Стихийная работа

— Я, — расплылся волк в счастливой улыбке. — Вэйланна, друг детства! Не изменился! Даже не постарел!

— Как поживаешь, Мари? Давно тебя укусили?

— Приглашаю тебя на праздник! — торжественно изрек тот, даже не услышав вопроса. — Оборотни празднуют солнцеворот. Ты же волков не боишься?

— Нет, конечно! — успокоил я его, вспомнив ошибку Стража Венца. — Ни волков, ни кроликов.

— Замечательно. И музыка твоя будет очень кстати, — покосился он на проигрыватель и исчез в кустах.

До праздничной поляны было совсем не далеко, но Маринир по дороге ухитрился побеседовать о множестве разных вещей и даже прочитать пару стихов собственного сочинения. Кажется, мне начинало "везти" на поэтов. Сначала неудавшийся Враг, теперь еще этот.

— Солнце всходит и заходит,

А в норе моей темно.

Спит корова у дороги,

Закрывает мне окно, — с чувством продекламировал он и посмотрел на меня с надеждой на одобрение. — Правда, здорово?

— Ничего подобного раньше не слышал, — честно ответил я, и Маринир тут же перевел слова в свою пользу.

— Да я знаю, что гениально, — скромно потупился он, и с моего плеча с гомерическим хохотом упала синяя кошка.

Праздничная поляна, освещенная огромным костром, была заполнена волками, людьми и едой. Кто считает, что оборотни едят только сырое мясо, или хочет полюбоваться, как дюжий волк уплетает солянку — приходите на Солнцеворот. Вас обязательно пригласят к столу, если вы не боитесь волков. А если боитесь — просто прогонят: на столе и без вас есть много чего вкусного. И готовить, опять же, среди праздника уже не сподручно. Приходите. Время известно и так, а место легко определить на слух — пение слышно на пол-леса, причем репертуар больше бардовский. Но если вдруг вы, как и я, бардов не любите — никто вас за это не съест. Просто уши у вас завянут вдвое быстрее — не только от манеры исполнения, но и от самих песен. И если уж волки окажут вам доверие, вы от него сроду не отделаетесь.

Как только окончательно стемнело, к веселью присоединились Астинити, опять где-то бросивший Героя, и оживленная бульдогообразная горгулья. Великий Хаос! Это он так коготь что ли добыл, комплектом? Кэт с проигрывателем и запасом дисков и кристаллов с музыкой заняла пост народного ди-джея, избавив меня от наплыва "бардятины", и остаток ночи прошел очень неплохо. Если не считать, что я такие мероприятия вообще не очень люблю. Скучно мне. Одна приятность — с костром пообщаться.

К утру все наелись, натанцевались, изрядно охрипли и постепенно начали засыпать, штабелями укладываясь на освобожденной от еды поляне. Астинити вернулся к Герою, Фима свернулась каменным клубком, прикрывшись крыльями, Кэт уснула на стопке дисков, а я все подкидывал веточки в догорающий костер.

Утром мы продолжили путь втроем — Фиме не терпелось осмотреть свой новообретенный мир.

— Привет вам, странники, — на крупном валуне у дороги сидел эльф. Не крылатый цветочный, а обычный, человеческих размеров эльф в зеленых штанах и такой же жилетке. — Куда путь держите?

— Вообще или сейчас? — уточнила Кэт, для разнообразия восседавшая на голове у Фимы.

— А есть разница?

— Нет, — серьезно ответил я. — А теперь наш путь далек, едем прямо на восток. Мимо острова Буяна в царство славного Салтана.

— Что, правда? — поразился эльф. — Это же очень далеко!

— Не обращай внимания, — перебила Фима, успевшая ко мне привыкнуть. — Юмор у него такой. Вообще мы феникса ищем, а сейчас... Куда мы там? — повернулась она ко мне. Кэт отчаянно вцепилась в каменное ухо, чтобы не упасть.

— В замок Бешеного Юнарджи, — подсказал я.

— Вот, вот, — согласилась горгулья. — Именно туда.

— Вы знаете Бешеного? — эльф присмотрелся повнимательнее. — Вы Хозяин Черного Огня!

— Точно. А что? — поинтересовался я.

— Бешеный всегда про вас рассказывает, когда бывает дома.

— То есть, очень редко, — констатировал я. — Кстати, он дома?

— Нет, — огорчился эльф. — Он, наверное, расстроится, что с вами разминулся.

Расстройство Юнарджи обычно грозило бедствиями, близкими к стихийным.

— Ему можно не говорить, — пожала плечами Фима. — Тебя как зовут?

— Нефрит, — отозвался эльф, которому Фима чем-то явно не нравилась. — Впервые вижу говорящую статую.

— Нефрит — это в честь камня или диагноз? — тут же отомстила за "статую" наша каменная леди.

— В честь камня, — эльф медицинскими познаниями не страдал, и удар пришелся мимо цели.

— Может, знаешь, где феникса найти? — спросил я. Эльф все-таки, лесной житель. Кому знать, как ни ему.

— Конечно, знаю. Он у нас один остался, да и тот скоро возрождаться будет. Совсем обветшал дедушка.

Лара и мальчики

Не бывает так, чтобы "добрым людям на поругание". Добрые ругаться не станут, а злых никто не послушает.

Логика лучшего мира.

Вланка беспокоился совершенно напрасно. Пещера, к которой привела фею интуиция, была практически пуста. Только в углу стоял насест, на котором спала очень древняя птица с недовязанным четырехпалым носком и спицами в лапах. Но что самое удивительное — феникс был лыс. На макушке сияла гладкая розовая тонзура без единого перышка.

— Оба-на, — вырвалось у Снерга. — Мы что, его искали!?

— Ась? — не просыпаясь, спросила птица, слегка вытянув шею. Носок и спицы качнулись, из темного угла выкатился оранжевый клубок шерсти.

Вланка приложил палец к губам и вытолкал друзей из пещеры.

— Не мешайте дедушке отсыпаться перед пожаром. Аж облысел, бедный, от старости. Лара, мы его искали?

— Его.

— Может, еще скажешь, зачем?

— Мне очень нужно его перо.

— Так пойдем, попросим.

— Есть загвоздка...

— Ну?

— Перо с макушки.

— М-да, — протянул Снерг, потирая заросший за время пути подбородок. — Действительно загвоздка.

— Предлагаю оставить почтенного старца в покое и подождать, пока он возродится, — развел руками Вланка. — Тогда-то уж перья у него будут.

— Может, он через год возродится! — разочарованно воскликнула Лара.

— Есть другие варианты? — прищурил один глаз Вланка. — Дело к ночи. По-моему, лучше всего устроить привал вот в том лесу. Я там видел очень приятную поляну.

— Утро вечера мудренее, — не особо убежденно согласилась фея, и они покинули пещеру.

Посреди облюбованной Вланкой поляны уже пылал костер, вокруг которого расположилась достаточно странная троица. Человек-альбинос, во весь рост растянувшись на траве, читал какой-то свиток; синяя кошка, вполне годная в компанию землеройкам и цветочным эльфам, полировала лапкой кнопки магнитолы; крылатый каменный бульдог просто сидел у костра и смотрел на огонь.

— Здравствуйте, — парень поднял глаза от свитка и обвел вновь прибывших анализирующим взглядом. — Вы тоже с фениксом обломались? — угадал он.

— Перо с макушки, — сокрушенно призналась фея.

— Представляете — я за тем же!

— А он лысый, — с досадой сообщила Лара.

— Я знаю. Мы там уже были, — кивнул парень. — Милости прошу к нашему костру. Может, и с птицей что-нибудь придумаем.

Путники приняли приглашение, и вскоре речь зашла о том, кому зачем нужен феникс.

— Чисто научный интерес, — помахал свитком альбинос. — Хочу попробовать одно старинное заклинание. Даже не представляю, что получится. То есть, не очень представляю. А вам перо зачем?

— А я хочу вылечить одного человека, — задумчиво проговорила фея. — Избавить от проклятия, которым справедливо наградила его моя наставница.

— За что? — удивился парень. — И если справедливо, то зачем проклятие снимать?

— За жестокость и бессердечие. А зачем снимать... Мне его очень жаль. Безумно жаль. Если бы вы его знали, вы бы, наверное, меня поняли, — фея с трудом подбирала слова. — Это умный, могущественный маг, красивый, по-своему благородный человек. Он мог бы сделать очень много хорошего, если бы захотел. А его жестокость — как болезнь. Нельзя за болезнь наказывать болью, ее надо лечить. Он смог бы снять проклятие, внутренне изменившись, но он не хочет или не может. И если перо феникса поможет изменить его характер, дать ему нежное любящее сердце...

— Может быть, может быть, — перебил помрачневший вдруг альбинос. — Откуда вы, говорите, пришли?

— Мой дом на Вересковой равнине, в лесу, достаточно далеко отсюда. Его особняк совсем рядом — почти соседи. Только вот фениксы у нас не водятся, — улыбнулась собеседнику Лара, сочтя его мрачность отражением собственной печали.

— Да, не водятся, — протянул тот. — Пожалуй, всем нам пора спать! — твердо заключил он. — Глядишь, завтра феникс возродится и обрастет перьями. А не возродится сам — мы поможем.

"Разве так можно?" — собиралась было возразить фея, но глаза неудержимо слипались, мысли путались, и вскоре все на поляне крепко спали, кроме альбиноса.

— Великий Хаос! — с досадой воскликнул он и швырнул свиток на землю, нервно прошелся по поляне, стукнул кулаком по стволу дерева. Тот с треском расщепился, и магу пришлось подпирать падающее дерево плечом, искренне извиняться перед ним и его обитателями и восстанавливать ствол. Благо, он знал нужные заклинания.

Вэйланна Черный Факел

Знай, что смерть твоя — это жизнь моя...

"Король и Шут".

Перо я достал следующим же утром, выменяв его у феникса на патентованное средство для ращения перьев. Мгновенно обросший старичок на радостях не только согласился отдать одно перышко и спеть пару трелей под запись, но даже передумал возрождаться, забросив вязание, и отправился в гости к родственникам на северный континент. Кто бы мог подумать, что перья так влияют на самочувствие. Или на самооценку?

Снерг и Вланка не очень поняли, каким ветром перемен занесло их к Замковым горам, и подумывали о возвращении, но одно воспоминание о полуночной синице заставило Снерга навсегда отбросить эту мысль. Он уже привык спать в тишине.

К вечеру я собрал Бумажный Меч и отнес Бешеному взамен энергетического. Бумажный меч против огненного. Даже смешно.

Теперь на сегодняшний вечер оставалось всего одно дело. Надо сказать, самое странное, зато вполне совместимое с дружеским чаепитием в особняке Властелина Корэна.

— Слушай, Корэн, здесь феи поблизости не водятся? — ненароком поинтересовался я за чашкой зеленого чая.

— Живет тут одна, в лесу где-то. Только я ее давно не видел. А тебе зачем? Тебе Винден не хватило?

— Да так, любопытно.

Корэн приложил ладонь к моему лбу.

— Жара нет. Даже наоборот — руку можно отморозить, — удивленно отметил он. — Ты ничем не отравился? Может, тебя заколдовали?

— Почему это?

— Чтобы ты про фей спрашивал... При твоем к ним отношении! Плюс посудина эта.

— Это ваза, и, кстати, очень красивая. Уже нельзя лучшему другу вазу подарить.

— Это ж-ж не спроста, — ответил Корэн перенятой у меня же фразочкой. — С ней что-то не так? Если проклятие — лучше сразу предупреждай.

— Нет на ней проклятия. Обычная ваза.

— Я же чую, что не обычная. Обычную ты и не принесешь.

— Ладно, ладно, необычная. Но только по происхождению. Вся ее необычность в прошлом.

— А почему мне? Почему не Бешеному, например?

— Поверь на слово, это именно твоя ваза. Она ничьей больше быть не может. Не нравится — можешь разбить.

— Нравится. И портрет на ней симпатичный. Где-то я уже эту девушку видел. Но все-таки, почему она именно моя?

— У тебя в замке вазы есть?

— Есть.

— Такая есть?

— Нет.

— Теперь будет. Цветочки поставишь.

— Ладно, пусть будет, — смирился с моей тайной Корэн.

— Только не подари никому и не продавай. Если захочешь, можешь разбить, — для окончательной ясности повторил я.

— У нее душа есть, да? — догадался он. — И ты мне ее сдаешь на хранение, чтобы она ненароком не выбралась.

— Вроде того, — я вздохнул с облегчением. Правдой оперировать мне куда проще, чем придумывать откровенную ложь. В конце концов, воскрешение Лары действительно было бы очень не к месту, и кому же, как не Корэну, быть хранителем ее души.

Помощники Черного Огня

— Что ты делаешь? — спросил Бур, с неподдельным интересом глядя на сидящего на ковре Мика. Рядом с тем были аккуратно разложены черные, покрытые марлей брюки, соседствующие с электроплиткой, на которой подпрыгивал кипящий чайник.

— Глажу Люнины брюки, — ответствовал лис, подцепив чайник с плитки, подержал его пару секунд на весу и принялся орудовать им как утюгом.

— Можно вопрос?

— У всех, кто приходил до тебя, а было их не меньше двенадцати, возникало сразу три вопроса: откуда у Люны брюки, если он от рождения ходил в килте, почему их глажу я и почему именно чайником. Ты исключение?

— По-моему, нет, — слегка опешил Бур.

— Тогда по порядку, — обстоятельно начал Мик, водя чайником по штанам. — Во-первых, брюк у Люны нет. Их взяли напрокат у Бешеного, потому что Враг в юбке — это смешно. Даже если юбка в клеточку. Во-вторых, кроме меня, их гладить некому. Руки есть от силы у восьми существ в замке, считая Хозяев, и хорошо, если из этих восьми хотя бы трое умеют гладить. А насчет чайника, так это вчера кто-то додумался утюг под камин переделать. Он теперь занимает полкладовки и греет — еле-еле блохе не замерзнуть. Пришлось приобщить к делу чайник.

— А где Вэйланна?

— По-моему, декорации готовит. Он, вроде, упоминал.

— Декорации — это как?

— Пытается построить замок для Врага. Чтобы наш в Легенду не ввязывать и лишних проблем нам не создавать. Наверное, к айранам пошел, за чертежами.

— Проблем, говоришь, не создавать? — уточнил сфинкс. — Ну, ну. Посмотрим.

Вэйланна Черный Факел

Если нельзя, но очень хочется, то можно.

О. Уайльд.

— Привет, Нард! — жизнерадостно начал я. — Сто лет не виделись.

— Ну, не сто, — неуверенно отозвалась Нард, айран приблизительно из того же отрезка времени, что и Ньюфеар. — Всего два года.

— Ты не изменилась.

— Не сомневаюсь, — хмыкнула моя старая знакомая, примерный сотрудник КБ "города-сказки". То есть, в этом времени мы были давно знакомы. В моем настоящем до ее рождения должно было пройти еще несколько поколений. А поскольку здешний более поздний я прекрасно помнил, когда и зачем приходил "в молодости", парадоксов не возникало. А может, это и вовсе было какое-нибудь альтернативное время, где меня здешнего вообще не было. Или был, но с Нард не познакомился.

От своих более ранних сородичей Нард выгодно отличалась общительностью и тем, что у нее были почти человеческие плечи, а не подобие стеклянной пивной бутылки. С первого взгляда я бы наверняка решил, что она полукровка, если бы не знал ко времени знакомства, что это невозможно.

— Только вот что ты после этих двух лет делаешь в моей квартире, да еще в моем любимом кресле, да еще в таком виде?

— Сижу и жду тебя. А вид вполне нормальный, только обувь при телепортации потерялась.

— И зачем же ты меня ждешь? Ты ведь никогда просто так не появляешься.

— А что в этом плохого? Зато никто от меня не устает.