, ладно, — самодовольно ухмыльнулся тот и повернулся к двери.

— Даже не надейся от меня отделаться, — снова загудел кролик у меня в руках. — У нас с тобой личные счеты, а к нему у меня претензий нет.

— Да что ты, дорогой! И в мыслях не было. Ты мне даже нравишься. Еще был бы ты чуть полегче...

Действительно, кролик получился на редкость симпатичный: милый и пушистенький, несмотря на неестественный ядовито-розовый цвет.

Пока я обменивался любезностями со своей упитанной ношей, Корэн тихо и изящно открыл дверь, теперь похожую на фиолетовый переливчатый тоннель.

— Пошли! — воодушевленно скомандовал Ньюф и шагнул к двери.

— Нет, нет! Погоди-ка! — остановил я его. — Ты в Белхас не пойдешь. Равно как и гид, и кролик.

Кролик попытался почесаться, и я спустил его на землю.

— Почему? — удивленно спросил Легионер.

— В Белхас идем мы с Корэном. Все остальные... ВСЕ остальные (кролик собирался возразить, но вовремя передумал) идут по своим делам. Кроме того, кто возвращается в Легион.

— Я лучше с вами пойду. Меня оттуда, наверное, давно уволили.

— Ты должен рассказать о нашем путешествии до возвращения Главнокомандующего.

— Зачем? Я потом расскажу.

— Для понту, — с видом знатока ответил Пуж. — Чтобы их встретили с почетом.

— А если мы оттуда не вернемся? — предположил вдруг Корэн. — Что если в обмен на жизнь Главнокомандующего придется пожертвовать своими? Тогда только ты сможешь рассказать, что произошло на самом деле, поведать Легиону историю нашего путешествия.

— Как же я узнаю, вернулись вы или нет? — почесал затылок Ньюф. — Я же с вами не иду.

— Мы вернемся в Легион вместе с Главнокомандующим. Или не вернемся вообще, — со вздохом заключил Корэн.

Это Ньюфа устроило. Он так ясно представил нас на лошадях во главе Легиона, что мне стало смешно. За все свои тысячи лет странной стихийной жизни Черного Огня я ни разу не ездил на лошади. И даже пытаться не собираюсь. Моим транспортом были волки и драконы, единороги и даже кентавры, и много-много всяких прочих тварей, но только не обычные лошади. Почему-то именно они плохо относятся к не совсем живым всадникам типа меня. Точнее — панически боятся. Хотя подходить и даже кормить вполне позволяют. Странный народ — лошади...

Но Ньюф об этом не знал. В его мечте Корэну лошадь досталась какая-то каштановая, под цвет волос, а мне — легендарно-черная зверюга модели "конь геройский, классический". И так эта утопическая картинка восхищала нашего Легионера, что я не удержался, и перекрасил мое транспортное средство в яркий цыплячий цвет. Ньюф мысленно фыркнул от удивления, но вернуть животному приличную окраску не смог, а потом и вовсе отвлекся, шагая через мировую дверь обратно в Легион и заранее пообещав себе ни за что не праздновать возвращение. Даже если его никто еще не уволил.

За мной и Корэном закрылась дверь Белхаса, и Пуж остался в одиночестве. Постоял немного у стекла, глядя по сторонам, поправил хозяйственно пижаму и бодро потопал обратно к началу дороги, напевая под нос "Танцы на воде".

Легион встретил своего нового героя — Тварь из дивизии Тварей. То ли нашего Ньюфеара действительно еще не уволили, то ли взяли обратно по возвращении, но он еще очень долго с упоением рассказывал все детали своего путешествия. Особенно красочными стали истории после возвращения Главнокомандующего. Одного, без Повелителей. Ньюф тут же напился с горя, заплетающимся языком вещая всем желающим (а таковых нашлось немало) о том, как сопровождал он Повелителей в самое сердце Библиотеки Хаоса и не смог их спасти.

В Легионе под железной лапой Главнокомандующего все быстро пришло в норму, а легенда сформировалась только через несколько лет. Из нее постепенно исчезли несуразный экскурсовод в пижаме и рукомойная достопримечательность, а остальное изменилось до неузнаваемости. Иногда, когда мне становится скучно, я нахожу в библиотеке собрание легенд Директории и перечитываю легенду о Повелителях Легиона, Кервеле и Элиасе. Там есть монстры и заколдованные мечи (прототип, думаю, ясен), поединки и вражеские замки (интересно, чьих врагов). Быстрые лошади, на которых Повелители (и я тоже!) во весь опор мчались по хищному лесу Темных Земель (узнаете гвоздичку?) Прекрасные смертоносные сирены и проклятие Венца Тени, с которым отважный солдат Ньюфеар, спутник Повелителей, насмерть сражался перед воротами Белхаса. А еще там есть история о том, как Ньюфеар в Грозовом Замке спас жизнь заблудившемуся и попавшему в ловушку Элиасу. Самая веселая, на мой взгляд, история.

Корэн и кролик сидели на мраморных ступенях Белхаса и старательно молчали. У Корэна это получалось гораздо лучше, потому что он был занят починкой перегоревшего Венца, а кролику заняться было нечем. Он только взъерошивался все больше и теперь походил на обиженный шар из розового пуха. Надо будет Милене его подарить, ей понравится.

Я оставил их на лестнице дожидаться, а сам направился в оперативный центр Белхаса. Интересно, попадет кролику или нет?

Примерно с час назад наш бывший страж Венца Тени, пока мы с Корэном искали Главнокомандующего в местной базе данных и устраивали воскрешение, ухитрился заклинить ворота — единственный выход наружу. Это у Акениани бесконечное число выходов и входов, а у Белхаса один. Правда, есть оговорка: вход один-единственный для каждого, кто его ищет. Какой первый найдешь — тот и твой. То есть, я могу попасть в Белхас только из Темных Земель, а кто-то другой — только с собственного чердака. Но выход-то был общий — ворота. Я еще не выяснил, что конкретно он в них подкрутил и каким образом, но первая же попытка открыть дверь надолго вывела из строя и Венец, и Властелина Корэна. Корэна мне удалось привести в чувства, Венец тоже, пожалуй, выживет, а с воротами пока непонятно, что делать. Кролик подпрыгивал от волнения и радостно клялся, что они закрылись навсегда. И он будет прав, если я не пойму, в чем неисправность...

Пожалуй, попадет все-таки нашему ушастому другу. Корэн ведь ему даже спасибо сказать не успел.

— Что ты открутил от двери? — первым нарушил тишину Корэн, не отрываясь от дела и орудуя моим мечом как отверткой. Наверное, Корэна меч опасался, поэтому молчал.

— Не скажу.

— И не надо, — излишне мягко согласился Маханаведер. — Это мы потом сами выясним. Устроим тебе зондирование памяти, и выясним. Зачем ты вообще врата трогал?

— Чтобы отомстить ему за свой позор. За этот глупейший образ! — кролик попытался зловеще расхохотаться, но его голосовой аппарат явно не был на это рассчитан.

— Ну, и зря, — пожал плечами Корэн. — Разве это месть? Ну, не выйдем мы отсюда... Ему-то что? Он бессмертный. Посидит здесь пару сотен лет, подумает, глядишь, и выход найдет. Только тебе от этого легче не станет.

Кролик живо представил перспективу и упал духом.

— Так что ты открутил от ворот?

— Не скажу, хоть убейте!

— А это идея... — Корэн пристально посмотрел на несуразного розового зверька, взвешивая в руке меч. — Не один ты тут мстительный. Вэйланне скажу, что это был несчастный случай. Может, он тебя даже оживит. Потом. Ты, главное, не волнуйся...

Он замахнулся. Кролик долю мгновения остолбенело смотрел на опускающийся меч, заверещал и бросился вверх по лестнице, с разбегу влетел мне на руки и успокоено затих.

Корэн усмехнулся и вновь занялся Венцом. Я подошел к нему и спустил кролика на лестницу. Тот спрятался за мои ноги.

— Я выход нашел, — сообщил я Корэну.

— Хы-ра-шо! — по слогам проговорил кролик и обрадовано хлопнулся в обморок.

Пока кролик и Корэн выясняли отношения, я в Центре Белхаса разговаривал с Кинтом.

Белхас, как и мировой вокзал — Акениани, каждому видится по-своему. Не знаю, как Корэн и кролик, а я видел огромный зал, наполовину занятый грандиозной полукруглой лестницей, ведущей к маленькой комнатке с компьютером, база данных которого и была базой данных Библиотеки, каталогом всех существовавших личностей, позволяющим возвращать умерших. Живых и реинкарнировавшихся в базе не было. Кинт, скорее всего, воспринимал все по-другому. С моей точки зрения, его голова, сияя ослепительной улыбкой, появилась как раз над монитором. Сопровождали ее обе руки по середину предплечья, все же остальное обреталось где-то еще, скорее всего, в миллионах световых лет отсюда или за пару-тройку миров от нашего. Далеко не всегда Сценарист Вселенной считал нужным появляться полностью.

— Привет тебе! — начал он.

— Здравствуй, родной! Каким ветром тебя сюда занесло?

— Да вот, зашел проведать, как ты тут поживаешь. А то кое-где ходят слухи, что уже никак.

— В Легионе, что ли?

— Не только. На Инхеле тоже.

— Не первый раз. Даже помощники мои привыкли.

— Может, вам помочь? Выход открыть, например.

— Да нет, спасибо. Что я, совсем немощный? Дверь не открою? Да и кролик не мог же зря стараться. Знаешь про кролика?

— Знаю. Ну, хоть немножко можно поучаствовать? — улыбнулся Кинт. — Чуть-чуть.

— Немножко можно. Почини ворота, когда мы уйдем. Чтобы наш выход закрылся.

— Ну, да. У Белхаса ведь должен быть один выход.

— Именно.

— Будет сделано. Починю, — согласился Кинт.

— Замечательно! Пока!

— Чао-какао! — и Кинт, точнее, его присутствующие детали, постепенно растворился в воздухе, а я вернулся на лестницу, где меня едва не сбила с ног очень испуганная розовая торпеда.

— И что надо делать? — поинтересовался Корэн.

— Вам с Венцом — ничего. Кролику — тем более. Думаю, тебе и так хватило неприятностей на сегодня. Так что — только ждать, пока я открою мало-мальски подходящую дверь. Белхас мне сам поможет, ведь у него обязательно должен быть один выход.

Первая дверь походила на зеленый тоннель. Из нее хлынул поток воды, и врата пришлось срочно захлопнуть.

— Это, по-твоему, помощь? — прокомментировал мокрый, как мышь, Корэн, выжимая волосы.

Вторая получилась лучше, без спецэффектов порталов и тоннелей, а за дверью было в сто раз темнее, чем в Темных землях. Но мир явно был наш. Родной Инхель. Я в этом убедился, едва перешагнув порог.

В пещерке, где я оказался, сидели аж двое моих знакомых. На стопке книг с цветными закладками восседал небольшой толстый Кисыч, инструктор Темниц второй части БПДД, а на бочке рядом — лорд Обсидиана по прозвищу Ося в полной боевой экипировке.

Вторая часть БПДД была обучающая. Здесь Герои тренировались перед подвигами, учились владеть оружием или совершенствовали навыки, но чаще сюда за скромную плату приходили просто желающие потренироваться в реальном бою или искатели приключений. И хотя для пущего интереса кое-где по Темницам были разложены всяческие сокровища, БПДД получало огромную прибыль. Искателей всегда было больше, чем кладов, и предприятие окупалось полностью. Оба моих знакомых относились к постоянному штату БПДД. Кисыч обучал всю "темную гвардию", с которой предстояло сражаться очередному посетителю Темниц, а Ося вместе с другими патрулировал правое крыло пятнадцатого уровня. Сейчас Кисыч как раз давал Осе очередные напутствия. Он постоянно забывал, что кому говорил, и каждые инструкции повторялись раз по тридцать.

— Ты, главное, не бойся, — говорил Кисыч, и я мог поспорить, что Ося это слушал перед каждым выходом. Или через раз, как минимум. — Щадить кого-то или отступать запрещено. Тебя потом даже в Легион не возьмут. (Обычно "тренеров" в Легион брали очень охотно, с минимальными проверками). Живая вода на базе в избытке. Главное, чтобы от тебя хоть что-то осталось. Ну, обычно остается, сам знаешь, хотя риск есть, разумеется. Кстати, у Героев доспехи легче твоих. Ты это учти...

— А главное, фрекен, сразу откусывай голову, — добавил я, и они оба подпрыгнули от удивления.

— Ося, не шуми, ты же не на работе, — успокаивающе сказал я, прищурившись на направленный мне в горло меч. Ося выдохнул, меч вернулся в ножны.

— Кисыч, он нервный! Как он может работать? Он же всех Героев перекалечит!

— Это моя работа, между прочим, — буркнул Ося. — Убивать Героев.

— Это ты как высший разряд говоришь? — поинтересовался у меня Кисыч, шевельнув белыми усами.

— Нет, это я по-дружески придираюсь.

— Откуда у высшего разряда друзья? — скептически спросил Ося.

— Правильно, ниоткуда, — улыбнулся я. — Но врагов еще меньше.

— Привет всем, — сказал Корэн, возникая за моей спиной с кроликом под мышкой.

— Привет, — за двоих ответил Кисыч. — Что-то вас, ребята, много... Откуда вы все взялись?

— Телепортировались. Да мы так, проездом... Это страж Венца, — пояснил я Осе, с улыбкой разглядывавшему Корэнову несерьезного цвета ношу. — Венец, правда, сломался, но страж вот сохранился.

— Реликт? — усмехнулся Кисыч.

— Не совсем. Скорее, рудиментарный остаток.

Кролик воззрился на меня взглядом василиска, но плеваться не стал.

— Фехтовать до сих пор не умеете? — вспомнил вдруг Ося.

— Чего нет, того нет, — за двоих ответил Корэн. Правда, времена, когда Черный Факел не умел драться, прошли давным-давно, но им-то какое дело?

— Эх, вы! Сколько знаю последних подвигов, ни одного даже с натяжкой сильным не назовешь. К нам приходите, что ли, потренируйтесь на досуге.

Мы клятвенно пообещали как-нибудь заглянуть, скрестив пальцы, и поспешили откланяться. Про наш визит Ося и Кисыч забыли, как только мы исчезли из пещерки. Незачем им помнить, что Властелин Корэн вместо работы разгуливает по Темницам с розовым кроликом в руках, а Черный Огонь замучила ностальгия по родному Бюро и он явился в гости.

Корэн отправился в свой особняк, а я, вернувшись на Аджалейн, обнаружил заглянувшую на огонек статую в очках и очень укоризненного Гарди с вопросом о легенде и очередным экземпляром ее сценария. Сценарий я твердо решил прочитать завтра же утром. Кстати сказать, розового кролика Милена оценила по достоинству. Никогда она еще не видела таких пушистых, замечательных, прелестных и прочее, прочее, прочее. Оставалось только посочувствовать несчастному стражу — его окрестили Пупсиком. И глядя в его отчаянные глаза, я понял, что прощения мне за это не будет.

Вэйланна Черный Факел

— Ну и кто же ты после этого?

— Сиротинушка-а-а!

Анекдот про дракона.

Утром снова было не до сценария. Наверное, Гарди не очень везучий. Нет у меня настроения его легендой заниматься, хоть, вроде, и интересно. И что-то постоянно мешает.

Сегодня, например, в замке росли огурцы. Маг-теоретик из моих помощников что-то напутал с огородным заклинанием для тетушки Миши, и огурцы заполонили весь замок. Вообще-то я огурцы люблю, но в виде еды, а не зеленых насаждений, а на этих пока были только желтые цветы с ладонь величиной, огромное количество листьев, и ни одного даже самого завалящего огурца.

Я как раз соображал, как бы от них поскорее избавиться, когда сквозь буйные мои тропики продрался Властелин Корэн Безупречный собственной персоной, ведя за шиворот застенчивого мускулистого парня в белой парадной рубахе с кружевами и бежевых брюках. То ли тот был под легким заклинанием подчинения, то ли просто стеснялся, то ли не очень удобно было идти, согнувшись едва не вдвое (Корэн был ниже его почти на две головы, а за шиворот держал крепко), но он постоянно спотыкался и, в конце концов, запнувшись об очередную огуречную лиану, потерял равновесие и исчез под лиственным ковром, попутно столкнув с полки микроскоп.

— Это что? — удивленно вопросил я. — Это ты так на работу вернулся?

— Это Хайен, — сообщил Корэн, перехватив микроскоп на полпути к гибели и поставив на место, и сочувственно посмотрел вслед упавшему спутнику. Пожалуй, Корэново сочувствие я видел впервые. Это кем же надо быть, чтобы его вызвать? — Герой из БПДД, — закончил он фразу, и я удивился окончательно.

Оказывается, у Хайена не совершались подвиги. Как он ни старался. Точнее, они совершались так, что уж лучше б совсем без них. Сначала огнедышащий дракон подхватил грипп, и у него начался жуткий насморк. Естественно, огнедышащим бедняга уже не считался. Потом Хайен победил-таки великана, но из-за нехватки на базе белых боевых коней ему в отделе снабжения выдали белого боевого ишака. Спасенная принцесса искренне и долго смеялась, но выйти за безлошадного освободителя замуж и расколдоваться отказалась. А Хайен так рассчитывал жениться на прекрасной принцессе! (Ужастик про Мальвину ему рассказать, что ли? В назидание.) На третьем круге злосчастный Герой так переволновался, боясь новых несуразных совпадений, что начал безудержно икать, и сердобольная химера весь день снабжала его народными противоикотными рецептами. Что-то из этого даже помогло. И так далее, и тому подобное...

До последнего круга он добрался без единого нормально зачтенного подвига, и стать Корэновым зомби ему вновь помешало совпадение — на беднягу упал карниз с тяжелыми, еще от прадеда Корэна оставшимися шторами. Насмерть его не зашибло, но битый час Корэн с ним провозился, приводя незадачливого Героя в сознание. Убить его после этого было бы совсем странно, ничего, кроме жалости, столь несуразное существо не заслуживало, так что Маханаведер выслушал его историю за чашкой чая и привел парня ко мне. С больной головы на здоровую. Может, в легенду его включить? Хотя с его везением, да моим старанием мы полмира разнесем на мелкие запчасти. И хорошо еще, если половина эта будет западной.

Наверное, сегодня где-то дракон сдох, потому что следующим вошедшим оказался Вэдиар, ди-джей Мирового радио из Акениани. Сначала сочувствующий Герою Корэн, потом Вэд на прогулке... У нас часом конец света не намечается на ближайшую субботу? Или мои странные друзья поспорили, бывают ли у бессердечных высших сил инфаркты миокарда от удивления?

— Как все запущено, — изумился он, оглядывая мое недавно бывшее библиотекой огурцарство. Я сообщил, что огурцы — явление временное, и спросил, что у него стряслось. Наблюдатель почесал в затылке, вздохнул и завел рассказ. Надо сказать, рассказывать он никогда не умел. Особенно, кратко и по делу.

У отца росло три сына. Старший умный был детина, средний сын ни так, ни сяк... а младший всю жизнь провел в изгнании. Сам Вэд был средним. Старшего его братца звали Брандбар, младшего Ласс-ор-Тай, папу — Энеган. Вся семейка, кроме младшенького, благополучно царствовала каждый в своем мире. (Размахнулись ребята!) А главное, что вся эта вэдиарова родословная ни малейшего отношения к делу не имела. Просто Наблюдатель всегда так рассказывал. Проблема вообще возникла у его дяди по материнской линии.

Этот дядюшка, именем Джагран Первый, оказался практически моим соседом. Вопреки семейным традициям, правил он всего лишь летающим городом Джалк-Агра, курсирующим где-то над нашим Восточным полушарием. Никто его не трогал, и сам он никому не мешал, пока не решил прославиться в веках. Порылся в библиотеке, нашел старую книгу заклинаний и устроил на территории Свободных Земель в радиусе пары сотен километров вечный и неизменный день. Понравилась ли кому-то эта идея, история в лице Вэдиара умолчала, но недовольные нашлись тут же. Проблема же в том, что если кто-то выпустит ночь из центрального камня Лабиринта Белой Пустыни, на тех же злосчастных километрах она воцарится навсегда. Так что я должен...

Здесь я прервал его монолог и заявил, что, во-первых, ничего ни у кого не занимал, а во-вторых, что с Белой Пустыней дела иметь не желаю. Мне уже, хоть и случайно, довелось с ней столкнуться, и повторять что-то не хочется. Реакция превзошла все ожидания — Наблюдатель упал передо мной на колени, и я залез с ногами на кресло от неожиданности. Он говорил, что для него вся эта несуразица очень важна, что ему и так безумно стыдно за своего впавшего в детство дядю и что больше обратиться не к кому. А еще, что он прекрасно понимает, что серьезно я к его просьбе не отнесусь, но от гордости я отучил его давным-давно. Он говорил очень долго, и я, разумеется, согласился помочь, но, если честно, прежний Вэд, самоуверенный правитель Директории, нравился мне гораздо больше. А за нынешнего мне самому было немножко стыдно и перед Корэном, и даже перед недотепой Хайеном.

В попутчики я взял решившую слегка размяться Асфу и Хайена, надеявшегося хотя бы со мной за компанию совершить подвиг. А поскольку материальная часть Белой Пустыни испокон веков находилась на Северном Континенте, пришлось заставить двух акул поработать морским такси. Хайен, правда, всю дорогу жаловался, что акула ему попалась жесткая и шершавая, но в целом, доехали замечательно. В сотне метров от берега время плавно колыхнулось, береговая линия слегка изменилась, а на песчаном пляже показались два человека. Один смотрел на море, другой что-то чертил палкой на песке. Первый заметил нас и махнул рукой. Я махнул в ответ. Мы завернули в небольшой залив, время вновь колыхнулось, и берег встал на свое место. Очередное путешествие началось.

Пока мы сушились на берегу, мне почему-то вспомнился Гарди с его легендой. Все-таки надо будет ею заняться. А то уже нехорошо получается: чем угодно другим занимаюсь, а легендой — никак. Правда, Гарди сроки не заказывал, но не год же ему ждать. Что-то у меня в последнее время случаются рецидивы совести... К чему бы это? Или наоборот, я так от нее отвык, что даже обычные ее проявления кажутся странными?

Хайену не нравился лес. Хотя бы потому, что кишел комарами. Правда, у Героя с Асфой возник симбиоз — один комаров привлекает, вторая их ест, но после лесов Южного континента, где комаров вообще нет, они даже мне, абсолютно несъедобному, действовали на нервы.

Порыв ветра не без моего участия убрал комаров, и всем стало намного приятнее жить. Правда, лес Хайен все равно не одобрял, особенно сумрак, сырость и грибы. Первые два обстоятельства он стоически переносил, а грибы обходил стороной. Чем-то они его смущали.

У нас на юге леса светлые и... ухоженные, что ли. Деревья ровнее, поганок меньше. Или мне так кажется, потому что я к своему горному лесу привык? Здесь же лес был настолько мрачным и таинственным, что никто не удивился, когда в просвете между корявыми стволами возникла очень древняя на вид пирамида с радушно открытой дверью. Видно, обитатели гробниц здесь на редкость гостеприимные. Или красть у них нечего.

Внутри действительно ничего интересного не оказалось. Пахло очень старой магией, как будто здесь был склад магических вещей или лаборатория какого-нибудь волшебника. Правда, Хайен заметил в углу интересную вещицу.

— Дай-ка посмотреть, — я старался не дышать, чтобы не пробудить свою пожароопасную аллергию. Находка оказалась плоским кусочком золота с гравировкой "пёс".

— Там же написано "пёс"? К чему это? — ляпнул Хайен прежде, чем я успел бросить пластинку, и вместо запоздалого приказа "Молчи!" получилось "Гав!". Герой действительно умел собирать неприятности. Особенно на чужие головы.

— Ежкин кот! — изумилась Асфа.

Хайен остолбенело посмотрел на меня и бросился вон из пирамиды, а я галопом поскакал следом, ощущая, как полощутся на ветру пушистые пуделиные уши. Где-то над головой в полете причитала летучая мышь, еще не решив толком, смешно все это или стоит расстроиться.

Хайен, Герой-неудачник

Посмотри под ноги,

Там твои подвиги...

Линда.

— Вставай, труба зовет. Дети в школу и так далее, — сказал большой серебряный пудель в золотом ошейнике, дергая Хайена за рукав. — Хватит спать. Меня спасать надо, а он тут почивает!

— В чем дело? — сквозь сон отмахнулся Герой. — Прекрати.

— Дело в том, что кому-то пора научиться читать и не спрашивать, что где написано! — пес как следует дернул парня за рубашку и чуть не оторвал кусок ткани. — Вставай немедленно, а то начну кусаться!

Необычность заявления пробудила Хайена, он сел на кровати и огляделся. Изба какая-то, стол, стул, шкаф и его, Хайена, кровать. Со шкафа на него внимательно смотрела летучая мышь, а на кровати с кривой улыбкой до ушей восседал здоровенный модельно подстриженный серый пудель, при виде которого Герой чуть не выскочил в ближайшее окно. Пудель хмыкнул и выжидающе склонил голову.

— Это ты, Вэйланна? — неуверенно поинтересовался Хайен.

— Ага, — подтвердил пудель. — Не похоже?

— Не то, чтобы совсем... А мы где?

— В пустующей избушке на курьих ножках.

— Это как?

— Дом с ногами. Очень далекий потомок моей знакомой избушки. Местная ведьма в город к внукам переехала, вот он и остался без присмотра. Но ты не волнуйся, он одомашненный.

Потомок сделал вежливый реверанс, и все скатились с кровати на пол.

— Ну, ты проснулся? — осведомился пудель. — Пора в путь.

— Куда?

— Хор-роший вопрос! — кривая сияющая улыбка вновь озарила собачью морду. — Во-первых, нас ждут великие дела. А во-вторых, ты меня должен расколдовать обратно.

— А ты сам не можешь? — осторожно спросил Герой. — А то я это не очень умею.

— Еще чего! Я только подсказывать могу, как заинтересованное лицо. Расколдуй меня, вот и будет тебе первый нормальный подвиг.

— И что же делать?

— Снять ошейник. Для пущей важности можно разрубить заколдованным мечом. Главное, голову мне при этом не снеси. Но меч сначала надо найти, а еще раньше надо разжиться транспортом. А то в таком виде я далеко не уйду.

Пудель на минуту задумался, выскочил на улицу и скрылся в лесу. Вернулся он с метлой в зубах и радостно пояснил:

— От ведьмы ошталош!

Метла оказалась с неполадками, и Хайену пришлось чинить ее под руководством пуделя. Зато ровно через час они совершили первый пробный полет, сделав круг над избушкой, восхищенно задравшей крышу к небу, и вскоре метла с тремя пассажирами взяла курс на север.

Управлять полетом пудель был вполне способен, и поначалу Герой и Асфа с удовольствием разглядывали проносящиеся внизу миниатюрные пейзажи, но потом водитель метлы встретил в небе своего знакомого Шизого Сокола, решил потягаться с ним в скорости, и о красотах природы пришлось забыть.

А еще через час метла резко спикировала на крышу высотного здания в неизвестном городе.

— Что случилось? — встревожено спросила летучая мышь.

— Приехали, ребята, — констатировал пудель. — У нас полетел-таки антиграв.

— Что полетело? — не понял Хайен.

— Не важно. Ты все равно не поймешь.

— И что теперь делать?

— Хотел бы я знать, кто из нас кого спасает, — недовольно буркнул пудель. — Короче, вы тут погуляйте по городу, а я скоро вернусь. Может, даже завтра.

Пудель выглянул с крыши на улицу: там кипел карнавал.

— Не люблю мероприятия, — брезгливо сморщил пудель аристократический нос. — Хотя мне туда и не надо, — рассудил он и исчез.

Хайен и Асфа еще немного посидели на крыше и, прихватив на всякий случай метлу, спустились вниз, в бурлящий весельем город.

Серый пудель Черный Факел

Опять повреждение мозга. Чудесно!

"Ужастики 2".

Появился я в мастерской. Точнее, в подземной резиденции двух Мастеров Любого Дела — Амальгамы Медного Всадника и его учителя Птичьего Папы.

На тот момент в мастерской был только Птичий Папа, я Амальгама гремел чем-то в соседней комнате, отведенной под кузницу.

— Привет, — начал я.

— И тебе здорово, — отозвался Птичий Папа, не отрываясь от дела, даже не обернувшись.

— Ножовочку на пару часов не одолжите? — спросил я его спину. — По металлу.

Он удивленно оглянулся.

— Зачем тебе?

— Да вот, — я поскреб ошейник задней лапой.

— Оба — на! — издевательски улыбнулся он. — Самому Хозяину Черного Огня понадобилась наша помощь. Беспомощный Вэйланна Черный Факел — это интересно... Всадник, иди-ка сюда!

В дверях появился Амальгама, держа в руках клещи с зажатой в них раскаленной докрасна деталью.

— Вэйланна за помощью пришел, — пояснил Птичий Папа.

— Ошейник бы мне снять, — попросил я и по возможности мило улыбнулся.

— Это можно. Подожди пару минут, пока я освобожусь, — и Медный Всадник скрылся в кузнице.

— Может, у вас и карта есть? — обратился я к Папе, пока он не вернулся к работе.

— Какая?

— Северного Континента.

— Пора запомнить, что у нас есть все, — изрек мастер-учитель, доставая из стола карту и разворачивая на столе. — Что ищем?

— Город, где сейчас карнавал.

— А, Миллвери! Знаю, знаю. У них там сейчас открытие свадебного сезона.

— Это как? — почему-то у меня появилось плохое предчувствие. И название города мне смутно знакомо. Что я там делал?

— В городе живет принцесса, как водится, заколдованная. Уже несколько веков живет.

Я понял, что я делал в городе.

— Задания у нее достаточно сложные, — продолжал Птичий Папа, — а неудачники превращаются в лошадей, так что это выгодно местным. Вот они и празднуют.

— И много кандидатов? — плохое предчувствие переросло в твердую уверенность, что из этого города я просто так не уйду.

— В этом году пока один. И то не принц, а какой-то дворник. Как его с метлой в замок-то пропустили. Видать, везучий.

— Скорее, наоборот. С метлой до сих пор таскается! Сколько там времени прошло, пока я у вас сижу?

— Дня три, — пожал плечами Папа. — Стой, ты куда? А ошейник?

— Я скоро вернусь! — и я исчез.

"На неделю нельзя оставить! — раздраженно думал я, курсируя по улицам карнавального города. — Дворник, тоже мне! Дворники на принцессах не женятся!"

— Вэйл, я должен на ней жениться!— безуспешно пытался объяснить Хайен.

— Кому должен? Потомкам? Отечеству?

— Самому себе. Как ты не понимаешь!?

— Твое дело, — пудель пожал плечами и сел к Герою спиной.

— Вэйл, так не честно, — сказал Хайен пушистой серой спине. — Мне нужна помощь.

— А мне нужно в пустыню.

— Тебе же не к спеху.

— Да помоги ты ему, и он отстанет, — вмешалась Асфа. — А то до вечера не разберетесь.

Принцесса Анджили была не магичкой, не спортсменкой и, может, даже не очень красавицей, но мне она понравилась. Все-таки, почти мое творение. Почему-то все, в чьей судьбе я участвовал, так или иначе вновь попадались мне на пути. Именно благодаря моему подарку на крестины она сейчас выглядела не на несколько веков, а от силы на двадцать лет и считалась заколдованной. Я бы на ее месте расколдовываться не стал, ну, да ладно. Своя рука — владыка.

Первым ее заданием был вопрос на сообразительность, вторым — букет гвоздик, третьим — зуб дракона.

С первым заданием Хайен, к его чести, справился сам, сообразив, сколько лет пилоту ковра-самолета, а с драконом и гвоздиками предоставил разбираться мне.

Следующим утром я появился на подоконнике третьего этажа одного дома в Нираис и постучал в стекло. Никакой реакции. Я толкнул не закрытое на защелку окно, спрыгнул в комнату и прямым ходом двинулся на кухню, откуда доносились знакомые голоса.

— Ешь кашу, я ее сам готовил, — говорил мой приятель, студент Гивиар.

— Оно и видно, — бурчал под нос его маленький племянник.

— Если не съешь, придет бабайка и съест.

— Очень мне надо! — отозвалась бабайка из-за батареи. — Я себе не враг. Ой! — Это Гивиар вытряхнул за батарею солонку.

— Понял? Придет и съест.

— Разве она совсем глупая? — недоверчиво осведомился племянник. — Она же отравится.

— У нее извращенный вкус, — пояснил Гиви, с сомнением глядя на кашу.

— Спасибо на добром слове, — высунулась из-за батареи голова в платочке. Гиви взялся за перечницу — бабайка сделала испуганное лицо и скрылась обратно.

— Ой, собачка! — племянник узрел меня на пороге кухни и радостно ухватился за возможность сменить тему.

Гиви присмотрелся повнимательнее. (Племянник и бабайка тем временем дружно сгребали кашу в мусорное ведро). Покончив с кашей, племянник решил расслабиться и дружески схватить меня за ухо, но я так убедительно оскалился, что он предпочел не рисковать. "Невежливая собачка!"

— По-моему, это не собачка, — протянул Гивиар. — Это скорее похоже на дядю Вэйласа.

— Дядя Вэйлас большой и без хвоста, — резонно заметил племянник, но Гиви уже выставил меня с кухни и закрыл дверь. Я проследовал в комнату, через которую зашел, и устроился на подоконнике, закинув ногу на ногу.

— Что стряслось? Пришел срок отрабатывать долги?

— Вроде того. Мне нужны гвоздики.

— Когда?

— Срочно. Лучше сейчас.

— Не выйдет. Где я их возьму? Лучше в соседний мир наведайся.

— Там сейчас зима. Не сезон.

— А ты их синтезировать не можешь?

— Да я их больше тысячи лет не видел, забыл, как они выглядят, — вдохновенно соврал я. Видел в Темных Землях, и не только там. Да и в соседнем мире они наверняка были. Но сроки выполнения заданий принцессы истекали, меня ждал драконий зуб, а Гивиар с детства обладал талантом добывать что угодно в самых невероятных обстоятельствах. — Гиви, я же тебя давно знаю, ты в пустыне лед найдешь. Раздобудь мне букет гвоздик.

— Буке-ет! — протянул Гивиар. — А зачем тебе?

— Очень-очень надо. А то один мой хороший знакомый станет лошадью.

— Хм. Лошадь — животное полезное. А ты, часом, не из-за гвоздик своих в таком виде?

— Да нет, шальное заклинание. У тебя ножовки нет? По металлу.

— Чего нет, того нет. Красивый, кстати, у тебя ошейничек. Я только что заметил.

— Может, я бы его и оценил, если бы мог снять, — пожал плечами я. — Ты лучше про гвоздики не забудь.

Дракон и пудель

На берегу моря сидел Змей Горыныч и пел хором невпопад.

Дракон несколько удивился, когда в его пещере, куда уже много лет никто не отваживался заходить, появились чужаки: геройского вида парень с мечом в руках и серебряная, потешно подстриженная собачка.

— Здравствуйте, уважаемый, — галантно раскланялся пудель.

— Здравия желаю, — вежливо ответил дракон.

— Выходи на бой, чудовище! — взмахнул мечом геройский парень. Дракон удивился окончательно.

— Извините, — сказал пудель и за штанину вытащил своего приятеля из пещеры. Вернулся он один.

— Извините, — повторил зверек. — Он у меня нервный, его в детстве уронили.

— Понимаю. Бедняга, — посочувствовал ящер и вдруг насторожился: — А вам, собственно, что нужно?

— Да особенно ничего, — успокоил его пудель. — Просто зашли вас проведать. Вас ведь уже много лет никто не видел. Как вы тут поживаете?

— Скучно. Поговорить не с кем, — пожаловался дракон. Странных гостей он счел безобидными и к работе не относящимися. — Что там снаружи-то делается?

— Ничего особенного, — пожал плечами пудель. — Принцесса ищет жениха. Где-то сделали вечный день. В моду вошли золотые зубы.

— Женихи — это хорошо, — обрадовалась рептилия. — Они такие вкусные. Только почему-то давно не появлялись. Задание она сменила, что ли?

— Вот уж не знаю. А какое оно было?

— Принести крылатый меч. Я его тут сторожу. Вон, в углу валяется.

— А зачем он нужен?

— Честно — не знаю. Мне его один волшебник поручил охранять. Его, наверное, и на свете уже нет, а я все охраняю. И прогуляться не выйдешь...

— Чтобы меч не утащили?

— Разумеется. Ты собака, ты должен знать, что значит охранять вещи.

— Ну, я несколько другой специализации, — смутился пудель и сменил тему: — Наверняка принцесса задание поменяла. Мечи сейчас не в моде.

— Да, ты что-то о моде говорил... Что-то с зубами? — припомнил дракон.

— Во, — пудель оскалился, демонстрируя два ряда золотых зубов высшей пробы.

— Здорово, — оценил дракон. — Мне бы тоже пошли такие.

— Так вас же все равно никто не видит, — пожал плечами пудель. — Зачем вам?

— Для души, — мечтательно протянул дракон. — Люблю золото. А отсюда даже за добычей не слетаешь. Хорошо хоть, есть пока не хочется. Слушай, называй меня на ты. Тебя как зовут?

— Вэйл.

— А меня Мирон. Я о чем?

— О душе, — напомнил пудель.

— Ах, да! Для души. Нам, драконам, золото греет душу. Может, Герой какой придет и увидит.

— Вряд ли он оценит, — усомнился пудель. — Да и вряд ли кто придет.

— Почему?

— Сам говоришь — задание принцесса сменила. Ты вообще уверен, что снаружи в твое существование все еще верят?

— Как это? — поразился дракон.

— Да так. Никто тебя не видит. Никто сюда не ходит, а сам ты не снаружи не появляешься. Все наверняка решили, что ты просто не существуешь.

— Но я же недавно Героем завтракал.

— Хм, — усмехнулся пудель. — Это для тебя недавно, а у них, небось, лет пять прошло. А то и больше.

— Думаешь, правда не верят?

— Скорее всего, — пожал плечами пудель.

— И что же делать?

— Гулять почаще. Хоть иногда. А лучше каждый день. И для здоровья полезно, и для репутации. Полетай над округой, разомнись, проветрись.

— Тогда и зубы заметили бы, — мечтательно вздохнул дракон.

— Какие?

— Золотые. Мне бы хоть один такой зуб.

— Один можно, — милостиво согласился пудель.

— Серьезно?

— Серьезно. Ты подожди — я мигом. Точнее, завтра буду. Только, в случае чего, не ешь моего друга, ладно? Он, вообще-то, безобидный.

— Это того, с мечом?

— Его самого.

— Ладно, не съем, — пообещал дракон, и пудель исчез.

— Амальгама, родненький, пили быстрей, — нетерпеливо прыгал пудель на столе мастера.

— Да что ты нервный такой, Вэйл? Порода плохо влияет? Чем спокойнее сидишь, тем быстрее выйдешь!

— Верю, верю. Только как бы они там друг друга не поубивали без меня.

— Кто?

— Да так, долгая история. Потом как-нибудь перескажу. Долгим зимним вечером.

— Огнемет на ножках!

— Задохлик меченосный!

— Сонная ящерица!

— Комариный пришибень!

— Кто? — не понял Хайен. Дракон повторил.

Обмен любезностями начался еще вчера, когда пудель пропал в пещере дракона. Когда он не вышел через три часа, Хайен попытался войти, но на пороге его радушно встретил дракон. Герой клятвенно обещал пуделю дракона не трогать и даже не нарываться на драку, поэтому вспомнил классику и обозвал угольно-черную рептилию желтым земляным червяком. Дракон тут же констатировал наличие у Героя запущенного дальтонизма. Тот ответил. Так они развлекались до часу ночи, пока не договорились дружно лечь спать. Однако сна не получилось: друг другу они не доверяли. Пришлось продолжать диалог до утра, пока у входа в пещеру не возник серый пудель и не утащил дракона внутрь, пообещав Герою скоро вернуться.

Через пару минут из пещеры вышел дракон, улыбнулся опешившему Герою, сверкнув золотым зубом, потянулся, расправил прекрасные гигантские крылья и взлетел, как вертолет, с места. Следом появился Вэйланна, уже в человеческом облике, со здоровенным крылатым мечом на плече. Неизвестно для чего предназначенные, крылья по длине равнялись лезвию. Летает он, что ли? А сражаться как? Ответов на эти вопросы Хайен так и не получил.

— Меч, как я понимаю, волшебный, — предположил он.

— Правильно понимаешь, — Вэйланна отдал ему тридцатисантиметровый драконий зуб.

— А это что? — спросил Герой, пытаясь соскрести черное пятнышко на эмали.

— Кариес, — пожал плечами Черный Факел. — Не мог же я выдрать животному здоровый зуб.

— Мне же его принцессе отдавать!

— Скажи, что остальные у него еще хуже. Сомневаюсь, чтобы он их чистил. Да и откуда принцессе знать, даже если и чистил?

— Разве что так, — Герой с сомнением поглядел на больной зуб и спрятал его в карман. — Ну, я пошел.

— Пешком?

— Да, а что? — не понял Хайен.

— Так дело не пойдет. У Героя должен быть транспорт.

— На ишаке не поеду, — на всякий случай предупредил тот.

— И не надо! — заверил Вэйл. — А он что, до сих пор с тобой?

— Не совсем. Он за мной закреплен, как боевое животное. Позову — появится.

— Значит, зови!

Хайен свистнул, и белый маленький ишак словно вырос из-под земли.

— Здорово, — оценил Вэйланна. — Шикарное боевое животное. И появляется неплохо. Дай-ка, мы его слегка переделаем...

Несколько заклинаний — и перед изумленным Героем стоял не менее удивленный золотистый единорог с длинной волнистой гривой. С минуту оба приятеля им любовались, а потом единорог открыл рот и издал настоящий ишачий вопль.

— Надень на него намордник, — посоветовал Вэйл, — и скажи, что он дикий. А то как споет. Серенаду под окном.

Вэйланна Черный Факел

Ты сильная птица, но мне тебя жаль.

"Наутилус".

Хайен уехал на преображенном ишаке, а я остался в гордом одиночестве возле пещеры дракона. Пожалуй, можно отправляться в пустыню. Посижу на дорожку и пойду понемножку. Что это я вдруг стихами думать стал? Вредоносное Геройское влияние?

— Извините, — раздалось за моим левым плечом.

Я обернулся — на камне, скромно потупив взор, стояла крупная ворона.

— Вы ведь маг? Не могли бы вы расколдовать моего сына? Мы найдем, чем заплатить.

— А что с ним?

— Знаете, неудобно признаться... Только не смейтесь. Корвин, иди сюда.

На площадку перед пещерой вышел худой высокий парень, в черных брюках и серой рубашке, с прямыми черными волосами, действительно очень похожий на ворону. Причем именно на эту ворону.

— Вот, — мрачно изрекла птица. — Это мой сын.

— Да, — удивленно протянул я. — Такое действительно вижу впервые. Чтобы людей в ворон — это было. Но чтобы наоборот!

— Такие вот мы исключительные, — невесело усмехнулась ворона.

Оказалось, что Корвина превратили по ошибке, приняв за заколдованного принца, а вот обратно вернуть не потрудились. Или просто не сумели.

— Сможете помочь? — с надеждой спросила мать, перебираясь на плечо своего невезучего долговязого чада.

— Пожалуй, да. Косвенно. Я знаю, где достать медальон трансформации как раз для вашего сына.

— Так говорите! — обрадовалась ворона. — Отправимся сейчас же.

— На Южном континенте на территории Свободных Земель есть участок, где царит постоянная зима. Там живет некий Миллирион, злодей БПДД пятого круга, у которого как раз хранится золотая цепочка — медальон трансформации человека в птицу. Ворону, ворона или галку. Вам будет как раз. Обычно он носит ее на шее, но при превращении в ворона снимает и оставляет на столе. Окна в его замке не застеклены и всегда открыты — стащить медальон не составит труда. Вернуть обратно — тоже, если захотите.

— Спасибо за информацию, — слегка поклонилась ворона. — Я сегодня же отправлюсь на поиски. Корвину путешествовать сложнее, чем мне, так что он подождет дома, — последнее предложение относилось к собравшемуся возразить сыну. — Ноги с крыльями не сравнятся. Еще раз спасибо.

— Не за что, — вежливо отозвался я. — Если что — обращайтесь.

— Как вас зовут? Кого благодарить и к кому обращаться? — поинтересовалась ворона, склонив голову на бок.

— Черный Огонь, Третья Бесконтрольная Сила к вашим услугам, — отрекомендовался я, и Корвин закашлялся, а его мама хрипло рассмеялась.

— Ну, вот видите! Разве мы могли встретить обычного мага? Нет, конечно! Только воплощенную стихию. С нашим-то везением!

— Согласен, — я улыбнулся. — На помощь Бесконтрольных Сил нужно особое везение. Весьма своеобразное.

— Возьмите мое перо, — предложила ворона-мать и протянула мне маховое перо из левого крыла. — Не знаю, чем я смогу помочь стихии, но если понадоблюсь — только позовите.

— Спасибо, — я воткнул перо в волосы. Воронье семейство попрощалось со мной и отправилось в гости к Миллириону, а я вновь остался в одиночестве. И вновь ненадолго.

— Благодетельствуешь, Черный Факел? — спросил очень знакомый голос. Шел он прямо из воздуха — материализоваться собеседник пока не удосужился. — А я вот пролетал мимо.

— Хэл? Синий Туман? — удивился я.

— Он самый, — туман материализовался в человеческом виде.

— Вольная птичка? Летаешь?

— Сам себе хозяин.

— А Люна скоро отправится в прошлое, Директорией управлять. Ну, то есть, не очень скоро, но обязательно отправится.

— Тоже занятие. У него должно хорошо получиться.

— Я знаю. Факт, проверенный временем. Собственно, правит он там до сих пор.

— Да, в Директории сейчас неплохо живется, — усмехнулся Хэл. — А ты куда направляешься?

— Понятия не имею. Вроде, шел в Белую Пустыню, но пока что пришел только сюда.

— Это зачем же Черный Огонь в Пустыню понесло? Ты уверен, что вы не подеретесь?

— Уверен. Я на тонкий уровень не выйду. А насчет причины — отдельная история.

— Составить тебе компанию? По дороге расскажешь.

— Тебе заняться нечем?

— Абсолютно. До пятницы я совершенно свободен.

— Правда? Замечательно. Значит, уже две Бесконтрольные Силы пойдут в гости к третьей.

— А Пустыня в курсе?

— По-моему, ей все равно, — пожал я плечами. — Главное, не перевоплощаться на ее территории и энергией особо не разбрасываться.

— Ну, да. Пожалуй, ты прав, — согласился Хэл, и мы пошли в пустыню.

Летучей мыши Асфе путешествовать с нами надоело давным-давно, и она незаметно откочевала куда-то, наверное, домой. Или к каким-нибудь местным родственникам. Она сказала, куда, но я, разумеется, не запомнил. Теперь на моих плечах попеременно покоился на диво нетранспортабельный драконов крылатый меч. Рептилия вручила его мне вместе с зубом, потому что она, мол, в пещере сутками сидеть уже не будет, а меч надо охранять. И раз я был собакой, то для этого как раз подойду. Так что меч перешел ко мне вместе со всеми охотящимися на него Героями. Кроме несуразных крыльев, самое неудобное в нем было то, что его никак не удавалось превратить в нечто более компактное, как я обычно делал со своим родным пацифистом. Приходилось нести, как есть.

Через пару дней пути лес вокруг начал незаметно меняться и вскоре окончательно посинел, промок и наполнился полупрозрачной синей дымкой. Я ничего не стал спрашивать у Хэла, но я мог бы поклясться, что мы находимся на его территории, энергетической базе, какой для меня является моя Бездна, а для Реки и Пустыни — сами их географические воплощения.

Очередная поляна от всех предыдущих выгодно отличалась сухостью и даже имела собственное название. "Кухня Синего Леса" — гласила табличка, криво висевшая на столбе посреди поляны. Возле столба стоял котел и множество разнообразнейших скляночек, а вокруг всего этого суетилась Ежиха с огромной поваренной книгой в руках.

"Пол стакана подсоленной ерунды смешать с половиной столовой ложки молотой чепухи и поджарить смесь на постном масле вместе с измельченными фигами, — сосредоточенно бормотала она. — Истолочь в ступе стакан воды..."

— Здравствуйте, — слегка поклонился я, выходя на поляну. — Не подскажете дорогу?

— Здравствуй и ты, будь ты лесной морок или древний король, — ответила Ежиха после минутного взаимного разглядывания. — Кто ты и какую дорогу ищешь?

Не знаю насчет короля, но за привидение меня принимали уже не раз. "Похож, похож, — издевательски подумал Хэл, предпочтя остаться в кустах незамеченным и обойти поляну по кругу. — Вылитое привидение. Дикое, но симпатичное!"

— Я просто странник. Ищу дорогу к Белой Пустыне, — честно ответил я. Кажется, Ежиха обладала зачатками дара видения лжи и правды.

— Не слышала о такой, — покачала она головой и вдруг подозрительно прищурилась. — А ты, часом, не просветление ищешь?

— Нет, а что?

— Да ходят тут всякие, тоже странники. Созерцают, постигают, просветляются. Достали уже. Стоит такому прогнусавить "Я постигаю Истину, о, кухарка!", и у меня что-нибудь скисает. Шесть банок фиговин с морковинами от них скисло!

— Искренне вам сочувствую.

— Значит, не просветляешься?

— Нет.

— А второй?

"Получил, Синий Туман? Незаметный ты наш!"

— Он тоже. Мы не просветляемся, не созерцаем и совсем ничего не постигаем.

— Это радует, — отметила она, явно проникаясь к нам симпатией. — Может, вы проголодались с дороги? Я как раз готовлю замечательный соус к фигам с маслом.

— Да нет, спасибо. Мы не голодны, да и идти нам еще далеко. До свидания.

— Увидимся, древний король.

"Ну, что, Хэл? На кого же я похож?" — торжествующе подумал я.

"На призрак древнего короля", — мысленно пожал плечами Синий Туман.

— Гхм — гхм, — вежливо откашлялась очень знакомая золотистая морда, высунувшись из ближайших кустов. Территорию Синего Леса мы покинули совсем недавно и устроили привал на первой же достаточно сухой поляне.

— Вы, если я не ошибаюсь, Вэйланна? — осведомился единорог, глядя на меня.

— Не ошибаетесь.

— Меня вы, наверное, не помните?

— Отчего же, помню. Правда, не знаю имени.

— И я не знаю, — озадачился единорог. — Раньше я был Белоух, Толстобрюх и иногда Лапуля. А теперь даже не знаю. Лапуля, наверное.

— Ну, пусть так. Лапуля тоже хорошее имя.

Животное облегченно вздохнуло и поведало длинную историю о том, почему ему, а точнее, принцессе Анджили пришлось податься за мной вдогонку. Сама Анджили выглянула из тех же кустов, оценила обстановку и присоединилась к разговору. История начиналась аж с ее крестин, которые ваш покорный слуга и без того прекрасно помнил.

С крестинами принцессе повезло: день выдался на редкость веселый и наполненный событиями. На праздник прибыли аж шесть добрых фей, чтобы вручить подарки маленькой принцессе: нежность, доброту, красоту, большую любовь в будущем, крепкий и счастливый брак, а заодно голос, похожий на звон серебряных колокольчиков. Но, к великому огорчению всех присутствующих на празднике, этим дело не ограничилось. На крестинах появилось существо, которое много позже определили, как Чудо в Перьях, а сначала вообще никто не понял, что это такое.

Больше всего оно напоминало метелку из перьев или игрушечную ворону с прической под папуаса. Вообще-то, Чудо в Перьях даже на порог замка не пустили, но оно нахально влезло в каминную трубу и выпало прямо в горящий камин, обдав облаком золы стоявших поблизости гостей. Огонь в камине мгновенно потух, а Чудо, как ни в чем не бывало, отряхнулось и выбралось на пол, оставляя на дорогом ковре черные угольные следы.

Одна из фей, некая Золотая Винден, с первого взгляда заподозрила несуразное создание в недобрых намерениях, и через минуту Чудо носилось по залу, преследуемое большинством гостей и слуг во главе с той самой феей, и вид у "птички" был самый что ни на есть довольный.

Потом оно вдруг исчезло, и все искали его под шкафами и столами, а оно с интересом наблюдало за поисками с люстры. В конце концов, Чудо в Перьях удалось зажать в угол между стеной и напольной вазой, и все уже приготовились заворачивать "птичку" в мантию и вытряхивать за порог, но она с таким видом проследовала на середину зала, что никто не посмел остановить. Только фея, которой Чудо сразу не приглянулось, попыталась сотворить какое-то заклинание, но на "птичку" оно никакого действия не возымело, только возмутило до глубины души.

— Ах, вы так! — взъерошилось Чудо в Перьях. — Ну, я вам устрою. Познакомьтесь с моим специфичным юмором. Может, даже посмеетесь...

И оно тоже преподнесло подарок маленькой принцессе, да такой, что та несколько лет носила птичью голову. Человеческий облик к ней вернулся только тогда, когда она сменила детское имя, превратившись из Ани в Анджили. Вместе с птичьей головой исчезли и фейские подарки. Ани считала, что этим дело и ограничилось, пока королева-мать однажды не проговорилась, что подарок был в трех частях. Принцесса занялась выяснением подробностей.

Во второй части Чудо в Перьях исчезло, а в воздухе появилась огромная призрачная ухмыляющаяся кошачья морда, облизнулась и сообщила, что принцесса останется молодой до самой свадьбы. Что имелось в виду, стало понятно только через шестьдесят лет, когда принцесса так и не вышла замуж. И не постарела.

"В-третьих", кошачья голова сменилась человеческим лицом и пообещала свое покровительство. (Они там что-то перепутали! Я ничего такого не обещал!) Там еще упоминались какие-то единороги, но в этот момент королева упала в обморок, и конец фразы все прослушали. (А зря. Это было самое интересное. Винден как раз отчудила что-то особенно неприятное, уже не помню, что именно, и на крестины я явился именно за ней. А принцесса подвернулась под горячую руку. Так всегда бывает. Я тогда злой был, как дракон с похмелья, и заклинание составил отличное. Уникальное, можно сказать — не всякий маг разберется. После обмена кольцами на свадьбе Ани должна превратиться в единорога, а ее муж — во льва. Для тех, кто не в курсе — лев и единорог — кровные враги по самой своей природе. А освободиться они смогли бы очень просто — снять друг с друга золотые браслеты — бывшие кольца. Если уж Винден, чтоб ей в Бездне сгореть, подарила Ани большую любовь, так пусть эта любовь преодолеет звериную единорожью природу. Кстати, Винден же много позже действительно сгорела! Хм. Какое совпадение! Это же надо было так пожелать!)

Все-таки Хайен неудачник. Хронический. И подвиги тут ни при чем. Как будто на всем Инхеле больше принцесс не нашлось, кроме моей Анджили. Вспомнили о третьей части "подарка" буквально перед свадьбой. Благо, Ани решила на всякий случай до свадьбы выяснить, о чем же там шла речь, взяла сумку с самыми нужными вещами, оседлала Лапулю и отправилась на поиски своего таинственного покровителя, оставив Хайена на хозяйстве. Не понимают люди своего счастья. Я ей, практически, бессмертие подарил, а она со своей семейной жизнью носится. Какая радость — вместе стариться! Фу. Нет, не понимают.

А поскольку Хайен и Лапуля рассказали, что у них был знакомый волшебник, с которым они добрались до этого города, для начала решено было спросить про Чудо в Перьях у него. Вдруг он что-то знает.

— Вы никогда ничего похожего не видели? — спросила Анджили, доставая из кармана изображение Чуда в Перьях и кошачьей головы, скопированное с какой-то гравюры. — Третья, к несчастью, не сохранилась, но мама говорила, что у меня очень красивый покровитель. Мне даже кажется, что он должен быть похож на вас.

— Нет, я таких не встречал, — искренне пожал я плечами. Как можно встретить самого себя? Благо, принцесса была достаточно маленькая, чтобы меня не запомнить. А что похож — так это по ощущению. Присутствие воплощений Бесконтрольных Сил чувствует большинство живых существ, хотя все воспринимают по-разному.

— Жаль. Вы сейчас не на север направляетесь? Нам не по дороге?

— По дороге. И, наверное, до самой пустыни.

Дальше мы пошли вчетвером.

"Признайся, Черный Факел, — ты здесь что-то натворил", — мысленно проговорил Хэл. "Не в чем признаваться. Так и есть", — я развернул перед его внутренним взором историю принцессы Ани. — "Ты ей не скажешь"? — "Ты что, нет, конечно! Шутка с объяснением перестает быть смешной". — "Ну и юмор у тебя"! — "Тебе не нравится эта история"? — "Нравится. Но мне жалко принцессу". — "Ну и зря. Она вправе сама выбирать свою судьбу. Я дал ей такую возможность". — "Да, уж"!

На тополе сидел волк. Точнее, висел, застряв в развилке между ветвями и беспомощно болтая лапами в воздухе.

— Он там застрял, — констатировал Лапуля.

— Мы видим, — ответствовал Хэл.— Эй, на тополе, тебя снять?

До волка не сразу дошло, о чем речь, а когда дошло, он так рьяно закивал, что едва не свалился с развилки и зажмурился от страха.

Уверяю вас, тащить из болота бегемота — милое дело по сравнению со спуском страдающего высотобоязнью волка с десятиметрового тополя. Однако сняли мы его достаточно быстро, и зверю пришлось объяснять, каким образом он вообще попал наверх.

Звали нашего нового знакомого Каривен, сокращенно Кани, и был он, во-первых, оборотнем, а во-вторых, экспериментатором от рождения. В первой форме Кани лазил по деревьям не хуже скользящих ящеров, и откуда же было ему знать, что его вторая форма панически боится высоты. Эксперимент "усидит ли волк на дереве" обернулся ловушкой: он застрял в ветвях и даже побоялся превратиться обратно. Оставалось висеть в ожидании удачи и выть, чем он и занялся. А через полчаса появились мы.

Yellow river

In my mind and in my eyes.

Yellow river

In my blood...

Песня.

За время пути порядок движения определился сам собой. Впереди — Предводитель Отряда с вороньим пером в волосах и крылатым мечом на плече, цепляясь за кусты оружейными крылышками. Следом — принцесса верхом на единороге. Третьим — Хэл, замыкающим — исключительно радостный волк. К следующему полудню мы вышли к реке, и я понял, что на этот раз мне неслыханно везет на встречи с коллегами. Незабвенная Желтая Река, Четвертая Бесконтрольная Сила с трудом несла вперед густую и тягучую, тяжелую непрозрачную воду. Видно было, что оттенки желтого, от почти белого до оранжевого, не смешиваются, а переплетаются разводами, и никому не пришло бы в голову добровольно коснуться этой глянцевой поверхности.

Проблему переправы решили просто и на редкость нерационально — отрастили Лапуле крылья. Идею эту выдвинул склонный к театральным эффектам Хэл, Ани тут же захотелось полетать на крылатом единороге, да и сам подопытный не возражал. Заодно перекрасили животное в белый цвет. Для естественности. Слишком уж неудобно было на него в солнечную погоду смотреть, хоть очки темные надевай.

Мы с Туманом прошли над рекой "аки посуху", а новоиспеченный пегас похлопал крыльями, сделал два пробных круга, как голубь над родной крышей, и сообщил, что повезет обоих сразу и сэкономит время. Не будь Лапуля таким самоуверенным, получилось бы не так интересно. А так Кани уронили в Реку. Крылатый единорог растерянно закружился над местом падения, принцесса еще сильнее вцепилась в его гриву — спокойствия желтой воды ничто не нарушало. Когда Лапуля спустился на берег, мы с Хэлом еле отцепили от него шокированную девушку.

Очередная вязкая волна медленно выползла на берег, но не ушла назад, а начала расти, вытягиваться, приобретая знакомые очертания. На песке стоял Кани, точно такой, как только что упал в Реку. Принцесса пискнула и спряталась за Хэла, Лапуля ретировался за ближайшее дерево и осторожно оттуда выглядывал.

Кани стоял в замешательстве. Такой, но не тот же. Я сам так появился, когда ученица Делады отдала свое сознание Черному Огню. Только Огню обязательно нужен был доброволец, а Река и спрашивать не стала. Или Кани согласился, боясь утонуть? Теперь уже не узнаем. Скорее всего, Реке почему-то стало его жалко, и она решила спасти его, как могла. Я тоже могу вернуть любое живое существо, когда-либо упавшее в Бездну, только опыта у меня в этом больше, чем у Реки. Я на помощниках тренировался, да и изменчивая жизнь мне гораздо ближе, чем ей. Как позже выяснилось, волк из Каривена уже не получался. Он выходил аморфный, весь в глянцевых желтых разводах, как сама Река, и с него мгновенно натекала лужа густой воды. И глаза у него стали желтые, как эта вода.

Разумеется, никакой силы он от Реки не получил. В живых воплощениях Река никогда не нуждалась. Но спросить, почему он все-таки жив, я у нее так и не решился. Вдруг мы с ней опять поспорим, и уничтожит она его в качестве доказательства. Хотя бы того, что к живым существам абсолютно равнодушна. Лучше оставить, как есть.

— Ты в порядке? — спросил я у новорожденного. Пожалуй, в гости к Пустыне пойдет едва не весь оставшийся Тетраэдр. Еще Живое Зеркало встретить ненароком — и список полон.

— Да, — кивнул Кани. — Кажется.

— А по-моему, нет! — истерично встряла Анджили. — Вы что, не видели, как оно возникло?

Каривен заметно обиделся.

— Ничего мы не видели, — недоуменно покачал головой Хэл. Его тоже удивила прихоть Желтой Реки. — Кани, и Кани. Может, бледноват немного.

— Желтоват, лучше скажи! — взвилась принцесса. — Я не пойду с ним одной дорогой!

Разумеется, дальше тоже все пошли вместе, и скоро к новому Каривену привыкли даже Анджили с Лапулей. Собственно, не так уж он от прежнего отличался.

Печален вид окаменевших мозгов.

"Живая этика".

Следующие несколько дней ничего не происходило, но от однообразия я, разумеется, не страдал. Покидая замок, я никому не сообщил, куда отправляюсь, но ведь вскоре домой вернулась Асфа...

Первой ласточкой, навестившей меня, был Астинити с вопросом, где у нас лежит пила. Как будто в моем замке можно заранее угадать, где что лежит. А потом помощники рассудили, что никакое путешествие не освобождает меня от ответственности. И началось! Сначала тетушка Миша надумала, наконец, купить стиральную машину, и я составлял транспортное заклинание. Потом Мик предложил проект бассейна вместо моего Каменного зала, на что я заявил, что запрещаю переделывать замок под страхом превращения в E. coli, и посоветовал ему вырыть в лесу прудик. И пусть не рассчитывает меня в нем утопить. Затем Астинити приволок двух незадачливых драчунов: волчонка-оборотня и вампиреныша. Я не понял, где он их взял, что они не поделили и, собственно говоря, кто кем был до драки. Они успели друг друга изрядно покусать и выглядели теперь практически одинаково — помесь волка и летучей мыши. Вряд ли что-то можно было сделать, и я посоветовал просто отнести их на место и оставить там.

Потом наша замковая магичка-теоретик спрашивала, "как пишутся кочерги".

— В смысле?

— Родительный падеж множественного числа.

— Кочерег.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно прищурилась помощница.

— В словаре написано. И почему бы не задавать подобные вопросы Астинити?

— Я спрашивала.

— И что?

— Он сказал то же, что и ты. Слово в слово.

— Так что ж ты ко мне пришла!?

— Для гарантии.

Потом мы встретили в лесу кота в сапогах и охотника без оных. Кот спросил, как пройти в библиотеку, а охотник ничего не спросил, только украл несуразный драконов меч вместе с крылышками и ножнами. Меч я тут же вернул обратно, нечаянно прихватив пояс от охотничьих штанов, а ножны оставил ему, как компенсацию пояса. Да и к мечу они все равно не подходили.

Меч я отдал следующему же достаточно крупному помощнику.

Последней появилась сама Асфа и сообщила, что покидала нас, исключительно чтобы поздравить свою праправнучатую племянницу с рождением дочери. А мне выпала честь придумать животному имя. "Ты извини, но мне все равно! Хоть опунцией назовите! И постарайся сделать так, чтобы меня никто больше не беспокоил! Никто!" Откуда же мне было знать, что они так и сделают. Хорошо, я хоть тетрастигму какую-нибудь не вспомнил. С них бы сталось!

Дни пути никто не считал, но однажды лес кончился, и мы уперлись в гряду весьма живописных скал, преграждающих путь на север. Лапуля слетал на разведку и вернулся с известием о ведущей на север расщелине. Далеко подниматься по ней он не стал, но возможно, она сквозная.

Изначально отвесные, стены справа и слева постепенно становились все более пологими, на них появилась зелень, и вскоре мы вышли на круглую поляну, по краям заросшую кустарником. Трава на поляне казалась на диво густой и шелковистой. В центре росло тоненькое деревце с черным стволом и золотыми листьями, а под ним сидел Заяц. Расщелина кончалась тупиком.

— Здравствуйте, дорогие мои! — еще издалека радостно возопил Заяц. — Как долго не видел я настоящих живых людей!

— С этим напряженка, — почти хором буркнули мы с Хэлом и Кани, но излишне восторженный Заяц не услышал. Или не воспринял.

— А единорогов я так и вовсе не видел!

— И не увидите, — усмехнулся Лапуля.

— Почему? — поразился Заяц. — А вы?

— Я ишак, чтоб вы знали.

— Правда? — в голосе Зайца не было ни капли иронии. — Я не знал, что у ишаков бывают рога.

— И я раньше не знал, — скорбно пожал плечами Лапуля.

— А вы на север дорогу ищете? Хотите сделку? — спросил вдруг Заяц.

— Сделку? — переспросил Хэл, и тот начал объяснять.

Проблема у бедняги была приблизительно того же свойства, что и у давешнего дракона: он никак не мог выйти со своей поляны, потому что давным-давно его приставили присматривать за магическим кристаллом, который здесь припрятан. Только Мирону заключение ничуть не мешало, пока я не убедил его в обратном, а Заяц просто мечтал отсюда убраться. Так что от нас требовалось принять на себя опеку злополучного камня, а он взамен покажет нам прямой путь на север.

— Видеть не могу уже эту поляну и эту траву! — стонал заяц. — Выберусь отсюда — клянусь, стану хищником!

— Ну, что, поможем бедняге? — повернулся ко мне Хэл.

— Поможем, что уж там! С мечом носились — и камень не помешает.

— Все в хозяйстве пригодится, — согласился со мной Кани. — Где камень-то?

— Вот, — Заяц смущенно показал на деревце.

— Этот саженец!?

— Волшебник камень зарыл, а он через год пророс, — с готовностью пояснил ушлый зверь, доставая из воздуха мешок и лопату, пока мы не передумали.

Той же ночью мы вышли по подземному тоннелю на другую сторону гор. Здесь, правда, время суток особого значения не играло — солнце, как приклеенное, маячило в зените. Интересно, а днем здесь два солнца или одно исчезает? Надо сказать, вечный день надоел очень быстро — меньше, чем за пару часов.

Внизу, недалеко от подножия гор, раскинулась Белая Пустыня. Со стороны она казалась совсем не большой — едва до горизонта, но внешность обманчива. Почти безграничные просторы Пустыни скрывали и Внутреннее Море, и Лабиринт Пустыни, и Золотой Обрыв и еще очень много всего, о чем я даже не знаю. Пересечь Пустыню насквозь не удавалось еще никому.

Мы спустились в приграничный лес и распрощались с Ани и Лапулей, продолжившими свой бесполезный поиск. Миновали пару снов Пустыни: о нужности всего сущего и, кажется, о минимализме в обустройстве субкубического подпространства, и подошли к ее границе. Самой настоящей границе — с поперечнополосатыми столбами, табличкой "Осторожно, Первая Бесконтрольная!" и заставой из массивных ворот и крупной радужной Чувырлы.

— А вам нельзя, — радостно сообщила она, едва нас увидев. — Что-то вас, ребята, много. Разгулялись тут Бесконтрольные.

— Почему нельзя? — поинтересовался я.

— А то не знаете. Ну, этому вот можно. Он от Реки, — она указала на Кани. — А Туман с Огнем Пустыня не переносит. Сами знаете.

— Знаем, — я потер шею, припомнив, как долбануло меня однажды пустынным иммунитетом. — А мы в физической форме. Понимаете, нам очень-очень нужно.

— Очень-очень?

— Да.

— А вы, часом, не Внутреннее Море ищете? Оно у нас на ремонте. Обмелело, бедное. Художник его подкрашивает.

— Нет, нам в Лабиринт.

— Это опять к Центральному Камню?

— Да, а что?

— Просто интересно. Вы вторые уже. Прямо не Камень, а главная достопримечательность.

— Так вы нас пустите?

— Не могу. Черный Огонь — и через главные ворота? Нет, никак. Не могу. Я вас не видела, не слышала, и Лабиринт вы днем с огнем ищите. Вот.

— Спасибо, — я слегка поклонился, и мы пересекли границу метрах в пятистах от ворот. Чувырла демонстративно смотрела в другую сторону.

— И где у них Лабиринт? — поинтересовался Кани.

— Подозреваю, что везде. И нигде заодно. У нас нет ничего, что можно зажечь?

— Не-а. Дерево не дам. Мне его жалко.

— На него никто и не покушается. Вы тут подождите немного, а я найду нам фонарь.

— Не волнуйся, не под глазом, — опередил я реплику Хэла. — И уж тем более, не под твоим, Вторая Бесконтрольная Сила.

"Домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой, домой!" — "Потом домою".

Надпись на парте.

Замок Карди был точно таким, каким я его помнил. Ни одна деталь не изменилась за прошедшие века. Вместо вешалки стоял все тот же скелет, определить видовую принадлежность которого мне так и не удалось, а сами Карди давным-давно не помнили, откуда он взялся. Раньше у него была привычка внезапно издавать резкий, похожий на стрельбу треск, но с тех пор как я, не разобравшись, шарахнул его молнией на пару тысяч вольт, при мне он стоял на удивление тихо и изо всех сил старался слиться с интерьером.

Я миновал испуганную вешалку — вот у кого действительно устойчивые рефлексы — и выглянул в окно в коридоре: снаружи царила зима. Карди не умел контролировать климат и довольствовался тем, что предоставляло Бюро Погодных Условий. Одно время я по дружбе снабжал прадеда нынешнего Карди всяческими отопительными заклинаниями и приборами, но все это так быстро изнашивалось и потребляло столько энергии, что мы с тогдашним Карди вооружились инструментами и трубами и заново изобрели центральное отопление. Тогда же мы по инерции заасфальтировали дорожку вокруг замка. Сейчас по обледеневшей дорожке кругами ходила Песчаная Ведьма, из которой сыпался песок. Своеобразное решение проблемы гололеда.

Сам Карди нашелся в гостиной — сидел на диване и вырезал из полена собаку, а над его левым ухом, как комар, ныла Муза:

— Ну, запиши, запиши! Что тебе стоит!

Вечерами на досуге

Письма я пишу тебе.

— Я никому ничего не пишу, — отмахивался Карди. — Ни разу в жизни не писал писем.

— Так это ж стих, творчество. Запиши, а?

— Отстань! Это кому надо — мне или тебе? Ты меня выбрала для самовыражения — вот и выражайся сама. Бумагу, карандаш — и вперед.

— Да я бы с радостью, да грамоте не обучена. Я же Муза, вдохновение, а не секретарша.

— Я тебя хотел научить — ты отказалась. Чего же тебе еще?

— Запиши стих, и я отстану.

— Потом запишу. Не видишь, я делом занят. А ты пока запомни, что я там сочинил.

Муза исчезла со скорбным вздохом, и я вошел в комнату.

— Привет!

— А, Вэйл! Сколько лет, сколько зим!

— Да не меньше трех. Извини, что давно не заходил. Что делаешь?

— Собаку. Почтовую. Знаешь?

— Пожалуй, да.

— Слушай, ты ведь не просто так пришел.

— Нет, естественно. Ты же меня знаешь.

— Ну, да. И зачем же тебя занесло ко мне на Северный Континент из твоей южной глуши?

— За огнем. В твою северную глушь с моего Юга меня занесло за огнем. А вообще, это долгая история. Керосинки не найдется?

— Не знаю, надо посмотреть.

Карди оставил полено и нож на столе и пошел в соседнюю комнату. Судя по звукам, гипотетическая керосинка лежал на антресолях или на шкафу — Карди гремел стремянкой. Наконец, он вернулся с фонарем "летучая мышь" в руках.

— Пойдет?

— Пойдет, — согласился я. — Он с керосином?

— Полностью готов и заправлен.

— Спасибо преогромное, — я взял фонарь. — Сегодня же верну.

Беседа наша затянулась еще почти на час, и за это время мы успели вспомнить пару случаев из прошлого, поделиться новостями и даже обсудить появление летающего слона в местном воздушном пространстве. Карди жаловался на погоду. Оказывается, в прошлом квартале Бюро Погодных Условий наэкономило снега на премию, а теперь приходится расходовать. Снег остался мокрый, осенний, и от него получаются не сугробы, а только гололед, с которым Карди и Песчаная Ведьма уже изрядно намучились.

Когда я, наконец, распрощался с Карди и вернулся в Пустыню, дело двигалось к утру (пусть даже на небе и солнце это никак не отражалось), и мои изрядно поджарившиеся друзья сидели под откуда-то взятым зонтиком. Саженец начинал увядать.

— Да они тут сгорят со своим днем, — Хэл развоплотил зонтик и обратился ко мне. — Нашел?

— Нашел. Вот.

Я зажег в керосинке огонь, и мы оказались прямо в центре Лабиринта Белой Пустыни, как раз возле Камня. Мы с Хэлом распутывали чужое заклинание, Кани обмахивал дерево платочком. Через час Пустыня встретила обычный, ничуть не магический рассвет, а еще через восемнадцать — обычный летний вечер. Точнее, очень красивый летний закат, плавно перешедший в безлунную звездную ночь.

Вернув Карди фонарь и поучаствовав в посадке дерева на берегу Незабвенной Желтой Реки, домой я вернулся как раз к сбору урожая огурцов. Из стеблей получился огромный костер, а огурцов хватило едва ли не на всех Родных и Знакомых Кролика, то бишь меня. По корзине огурцов досталось даже Карди, студенту Гиви и дракону по имени Мирон. Сценарий легенды я, разумеется, опять не нашел, но на этот раз твердо решил за нее взяться и отправился в БПДД выяснять подробности у первоисточника.

Вэйланна и Гарди из БПДД

На дубах-колдунах растут алмазы,

А под ними река течет на базу.

"Демо"

— Во-первых, нужны двое меченосцев, — поучающим тоном начал первоисточник.

— Лучше гуппи, — с видом знатока сообщил я. — Они неприхотливые.

С минуту Гарди недоуменно смотрел на меня, и я почти слышал, как шарики и ролики поворачиваются в его уставшей от однообразной работы голове.

— Ты не о том думаешь, — дошло до него.

— Не имею такой привычки, — отозвался я.

— Я имею в виду Героя, Врага и два меча, — пояснил Гарди.

— А что они не поделили? — поинтересовался я.

— Кто?! — удивился Гарди.

— Герой и Враг. Кстати, я где-то читал, что Враги радиоактивны и ловятся на рыболовный крючок или английскую булавку. А еще любят железную дорогу. Где я возьму железную дорогу?

Шарики снова завертелись.

— Какую дорогу? Зачем? После общения с тобой я часто задумываюсь, у кого из нас не все дома. По-моему, у тебя.

— Разумеется, меня же самого сейчас дома нет, — развел руками я. Иногда под настроение меня такие разговоры изумительно развлекают. Сейчас, например.

— Ты сценарий читал?

— Нет, и уже не прочитаю. Его съели.

— Как съели?

— На ужин. Я тут с тобой болтаю, а бедные голодные помощники сценарием закусывают.

— Пусть так, — сдался Гарди. — Ну, его, этот сценарий. Это все равно был последний экземпляр. Делай, что хочешь, только чтобы на Легенду похоже было, и обязательно с Героем. Как-нибудь потом раскрутим. Лады?

— Лады.

— Еще одна маленькая просьба. Если сможешь, пришли Героя ко мне, чтобы я хоть знал, как он выглядит. Так, на всякий случай.

— Обязательно! Всенепременно! Главное, не забыть, — последнее было сказано тихо и для Гарди уже не предназначалось.

Помощники Черного Огня

— Здравствуй, хозяйственная наша! — почти пропел Бур, влетев на кухню.

— Хозяйственным обычно бывает мыло, — беззлобно буркнула тетушка Миша и поставила перед ним тарелку плова. — Вот ты хоть и каменный, а кормить тебя надо. По привычке, что ли?

— Так я же живой, — предположил кошачий сфинкс. — Хозяина, например, кормить не обязательно.

— Почему это? — обиделась за Вэйланну тетушка Миша.

— Потому что Бесконтрольная. Энергией питается, как лампочка.

— Вот еще. Есть-то все равно надо.

— Только если для удовольствия, — пожал плечами Бур.

— Привет всем! — сказал Вэйланна, появляясь в дверях.

— Ужинать будешь? — спросила медведица.

— Нет, пожалуй.

— Я же говорил, — авторитетно заявил Бур.

— Есть идеи, из-за чего могут поспорить Герой и Враг? — Вэйл заглянул в холодильник, но ничего, достойного внимания, не обнаружил.

— Из-за прекрасной дамы, — предположил сфинкс.

— Не пойдет, — покачал головой Хозяин. — Во-первых, хватит с меня одной Милены, а во-вторых, они же не глухари на току. Надо что-нибудь более глобальное найти.

— На Западе обычно мир спасают, — вспомнил Бур.

— Слишком сложно. Это тот редкий случай, когда организовать угрозу много сложнее, чем устранить. Кроме того, а вдруг Герой не справится?

— Тогда не знаю.

— Придется разрушить какой-нибудь город, — вздохнул Вэйланна и покинул кухню.

— Я же говорил, не живой! — прокомментировал события Бур. — Правильно Милена про каменное сердце говорит.

— Ешь, болтун! — медведица хлопнула сфинкса половником по лбу. Половник со звоном отскочил. — Кто бы про камни вспоминал!..

Вэйланна и Ко

Месяц полон, мир шатается.

Язык, ноги заплетаются...

"7Б".

"Весь в паутине, весь в бычках". В смысле, весь в заботах, весь в делах. Это Мик про меня сказал, когда я об него споткнулся в темноте в поисках лопаты. Странно, конечно, было искать ее ночью в библиотеке, где спал Мик, но ведь она там нашлась.

А вообще-то, дело было в кроликах. Часов этак в одиннадцать вечера, когда я как раз пытался сочинить хоть что-нибудь, похожее на сценарий легенды, в замке, откуда ни возьмись, появились какие-то никому не известные кролики и потребовали предоставить им две комнаты на постоянное жительство. Я вежливо объяснил, что места мало; даже помощники спят, где попало, не говоря уже о существах из категории "пришей кентавру хвост". Кролики на такое сравнение жутко обиделись, и тут-то и выяснилось, что они, оказывается, не просто так пришли, а по блату. По знакомству, то есть. Оказывается, Миленин Пупсик иногда гулял по лесу со знакомой крольчихой и, разумеется, рассказывал ей о жизни в замке. Причем большинство его рассказов так или иначе касалось меня и неизменно относилось к серии "какой у Барбоса дрессированный дедушка". Наивные сельские жители безоговорочно верили его басням, поэтому, когда рядом с жилищем крольчихи внезапно появился ледник, она без особых колебаний решила переселиться в замок своего модного ухажера вместе со всеми подмерзшими и подмокшими родственниками. В сущности, единственной виной кроликов была излишняя доверчивость, но меня все это так разозлило, что я немедленно нашел лопату, наступив по дороге на Мика, и почти в час ночи собственноручно вырыл в лесу приличную яму, пожелав почтенному семейству счастливого новоселья. В туже яму я выбросил сонного Пупсика, силой отвоеванного у шокированной спросонок Милены. Она позволяла кролику спать на своем диване! Не удивительно, что он возгордился!

И только вернув лопату на место и успокоившись, я осознал, о чем говорили кролики. На Аджалейн никогда не было ледников!

— И как это называется? — осведомился я, глядя на ледник с ближайшей скалы на склоне моего вулкана. Ледник был просто грандиозный.

— Глубокая заморозка, — сообщил Астинити, виновато переминаясь с ноги на ногу рядом со мной.

— Я приятелю холодильник чинил, — попытался оправдаться он.

— Какому приятелю?

— Из Лонвен.

— Меткостью ты не страдаешь, — заключил я. — К сведению некоторых, холодильники заклинаниями вообще не чинят. Не умеешь, не берись.

— Откуда же я знал, что не умею? — резонно заметил Астинити.

— Уж можно было догадаться.

— Я хотел помочь.

— Слышал про дорогу, вымощенную благими намерениями? Это про тебя. Хорошо, что хоть промахнулся, и ледником не накрыло твоего друга. Ну, да ладно. Заклинание свое помнишь?

— Не помню, — сознался он. — Это был экспромт. Я только хотел отвести из холодильника лишнюю энергию.

— Что ж, отвел. Правда, не совсем от холодильника, но заклинание твое работает изумительно стабильно. Можешь гордиться. Пойдем, посмотрим, что ты сотворил с холодильником, и как это можно исправить.

Приятель Астинити жил не в самом городе, а в нескольких километрах от него и оказался к тому же моим хорошим знакомым. Звали его Медвежуть, но ни на жуть, ни на медведя он нисколько не походил. Было в нем что-то от неудавшейся кошки, но в большинстве он не походил ни на кого вообще и с гордостью носил сбоку бантик, чтобы по праву зваться черти чем.

Когда мы подошли к меблированному дуплу Медвежутя, он как раз пил чай и обозревал окрестности. Обозрению несколько мешал шикарный черный цилиндр, беспрестанно съезжавший на левый глаз, а из-под его полей кокетливо выглядывала очень потертая, в прошлом ярко-рыжая панама.

— Привет, — обрадовался Медвежуть. — Хотите чаю?

— С козинаками? — поинтересовался я.

— С печеньем. Козинаки позавчера кончились.

— Спасибо, не надо. Мы вообще-то хотели узнать, как самочувствие твоего холодильника. Живой? Работает?

— Ну, живой холодильник — это, наверное, странно. Но работает замечательно, — заверил Медвежуть и вручил Астинити пачку печенья. — Это вам на дорогу, — пояснил он. — Я в нем воду кипячу и омлеты утром жарю.

— Жаришь? — переспросил Астинити, готовый, кажется, провалиться сквозь землю. Починил, называется!

— А что? Он теперь лучше любой чудо-печки. Очень, наверное, удобно. Только одна маленькая просьба: может, вы мне еще духовку почините? А то продукты хранить негде. Хотя, в сущности, я и на чае с печеньем неплохо живу.

— Мы лучше еще разок холодильник починим, — предложил я в ответ. — Идет?

— Идет, — согласился хозяин злосчастной техники. — Тогда духовку можете не трогать — она пока работает.

— А у тебя в ней, случайно, ничего нет? Раз уж она работает.

— Ой, пирог сгорел! — Медвежуть исчез в дупле в попытке спасти пирог, а мы втроем — я Астинити и холодильник "Снежок" — вернулись в замок, чтобы спокойно разобраться с заклинанием. Однако покой нам даже не снился.

— На наш ледник покушаются Герои, — безо всякого предисловия сообщила Асфа, едва завидев нас на горизонте.

— Как покушаются?!

— Нахально. Они хотят его убрать.

— Абсолютно с ними солидарен, но им-то зачем?

— Из-за кроликов.

— Опять кролики?!

— Причем те же самые, заметь, — подтвердила Асфа.

— Честное слово, надо их было на котлеты пустить. Все меньше мороки было бы, — вздохнул я. — И что же они сделали?

— Обожаемый мой создатель, я всегда говорил, что ты слишком мягко ко всем относишься, — елейным голосом отметил Астинити, скрестив на груди руки.

— К тебе в первую очередь, — отмахнулся я. — Так что кролики натворили на этот раз?

— По-моему, они тебе немножко помогли... — неуверенно начала Асфа и красочно поведала, что же сотворили замечательные наши кролики.

А сотворили они легенду. Перебрались на континент и раззвонили всем своим знакомым про ледник, списав на меня его появление. Рассказ превратился в слух, слух оброс деталями, и теперь Герои стремятся спасти Аджалейн от ига злого волшебника, якобы пленившего прежнего владельца замка на вулкане, Хозяина Черного Огня. Великий Хаос, бывают же такие лопоухие крольчихи! Я почти уверен, что неудачу с поселением Пупсик объяснил переменой власти в замке. И это в нашем сумбурном мире, где ни одно слово не пропадает даром! Сегодня же вечером лишу его дара речи за непродуманное вранье!

— Ничего себе сюжетец, — протянул я. — Только пары десятков Героев мне здесь и не хватало для полного счастья. Хотя кроликам, конечно, спасибо. От написания сценария они меня избавили.

— Пойдем гонять Героев? — весело спросила летучая мышь, устраиваясь на моем плече. — А то их там многовато будет.

— Стариной хочешь тряхнуть? Нет, гонять мы никого не будем. — Они и сами разбегутся. Мы только немножко поможем. Самую чуточку.

— Поможем беднягам! — с готовностью отозвалась она, и мы исчезли из замка.

— Не скучно тебе одному в пустом замке? — спросил я у Призрака Грозового Замка. Обнаружив его на обычном месте, я несколько удивился, но оказалось, что из школы сирен его с треском изгнали. Чтобы учиться не мешал.

— Тут сторож еще есть.

— Он же тебя боится.

— Ну, боится. Согласись, тоже развлечение. И вообще, до встречи с вами я считал, что призраков боятся все. А так — скучно. А еще тоскливо и однообразно. А что?

— Я тебе занятие нашел.

— Какое?

— Долго объяснять, но скучать уж точно не придется.

— Согласен. С вами и так не соскучишься.

— Если сможешь, найди еще штук шесть добровольцев — призраков или привидений, только не полтергейстов, — и приходи с ними в мой замок на Аджалейн. Это в мире Тетраэдра.

— Будет сделано, — с энтузиазмом отчеканил Призрак, и мы с Асфой отправились дальше.

Появились мы в лесной избушке посреди одной горной долины. Съели по куску слоеного яблочного пирога, отказались от добавки и спросили, где пропадает Бледный Аргамак.

— А кто же его знает, — развела руками Губатая Собака. — Где хочет, там и пропадает. Может, в Волнистом Тумане отъедается, может, еще где промышляет... Да он придет скоро, — заверила она. — Если время есть — подождите полчасика.

Однако, полчаса — тоже срок, и я решил наведаться пока к другому моему знакомому, а Асфа осталась караулить приход Туманного Коня.

Звали очередного знакомого Минусин и обитал он в строении, очень похожем на гараж. Со времени моего прошлого визита он покрасил дверь зеленой эмалью и повесил табличку "Осторожно, джунгли", означавшую, что замок на двери так и не появился и, видимо, никогда не появится. В прошлый раз дверь была синяя, а табличка гласила "Осторожно, шторм".

Стучать всегда было бесполезно, поэтому я открыл дверь, шагнул через порог и по колено провалился в мутную воду. Могло быть гораздо хуже — в прошлый раз я попал на корабельную палубу, и меня едва не смыло за борт штормовой волной — но все-таки табличку не мешало бы сменить. Написать "Осторожно, мангровое болото". Все понятнее, чего ждать. Но, если забыть про мокрые насквозь ботинки и брюки, Минусинские мангры были великолепны. Профессия у него такая — конструктор реальности. Не демиург — миротворец, а именно оформитель реальности, как художник-декоратор для вселенных.

Сам творец возник в ветвях ближайшего дерева и очень удивился, что я мокну возле двери и не поднимаюсь наверх. Я ответил, что мне и здесь хорошо, и Минусин решил спуститься ко мне. Секунд пять он недоумевающее оглядывался в поисках лестницы, пока не вспомнил, что вообще ее не создавал и спуститься со своего насеста никак теперь не сможет. В тот же миг лес заколебался, расфокусировался и медленно растаял, обратившись легкую радужную дымку, наполнявшую пустой старый гараж. Минусин стоял рядом со мной с закрытыми глазами и печальной улыбкой на лице. Хорошие были мангры...

— Проснись, — я потряс его за плечо. — Есть новое дело, лучше.

— Какое? — оживился Минусин, широко распахнув глаза. На этот раз они были светло-карими.

— Какое угодно, — ответил я и подробно изложил все события последних суток от Героев до кроликов. — Так что весь остров в твоем распоряжении, — заключил я. — Делай, что хочешь. Мрачность и опасность особо приветствуется, а вообще — как сам пожелаешь. Мне безразлично.

— А местные жители?

— Им такое не впервой. Привыкнут. К тому же — это временно.

— Хотел бы я посмотреть на существо, рискнувшее с тобой спорить.

— На кролика? — с усмешкой предположил я.

— Вроде того, — рассмеялся Минусин в ответ. — Здорово! Целый остров! — восхитился он и тут же сник. — У меня формового вещества не хватит.

— А сколько надо?

— Тонны три. Две минимум.

— Достанем, — заверил я. — А ты не преуменьшаешь?

— Да нет. Большой остров?

— Большой. Вещество подгоню завтра. Все тридцать тонн.

— Сколько? Что, серьезно? — возликовал Минусин и едва не бросился мне на шею. — Спасибо, спасибо!

К следующему вечеру я доставил на Аджалейн тридцать тонн формового дыма и попутно успел наведаться в школу сирен, на вершину горы в гнездо к одной давней знакомой и на пустынный тропический пляж к другой; а заодно уговорить Бледного Аргамака, которого не дождалась Асфа, сменить маршрут своих ежедневных прогулок и на досуге побродить вместе с туманом дозором вокруг моего острова.

В результате дома я появился почти ночью и обнаружил, что во всех окнах красуются любопытные помощничьи физиономии, а во дворе наш стильный Призрак тренирует шестерых своих собратьев, для удобства именуя их по номерам.

— Первый, ты цепи как хрусталь носишь. Греметь ими надо, греметь. А не позванивать и не побрякивать. Греметь! И погромче, позловещее! Пятый, почему без головы? Тоже мне, всадник! При жизни отрубили? Дома забыл? Марш домой, и чтобы через минуту с головой был... Под мышкой держи... Шестой, дедушка, золотко, к челюстям это не относится. Не надо их под мышку, не надо. Поставь лучше на место, а то "фефекты фикции" проявляются. Шепелявишь, говорю!!! Глухомань ты наша. Кто ж тебя, такого, упокоил? Наследники, наверное? Никто, говоришь? А чего же ты тогда в привидения подался? Работа, говоришь, понравилась? Ну, как знаешь.

— А, Вэйл, привет! — заметил меня Призрак. — Занимаемся вот, готовимся, тренируемся. Мне уже все пересказали не меньше трех раз.

— Молодцы, — оценил я собранную им шестерку. — Из реквизита что-нибудь нужно?

— Подсвечник со свечками, — не долго думая, выпалил Призрак. — Лучше три или четыре, но сойдет даже два. Или вообще один.

Я обещал поискать и отправился осматривать плоды вдохновенного труда Минусина.

На площадке для поединков драться запрещено... Во всяком случае, вы поняли, что я имею в виду.

Хранитель традиций.

— И который из них тот самый, который в легенде будет участвовать? — поинтересовался Астинити, глядя на лежащий на столе список Героев и одновременно намазывая маслом кусок хлеба. Он почему-то хотел сделать два бутерброда одновременно, но рядом сидел очень голодный Мик, и каждый кусок почему-то оказывался первым и единственным.

— Тот самый? Вот уж не знаю, — протянул я.

Второй по счету кусок исчез внутри Мика, а увлеченный списком Астинити до сих пор не заметил таких бутербродных странностей.

— Надо выбрать какого-нибудь на главную роль. Какие там есть?

— Всякие есть, — заверил Астинити и отложил в сторону нож. — Целых пять человек.

— Всего пять? — поразился я. — Может, они вымерли?

— Пока нет, но если вымрут, мы этому сильно помогли, — сообщил Мик, облизываясь.

— Оборона действует?

— Еще как! — ответил Астинити. — Их куда больше было. Пятеро увязли в Минусинском болоте вместе с лошадьми, трое украшают жилище Горгоны, пятнадцать человек слушают Сирену. Семеро канули в туман Аргамака, причем, видимо, навсегда. Восемь человек застряли в райском саду, и это не считая тех, кто до острова даже не добрался. Не зря ты там скал наставил. Рыбаки наши, правда, не очень довольны, но это ведь не надолго. Тем и утешаются, — процесс намазывания возобновился.

— Замечательно! — оценил я. — Еще несколько в Бездну свалилось... И кто же остался?

— Во-первых, Краний Отважный и его конь Атлас. На пару совершили пять подвигов, хотят совершить еще, как минимум, четыре. Служат каким-то идеалам. Правда, с речью у них проблемы. Косноязычные они. Краний Атласа именует "моя героический лошадь".

— Кто еще?

— Три брата-близнеца по прозвищу "Мы пахали". Все делают вместе, ездят на драконе. Подвигов выше крыши, тоже служат идеалам. Кроме них, есть еще Герой Двенадцатого Круга и Маг Голубого Сияния.

— Это же шесть, — заметил я.

— И правда, шесть. Это я близнецов за двойняшек посчитал. Так кого возьмем?

— А почему они еще никуда не влипли?

— Краний каким-то образом выпал из Минусинской реальности и заблудился в нашем настоящем лесу. Возможно, у него просто не оказалось воображения. Твой страж леса Карадон на него уже косо смотрит на предмет обеда.

— Приятного ему аппетита...

— Так и передать?

— Что ты! Он же совсем обнаглеет! Что дальше?

— "Мы пахали" со своим транспортом застряли в горах, дракон отказывается спускаться. Маг Сияния исследует побережье и скоро встретится с Аргамаком. "Двенадцатый" вверг в панику половину птичьего народа, попытавшись спросить дорогу у воробья. Птицы его боятся, поэтому не спускают с него глаз. Больно уж у него внешность непрезентабельная. Прямо скажем — бандитская. Сейчас он продвигается вдоль Длинного озера прямо на восток, к Сирене.

— Счастливого ему пути. Кстати, хорошо бы их всех от ледника отвлечь. Нам же он совершенно ни к чему.

— По-моему, его уже можно убрать, — виновато нахмурился Астинити. — Минусинские шедевры ничуть не хуже.

— А бедный Медвежуть до сих пор без холодильника перебивается, — закончил я. — Сегодня же уберем ледник и вернем холодильник. И уберите из игры мага. Сияние — не боевое волшебство, а целительское. Отправьте его на какой-нибудь курорт, хоть в Империю или в турне по мирам для отставных Легионеров. Только чтобы вернулся не раньше, чем через год. На крайний случай — через месяцев пять, когда с Легендой будет давно покончено. А насчет Героев — без этих обойдемся, — я забрал у Мика последний бутерброд и отдал обратно Астинити. — А где у нас подсвечник?

— Понятия не имею. Месяц назад я видел его в одном из центральных коридоров. Наверное, если найти коридоры, бывшие тогда центральными, найдется и он. А тебе зачем?

— Призрак просил для реквизита.

— Да ладно! Его гвардия и без свечей хорошо смотрится!

Гарди из БПДД, служащий отдела кадров

Если дуб — колдун — это еще ладно, но если колдун — дуб!..

"Дата изготовления — позавчера.

Срок годности — лет 90 при хорошем уходе.

Партия 1.

N изделия 1.

Тонкая ручная работа. Все авторские права защищены.

Наименование — Герой.

Вероятность соответствия стандарту — 95%.

Требует осторожного обращения. Химчистке не подвергать. Не оставлять надолго под воздействием огня, воды, медных труб и электрического тока.

Внимание! Для активации дать понюхать нашатырного спирта.

P. S. С нашатырем, Гарди, пока подожди. Это просто к сведению. Поставь Героя вместе с ящиком в дальний угол, где об него никто не споткнется. Я его попозже заберу.

С приветом, твой Вэйланна."

"Действительно, с приветом", — подумал Гарди, косо поглядывая на Героя, неподвижно вытянувшегося в обычном упаковочном ящике. Кажется, тот даже не дышал, но спорить на этот счет Гарди поостерегся бы. "Сколько раз зарекался с Черным Факелом связываться! Он же еще ничего по-человечески не сделал! Все у него "с приветом", если не хуже..."

Герой, лежавший по стойке "смирно", был самым обыкновенным, только вместо традиционных доспехов на нем красовался спортивный костюм, а на голове вместо светло-русой стрижки "под горшок" — мелированная пегая копна волос. Золотое по черному.

Лант, Герой

Не должны умирать сильные,

Не должны умирать красивые.

Не должны умирать.

Русалочка.

Говорят, что любопытны женщины и кошки. Лант ни тем, ни другим никогда не был, разве что в прошлой жизни, однако любопытством обладал в полной мере. Например, недавно услышанная история с участием кроликов настолько его заинтересовала, что он отправился поближе к центру событий — на Северное побережье Южного континента. Если бы он постарался, мог бы вспомнить, что много лет назад здесь уже был, но он никогда не считал нужным вспоминать прошлое. Если прошлое не напоминало о себе само.

Сейчас Лант стоял на окраине леса и с удивлением взирал на то, что осталось от города. Развалины были свежие, живописно обгоревшие, но главное — Лант этот город помнил очень хорошо. Более того, именно здесь прошло все его детство. Само детство Лант помнил довольно смутно, зато город — очень четко, почти до мелочей. Вот здесь росло дерево: то ли клен, то ли каштан. Здесь — дуб. От деревьев остались почерневшие пеньки, от жителей — практически ничего; отдельные обгоревшие кости и тряпки, какие-то предметы.

Лант пошел бродить по развалинам, иногда останавливаясь, чтобы перевернуть носком ботинка очередной камень или кусок штукатурки. Под одним сидел жук, под другими не было ничего. Разрушения воспринимались удивительно отстраненно, хоть и с непонятной внутренней горечью. Как будто Лант искренне считал этот город родным, принимал за свои его раны, но в глубине души сомневался в их реальности. Как фантомная боль в потерянной в бою конечности. Лант, правда, ничего еще не потерял, но знал, что так бывает.

Крайний дом был заброшен, когда город был еще жив, столько, сколько Лант себя помнил, но именно с его стороны раздался тихий стон. Лант перебрался через оплавленную стену: среди камней лежал тяжело раненный молодой человек. Путешественник буквально ощутил себя посланцем судьбы — по чистой случайности он сохранил в кармане треть фляги бодрящей настойки, которую много раз мог выпить по дороге, и несколько целебных листьев, которые вообще считал никчемными и собрал, чтобы подарить одному другу для гербария. Не живая вода, конечно, но дыхание у раненого выровнялось, бессознательное состояние перешло в сон. К вечеру Лант развел в развалинах костер: бросить парня он не мог, а нести его в таком состоянии до ближайшей деревни было равносильно убийству. Тот метался в бреду, из-под наскоро сработанной повязки проступала то кровь, то черное черт-знает-что. "Огонь и ветер, огонь и ветер", — слышал Лант, если старался разобрать его слова. У парня было красивое, почти правильное лицо с широкими скулами, точеным подбородком, миндалевидным разрезом глаз и четко очерченным ртом. Черты заострила боль. Черные длинные волосы с ярко-рыжими огненными прядями рассыпались по камням. Лант бы нашел что-нибудь помягче камня и земли, но оставить раненого надолго опасался: тот мог умереть или прийти в себя. Уж он-то должен знать, что произошло с городом. Да и, в конце концов, Ланту просто было искренне его жаль. Ему всегда было больно и обидно, просто так, без всякой логики, когда страдали и умирали молодые сильные существа, будь то люди или животные. Особенно, если он не мог помочь. А этому парню он помочь мог и поэтому сидел у огня всю ночь, а к утру нашел в лесу новых целебных листьев, с благодарностью припомнив друга-ботаника и его гербарий. Оказывается, и от ботаников бывает польза. День прошел в поисках дичи в окрестностях мертвого города, ночь Лант вновь просидел у костра, на этот раз проспав несколько часов, а утром раненый очнулся и попросил воды.

Звали спасенного Истэн, и принадлежал он к той странной редкой профессии, которую в народе называют "Рука Судьбы". Умирать он уже не собирался, состояние его сильно улучшилось, и он, разумеется, знал, что случилось с городом. Новый владелец острова Аджалейн испытывал силы, направив две стихии — огонь и воздух — на первую попавшуюся цель. Истэн попытался его остановить, но проиграл поединок. Как пленник он никакой ценности не представлял, поэтому враг просто полоснул его огненным мечом так, чтобы не сразу умер, и бросил в разрушенном городе. Мол, дал шанс выжить. А вскоре появился Лант.

— Теперь я знаю, кто может его победить, — уверенно сказал Истэн, приподнимаясь на локтях и пристально глядя на Ланта. Глаза у него оказались нечеловеческого фиалкового цвета. Раньше Лант таких глаз никогда не видел.

— И кто же? — с нехорошим предчувствием уточнил он.

— Ты. Ты должен стать Героем.

Вэйланна и Ко

Берег встретит Героя, берег встретит Врага.

Нас всегда было двое, а теперь только я.

"Наутилус"

На плечо мое легла рука, и я подпрыгнул от неожиданности.

— Ты чего дергаешься? — спросил Астинити. — Ты за кого меня принял?

— Я просто задумался, а ты подкрадываешься. Хорошо, я тебя молнией не огрел. В чем дело?

— Дела у нас два. Первое — тебя пригласили на Маланьину свадьбу.

— В смысле?

— В прямом. У Бура есть знакомая домовичка по имени Маланья, и она выходит замуж.

— А я тут при чем?

— Ты приглашен на свадьбу в качестве почетного гостя. Пойдешь?

— Вряд ли, — покачал я головой. — Хватит с меня Асфиного внучатого кактуса.

— Опунции, что ли?

— Именно. И вообще, я вроде как легендой занят. И к тому же я в плену. Сижу за решеткой, в темнице сырой, в практически антисанитарных условиях. Какие уж там свадьбы! А второе дело?

— Какой меч Герою дадим?

— Этот, с крылышками.

— Он же неудобный!

— Зато волшебный. Не знаю, правда, чем именно. Руки не дошли выяснить.

— И где он лежит?

— Третья библиотека, второй стеллаж слева от двери, пятая полка снизу.

— Я не об этом...

— Ах, да! Волшебный меч хранится у Бешеного алдара с Замковых гор. Только идите, пожалуйста, пешком, без дверей и телепортов. Герою магия не полагается.

— Ладно, так дойдем. Не впервой. Еще вопросик — что такое Рука Судьбы? А то я даже не знаю, кем прихожусь Герою.

— Личным ангелом. Рука Судьбы — это существо, связанное особым заклинанием-клятвой с определенным объектом, живым или не живым. Либо ты ему помогаешь, либо вредишь. Причем срок жизни Руки подстраивается под срок существования объекта.

— То есть, если Герою на голову упадет кирпич... — подозрительно прищурился Астинити.

— Ну, ты же не настоящая Рука Судьбы. Кроме того, никто не свяжется с существом, чей срок жизни меньше собственного. Это все скорее относится к хранителям замков, деревьев, скал или городов.

— Гм. С этим ясно. Вопрос последний, самый интересный, — он нервно дернул себя за одну из огненных прядей. В первой форме он полностью ярко-рыжий, но для роли Руки Судьбы мы его перекрасили в менее заметный черный цвет. Только несколько рыжих прядей и осталось. И вообще, он сейчас на себя мало похож. Первая форма была куда красивее, но слишком уж известна на северном побережье. — Какого цвета глаза у Героя?

— Голубые, естественно.

— А у Врага?

— Черные с золотом.

— И волосы такие же?

— Ну, да! А Герой светло-русый. А что?

— Да, так. Знаешь, почти неделю общаюсь с Героем, выздоравливаю, так сказать... Кстати, без моего ранения можно было и обойтись, — внезапно заявил он.

— Нельзя. Ты бы никогда так натурально не сыграл.

— Героя можно было просто уболтать.

— Ага. Только, кроме него, в лесу еще множество глаз и ушей. Мы же не спектакль ставим! То есть, спектакль, конечно, но знать об этом должны только мы с Гарди, а никак не местные птички.

— Ладно, ладно! Согласен. Так вот: неделю общаюсь с Героем, но ни одной русой пряди в его шевелюре до сих пор не заметил. И лицо у него не очень героическое. Слишком аристократичное.

— Может, это не наш?

— Наш, наш. Узнаю руку скульптора. Явно твоя работа. Тем более что я это тело уже видел, и принадлежало оно Врагу.

— А память?

— Память от Героя, приобретенные убеждения тоже. А вот начальные параметры характера и реакций явно от Врага.

— Замечательно! Мы их перепутали, — я схватился за голову. — Кажется, будет веселее, чем я думал.

— А какая разница?

— Для Героя — никакой, но мы остались без Врага. Враг-то Героем быть еще может, а вот наоборот — никогда. Придется искать нового Врага!

— Ничего, найдешь, — Астинити ободряюще похлопал меня по плечу. — В сюжете он еще нескоро появится, а вот меч Бешеному подгони. Я скоро окончательно вылечусь, а Лант уже согласился стать Героем. Так что мы уже в пути.

— Уже иду. Найду — и сразу же отнесу Юнарджи. Пусть охраняет.

Астинити телепортировался к крепко спящему у костра Ланту, а я пошел в третью библиотеку за мечом. Надо ли говорить, что его там не оказалось. И только много позже я узнал, что бегство меча (а он именно сбежал) было напрямую связано с нашей путаницей.

Путаница объяснялась очень просто: Сове не шли очки. Причем совсем-совсем никакие. А без очков она почти ничего не видела. Астинити, постоянно пытавшийся хоть как-то пристроить к делу моих многочисленных помощников, чтобы оправдать их существование в замке, доверил ей самую простую работу — дописать память на кристаллы характеров Врага и Героя. Мы все придумали и записали заранее, оставалось только соединить данные памяти с данными характеров. Простейшая работа, невозможно ошибиться. Тем более, что на всех кристаллах огромными красными буквами было написано, к кому они относятся. Когда Сове объясняли, что делать, она была в очках, но минутой позже, как только мы с Астинити ушли, в гости к ней заглянула знакомая сычиха, и очки исчезли с глаз долой. Враг и Герой поменялись местами. Все бы ничего, но Враг с характером Героя, очнувшись, едва не сошел с ума от собственных воспоминаний, мгновенно раскаялся и наверняка подался бы в отшельники, если бы ему дали такую возможность. Несколько дней он бродил по замку, как неприкаянная душа, писал Милене стихи и помогал всем, кого видел, чтобы искупить грехи своего несуществующего прошлого. Едва не бросился со скалы в море, потом попытался прыгнуть в Бездну, но его оба раза ловили и возвращали в замок, напоминавший ему о его прошлых поступках. Некоторые мои помощники порывались все рассказать мне или Астинити, чтобы мы лишили беднягу памяти и избавили от страданий, но большинство считало, что Сову подставлять негоже. Может, все само собой уладится. Уладилось. В библиотеке он встретил волшебный драконов меч, оказавшийся действительно волшебным. Родственные души мгновенно узнали друг друга, проболтали почти два часа и вместе отправились очищать мир от зла. Меч тоже решил искупить прошлые грехи и помог новому хозяину удрать из замка и даже с острова. Вот так. Не везет мне с оружием. Одни идеалисты попадаются. Бьюсь об заклад, будь у меня пушка или лучемет — оказались бы из общества защиты природы или сторонниками альтернативной военной службы.

Но все это я узнал много-много позже, а пока пришлось схватить первое попавшееся оружие, хоть как-то подходящее на роль легендарного — конерренский энергомеч, давным-давно подаренный то ли Кинтом, то ли Иноходцем. Какая раса сделала эти мечи на самом деле — неизвестно, но видел я их только у конеррен, да и то очень редко. У Иноходца тоже такой есть.

Через пару минут я уже исполнял романс про калитку и накидку под окном Бешеного. Знаю я всего пару строк из середины, но хватило и этого — сон у Юнарджи чуткий. И он очень не любит, когда его будят ранним утром. Особенно настолько ранним, что оно весьма похоже на ночь. Отреагировал мой друг вполне предсказуемо, запустив в меня с третьего этажа фикусом в горшке, а потом уже разобравшись, кто и зачем пришел. Фикус я поймал, выслушал извинения тут же раскаявшегося Юнарджи и отдал ему невредимое растение с энергомечом в придачу, объяснив, кому, зачем и когда его необходимо передать.

— Кого Врагом сделаем? — поинтересовался я, сидя на кухне очередной ночью.

— Давай, я буду Врагом, — предложил Мик, занятый игрой с Буром в крестики-нолики.

— У тебя вид не легендарный.

— Ага. Лиса, да еще и мультяшная.

— Именно. На Врага не похож.

— Я Врагом быть не могу, потому что я уже Друг Героя, да еще и Рука Судьбы в придачу, — пожал плечами Астинити.

— Может, этого отловим, который вроде Герой? — очнулся от размышлений Бур. — Может, из него что получится?

— Это вряд ли, — поморщился я. — Разве что шашлык.

— Почему так категорично?

— Ты стихи его слышал?

— Нет.

— Везет, — протянул Мик. — Милене они особо нравятся.

— Как приятно мне с тобою

Под одной стоять сосною, — нараспев проговорил Астинити, заклинаниями штопая на кожаной куртке прожженную энергомечом дыру. В смысле, огненным мечом Врага.

— Это про грибы, — пояснил я. — Кстати, Рука Судьбы, где ты бросил Героя?

— Так ночь же, Герой спит. А я вроде как костер стерегу.

— Смотри, как бы его никто не съел ненароком.

— Не съедят. Сегодня в лесу тихо, ночь барсука.

— Тогда ладно. Пусть спит спокойно.

— А что еще написал наш беглый поэт? — полюбопытствовал Бур, надеясь слегка отвлечь Мика от игры.

— Мы с тобою абсолютно разные,

Но носы у нас обоих красные.

Да и формой мы, пожалуй, схожи,

Значит, и в душе одно и то же, — продекламировал тот и зачеркнул пять крестиков. — Про снеговиков.

— Отвлекитесь, ребята, — проговорил я, потирая брови "против шерсти". — Нам нужен Враг.

— А кто у нас остался? — хитро спросил Астинити, и все посмотрели на меня.

— Нет, нет, нет! Я в плену, я ни при чем. О, кстати! — меня вдруг осенило. — Остался Люна!

— Это которого недавно разморозили? — уточнил Астинити.

— Он самый.

— Выкрутился, — то ли про меня, то ли про Мика буркнул в очередной раз проигравший сфинкс.

— Рано радуешься, царевич, — с философской усмешкой изрек Астинити, разглядывая результат своей работы: от дыры не осталось и следа. — Люна может и не согласиться.

— А кто его спросит?

— Ты. А то я тебя не знаю. Да, насчет меча...

— Крылатый сбежал. Пришлось отдать Бешеному свой энергетический.

— Так не получится.

— Почему? — удивился я.

— Огненный меч должен быть у Врага, — Астинити постучал пальцем по месту заштопанной дырки. — Если ты помнишь, ранили меня именно им. У нас есть второй?

— Нет. Великий Хаос! Астинити, миленький, поболей еще недельку. Пусть рана откроется, или еще что-нибудь. А я соображу, где взять легендарный меч.

— Может, обычный ему дать? — "моя правая рука" потер свежий шрам под рубашкой. Его тело, как и мое собственное, было всего лишь оболочкой для черного пламени, вполне способной мгновенно затягивать раны, но легенда требовала правдоподобия. Пришлось ему лечиться, как человеку, да еще и оставить шрам до конца легенды.

— Не получится. Давай уж играть по-честному. Меч должен быть особенным.

— Может, есть идеи, каким именно? — язвительно осведомился Астинити.

— А вот и есть. Дам-ка я Герою Бумажный Меч.

— Какой? — хором переспросили и Астинити, и оторвавшаяся от игры парочка.

— Бумажный, — торжествующе повторил я. Идея мне действительно нравилась.

— А что это?

— Увидишь, когда я его сделаю. Или когда его получит Герой. На оригами похоже. Ты только задержи его на недельку.

— Ладно, задержу, но болеть больше не буду. Пока мы до Замковых гор пешком доберемся — как раз неделя и пройдет. А я раненый, быстро идти не могу, долго тоже. А уж если кружной дорогой...

— Молодец! Я как раз все успею! Компоненты найти, меч собрать и Юнарджи отнести.

— И много компонентов?

— Недостающих — два. Перо с макушки феникса и коготь горгульи с западного полушария.

— На Западе водятся горгульи?!

— Понятие не имею. Ни разу не видел.

— А я там вообще только один раз был.

— О! Вот ты за когтем и сходи. Когда у нас ночь, там день. Уложи Героя спать — и вперед. Заодно посмотришь еще раз на западную жизнь.

К следующей ночи в замковой библиотеке удалось найти приблизительное место обитания феникса. На небе проступили звезды, а на одной из замковых башен проснулся дырявый Небесный Дьявол. Раньше его звали Одеяволом, но после неудачной стычки с одним бравым лесным охотником он получил дырку в самом центре и прозвище Пончо.

Астинити покинул спящего Героя и отправился на запад, а я оставил Асфу заместителем по хозяйственной части и направился на юго-восток, к Замковым Горам. Оказывается, там водятся фениксы. Может, Бешеный знает, где именно? На одном плече у меня покоился проигрыватель, на другом сидела толстая трехсантиметровая кошка ярко-голубого цвета с полосатым хвостом. Звали ее Кэт, и она ухитрилась напроситься в очередное мое путешествие, хотя относилась к тем жителям замка, о которых я даже не знал или прочно забыл. Странно, что замок ее не съел. Наверное, его смутила ядовито-кислотная окраска. Проигрывателем же меня снабдила Асфа, попросившая записать песню феникса для своего внучатого кактуса. Раз уж мне все равно нужно перо несчастной птички, почему бы и песню не записать.

Джунк Корринт

Степенность есть надежная пружина в механизме общежития.

К. Прутков.

Джунк Корринт обожал легенды и сказки, зачитывался ими до полного "отсутствия присутствия". Любимым фильмом его была "Легенда о Востоке", мечтой — попасть на таинственное Восточное полушарие и стать частью этой легенды. Но ему и в голову не приходило, что все это может оказаться правдой. И уж конечно, Джунк не верил рассказам тех, кто на Востоке побывал. Слишком уж они преувеличивали чудеса и странности восточного полушария "с болотами, и журавлями, и мутным взором колдуна". Там и континентов-то, небось, нет. А если и есть, так никто на них не живет. Иначе, почему туда не ходит транспорт? Это же логично. Существует же рейсовый на Луну, к островам ходят корабли, а на Восток — нет. И информации о востоке никакой, ни в газетах, ни по визору. Значит, нет там никого, никаких легенд.

Так считало большинство жителей Западного полушария; так считал Джунк, житель гигаполиса "Новый падуб", но, тем не менее, каждый день по пути на работу ожидал чего-то необычного. И дождался.

В поезде метро, как всегда летом, были открыты форточки, и заметно было, как мимо пролетают коридоры боковых веток. Однако никто сначала не заметил, как из одного такого коридора возник человек с ослепительно-рыжими волосами и, пока позволяло пространство тоннеля, легко бежал рядом с поездом на невозможной скорости. Потом отстегнул от пояса широкий меч и закинул на пустующее сиденье под форточкой. Прыгнул сам, ухватился за край форточки и просочился в вагон. Особого внимания на него никто не обратил, посчитали за одного из многочисленных супергероев, да и мало кто ездил по этой захолустной боковой ветке в такую рань. Рыжий сел на свободное место, положив меч рядом, выудил из кармана кроссворд и ручку и с головой ушел в лабиринт вопросов и ответов.

Джунк исподтишка разглядывал новоприбывшего и все больше убеждался, что этот вот парень и есть легенда. Настоящая, восточная. Роста "легенда" была чуть ниже среднего, носила фиалковую рубашку под цвет глаз, коричневые кожаные штаны и широченный пояс с узорчатой пряжкой. Кроме меча и кроссворда, в руках у "легенды" ничего не было. Ну, ручка еще. И на супергероя парень совсем не походил. Мелковат, во-первых. Плюс — меч в руках. Оружие позапрошлого века, если не старше. Плюс то, что все "суперы" стриглись очень коротко, а у этого шикарные волнистые волосы спускались до середины спины. На лбу под челкой виднелся черный плетеный обруч.

За две остановки до станции Корринта парень убрал кроссворд и ручку и собрался выходить. Джунк надеялся, что он забудет меч, но он не забыл. Уже выходя из вагона, он обернулся и пристально посмотрел на Корринта, и тот вдруг понял, что его собственный пояс оттягивает меч, за спиной вьется плащ, а перед глазами расстилается бескрайняя степь. Шаг вперед — и Джунк оказался бы в глубине восточных земель. И так повеяло на него свободой, полевым ветром и немножко ледяным холодом, что подумал Корринт о родном, знакомом до мелочей гигаполисе, о своей уютной однокомнатной квартире, о привычной работе, поспешно шагнул назад и спокойно поехал дальше, с облегчением сознавая, что единственный виденный им меч исчез вместе с рыжим парнем и впредь он, Джунк Корринт, не будет иметь с легендами ничего общего.

Астинити, небрежно помахивая мечом, вышел из метро и направился к дому номер три по Конюшенной улице, где якобы осталась от старой постройки каменная горгулья, похожая на крылатого бульдога. "Странный народ люди, — рассуждал он, вспоминая испуганного человека в метро. — Зачем мечтать о том, что тебе абсолютно не нужно? Или он думал, что частью легенды можно стать заочно, сидя на диване с бутылкой газировки? Ха! Или мечта интересна только, пока не исполнится? Нет, мне этого определенно не понять. Да и Вэйланне, пожалуй, тоже. Отказаться от исполнения мечты... Гм. И, главное, почему? Не по необходимости, не по зову долга, а просто с перепугу! Бывает"...

Снерг и Вланка

Но несмотря на все это, превосходство человека над тараканом несомненно.

Л. Малерба.

"Цви-цви-цви!" — звенит синица на дереве под окном. Снерг накрыл ухо подушкой, но это почти не помогло.

"Цви-цви-цви!" Час ночи, за окном тьма кромешная, а она надрывается. Соловей, тоже еще. Все нормальные синицы давным-давно спят!

"Цви-цви-цви!" "Да заткнись ты!" — ожесточенно думает Снерг, но синица на его мысль никак не реагирует. Приходится молча страдать под подушкой и с завистью прислушиваться к ровному дыханию мирно спящего брата Вланки.

"Небесный город! — взывает от бессонницы Снерг.— Кто-нибудь, заткните птицу! Выключите ей микрофон!"

" Выпей, Снерг, валерьянки", — сквозь сон советует Вланка, поворачиваясь на бок. Тот послушно пьет, но это не помогает. И никогда не помогало.

Синица надсаживается в темноте за окном.

"Чтоб ты провалилась!" — распахивая окно, кричит Снерг на всю округу. Начинают просыпаться соседи, синица удовлетворенно замолкает, и Снерг спит целый час, пока не встает отдохнувший Вланка.

Так было всегда, пока однажды разозленный Снерг не вылетел на улицу в одном халате с ружьем и твердым намерением разделаться с безумной птицей. Вылетел и чуть не сбил с ног проходившую мимо фею. В два часа ночи.

— Извините, — смутился Снерг, временно забыв про вопящую на дереве цель. Фея оказалась очень красивая. Но ведь феи все красивые, им по должности положено.

— Ничего, — успокоила его фея. — А вы зачем с ружьем?

Снергу стало неудобно за ружье, синицу и бессонницу, поэтому он сказал:

— Да так, потренироваться вышел. Люблю перед сном пострелять.

— В птичек? — подозрительно спросила фея.

— Нет, что вы! Какие птички в это время. По консервным банкам.

— Знаете, молодой человек, вы мне почему-то понравились. Как вас зовут?

— Снерг.

— А меня Лара.

— Может быть, вы мне поможете?

— Чем же? — удивился заранее согласный на все Снерг.

— Мне нужно к Замковым горам, но не хотелось бы путешествовать одной. Согласитесь меня сопровождать?

На следующее утро Лара, воодушевленный Снерг и недоумевающий Вланка отправились в путь и уже к вечеру пересекли границу родного королевства и Свободных Земель, подивившись, что никто ее не охраняет. Только Шизый Сокол сидел на придорожном столбе и без умолку болтал с прохожими.

А в городе синица получила свободу кричать в любое время суток, не опасаясь быть застреленной, а жители пятиэтажки, в которой жили братья — наслаждаться утренним сном, не вскакивая от диких воплей по утрам. И все радовались. Остался недоволен только дед Софор, привыкший использовать Снерга в качестве будильника и проспавший утреннюю пробежку.

Астинити и его трофей

Пойду, прогуляюсь вдоль пропасти в скользких ботинках. И если что — я за гаражами в синем пакете.

КВН

Похожая на бульдога горгулья действительно сидела на карнизе старинного дома, заинтересованно повернув каменную голову в сторону оживленной улицы. Видно, неведомый скульптор отнесся к своему творению с большой симпатией, потому что горгулья обладала неким особенным обаянием и изрядно напоминала щенка и мордой, и ее выражением. Астинити озадаченно левитировал рядом — карниз оказался слишком узким — и вспоминал, что же ему надо от этой статуи. Ухо, что ли? Или зуб? Может, голову целиком? Нет, там было что-то маленькое... Люди гигаполиса не имели привычки смотреть вверх — километровые колодцы многоэтажек над головой угнетали, небо казалось не то, что с овчинку — с носовой платок размером — так что излишнего внимания Астинити мог не опасаться. Вряд ли его кто-то заметит на такой высоте. Разве что супергерой пролетит мимо, но их как раз бояться не стоило. Шум они не поднимут и лишить горгулью носа не помешают. Нет, там явно был не нос... А что? "По городу меньше надо болтаться", — самокритично буркнул Астинити. Подробности задания в памяти начисто отсутствовали, а спросить у Вэйланны было искренне стыдно.

Не найдя никаких зацепок, Астинити со вздохом оторвал горгулью от постамента, с удивлением обнаружил, что сделана она из цельного камня, а не из арматуры и обшивки, и незаметно спустился на крышу огромного рефрижератора, мчавшегося в сторону Анталийского океана. "Странный народ — западники. Обозвать часть Мирового Океана отдельным именем. Это, наверное, потому, что заклинаний они не составляют. Вряд ли единый Океан отозвался бы на эти имена для запчастей. Даже смешно. Океану, пожалуй, тоже смешно, но он терпит. Если бы он засмеялся, у них бы половину городов посмывало", — от нечего делать рассуждал он, сидя на крыше и придерживая неудобную горгулью. Нет, она, конечно, была произведением искусства, но произведением на редкость нетранспортабельным: большим, тяжелым и со множеством мешающих выступов. Куда проще было бы взять только лапу, или хвост, или крыло. Короче то, что Астинити ухитрился забыть. И ладно бы, горгулья живая была — сама бы шла или летела. А то ж живые здесь не водятся! Одни каменные, и то случайно осталась. Одна на весь континент... Кстати, идея! И Астинити, недолго думая, оживил каменную зверюгу. Нет, не полностью, не до состояния обычно животного, а так, слегка, как кошачьего сфинкса Бура — то ли ходячий камень, то ли окаменевшая жизнь. В конце концов, нести горгулью целиком он не нанимался, а теперь она сама прекрасно доберется. К тому же, Ефимена, она же Фима, оказалась настолько веселым и душевным существом, искренне изумленным своей новой жизнью и окружающим миром, что Астинити даже решил слегка подзадержаться на западе и сводить ее в ресторан. Просто так, интересу ради, да и ночь еще не кончилась. В смысле, до заката на западе и рассвета на востоке было чуть больше трех часов. А вернуться можно и телепортацией. Для скорости.

Никогда еще служащие "Семи домов" не видели, чтобы крылатые бульдоги заказывали пиццу сыром и помидорами. Пожалуй, им это даже не снилось. Поэтому ресторан мгновенно опустел, и Фима, довольно хихикая, проследовала на кухню. Оттуда тут же вылетел повар, столкнулся на выходе с Астинити, вильнул в сторону и исчез сквозь открытое окно. Благо, ресторан располагался на первом этаже.

Через час на место происшествия прибыла орда супергероев и суперагентов со всех концов гигаполиса и констатировала пропажу двух великолепных пицц и полное отсутствие предполагаемых монстров. Не прибыли только Крысмен и Фишмен, не на жизнь, а на смерть сражавшиеся под Гиапольским мостом в шашки.

Через пару часов подъехала полиция и в свою очередь констатировала отсутствие пицц и монстров и наличие дюжины супергероев всех сортов и размеров. Суперагенты так натурально изображали толпу зевак, что их никто и не заметил. В исчезновении пицц тут же обвинили супергероев, а те безуспешно пытались свалить все на суперзлодея, сидевшего якобы на соседней крыше. Сам же суперзлодей — худой черноволосый парень лет двадцати восьми-тридцати, в "профессорских" очках с очень толстыми стеклами — хохотал от души, глядя на все это в полевой бинокль, и даже благодарно пожал руку Астинити и лапу Фиме за великолепное представление. Только сидел он не на крыше, а на ветвях соседнего дерева, одного из последних в гигаполисе, где никто и не подумал бы его искать. Ведь лазить по деревьям — дело кошек и детей, а никак не суперзлодеев со стажем.

Вскоре за парочкой "монстров" охотились все городские "супербизоны", а Астинити с Фимой со спокойной душой и чистой совестью отбыли в замок на вулкане.

Вэйланна и Кэт

Стихами задрав, як хорек курицу!

В. Сердючка.

"Радость моя, хорошо в этом мире с тобой!" — гремел нестройный хор где-то поблизости. Из кустов высунулась встрепанная волчья голова, обвела нас безразличным взглядом, бормоча что-то насчет "любовь-морковь, морозы-грозы" и хотела уже убраться, когда между ушей что-то щелкнуло и в глазах мелькнуло узнавание.

— Черный Факел? — окликнул волк.

— Маринир, ты?! — удивление было вполне искренним. В последний раз я видел его давным-давно, а в таком виде — ни разу. Где он, интересно, успел заразиться ликантропией? — Сколько зим!

— Я, — расплылся волк в счастливой улыбке. — Вэйланна, друг детства! Не изменился! Даже не постарел!

— Как поживаешь, Мари? Давно тебя укусили?

— Приглашаю тебя на праздник! — торжественно изрек тот, даже не услышав вопроса. — Оборотни празднуют солнцеворот. Ты же волков не боишься?

— Нет, конечно! — успокоил я его, вспомнив ошибку Стража Венца. — Ни волков, ни кроликов.

— Замечательно. И музыка твоя будет очень кстати, — покосился он на проигрыватель и исчез в кустах.

До праздничной поляны было совсем не далеко, но Маринир по дороге ухитрился побеседовать о множестве разных вещей и даже прочитать пару стихов собственного сочинения. Кажется, мне начинало "везти" на поэтов. Сначала неудавшийся Враг, теперь еще этот.

— Солнце всходит и заходит,

А в норе моей темно.

Спит корова у дороги,

Закрывает мне окно, — с чувством продекламировал он и посмотрел на меня с надеждой на одобрение. — Правда, здорово?

— Ничего подобного раньше не слышал, — честно ответил я, и Маринир тут же перевел слова в свою пользу.

— Да я знаю, что гениально, — скромно потупился он, и с моего плеча с гомерическим хохотом упала синяя кошка.

Праздничная поляна, освещенная огромным костром, была заполнена волками, людьми и едой. Кто считает, что оборотни едят только сырое мясо, или хочет полюбоваться, как дюжий волк уплетает солянку — приходите на Солнцеворот. Вас обязательно пригласят к столу, если вы не боитесь волков. А если боитесь — просто прогонят: на столе и без вас есть много чего вкусного. И готовить, опять же, среди праздника уже не сподручно. Приходите. Время известно и так, а место легко определить на слух — пение слышно на пол-леса, причем репертуар больше бардовский. Но если вдруг вы, как и я, бардов не любите — никто вас за это не съест. Просто уши у вас завянут вдвое быстрее — не только от манеры исполнения, но и от самих песен. И если уж волки окажут вам доверие, вы от него сроду не отделаетесь.

Как только окончательно стемнело, к веселью присоединились Астинити, опять где-то бросивший Героя, и оживленная бульдогообразная горгулья. Великий Хаос! Это он так коготь что ли добыл, комплектом? Кэт с проигрывателем и запасом дисков и кристаллов с музыкой заняла пост народного ди-джея, избавив меня от наплыва "бардятины", и остаток ночи прошел очень неплохо. Если не считать, что я такие мероприятия вообще не очень люблю. Скучно мне. Одна приятность — с костром пообщаться.

К утру все наелись, натанцевались, изрядно охрипли и постепенно начали засыпать, штабелями укладываясь на освобожденной от еды поляне. Астинити вернулся к Герою, Фима свернулась каменным клубком, прикрывшись крыльями, Кэт уснула на стопке дисков, а я все подкидывал веточки в догорающий костер.

Утром мы продолжили путь втроем — Фиме не терпелось осмотреть свой новообретенный мир.

— Привет вам, странники, — на крупном валуне у дороги сидел эльф. Не крылатый цветочный, а обычный, человеческих размеров эльф в зеленых штанах и такой же жилетке. — Куда путь держите?

— Вообще или сейчас? — уточнила Кэт, для разнообразия восседавшая на голове у Фимы.

— А есть разница?

— Нет, — серьезно ответил я. — А теперь наш путь далек, едем прямо на восток. Мимо острова Буяна в царство славного Салтана.

— Что, правда? — поразился эльф. — Это же очень далеко!

— Не обращай внимания, — перебила Фима, успевшая ко мне привыкнуть. — Юмор у него такой. Вообще мы феникса ищем, а сейчас... Куда мы там? — повернулась она ко мне. Кэт отчаянно вцепилась в каменное ухо, чтобы не упасть.

— В замок Бешеного Юнарджи, — подсказал я.

— Вот, вот, — согласилась горгулья. — Именно туда.

— Вы знаете Бешеного? — эльф присмотрелся повнимательнее. — Вы Хозяин Черного Огня!

— Точно. А что? — поинтересовался я.

— Бешеный всегда про вас рассказывает, когда бывает дома.

— То есть, очень редко, — констатировал я. — Кстати, он дома?

— Нет, — огорчился эльф. — Он, наверное, расстроится, что с вами разминулся.

Расстройство Юнарджи обычно грозило бедствиями, близкими к стихийным.

— Ему можно не говорить, — пожала плечами Фима. — Тебя как зовут?

— Нефрит, — отозвался эльф, которому Фима чем-то явно не нравилась. — Впервые вижу говорящую статую.

— Нефрит — это в честь камня или диагноз? — тут же отомстила за "статую" наша каменная леди.

— В честь камня, — эльф медицинскими познаниями не страдал, и удар пришелся мимо цели.

— Может, знаешь, где феникса найти? — спросил я. Эльф все-таки, лесной житель. Кому знать, как ни ему.

— Конечно, знаю. Он у нас один остался, да и тот скоро возрождаться будет. Совсем обветшал дедушка.

Лара и мальчики

Не бывает так, чтобы "добрым людям на поругание". Добрые ругаться не станут, а злых никто не послушает.

Логика лучшего мира.

Вланка беспокоился совершенно напрасно. Пещера, к которой привела фею интуиция, была практически пуста. Только в углу стоял насест, на котором спала очень древняя птица с недовязанным четырехпалым носком и спицами в лапах. Но что самое удивительное — феникс был лыс. На макушке сияла гладкая розовая тонзура без единого перышка.

— Оба-на, — вырвалось у Снерга. — Мы что, его искали!?

— Ась? — не просыпаясь, спросила птица, слегка вытянув шею. Носок и спицы качнулись, из темного угла выкатился оранжевый клубок шерсти.

Вланка приложил палец к губам и вытолкал друзей из пещеры.

— Не мешайте дедушке отсыпаться перед пожаром. Аж облысел, бедный, от старости. Лара, мы его искали?

— Его.

— Может, еще скажешь, зачем?

— Мне очень нужно его перо.

— Так пойдем, попросим.

— Есть загвоздка...

— Ну?

— Перо с макушки.

— М-да, — протянул Снерг, потирая заросший за время пути подбородок. — Действительно загвоздка.

— Предлагаю оставить почтенного старца в покое и подождать, пока он возродится, — развел руками Вланка. — Тогда-то уж перья у него будут.

— Может, он через год возродится! — разочарованно воскликнула Лара.

— Есть другие варианты? — прищурил один глаз Вланка. — Дело к ночи. По-моему, лучше всего устроить привал вот в том лесу. Я там видел очень приятную поляну.

— Утро вечера мудренее, — не особо убежденно согласилась фея, и они покинули пещеру.

Посреди облюбованной Вланкой поляны уже пылал костер, вокруг которого расположилась достаточно странная троица. Человек-альбинос, во весь рост растянувшись на траве, читал какой-то свиток; синяя кошка, вполне годная в компанию землеройкам и цветочным эльфам, полировала лапкой кнопки магнитолы; крылатый каменный бульдог просто сидел у костра и смотрел на огонь.

— Здравствуйте, — парень поднял глаза от свитка и обвел вновь прибывших анализирующим взглядом. — Вы тоже с фениксом обломались? — угадал он.

— Перо с макушки, — сокрушенно призналась фея.

— Представляете — я за тем же!

— А он лысый, — с досадой сообщила Лара.

— Я знаю. Мы там уже были, — кивнул парень. — Милости прошу к нашему костру. Может, и с птицей что-нибудь придумаем.

Путники приняли приглашение, и вскоре речь зашла о том, кому зачем нужен феникс.

— Чисто научный интерес, — помахал свитком альбинос. — Хочу попробовать одно старинное заклинание. Даже не представляю, что получится. То есть, не очень представляю. А вам перо зачем?

— А я хочу вылечить одного человека, — задумчиво проговорила фея. — Избавить от проклятия, которым справедливо наградила его моя наставница.

— За что? — удивился парень. — И если справедливо, то зачем проклятие снимать?

— За жестокость и бессердечие. А зачем снимать... Мне его очень жаль. Безумно жаль. Если бы вы его знали, вы бы, наверное, меня поняли, — фея с трудом подбирала слова. — Это умный, могущественный маг, красивый, по-своему благородный человек. Он мог бы сделать очень много хорошего, если бы захотел. А его жестокость — как болезнь. Нельзя за болезнь наказывать болью, ее надо лечить. Он смог бы снять проклятие, внутренне изменившись, но он не хочет или не может. И если перо феникса поможет изменить его характер, дать ему нежное любящее сердце...

— Может быть, может быть, — перебил помрачневший вдруг альбинос. — Откуда вы, говорите, пришли?

— Мой дом на Вересковой равнине, в лесу, достаточно далеко отсюда. Его особняк совсем рядом — почти соседи. Только вот фениксы у нас не водятся, — улыбнулась собеседнику Лара, сочтя его мрачность отражением собственной печали.

— Да, не водятся, — протянул тот. — Пожалуй, всем нам пора спать! — твердо заключил он. — Глядишь, завтра феникс возродится и обрастет перьями. А не возродится сам — мы поможем.

"Разве так можно?" — собиралась было возразить фея, но глаза неудержимо слипались, мысли путались, и вскоре все на поляне крепко спали, кроме альбиноса.

— Великий Хаос! — с досадой воскликнул он и швырнул свиток на землю, нервно прошелся по поляне, стукнул кулаком по стволу дерева. Тот с треском расщепился, и магу пришлось подпирать падающее дерево плечом, искренне извиняться перед ним и его обитателями и восстанавливать ствол. Благо, он знал нужные заклинания.

Вэйланна Черный Факел

Знай, что смерть твоя — это жизнь моя...

"Король и Шут".

Перо я достал следующим же утром, выменяв его у феникса на патентованное средство для ращения перьев. Мгновенно обросший старичок на радостях не только согласился отдать одно перышко и спеть пару трелей под запись, но даже передумал возрождаться, забросив вязание, и отправился в гости к родственникам на северный континент. Кто бы мог подумать, что перья так влияют на самочувствие. Или на самооценку?

Снерг и Вланка не очень поняли, каким ветром перемен занесло их к Замковым горам, и подумывали о возвращении, но одно воспоминание о полуночной синице заставило Снерга навсегда отбросить эту мысль. Он уже привык спать в тишине.

К вечеру я собрал Бумажный Меч и отнес Бешеному взамен энергетического. Бумажный меч против огненного. Даже смешно.

Теперь на сегодняшний вечер оставалось всего одно дело. Надо сказать, самое странное, зато вполне совместимое с дружеским чаепитием в особняке Властелина Корэна.

— Слушай, Корэн, здесь феи поблизости не водятся? — ненароком поинтересовался я за чашкой зеленого чая.

— Живет тут одна, в лесу где-то. Только я ее давно не видел. А тебе зачем? Тебе Винден не хватило?

— Да так, любопытно.

Корэн приложил ладонь к моему лбу.

— Жара нет. Даже наоборот — руку можно отморозить, — удивленно отметил он. — Ты ничем не отравился? Может, тебя заколдовали?

— Почему это?

— Чтобы ты про фей спрашивал... При твоем к ним отношении! Плюс посудина эта.

— Это ваза, и, кстати, очень красивая. Уже нельзя лучшему другу вазу подарить.

— Это ж-ж не спроста, — ответил Корэн перенятой у меня же фразочкой. — С ней что-то не так? Если проклятие — лучше сразу предупреждай.

— Нет на ней проклятия. Обычная ваза.

— Я же чую, что не обычная. Обычную ты и не принесешь.

— Ладно, ладно, необычная. Но только по происхождению. Вся ее необычность в прошлом.

— А почему мне? Почему не Бешеному, например?

— Поверь на слово, это именно твоя ваза. Она ничьей больше быть не может. Не нравится — можешь разбить.

— Нравится. И портрет на ней симпатичный. Где-то я уже эту девушку видел. Но все-таки, почему она именно моя?

— У тебя в замке вазы есть?

— Есть.

— Такая есть?

— Нет.

— Теперь будет. Цветочки поставишь.

— Ладно, пусть будет, — смирился с моей тайной Корэн.

— Только не подари никому и не продавай. Если захочешь, можешь разбить, — для окончательной ясности повторил я.

— У нее душа есть, да? — догадался он. — И ты мне ее сдаешь на хранение, чтобы она ненароком не выбралась.

— Вроде того, — я вздохнул с облегчением. Правдой оперировать мне куда проще, чем придумывать откровенную ложь. В конце концов, воскрешение Лары действительно было бы очень не к месту, и кому же, как не Корэну, быть хранителем ее души.

Помощники Черного Огня

— Что ты делаешь? — спросил Бур, с неподдельным интересом глядя на сидящего на ковре Мика. Рядом с тем были аккуратно разложены черные, покрытые марлей брюки, соседствующие с электроплиткой, на которой подпрыгивал кипящий чайник.

— Глажу Люнины брюки, — ответствовал лис, подцепив чайник с плитки, подержал его пару секунд на весу и принялся орудовать им как утюгом.

— Можно вопрос?

— У всех, кто приходил до тебя, а было их не меньше двенадцати, возникало сразу три вопроса: откуда у Люны брюки, если он от рождения ходил в килте, почему их глажу я и почему именно чайником. Ты исключение?

— По-моему, нет, — слегка опешил Бур.

— Тогда по порядку, — обстоятельно начал Мик, водя чайником по штанам. — Во-первых, брюк у Люны нет. Их взяли напрокат у Бешеного, потому что Враг в юбке — это смешно. Даже если юбка в клеточку. Во-вторых, кроме меня, их гладить некому. Руки есть от силы у восьми существ в замке, считая Хозяев, и хорошо, если из этих восьми хотя бы трое умеют гладить. А насчет чайника, так это вчера кто-то додумался утюг под камин переделать. Он теперь занимает полкладовки и греет — еле-еле блохе не замерзнуть. Пришлось приобщить к делу чайник.

— А где Вэйланна?

— По-моему, декорации готовит. Он, вроде, упоминал.

— Декорации — это как?

— Пытается построить замок для Врага. Чтобы наш в Легенду не ввязывать и лишних проблем нам не создавать. Наверное, к айранам пошел, за чертежами.

— Проблем, говоришь, не создавать? — уточнил сфинкс. — Ну, ну. Посмотрим.

Вэйланна Черный Факел

Если нельзя, но очень хочется, то можно.

О. Уайльд.

— Привет, Нард! — жизнерадостно начал я. — Сто лет не виделись.

— Ну, не сто, — неуверенно отозвалась Нард, айран приблизительно из того же отрезка времени, что и Ньюфеар. — Всего два года.

— Ты не изменилась.

— Не сомневаюсь, — хмыкнула моя старая знакомая, примерный сотрудник КБ "города-сказки". То есть, в этом времени мы были давно знакомы. В моем настоящем до ее рождения должно было пройти еще несколько поколений. А поскольку здешний более поздний я прекрасно помнил, когда и зачем приходил "в молодости", парадоксов не возникало. А может, это и вовсе было какое-нибудь альтернативное время, где меня здешнего вообще не было. Или был, но с Нард не познакомился.

От своих более ранних сородичей Нард выгодно отличалась общительностью и тем, что у нее были почти человеческие плечи, а не подобие стеклянной пивной бутылки. С первого взгляда я бы наверняка решил, что она полукровка, если бы не знал ко времени знакомства, что это невозможно.

— Только вот что ты после этих двух лет делаешь в моей квартире, да еще в моем любимом кресле, да еще в таком виде?

— Сижу и жду тебя. А вид вполне нормальный, только обувь при телепортации потерялась.

— И зачем же ты меня ждешь? Ты ведь никогда просто так не появляешься.

— А что в этом плохого? Зато никто от меня не устает.

— Н-да. Не зря тебя Вэйланной назвали.

— Почему?

— Давным-давно был уже один Вэйланна, легендарная личность. В Легионе его как-то по-другому зовут. Элиас, что ли. Так он тоже айранам жить мешал.

— Я на него похож? — заинтересовался я.

— Разумеется, нет. У тебя просто мания величия. Так зачем же ты пришел?

— За чертежами.

— Какими?

— Генераторов мощных силовых полей.

— Зачем тебе? — изумилась Нард.

— Буду строить воздушные замки. Точнее, один замок.

— У тебя и правда мания величия. Несмотря на отсутствие обуви. И ты действительно думаешь, что у тебя получится воздушный замок?

— Должен получиться, — пожал я плечами.

— Это же невозможно.

— А кто проверял? — усмехнулся я.

— Ладно, будут тебе чертежи. Такая безумная идея не должна пропасть даром.

Будет, будет! Шашлык из тебя будет!

Джинн.

— Говорят, ты затеваешь что-то интересное? — вопросительно наклонил голову Василиск, сверкнув стеклами зеркальных очков.

— Бог с тобой, золотая рыбка! — автоматически ответил я одной из многочисленных фразочек, подцепленных незнамо когда, незнамо в каком мире. — Птичка, то есть. Ничего интересного. Самая что ни на есть банальная легенда.

— Как же это: легенда — и без меня!

— Ты же слышал — легенда банальная. Ты со своим взглядом слишком опасен.

— А Горгона?

— У Горгоны дисциплины побольше. И к тому же, она в очках.

— Так и я в очках, — обиделся Василиск.

— Это ты сейчас в очках.

— Клянусь, не сниму, пока не скажешь.

— Знаю я ваши василисковы клятвы. Ты вот вытянись в струну, чтобы перекрестов нигде не было, а потом клянись. А то скрутится весь, узлами завяжется. Ну, да ладно. Хочешь — участвуй. Только поосторожнее. Кого не надо не убей.

— Да знаю я. Самому неудобно, когда от одного взгляда все мрут, как мухи. Очки вот приобрел.

— Взгляд у тебя и правда убойный. Тебе бы в Легион податься.

— Да не на всех мой взгляд действует, — он потянулся кончиком хвоста к очкам.

— Не надо на мне проверять, — предупредил я. — Вредное ты животное. Я еще жить хочу.

Василиск чуть качнул головой, вглядываясь куда-то за мое плечо.

— А я и подавно жить хочу, — сказал Властелин Корэн, неизвестно когда и откуда возникший за моей спиной и теперь спокойно подпиравший стенку. — Я, в отличие от некоторых, не бессмертен.

Я распрощался с Василиском и обернулся к Корэну.

— Вэйл, знаешь, я тут банку кофе открыл... "Бес-кафе", кажется. Кстати, неплохой кофе.

— Это на правах рекламы?

— Нет. Это к тому, что я джинна нашел. Настоящего, хоть и слегка пыльноватого. Ему, бедняге, жить негде, вот он в кофе и ютится. Он мне ремонт сделал. Хочешь, познакомлю?

— С ремонтом?

— С джинном! — он поставил на подоконник банку растворимого кофе.

— Давай.

— Пойдем на улицу, там как раз стемнело.

Действительно, сумерки оказались очень кстати. Огненный джинн, похожий на помесь дракона с гавиалом, бесподобно смотрелся на фоне темного звездного неба.

— Слушаю и повинуюсь, новый господин! — традиционно поздоровался он, как в трансе, покачиваясь над своей кофейной квартирой.

— На вопросы будешь отвечать? — спросил я.

— Буду, — с готовностью отозвался джинн. — Социологический опрос проводишь?

— Интервью взять хочу. Идет?

— Идет. За чашкой кофе.

— Ты до сих пор его любишь? Даже живя в нем?

— Нет, конечно. Но чем скорее он кончится, тем мне же лучше. Начну здоровый образ жизни.

— Главное, про лыжи не забудь. Это для здоровья очень полезно.

— Лыжи в банку не полезут.

Звали нашего нового знакомого Нуром, а в банку он переехал, когда археологи выселили его из древнего кувшина. В итоге мы договорились, что я достаю ему не менее древнее и ценное жилище, а он взамен строит мне воздушный замок по айранским чертежам.

Лант и Истэн

Я великий воитель с бензопилой,

Я герой грядущего дня.

Иллет.

Небо на востоке едва начинало светлеть, когда Герой и его спутник подошли к воротам замка Бешеного Юнарджи. Лант решительно постучал в грандиозные металлические ворота, но никакого результата за этим не последовало.

— Есть здесь кто живой? — крикнул Ист. И вновь ответом была тишина.

— Эгей! Есть кто дома? — и Герой изо всех сил треснул по воротам подкованным железом ботинком. Ворота отозвались глухим гулом, и из недр замка донесся рев, достойный среднего тираннозавра. Миг спустя из замка вылетел полуодетый взлохмаченный детина с эспадоном в руках и чуть не снес с петель ворота, пытаясь их открыть. За это время он слегка успокоился, и Лант смог разобрать, что вызвало столь бурную реакцию.

— Я же сплю! — рычал Бешеный, успешно выламывая засов. — Что вас носит в такую рань! То Вэйл с мечом этим притащился, то вулкан соседний прорвало, то эльф-придурок со своим клеем! Четвертую ночь! Нет у меня клея! Я сплю! — рев почти перешел в рыдание.

— Уже утро, — осторожно сообщил Истэн.

— Пол пятого утра, — окончательно успокоился алдар. — Итак, вы меня разбудили. Довольны? У вас есть веские на то причины? — эспадон в его руках приобрел особо внушительный вид.

— А что вы говорили про меч? — поинтересовался Герой.

— Ничего не говорил, — убежденно отрезал Бешеный и убрал эспадон за ворота. — Я мечей сроду не видел.

— А мы Бумажный меч ищем, — между прочим сообщил Истэн. — Говорят, вы его хранитель?

— А вы вообще кто? — в тон ему осведомился Юнарджи.

— Это Герой, а я его Рука Судьбы.

— Не похоже.

— Ну, хотите, докажем как-нибудь. Не знаю, правда, как.

— Ладно. На прислужников Врага вы похожи еще меньше. Отдам меч под вашу ответственность, и лягу спать, — мечтательно протянул Юнарджи. — Так даже проще.

— А Враг причем? — удивился Герой. — Зачем ему-то этот меч?

— А затем, что только Бумажный меч может противостоять Огненному мечу Врага.

— Бумага против огня? — хмыкнул Истэн. — Смешно.

— Смешно, но это так и есть. Вот, держите, — алдар извлек из кармана невзрачный бумажный конвертик величиной со спичечный коробок. — В целости и сохранности.

— Это и есть меч? — усомнился Герой, принимая конвертик и разглядывая со всех сторон. — Точно?

— Дай-ка мне...

Истэн встряхнул бумажный квадрат, и в его руках оказался хрупкий на вид прозрачный меч с множеством зубцов и граней.

— Это точно меч, — с улыбкой подтвердил он. — Но тебе придется постараться, чтобы к нему привыкнуть.

Вэйланна Черный Факел

Ходы кривые роет подземный умный крот...

Из Люны вышел неплохой ученик. Правда, я в его успехах не виноват: учитель из меня почти никакой, доступно объяснять я не умею. Так что все, что он понимает — исключительно его заслуга. А понимает он, надо сказать, почти все. Правда, со стихиями у него нелады. Вызванный низший элементаль воды оказался существом с юмором и устроил такой образцово-показательный потоп, что мы потом неделю сушили замок. После этого тетушка Миша посоветовала нам учиться на природе. Мол, полезно, и для окружающих безопаснее. А Люна обиделся и стихии совсем забросил. Ну, да ладно. Враг не обязан быть хорошим элементалистом, а для себя пусть учит, что хочет.

— Привет, Вэйл, — вдруг раздался у меня в голове голос Астинити. — У вас там лома лишнего не найдется?

— Чего-чего?

— Лома. Обычного. У нас тут обвал небольшой. Сидим в гостях и пьем чай. С конфетами.

— Ну-ка, ну-ка, поподробнее!

— Поподробнее очень долго. Приходи — и тебе достанется. Только лом не забудь или что-нибудь другое для расчистки завалов.

Обвал, произошедший в Замковых горах рано утром, застал наших "легендарных" путешественников в пещере, где они устроились на ночлег и оказались погребенными. Спавший дальше от входа Герой откопал своего живого, но помятого спутника, и они вместе занялись поиском выхода. На месте Ланта я бы обязательно вспомнил, кто кого спасать и охранять должен, но тот в такие тонкости не вникал. К счастью для нашего мероприятия, Астинити вовремя вспомнил, что он человек Истэн, а не Сын Черного Огня Зойсанна Аджалейнгари, и не стал пробивать силой мысли каменные завалы, а, как порядочный, пошел искать обходной путь. Выход они не нашли, зато в одном из тоннелей встретили гостеприимную гигантскую паучиху, которая и усадила их пить чай с конфетами.

Спасение к ним пришло в виде средних лет женщины в затертом рабочем комбинезоне с лучеметом в руках.

— СППК вызывали? — спросила она.

— Что? — не понял Герой.

— Службу прочистки подземных коридоров, — пояснила она таким тоном, как будто каждый с детства должен знать название сей конторы.

— Вызывали, вызывали, — мгновенно сориентировался Ист.

— Где тромб?

— Где что? — снова переспросил Лант.

— Он другие слова знает? — повернулась женщина к Руке Судьбы.

— Знает некоторые,— махнул рукой тот. — Они у него не запоминаются. Только и выучил "икра, пиво, ананасы", — ехидно продолжил Ист, увидев, что Герой исподтишка показывает ему кулак. — Пойдемте, я покажу тромб.

Веерный луч и пара зарядов мгновенно расправились с завалом, в пещеру хлынул утренний свет.

— Э, да это у вас не коридор! — протянула женщина. — Придется платить штраф: два золотых кольца.

— У нас нет колец, — развел руками Герой.

— О, заговорил! — удивилась сотрудница СППК.

Истэн порылся в карманах и извлек гору всякой всячины от отвертки и пары черных алмазов до собачьего поводка с ошейником и вороха трав, необходимых для некоторых заклинаний. Из всего этого он выбрал ажурную диадему из серебряных снежинок.

— Может, это сойдет за штраф? Колец у нас действительно нет, а вам будет очень к лицу, — предложил он.

— Ладно, оставь себе, — улыбнулась женщина. — Может, я и не заметила, что это не коридор. Нравитесь вы мне, ребята. Может, еще свидимся, — она чмокнула удивленного Истэна в щеку. — Коридоры меня ждут, коридоры. В случае чего — звоните.

— До свидания, — почти хором сказали Герой и Ист, и женщина со вспышкой исчезла.

Так, что-то мне еще надо было сделать. Аквариумы я вчера мыл, лампочку в сокровищнице поменял. Ага! Проверить в деле воздушный замок и подготовить встречу Врага и Героя. А то Люна уже готовится, молниями дрова колет. Правда, молнии получаются все больше брючные, но ведь главное — старание. А остальное приложится.

Лант и Истэн

Нормальные герои всегда идут в обход.

Бармалей.

— Переправы не будет, — сообщил Истэн Герою после переговоров с лодочниками в Лонвен. — Враг со всех сторон окружил остров неприступными скалами — не проплывешь. Кроме того, возле Аджалейн появились сирены. Теперь туда не только нет переправы — нам даже самую паршивую лодку никто не даст. То ли имущество жалеют, то ли просто боятся нам помогать.

— Что делать будем?

— Есть два варианта: строить плот или применить магию переноса.

— Второй лучше.

— Здесь есть загвоздка. Во владениях врага моей волшебной силы не намного хватит. От силы на три мощных заклинания.

— Ну, и ладно, — легкомысленно махнул рукой Лант.

— Зря ты так. Магия может нам очень сильно пригодиться.

— Ты часто строишь плоты, Ист?

— Ни разу не строил.

— Тогда о чем речь?

— Ни о чем, — вздохнул Истэн и сотворил заклинание перемещения.

Спирали зеленого света обвили путников, и через миг они уже стояли на берегу Аджалейн по колено в черной воде. При взгляде на море можно было заметить границу подводных скал: внутри каменного кольца, окружавшего остров, сине-зеленая морская вода приобретала глубокую прозрачную черноту. От самого же Аджалейн с берега видна была только полоса пляжа метров тридцать шириной, молочно-белая стена густого тумана и темная макушка вулкана Лейнатан с неизменным столбом дыма. Неподалеку от места прибытия на песке располагался махровый коврик, а на коврике загорала девушка в красном купальнике, огромной соломенной шляпе и темных очках.

— На пляжу лежу и в небо я гляжу,

Чайки жирные летают — просто жуть.

А я ... — Оба-на! — заметив на пляже посторонних, девушка привстала от удивления. — Ребята, вы откуда?

— Из моря, вестимо, — буркнул Истэн, выливая воду из обуви.

— Для моря вы слишком мало намокли, и лодки я что-то не вижу. "Аки посуху", да? Волшебники, значит.

— Вроде того, — согласился Истэн. — Меня зовут Истэн, а его — Лант.

— Будем знакомы. Я Медуза Горгона, — девушка сняла шляпу, и блестящие коричневые змеи замелькали вокруг головы. — А зачем вас на Аджалейн занесло?

— Нас не занесло. Я здесь вообще живу, — честно сообщил Истэн. — А он со мной за компанию. В гости. Только не знаю, найду ли я теперь свой дом.

— А ты где жил?

— Около Бездны.

— Найдешь. Бездну никто не трогал. Она жива, пока жив ее Хозяин. Он сейчас, правда, в плену сидит, так ему не впервой.

— Да, многое изменилось, — задумчиво проговорил Ист. — Даже этого тумана раньше не было.

— Да, теперь у нас интересно, — кивнула Горгона. — Вообще-то, я здесь границы охраняю, но вас я пропущу. Все равно потом куда-нибудь обязательно влипнете. Я вам даже немножечко помогу.

Она по-турецки уселась на своем коврике.

— Туман принадлежит Бледному Аргамаку. Это он, кстати, придумал носить темные очки, чтобы не убивать взглядом почем зря. И нам с Василиском присоветовал. Сейчас он, разумеется, без очков там, в тумане, но вам будет достаточно просто закрыть глаза. Он сейчас не на охоте — кусаться не станет. Как выйдете из тумана, справа будет мой дом. Там где-то должен быть Василиск, мы с ним посменно дежурим. А дальше сами разберетесь, — лучезарно улыбнулась Горгона. Ланту показалось, что даже змеи на ее голове улыбаются. — Так что идите дальше, пока я не передумала.

— Спасибо, — полусерьезно поклонился Истэн.

— Чао, ребята, — она вновь улеглась загорать. Змеи спрятались под необъятную шляпу.

— Счастливо оставаться!

Они подошли вплотную к туманной стене, настолько плотной, что не видно было даже землю под ногами. Истэн первым закрыл глаза и шагнул в туман. Герой последовал за ним. Туман обнял мягкой прохладой, растворяя напряжение и тревожные мысли. Герой открыл глаза — хотелось только, не спеша, идти вперед и бесконечно смотреть на чуть прозрачную белизну тумана вокруг и два слабых пятна рассеянного света справа. Пятна внесли тревогу. О чем-то они напоминали, о чем-то смутно неприятном. Пришлось закрыть глаза, чтобы их не видеть и спокойно идти дальше. Тусклые фонари росли, приближались, и совсем близко из тумана возникла лошадиная голова с нечеткими очертаниями. Всякий, кто встречался взглядом с горящими бледным огнем очами Туманного Аргамака, сам становился белым холодным туманом. Аргамак дохнул Герою в лицо мокрой прохладой и так же бесшумно ушел. А через некоторое время, минуту или час, Лант понял, что туман остался позади.

— Просыпайся, — совсем рядом раздался голос Истэна. — Первый сон уже кончился.

Герой открыл глаза: впереди разворачивалась панорама Аджалейн в черно-серых тонах.

— Горгонин домик, — констатировал Лант, глада на стоящий неподалеку замок со множеством башен. — Заглянем на огонек?

— Там хорошо, но нам туда не надо. Тем более что в гостях у Горгоны должен быть Василиск.

— Это который тоже взглядом убивает?

— Он самый.

— И что будем делать?

— Странный вопрос. Пройдем мимо, как мирные люди без особых амбиций. Но если кому-то хочется подраться...

— Нет, что ты! Пусть живет. Нехорошо убивать чужих гостей.

— Воистину здравая мысль! — прокомментировал Истэн, и они прошли мимо замка, все сильнее забирая влево. Очень уж Исту хотелось обойти что-то впереди.

Из земли растут фонари, только бы дождаться зари...

Песня.

Вот уже больше часа местность практически не менялась. Только солнце постепенно опускалось за горизонт, да кое-где на укатанной асфальтом равнине вырастали фонарные столбы с круглыми белыми плафонами на вершинах, тройными и одинарными. Фонарей стало больше, в их расположении появился порядок. Истэн прибавил шагу, на ходу перепрыгивая пробивающиеся фонарные ростки. Герой с трудом за ним поспевал. Когда достаточно стемнело, фонари разом зажглись, осветив равнину полупрозрачным светом без теней и бликов, и впереди обозначился край поля — тьма за последним фонарем.

— Начинается! Бежим! — бросил через плечо Ист и помчался к этой спасительной границе, но вдруг так же резко затормозил.

— Поздно, — выдохнул он, глядя, как впереди из фонарного света собирается угрожающего вида механизм. Три очень похожих на первый возникали справа, слева и сзади.

— Варианты, — обернулся Истэн к Герою, — мы тратим еще одно, предпоследнее, заклинание, либо стараемся продержаться здесь до утра своими силами. Смысл игры в том, что эти вот милые машинки будут гоняться за нами по полю до рассвета, пока не погаснут фонари. Останавливаться нельзя, падать тоже. Если выведешь из строя одну, появятся две новых. Понял?

— Да, да. Вытащи нас отсюда, а то они уже собрались и морды у них на диво недружелюбные, — скороговоркой выпалил Герой.

— Как хочешь, — с олимпийским спокойствием кивнул Истэн.

Заклинание перенесло путников на берег какого-то ручья, откуда все еще видна была последняя линия фонарей. За ней все тонуло в ровном свете, но скрежет и грохот металла выдавал напряженную внутреннюю деятельность.

— Что там происходит? — с опаской спросил Герой, поглядывая назад. — Погоня?

— Не совсем. Поле фонарей не ловушка. Это скорее комбинация охранной системы с индивидуальным тренажером. Бешеный алдар, например, здесь три раза в неделю занимается. А насчет шума, — Истэн довольно усмехнулся, — это наш почетный эскорт влип.

— Почетный эскорт?

— Стальные волки врага шли за нами от самого побережья. Здесь они застрянут надолго, а то и навсегда останутся. Станут фонарным удобрением. Их наверняка больше трех, а на поле число охотников равно квадрату числа дичи. В одиночку можно тренироваться почти безопасно, а отряд гарантированно головы сложит. Так что пошли, пока они делом заняты.

— Пошли, — согласился Герой, и вслед за Рукой Судьбы зашагал вдоль ручья. Вода в ручье была переливчато-желтая, глянцевая и непрозрачная, и казалась настолько густой, что Ланту захотелось немедленно это проверить.

— Воду не трогай, — не оборачиваясь, предупредил Истэн. Здесь даже простейшие заклинания забирали столько сил, что его шатало от усталости. — Помнишь, что с Греком случилось? Тоже любопытный был, вроде тебя. Руки везде совал.

— И ботинком не трогай, — вовремя продолжил он. — Считай, что это чистая кислота.

Герой подчинился, хотя странная вода манила, как магнит, и вскоре они без приключений достигли широкой дороги, под насыпь которой, ныряя в трубу, уходил желтый ручей.

— Добро пожаловать в Безвременье, — торжественно провозгласил Истэн, едва они шагнули на асфальт. — Теперь, если очень повезет, мы за миг можем преодолеть многие километры пути. Или проболтаться здесь многие годы, не сдвинувшись ни на миллиметр.

— Это считать везением? — поинтересовался Лант, заметив приближающуюся желтую машину.

— Считать, считать! — Ист махнул рукой, останавливая такси, и они оба сели на заднее сиденье. Место водителя пустовало.

— Поехали, — приказал Рука Судьбы, и машина тронулась с места, постепенно набирая скорость. Казалась, она летит в черной пустоте, и лишь иногда вдоль дороги вспыхивали далекие огоньки. Вдруг Герой почувствовал чей-то взгляд, обернулся и почти в упор увидел желтые пылающие глаза. Огромный черный зверь легкими прыжками мчался за машиной. Лант покосился на друга — он никакого внимания на зверя не обращал. Тем временем тот поравнялся с машиной, сверкнул огненным глазом в боковое стекло, прыгнул вперед и исчез в полете. Лант облегченно вздохнул.

— Скучно ему, — пояснил Ист. — Очень скучно. Согласно его собственной легенде, несколько тысяч лет назад он совершил ошибку и попал на эту дорогу, стал вечным странником Безвременья.

Герой успел хорошенько выспаться и пересмотреть целую подборку снов, прежде чем машина затормозила и остановилась.

— И куда теперь? — поинтересовался Герой, вылезая из машины.

— Туда, — ответил его спутник и наобум ткнул пальцем куда-то в темноту.

— Пойдем, — согласился Лант. — Там ничуть не хуже, чем здесь.

Стая металлических существ летела по ночной трассе, когда на их пути возник широко ухмыляющийся темный зверь. Давно ему не доводилось драться.

Через два часа три оставшихся волка продолжили путь, а зверь Безвременья сидел посреди дороги, с интересом разбирая на части металлические тела.

Надо сказать, Иноходец после этого целый день со мной не разговаривал. Это ведь были его стальные звери. Я, правда, с самого начала предупреждал, что их придется переломать, но он все равно обиделся. Из принципа.

У них сердце, как камень, а слеза, как железо,

И любимые мною с переливом глаза.

Б.Г.

Сад был великолепен, а после ночной дороги представлялся прекрасным вдвойне, едва ли не райским. Первые полчаса Герой оценивал его с чисто эстетической точки зрения, но постепенно сменил позицию на более прагматическую.

— Ист, как ты думаешь, это съедобно? — спросил он, глядя на крупную желтую полупрозрачную грушу.

— Почему бы нет?

— Ну, мне казалось, что на вражеской территории есть и пить ничего нельзя. Мне в детстве читали сказку о Подземном царстве мертвых.

— Ты спрашивал, съедобно ли это, о последствиях речь не шла. Отравиться — это вряд ли, а на заклинание напороться — милое дело. И не забывай о наших милых зверушках. Не советую останавливаться.

— Да, конечно, — вздохнул Герой, с сожалением покидая грушу, и двинулся вслед за Истэном, старательно не глядя на окружающее великолепие плодовых деревьев и виноградных лоз. Получалось с трудом и не очень эффективно. Через некоторое время деревья расступились, и друзья вышли на круглую поляну, посреди которой рос грандиозный многовековой дуб. То есть, Лант счел его дубом, потому что увидел на нем желуди, а Истэн позднее утверждал, что это был ясень и только ясень. Мол, листья на дереве росли типично ясеневые. На самом же деле дерево могло оказаться буквально чем угодно, потому что кроме желудей и листьев беспристрастный наблюдатель мог обнаружить на нем множество всевозможных орхидейных цветов, несколько грецких орехов и пару-другую плодов хлопка. Но разве ж кто станет рассматривать дуб в таких подробностях. Даже если это ясень. На нижней ветви этого чуда селекции сидела переливчатая птица с прекрасным девичьим лицом и пышными каштановыми волосами и что-то напевала. Настолько мелодично, что голос действовал завораживающе, как у Сирены. Хотелось остановиться и бесконечно слушать дивную мелодию, но стоило путникам выйти на поляну, и птица тут же замолчала, глядя на них прозрачными печальными глазами.

— Привет, — проговорила она, склонив голову набок, как часто делают птицы, присматриваясь к чему-либо. — Вы ничего еще не съели?

— Нет, — насторожился Герой. — А что?

— Да так, чистой воды любопытство. Если бы съели — через пару часов стали бы здешними деревьями. А поскольку древесной мудростью вы не обладаете, навек возненавидели бы все, что движется. И насыщали бы свои плоды магией, обращающей животных в дерево, металл и камень. Здесь все такие, весь сад.

— И этот дуб?

— Нет, каштан у меня настоящий. Ну, так на то он и баобаб, — туманно отозвалась она.

— А что здесь делаешь ты? — спросил Истэн. — И почему ты нас предупредила?

— Хороший вопрос, — птица встряхнулась, и они услышали металлический звон — тонкая цепь приковывала ее за лапу к дереву. — Здесь я украшаю сад. Вместо того, чтобы на самой высокой горе Востока ждать конца мира, когда меня позовет Скрипач, и я буду с Песнью Разрушения парить над его головой.

— Ясно. Я вернусь и обязательно тебя освобожу, — тряхнул головой Лант.

— Я буду свободна, если ты избавишься от врага, — улыбнулась птица. — Кстати, меня зовут Шерин.

— Избавлюсь, — твердо заявил Герой и так рванул прочь с поляны, что Рука Судьбы еле за ним успевал.

"Надеюсь, они не пропадут, — думала Шерин, глядя им вслед. — Мне будет их искренне жаль. Светлые воины с тьмой за плечами, сильные, нежные и жестокие, так похожие на самого Вэйланну. Правда, он обещал никого не убивать. Не сдержит слово — спою Песнь Разрушения над его замком. Уж он-то меня знает".

Вэйланна и помощники

Самый хитрый в тундре зверь — это геолог. В капкан не идет, а стрелять его нельзя.

Чукча из анекдота.

— Свин ты после этого, а не сфинкс, — возмутился я. — Как ты мог так рисковать? А если бы Герой не отгадал? Ему бы пришлось с тобой сражаться. И что прикажешь — искать нового Героя или склеивать обломки тебя, что более вероятно?

Бур виновато потупил взор.

— Что ты у него спросил? — смягчился я.

— Почему курица дорогу переходит.

— И он не знал?

— Не знал. Ему Астинити подсказывал. Нечестно.

— Ладно уж, нечестно. Зато все целы. А Рука Судьбы для того и существует, чтобы Герою помогать.

— Кстати, — радостно сменил тему Бур. — Люна простудился.

— И что?

— То, что у него жуткий насморк, и Врагом он быть никак не может.

— Может, может! Завтра же что-нибудь раздобуду от насморка. В некоторых мирах на этом собаку съели.

— И не одну.

— Ага. Поэтому у них там ни собак, ни насморка.

Лант и Истэн

Жизнь — это тоже отпуск. Только с того света.

Некто Лимонов.

— Ист, ты просто молодец! Мы же запросто могли погибнуть с этой курицей.

— Да, очень удачно отделались легким испугом. У меня всегда было хорошо с загадками.

— Осталось разделаться с Врагом, — оптимистично заявил Герой и взмахнул своим легендарным оригами.

— У меня только одна маленькая просьба, — вкрадчиво начал Ист.

— Какая?

— В случае чего не говори Врагу, что ты "ужас, летящий на крыльях ночи", ладно?

— Почему? — удивился Лант. — Нет, я не собирался, но все-таки...

— Да как тебе объяснить. Банально это, — отрезал Истэн и резко ускорил шаг.

— Ладно, Что-нибудь другое скажу, — пожал плечами Герой, убирая хрупкий меч.

— Постарайся уж, придумай что-нибудь другое...

Окружающий пейзаж полностью сменился: райский сад сменили угрюмые горы, закрывавшие и без того неяркое вечернее солнце, и по сторонам дороги из трещин в скалах потянулись прозрачные белесые силуэты людей. В кандалах и свободные, с головами и без, призраки проплывали над дорогой, собирались в облака и рассыпались клочьями дыма, и Героя всякий раз передергивало, когда он проходил сквозь очередное бесплотное существо. Истэн подобной антипатии не испытывал и даже пересказывал Ланту истории некоторых призраков. Например, историю девушки, склонившейся над выросшей среди камней призрачной былинкой. Хрупкое растеньице оказалось принцессой Идалиной, отказавшейся выйти замуж за черного мага и наказанной за это, а девушка — ее сестрой, которая поклялась отомстить и не сдержала слово.

Истэн едва закончил рассказ, когда призраки забеспокоились и начали исчезать, развеиваясь и втягиваясь в трещины камней. Позади на дороге появились три быстро увеличивающихся черных силуэта. Рука Судьбы замер, глядя на приближающихся тварей, вздохнул и медленно двинулся им навстречу.

— Стой! — хотел крикнуть Герой, но слова странно растянулись во времени, потеряв звук и значение. Истэн творил последнее заклинание. Он говорил на странном языке, текучем, как пламя, и холодном, как лед, и как только волки достаточно приблизились, земля отозвалась на его слова. Под ногами стальных чудовищ с грохотом открылась бездна, и вырвавшееся на волю холодное черное пламя стерло их с лица земли.

Рука Судьбы Истэн покачнулся и упал на колени рядом с открытой им трещиной. Лицо его заливала смертельная бледность, фиалковые нечеловеческие глаза закрывались. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, как при запредельной усталости. Черное пламя потянулось к нему прохладной ласковой ладонью...

— Сил больше нет, — услышал Герой. — Даже полегчало. Иди дальше, воздушный замок врага уже на горизонте.

Астинити, Существующий Вне Жизни или попросту Нежить, растворился в черном пламени и ему показалось, что его снова не существует, как тогда, когда Вэйланна только задумал его создать, но не обдумал детали — внешность и характер, знания и навыки. Тогда Астинити был только осознанием себя. Сейчас тоже. Но сейчас у осознания была память. Часть его смутно сомневалась, что такая достоверность спектакля была необходима, другая четко осознавала, что иначе быть не могло. Светлых Легенд не бывает. Настоящая Легенда должна быть оплачена болью и кровью, иначе она превратится в пустой слух. Не важно, чья это боль — Врага, Героя, второстепенных персонажей или вовсе статистов. А сейчас, кроме него, платить было некому. Зойсанна Аджалейнгари надеялся только, что родной его создатель о нем вспомнит и вернет бесплотное сознание в мир, который принято считать реальным. Мир, в котором Астинити никогда не жил полностью, но с которым безумно не хотел расставаться.

Вэйланна, Хозяин Черного Огня

Ассортимент — это не еда. Это то, что ест контингент.

М. Задорнов.

В конторе Бюро Погодных Условий я появился ровно в восемь утра, в надежде заказать на вечер ветровую грозу. Люна к этому времени почти поправился, замок исправно парил над островом и даже был способен маневрировать, и теперь моей основной задачей стало достойно обставить финальную встречу, но не тут то было. До девяти часов я бегал по кабинетам вышеупомянутого бюро и кому-то объяснял, что и когда мне нужно. В десять минут десятого меня поставили на учет, то есть записали в очередь, и посоветовали подойти еще раз где-то в середине зимы, чтобы подтвердить заявку. Очень ценное предложение для начала лета. Я начал все заново, и рассмотрение моего заказа перенесли на начало осени, но легче мне от этого почему-то не стало. Я окончательно взбесился и устроил грандиозный скандал с дождем, громом и молниями прямо в здании БПУ. Тропическим ливнем размыло архив, и я оказался в очереди первым, то есть гроза моя ожидалась меньше чем через два месяца. На этом я и распрощался с бюро, оставив начальнику личную грозовую тучку над креслом, чтобы заказы шаманов на дождь выполнялись никак не позже, чем через год. Сам же я наведался на ближайшую погодную станцию и за пару бутылок домашнего вина, которое стряпает Бур, легко договорился с дежурным метеорологом о парочке внеплановых молний после обеда. Конечно, я мог создать грозу сам или обратиться к Синему Туману, но примерно с полдевятого утра это стало делом принципа. Метеоролог этот, по имени Яшмин, меня почему-то запомнил, и с тех пор в БПУ появился один из "родных и знакомых кролика".

Вэйланна, Лант и все-все-все

Самый лучший способ писать стихи — позволять вещам становиться туда, куда они хотят.

В Пух.

— Антиграв хорошо, а олени лучше, — заключил я, сидя на разбитом корпусе этого самого антиграва и глядя на развалины.

— Конечно, лучше, — согласился Астинити, занимая вторую половину корпуса.

— Как самочувствие?

— Нормально. В Бездне отлежался.

— Только санаторий в Упокоищах смог поставить на ноги несчастного назгула, — прокомментировал я.

— Что-что?

— Да так, вспомнились байки из соседнего мира.

Лант и Люна бродили по поляне, как два аиста, собирая все, что могло еще хоть куда-то сгодиться. Падение воздушного замка завершило легенду мощным аккордом финальной катастрофы, а заодно мгновенно превратило бывших врагов в товарищей по несчастью, совместно спасавших собственные жизни. Причем для легенды было уже абсолютно безразлично, выжил кто-то в итоге или нет, это все равно оставалось "за кадром" истории, а следовательно, не имело никакого значения.

— Хорошо получилось, в общем-то, — констатировал Астинити. — Птичкам надолго хватит разговоров. Скоро все обрастет деталями, что-то появится, что-то исчезнет, и получится Легенда.

— Да, Гарди должно понравиться, — согласно кивнул я. — И замок не придется пристраивать в хорошие руки. Но все-таки я бы многое отдал, чтобы узнать, почему он упал.

— Ты не знаешь? — удивленно прищурился Астинити.

— Представь, нет! В чертежах нет ни одной ошибки, и джинн клянется, что сделал все точно. Да и вообще айранские здания отличаются двойным запасом надежности.

— Угу. А вот представь, что на пути луча лазера, питающего главное поле, вдруг оказался небольшой кристалл горного хрусталя. Что будет?

— Ничего. Там все дублировано. Разве что кристалл этот будет настолько специфичной огранки...

— Что перенаправленный главный луч выведет из строя аварийную систему,— закончил мою мысль Астинити, доставая руку из кармана. С его запястья на тонкой цепочке свисал до боли знакомый камень — Хрустальное Сердце.

— Великий Хаос! Кинт! Идиот! Убью на месте! — эмоции перехлестывали через край.

— Если поймаешь, — со спокойной улыбкой заметил Астинити, отдавая мне камень.

Я подбросил злосчастный камень на ладони и вышвырнул из нашего мира. Глядишь, пригодится кому-нибудь на мировых дорогах. Мне он, к добру или нет, свою службу уже сослужил.

— Ладно, пусть живет, — смирился я. — Искать его еще. Все-таки концовка получилась душевная, как раз для легенды. Но Кинт все равно идиот. Нет, он даже хуже — он Сценарист Вселенной.

— Подкручивал что-то не там и не так,

И вот получился такой кавардак, — с издевкой произнес Астинити.

— Это ты про меня? А ну, повтори!

Он с готовностью повторил, вовремя увернулся от моей огненной стрелы, и весь наш "легендарный кавардак" завершился обычной дружеской борьбой, пусть даже и магической.