Усадьба

Признаться, именно Дашу я и подозревала сперва — до того, как вошла в комнату Эйвазовой и увидела ее уличные ботинки с прилипшими комками грязи, стоящие возле шкафа среди общего беспорядка. Если бы эти ботинки были брошены здесь накануне вечером, то грязь успела бы высохнуть в любом случае. Вывод — их оставили всего несколько часов назад. Сам белый плащ, я была уверена, находится в шкафу.

— Так вы тоже в некотором роде гадалка, Лида? — продолжив тасовать колоду, отозвалась Лизавета Тихоновна, возвращая на лицо улыбку, однако пряча глаза.

— Нет, что вы, я не люблю угадывать, — ответила я, не сводя с нее глаз, — мой попечитель с детства учил меня, что нет ничего хуже, чем строить версии на основе догадок, домыслов и личных предпочтений. Опираться в суждениях следует только на факты. И, разумеется, нужно иметь известную долю воображения и гибкость ума, чтобы на основе сухих фактов выстроить логическую цепочку. Я увидела вас случайно из окна и узнала, — солгала я.

— Ваш попечитель, судя по всему, является полицейским следователем?

Я помолчала и осторожно ответила:

— Не совсем.

— Если вам очень интересно, Лида, то ночью я ходила в парк — мне нужно было собрать некоторые травы, которые лучшие свои свойства раскрывают именно ночью. Это сложно понять, и я вижу, что вы настроены скептически, так что просто примите это как данность.

— Хорошо, — согласилась я, поняв, что другого ответа все равно не услышу.

И еще мне стало ясно, что Натали оказалась не так уж неправа в своей настороженности по отношению к мачехе. А я еще взывала к ее здравому смыслу... Теперь же и мне было ясно, что Лизавета Тихоновна, несмотря на всю ее кажущуюся кротость, не так проста.

— Вытяните карту, Лида, — попросила вдруг madame Эйвазова, держа карты веером и рубашкой ко мне, — любую, на выбор — прошу вас.

Я же продолжала глядеть ей в глаза и силилась понять — стоит ли опасаться эту женщину? Ведь сложность натуры и кажущаяся непонятность далеко не всегда указывают на какой бы то ни было негатив, а полагаться полностью на предчувствия Натали я не собиралась.

И все же я подняла руку и коснулась одной из карт — самой крайней — той, которую держала пальцами Лизавета Тихоновна. Ее рука оказалась горячей и немного влажной, хотя в комнате было вовсе не жарко. Она волнуется? Чем-то обеспокоена? Боится?..

Однако Лизавета Тихоновна перевернув выбранную мною карту изображением вверх тоже, по-видимому, сделала какие-то выводы, потому как брови ее взлетели вверх. Потом она подняла взгляд на меня и некоторое время молчала, но, так и не дождавшись от меня вопроса, спросила сама:

— Вам разве не интересно узнать, что вы вытянули?

Я только улыбнулась и поднялась со стула:

— Нет. Благодарю, но я уже узнала все, что меня интересовало, — я присела в книксене и направилась к дверям.

Карта, меж тем, была подписана 'L'Empereur ', а изображала сидящего на троне повелителя.

Глава XII

За завтраком случилось невероятное — Евгений Иванович был весел. Я, конечно, очень мало его знала, но отчего-то у меня сложилось впечатление, что большую часть дня он ходит хмурым. Хмурым настолько, что хотелось немедленно позвать его маменьку, чтобы она дала ему сахарок, и он бы улыбнулся.

— Лиди, — окликнула меня Натали, едва я вошла в столовую, — Лиди, у нас просто чудесные новости! Завтра в усадьбе будут гости — приятели Жени по военной академии, ему только что доставили письмо!

Иногда я просто поражалась легкомысленности моей подруги: ее отец при смерти, а она готова прыгать от радости, узнав, что приедут гости. Кстати, так получается, Ильицкий закончил военную академию? Любопытно... Я смерила его скептическим взглядом. Но теперь хотя бы понятна его веселость: видимо, он очень дружен с этими офицерами.

— Я очень рада, что у нас будут гости, — поддержала ее Лизавета Тихоновна, тоже улыбчивая сегодня и как будто уже забывшая наш утренний разговор, — Максиму Петровичу намного лучше, и он сказал, что с удовольствием примет друзей Евгения Ивановича. Тем более что среди них будет князь Михаил Орлов, с которым Наташа была очень дружна в детстве.

— Тот самый Миша? — оживившись, негромко спросила я у Натали.

— Тот самый, — многозначительно кивнула она, — мой князь Миша.

Судя по тому, как поблескивали ее глаза, брат Китти Явлонской уже был позабыт, уступив место первой влюбленности. Мне и самой было чрезвычайно любопытно увидеть воочию этого Мишу.

— И теперь он действительно князь, — громко сказала Людмила Петровна, сидевшая рядом с нами и, по-видимому, слышавшая разговор, — отец мальчика скончался полгода назад... — она вздохнула, но больше притворно. — А ведь когда-то Максим Петрович с Александром Трофимовичем, батюшкой Миши, так надеялись поплясать на свадьбе Миши и Наташеньки.

Натали залилась краской, но Людмила Петровна этого ровно не замечала. Заговорил Вася, желая скрасить неловкость:

— Это было много лет назад, Людмила Петровна. Мой отец, верно, уже и позабыл о том уговоре. Да и Наташа с Михаилом Александровичем выросли и в праве сами решать свою судьбу.

Натали благодарно улыбнулась ему.

Людмила же Петровна только ухмыльнулась, громко отхлебывая чай.

В целом завтрак проходил в очень даже теплой обстановке — почти как в нормальной семье. Подали сегодня овсяную кашу, очень вкусную, которую Натали с аппетитом съела, поблагодарив мачеху.

Овсянку съела даже Людмила Петровна, заметив, впрочем, что соли можно было бы положить и поменьше. А потом она произнесла фразу, которую я пыталась осмыслить еще долго: 'Недосол на столе, пересол на спине', — все-таки логику русского человека очень трудно понять.

Испытывая, видимо, неловкость за тетку, Вася поспешил тогда перевести разговор:

— А много еще гостей ожидается, помимо князя Орлова? — обратился он к Ильицкому, — все же отец очень слаб и большую компанию едва ли вытерпит.

— Кроме князя будет только один мой приятель, — отозвался Ильицкий, — и уверяю вас, Василий Максимович, задержатся они ненадолго — пусть вас это не беспокоит.

— И он тоже офицер? — с воодушевлением уточнила Натали.

— Тоже. — Мне показалось, что Евгений Иванович подтвердил это с какой-то неохотой. — Кроме того, он еще и врач — военный врач. Речь об Андрее Миллере, Наташа, он довольно часто навещал этот дом, пока ты училась в Петербурге.

— Какие любопытные у тебя друзья, Женечка, — изумилась невольно она, — никогда бы не подумала...

— А в какой военной академии вы учились, Евгений Иванович? — спросила я.

— В Николаевской, — коротко пояснил он.

— В академии Генштаба?!

Николаевская академия Генерального штаба это самое престижное в России военное учебное заведение. Высшие военные чины, насколько я знала, все сплошь ее выпускники — кто-то из них уже прославился на полях сражений, как полководцы, но большинство так и осталось при Генеральном штабе в Петербурге, где сытно, тепло и не стреляют.

Я хотела, было, выразить свое восхищение, так как знала, что вступительные экзамены в эту академию очень сложные и выдерживают их только лучшие из лучших. Но быстро одумалась: очевидно же, что Ильицкий попал туда благодаря связям и деньгам своего дядюшки, так что ничего удивительного. Вслух я удивилась другому.

— Странно... — оборонила я. — Дело в том, что Смольный на каждый весенний бал принимает курсантов Николаевской академии уже много лет, и перед каждым балом мы, смолянки, готовим для них какой-нибудь la surprise. В этом году мы вышивали огромное панно с именами всех выпускников академии. Помнишь, Натали, ты еще увидела в списке фамилию князя и уговорила меня и наших подруг взяться именно за его год выпуска — семьдесят девятый, кажется? Это была очень кропотливая работа, и фамилий было много. Но... быть может, я просто запамятовала, но имени Евгений Ильицкий там не было.

Вообще-то я не могла забыть: память у меня отличная — что есть, то есть. Я хорошо помню, что среди имен была фамилия Миллер, но Ильицкого не было точно. Что-то здесь не чисто...

Я вовсе не хотела сказать, что он лжет насчет обучения, и была уверена, что есть какое-то разумное объяснение. И даже сама подсказала ответ:

— Наверное, вы были не однокурсником князя Орлова, а выпустились годом раньше или позже?

За столом же висело несколько тревожное молчание — все смотрели на Ильицкого. И тот, в конце концов, ответил:

— Видимо, моей фамилии не было в том списке потому, Лидия Гавриловна, что я не являюсь выпускником академии. Бросил ее на следующий год после поступления. Я удовлетворил ваше любопытство?

— Вполне, — я поспешно отвела взгляд. — Простите, что затронула эту тему, должно быть, это неприятно вам.

И начала молча есть кашу. Теперь я чувствовала себя ужасно неловко — кажется, на меня с укоризной смотрели все, включая Натали. Ведь я поставила Евгения Ивановича в крайне неприятное положение, показав его человеком необязательным и легкодумным, который может вот так запросто бросить учебу, не посмотрев, что его родственники задействовали множество связей, чтобы пристроить его в такое элитное заведение.

Конечно, у Ильицкого могли быть вполне уважительные причины для такого поступка — например, он участвовал в дуэли за честь прекрасной дамы, за что и был выгнан, или же еще что-то столь же трогательное. Да только эти причины уже не могли повлиять на то, что мое мнение об Ильицком — и так, увы, невысокое — стало еще менее уважительным.

Матушка его все это время возмущенно пыхтела и вдруг заговорила, желая вступиться за любимого сына:

— Так ведь Женечка не просто бросил...

— Мама, передайте молочник, будьте так добры! — перебивая ее на полуслове, попросил Ильицкий.

А ведь ему эта тема действительно неприятна, — заметила я. — Но попытаться хоть что-то объяснить мне он даже не желает: видимо, думает, что слишком много чести для меня.

Я дотянулась до молочника вперед его матери и с любезной улыбкой подала его Ильицкому:

— Возьмите, Евгений Иванович.

— Спасибо, Лидия Гавриловна.

Мы улыбнулись друг другу, и мне даже показалось, что инцидент исчерпан.

Однако чуть позже, когда, уже покинув столовую, я поняла, что оставила на спинке стула свою шаль и вернулась за ней, я невольно услышала разговор, который убедил меня в обратном.

— Ну, Наташка и удружила, привезя сюда эту французскую дрянь... — услышала я голос тетушки Натали и невольно застыла, не дойдя до дверей в столовую. А та продолжала взволнованно: — но не волнуйся, сыночек, я сегодня же поговорю с Максимом Петровичем, и ее вышвырнут отсюда к чертовой бабушке, где ей и место!

— Не надо, мама, — мне показалось, что Ильицкий усмехнулся. — Не забивайте себе голову, я уверяю вас, что эта французская дрянь сама очень скоро пожалеет, что приехала сюда.

Надо было, конечно, еще уточнить в словаре, что означает слово 'дрянь', но мне показалось в этот момент, что у меня впервые в жизни появился враг.

Глава XIII

Забавно, но не прошло и часа после подслушанного мною разговора, когда нас с Натали, прогуливающихся по парку, разыскала горничная и сообщила, что меня желает видеть Максим Петрович.

Я шла в его комнаты готовая ко всему — даже к тому, что мне и впрямь велят немедленно уехать. Отец Натали очень милый человек, и мне не хотелось бы думать, что он способен на подобное, но я вполне допускала и это.

Ильицкий оказался прав: я уже жалела, что приехала в эту усадьбу и, возможно, стоило именно сейчас попрощаться со всеми и солгать, что Ольга Александровна срочно вызвала меня. Надо ли дожидаться, когда доблестный русский офицер Евгений Иванович станет воплощать в жизнь свой план мести?

Я вошла в полутемную спальню Максима Петровича и невольно ахнула: его постель была пуста.

— Входите, Лидия, входите... — услышала я его голос. Оказалось, что Эйвазов полулежит на кушетке у стола с шахматной доской и разыгрывает сам с собой партию. — Раздвиньте шторы, прошу вас, знали бы вы, как я устал находиться в этом склепе.

Я покорно начала раздвигать портьеры на всех окнах. Кажется, Максиму Петровичу и впрямь намного лучше: на лице его играли краски, а глаза выглядели намного живее. И выгонять меня он вроде был не намерен: должно быть, Людмила Петровна не успела еще нажаловаться.

— Присаживайтесь ко мне, Лидия. Вы умеете играть в шахматы?

— Немного, — отозвалась я, сама взяв стул и подсаживаясь к нему.

— Это хорошо! — довольно кивнул он, расставляя на доске фигуры. — А вот Наташенька совершенно не умеет: я уж пытался ее научить, но она упорно путает ладью со слоном, — он скрипуче рассмеялся — ему определенно было лучше сегодня. — Ладью со слоном, подумать только! И еще прочитала мне целую лекцию на тему, что это неправильно, когда королева защищает короля.

— У Натали множество других талантов, уверяю вас, — сочла нужным я заступиться за подругу. И уточнила: — вы хотите поиграть со мной?

— Ну уделите уж немного времени старику? — немного обиженно отозвался Максим Петрович. — Всего одну партейку. Я бы Лизоньку позвал, она никогда не откажет, но играет без интереса, без огонька. Скучно, знаете ли, все время выигрывать. А Люся даже и вникать в смысл шахмат ленится — вот я и решил с вами удачу попытать.

— Я, конечно же, с удовольствием! — поспешила заверить я вполне искренне. — А что же Василий Максимович? Разве он тоже плохо играет?

Эйвазов позволил мне играть белыми, и я сделала первый ход пешкой.

— Вася хорошо играет, — Максим Петрович отчего-то вздохнул, — да только отношения у нас с ним не очень... Вы уже наслышаны, должно быть, обо всем?

— Может, вам помириться с сыном? — вместо ответа предложила я. — Он очень любит вас.

Максим Петрович тяжело посмотрел на меня из-под бровей, и я сразу пожалела, что сказала это. Не стоит вмешиваться.

— Васька все карты мне спутал, — неохотно заговорил Эйвазов снова, — столько надежд я возлагал на него! Думал, преемником станет, продолжит дело... А в итоге я управляющему своему на заводе доверяю больше, чем родному сыну. Он и так никогда интереса к делам не выказывал, а как с Дашкой связался, так и вовсе... будто подменили. Что мне делать с ним — ума не приложу? Наследства лишить? Пустить по миру? Может, тогда эта девка отстанет от него?

— Даша все же мать вашего внука, — произнесла я, несколько напуганная его настроем. — И... вы не думали, что как раз этот мальчик сможет продолжить ваше дело, если вы не оттолкнете его сейчас?

Эйвазов даже от доски отвернулся, совершенно омраченный.

— Внук! — презрительно выплюнул он. Но потом, взглянув на меня, несколько смягчился: — Лидия, вы молоды и много пока не понимаете. Даша — девка красивая, ушлая и себе на уме. Такая выгоды ни за что не упустит. А уж с кем она ребеночка нагуляла — большой вопрос...

Я смутилась — признаться, мне эта мысль не приходила в голову, но вполне может статься, что Эйвазов прав. Он, между тем, продолжал.

— Лизонька постоянно мне рассказывает, что Гришка-цыган к Дашке все клинья подбивает, да и она, вроде, не гонит его. А Васька... — он отчаянно махнул рукой.