Ускользающий мир.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Когда ты была здесь раньше, я не мог по-смотреть тебе в глаза.

Ты так похожа на ангела, твоя кожа за-ставляет меня плакать.

Ты паришь, словно перышко по прекрасно-му миру,

И я хочу быть особенным, ведь ты чер-товски особенная.

Но я неудачник, я отморозок...

Какого черта я здесь делаю?

Мне здесь не место...

"Creep", Radiohead (свободный перевод).

"УБИЙЦА, КОТОРЫЙ ЛЮБИТ МЕНЯ"

ИЯ

Ия старалась справиться с нахлынувшей на нее слабостью и страхом. Ей хотелось чувство-вать смелость, может быть, даже злость. Выскочить сейчас на площадь, сорвать с пояса призму со сгустком прозрачно-голубой, холодной энергии и ринуться в бой. Вместо этого она сидела в тони-рованной до черноты машине и нервно тряслась. С оглушительным грохотом что-то рухнуло на крышу, и тонкий металл вместе с обшивкой прогнулся над светловолосой макушкой девушки. Ия непроизвольно вжала голову в плечи и зажмурилась, перебирая тонкими пальчиками висящий на шее медальон ловца энергии.

На ум очень некстати пришла формула расстояния между параллельными мирами. Вспомни-лась схема положения параллелей на стене классной комнаты, где их мир выделялся жирной крас-ной чертой, а второй, официально названный Индустриальным, тонким однонаправленным векто-ром. Ия, отличница, дипломированный специалист по отслеживанию энергетических следов, в совершенстве знала теорию, но совсем не умела драться!

Девушка закрыла уши и, чтобы не слышать доносившихся извне воплей и громких руга-тельств, принялась бубнить зазубренную в Академии формулировку Указа. "Этим документом но-мер ноль один от первого марта тысяча восемьсот восемьдесят второго года мы подписываем Со-глашение о запрещении любых схваток с применением энергии и влекущих за собой людские жертвы..."

От резкого удара пошатнулась машина, сверху посыпалась крошка разбитого стекла. Девуш-ка взвизгнула, закрыв голову руками, она скатилась с сиденья и сжалась в комочек. Рядом с лицом свесилась рука со стекающими по пальцам тонкими струйками крови. Ия почувствовала, как к горлу подступал тошнотворный комок.

— Эй! Ты жив?! — Она подскочила.

Мужчина из ее сопровождения таращился страшными мертвыми глазами, открытый рот пре-вратился в черный провал. Девушку затрясло с удвоенной силой — она впервые так близко сталкивалась со смертью. Ловец энергии погибшего Хранителя сбился у самого кадыка в подобие удавки. Неожиданно с тихим выдохом из медальона вылетело голубое облачко, и ее ловец, словно ловушка, моментально всосал в себя утерянные другим крохи. Как всегда, ловец чувствовал и забирал любые капли драгоценной энергии, разлитой в воздухе. Сейчас отнял даже у мертвого!

Неожиданно Ии стало страшно и мерзко, она резко отжала кнопку блокировки двери и вы-скочила на пыльную дорогу. Ветер ударил в лицо и разметал длинные волосы. Осенние листья закружились на мостовой жалкой юлой. Под ногами девушки корчился и стонал от боли один из ее телохранителей. Закатив глаза, несчастный катался по брусчатке, держась за сердце.

Под обрывом тысячами энергетических огней поблескивала городская жизнь. Здесь же ста-рые полуразрушенные дома брошенного Северного района таращились разбитыми окнами, от сквозняка хлопали рамы. Жалкие остовы заброшенной цивилизации, забытые и ненужные. Город скоро вернется сюда, но пока окрестности походили на декорации для видения ужасов и привечали бродяг и бездомными собак.

Взгляд Ии полубезумно метался между двумя затухающими голубоватыми вспышками-стрелами, рассекшими ночь. На дороге полыхал автомобиль, дым серым столбом вспарывал воз-дух. Отблески пламени освещали высокого мужчину, убивающего Хранителя, одного из тех, кто сопровождал Ию в ее долгом пути. Одна рука убийцы с запястьем, обмотанным кожаным шнурком с крошечным ловцом энергии, прижималась к груди жертвы, и тот, не силах пошевелиться, чернел на глазах. Телохранители Ии, боясь приблизиться, застыли в боевых позах, но они не угрожали, а только пытались угрожать нападавшему на их картеж преступнику. Стоило кому-то из хранителей сделать едва заметное движение в сторону убийцы, как из-под руки того вырывался красноватый энергетический след. Заложник вскрикивал и подгибал колени, но, удерживаемый странной силой, оставался на ногах. Убийца спокойно и сосредоточенно следил за хранителями, не давая им приблизиться ни на шаг. Ия с ужасом поняла, что на поясах ее друзей не осталось ни одной призмы с энергетическими всплесками. Хранители оказались фактически безоружными, а бросаться на преступника с кулаками, чтобы спасти соратника, боялись.

Всполохи огня раскрашивали лицо убийцы красными разводами, отражались замысловатым узором на белой сорочке с драгоценными запонками. И Ия узнала мужчину. Узнала только потому, что красивое лицо Люкки с широкими скулами, чуть выдававшими подбородком и темными почти черными глазами, было невозможно забыть. Подруги шептались о нем в Академии, о том, как он переметнулся. На другую сторону.

И теперь он убивал людей, которые сопровождали ее в двухдневном путешествии!

Злость наполнила девушку до краев. Она сорвала с пояса стеклянную призму с голубоватой светящейся пружинкой энергии и, почувствовав острое покалывание в ладони, швырнула в сторо-ну Люкки. Блестящая стрела пролетела над головой мужчины и почти опалила иссиня-черные во-лосы. Он неожиданно резко оглянулся и, увидев девушку, буквально отпихнул жертву. Охранник свалился в пыль, как тряпичная кукла, и, схватившись за грудь, надрывно закашлял. От пронизы-вающего взгляда Люкки Ия превратилась в соляной столб.

— Ия, ты зачем вылезла из машины?! — Услышала она оклик главного их отряда, но было поздно.

Через неясное мгновение, ее уже прижимали к крепкому мужскому телу, а ледяная ладонь лежала на солнечном сплетении, пронизывая холодом до костей. Девушка боялась вздохнуть или пошевелиться, рука убийцы находилась как раз там, где на груди она прятала то, что сегодня но-чью должна была довезти до конторы хранителей.

— Отпусти ее, ублюдок! — Заорал главный отряда с дурацким именем Докука.

От страха его лицо побледнело и вытянулось.

— Непременно. — Раздался над ухом Ии спокойный голос, глубокий и обволакивающий. — Если перестанете нападать. Поверьте, Суд через пять минут узнает, что хранители нарушили закон!

— Это ты убил двух человек! — Теперь уже от ярости телохранитель ткнул в их сторону паль-цем.

— Пока одного! — Хмыкнул голос. — Но и это была самозащита, что я тоже легко докажу в Су-де!

Тут Ия поняла, что Люкка куда-то тащит ее, ступая тихо и пружинисто, зато ее ноги не слу-шались.

— Спокойнее, малышка Ия. — Девушка почувствовала в волосах горячее дыхание, так сильно отличавшееся от смертоносного холода ладони. — В отличие от твоих друзей, я не безумец. У меня просто не в том месте и не в то время сломалась машина.

Через пелену слез она видела, как телохранители не отстают ни на шаг, напряженно следя за убийцей. Люкка пятился назад, отчего-то осторожно придерживая Ию за талию, чтобы та не упала.

Почему злодеи всегда прекрасны лицом и черны душой?! Ия прикусила губу, чтобы не за-орать. Хранители медленно двигались, не сводя настороженных глаз.

— Послушай, малышка Ия, — вдруг заинтересовался Люкка, — а что они так всполошились? — Он помолчал. — Неужели ты прячешь какой-то страшный секрет, детка?

Ию бросило в жар, кровь застучала в висках. Он почувствовал, как под его пальцами забара-банило сердце. От страха девушка не сразу поняла, что Люкка тянет ее в черноту, подальше от го-рящего автомобиля и поля боя.

— Твое сердце бьется, как у мышки, — мурлыкал голос. — Похоже, я оказался прав?

Неожиданно ноги ударились о ступеньки, и девушка заставила себя согнуть колени, чтобы подняться. Она догадалась, что Люкка притащил ее к подъезду заброшенного дома. Рука убийцы вдруг быстро скользнула под тонкую ткань футболки девушки, заставив Ию замереть, и нащупала то, что она прятала за воротом все эти сутки — маленький мешочек. Она и не знала что в нем. Ей просто доверили доставить мешочек. Это было ее первое задание. Первое!

Люкка дернул резко, жестко, что разорвавшаяся с тонким звуком веревка обожгла кожу и ос-тавила след на шее. Ия вскрикнула и вывернулась, подстегнутая ужасом провалить задание. Убий-ца на мгновение замешкался, вероятно, не ожидая от жертвы подобной ловкости. Ии оказалось достаточно и доли секунды. В ее кулаке уже таяла последняя призма с голубоватым боевым им-пульсом и, не размышляя, она ударила преступника в бок. Кажется, в прекрасном лице Люкки скользнуло удивление, он схватился за трухлявый дверной косяк, стараясь удержаться на ногах и не рухнуть в беспросветную темноту черной лестницы. Опешившая от своего поступка Ия стояла с открытым ртом.

— Держи его! — Орал кто-то. За спиной раздавался топот бегущих ног. — Иначе он уйдет в па-раллель! Не найдем!

Будто очнувшись, она попыталась схватить Люкку за запястье, обмотанное шнурком ловца энергии, но влажные от страха ладони скользнули лишь по кончикам пальцев. Мужчина упал в черный проем, чтобы исчезнуть.

ЕВГЕНИЯ

Это утро было обязано наступить самым обычным утром в конце лета перед сентябрем! Ко-гда днем кажется душно, а ночью через открытое окно в комнату пробирается острая прохлада, так сильно пахнущая осенью.

Солнце уже медленно скользило из-за горизонта, окрашивая в охру крыши многоэтажек в спальном районе города. На еще пустые улицы поспешно выкатывались первые автомобили, торопящиеся выстроиться в длинные пробки.

Я проснулась от резкой головной боли и холода, сочившегося через открытую балконную дверь. С трудом разлепив горящие глаза, я трясущейся рукой подняла электронный будильник, стоявший на полу у низкой кровати. Стрелки бодро отсчитали начало шестого. Во рту пересохло настолько, что язык прилип к небу, любое движение отзывалось непрошенной головной болью. Глухо застонав, я повалилась на подушку с давно свалявшимся наполнителем и, повернувшись, неожиданно уткнулась в нечто!

Нечто оказалось твердым мужским плечом.

Наверное, так может произойти, когда после славного девичника просыпаешься в кровати с незнакомцем. При одном условии, что ты не засыпала в гордом одиночестве!

Как ошпаренная я вскочила с громким визгом и с гулко бьющимся со страху сердцем устави-лась на НЕГО!

Надо сказать, тут обнаружилась странность — ОН лежал на другой половине моей кровати полностью одетый: в брюках, ботинках, в рубашке с бурыми пятнами и с дорогущими рубиновыми запонками. Его лицо было белее мела, а губы посинели. Я в ужасе поняла, что простынь и моя растянутая футболка с милыми зайчиками перепачканы засохшей кровью. Похоже, незнакомец, появившийся из воздуха, отдал богу душу! На моей постели!

Меня затрясло с удвоенной силой, а боль, будто стрела, пронзила похмельную голову от за-тылка до правого глаза. Я обошла кровать, осторожно присела на колени и протянула руку, чтобы потрогать тело в слабой надежде, что галлюцинация только последствие алкогольного отравления.

Именно в этот самый момент, моя скуластая галлюцинация открыла глаза, злющие, с черной радужкой, сливающейся со зрачком. Я заорала так, что, наверное, разбудила всех собак в районе, уж точно соседей, и уселась на пол. Не дожидаясь нападения, подскочила, как умалишенная, с удивительным проворством вылетела в коридор и привалилась к двери спальни всем весом. Отче-го-то в затылке странно засвербело. Мне так и чудилось, что неизвестный сейчас с легкостью толкнет дверь и потом...

Что "потом" воображение нарисовало очень красочно. Особенно ярким оказался образ крова-вого следа на светленьких обоях в голубой цветочек. Меня бросило в жар, а через секунду в холод. С замирающим сердцем я прислушалась к шорохам, но из спальни не доносилось ни единого зву-ка. Сильно нервничая и торопясь, я подставила к круглой ручке стул с высокой спинкой. Если ЭТОТ, что на кровати, выберется из комнаты, то, по крайней мере, не сразу.

Входная дверь оказалась приоткрытой, и из щели тянул сквозняк. Выскочив в холодный, пахнущий кошками подъезд, я заголосила, что было мочи:

— Помогите!!!

Первой на мой вопль из своей конуры выбралась бабка из дальней квартиры, мучившаяся от бессонницы, и окинула меня зорким орлиным взором.

— Екатерина Авдотьевна! — Обхватив себя руками, истерично завопила я. — У меня в кровати мужчина!!!

У бабки вытянулось лицо, словно та положила в беззубый рот половинку лимона.

Из соседних трех дверей стали появляться заспанные персонажи в наспех надетых халатах и тренировочных штанах. Где-то от шума залаяла собака, не привыкшая к подобному переполоху.

— Мужиков водит, а теперь визжит!.. — Объявила Екатерина Авдотьевна всем сонным сосе-дям, ткнув в меня пальцем.

— Да, нет же! — Запричитала я, перебивая ее. — Это грабитель он забрался ко мне ночью, дверь вон взломал... — Как в насмешку замок выглядел целехоньким. — Вор весь в крови! У меня про-стынь вся в крови! Господи, быстрее вызывайте милицию! Скорую! Он там сейчас сдохнет на моей постели! Меня же арестуют! — Я резко осеклась, осознав, что мои слова звучат бредом сумасшедшего.

Потенциальные спасители, позевывая, глядели на меня с немым укором, потом как-то очень быстро скрылись в квартирах. Рассерженно щелкнул замок входной железной двери бабы Кати. Последним уходил дядя Вася, он тяжело вздохнул:

— Эх, Женька, Женька! Хорошо родители тебя в таком виде... — Покачав головой, он тоже уб-рался восвояси.

Рассеянно я оглядывалась, не найдя поддержки, и, босая, сиротливо топталась на ледяных ка-фельных плитках. Похоже, мне никто не поверил!

Я кинулась в квартиру, схватила телефон, ключи, и, закрыв за собой дверь на замок, сползла по шершавой стене подъезда, уже набирая номер милиции и едва попадая в кнопки.

— Лейтенант Уточкин слушает, — донеслось до меня, словно из бочонка.

— Але, лейтенант! — Едва не плача пробормотала я. — В моей постели помирает грабитель!

— Кто простите? — Поперхнулся невидимый собеседник.

— Я проснулась, — стала сбивчиво объяснять я, — а он лежит рядом, весь в крови. Я не понимаю, как он появился в моей квартире, но, кажется, он сейчас коньки отбросит. Пожалуйста, приезжайте поскорее! — На последних словах мой голос сорвался, а по щекам потекли слезы.

— Девушка, — раздалось недовольное покашливание, — я ничего не понимаю, объясните, в чем дело. Спокойно! — Осадил он, когда я, срываясь, заревела со страху в трубку. — Что произошло?

— Приезжайте, — прошептала я. — Меня убили!

Голос стал еще скучнее:

— Едем. Адрес называйте...

Когда приехала милиция, то соседи предпочли не оставаться в стороне от веселья и снова вы-сыпали на площадку, с любопытством поглядывая на людей в форме.

-Евгения Соколовская? — Строго спросил меня участковый, помятый и не выспавшийся, явно ненавидевший меня за раннее пробуждение и испорченную квартальную статистику по уголовным делам.

Я горячо закивала растрепанной головой.

— Он там! — Я ткнула пальцем в дверь. — Я его закрыла, чтобы не сбежал!

— Так вор сейчас внутри? — Изумился участковый и переглянулся со своим помощником.

— Ну, да! — Воскликнула я, пытаясь открыть вечно заедающий замок. — Я же говорю, я просну-лась, а он рядом. В комнате.

Дверь, наконец, поддалась, и мы попали в недра моего давно не убиравшегося жилища.

Соседи дружной толпой сгрудились на входе, с любопытством впитывая происходящий цирк. Стул по-прежнему сиротливо подпирал дверь. Участковый споткнулся о мои туфли, брошенные ночью посреди коридора, и тихо чертыхнулся.

— Где он?

— Там! — Кивнула я.

— Балкон есть? — На всякий случай поинтересовался представитель власти, похоже просто на-бираясь духу для встречи с пойманным и раненным грабителем.

— Есть, но толку-то?! — Изумилась я. — Я же на тринадцатом этаже! До земли далеко, до крыши еще двенадцать этажей... Он все равной уйти не сможет.

Смирившись, с тем, что с преступником все-таки придется столкнуться лицом к лицу, с раз-несчастным видом участковый убрал стул и с превеликой осторожностью приоткрыл дверь, опас-ливо заглянув в спальню, которая являлась для меня и гостиной, и рабочим кабинетом. Там царил художественный беспорядок. Вчера, завалившись с вечеринки, я в пьяном угаре стаскивала с себя одежду и бросала куда придется. На крышке открытого ноутбука, словно в насмешку висел кро-хотный кружевной предмет женского туалета. Шелковое голубое платье яркой лужицей разлилось на ковре посреди комнаты... Рядом с ним вполне определенно и веско валялась белая мужская со-рочка. Дальше шла дорожка из двух черных ботинок и носков. Заканчивали картину мятые муж-ские брюки, явно дорогие и, несомненно, испорченные от такого обращения.

Мне показалось, что я схожу с ума. Уши загорелись, лицо приобрело неприятный багровый оттенок, правое веко стало нервно подергиваться. Лейтенант внимательно проследил за одеждой, ведущей к огромному ложу в нише комнаты, и наткнулся взглядом на мирно спящего на животе черноволосого мужчину, обнаженного и до пояса едва прикрытого простыней. Тот словно не слы-шал творившегося вокруг хаоса. На полу у кровати рядом с будильником недвусмысленно возвы-шалась ополовиненная бутыль виски и два стакана с темно-коричневой жидкостью на дне.

Последний раз так стыдно мне было в первом классе, когда на конкурсе чтецов я напрочь за-была вызубренное, отрепетированное сто раз стихотворение, написанное классной руководитель-ницей, и стояла на сцене, шумно дыша в микрофон.

Участковый оглянулся на меня, в его лице читалась буря эмоций.

— Я вижу его впервые! — Только и смогла заверить я милиционера, защищаясь.

— Не сомневаюсь! — Прошипел он и пулей выскочил из квартиры.

Соседи, возбужденно шепчась, разошлись. Теперь повода для сплетен хватит на целый год вперед. Потом я опять случайно задавлю очередного котика бабы Кати на своей машине, и они станут обсуждать мою жестокость, безответственность и станут писать ругательное письмо в ко-митет по защите животных. Господи, если бы мне посчастливилось жить этажом ниже, то они бы все дружно умерили от скуки или перекусали друг друга!

Я стояла посреди коридора и чувствовала себя последней дурой.

Невероятно! Все выглядело так, будто я на пьяную голову действительно притащила неиз-вестного типа к себе домой, а когда утром проснулась, то не смогла узнать ночного приятеля! По-мешательство сплошное! Он же лежит почти мертвый!

На всякий случай я снова заглянула в комнату. Вещи действительно валялись в художествен-ном беспорядке. Помятое платье лежало на том же месте, кружевной бюстгальтер фривольно сви-сал с пыльной крышки компьютера, и никаких мужских вещей. Тут я услышала стон, полностью одетый незнакомец в перепачканной кровью сорочке перекатился на спину, от боли закрыв глаза руками с длинными красивыми пальцами. На тонком шнурке, опутанном вокруг запястья, болтался маленький серебристый медальон, светившийся красноватым отливом. Рубаха на груди незнакомца расстегнулась, раскрывая большую черную рану на боку. Внутренности мне скрутило тугим узлом, и к горлу подступил тошнотворный комок.

-О, боже! — Прошептала я, отшатываясь и прикрывая рот ладошкой.

Вероятно, различив мой лепет, мужчина резко и быстро повернул голову в мою сторону, блеснув черными злыми глазами. Никогда я еще не видела такого прекрасного лица с, возможно, не слишком правильными чертами, но соединенными в совершенный портрет. На широких скулах играл лихорадочный румянец.

— Не надо больше людей... Я не причиню вреда... — Его голос, сейчас напряженный от боли, казался очень глубоким и бархатным. Незнакомец закатил глаза и провалился в беспамятство.

Через короткий миг я снова стояла в коридоре, дрожа всем телом, а стул подпирал дверь. Подхватив телефон и пачку сигарет, я вернулась в подъезд и поспешно заперла замок, только здесь чувствуя себя в относительной безопасности. Нервно я схватила тонкую сигаретку, трясущейся рукой поднесла к кончику зажигалку и глубоко вдохнула едкий дым, от которого неприятно загорело в желудке. Совершенно точно меня покинул рассудок! На всякий случай пришлось ущипнуть себя за голую замерзшую ногу. К несчастью, происходящее сумасшествие оказалось не сном.

Я быстро набрала телефонный номер подруги и услышала в ответ долгие гудки. Деловитая Танька, как мне казалось, могла бы спасти мир от надвигающейся экологической катастрофы или же летящей на планету кометы, если бы сжалилась над всеми и направила свою неуемную энергию в мирных целях.

Когда надежда почти покинула меня, в трубке отозвался сонный хриплый голос:

— Але?

— Танька! — горячо зашептала я, искренне веря, что баба Катя не подглядывает сейчас в двер-ной глазок, ожидая развития драмы.

— Женька, ты что ли? — Раздраженно узнала подруга. — Тебе чего не спится?! Господи, сейчас еще и шести нет!

— Тань... — жалобно отозвалась я, делая глубокую затяжку сигаретным дымом.

— Женька, если тебя мучает похмелье, то выпей две таблетки цитрамона и ложись спать! — От-резала та, собираясь отключить вызов.

-Таня, да послушай меня! У меня в кровати мужик!

Я услышала долгую паузу, после чего недовольный голос вкрадчиво отозвался:

-Поздравляю! Наконец-то ты стала настоящей женщиной! Если решила поделиться впечатле-ниями о первой ночи, то подожди до обеда, когда я высплюсь! Чего тебе и желаю!

-Таня, я не знаю его!

-Отлично, если не помнишь имя мужика, с которым засыпала, то вечеринка прошла удачно! По статистике шестьдесят процентов девушек теряют невинность на пьяную голову. Молодец, ты как раз попала в эти шестьдесят! Спокойной ночи!

-Да, стой ты! — Я едва не плакала, пытаясь подобрать нужные слова. — В том-то все и дело: за-сыпала-то я одна, а проснулась уже с ним!

— Же-е-енька, — протянула подруга, — говорила же тебе, что ты выпивать не умеешь... Мой те-бе совет, если хочешь вспомнить имя, то найди его паспорт и посмотри. Паспорт — это такая ма-ленькая красная книжечка с гербом на корочке. Именно такую ты потеряла в прошлом месяце. Кстати, глянь, женат он или нет.

— Зачем? — Не поняла я.

— Чтобы перспективы понять.

— Таня, — плюнула я, — ты дура! Ты не слышишь, что я говорю?! Я засыпала одна! Проснулась, а он уже рядом лежит! И умирает!

— Что значит умирает?! — Кажется, подруга стала просыпаться.

— То и значит! У него на боку вот такая рана, — я махнула рукой, будто Татьяна могла видеть размеры ранения.

— Женя, ты чего его ножом пырнула, защищаясь?! Так он тебя того...?! — Вскричала та.

— Господи, да нет же! Он лежал уже раненный! Я выскочила от страха в подъезд...

— Соколовская, ты милицию вызывала? — Строго уточнила подруга.

— Да! Но ты представляешь, мы в квартиру заходим, а в комнате, как будто мы с этим... — я подавилась дымом и закашлялась, — веселились всю ночь! — Голос мой зазвенел от слез. — Танька, мне так страшно! Он появился ниоткуда и сейчас помрет в моей квартире, что я в суде говорить буду?! Что мама с папой подумают?!

— Слушай, Жень, ты чего его серьезно ранила?

Похоже, достучаться до сознания Татьяны оказалось делом таким же нереальным, как ходить по высоковольтным проводам в сорока метрах от земли.

— Ты где сейчас? — Задала она снова вопрос.

— В подъезде сижу, его закрыла! Одного.

— В квартиру без меня не суйся! Еду! — Заявила та.

— И аптечку прихвати! — Крикнула я в трубку, где уже звучали короткие гудки.

Огонек истлевшей сигареты обжег пальцы, выбросив окурок, я прикурила снова. Подруга появилась минут через сорок, когда в подъезде уже во всю весело гудел лифт, выпроваживая жильцов дома на работу. Высокая, стройная с модной стрижкой и в беспечно короткой юбке моя подруга мало походила на спасительницу. По сравнению со мной, растрепанной и опухшей от слез, выглядела она свежей и ухоженной, только аккуратно замазанные тональным кремом синяки под глазами выдавали секрет о вчерашнем веселом девичнике. Знала бы я, чем он закончится, в жизни не пошла, а сидела дома с какой-нибудь книжечкой или, на худой конец, посмотрела бы индийский фильм по телевизору.

— Господи, ты и накраситься успела! — Буркнула я, чувствуя ее предательницей.

Мое замечание Танька пропустила мимо ушей.

— Где он?

— Да, в квартире!

— Открывай, — скомандовала она.

— Слушай, Тань, — я схватила ее за рукав модного плаща, — давай лучше туда не пойдем! Мне страшно!

— Ты же сама говоришь, что он умирает! Пойдем хоть посмотрим, — она отодрала мои пальцы, судорожно сжимавшие ее плащ. — Я же врач! Раз уж тебе милиция не помогла, так может оживить его сумеем и спросить, как он у тебя оказался и что успел спереть.

— Ты же ветеринар!

— Да, — с достоинством кивнула подруга, — и давно научилась скручивать паршивых собак. От-крывай дверь, я с собой газовый баллончик взяла.

Я отперла замок, и мы обе воровато заглянули в темную прихожую. Стул по-прежнему под-пирал дверь спальни, не сдвинувшись за время моего отсутствия ни на миллиметр. Выставив впе-ред маленький оранжевый баллончик с перцовым газом, подруга с воинственно сведенными бро-вями вошла в квартиру.

Но маньяк как-то не торопился накидываться на нас, чтобы вытащить награбленное добро.

Из добра у меня имелся только ноутбук и мобильный телефон, а еще десять тысяч рублей, спрятанные на черный день в верхнем ящике комода.

Подруга решительно отодвинула стул и, крадучись, вошла в комнату. Я мелкими шашками следовала за ней, умирая от страха. Неожиданно Таня встала, опустив баллончик, что мне при-шлось уткнуться в ее спину. Подруга была выше меня на голову, к тому же носила высокие шпильки.

— Женя, — тихо произнесла Таня, — у меня нет слов.

-Да? — Я выглянула из-за ее спины.

Мужчина на моей постели делал вид, что безмятежно дрых, кажется даже похрапывал. Спальня вернула прежний вид с разбросанными мужскими вещами, только бутыль теперь стояла с коньяком известной марки, а не с виски.

— Так. — Татьяна быстро вышла в коридорчик и, споткнувшись о мои туфли, сморщилась. — Соколовская, я тебе, как врач...

— Ветеринар, — рассеянно поправила я.

— Как врач животных заявляю — тебе просто необходимо показаться у психиатра! Проспишься — позвони!

Она с такой силой сердито хлопнула дверью, что я испуганно моргнула, а на стене сиротливо тренькнул ночник.

Похоже, спасение утопающих дело рук самих утопающих. Из кухонного ящика я вытащила совершенно тупой нож для резки овощей, и крадучись прошла в комнату. У мужчины на постели началась агония, не замечая меня, незнакомец, словно в бреду, стал стаскивать рубаху, мокрую от крови. От боли и напряжения на лбу выступили капельки пота.

Я почувствовала, как меня снова замутило. Руки похолодели, а выставленный вперед нож истерично затрясся. Мужчина никак не мог справиться с рукавом и застонал. Выбившись из сил, он откинулся на подушку, сдаваясь.

-Помоги мне, — простонал он, обращаясь будто в пустоту. Потом он снова глянул на меня полными безнадежной мольбы черными глазами. Губы еле зашевелились: — Выброси нож, а то по-ранишься.

Он снова отключился, резко, как будто села батарейка.

-Боже мой! — Я нерешительно смотрела то на красавчика, то на нож в своей руке.

А потом меня словно подбросило. Швырнув смехотворное оружие, которым даже палец не могла порезать во время готовки, на журнальный столик я кинулась к умирающему. Стянуть с него рубаху оказалось просто, незнакомец походил на тряпичную куклу и как-то легко позволил такую вольность. Ботинки с грохотом упали на пол, туда же полетели брюки. Теперь мужчина лежал почти обнаженный, но в черных носках, и выглядел хуже некуда.

Я лихорадочно вспоминала уроки первой медицинской помощи, рассказанные на курсах вождения, но в билетах ничего не упоминалось об открытых ранах. От страха слезились глаза. Если ничего не предпринимать, то тогда красавчик действительно умрет от потери крови! Ярко нарисовавшиеся перспективы заставили действовать с удвоенной скоростью.

Руки чесались позвонить Таньке и спросить, как дезинфицировать раны, но подруга, похоже, рассердилась ни на шутку. Неожиданно в голову пришла гениальная в своей простоте идея о йоде! Вскочив с крови, я метнулась на кухню. В скудной аптечке оказалось пару таблеток анальгина и пузатая баночка с зеленкой. Чувствуя себя настоящей сестрой милосердия, трясущейся рукой я на-мочила ватку в изумрудной жидкости, тут же пролив несколько капель себе на футболку, и уже собиралась хорошенько смазать красавчику рану, как он пришел в себя.

— Что. Ты. Делаешь? — Едва слышно пробормотал он, отодвигаясь, как от раскаленного клей-ма.

— Жизнь тебе спасаю! — Деловито заявила я, целясь смоченной в зеленке ваткой в кровото-чившую середку.

— Только не это! — Прошептал он, полный ужаса.

— Предлагаешь, оставить тебя помирать в моем доме? — Я закусила губу и почти добралась до раны. — Ну, уж нет! Вот сейчас зеленочкой смажу, а потом скорую вызову!

— Только не этой гадостью! — Сморщился он и резко добавил, словно приказывая. — Просто принеси воды и добавь в нее сахара. Вода поможет. Все силы ведь вытянули...

Я оторопела, потом, вернувшись на кухню, быстро включила электрический чайник. Так и не дождавшись пока он закипит, налила немного едва теплой воды в тарелку, высыпала туда всю сахарницу и, подхватив полотенце, вернулась в спальню.

Мужчина лежал, как будто стараясь не дышать, красивое лицо исказила гримаса нечеловече-ской боли.

— И как решилась на убийство? — Пробормотал он, разглядывая рану со странными обожжен-ными краями.

Он слегка тронул блестящую корочку, глянул на испачканный палец, и у меня поплыло перед глазами.

— Я воды принесла, — пролепетала я, едва держась на ногах.

Кажется, он только заметил мое присутствие и кивнул, протянув перепачканную кровью ру-ку.

— Давай полотенце. Я сам. — В каждом слове читался приказ и глухое раздражение.

Сглотнув, я быстро смочила тряпицу, отжала и отдала мужчине. Зашипев, вероятно, от боли он приложил полотенце, которое моментально пропиталось кровью.

Комната сделала головокружительное па у меня перед глазами, и я свалилась в обморок. По-следнее, что помнилось, это грохот разбитой тарелки...

-Эй, ты! — Кто-то бесцеремонно, не жалеючи, хлопал меня щекам.

Я едва приоткрыла глаза, и первое что увидела прекрасное лицо с черными демоническими глазами.

— Спасительница, приходи в себя!

— Ты что уже выздоровел? — Только и смогла пролепетать я, впиваясь взглядом в рану на боку.

Та покрылась некрасивой корочкой свернувшейся крови.

— Не смешно. Но с кровати сполз, чтобы спасти тебя, спасительница, — хмуро отозвался он, улегшись рядом со мной на полу.

Мужчина был худощав, но на гладком теле проступали твердые мускулы. Просто невероятно, как такой красавец мог быть обычным вором!

— У нас вода, что ли, живая? — Пытаясь заглушить в себе панический страх, пробормотала я.

— В вашем мире вся вода мертвая, — отозвался он туманно.

Черти знает что. Лежу на полу собственной квартиры среди осколков тарелки, в луже сладкой воды и в компании маньяка, на котором раны заживают, как на собаке. Танька бы порадовалась. Собаки как раз из сферы ее профессиональных интересов.

— Ты встать сможешь? — Спросил он каким-то будничным тоном.

— А ты? — Отозвалась я.

— Если поднапрячься... — он неловко сел, схватившись за край кровати, а потом невероятным легким движением перекатился на спину и выдохнул, блаженно прикрыв синеватые веки.

— Отлично, — я поднялась; ноги тряслись, руки тоже, — если ты уже можешь двигаться, то вы-метывайся из моей квартиры! Будь уверен — компьютер стащишь только через мой труп!

— Ты дура, — произнес он, как неоспоримый факт, не открывая глаз.

От подобного хамства я опешила.

— Я сейчас вызову милицию! — Пригрозила я и покосилась на нож, оставленный на журналь-ном столике.

— Уже вызывала, — ухмыльнулся мужчина. — Хочешь еще раз попробовать? — он глянул на ме-ня через опущенные ресницы.

— Да, кто ты такой?! — От бессилия взорвалась я.

Похоже, странный тип собирался провести весь день в моей постели и восвояси убираться не торопился.

— Я вампир, — усмехнулся он.

— Чего?

Я быстро сгребла его вещи с пола и швырнула нахалу в лицо:

— Одевайся и исчезай так же, как появился! Вампир хренов! И дверь за собой не забудь за-крыть! — Напоследок проорала я, прежде чем выскочить на кухню и запереться на щеколду.

Только чем может помочь замок, если дверь все равно стеклянная? Нервно прикурив, я жда-ла, когда нежданный гость выберется в коридор, и зорко следила, чтобы он не прихватил с собой ноутбук, но вор как-то не торопился. Кажется, прошло минут двадцать, и истлели две сигареты, а мужчина так и не появился. Сдавшись, я вышла и осторожно заглянула в комнату. Маньяк сладко спал, и во сне его лицо казалось расслабленным и совершенным.

ИЯ

В высокие окна коридора в здании конторы хранителей забрезжили утренние сумерки. Серые облака затянули небо, накрапывал дождь, и капли слезами стекали по стеклам.

Первая параллель — мир — вершина мироздания, такой похожий на своего параллельного близнеца и такой отличный от него. Мир, где технологии соединились с великим знанием об энергетических волнах. Прекрасный чистый дом, поделенный на островки Городов. Ия всей душой любила его, и сейчас она чувствовала, что ее могут выкинуть в нежилую зону лесов, куда отправляли всех преступников. Где не было ни одного энергетического хранилища. Осознание того, что она подорвала доверие хранителей, не исполнила собственных надежд, охватывали ее душу черным панцирем отчаянья.

Девушка сидела в коридоре, сиротливо спрятав ноги под стул. Напротив в одной позе застыл хмурый охранник и разглядывал ее презрительным взглядом. Его посадили следить за ней, навер-ное, чтобы она не убежала.

Всю свою жизнь Ия мечтала стать хранителем. Вступить в один строй с отцом и братом, тво-рить добро, помогать людям, ловить преступников, отвернувшихся от света в тень. Разве два меся-ца назад могла Ия, окончившая учебу с красным дипломом, представить, что будет сидеть перед кабинетом Главного и ждать приговора?

Девушка провела здесь всю ночь, но от страха спать все равно не хотелось, хотя и горели вос-паленные глаза. Плотно закрытая деревянная дверь, выкрашенная в белый цвет, казалась непре-одолимой стеной между Ией и ее уходящей мечтой. Неожиданно она увидела, как повернулась ручка на двери, а потом на пороге появился ее руководитель ее отдела — Анатоль, с радостью по-жимавший ей руку всего восемь коротких недель назад на выпускном вечере в Академии. Выгля-дел он сильно помятым и расстроенным. Его опрятно круглое лицо делала гораздо старше бородка клинышком. На широкой груди висел крупный медальон ловца энергии с хрусталем посередине, такой скорее подходил какой-нибудь престарелой кокетке.

— Анатоль! — Она порывисто вскочила со стула и почти кинулась к мужчине. Сердце стучало, как сумасшедшее, а от нервов пред глазами потемнело.

— Ия, — мужчина оставался серьезным с озабоченно сведенными бровями, — проходи, мы хотим задать тебе несколько вопросов.

Ия в нерешительности посмотрела на дверь, и прошла мимо мужчины, застыв у порога.

Кабинет Главного, которого за глаза вся контора хранителей называла "папаша", смотрелась более чем скромно. Стоял огромный стол, заваленный бумагами, к нему приставлен поменьше — для посетителей. У стены громоздился обычный канцелярский шкаф с открывающимися дверцами, подоткнутыми сложенными газетными листочками. Пожалуй, их общий кабинет на пятом этаже здания выглядел намного приличнее — с современными перегородками между рабочими столами, красивыми лампами, тонкими стоечками с документами и личными делами.

В ярком свете, струившемся от старой хрустальной люстры, Главный выглядел уставшим сердитым стариком в мятом костюме. На лице как-то сильно выделялись мелкие морщинки, он хмуро изучал какую-то бумагу. В кабинете царила напряженная взрывоопасная тишина.

— Проходи, — подтолкнул девушку в спину Анатоль, и она сделала еще один нерешительный шажок.

Теперь Ия смогла увидеть в кабинете еще одного человека: на старом кожаном диване, скре-стив руки на груди, сидел мужчина в помятом свитере, кожаных брюках и пыльных ботинках на толстой подошве. Его длинные светлые волосы, зачесанные назад, были собраны в хвост, синие глаза окатили девушку холодным любопытством, что Ия непроизвольно поежилась.

— Анатоль, это была твоя идея доверить дело сопливой девчонке? — хмыкнул он, подняв одну бровь.

— Феликс, — голос начальника Ии наполнился желчью, похоже, мужчины терпели друг друга в одной комнате по единственной причине — эта комната являлась кабинетом Главного, — если ты не забыл, эта девочка везла не себе стрелку двое суток, и выжила. Двое твоих ребят, позволь напом-нить, сгорели уже через пару часов. Посмотри, она наполнена добром, курьер должен быть именно таким.

У Ии подкатил к горлу тошнотворный ком. Так выходит, тот секрет, что она перевозила на себе, мог ее умертвить?! "Наполнена добром!" — да именно так называлось ее стремление справед-ливости, но сейчас девушка почувствовала себя обманутой. От волнения захотелось плакать.

— Не выдумывай, Анатоль, — тихо фыркнул мужчина, названный Феликсом, — она осталась це-ла только потому, что не знала предназначение груза и не совала нос, куда не следует. Обычно мо-лодых убивает любопытство. Кстати, как ты сумел ей так запудрить мозги? — Он размел шею, хру-стя позвонками, и добавил тихо: — Только ведь все равно указатель утащили.

— Феликс, хватит, — резко прервал его Главный, поднимая взгляд от листа, который изучал. — Сейчас ваши перепалки меня не веселят, а раздражают! Ия, — он обратился к притихшей девушке, — расскажи нам, что произошло на площади перед Академией. Мы должны знать подробности, что-бы понять, кто напал на картеж.

Девушка быстро облизнула губы и, набрав побольше воздуха в легкие, произнесла:

— Я вам и так могу сказать, кто напал, — она запнулась, словно, в насмешку в голове всплыло воспоминание о сладком бархатном голосе: "У меня просто не в том месте и не в то время слома-лась машина".

Она ненавидела ложь! Но ведь ее ложь была во спасение...

— Действительно? — Главный уже с возрастающим интересом посмотрел на девушку.

— Да, — кивнула она, нервно заправив за ухо прядь светлых волос, — я узнала это человека. Это был Люкка Романов, и я, думаю, сейчас он уже мертв.

Та страшная тишина, воцарившаяся после ее едва слышного признания, давила на уши. Муж-чины переглядывались. Феликс даже наклонился к Ии, словно надеялся проникнуть к ней в голову.

— Откуда ты знаешь, что это был именно Люкка? — Сквозь зубы просил он, впившись взглядом в бледное осунувшееся лицо девушки.

— Я узнала его, — ответила она таким же сухим тоном. — Его сложно не узнать, если вы пони-маете, о чем я говорю.

— Почему ты думаешь, что он мертв? — Не отставал мужчина, сморщившись при упоминании об ангельской красоте подонка.

— Я думала, что вам уже рассказали, — холодно пожала она плечами. Мужчина ей совсем не нравился и вызывал чувство глухого недовольства. — Я в упор ударила его призмой. После этого он ускользнул в Индустриал.

Наверное, больше минуты находившиеся в комнате мужчины молчали. Главный сложил бле-стящие губы в трубочку и барабанил пальцами по крышке стола.

— Стоит признать, ситуация аховая, — вздохнул он, в конце концов. — У нас нет ни маятника, ни указателя, а время остается совсем мало. — Неожиданно он обратился к Ии: — Суда нам теперь не миновать, дознаватели начнут копаться, кто посмел нарушить закон. Ия, ты же понимаешь, что судьям не стоит знать все подробности сегодняшнего инцидента.

Девушка неожиданно покраснела и кивнула, не уверенная, что правильно понимает старика.

— Тем более, что единственный свидетель, который может опровергнуть твои слова, возмож-но, мертв.

— Вы сами верите в его смерть? — Хмыкнул Феликс, снова откидываясь на подушки дивана.

— Не важно во что верим мы, — Главный внимательно посмотрела на Ию, и у той свело в судо-роге живот. — Сейчас важно лишь то, во что будет верить Ия.

Та кивнула.

— Можешь отдыхать, Ия, — кивнул Главный.

И она быстро попятилась к выходу. Анатоль подхватил ее под локоть и открыл дверь.

— Я свяжусь с тобой. Не переживай, все будет хорошо, — пробормотал он ей макушку.

Когда девушка в сопровождении охранника, дожидавшегося ее, отбыла домой, присутствую-щие молчали.

Главный сказал резко и громко, разбив напряженную паузу:

— Анатоль, что у нас с маятником?

Светловолосый Феликс перестал разглядывать портрет на стене и повернулся к своему оппо-ненту:

— Альберт Ишимович, еще ищем, — с запинкой произнес Анатоль, назвав Главного по имени, и даже затрясся. — Вы же понимаете, он чувствует любое проявление агрессии. Парнишка уходит из очередного убежища за минуту до нашего появления. Мне, кажется, за вчерашний день мы облазили все притоны города.

— Так облазьте еще раз, пока он не улизнул!!! — Неожиданно заорал старик, и Феликс только хмыкнул, а Анатоль вжал голову в плечи.

— Не улизнет, — усмехнулся Феликс, — у него очень важная причина оставаться в городе.

— Какая же? — Буркнул Главный.

— Его способности к распознаванию агрессии проявляются только здесь, рядом с энергетиче-скими резервуарами.

— Он очень странный молодой человек, — подтвердил Анатоль.

— Он маятник, — пожал плечами Феликс. — Нам остается надеяться, что этот ублюдок Люкка действительно сдох где-нибудь в Индустриале, и не сможет заинтересоваться всем этим делом. Как я понял, Анатоль, твои ребята вели себя, как последние олухи, напав на него.

— Главное, чтобы девчонка забыла об этом, — буркнул недовольный мужчина.

ЕВГЕНИЯ

— Привет! — Весенней пташкой прощебетала Танька. — Твой рыцарь уже ушел?

— Пока нет, — хмуро отозвалась я, поглядывая на пустой темный коридор из кухни.

— Ты что его наручниками приковала, чтобы не сбежал? — Удивилась подруга.

— Он спит, — от мрачного настроения ответы получались односложными.

Хотя оно и не мудрено — целый день, как партизан, я провела на кухне, попеременно впадая то в панику, то в гнев. Разбила пару кружек, докурила все сигареты и даже бычки до фильтра, съе-ла батон хлеба и выпила банку растворимого кофе, отчаянно стараясь не сойти с ума.

— Ты его так уморила? — Таня, кажется, была настроена на юмор.

Я промычала в телефон нечто нечленораздельное и сморщилась, готовая разреветься от соб-ственного бессилия.

День клонился к вечеру, через открытое окно в кухню падали оранжевые лучи. Небо готови-лось к осени, и уже выглядело чуть сероватым, растеряв былую ярость и сочность. Под окном от шоссе через открытую форточку неслись визгливые сигналы застывших в пробке автомобилей. Мой гость превратил меня в заложницу в моем собственном жилище.

— Я решила сжалиться над тобой, — продолжала Танька радостно, — и позволить рассказать, как все было.

— Что было? — Перед глазами так и встала картина зияющей раны и пропитанного кровью ку-хонного полотенца.

— Где ты его подцепила? Мы же тебя до дома довезли...

Неожиданно из комнаты раздался нечеловеческий вопль, что я подскочила на расшатанной табуретке и чуть не рухнула на пол, хорошенько ударившись локтем об угол стола. Руку до самого плеча пронзила острая боль.

— Господи, кто там у тебя так воет? — Изумилась Танька, прислушиваясь. — Ты чего и правда его связала? Да? Женька, ты с ума сошла...

— Я тебе перезвоню, — я перебила ее, отключаясь, и осторожно выбралась из кухни.

Мужчина метался на кровати и стонал, брови во сне были сведены у переносицы, а красивое лицо скорчено в гримасу. Через мгновение он снова закричал и выгнулся дугой.

Я сильно испугалась и вцепилась в дверной косяк, не в силах пошевелиться.

— Эй! — Позвала я, но тот никак не реагировал, продолжая сражаться с невидимыми призрака-ми, пришедшими в беспамятстве.

— Эй, как тебя там? — Я подошла и осторожно потрепала его за плечо, стараясь разбудить.

Его движение было почти незаметным. Через мгновение я лежала на кровати, холодная ла-донь мужчины прижималась к солнечному сплетению, черные глаза смотрели в мои, расширен-ные от испуга. Ледяной озноб сковал тело, сердце вдруг забарабанило бешеную дробь, кровь за-стучала в висках. Слабость накатила резко, в одно мгновение, грудь отказывалась набирать кислород, а потом накрыл всепоглощающий ужас...

Все кончилось так же быстро, как и началось.

Видимо, сумасшедший убрал руку, потому как дышать стало легко и свободно. Легкие со свистом втянули воздух, что я закашлялась.

— Эй, спасительница! — Он снова бесцеремонно похлопал меня по щекам. — Ты как?

Я приоткрыла глаза, увидела лицо, выражавшее притворное сожаление, и неожиданно даже для себя отпрянула от незнакомца, как от прокаженного, свалившись на пол.

— Не ушиблась? — Заботливо поинтересовался он, когда я, скользя голыми пятками по ковру, пыталась подняться.

— Кто? Ты? Такой? — Прошипела я, чувствуя в себе паническое желание убежать.

В свете вечернего грустного солнца, едва пробивающегося через занавески, его черты каза-лись совершенными, правильными и прекрасными, но зрачки, черные, недобрые, выдавали скры-тую сущность.

— Я тебя испугал? — Он безразлично пожал плечами и зарылся в подушку растрепанной голо-вой. — Не подкрадывайся ко мне в следующий раз, когда я сплю, — и добавил насмешливо, — спаси-тельница.

Я стояла посреди комнаты, шумно дышала и от злости сжимала кулаки. Его одежда неряшли-вой кучей валялась у кровати. Задыхаясь от бешенства, я сгребла ее в охапку и решительно напра-вилась к входной двери. Кое-как справившись с замком, я вышвырнула шмотки на лестничную клетку, почувствовав радость отмщения. Потом вернулась в комнату и с силой стянула с красавчи-ка перепачканную бурой, засохшей кровью простынь.

— Убирайся отсюда следом за своими вещами! Немедленно! — Сгорая от гнева, я ткнула паль-цем в коридор. — Слышишь меня?!

— Принеси одежду обратно, — устало, словно расшалившемуся дитя, указал он, — я сегодня все равно отсюда не смогу уйти. Надо, чтобы рана окончательно затянулась.

— Что? — Я уставилась на него, неожиданно растеряв добрую долю яростного задора.

— Не переживай, спасительница, — он приподнялся на локтях и окатил меня презрительным взором, — я пересплю у тебя ночь, а когда приду в себя, то уйду. Мне не нужны твои жалкие десять тысяч и старый компьютер. — Он задумался. — Что у тебя там еще есть? Мобильный телефон? Вы-броси его, у него все равно батарейка через пару месяцев испортится.

— Да, как ты?.. — Тут мне стало совсем плохо.

Он буравил меня раздраженным взглядом:

— Слушай, прикройся что ли, а то у тебя ноги такие худые.

Я непроизвольно натянула футболку, которую так и не удосужилась переодеть.

— Я хочу убраться из твоей коморки так же скоро, как и ты того хочешь, поэтому дай мне по-спать. Только так я могу восстановиться.

После подобной отповеди я, изумленная и обиженная, вернулась на кухню. Этот нахал, едва не убил меня, и еще отчитал, как глупышку! Да, кто он такой?! Не вампир же на самом деле?!

Я прошлепала в подъезд и стыдливо подобрала вещи, чувствуя осуждающий взгляд через глазок в двери Екатерины Авдотьевны.

Или вампир?! От неожиданного открытия меня бросило в жар. Возвращаться на кухню не хо-телось, но и крутиться на лестничной клетке, только привлекая внимание соседей, смысла не было. Тихонько закрыв за собой дверь, я на всякий случай не стала запирать замок.

Вампир...

Господи, а ведь этот тип действительно появился ни откуда, словно упал с потолка! А эта ле-дяная ладонь на груди, он же фактически придушил меня! Господи, он был весь в крови, а вдруг наша кровь смешалась, и я теперь тоже стану упырем?! Я стала разглядывать накануне обрезанный канцелярской бумагой палец, отчего-то подобные тонкие ранки всегда долго болели и плохо заживали. Едва заметная линия пореза на подушечке вспухла. Да, нет. Чушь.

В голове лихорадочно проносились картинки из фильмов и сцены из книг. Что я знаю про вампиров? Что они светятся на солнце, у них ледяные руки, прекрасное лицо и черные мысли. В общем, незнакомец полностью подходил под это определение. Правда, на солнце он не светился и отчего-то не попытался меня укусить, чтобы выпить сладкой девичьей кровушки и моментально излечиться. Он для чего-то попросил воды...

На всякий случай, я отыскала в ящике, где лежала картошка, пакет с чесночными головками, насаженными бабулей на веревочку, и нацепила его на шею, как ожерелье. Боятся вампиры чесно-ка — не боятся, а подстраховаться можно. Потом подумала и, схватив солонку, рассыпала дорожку у двери кухни, а потом еще и на подоконнике, на тот случай, если мерзавец решит залететь в окно. В порыве вдохновения, я отыскала в шкафчике тонкую свечку, провалявшуюся там пару лет после моей экскурсии в пригородный монастырь, и зажгла ее, сунув в рюмку.

Похоже, этой ночью спать мне придется! Да, разве ж я смогу заснуть, зная, что в соседней комнате приходит в себя настоящее мифическое чудовище?..

Голова раскалывалась, словно в нее засунули тысячу гвоздей и хорошенько встряхнули. Ра-достный утренний свет резанул глаза, как ножом. Сморщившись, я сладко потянулась на кровати и резко села в ужасе. Как я оказалась в постели?! Воспоминания о вчерашнем дне вспыхнули яр-ким пятном, и меня затрясло. Простынь, которой кто-то бережно укрыл меня, светилась девствен-ной белизной, но ожерелье из чесночных головок доказывало лучше любых слов, что произошед-ший хаос мне не приснился. Вскочив, как ошпаренная, я кинулась к зеркалу, впиваясь взглядом в шею. Никаких следов от зубов вампира. Руки тоже оказались чистыми, с тонкими прожилками вен под бледной кожей с уже сошедшим после отпуска загаром. Лицо опухшее ото сна поражало мертвенной бледностью, и под глазами особенно ярко выделялись темные круги. Каштановые волосы торчали в разные стороны.

Вчерашнего незнакомца в комнате не было. Его вещи исчезли. Я перевела дух и слабо опер-лась о крышку комода, заставленного фарфоровыми статуэтками балерин. Изящные хрупкие фи-гурки словно исполняли замысловатый танец, изгибаясь и вытягивая худенькие миниатюрные ножки.

Худые ноги... Я натянула футболку и воровато оглянулась, боясь, что незнакомец снова ма-териализуется из воздуха и начнет насмехаться. Тут до меня донесся звук включающегося душа, и сердце замерло от испуга. ОН никуда не делся! ОН мылся в моей ванной! О, Боже!

Неожиданный резкий звонок в дверь в столь напряженный от переживаний момент заставил меня подпрыгнуть на месте. Я решительно не стала его замечать, но гости в подъезде так просто сдаваться не собирались, и звонок продолжал истерично визжать. Заглянув в глазок входной двери, я почувствовала, как внутренности скрутились узлом. На меня смотрели аккуратно подведенные глаза моей мамы, странно искаженные и надломленные.

— Женечка, — словно услышав шебуршание в квартире, позвала она, — это мы с папой.

Она еще и с папой! Отлично, просто отлично!

Я сглотнула и обреченно покосилась на закрытую дверь ванной комнаты, где шумела вода. Такое могло случиться только в дурацком сериале!

Не то, чтобы я боялась родителей, но они являлись практически неиссякаемой кредитной картой, на деньги с которой я прекрасно существовала. Закончив литературный институт год назад, я решительно отвергла предложение отца, известного литературного критика, начать карьеру с серьезной газеты, и пожелала написать собственный роман. Я даже уже название ему придумала: "____", но как-то все не складывалось. В романе пока не было ни единой строчки. Оказалось, что ежедневное сидение перед компьютером — трудная задача, когда вокруг бурлит ночная жизнь, с друзьями так весело, а по телевизору круглые сутки идут очень романтичные сериалы.

— Женечка, ну, открой же, это мы! — Мама раздраженно вдавила кнопку звонка.

Пришлось смириться с судьбой и отпереть замок. Оставалась только слабая надежда, что я выпровожу родителей раньше, чем мой гость пожелает вылезти из ванной.

— Женечка! — Мама засияла картинной улыбкой и поцеловала идеально накрашенными губами воздух у моей щеки.

Когда-то она действительно играла на сцене коротенькие роли служанок и горничных. Там ее встретил папаша, уже к тому времени известный литературный деятель, рецензии которого с замиранием сердца ждала вся пишущая советская молодежь. Увидев мамашу, очередной раз произносящую: "Стол накрыт для чая, господа!" он влюбился, как мальчишка. Собственно в тот же вечер, получив огромный букет алых роз и записку: "самой прекрасной женщине", мама бесповоротно решила, что роль жены известного критика ей больше к лицу, чем третьесортной актрисы. Она очень любила повторять, картинно прикладывая руку к накаченному ботоксом лбу: "Ради Олежки я оставила сцену!" Двадцать два года назад на свет появилась я, и все детство провела на бесконечных литературных посиделках в нашей огромной квартире в центре Города и поэтических чтениях.

— Женечка, — щебетала мама, крутясь, — ты выглядишь отвратительно! Похудела еще сильнее!

На своих шпильках она возвышалась надо мной на добрую голову. Неловко оступившись, она споткнулась о мои по-прежнему валявшиеся посреди прихожей туфли и сморщилась.

— Вы чего так рано? Я думала, вы вернетесь только завтра, — промямлила я, быстро засовывая обувь подальше в угол.

Меня трясло от страха, ведь вода в душе стихла.

— Мы только с самолета и сразу к любимой дочурке! — Улыбнулась мама и томно оглядела се-бя в зеркало, поправляя чуть выбившуюся окрашенную в идеальный платиновый цвет прядку во-лос. — Твоему отцу стало плохо на африканском солнце.

Лучше бы они сразу направились к любимой бабуле или к любой тетушке!

Звук открывающейся защелки на двери ванной, заставил мои волосы зашевелиться на затыл-ке. Они появились в прихожей одновременно: запыхавшийся низенький папаша в мятом костюме, круглый и тяжелый, с таким же круглым и тяжелым арбузом в руках, и мой гость с мокрыми всклокоченными волосами, наряженный лишь в полотенце на бедрах. От вчерашней раны не оста-лось и следа, даже крохотного шрама или рубца.

Пауза была достойна шекспировской драмы.

Неожиданно я почувствовала, как к горлу подкатывает идиотский смех, который с каждым мгновением все труднее удавалось сдерживать. Мамаша смотрела на высокого идеально красивого мужчину широко открытыми изумленными глазами, на омертвевшем от ботокса лбу даже прореза-лись морщины. Папаша в немом шоке открыл рот, все сильнее прижимая к себе арбуз.

Почти обнаженный нахал чарующе улыбнулся и представился бархатным вкрадчивым голо-сом, от которого, подозреваю, у мамаши сладко сжалось сердце:

— Люкка.

Мама выразительно моргнула, папа захлопнул рот. Я нервно хихикнула и опустила голову, дабы не демонстрировать широкую глупую улыбку.

— Маргарита Федоровна, — словно замороженная проговорила мамаша, механически протяги-вая руку для дружеского пожатия.

Люкка галантно сжал ее наманикюренные пальчики.

— Олег Германович, — ответила за отца мама, и вдруг шустро затараторила: — Ты, знаешь, Же-нечка, пожалуй, мы зайдем в следующий раз. Не забудь, что завтра у нас будет ужин! Не забудь! Пойдем, Олежек, нам пора.

Я кусала губы, чтобы не захохотать в истерике. Мама выхватила из рук папы арбуз, но едва не уронила его на пол. Люкка легко подхватил тяжелую ношу и снова изогнул губы в довольной ухмылке:

— Было приятно познакомиться, — вежливо произнес он. — Ваша дочь, просто прелесть. Теперь я понимаю, в кого она такая красавица, — он лукаво блеснул глазами в мою сторону.

— Да, да... — рассеянно подтвердила мама, выпихивая отца в подъезд, а потом окатила меня та-ким взглядом, что даже деревяшку бросило бы в холодный пот, и с расстановкой произнесла: — Я тебе сегодня позвоню. Женечка.

Стало ясно, что разговор получится долгим и сложным. Главное, чтобы не отказались в до-вольстве!

Когда за ними закрылась дверь, я почувствовала, как на глаза навернулись злые слезы. Резко развернувшись на пятках, я кинулась на кухню, где мужчина спокойно разглядывал внутренности пустого холодильника. Большой нелепый арбуз пузато и важно примостился посреди стола, на-крытого желтой скатертью.

— Значит, тебя зовут Люкка? — Для чего-то пробормотала я сквозь зубы, уперев руки в бока.

— Ты для чего всю кухню солью засыпала? — Он поднял голову, изогнув черную бровь, и по-нюхал баночку с открытым две недели назад йогуртом. Сморщившись, Люкка выкинул ее в по-мойное ведро, спрятанное в шкафчике под раковиной.

Он так по-хозяйски вел себя на моей кухне, что я сжала зубы.

— И чеснок на шею повесила? — Продолжал измываться наглец.

Он разочаровано хлопнул дверцей холодильника и поправил криво висящий магнитик. Я резко сдернула ожерелье из чесночных головок.

— Теперь понятно, почему ты такая худая. Лучшие друзья девушки — это драгоценности, а не сигареты и кофе.

Тут меня прорвало:

-Послушай ты! Люкка! — Я ткнула в него трясущимся пальцем.

Мужчина прислонился к подоконнику и скрестил руки на груди, всем своим видом обратив-шись в слух. Ситуация становилась все нелепее, ведь он стоял почти голый, а я красная и растре-панная беззвучно открывала рот, как глухонемая.

— Ну, коль уж мы провели ночь в одной постели, можешь называть меня Люк, — милостиво по-зволил он. Похоже, все происходящее его по-настоящему забавляло.

— Вон из моей квартиры! — Тихо произнесла я.

Веко на правом глазу стало нервно подергиваться.

— Не знаю, кто ты там, вампир ли, оборотень или просто завравшийся нахал, но немедленно выметайся!

— Да, я уже собирался, — пожал он плечами. — Дашь какую-нибудь футболку, а то у меня рубаха в крови.

— Футболку тебе?! — Я перешла на крик. — Да, как ты смеешь?! Господи, ты же слышал из ван-ной, что кто-то пришел?! Зачем ты появился?! Ну, кто тебя просил?! Коль уж забрался в мою квар-тиру, так сидел бы тихо, как мышка! Так ведь нет — нарисовался гуашью — смотрите какой я пре-красный в набедренной повязке! Тарзан хренов!

Горло перехватило, и я закашлялась.

— У тебя истерика! — Спокойно резюмировал он.

— Да, — заорала я, как безумная, — я истеричка!!! Так что не зли меня и выметайся немедленно!

От бешенства перед глазами плыло. Не ведая, что творю, я попыталась схватить со стола ар-буз, чтобы швырнуть в негодяя, испоганившего за полтора коротких дня мне всю жизнь, но не ожидала такой тяжести. Арбуз моментально шлепнулся на пол, едва успела отскочить, и разбился, забрызгав кухню красной липкой мякотью. И тут я заревела, опустилась на табуретку и, всхлипы-вая, размазывала по лицу слезы.

— Ну, как я теперь им все объясню? Они же посадят меня на голодный паек и машину отберут, и домой вернут в придачу! — Я завыла. — Ненавижу все это. Ну, как ты мог попасться им на глаза? Господи, зачем ты, вообще, появился?

Он постоял мгновение и бесшумно вышел из кухни, кажется, раздраженно сморщившись. Бу-квально через минуту, я, задыхавшаяся от рыданий, увидела, его высокую одетую во вчерашнюю белую сорочку фигуру, открывавшую входную дверь.

Когда он исчез, слезы покатились еще сильнее, словно внутри сорвало какую-то заслонку. Не знаю, что за чувство боролось во мне — облегчение или разочарование, что идеально красивый Люкка послушался и все-таки ушел.

ЛЮККА

Лифт многоэтажного дома, где он провел пару дней, восстанавливаясь и оживая, нес его на первый этаж, недовольно по-стариковски гудя. Ловец на запястье Лукки, наполненный энергией, переливался красным. Индустриальный мир, куда его вытолкнул прыжок, конечно, отсталый, но зато энергию в нем можно было черпать ложкой. В первой параллели любая свободная капля вы-лавливалась и бережно пряталась в ловцы.

Идеально очертанные губы мужчины сложились в кривую усмешку. Он вытащил из кармана мешочек, сорванный с шеи Ии, и открыл его. На ладонь выпала отшлифованная деревянная стре-лочка. Неожиданно она крутанулась вокруг своей оси и повисла в воздухе, вертясь, как волчок. Люкка поймал стрелку, глянув на свет.

Из-за этого предмета хранители перешагнули через все законы, за которые сами и цеплялись. Когда они увидели его автомобиль (тут Люкка недовольно сморщился, совсем новая спортивная машина с мощным волновым движком нравилась ему сильно) и повели себя, как безумные. Эта девочка Ия вызывала настоящее восхищение. Но она слишком глупа, чтобы понять — геройству нет места там, где на кон поставлена жизнь — жемчужина, бесценное сокровище.

Он бы мог прикончить их всех, быстро, но подвело любопытство. В злости он действительно жаждал забрать их жизни, но пожалел, заставил себя сдержаться.

Люк усмехнулся еще шире, спрятав стрелку в мешочек.

Кто же знал, что светловолосый ангел Ия подло ударит его в живот, вывернувшись, как змея.

Это было бы забавно, если бы не было так больно! Красивое лицо Люка превратилось в хо-лодную маску. Безумцы! Открыто нарушить закон! В этом есть непонятный скрытый шарм, но это не значит, что когда он вернется в Первую параллель, то не раздавит напавших на него храните-лей. Всех. По очереди.

Он от всей души надеялся, что Семья еще не успела устроить по нему поминки. Люк пре-красно помнил, как Рада, жена Оскара, Главы Семьи, три раза устраивала поминки по "вновь по-гибшему" Невезунчику Петру, и каждый раз бедолага возвращался в особняк в разгар веселья. На-пивался со всеми и не понимал, по кому скорбит Семья.

Люкка засунул руки в карманы. От хорошего настроя не осталось и следа. Голова гудела. Что за неудачная неделя!

Еще эта девчонка, дверь в квартиру которой единственная оказалась открытой нараспашку, надоела ему, как зубная боль. Худосочная нервная мышка с мужским именем Евгения. Люк нена-видел невзрачных истеричных особ. Хотя, не смотря на сущий ад, в который она превратила его восстановление, возможно, именно она спасла ему жизнь. С ума сойти, девушка Евгения действи-тельно решила, что он вампир! Идиотка, начитавшаяся глупых фантастических романов. Он слы-шал, что в этом отсталом, Индустриальном мире, где люди умели лишь вырабатывать энергию, но не поглощать, половина населения зачитывалась безумными историями о несуществующих чудо-вищах, а половина писала о них.

Наверное, здесь бы хранителей назвали волшебниками, благородными и добрыми, следив-шими за порядком во всем их разделенным Городами мире.

От собственных мыслей Люка скривило.

А как бы назвали его, превратившего свою способность дарить и отнимать жизнь в страшное оружие? Вероятно, ведуном, выбравшим черный путь. Звучало, по крайней мере, очень романтич-но.

Правда, нет никакой романтики в осознании, что хранители разнятся с ним лишь красивыми предлогами для подлых дел. Сущность-то одинаковая. Отличие лишь в том, что он, Люкка, не лгал ни себе, ни миру.

Наконец, лифт остановился. Мужчина быстро спустился к выходу на улицу и нажал на кноп-ку замка, тот неприятно запищал. Люк спокойно открыл дверь и сделал твердый шаг. Волосы об-дуло ветром, желудок неприятно свело, и еще сильнее загудела голова. Через мгновение он вышел из подъезда заброшенного дома, куда ввалился той черной ночью. Остов его сгоревшего автомо-биля убрали с дороги, и покореженные железные контуры очень удачно вписались в окружающий пейзаж. Накрапывал мелкий дождь, желтая умирающая трава, заваленная уже пожухлыми листья-ми, пропиталась осенней влагой. В его мире времена года были смещены относительно брата-близнеца. В Первой параллели давно хозяйничала осень, в Индустриале она только-только давала о себе знать ночной прохладой. Он поежился от капель, попавших за шиворот и, осмотревшись, направился пешком к Городу.

У Люка с детства легко получалось переходить из параллели в параллель. Возможно, потому что в его крови бурлило слишком много энергии, и медальон-ловец он носил больше для отвода глаз. Многие попадали во вторую, Индустриальную, параллель только с помощью "ворот". Способ безусловно удобный, но не надежный — по дороге путешественники ухитрялись исчезать. Наверное, поэтому их запретили, официально "ворота" остались только в конторе хранителей. Люди месяцами ждали разрешений и виз, чтобы посетить Индустриальный мир, наполненный свободной энергией, курорт для страждущих. Люку было достаточно сделать один шаг. К сожаленью, его талант ограничивался помещениями и автомобилями. Хотя на машинах он не любил пересекать границу — разрядится двигатель, и приехал. В Индустриале он оставил уже парочку отличных новеньких седанов.

Таксист сжалился над ним и подобрал на границе Города. Уже через час Люкка выходил из машины на мощеную мостовую одного из самых фешенебельных районов города. Огромный трех-этажный особняк с одной стеклянной стеной, а другой, увитой сейчас пожелтевшим плющом, ка-зался сказочным. Калитку открыл охранник с каменным лицом, он же расплатился с водителем.

По выложенной оранжевыми плитками дорожке между молоденькими яблоневыми деревья-ми Люк прошел к черному входу в особняк, а оттуда, не вытерев ног, в светлую теплую гостиную Главы Семьи.

Оскар, почти старик, полный, невысокий, с большими седыми усами, пожелтевшими от таба-ка, скрестив худые ноги в тапочках в виде плюшевых медведей, наряженный в вязаный жилет раз-валился в глубоком кресле и внимательно изучал свежий номер "Новостей" через тонкие стек-лышки узких очков. В большой пепельнице дымилась толстая сигара, на ветке огромного фикуса, упиравшегося зелеными листьями-опахалами в потолок, сидел волнистый попугай, снизу за ним плотоядно следил очень похожий на Оскара кот, такой же седой и тучный.

— Я запретил Раде собирать поминки, — не отвлекаясь от газеты, заявил Люкке мужчина. — Пе-реодень рубашку, а то ее удар хватит. Ты весь в крови.

— Я восстанавливался в Индустриале, — Люк уселся на соседнее кресло. Серый кот тут же стал тереться о несвежие брюки. — Пакет я передал.

— Кредиты уже на твоем счету. — Спокойно отозвался Оскар.

Люкка вытянул ноги, впервые за несколько дней почувствовав себя комфортно. Тут его взгляд упал на главную страницу газеты, которую Оскар специально держал так, чтобы Люк не сумел пропустить новость на передовице. Надпись огромного заголовка гласила: "Столкновение! Хранители попирают законы?!"

Люк даже специально наклонился к отпечатанному мелкими типографскими буквами листу. Оскар молчал и делал вид, что не замечает его манипуляций.

— Что это значит? — Наконец выдавил из себя Люкка, зло блеснув глазами.

— Это я хотел у тебя спросить, сынок. — Глава Семьи опустил газету и окатил мужчину холод-ным взглядом.

— Твою мать! — Вырвалось у Люка, он откинулся на диванные подушки и растер лицо. — Я ехал... — он запнулся, не собираясь рассказывать, что задержался в соседнем городе по единствен-ной причине — постели племянницы Оскара, роскошной длинноногой Карины. — В общем, дурац-кая история. У меня машина сломалась. Хожу вокруг нее, как последний олух, а тут едет картеж. Узнали по номерам что ли? Останавливаются и буквально набрасываются...

— Надеюсь, что в Суде твоя пламенная речь не будет звучать, подобной чушью, — перебил его Оскар.

— Когда Суд? — Вздохнул Люк.

— Завтра и будет лучше, если ты на нем появишься. Постарайся не попасться в таком виде Ра-де, она у меня девочка впечатлительная.

Люк молча поднялся, чтобы уйти. Оскар прав, он проштрафился по полной программе.

— Я машину возьму. Моя сгорела.

— Вторая за последнюю неделю, — недовольно буркнул Оскар. — Тебе же она нравилась.

— Да, нравилась. — Согласился Люк, покачав головой. — Неудачная неделя.

Глава Семьи снова уткнулся в газету, незаметно ухмыльнувшись в усы. Не для кого не было секретом, что Оскар обожал, когда у Люка что-то не выходило. Он с упоением, не вмешиваясь, следил, как тот выпутывался из очередной разборки. Кажется, для старика сама жизнь Люкки представлялась бесконечным романом со страшными историями.

Уже дойдя до двери, Люкка вытащил из кармана мешочек.

— Ты знаешь, что это такое? — Он обернулся и резко бросил его старику, едва поднявшему го-лову.

Тот очень проворно и ловко схватил мешочек твердой, точной рукой. На большую морщини-стую ладонь выкатилась деревянная стрелка. Она встрепенулась и повисла в воздухе.

— Хммм, — только и смог пробормотать Оскар, разглядывая стрелку через стекла очков. — По-нятия не имею.

— Именно из-за нее началась чехарда. Девчонка, которая меня ранила, была курьером, и она везла в контору эту вещь.

— Люк, — Оскар покосился на мужчину, — предупреждаю сразу. Я запрещаю тебе! Не смей ко-паться в этом. Семье не нужны лишние проблемы, нам и так грозят выселением. Повезет, если от-вертимся. Главы Семей Прибрежного и Северного обеспокоены. Если желаешь мстить, мсти, но интересы Семьи в первую очередь. Хочешь развеяться, тогда езжай после Суда обратно к Карине, — добавил он по-стариковски ворчливо.

Стрелочка метнулась в сторону Лукки и застыла у самого лба, как будто желала впиться в кожу.

— Про Карину подумаю, — сморщился он, хватая стрелку в кулак.

ФЕЛИКС

Его дом был молчалив и полон старых призраков, кружащих под потолком, сидевших на кухне, лежавших на мятой кровати. Феликс, пошатываясь, прошел в спальню. Голова трещала, он проглотил два пакетика с горьким обезболивающим, запив водой из-под крана.

Мужчина, не расчесываясь, собрал длинные волосы в хвост и внимательно осмотрел себя в зеркало. Чуть помятая физиономия, заросшая двухдневной светлой щетиной, вызывала отвраще-ние. Он хотел побриться, потом передумал. От слабости мутило, ловец совсем разрядился. Без ло-вушки для энергии он бы и дышать, наверное, не смог. Лучший в конторе хранителей. Лучший... Борец за добро и справедливость, твою мать.

Суд был назначен на сегодня.

Почти разряженная машина едва дотянула до станции подзарядки. Он въехал на круглую площадку и пихнул карточку с кредитами в узкую прорезь автомата. Приветливо подмигнула зеленая лампочка, вокруг машины загорелся голубоватый купол. Датчик на панели бешено замелькал цифрами, автомобиль впитывал в себя искусственную энергию, как губка. Феликс нажал на кнопку, и салон наполнился приятной расслабляющей музыкой. Мужчина повернул голову и почувствовал, как брови сами собой ползут вверх. В спортивном автомобиле, стоящем на соседнем круге подзарядки, сидел Люкка и выглядел очень живым.

Феликс буравил злым взглядом точку у него на виске. Ладонь покалывало от желания сорвать с пояса призму и запустить в подлеца сгустком энергии. Люкка, словно почувствовав, оглянулся и окинул Феликса безразличным взглядом, безусловно, не узнавая. Смазливая физиономия не выражала ни тени беспокойства, наоборот, мужчина казался сосредоточенным. Он резко нажал на педаль газа, машина взревела и, не дождавшись окончательной зарядки, сорвалась с места.

— Твою мать! — Пробормотал Феликс, пытаясь завестись.

Уступать подлецу он не собирался. Оставалась надежда, что до здания Суда автомобилю хва-тит заряда. Он тронулся, резко нажав на педаль, но в тот же момент, наперекор ему выехала кана-реечная машинка с кудрявой старушкой за рулем. Резко затормозив и заглохнув, Феликс скрипнул зубами от злости.

На заседание он, конечно, опоздал.

Раньше, еще до принятия свода законов, жизнь не стоила и ломаного гроша. Злобствовали охотники за энергией, убивавшие любого попавшегося на их пути, прыжки в параллель через "во-рота" никак не отслеживались. Наверное, человечество уничтожило бы само себя, если бы прадеды не приняли дополнение к "Сводам правил о жизни и жизнеустройстве общества". Они состояли всего из нескольких пунктов:

1. Запрещается охота за энергетическими источниками;

2. Запрещается кража энергетических источников;

3. Запрещаются схватки и дуэли;

4. Запрещаются несанкционированные переходы во вторую параллель и обратно.

Пять строк, которые перевернули жизнь. Теперь энергетическое преступление каралось зако-ном, как и любое другое. Люди вздохнули с облегчением, а Судьи приобрели особую власть. Их боялись и уважали, ведь люди, становившиеся вершителями порядка, обладали редкой способно-стью распознавать ложь.

В коридоре Феликс столкнулся с Люкком и буквально скрипнул зубами от желания хоро-шенько вмазать подонку в челюсть, просто чтобы сорвать копившееся все утро раздражение, но слишком много народа находилось вокруг. Зеваки с любопытством поглядывали на холодного и равнодушного красавца Романова, спокойно опаздывающего на собственный суд. Охранники с каменными лицами открыли створки высоких дверей, оббитых буковыми панелями.

Огромный ярко-освещенный зал заседаний походил на амфитеатр. Высокие скамьи полукру-гом сбегали к сцене внизу, зрители видели спины осужденных и лица четырех Судей, сидевших в креслах с высокими спинками на балконе. Возраст вершителей закона разнился: самый молодой выглядел на девятнадцать лет, самый старший на сто девяносто. На фоне идеально белой стены алые мантии Судей казались кровавыми кляксами.

Они спускались буквально плечо к плечу. Феликсу никак не хотелось уступить ни шагу Люкке, который сосредоточился на высокой девушке, стоявшей на сцене под строгими взорами Судей. На Ии был надет аккуратно отглаженный костюм, как-то сильно подчеркивающий ее хруп-кость, а волосы заплетены в длинную светлую косу. Рядом с ней нервно переминался с ноги на ногу Докука, Главный отряда телохранителей, которые и начали бессмысленную схватку.

— Люкка! — Рявкнул один из Судей, завидев последнего обвиняемого. — Мы с вами видимся в этом зале уже третий раз, и ни разу вы не пришли вовремя!

Феликс как раз усаживался рядом с Анатолем. Тот смотрел на Романова с беспокойством и нервно почесывал подбородок. На пальце мужчины блестел крупный рубиновый перстень и от граней на высокую стену отражались красноватые преломленные лучи.

— Вот так сюрприз, — буркнул он, кивнув в сторону Лукки.

— Господа, прошу прощения! — Неожиданно Романов улыбнулся так, что женская половина праздных зевак, находившаяся в зале, с замиранием сердца вздохнула.

Молоденькая девушка Судья блеснула в его сторону глазищами.

— Так, эта точно скосит ему приговор, — фыркнул Феликс, вытягивая ноги и скрестив руки на груди.

Он ощупал зал быстрым взглядом, увидев только бледного напряженного отца Ии. Девушка, выглядевшая вполне спокойной доселе, вскинулась, услышав знакомый глубокий голос, и от одного вида живого оппонента ее глаза расширились в ужасе, а лицо вытянулось.

— Сейчас девчонка подпишет себе смертный приговор, а конторе штраф в миллион кредитов, — недовольно буркнул Феликс.

— Тихо ты! — Цыкнули ему сверху.

Неожиданно блеснула вспышка фотокамеры.

— Кто пригласил газеты?

— Сами притащились, — отозвался Анатоль, — как только услышали имя Лукки Романова.

Газеты интересовало все, что связывалось с именем Семьи города. Хранители прекрасно зна-ли о темных делишках Семьи, но в отсутствии доказательств только огрызались. Как известно — не пойман — ни вор, вот и рос лишай на карте города и прекрасно существовал все последние годы.

Народ вокруг волновался и шумел. После сердитого удара деревянным молотком воцарилась жидкая тишина, нарушаемая постоянными шепотками.

— Ия, мы просим вас повторить показания, — сварливо пробормотал самый старый Судья.

Он очень походил лицом на дога: подбородок стекал морщинистыми брылами, а маленькие красноватые глазки прятались под нависшими веками. Казалось, что Судья уже приготовился ог-ласить обвинительный приговор все трем, но мешали личные протекции Оскара, в виде автомоби-ля стоимостью пятьдесят тысяч кредитов, и Альберта, год назад спасшего его племянника от ссыл-ки в дальние провинции.

Девушка быстро облизнула губы и, стараясь не смотреть на Люкку, снова подняла голову к судейскому балкону:

— Люкка Романов напал на наш картеж. На моих глазах он пытался убить человека, хранителя, сопровождавшего меня. Потом он взял меня в заложницы.

— Он вам угрожал? — Уже второй раз повторил этот вопрос Судья.

— Да, — твердо и убежденно произнесла Ия.

Она услышала, как Люкка фыркнул, и на ее щеках загорелся лихорадочный румянец. Зал за-волновался.

— Ваша честь, — перебил ее Люкка, — этот человек, — он указал на застывшего Главу отряда До-куку, — напал на меня, когда у меня сломалась машина. Мне пришлось защищаться. Я думаю, что энергетические следы уже сняты и могут служить лучшим доказательством того, что у меня дей-ствительно произошла поломка автомобиля, скорее всего, перегорел волновой движок. Да это правда, что я сделал вид, будто взял в заложницы сею милую девицу. — Он кивнул в сторону Ии. — Но и это являлось актом самозащиты. Девушке ничего не угрожало.

Его лицо оставалось беспристрастным, а голос спокойным. Он говорил с легкой полуулыб-кой, словно обращаясь не к Судьям, а к несмышленым детям.

Феликс видел, как бледное доселе лицо Ии с бессонными синяками под глазами стало пунцо-вым.

— Как можно сделать вид, что ты взял меня в заложницы?! — Вскрикнула она Люкке.

Тот как будто удивленно оглянулся к ней.

— Ты пытался убить меня! — Обвинила она мужчину, ткнув в него трясущимся пальцем.

Люкка поднял правую бровь и только хмыкнул:

— Ваша честь, — он поднял голову, — не знаю, упоминала ли моя милая подруга, что это она бу-квально воткнула в мой бок энергетическую призму? — Зеваки заволновались.

Журналисты вдохновенно строчили в блокнотах, готовясь выпустить на первые полосы сен-сацию: "Те, кто защищает пункты свода законов — на самом деле попирают их!"

— Я защищалась! — Заорала Ия, и по ее лицу потекли слезы.

— Ты защищала то, что перевозила на себе, — Люкка пригвоздил девушку холодным взглядом.

Зал охнул, судьи переглянулись, Феликс выругался, а Анатоль прикрыл глаза.

Судья ожесточенно стучал молотком, пытаясь успокоить зал. Пришлось остановить заседание на десять минут, пока откачают отца Ии, схватившегося за сердце, и выведут из зала особенно ре-тивых крикунов.

После воцарения порядка, допрос продолжился:

— Что вы перевозили? — Потребовал ответа Судья.

Феликс нервно забарабанил пяткой по полу.

Ия в предобморочном состоянии открыла рот. Она приготовилась совершить бессмысленный акт самоуничтожения — солгать. Любое слово, произнесенное в этом зале, не подкрепленное лич-ной убежденностью различалось Судьями, как фальшивая нота в стройном хоре певцов.

— Безделицу, ваша честь, — ответил Люкка за девушку.

Он повернулся к Анатолю и с широкой змеиной улыбкой спросил:

— Отчего только она оказалась такой важной для хранителей?

Феликс буквально физически ощутил перекрещенные на них с Анатолем взгляды.

— Твою мать... — вздохнул он.

— Мы просим оставить все, что не относится к делу, — отрезал Судья помоложе. — Суд удаляет-ся на совещание.

Когда фигуры в красных мантиях скрылись, то над головами поднялся шум и гвалт.

— Мы, кажется, попали, — пробормотал едва слышно Феликс. — Этот подонок почуял, что на-клевывается большое дело. Он теперь вцепится нам в глотки, а у нас времени в обрез.

Анатоль молчал и следил за Люккой, спокойно беседовавшим по мобильному телефону и не сводившим взгляда с нервничающей вышагивающей взад-вперед Ии.

Судьи вернулись очень быстро. Зал затаил дыхание, нервное напряжение вцепилось в глотки всех участников процесса, нависло под высоким куполообразным потолком и давило на головы. Встал самый молодой вершитель закона и юным, звонким, только-только ломающимся голосом зачитал приговор:

— Проанализировав показания и прочитав отчет о силовых линиях, Суд постановил. За развя-зывание боя в ночь на девятнадцатое октября две тысячи восьмого года и попрания пяти пунктов свода законов приговариваем Докуку Просфировича Клепакова и Ию Эдуардовну Норманову к исключению из рядов хранителей без возможности восстановления в должности. Приписываем сдать разрешение на ношение призм. За поддержание столкновения, а так же учитывая факт двух судебный разбирательств, приписываем Люкку Романову при первом нарушении свода законов перекрыть энергетический поток.

"Что приведет к тихой смерти в течение двадцати четырех часов", — продолжил про себя Фе-ликс.

— Приговор зачитан и подлежит обжалованию лишь в случае изменения показаний одной из сторон. — Судья хлопнул папкой в звенящей тишине.

На лице Лукки не дрогнул ни единый мускул. Ия побледнела, приложив ладошку к посинев-шим губам. Докука, Глава отряда телохранителей, схватившись за сердце, тяжело пошатываясь, добрался до скамьи и упал на нее, ощущая настоящее облегчение.

Анатоль улыбнулся, становясь похожим на акулу:

— Ты со своими пессимистичными настроениями меня хочешь выбить меня из колеи.

— Чему радоваться? — Буркнул Феликс. — Указатель-то все равно у мерзавца Люкки.

ЛЮККА

Он быстро шел по коридору Суда. Он, в общем-то, ожидал нечто подобное. Ему практически выписали путевку на тот свет.

— Стой! — Услышал он пронзительный женский голос и резко обернулся.

За ним буквально бежала Ия, стуча высокими каблуками. Ее лицо казалось сосредоточенным и покрасневшим от злости.

— Ты подонок! — Заорала он, ткнув в него пальцем.

Бедняжку трясло от возмущения.

— Как можно сделать вид, что ты взял меня в заложницы?! Ты пытался меня убить! — Бук-вально выплюнула она обвинения.

Ее глаза покраснели от непролитых слез. Люкка усмехнулся и засунул руки в карманы.

— Я не умею пытаться. Собственно, поэтому ты жива.

Девушка опешила, открыв рот. По щеке пробежала черная от туши для ресниц мокрая дорож-ка, под глазом появился темный неряшливый след. Вокруг скандаливших уже стали собираться зеваки, щелкнул затвор фотоаппарата. Девушка и мужчина смотрели друг на друга, не моргая и не шевелясь.

— Я тебя ненавижу! — Прошептала она, сглотнув. — Слышишь, ты, чудовище?! Я ненавижу те-бя!

— Я, пожалуй, переживу, — пожал плечами Люкка и развернулся, уже подвигая плечом толпя-щийся в коридоре народ и с замиранием сердца вслушивающийся в каждый звук разговора.

— Ты разрушил мою жизнь! — Взвизгнула она, схватив его за руку и пытаясь развернуть к себе.

— Ты сама ее разрушила, — процедил Люк, отмахиваясь от нее, как от надоедливой мухи.

Девица действительно сильно раздражала его. К тому же от долго стояния, у мужчины снова заныл бок, как будто на нем все еще зияла рана, полученная, между прочим, от руки этой дамочки.

Тут она его ударила, маленькими кулачками заколотила по спине. Люк едва успел перехва-тить ее руки, чтобы налетевшая смерчем бедняжка не упала.

— Хватит! — Раздался громогласный голос.

Из толпы к ним бросился высокий мужчина, со светлыми волосами, собранными в хвост. Он оттащил девушку, и та прижалась к нему, сотрясаясь всем телом от рыданий. Его лицо показалось Люку знакомым. Он кивнул мужчине, скорее благодарный, и протиснулся сквозь плотный строй зевак на выход.

Только в машине он смог выдохнуть. По лобовому стеклу медленно стекали капли дождя, к дворнику прилип пожухлый коричневый кленовый лист. Вокруг здания Суда росло много кленов, горящих пожаром по осени. Уже зарождались сумерки, неохотно загоравшиеся тусклыми уличными огнями. От серости вокруг становилось как-то особенно паршиво на душе.

Люкка нажал на кнопку, заводя мотор. Тут в стекло постучались, через запотевшее окно он смог разглядеть только неясный образ. Мужчина опустил стекло, и увидел хмурившегося светло-волосого, вмешавшегося в их с Ией скандал, только тут узнавая в нем худенького мальчика-студента, с которым учились на одном академическом потоке. Похоже, в отличие от Люка, тот все-таки закончил Академию и даже стал хранителем.

— Что? — Вместо приветствия спросил Люкка.

Мужчина криво усмехнулся, наклонившись к Люку, и облокотившись на открытое окно.

— Ты меня не помнишь?

— Ты не девочка, чтобы тебя помнить, так что смутно, — хмыкнул тот в ответ.

— Феликс.

— Отлично. Отходи, тороплюсь, знаешь ли.

— Послушай, — неожиданно глаза вновь обретенного однокурсника загорелись агрессией. — Ты украл в ту ночь одну вещь. Ты знаешь, о чем я. Отдай ее мне. Сейчас же.

— Если у вас исчезла какая-то вещь, то спросите с малышки Ии.

— Отдай ее мне! — Прошипел Феликс, побледнев от гнева.

— Иначе что? — Поднял одну бровь Лука. — Ты перекроешь мне энергию, если я проеду на красный свет?

— Я уничтожу тебя...

— Странные слова для хранителя порядка и добра. — От злости у Люка потемнело в глазах.

В его голове мелькали картинки одна краше другой. Как он хватает Феликса за длинный хвост и прикладывает носом о дверь. Но за спиной Люкки стоял приговор, а вражина, как назло, являлся официальным лицом, хранителем.

— Отходи, боюсь, ноги тебе отдавлю.

— Я все равно заберу у тебя указатель! — Прошипел Феликс.

— Найди его, — хмыкнул Люкка, и его губы сложились в тонкую линию.

Через секунду он с такой силой нажал на педаль газа, что завизжали покрышки, а из-под ко-лес повалил дым. Феликс едва успел отскочить от сорвавшегося с места автомобиля, обдавшего его брызгами грязной дождевой воды из бегущего по дороге ручья.

— Ну, подожди у меня! — Прошипел он, кидаясь к своей машине.

Буквально через пять секунд он уже засовывал ключ в зажигание, бросаясь в погоню за про-тивником.

Стрелка, о которой говорил Феликс, небрежно валялась в бардачке с компакт-дисками и пер-чатками. Люк хранил ее только, как доказательство для Суда. Доказывать оказалось нечего, приго-вор ему, вероятно, подписали еще до начала слушания. Поначалу, он честно не хотел соваться в это мутное дело, оно не вызвало даже любопытства, ведь Люк и так находился в неприятностях по самый кадык. Но теперь только слепец пропустил бы мимо факт, что хранители шли на открытый конфликт из-за маленькой деревянной вещицы. Мысль изменить свой приговор с ее помощью с каждой минутой приобретала все большую привлекательность. Вопрос из несущественного мед-ленно превращался в принципиальный и насущный.

На широком проспекте Люк заметил догонявшую его седан серебристую машину, суетливо сновавшую среди автомобильного потока. Вместе они остановились на светофоре. Можно было не поворачивать головы, чтобы понять, кто сидит за рулем.

Они дожидались зеленого света, словно ретивые кони на скачках. Стоило лампочке мигнуть, как два автомобиля бешено сорвались с места, получив в награду град визгливых сигналов от едва успевшего остановиться встречного потока. Они гнали, как безумные. За окнами мелькали свето-вые пятна, смешивающиеся в единую смазанную полосу, но ни один из противников не желал ус-тупить. Впереди замаячила ярко-освещенная пасть тоннеля. Феликс гнал рядом, не уступая ни миллиметра.

Люк широко улыбнулся, влетая в тоннель на полной скорости. По капоту пробежали крохот-ные искры, машина на мгновение увязла во времени, чтобы выскочить в противоположном конце точно такого же тоннеля, но уже Индустриального мира. Через окно Люкка увидел ошарашенное выражение лица водителя соседнего внедорожника — автомобиль Люка вынырнул ниоткуда, поя-вился из воздуха с мгновенной слепящей вспышкой.

Люк нажал на педаль газа, несясь на умопомрачительной скорости, со злорадством представ-ляя гримасу Феликса, когда тот обнаружит, что остался на дороге гордой одинокой птицей. Авто-мобиль заревел и пулей ринулся вперед на красный свет.

В этом мире, в этом городе, идентичному своему параллельному собрату, только ночью появ-лялась возможность насладиться настоящим движением. Выскочив на центральную улицу, светя-щуюся огромными витринами и вывесками ночных клубов, Люк чуть замедлился. Собственно, очень вовремя.

Маленький красный автомобильчик, похожий на божью коровку, смущенно мигнув непра-вильным поворотником, стал отъезжать от обочины, медленно и неуклонно преграждая путь. Люк резко нажал на тормоз, крутанув рулем. Завизжали покрышки, огни мелькнули, слившись в сплошные полосы. С тупым толчком автомобиль остановился, повернувшись вокруг своей оси. Малолитражка испуганно притаилась, замерев на месте.

Люк чертыхнулся. От того, что он вцепился в руль, чтобы не вылететь через лобовое стекло, тот погнулся. Не хватало погибнуть по вине неумелого водителя в чужом мире! Люкка сидел, от-кинувшись на мягком сиденье, опустив руки на колени, в душе зарождалась волна гнева.

Ну, что за неудачная неделя!

Неожиданно дверь его автомобиля распахнулась, и на Люкку уставились огромные испуган-ные глаза, ярко-зеленого неестественного цвета.

— Вы живы?! — Пролепетала девица, она даже заглянула в салон.

— Твоими молитвами, — процедил он.

Неожиданно девушка замерла, а потом очень поспешно отошла на шаг. Люк видел, как она сорвалась с места и бросилась к своей машине, звонко простучав каблучками. Он непроизвольно отметил, что фигурка у девицы была очень даже ничего. Невысокая правда, но узкие джинсы очень ладно облегали длинные ножки, а коротенькая курточка открывала круглую попку.

— Ты куда собралась, подруга? — Рявкнул Люк, полный мщения, и выскочил на улицу.

Неприятно моросил холодный дождь, мокрый асфальт поблескивал в лучах искусственного света фонарей. Девица уже захлопнула дверь и теперь трясущейся рукой пыталась попасть ключом в зажигание.

— Ну, уж нет! — Процедил мужчина. — Чуть в гроб меня не вогнала, и слинять решила?!

В одно мгновение он широко открыл дверь и, схватив девицу за руку чуть повыше локтя, вы-тащил наружу.

Ее длинные каштановые волосы подхватил ветер, и мелкие капли дождя покрыли их блестя-щей пудрой. Она молчала, низко опустив голову.

— Ты хоть понимаешь, что едва не угробила меня?! — Грозно вопрошал Люк, хорошенько тряхнув девушку за плечи. Больше всего ему хотелось придушить неумеху.

Она вскинулась, снова уставившись на него, как на удава, и вдруг он узнал ее. Аккуратно подкрашенными полными ужаса глазами его рассматривала недавняя знакомая с мужским именем Евгения. Он недоверчиво развернул ее к свету. Она запомнилась ему похмельной истеричкой, не-умытой и непричесанной, с худыми ногами. Сейчас перед ним стояла миловидная особа, ухожен-ная и вкусно пахнущая смесью тонких духов и ментоловых сигарет.

И о чудо! Она выглядела испуганной.

— Ты?! — Недоверчиво переспросил он.

Отчего-то желание свернуть девице шею испарилось само собой.

— Я не видела, что ты выезжаешь, — виновато пролепетала она, прикусив блестящую от пома-ды губку, и повела плечами, стараясь освободиться от его железной хватки.

Он отпустил и, засунув руки в карманы, почувствовал необъяснимое желание расхохотаться. Сначала она его спасает, а потом пытается угробить. Разве не смешно?

— Я, правда, не хотела, — блеяла Евгения, похоже, испытывая настоящее раскаянье.

Люк качнулся на каблуках и направился к развернутому автомобилю. От этой девушки нуж-но было бежать со всех ног, пока она не покалечила его ненароком. Вдруг снова решит смазать его раны мерзко воняющей зеленой субстанцией?

— Слушай, тут такое дело! — Вдруг позвала она его.

Не обращая внимания на тонкий голос, наполненный мольбой, он уселся за руль, но Евгения оказалась гораздо настойчивее, чем он помнил.

— Постой! — Она снова заглянула к нему в салон, нагнувшись.

Под расстегнутой курточкой мелькнул очень низкий вырез откровенной блузки. Люк почув-ствовал себя последним олухом и со злостью нажал кнопку, чтобы завести мотор.

— Подожди! — Не отставала Евгения.

Автомобиль, как в насмешку, отказывался заводиться. Уровень зарядки угрожающе прибли-зился к нулю.

— Ну, что тебе? — Сдался Люк.

— Слушай, я даже не знаю, как сказать...

Люкка скрипнул зубами и уставился на нее, кажется, девушка совсем засмущалась.

— В общем, коль уж мне так повезло, и мы опять... ээээ... встретились, некоторым образом... Ты помнишь, пока я тебе жизнь спасала и давала отоспаться у себя в квартире, приезжала мои ро-дители? — Люк поднял одну бровь в немом вопросе, плохо понимая, к чему клонит настырная Ев-гения. — В общем, мама заявила, что если я завтра не приведу тебя на обед для официального зна-комства, то моей счастливой свободной жизни придет конец.

— Так и сказала?

Ему было абсолютно наплевать, что там у нее происходило с мамашей и со всем семейством вместе взятым.

— Ага, — потрясла она волосами, и до него снова донесся приятный аромат духов с легкой при-месью табака.

— Наври ей, что я куда-нибудь уехал.

— Наврала, — призналась она, — но мне сказали, что только твоя скорая смерть может избавить меня от проблем. Я, конечно, сказала... — Евгения зарделась и замялась, — Ну, сказала, что в этой своей поездке ты погиб, но мне никто не поверил...

Неожиданно даже для самого себя Люк широко улыбнулся:

— А ведь у тебя почти получилось убить меня!

— Сейчас-то? — В глазах снова мелькнуло раскаянье. — Я знаю, что не очень хорошо вожу...

— Когда пыталась вылечить меня своей зеленой мазью. — Хохотнул Люкка, перебивая очеред-ной поток извинений. — Во сколько там твой обед?

— Так ты согласен? — Не спросила — просияла она.

Девушка тут же отошла, вытаскивая из кармана телефон.

— Ты что делаешь? — Изумился Люк.

— Фотографирую твой номер, — Евгения направила на номерной знак автомобиля круглый глазок фотокамеры мобильного. — Если ты решишь завтра испариться, то я запрошу твой номер в ГАИ и все равно найду тебя.

— Очень предусмотрительно.

— Слушай, а чего у тебя номера европейские? Странные какие-то, — она удовлетворенно раз-глядывала изображение на маленьком экране.

— Ну, да. Европейские. — Хмыкнул в ответ Люк.

ЕВГЕНИЯ

Мне жутко повезло! Так, что, наверное, повезло больше, чем счастливчику, выигравшему миллион долларов! Я встретила нахала, забравшегося ко мне в квартиру, и теперь моя привычная жизнь была спасена!

От тяжелого разговора с мамашей до сих подводило живот в жалобной судороге. Признаться, я прибывала в таком отчаянье, что накануне днем посетила модельное агентство подруги, надеясь нанять похожего на Луку парня для роли горячего влюбленного Ромео. Но, к сожаленью, все чер-новолосые высокие красавчики выглядели лишь жалкими копиями рядом с совершенным мужчи-ной. Тут я его самым решительным образом прокляла. Его идеальная внешность оказалась огром-ной проблемой! Поэтому, когда я неожиданно едва не врезалась в его автомобиль на пустой Цен-тральной улице, возвращаясь из ночного клуба, то сама не поверила собственному счастью и в по-рыве вдохновения попросила сходить на этот обед, чтобы хотя бы как-то отсрочить мое возвраще-ние обратно в родительский дом. В конце концов, должна же в этом Люкке иметься хотя бы капля благодарности за спасенную жизнь?

К середине дня я извелась и решила, что он меня обманул, но в назначенное время к подъезду плавно подъехал черный блестящий автомобиль, который я едва не протаранила ночью. От облег-чения на глаза выступили слезы благодарности.

Собственно все добрые чувства быстро испарились, когда, цокая высоченными и неудобными каблуками, в скромном платье, приличествующему случаю, я подошла к автомобилю, сжимая в руках сумочку. Мой кавалер даже не сдвинулся с места. Открывая дверь, я поломала ноготь и неловко шлепнулась на сиденье, застряв каблуком в решетке для сточных вод.

— Добрый вечер! — Обворожительно улыбнулся Люкка.

На нем был надет светло-бежевый джемпер из тончайшего кашемира. На запястье, опутанном тонким шнурком, болтался круглый медальон.

— Привет, — буркнула я недовольно, поправляя сдернутый ремешок на босоножке, и тут заме-тила внимательный взгляд Лукки, с полуулыбкой изучающий мою тонкую бледную лодыжку.

Я кашлянула, поспешно опустив ногу, и почувствовала себя крайне неуютно.

— Я купил твоей матери розы, — кивнул он, нажимая на кнопку зажигания.

Автомобиль довольно заурчал.

На заднем сиденье величаво возлежал огромный букет из роз с темно-бордовыми тугими бу-тонами, испещренными тонкими розоватыми жилками, похожими на вены. В салоне действитель-но сильно пахло цветами.

— Очень, галантно. — Поперхнулась я, представляя довольное мамино лицо, неподвижное от уколов "сыворотки вечной молодости", а потом призналась: — Никогда таких роз не видела.

Весь путь до дома родителей мы провели в напряженном молчании. Люкка несся, как сума-сшедший, а я только втягивала голову в плечи, когда слышала визгливые сигналы очередного подрезанного автомобиля. Не спуская взгляда с дороги, я нащупала ремень безопасности и поспешно пристегнулась, сильно пожалев, что не договорилась встретиться со своим визави где-нибудь на нейтральной территории поближе к родным пенатам. Нога сама собой искала педаль тормоза и даже периодически пыталась надавить на воздух.

Когда мама открыла дверь, то выражение ее лица превзошло все мои даже самые смелые ожидания! От шока, перемешенного с недоверием, у мамаши ожили все мышцы лица, напрочь убитые ботоксом.

— Женечка?! — Только и смогла пролепетать она, вперив взгляд в чуть усмехавшегося Люкку.

С первых слов того памятного телефонного разговора, она заявила, что мой знакомый в на-бедренной повязке — это развлечение на одну ночь. Посему мама поняла, что я встала на такую скользкую дорожку, по которой можно двигаться только вниз и только на коньках. Далее по тексту шли отсутствие ответственности, лень и безразличие. В глубине души я прекрасно понимала, что мама права по всем пунктам, а потому мне становилось особенно стыдно и мерзко.

— Привет! — Буркнула я.

Надо отдать должное, Люкка прекрасно исполнял роль моего возлюбленного.

— Маргарита Федоровна? — Он прямо с порога пихнул в руке мамаши огромный букет, что та едва не уронила цветы, и, положив горячие ладони мне на плечи, подтолкнул в светлую прихожую с высокими потолками и хрустальной люстрой с сотней прозрачных висюлек.

— Как только, — он запнулся и после паузы, словно раздумывая, как назвать меня, продолжил: — Ева попросила меня приехать, то я сорвался с работы и вернулся в Город.

Имя Ева звучало так же пошло, как Женечка. Наверное, мое лицо вытянулось сильнее, чем у мамаши.

Врал он, надо признать, вдохновенно. Я стояла, как последняя дура, натянуто улыбалась и следила за тем, как мама меняется, останавливаясь на нежном снисхождении умудренной жизнью дамы. Похоже, бархатный голос и совершенная внешняя красота Лукки покорили ее, как в шесть-десят первом году первая советская ракета космос.

— Я и не думал, что наша неожиданная встреча может как-то вас с Олегом Германовичем рас-строить. — Люкка пожал пухлую папину руку, испачканную в чернилах.

Отец не признавал компьютеры и писал свои разгромные рецензии только от руки, после чего мама, нацепив на нос очки, перепечатывала их двумя пальцами на старой печатной машинке.

— Расстроить? — Мамаша округлила глаза, — да, что вы. Мы с Олегом Германовичем просто немного, — она судорожно подбирала подходящее слово, — удивились.

— Она сказала, что закроет меня дома до конца моей жизни и отнимет кредитку, — без зазрения совести громко пожаловалась я Люкке, как будто тот мог быстренько переубедить родителей не предпринимать подобные решительные шаги.

Ужин, как ни странно, прошел гладко. Люкка с чарующей улыбкой отвечал на все мамашины вопросы, незаметно и виртуозно перемешивал тонкий коктейль лжи, что все звучало сущей прав-дой. Я так врать не умела. Господи, даже от малейшей неправды у меня отнимался язык, и слова превращались в нечленораздельный лепет.

— А вы живете в Городе? — Обстреливала мама вопросами.

— Я все больше в разъездах, — улыбнулся мой гость, положив в рот крошечный кусочек мяса.

И тут же запил съеденное водой, по-прежнему сохраняя вежливое выражение на лице. Когда я попробовала отбивную, она оказалась нашпигованной жгучим перцем.

— Путешествуете?

— В некотором роде, — снова кивнул Люкка.

— А чем вы занимаетесь? Я имею в виду работу. — Не унималась мамаша.

Я чувствовала, что мне кусок не лез в горло. Папаша накачивался "под шумок" коньяком, а я боролось с позорным желанием схватить бутыль и выхлебать алкоголь прямо из горла, чтобы хотя бы чуть-чуть расслабиться.

— Я занимаюсь перевозками, — отозвался мужчина туманно.

— О, у вас свое дело? — просияла мама от собственной догадки и пригубила вина, стрельнув в Луку одним из своих очаровательных актерских взглядов.

Ее поведение становилось просто неприличным.

— Скорее я наемный работник.

От нехорошо блеснувших темных глаз у меня екнуло сердце. Мама недовольно поджала гу-бы, высчитывая про себя уровень зарплаты потенциального жениха и его перспективы карьерного роста. Судя по складке между бровей — перспективы ее не обрадовали.

— Коньячку? — Вступил в разговор отец, уже не слишком трезвым голосом.

— Пожалуй, нет, — сморщился Люкка, будто ему предложили хлебнуть яблочного уксуса.

На кухне мама без зазрения совести и совершенно откровенно заявила заговорщицким шепо-том, стараясь спрятать под густо накрашенными ресницами мечтательный взгляд:

— Он действительно хорош, но, по-моему, слишком взрослый для тебя.

— Мама! — Скрипнула я зубами.

— Скажи сколько ему лет?

Сколько ему лет? Я запаниковала, а потом выпалила наугад:

— Двадцать четыре!

Как удачно соврала, два года — отличная разница в возрасте!

— На самом деле, мне двадцать восемь, — услышали мы одновременно бархатный голос, и я за-метила, как у мамаши, разрезающей торт, дрогнула рука. — Но Ева, — отчего-то странно уменьшен-ное имя в его устах звучало до слез интимно, — боится, что вы не одобрите ее знакомство со взрос-лым мужчиной.

На красивой физиономии рисовалось лукавство, и я едва слышно зашипела в его сторону. Не оставалось никаких сомнений, что Люкка слышал каждое слово из наших тихих переговоров. От-вернувшись, я стала нарезать тонкими ломтиками лимон.

— Да, что вы, — беззаботно махнула мама ножом, перемазанным в масляном креме, — отец Же-нечки старше меня на пятнадцать лет. Просто наша Женечка, — она окинула меня недоумевающим взглядом, — сложная девочка.

Я зажмурилась и попросила про себя: "Только не говори это вслух!"

— У нее богатый внутренний мир.

Молитва все-таки не помогла.

Почему я не могу провалиться на месте или зайти в дверь чулана, а выйти уже в своей ма-ленькой знакомой квартирке с обоями в цветочек?!

— Да, что вы? — Услышала я насмешливый баритон, и тюкнула острым лезвием ножа по паль-цу. Кожу от едкой лимонной кислоты защипало, и выступила кровь. Кажется, от стыда у меня за-горели даже уши.

— Да, да, поверьте! Она очень талантлива, очень! — Продолжала меня нахваливать мама, будто продавала на рынке за сходную цену. — Вы, наверное, знаете, что после литературного института Женечка решила написать собственный роман? Бедняжка, она ведь работает над этим своим рома-ном сутками! Так переживает, что никому не дает его читать. Она говорила вам об этом?

— Нет, как-то не упоминала, — голос буквально измывался, я чувствовала, что Люкка буравил взглядом мой затылок.

— Да, да, Женечка настоящий трудоголик. В общем, стоит признаться, — щебетала мамаша, — мы уже и не думали, что она сможет с кем-то познакомиться. Ну, вы понимаете, Женечка не дур-нушка, конечно, но и не писаная красавица... — Мама осеклась, догадавшись, что ее понесло. — Мы, честно, очень переживали с папой, а тут вы... Такой... — Вложила она в единственное слово многочисленные эпитеты мужской красоты. — Знаете, она очень, очень ранимая. Она такая, — и тут мама не нашла ничего лучше, как нараспев продекламировать четверостишье собственного со-чинения: — "Возможно дура ты, но видит бог! Прекрасна, если просто приглядеться! Вблизи ты так походишь на цветок, а запах западает прямо в сердце".

"Я Пастернака не читал, но, знаю, сволочью он был известной!" Я кашлянула, чтобы запол-нить неловкую паузу.

Мама подхватила торт и унеслась в гостиную, торопясь отобрать у отца остатки коньяка и жирную грудинку, которую ему запретил врач.

Я прижалась лбом к дверце навесного шкафа, боясь даже оглянуться. Люкка встал рядом, об-локотившись о стол, и скрестил руки на груди.

— Без комментариев, пожалуйста, — сквозь зубы пробормотала я.

— Значит, день и ночь кропишь над романом? — Услышала я бархатный голос.

— Господи, хватит! Я и так сейчас умру от стыда! — Взмолилась я. Оказывается, он вниматель-но следил за моим нервным лицом, в глазах плясали самбу черти. Его губы отчего-то находились совсем рядом с моими.

И что-то случилось со мной. Как будто внутри сверкнуло, а внизу живота как-то странно за-ныло. Неожиданно нахлынула волна необъяснимого смущения.

Когда мы добрались, наконец, до моего дома, то Город накрыла темнота. Загорелись ми-риады ночных искусственных огней. Маленький двор, заставленный автомобилями, окунулся в тишину и прохладу. За обратную дорогу я не могла выдавить ни единого звука, как сломанный граммофон, и чувствовала себя хуже некуда.

Он остановился у подъезда, заглушил мотор. На этот раз он вышел, а уже через какое-то ко-роткое мгновение открывал дверцу у пассажирского сидения. Люкка нагнулся ко мне, в темноте скрылась его красота, только голос обволакивал:

— Пригласишь к себе?

Я быстро облизала губы и покачала головой, боясь даже покоситься на мужчину, чтобы не сдаться:

— Вряд ли.

Он усмехнулся и помог мне выбраться на тротуар. Поддерживая за локоть, Люкка проводил меня до подъезда. Пустой двор с одинокими тополями утопал в темноте, разбавленной лишь све-том единственного фонаря. Как-то по-особенному грустно пахло осенним холодом. Дымное небо прорезали лучи прожекторов, заменяющие звезды. Только половинка бледной луны, чуть прикры-тая ватой черных облаков, печально моргала на землю.

— Прощай, — только и сказал он.

— Спасибо.

Голос как-то нехорошо дрогнул, сердце сжалось. Неужели он даже не попытается настоять?! Господи, хоть бы поцеловал что ли! Тогда бы я растаяла и быстренько поменяла свое решение! Я совсем не хочу быть твердой!

Но он лишь усмехнулся, спрятав руки в карманы:

— Иди, а то совсем замерзнешь.

Если бы он только знал, что мурашки по открытым рукам побежали вовсе не от ночной про-хлады.

ЛЮККА

Когда он заходил в светлое фойе дома, где жил, то уже почувствовал легкое беспокойство. Внутренний голос подсказывал ему, что, скорее всего, "гости" дожидались его в гостиной, разва-лившись на диванах и попивая лучший коньяк, принесенный всего пару недель назад из Индуст-риала.

Собственно, он не ошибся. Выйдя из лифта в огромный холл, Люк увидел у своей двери двух замерших охранников, безучастных и немых, и тут же узнал в них телохранителей Оскара.

Что за неудачная неделя?! Что за паршивый день?!

Отчего-то злость на собственное невезение приобрела иное направление. В голове вспыхнул образ маленького личика Евгении, как-то смущенно отсылающей его восвояси.

Ни одна женщина. Ни разу в жизни. Не отказывала ему.

Он же знал, что красивая физиономия буквально завораживала их, гипнотизировала и застав-ляла сдаться по первому щелчку пальцев. Люкка прекрасно видел, что происходило с Евгенией на родительской кухне. Слышал бешеный стук ее сердца, видел подрагивающую жилку на шее, нерв-ный румянец, когда он называл ее Евой. Она попалась, как ребенок...

Какого же тогда ляда?!

Вместо приятного вечера, ему придется встречаться с отцом Семьи.

Оскар действительно сидел на диване, закинув ногу на ногу, и смотрел старое видение. В пустой огромной квартире громкий звук разносился злобным эхом. По горизонтальному большому экрану, стоявшему посреди гостиной, между крошечных выглядевших почти настоящими деревьями носились разноцветные трехмерные фигурки людей. Когда сигнал сбивался, то они подергивались рябью, их ноги и руки расплывались в разные стороны.

— Люк, это видение просто умора! — Оскар, не глядя на мужчину, ткнул пальцем в сторону ме-тавшихся человечков и осклабился.

— Здравствуй, Оскар, — Люк застыл в дверях, скрестив руки на груди.

— Ты не весел, друг мой? — Глава Семьи нажал на красную кнопку на длинном пульте. Экран вспыхнул и погас, разноцветные человечки исчезли.

— Не до веселья, — скрипнув зубами, согласился Люк.

На красивом лице заходили желваки, глаза прищурились.

Из кухни, жуя большой бутерброд, вышел щупленький мужчина с коротким ежиком на голо-ве. Нижняя челюсть с острым подбородком, не останавливаясь, перемалывала, как жернова, тол-стый кусок хлеба с сыром.

— Здорово, Люк, — прохрипел он.

— Здравствуй, Петр, — спокойно отозвался Люк, стараясь не выказывать своего раздражение по поводу обжорливого гостя. От Невезунчика как всегда пахло резким одеколоном, этот запах на-мертво привязался к Люку, казалось, им провоняла вся квартира.

— У меня есть работа, — Оскар изучал Люка холодным взглядом.

— Я больше не работаю, Оскар, — Люкка пожал плечами, хотя он прекрасно знал, что Главе Семейства не отказывают.

— С каких пор? — Вклинился в диалог Петр.

— С сегодняшнего дня. Думаю, о моем приговоре ты уже слышал, Оскар. Один неверный шаг и мне конец. Они меня найдут даже в Индустриале.

— Люк, — Оскар поцокал языком, — ты знаешь, я отношусь к тебе, как к сыну...

— Не смеши меня, — перебил его Люк, сморщившись, — ты платишь мне за услуги. С сегодня же дня я больше не буду работать твоим перевозчиком. Думаю, тебе нужно поискать нового курьера.

— Последний раз, — хищно улыбнулся Оскар. — Я понимаю твою обеспокоенность, сынок. Но здесь действительно ничего криминального. Просто отвезти в Индустриал к Руте глупую мелочь.

— Где Рута находится?

— О, моя милая женушка отдыхает на морском побережье, — хитро блеснул глазами Оскар.

Люк прикинул. Чтобы переместиться на побережье во второй параллели, нужно было отма-хать приблизительно девятьсот километров на юг здесь, только так он смог бы попасть в нужную точку. Похоже, Оскар не самым изящным способом пытался избавиться от него на несколько дней. Оставалось не понятным для чего.

— Хорошо, — кивнул Люк, понимая, что идти на открытый конфликт в его положении сравни-валось со смертным приговором. — Последний раз, и он обойдется по двойной стоимости.

— Спасибо, сынок. Кредиты что? Чепуха! — Оскар его сжал в объятиях и похлопал по спине. — Послезавтра Карина привезет эту вещь ко мне, вот и тронешься в дорогу. Не торопись особенно, не гони в пути. Не стоит глупо рисковать своей жизнью из-за неверных решений.

Люк быстро отстранился, услышав в словах старика вполне определенную угрозу.

Оскар суетливо засобирался на выход, для чего-то хлопая себя по карманам. Петр, дожевывая последний кусок, молча направился вслед за хозяином, как преданный пес.

— Послушай, Люкка, — как будто случайно Оскар помедлил, собираясь выйти в коридор. — Та вещь, что ты мне показывал, эта деревяшечка еще у тебя?

— Нет, — коротко соврал Люк, не моргнув глазом. — Я избавился от нее. В моем положении не стоит искать новых приключений.

— Очень мудро, сынок. Очень мудро. — Одобрил Оскар.

Петр с подхалимажем открыл для него дверь, шутливо откозыряв, старик убрался из кварти-ры.

Они вышли в длинный коридор, освещенный богатыми ночниками и устланный ковровой дорожкой, как в хорошей дорогой гостинице. Морщинистое округлое лицо Оскара моментально растеряло добродушный вид.

— Следи за ним, — коротко приказал он Петру, не отстававшему ни на шаг. — Он должен уехать из города, пока не наломал дров. Семье не нужны лишние осложнения из-за этого гребаного ангела мщения. Пока он здесь не спускай с него глаз. Провериться на юг, глядишь, успокоиться. Я же вижу, он что-то задумал...

АНАТОЛЬ

С каждым днем становилось все хуже и хуже. С каждым днем Анатоль все больше сходил с ума. Маятник, просто двадцатитрехлетний мальчишка, сбегал от него со скоростью дрессирован-ного таракана. Он прятался под плинтусами, окапывался в норках, обманывал. Анатоль бросил все лучшие кадры отдела на поиски беглеца, но все их усилия заканчивались нулевым результатом. Пока мальчишка находился в Городе, рядом с энергетическими резервуарами, его способность становилась худшим врагом хранителей.

Анатоль с тоской посмотрел на дату, отраженную на циферблате больших круглых часов, окольцовывавших запястье. Время убывало в геометрической прогрессии. Скоро третий мир дол-жен был начать свое существование, а у них не осталось ни указателя точки разрыва пространства, ни маятника способного почувствовать точное место. Альберт орал с утра до ночи, и доводил сво-его секретаря до нервной икоты. В коридорах конторы совсем перестали шутить и смеяться. Все старались побыстрее прошмыгнуть на рабочие места, а оперативники срочно отбыли на специаль-ные задания, хотя всего наделю назад новая помощница Анатоля, Грета, ходила за ними хвостиком и умоляла забрать папки для изучения "дел".

Анатоль сидел в машине, слушая, как бесконечный дождь барабанил по брезентовой крыше кабриолета. Говорили, что сейчас в Индустриале конец лета. Тепло и сухо, море свободной энер-гии и солнца. В их мире преобладали сырость, серость и постоянная борьба за энергетические кро-хи. А ему в этом году опять не дали разрешение посетить вторую параллель, чтобы отвезти туда его маленькую девочку.

Мужчина потер о рукав ловец энергии, свой отдал дочери, пришлось вытащить из шкатулки ловец умершей жены с крупным прозрачным хрусталем. Омерзительная вещь и накапливала энер-гию отвратительно. Беленький дом Анатоля, окруженный осенним садом, мок под низкими дожд-ливыми облаками. В окнах горел желтый свет, на крыльце под крышей свернулась полосатая со-седская кошка, которую нянька дочери подкармливала втихомолку.

Он так и представил морщинистое недовольное лицо женщины с поджатыми губами, всегда державшейся на расстоянии руки от его белокурого ангела. Маленькая принцесса Анатоля носила в себе редкую болезнь — она не могла ловить свободную энергию, только отбирала и впитывала, как губка, у окружающих людей. Врач назвал болезнь "инферизмом" и сказал, что дальше будет только хуже.

Домой страшно не хотелось идти, но он заставил себя заглушить мотор, подхватил кожаную папку и, впустив в теплый салон толику промерзлого холода, оставил автомобиль на подъездной дорожке, озаренной уличными фонарями. Анатоль и так возвращался по ночам, а маленькая дочь, не ложась спать, дожилась его в гостиной, зевая от усталости.

— Это я! — Позвал он, снимая с себя промокшую куртку.

— Папа! — Услышал он радостный крик дочери. Она всегда выбегала его встречать, но не сего-дня. — Иди сюда! У нас гость!

Анатоль на мгновение замер, чувствуя, как в груди сворачивается змеей липкий страх. Он сделал только один шаг, чтобы увидеть худощавую фигуру черноволосого мужчины, который, за-кинув ногу на ногу, сидел на диване рядом с его маленькой девочкой. Алиса, рассматривавшая книгу с яркими картинками, подняла голову и улыбнулась во весь рот, сиявший дыркой вместо передних зубов. На шее девочки болтались два крупных ловца энергии — один выданный ей при рождении, второй ловец Анатоля, тяжелый мужской медальон.

— Здравствуй. — Кивнул Люкка и мягко положил ладонь на узкую спину его дочери.

Анатоль почувствовал, как перед глазами поплыло. Он стоял посреди прихожей, опустив ру-ки, и трясся от страха. Пояс с энергетическими призмами он всегда оставлял в конторе, в этом го-роде, в этом мире не находилось безумцев, желавших напасть на правую руку Главы конторы хра-нителей.

— Папа! Почему ты не проходишь? — Алиса снова подняла взгляд от книжки. — Смотри, Люкка сказал, что теперь мне больше не нужно столько украшений! — Она потрясла ловцами. Радужки глаз в неярком освещение казались кроваво-красными.

Медальоны вместо голубоватого мертвенного блеска светились ярко-алыми всполохами "аг-рессивной" энергии.

— Что ты с ней сделал?! — Прошептал Анатоль и резко бросил свое неповоротливое, пухлое те-ло на противника, желая схватить его за грудки. — Что ты с ней сделал, подонок?!

Люк двигался с грацией пантеры, уже через короткий миг он обхватил Анатоля руками, словно они приходились старыми увидевшимися впервые за много лет друзьями.

— Тихо. — Прошептал Люк на ухо мужчине, ледяной холод ладони убийцы доходил до самого позвоночника. — Ты же не хочешь испугать Алису?

— Не здесь, — пробормотал Анатоль. — Пойдем в кабинет. Мы сейчас, детка, — скорчил он улыб-чивую гримасу в сторону дочери.

— Только не задерживайтесь, — попросила наивно та, перелистывая страницы без картинок.

В дверях маленькой комнаты, освещенной лишь настольной лампой, Люк с силой толкнул Анатоля в спину, что тот споткнулся и едва не рухнул на ковер.

— Ты ответишь за все! — Пробормотал Анатоль. — Если до Суда дойдет, что ты забрался в мой дом и грозил мне... — она задохнулся от не выплеснутой ярости. — Ты труп!

— Теперь рассказывай! — Приказал Люкка, глядя на поверженного противника, цеплявшегося за крышку стола, чтобы подняться.

Казалось, он не услышал угрозы. Лицо с широкими скулами и почти черными глазами скри-вилось в отвращении от вида неповоротливого увальня.

Люкка вытащил из кармана мешочек, вытряхнул деревянную стрелку на ладонь. Галочка, словно живая, подскочила в воздухе и застыла не шевелясь, подобно дротику нацелившись в лоб Анатоля. От изумления, граничившего в ужасом, тот застыл. Он даже не представлял, как выгля-дит указатель.

— Что это? — Требовательно спросил Люк, глядя на побледневшего помощника Главы конторы хранителей.

Тот открывал и закрывал рот, не в состоянии произнести ни слова. Его взгляд метался по комнате, подолгу не останавливаясь ни на одном из предметов, а потом он сделал глупое и ненуж-ное движение — дернулся к документам, лежавшим очень неудачно на самом видном месте, и вы-дал себя с головой.

Люкка отреагировал моментально, сжав стрелку в кулак, в два прыжка он уже стоял рядом и молниеносным движением выхватил папку. Внутри оказался единственный листок с личным де-лом некого Романа Белого. С маленькой цветной фотографии смотрел парень лет двадцати трех с каштановыми коротко стрижеными волосами и небольшим, в монету, коричневым родимым пят-ном на щеке.

— Кто это? — Он ткнул листом в Анатоля.

Тот молчал.

— Говори! — Ледяная ладонь прижалась к мягкому горлу, поросшему темной бородой. — Что происходит?!

Михаил чувствовал, как кожу охватывает мертвенный холод, гортань сводит болезненной судорогой. Страх пронзил каждую клеточку тела, затопил мозг, застлал глаза черной пеленой.

Он ненавидел свои губы, прошептавшие предательские слова:

— Скоро открывается новый мир...

— Что? — От неожиданной правды Люк ослабил хватку. — Что значит "новый мир"?!

— Третья параллель. — Прошептал Анатоль. — Этот мальчик — маятник, только он способен по-чувствовать, в каком именно месте откроется проход. Эта стрелка — энергетический магнит, она указывает точку расхождения пространства. Отпусти. У меня дочь.

Люк опустил руку, Анатоль схватился за шею с заметными синеватыми отпечатками пальцев и закашлялся.

— Ия права — ты монстр! — Хрипел он.

— Ии лучше знать, — Люк направился на выход.

Все, что он выяснил здесь, нужно было хорошенько обдумать.

— Я ненавижу тебя, ты сделал меня предателем!

— Послушай, приятель, — обернулся Люкка, — если ты будешь молчать, то я тоже обещаю ни-кому не говорить. Пусть разговор будет нашим маленьким секретом, — он насмехался над Анато-лем, как над несмышленым мальчишкой.

Самое ужасное, что он был прав. Стоило вызвать хранителей, чтобы те арестовали Люкку и усыпили, как бешеную собаку, как его карьере пришел бы конец.

Его шантажист уже открыл дверь, когда Анатоль с ненавистью прошипел ему в спину:

— Что ты сделал с Алисой?!

— Я спас твоей дочери жизнь, — пожал тот плечами и, не оборачиваясь, вышел.

— Ты напитал ее своей поганой энергией! — Завизжал фальцетом Анатоль, бросаясь следом. — Как она сможет жить, когда ее будет переполнять ненависть к миру?!

— Ты думаешь? — Неожиданно на лице Романова появилось недоумение. — Твое "спасибо" выше всяких похвал. Может, у нее и разовьется не слишком "светлый", — подчеркнул он с подтек-стом, — талант, но, по крайней мере, она будет жить.

Люкка ушел, испачкав грязными ботинками идеально чистую жизнь Анатоля. В бессилии тучный мужчина прижался к стене и осел на пол, закрывая лицо руками. Его плечи сотрясались от рыданий.

ЛЮККА

Решение спрятать указатель, деревянную стрелку, пришло тут же, как он услышал от Анатоля о третьей открывающейся параллели. Эта тайна хранителей была его единственным шансом снять с себя приговор. Что они отдадут за указатель? Судя по реакции его бывшего однокурсника — что угодно. Они будут готовы повесить вину на себя, лишь бы стрелка вернулась, а уж крайнего в сво-их рядах хранители всегда находили с легкостью.

Он быстро набрал на мобильном телефоне номер, который помнил наизусть еще с тех времен, когда ему казалось, что хранители — оплот справедливости и помощи. Номер застыл в его памяти, как позорное клеймо, которое было невозможно свести.

Раздались долгие гудки, потом ответил недовольный голос:

— Да.

Похоже, Люк вытащил своего собеседника из постели.

— Я все знаю. — Вместо приветствия произнес он спокойно.

На другом конце замерли.

— Послушай, Альберт, — Люк нажал на газ, рискованно обгоняя зазевавший автомобиль, — ты прекрасно знаешь, что магнитный указатель у меня.

— Что ты хочешь, Люкка? — Глава конторы хранителей даже голосом не выдал своего напря-жения. Собственно, именно он научил Люка сохранять холодную голову и вселенское спокойствие в самых паршивых ситуациях.

— Мы можем договориться. — Резко сказал Люк. — Я отдам указатель, но только после того, как твоя контора полностью возьмет на себя ответственность за инцидент за городом. Ты лучше меня знаешь, что я лишь случайный эпизод в вашей пьесе. Ты изменишь приговор, я отдам тебе вещь.

— Лукка, тебе известно — я никогда не торгуюсь.

— А еще мне известно, что ты легко подставляешь, Альфред. Найди козла отпущения, винова-того, и твоему лохматому псу Феликсу, или как его там, не придется рыть землю носом, чтобы отыскать указатель. Как понимаю, времени у вас немного, параллель скоро откроется. Мне напле-вать на ваши планы, я лишь хочу, чтобы Суд снял с меня обвинения. Подумай, Альфред, мое пред-ложение выгодно нам обоим. Завтра я жду от тебя ответа.

Не попрощавшись, Люкка отключился, уверенный, что хитрый расчетливый Альберт Штейн примет верное решение.

Под утро через тоннель Люк пересек границу двух миров, сегодня не замеченный никем. Улицы Города-дублера в Индустриальном мире пока пустовали от вечных пробок, и Люкка быстро добрался до площади трех вокзалов.

По раннему часу площадь пустовала. Солнце окрашивало сонные здания магазинов желтова-тыми косыми лучами, похоже, день обещал одарить горожан запоздалым летним зноем. Лениво проезжали редкие автомобили, большие водовозы сбивали с бордюров пыль, превращая ее в гряз-ную жижу. Шатались полупьяные бродяги, похожие на измученных сов.

Люк припарковался и быстро зашел в здание вокзала, где спустился под землю в темную не-большую комнату с камерами хранения. На одной стене серели железные дверцы сейфов для бага-жа. На каждой мигали желтоватые электронные экраны и маленькие точки лампочек. Спрятав в одну из камер мешочек с указателем, Люк сунул в щель купюроприемника бумажку с денежным знаком в тысячу рублей.

В его мире давно перестали ходить бумажные деньги, только карточки с кредитами. Никаких монет, кошельков и прочей чепухи. Отчего в отсталой параллели так мало пользовались удобства-ми цивилизации, для Люкки оставалось секретом.

Аппарат довольно заурчал, и на экранчике высветилась цифра в сто пятьдесят восемь часов. Целая неделя на то, чтобы уладить дело с Альбертом.

Люк вполне успокоенный ехал по оживающим проспектам, настроение от паршивого повы-силось до почти сносного. На улицах появлялся торопящийся народ, гудели автомобили. Город просыпался, его короткий день медленно набирал обороты, чтобы мгновенно прокрутиться и за-кончиться одной вспышкой. Неожиданно Люкка заметил указатель на улицу со знакомым названием, и лицо мужчины разрезала самодовольная ухмылка.

Никогда. Ни одна женщина. Не отказывала ему.

Резко он повернул в переулок, откуда въехал в знакомый двор, заставленный автомобилями. Девушка Евгения жила во втором подъезде, на тринадцатом этаже.

ЕВГЕНИЯ

Наверное, больше ранних пробуждений я ненавидела неожиданности. Утро ознаменовалось бесконечно долгим звонком во входную дверь. Спасти нежданного гостя от заслуженной смерти могла только новость, что в подъезде пожар. Других причин, чтобы трезвонить так омерзительно настойчиво, я не смогла найти.

Пошатываясь ото сна, я побрела в прихожую, тут же споткнувшись о брошенные посреди нее туфли. Настроение от плохого резко скакнуло вниз до откровенно злобного. Дверной глазок пока-зал пустой полутемный подъезд.

— Тьфу ты! — Ругнулась я и поплелась обратно, снова наступив на туфли.

В лодыжке что-то нехорошо хрустнуло, я взвыла от боли, схватившись за ногу, и тут опять позвонили.

Сжав зубы, я раздраженно щелкнула замком, оказывается, только закрывая его, потом про-крутила обратно и резко распахнула входную дверь, готовая вылить на утреннего посетителя поток ругательств, но так и осталась стоять с открытым ртом. Облокотившись на дверной косяк, на меня с полуулыбкой смотрел Люк, выглядевший в столь ранний час до паршивости свежим.

— Ты когда-нибудь на ночь запираешься? — промурлыкал он, бросая на меня взгляд из-под по-луопущенных ресниц.

Я хлопала глазами, от изумления не в состоянии подобрать слова, поэтому мужчина спокойно вошел, чуть потеснив меня в глубь прихожей, и тихо прикрыл за собой дверь. Я попятилась назад, снова наступив на туфлю, и сморщилась от боли.

— Доброе утро! — Насмехался Люк.

Его высокая худощавая фигура отчего-то заполнила собой все маленькое пространство.

— Ты онемела? — Кажется, он начал волноваться. — А, понимаю, утро добрым не бывает.

— Утро всегда доброе, когда я сладко сплю до обеда. — Выдавила я из себя нечто бредовое и отчего-то покраснела. — Тебя учили звонить прежде, чем нагрянуть в гости, — я покосилась на на-стенные часы, — в половину седьмого утра?

— А ты еще в постели горячая и нежная? — Одна бровь на красивом лице поплыла вверх.

— Ты издеваешься, — заключила я, скрестив руки на груди.

— Мне нравится твоя футболка, — кивнул он на мою трикотажную ночную сорочку. На этот раз на груди прыгали веселые розовые поросята в красных спальных чепчиках.

— Выметывайся! — Кивнула коротко я, тут же в душе обругав себя последними словами.

Отчего-то меньше всего хотелось, чтобы он ушел. Сердце изнывало от предательской неги.

— Хорошо, — как-то легко согласился он, поворачивая ручку на входной двери. — Как хочешь. Я просто тут подумал. Может, ты покажешь мне свой мир?

— Что?! — опешила я, вытаращившись.

— Покажи мне свой мир, — повторил он вполне серьезно.

Раздумье заняло ровно секунду, бешено бьющегося сердца унять все равно не получилось бы, как не вышло проглотить комок в горле от странного сладко-горького чувства.

— Ты на вчерашней тачке? — Деловито поинтересовалась я.

— Да. — Насторожился Люк.

— Я покажу. Только мне нужно двадцать минут на сборы. И я за рулем.

Люк заколебался, с недоверием покосившись на черную карту-ключ от замка зажигания, ко-торую крутил в руках.

— Я подожду тебя внизу. — Сдался он.

— Хорошо.

Люкка ушел, а я заметалась по квартире, как полубезумная. Наверное, быстрее меня в то ран-нее утро одевались и умывались лишь новобранцы в военных частях. Стараясь придать своему ли-цу больше лоска, я попыталась намазать ресницы тушью, но ткнула кисточкой в глаз, отчего тот заслезился, пришлось срочно смывать косметику. Пока я безрезультатно накладывала макияж вре-мени, чтобы выбрать наряд, совсем не осталось. Все красивые платья еще с начала лета валялись в стирке, поэтому, натянув джинсы и футболку, я кинулась в прихожую обуваться. Высокие каблуки приподняли меня над полом на дециметр. Оглядев себя в зеркало, обутая я ринулась обратно к шкафу и переоделась в полупрозрачный шифоновый топ. Выглядела я, как чучело огородное. Уже в лифте я обнаружила, что надела топ наизнанку и быстро стянула его, чтобы вывернуть. В этот момент лифт остановился на одном из этажей, и в кабину вошла дама с собачкой. Она сделала вид, что не обратила внимания на полуобнаженную девицу. Чувствуя себя круглой дурой и сгорая от стыда, я натянула топ обратно, не смея даже взглянуть на соседку.

С жизнерадостной улыбкой я выскользнула из подъезда, тут же подвернув ногу под при-стальным взглядом Люка, и покраснела, кажется, до корней волос.

— Ну, поехали? — Источала я жизнерадостность.

— Угу, — мужчина без особого энтузиазма протянул мне ключ.

Я уселась за руль, только сейчас обнаружив три педали вместо двух.

— У тебя не автомат, — заключила я и сунула ключ в зажигание.

Палец неопределенно заскользил по панели. Люкка опередил меня, быстро нажав на кнопку, мотор довольно заурчал. Машина, казалось, вышла с конвейера параллельного мира. Вместо при-вычных окошек спидометра и уровня топлива светились непонятные экраны с цифрами.

— Ты уверена? — Уточнил Люк.

Мы оба услышали в его голосе напряжение.

— Конечно, — легкомысленно улыбнулась я, подвигая сиденье поближе к чуть погнутому рулю. — Я же училась на механике, а ты водишь так, что я боюсь за своих родителей.

— Родителей? — Он недоуменно покосился на меня.

— Если они потеряют дочь, то не переживут.

— В таком случае, лучше мне сесть за руль. — Обреченно покачал он головой.

— Не переживай. Сегодня они не останутся сиротами, — ослепила я его улыбкой, выжала сцеп-ление и, включив скорость, резко нажала на газ.

Автомобиль взревел и буквально отпрыгнул назад.

— Осторожно! — Вскрикнул Люк, ловко хватаясь за руль и выворачивая его.

Мы остановились в пяти сантиметрах от соседского серебристого седана.

— О. — Удивилась я, разглядывая в зеркальце едва не покореженную дверцу. — Раньше со мной такого не случалось.

— Со мной тоже, — пробормотал мужчина и быстро пристегнулся. — Пристегнись. Когда ты ра-зобьешь мою машину, то ты хотя бы не вылетишь через лобовое стекло.

— Что ты, — уверила я его, щелкая замком ремня безопасности, — сейчас машин немного, так что мы отлично доедем, — и тихонечко тронулась, выруливая из двора и цепляя низким бампером бор-дюр.

От скрежета железа Люка перекосило, и он, кажется, скрипнул зубами, вероятно, проклиная минуту, когда доверил мне управление. Румянец залил мои щеки, стало страшно неуютно.

— Ведь у тебя машина застрахована? — На всякий случай поинтересовалась я, набирая скорость и стремясь к шумному потоку автомобилей на широкой улице.

— Переключись, пожалуйста, на вторую, — попросил меня Люк, игнорируя вопрос.

Я влилась в стройную шеренгу разноцветных авто и с удовольствием нажала на газ. Послуш-ная машинка резво набирала скорость.

— А теперь на третью, — посоветовал Люк загробным голосом.

Как ни странно до места мы добрались без особых приключений. К середине пути Люк даже немного расслабился и позволил себе отвлечься от дороги. Надо сказать, он сохранял напряженное молчание, его рука все время дергалась к рулю, когда я проносилась в рискованной близости от припаркованных автомобилей.

Я привезла его к огромному старому парку, недалеко от дома моих родителей. Именно здесь проходило мое детство, на детской площадке, где в песочнице мы с подружками лепили куличи. По длинным зеленым аллеям я каталась на трехколесном велосипеде, а потом, повзрослев, на од-ной из белых выкрашенных лавочках впервые поцеловалась. Когда я закрывала глаза, пытаясь ус-покоить расшалившиеся нервы, то представляла именно этот парк.

— Это? — Люк недоверчиво разглядывал огромные раскрытые настежь решетчатые ворота.

— Ты же просил показать мой мир, — объяснила я, припарковываясь, — он начинается отсюда.

Я заглушила мотор.

— Признаться, — хмыкнул Люк, покосившись на меня, — не думал, что ты воспримешь мои сло-ва буквально.

— Отлично, — скривилась я. — Ты разбудил меня в половину седьмого и желаешь, чтобы я тебя развлекла на полную катушку. К твоему сведению, в такое время в Городе позавтракать негде. За-крыты даже забегаловки.

Он только улыбнулась и, выйдя, потянулся.

— Пойдем? — Позвала я. — Природа — это хорошо.

Парк дышал свежестью и утром. Шелестели деревья, солнце раскрашивало выметенные до-рожки кружевным узором тени. На траве блестела роса, и как-то по-осеннему грустно пахли рас-пустившие на клумбах астры. По аллеям бодрой рысцой бегали сонные приверженцы здорового образа жизни, как один сильно утомленные ранним пробуждением и физической нагрузкой. На полянке носились разномастные собаки, а их хозяева, сбившись в стайку, обсуждали последние сплетни, изредка окрикивая расшалившихся питомцев.

Люк шел рядом со мной с постным выражением на скуластом лице.

— Чего-то не вижу энтузиазма, — я чувствовала, что все шло не так.

Никакой тебе романтики, а живот перестало сводить сладкой волной. Голова раскалывалась, накатывало запоздалое утреннее недовольство и желание глотнуть кофе.

— Я не любитель прогуливаться, — признался он.

— Ну, извините, — ощетинилась я.

— Ладно, спаси свое свидание сам, — усмехнулся он и взял меня за руку.

От его горячей ладони от кончиков пальцев до самого плеча закололо, как от электрического разряда. Моя ладонь тут же стала влажной.

— У нас свидание?

Он потащил меня туда, где за деревьями и плотной стеной подстриженных кустов пряталась залитая солнцем полянка с деревянными выкрашенными в разные цвета фигурами животных, по-ставленными для утехи детей.

— Назовем это так.

— Тогда почему ты завалился ко мне без цветов и шампанского? — Буркнула я.

Он внимательно посмотрел мне в глаза:

— Это просто свидание, а не соблазнение.

— Спасибо предупредил, — все сильнее злилась я, — теперь буду знать. Когда в следующий раз заявишься с охапкой роз и ящиком вина, претворюсь, что дома никого нет, и не открою дверь.

— Откроешь, конечно, — едва улыбнулся он, убежденный в своих словах.

Господи, конечно, открою, вернее, скорее всего, забуду с ночи запереться. Кто бы спорил?! Но зачем так откровенно?

Люк нашел самое солнечное место и улегся на траву, увлекая меня за собой. Я неловко при-села, пока он с удовольствием растянулся, закинув руки за голову. Я себя чувствовала героиней дешевой мыльной оперы. Между тем, не произнося ни слова, мужчина закрыл глаза, буквально через минуту молчания его грудь стала подниматься спокойно и размеренно. Похоже, наглец просто заснул! Невероятно!

— Сегодня не получилось поспать, — не открывая глаз, пробормотал он. — Чувствую себя вымо-танным. Здесь хорошо, людей мало, энергии много. Все-таки не плохая идея приехать сюда. У тебя отличный мир, когда не видишь пробок и бумажных денег.

Я ни черта не поняла из его объяснения, но сильно обрадовалась, что не ввела мужчину своей мечты в такую тоску, что он захрапел в середине разговора.

Он перевернулся на бок, подпер голову локтем и стал внимательно изучать мелкие цветочки на моем полупрозрачном топе. Я почувствовала себя страшно неуютно и для чего-то, словно это могло помочь выглядеть не так вызывающе, поправила глубокий вырез.

— Значит, ты пишешь книгу, — задумчиво произнес Люк.

— Э-э-э, — замялась я, — ну, нечто в этом роде.

— И сколько злодеев уже мертво? — Он мельком глянул на меня.

— Ну, — я судорожно подбирала слова, — пока нисколько, если честно. Я пока в стадии изучения методических пособий.

Тут же вспомнилась высокая стопка фантастических романов на журнальном столике и еще большая глянцевых журналов.

— И как успехи? — Похоже, мое замешательство его сильно веселило. Темные глаза засвети-лись смехом.

— Ну, кое-какие выводы я уже сделала. Например, что сейчас очень модно описывать главных героев всемогущими монстрами. К примеру, кот с головой орла или орк с зеленым лицом. Чем чуднее, тем лучше. Сложно найти оригинальность там, где все уже придумали, не дождавшись твоей гениальной книги.

— Ты тоже пишешь о монстрах? — Неожиданно его пальцы стали играть с жемчужной пугов-кой на моем топе.

— Нет, я думаю, уродства хватает и в обыденной жизни. В моем романе идеально красивый главный герой. Он будет плохим парнем, и в него обязательно влюбится какая-нибудь глупышка. Он ее станет спасать и тоже увлечется ей. Она окажется сплошным наказанием и магнитом для неприятностей. А еще будут параллельные миры, — вдохновенно сочиняла я.

— Параллельные миры и любовь к плохому парню? Очень любопытно, но избито. — Он изогнул одну бровь.

Его рука медленно досчитала все пуговки и добралась до завязки, стягивающей лиф. Пальцы осторожно играли с тонкими лентами, и, кажется, стук моего сердца разносился по всему парку.

— И что, ни одного вампира? — Задумчиво спросил Люк и дернул за ленты завязки.

Узелок как по мановению волшебной палочки распутался.

— Э-э-э, ни одного вампира... — я запнулась, покраснев. — Ты же говорил, что это свидание, а не соблазнение...

— Я передумал, — прошептал он и медленно потянул завязки, что мне пришлось нагнуться.

Голова пошла кругом, и улетучились все мысли. Его губы были мягкими и требовательными. Казалось бы, лишь мимолетное касание, легкий общий вздох, а мое тело сковала невыносимая сла-дость. Я даже не поняла, как он опрокинул меня за спину.

-Ки-и-и-ки-и-и-и! — В мои туманные грезы безжалостно ворвался вопль высокого сопрано.

Я шарахнулся от Люка, как от чумного, тут же усевшись. В трех шагах от нас появилась дама в розовом со стразами спортивном костюме, в руке нежданная гостья на нашем маленьком празд-нике держала белый поводок. Она подозрительно покосилась на меня, покрасневшую и смущен-ную, потом на довольно ухмылявшегося мужчину и поинтересовалась:

— Вы рыжего дога не видели?

Какого, к черту, дога?!

— Побежал за те кусты. — Махнул Люк рукой на другой конец поляны.

В отличие от меня, похоже, он все прекрасно видел, слышал и подмечал. Острое чувство раз-очарования сломало волшебство момента. Дама направилась разыскивать потерявшуюся собаку, а я трясущейся рукой схватилась за сумочку и долго рылась в ней, выискивая сигареты, под при-стальным взглядом Люкки. Наконец, пачка нашлась между давно прочитанной книжкой, расческой и мобильным телефоном. Все еще дергаясь, я поспешно прикурила и выдохнула ментоловый дым.

— Чего ты так на меня смотришь? — Буркнула я.

— Зачем ты куришь? — От его внимательных взоров хотелось повеситься, так было неудобно.

— Это успокаивает меня.

Он спокойно забрал у меня сигарету и выкинул подальше.

Я было открыла рот, чтобы возмутиться, но Люк прижал палец к моим губам и тихо прошеп-тал:

— Не кури.

Его горячая ладонь легла туда, где находилось солнечное сплетение. Невыносимый жар пронзил до самых легких. Я с ужасом смотрела в его пристальные темные глаза и желала убежать, но тело отказывалось шевелиться. Сейчас его рука казалась магнитом, удерживающим меня на месте в одном положении. Через несколько секунд все закончилось, он удовлетворенно кивнул, улыбнувшись, и мягко произнес:

— Я говорил, что лучшие друзья девушек — это украшения, а не сигареты.

— Кофе было бы неплохо, — проворчала я.

Непонятный страх все еще растекался по венам и артериям.

Неожиданно лицо мужчины стало серьезным, резким, даже отстраненным. Он что-то разгля-дывал за моей спиной, а потом встал.

— Пойдем! — Холодно приказал он и дернул меня за руку, поднимая.

Мы быстро шли по аллеям парка в гробовом молчании, а я не могла понять, что произошло. От смущения я не смела выдавить из себя даже слова. Люк открыл дверцу машины и буквально запихнул меня в салон, сам сел за руль.

— Пристегнись! — Коротко бросил он, заводя мотор.

— Люк, что произошло? — Не выдержала я, чувствуя, как к горлу подступает горький комок слез.

Не хватало еще разреветься в машине этого хама!

— Ничего. Мы возвращаемся домой. — Бесцветно отозвался он.

Люк сосредоточенно гнал, играя на оживших улицах в "пятнашки" с соседними автомобиля-ми, словно действительно куда-то сильно торопился.

Он высадил меня у подъезда и, коротко кивнув, нажал на газ, что завизжали колеса. Испу-гавшись, в панике забрался на дерево полосатой кот соседки бабы Кати, откуда разглядывал ма-шину круглыми желтыми глазами. Надо думать, что у меня в тот момент были такие же глаза: большие и круглые, покрасневшие от навернувшихся слез. Вот так тебе и свидание с соблазнени-ем!

Я все еще стояла на тротуаре, теребя ремешок сумочки, когда неожиданно автомобиль Люка влетел обратно во двор, снова шуганув кота, только-только набравшегося смелости спуститься на землю. Машина остановилась рядом со мной, стекло медленно опустилось вниз. Темные глаза Люкки осмотрели меня с макушки до кончиков туфель, мужчина растянул губы в ленивой улыбке:

— Ты просто прелесть. Не откажешься в следующий раз показать, что еще есть в твоем мире?

От изумления я даже плакать передумала. От резких перепадов настроения Люкка меня тряс-ло и ввергало в тоску. Вместо того чтобы послать подлеца куда-нибудь подальше, к примеру, на северный полюс, я нагнулась и, игриво поцеловав его в губы, прошептала:

— Конечно. Только не пропадай надолго.

И он уехал.

Черт возьми, я была готова вручить ему ключи от своего сердца и от квартиры, а он за все ут-ро ни разу не назвал меня по имени.

ИЯ

Ия напряженно следила за большим мрачным домом, спрятанным на самом краю северного района. Над остроконечной крышей виднелась стена желто-красного леса, окружавшего весь Го-род. Окна, закрытые занавесками, казались неживыми. На когда-то белых стенах, обшитых пане-лями, темнели грязно-желтые влажные кляксы, и жалобно свисал поломанный посередине дожде-вой желоб. Девушка продрогла, желая немного согреться, она завела машину, взятую взаймы у брата, и тревожно посмотрела на экран с уровнем заряда, который мигал красным. Не хватало, чтобы у нее разрядился мотор, и тогда из городской дыры пришлось бы добираться пешком — де-нег на такси не было ни одного кредита. День минул свою половину, а хозяин дома не думал появляться, и девушка совсем отчаялась.

Неожиданно дверь распахнулась, и на крыльцо вышел высокий мужчина в короткой кожаной куртке и направился к припаркованному на обочине дороги дорогущему автомобилю, сильно заляпанному грязью, ведь подъезд в район знаменовался выбоинами, лужами и отсутствием современно дорожного покрытия. Ия выскочила из машины, громко хлопнув дверцой, и поплотнее запахнуло пальто — промозглый осенний холод студил.

— Феликс! — Позвала она, торопясь за мужчиной.

Тот даже не оглянулся.

— Феликс! — Она нагнала его и схватила за рукав.

Мужчина резко оглянулся, не сразу узнавая Ию. Выглядел он измотанным и осунувшимся, под воспаленными от недосыпа глазами темнели бессонные мешки.

— Привет, — Ия замялась.

— А, привет, — Феликс открыл автомобиль и улыбнулся одними уголками губ. — Уже привыка-ешь к новой жизни? Слышал, что тебя позвали в судейский секретариат?

— Слушай, Феликс, я поговорить хотела, — призналась Ия.

— О чем? — Он уселся за руль, очевидно, не собираясь продолжать на его взгляд бессодержа-тельных бесед.

— Я знаю, что ты сейчас ищешь вещь, которую украл Люкка Романов.

Лицо Феликса превратилось в непроницаемую маску, он так резко хлопнул дверью, что Ии ничего не оставалось делать, как отступить на шаг. Она тут же постучалась в стекло, которое мед-ленно опустилось. Мужчина смотрел холодно и безразлично. Набрав в легкие побольше воздуха, Ия затараторила, боясь, что он уедет, так и не дав ей высказаться.

— Послушай, Феликс. Я знаю, это против правил, это приговор Суда. Я все это знаю и рада, что контора отделалась такой малой кровью. Я... — она запнулась. — Он разрушил все мои планы и мечты. Мне надо, я хочу найти его вместе с тобой и вернуть пропавшую вещь. Я хочу, чтобы кон-тора знала, что мне можно доверять. Возможно, они пересмотрят приговор. Понимаешь?

— Нет. — Феликс резко тронулся, плеснув на брюки Ии грязью из-под колес.

Она осталась стоять на дороге, кусая губы, чтобы не разреветься.

— Я хочу отомстить!!! — Заорала она через ком в горле. — Я хочу, чтобы этому подонку было так же плохо, как и мне!

Вероятно, водитель услышал ее отчаянный крик и сдал назад. Феликс глянул на нее почти насмешливо.

— А как же добро и справедливость? — Спросил он. — Как же девиз хранителей — "мы боремся за свет"?

— Ты знаешь, и я теперь знаю, что нет никакого света! — Жестко произнесла Ия, глядя в синие глаза мужчины. — Я не смогу дальше жить, понимая, что он остался безнаказанным.

Феликс отвернулся, некоторое время он молчал, рассматривая лес в конце извилистой улицы, а потом грубовато произнес:

— Садись в машину.

Впервые на проходной в здании конторы хранителей у Ии забрали идентификационную кар-ту. Шагая по пустым, таким знакомым коридорам она почувствовала себя чужой, выкинутой из всего того, что было ей дорого и важно.

— Заходи. — Не стучась, Феликс открыл перед ней дверь в кабинет Главного конторы и пропустил вперед.

Альфред сидел за столом, отвернувшись к большому окну. Без включенного света кабинет утопал в осенней серости.

— Я просил приехать с утра. — Не поворачиваясь к посетителям, недовольно произнес Альф-ред.

— Я ждал новостей о его перемещениях в пространстве между параллелями. — Спокойно, не испугавшись тона начальника, объяснил Феликс и уселся на привычное место на диване. Ия оста-лась стоять в дверях, не решаясь пройти дальше, и нервно теребила пуговицу на расстегнутом пальто.

— И как? — Сдержано спросил Глава.

— Пока отдел молчит, но я знаю, у кого еще можно спросить. Что с маятником?

— Тоже ничего. Анатоль сегодня не вышел на работу...

Альфред резко повернул кресло, увидев Ию, он сморщился.

— Что она здесь делает?

Щеки Ии загорелись, она с надеждой посмотрела на Феликса. Тот сохранял непроницаемое спокойствие.

— Мы говорили, что мне нужен помощник в этом деле, чтобы ничего не упустить. Пусть будет она.

— Суд запретил ей работать в конторе, — опроверг Альфред, поджав губы.

— Официально запретил, — поправил его Феликс. — Но никто не мешает ей стать добровольной помощницей. Ия специалист по чтению энергетических следов. Это то, что нам сейчас нужно, чтобы понять, куда перемещался Романов в последние два дня.

— Я справлюсь! — С жаром заверила Ия.

Сейчас, когда надежда светилась на ее небосводе яркой звездой, ей не хотелось прощаться с ней так быстро.

Альфред помолчал, а потом вздохнул:

— Ну, хорошо. Возможно, оно и правильно. Проходи, Ия, садись.

Девушка уселась на самый краешек дивана рядом с Феликсом и во все глаза смотрела на Гла-ву конторы, чувствуя, как повлажнели ладони.

— Он знает все про указатель и про третью параллель, и про маятник тоже. — Хмуро продол-жил разговор Альфред. — Он набрался наглости и позвонил мне ночью. Люкка пытается торговать-ся, он хочет, чтобы мы взяли на себя ответственность за инцидент.

— Ты же понимаешь, что, если мы сделаем подобное, то люди перестанут верить хранителям. — Бесстрастное лицо Феликса неожиданно пошло гневными пятнами. — Если хранители нападают на мирных граждан, то и ждать от нас ничего хорошего не стоит. Город и так волнуется.

— Да, знаю я все! — Ия удивилась, что под внешним спокойствием Главного оказывается бу-шевало страшное раздражение. — Поэтому я хочу, чтобы ты нашел указатель. А потом избавил ме-ня от этого... — он шумно вздохнул. — Мальчишка, перешел все границы.

Ия притихла, опешившая.

— Я даю тебе право решать самому, как лучше действовать. — Альфред сжал кулак, что побе-лели костяшки пальцев. — Держи.

На колени Феликсу упала зеленая пластиковая карта с большим золотым кругом посередине — эмблемой хранителей. У Ии была такая же, когда она работала помощницей Анатоля, только белого цвета. Зеленый пропуск открывал любые двери первого мира. Мужчина кивнул, разглядывая карточку, и встал.

— Пойдем, Ия.

— Куда мы? — девушка едва успевала за Феликсом, отчаянно стуча каблуками по линолеуму коридора.

— Получить ответы на некоторые вопросы. — Мужчина криво улыбнулся ей. — Не отставай.

Они вышли из здания под моросящий дождь. Осень этого года налетела внезапно, холодной волной обдала город, закрыв солнце серыми тучами. Погода словно вторила душевному состоя-нию Ии.

Быстро забравшись на переднее сиденье, Ия пристегнулась.

— Ты должна знать. — Феликс выехал на оживленную площадь, проигнорировав знак запрета проезда. — Должна понимать, что происходит на самом деле.

Девушка внимательно прислушалась, чувствуя, как от волнения затрепыхало сердце.

— Полгода назад мы обнаружили раскол пространства. Сначала отдел исследований решил, что это очередной провал между первой параллелью и Индустриалом, не придал значения, но сле-дить продолжил. И тут выяснилось, что энергия, проникающая из трещины, имеет другое свойст-во, нежели энергия дублера. Она была чистая, сильная, буквально живая вода для умирающего. В том месте, где она просачивалась, даже деревья пошли буйным ростом. Одной капли было доста-точно, чтобы наполнить самый крупный ловец на две недели.

— Невозможно. — Потрясенно прошептала Ия и покосилась на медальон у себя на шее.

Он едва поблескивал, уже разряжаясь, а ведь она ходила в резервуар в утро перед судом. Ко-гда энергия в ловце заканчивалась, то наступало страшное недомогание, головная боль, сонли-вость — все то, что в их мире называли "энергетическим голодом". Ей снова придется отстоять длинную очередь, чтобы вернуться очень скоро. Замкнутый круг, поводок, на который к Городу привязывались все жители.

— Возможно. — Спокойно подтвердил Феликс. — Если построить передатчики в новом мире, то можно качать энергию оттуда. Она совсем не похожа на потоки Индустриала. Понимаешь? Оттуда идут смешенные волны, их приходится фильтровать, пропускать через датчики... Да, что я тебе рассказываю, тебя этому учили в Академии. — Внезапно раздражаясь, буркнул он.

— И что дальше?

Феликс помолчал.

— А дальше разлом закрылся. Захлопнулся, как крышка, не оставив и следа. Потом через пару дней появился новый, но уже в другом месте и так же быстро закрылся. Его появления были хао-тичны и непредсказуемы, пока окончательно не закончились. Два месяца назад всплеск повторил-ся недалеко от Лесанска, и тогда контора решила действовать наверняка. Исследовательский отдел сумел перехватить пару капель и сделал указатель — стрелку, магнит. Она впитывает в себя энер-гию и благодаря этому может указать место разлома.

— Почему он мог убить меня? — Тихим голосом спросила Ия, пряча глаза.

— Я же говорю, он впитывает энергию. Притом любую. Ты забрала стрелку в Землицком, до тебя указатель везли и другие курьеры, но они оказались слишком любопытны, вытаскивали его... и тут же теряли все силы. Сердце не выдерживало...

— А Романов? — Озадачилась Ия. — Почему он жив?

— Слишком силен, подлец. — Скорчился Феликс, сжав губы в тонкую линию. — Такого так просто не прикончишь. Он и ловец свой носит только для того, чтобы от других не отличатся. Природа наградила его внутренним ловцом. Помню, все преподаватели в Академии восхищались его ресурсами.

— Отчего монстрам всегда так везет в жизни? — Ия вздохнула. — Что такое маятник?

— Маятник? — Феликс резко повернул на узкую улочку с выстроившимися по обеим сторонам дороги автомобилями и снизил скорость. Колеса зашуршали по брусчатке.

Здесь сияли яркие огни увеселительных заведений. У дверей одного из баров попыхивали сигаретами громко хохотавшие бритые парни в нелепых ярких куртках и с шарфами известного спортивного клуба на бычьих шеях.

— Маятник — просто мальчишка, но он имеет способность чувствовать новый поток энергии. Отличает их вкус и запах, он энергетический сомелье. И сейчас он прячется от нас.

— Почему? — Удивилась Ия. — Ведь все это во благо людей, для всей параллели!

— Ты такая наивная, девочка. — Феликс растянул губы в ленивой улыбке, в его чуть вытянутом вечно хмуром лице проявились неожиданно мягкие привлекательные черты. — Ты все еще думаешь про мир во всем мире...

— Я? — Девушка запнулась, покраснев.

— А вот Роман Белый не думает!

— Неужели нельзя сделать новую стрелку или найти новый маятник?

— Из трех миллионов жителей Города нашелся только один человек, обладавший редкой спо-собностью различать потоки. — Терпеливо объяснил Феликс. — Стрелку можно сделать, но нужно дождаться нового излома, и, вполне вероятно, он будет последним. Потеряем время, можем поте-рять все.

Ия не нашлась, что ответить. В ее мире наступит хваленая гармония, когда не станет челове-ка, разрушившего его.

Феликс остановился рядом с темно-зеленой неприметной дверью, на стене висела маленькая вывеска: "У Катрины". Возле урны в беспорядке валялись сигаретные окурки. На небольших оконцах, наглухо закрытых темными портьерами, стояли кованые решетки.

— Сиди в машине. Закройся. — Приказал Феликс.

Он скрылся в заведении, и зеленая дверь яростно хлопнула за ним. Ия нервно нажала на кнопку блокировки и поглядывала по сторонам. С наступлением сумерек на улице еще ярче засве-тились вывески. Людей явно прибавилось, прохожие торопились скрыться в барах. Им на замену вываливались полупьяные посетители. Рядом с машиной прошлись фанаты спортивного клуба, и один из них игриво постучал по стеклу, что Ия сжалась, зажмурившись. Проведя в одиночестве ровно пять минут, она не выдержала нервного напряжения и выскочила на улицу, а оттуда быстро зашла в бар.

Маленькое помещение утопало в интимном полумраке. На крохотных круглых столиках, за-крытых бархатными скатертями, подрагивали свечи. На стене за большой барной стойкой из крас-ного дерева поблескивал стройный ряд бутылок с напитками. В углу стоял экран, по которому беззвучно носились крошечные человечки. Ия не увидела ни персонала, ни клиентов, и сильно удивилась.

Постояв в нерешительности, она осторожно двинулась в сторону закрытой двери, где висела табличка с надписью "вход только для персонала". Девушка оказалась в длинном коридоре, в кон-це которого из-за занавески из длинных бисерных висюлек горел свет. Чем ближе она подходила, сгорая от страха и проклиная себя за неожиданную вспышку смелости, тем сильнее ощущала слад-ко-горький дурманящий запах, отчего кружилась голова.

Он резко раздвинула занавеску и встала, как вкопанная.

В комнатке стоял большой круглый стол с маленькими чашечками на белой скатерти и валя-лись разбросанные игральные карты. У стены с закинутыми за голову руками, спинами к входу застыли пятеро мужчин. На диванчике словно сова хлопала глазами испуганная заплаканная официантка в дешево коротком черном платьеце. Рядом с ней, опустив взгляд в пол и схватившись за голову, сидел бармен.

Здесь запах стал сильнее и резче, от необыкновенного аромата потекли слюни. Внезапно де-вушка поняла: это был аромат кофе! Кофе, чай, шоколад, какао, натуральный сахар — любые нарко-тические энергетики — все, что пробуждало всплески неуправляемой энергии, дарило ощущение небывалых сил и собственного могущества в первой параллели находилось под строгим запретом. За хранение — срок, за употребление — срок. Ия знала, она хорошо учила в Академии статьи закона. Конечно, будучи студенткой, как и все ее однокурсники, она однажды пробовала кофе, горький коричневый порошок, который нелегально привозили из Индустриала и варили в маленьких каст-рюльках, называемых турками. То ощущение полета и радости до сих пор будоражило воображе-ние. Ия усмехнулась про себя, зато похмелье на следующее утро оказалось таким сильным, словно она одна выхлебала из горла бутылку алкоголя. В этом заведении нелегально подавали запрещен-ные напитки. Оставалось непонятным, почему хранители все еще не прикрыли "лавочку".

Тут девушка услышала болезненный вопль, доносившийся из соседнего помещения, и рину-лась туда. Испуганный взгляд метнулся к светильнику, дарившему приглушенный свет, спустился по черной стене до дивана полукруглой формы, где, откинувшись на подушки, прикрывал голову руками щупленький мужичок. Его пальцы блестели от крови, мужчина тихо скулил. Над ним нависал Феликс с яростным перекошенным лицом, длинные пряди светлых волос выбились из хвоста и теперь свисали. Ия попятилась назад, прикрыв рот ладошкой. Услышав шорох, Феликс резко обернулся и прорычал:

— Я сказал, чтобы ты ждала в машине!

— Я... да... уже ухожу! — Пролепетала девушка и для чего стала теребить длинную косу.

Неожиданно мужичок подскочил на месте и с тонким женским визгом бросился в сторону Ии. Феликс ловко схватил его за шкирку, останавливая. Тот не удержался на ногах, рухнул на спи-ну, ударившись о диван, и снова вскрикнул:

— Отпусти, зверь!!! Отпусти!!! Он вчера к вашему Анатолю забрался! А сегодня в Индустриал с самого утра смотался, еле успел за ним прыгнуть. Хорошо призма с собой была...

Феликс приготовил кулак для удара.

— Нет! — Мужчина сжался в комочек. — Это правда!

Ия почувствовала, как желудок сворачивает узлом, а к горлу подступает тошнота.

— Он там с девкой какой-то гулял, а потом меня заметил и быстро вернулся в параллель.

— Где он еще был, Петр? Говори, иначе будет хуже! Статья за кофе тебе уже светит! — Феликс присел рядом с Петром и схватил того за грудки. — Где. Он. Был. Еще? — Повторил он, отделяя ка-ждое слово.

— Он ездил на вокзал в Индустриале, в камеры хранения...

Феликс резко посмотрел на испуганную Ию. Догадка пришла к ним одновременно, как вспышка. Они оба поняли, куда Люкка Романов спрятал указатель.

Мужчина брезгливо оттолкнул Петра, и тот, скуля, словно шавка, стал отползать.

— Пойдем. — Схватив Ию за локоть, Феликс потащил девушку на выход.

Кажется, вздохнуть она смогла только в машине, когда они выехали из узкой улочки. Не гля-дя на нее, мужчина набрал на мобильном телефоне номер и четко произнес:

— Улица Красных фонарей, дом пятнадцать. Там притон, переполненный энергетиками. Разберитесь.

Он отключил вызов и задумался, сжав губы. Руки твердо держали руль, Ия увидела на рукаве кожаной куртки засохшее пятно крови.

За окнами мелькали огни, пока Ия с Феликсом находились в баре, город накрыла скорая осенняя ночь. Мелкие капли усеивали стекло бриллиантовыми крошками и размазывались в гряз-ные линии, исчезая под мелькающими "дворниками".

— Не испугалась? — Неожиданно тихо спросил Феликс, не глядя на Ию.

Та поспешно замотала головой, сжав руки в кулаки.

— Испугалась. — Кивнул мужчина. — В первый раз всегда страшно.

Он привез ее многоэтажному дому, где Ия ютилась в двухкомнатной квартире с родителями и семьей брата. Феликс остановился у подъезда, освещенного единственным фонарем. Пустая стоянка поблескивала влажным дорожным покрытием.

— Нам нужно попасть в Индустриал.

Ия теперь кивнула. Она не могла выдавить из себя хотя бы короткого нечленораздельного звука.

— Завтра. Я заеду с утра.

Она снова мелко закивала.

— Ты была когда-нибудь во второй параллели? — Теперь отрицательное мотание головой. — Те-бе там понравится. Ты сможешь зарядить ловец.

Феликс сжал между пальцами ее медальон и погладил гладкую поверхность.

— Отдыхай сегодня. Думаю, указатель вполне подождет несколько часов и некуда не денется, если мы немного отложим переход. Романову все равно ничего не скажут, Оскар никогда не при-знается ему, что приставил к любимчику человека. — Рассуждал скорее для себя, нежели дли Ии Феликс. — Этого он не допустит.

Мужчина выпустил из рук ловец Ии, и медальон звякнул, ударившись о пуговку на блузке. Ия быстро выбралась наружу, а когда заходила в подъезд, то помахала Феликсу рукой.

Она очень устала сегодня. Шок и потрясение все еще играли в ее крови. Наверное, добро должно быть с кулаками. Наверное.

Сильный ветер разогнал, наконец, тучи, и день засветился солнцем. Улицы вспыхнули чер-вонным золотом деревьев, а в лужах по-весеннему резвились воробьи, удрученные в дни непогоды. Ия была рада выскользнуть из переполненной семейным гомоном квартиры, как только Феликс приехал к подъезду. Туристические путевки во вторую параллель стоили непомерно дорого, рядовой хранитель не мог себе позволить такого отдыха, а потому девушка сильно нервничала, ей впервые предстояло перейти границу. Она много слышала от подруг, предпочитавших отдых в Индустриале, что мир очень походил на первую параллель, но и сильно отличался. Время в нем отставало на несколько недель, так что Ия специально надела куртку полегче. И энергия плавала буквально в воздухе, ведь люди в Индустриале вырабатывали ее, как генераторы.

Феликс пребывал в почти сносном настроении и коротко улыбнулся ей, когда девушка ловко уселась на пассажирское сиденье, щелкнув ремнем безопасности.

— Кошмары не снились? — Спросил он, усмехнувшись.

— Как ни странно, — легкомысленно улыбнулась Ия, — я спала, как убитая. Наверное, в притоне надышалась кофе.

— Наверное, — кивнул Феликс.

Положительно, он начинал нравиться Ие. Сегодня, когда он побрился и расчесал волосы, со-брав в аккуратный хвост, мужчина выглядел вполне привлекательно.

Они подъехали к Центру Пересечения. На входе Феликс показал зеленую карту, и их пропус-тили без лишних вопросов или недовольных взглядов охраны. Центр представлялся настоящим ульем. Ия следовала за Феликсом, крутя от любопытства головой. В холле рядом с окошечками, куда сдавали документы для визы, змеились две длинные очереди. По широким коридорам носи-лись хранители с папками документов. Озабоченные люди толпились и переругивались у дверей в кабинеты, ожидая собеседования с инспекторами по перемещениям.

Здесь находился единственный пункт города по перемещению между мирами. Без визы по-пасть в Индустриальный мир было невозможно. Получение разрешений занимало не меньше двух недель, и давались они не каждому. Мало ли, что именно человек решит притащить обратно — хотя бы пачку кофе, продававшееся в Индустриале в любом продуктовом магазине. Прибывших и от-бывавших туристов досматривали, придирчиво разглядывали документы.

— Послушай, — Ия снова едва успевала за своим спутником, — каким образом Люкка Романов так легко переходит границу?

— Это одна из его способностей. Первую, я думала, ты лицезрела во время стычки. — Пожал плечами Феликс и, извинившись, потеснил в коридоре полнотелую даму.

Ия, конечно, задела ее плечом, за что заработала презрительное цоканье языком.

— Он может легко перемещаться в пространстве, — продолжил Феликс.

— Вот урод! — С чувством выдохнула Ия. — Почему его еще не арестовали за незаконное пере-сечение границы?

— Ия, — Феликс усмехнулся, — все знают, что Романов скользит без разрешений и виз, но никто его не может поймать. Ты же знаешь, не пойман — не вор.

— Хорошо устроился, — ворчливо буркнула она, чувствуя, как в боку закололо.

— Согласен. Удачлив, мерзавец. Шевелись, отряд уже ждет.

На лифте они спустились в подвал. Когда двери отворились, то Ия увидела огромный ярко-освещенный зал прибытия. Толкался нагруженный багажом народ, стоял шум и гвалт, перекры-вавший даже голос, льющийся из динамиков. Помещение разделялось стеклянной стеной, и у каж-дой двери дежурили хранители, тщательно рассматривавшие чемоданы и сумки под сканерами. На больших горизонтальных экранах отражались объемные картинки содержимого. За толстой перегородкой стояли будочки, где пассажиры показывали свои идентификационные карты и визы. Ия увидела, что разъезжающиеся двери на далекой противоположной стене.

— Это ворота. — Перехватив ее заинтересованный взгляд, объяснил Феликс.

Как раз в этот момент, ворота, похожие на двери лифта, разошлись, выпуская наружу очеред-ную порцию прибывших. Голос в динамике назвал кого-то по имени и настойчиво потребовал встретить потерявшегося туриста.

— Не зевай. — Феликс подхватил ее под локоть и увел через пластиковую дверь с надписью "посторонним вход запрещен" в ярко-освещенный, отделанный серыми панелями коридорчик. От тишины царящей здесь после гвалта зала у Ии зазвенело в ушах.

Они достигли еще одного ярко-освещенного зала. Здесь не было ни перегородок, ни хмурых контролеров. По стенам до самого потолка мигали лампочками приборы, перед ними, внимательно изучая показания, сидели серьезные молчаливые люди. Тишину нарушали лишь жужжание вентиляторов и стук клавиатур. Посереди помещения стоял невероятных размеров экран, на который проецировалась суматоха в зале прибытия. На противоположной от входа стене сдвинутыми автоматическими створками чернели ворота. Рядом с ним застыл соляным столбом охранник.

Их действительно ждали. Ия узнала трех хранителей из конторы, которым что-то показывал на компьютерной распечатке высокий худой молодой человек со съезжающими на кончик носа очками.

— Это наш исследовательский отдел, — пояснил Феликс. — Здравствуй, Юлий. — Поздоровался мужчина, подходя к группе.

— О, Феликс! — Очкарик радушно улыбнулся и пожал протянутую руку. — Я как раз объясняю ребятам, где вы выйдете.

Он продемонстрировал карту, вернее, голографический снимок с мелкими двухмерными до-мами, узкими улицами, на которых даже виднелись похожие на точки автомобили. Дублер очень напоминал город-муравейник в их параллели. Ия даже почувствовала разочарование, разглядывая изображение.

— Это центральный район, — пояснил Юлий, у него был глубокий спокойный голос, очень приятный и располагающий. — Смотри, выход из наших ворот находится в этом здании, — он ткнул пальцем в черно-белый прямоугольник, — в подвале. Общий зал здесь же, только немного левее, так что не заблудитесь. Все туристы сразу же после контроля выходят в тоннель к подземной сетке поездов и сливаются с толпой.

— В Индустриале тоже есть подземный транспорт? — Удивилась Ия, перебив молодого челове-ка.

— Конечно, есть, — мягко улыбнулся он, — и называется метро. Его строили специально для прибывших из первой параллели, но как-то, видишь, прижилось. Так вот, вы подниметесь на по-верхность и окажетесь как раз на площади трех вокзалов, — он переместил палец и указал точку, — вот здесь. Вернетесь таким же путем без каких-либо задержек. Так что все просто.

— А если мы попадем в другое место? — Не удержалась Ия от очередного вопроса.

— Совершенно исключено, — заверил ее Юлий и поправил очки. — Понимаешь, здания, как ни странно это звучит, точно совпадают по энергетическим линиям. Каждому строению Первой па-раллели точно соответствует строение в Индустриале. Ты выйдешь ровно из той двери, в которую входила в нашем мире.

— А если здания разрушаются? — Ия предпочла не замечать злобный прищур Феликса.

— Пока в одном мире стоит хотя бы остов, в другом строение не обвалиться. Стоит любому из близнецов рухнуть, так разваливаться и второе. Не сразу, конечно, мы установились, что через пять лет начинаются первые признаки износа, через десять строение исчезает.

— А города?

— С городами такой же фокус, но природный ландшафт у нас отличный. Там, где у нас нежи-лые леса — в Индустриале океанские пространства. Совпадения, конечно, тоже имеются. Например, пустыня Кдао на юге точно совпадает по размеру и форме с морем во второй параллели. Его называют Черным, там действительно очень жарко, и туда, как правило, отправляются на отдых. Сам не бывал, но говорят у моря рай.

— Ну, может, завершим наш ликбез? — Прошипел Феликс, в упор глядя на девушку.

Та кивнула. Улыбчивый Юлий посмотрел на нее с интересом.

— Даже не косись! — Рявкнул Феликс. — И не смей просить телефона, ловелас недоделанный! По крайней мере, пока она под моим присмотром.

Юлий, кажется, смутился и буркнул себе под нос, растеряв добрую часть благожелательно-сти:

— Ворота готовим, через полчаса уедите. Карту не забудь взять.

— Уж не забуду, — проворчал Феликс, выхватывая из рук Юлия голографический снимок.

ЛЮККА

Он как раз торопился к Оскару, чтобы забрать глупую мелочь для глупой женушки отца Се-мейства. Солнце светило в лобовое стекло, ослепляя, даже темные очки не помогали. Складыва-лось ощущение, что погода отыгрывалась на осени за долгие недели дождей.

Люк привычно гнал, выжимая из мощного автомобиля предельную скорость. Ему хотелось поскорее покончить со всем, что связывало его с Оскаром и Семьей. Когда-то давно он понял, что "свет" лишь хитрая уловка хранителей, прикрывающая темные дела. Тогда его ловец засветился красным отблеском ненависти. Он ни о чем не жалел, и сам пришел к Оскару, казалось, старик по-нимал его душевное состоянии. К сожаленью, когда Люкка осознал, что и здесь им пользуются, то было поздно что-то менять. Он снова попал в кабалу, правила остались прежние, ничего не изме-нилось. Просто здесь не лгали, не строили хороших мин, не опутывали сладкими речами о высоких целях. Но это не являлось вожделенной свободой, а только ее призраком.

Из мрачных раздумий его вывел резкий звонок телефона. Увидев номер звонившего Люк на-хмурился и неохотно ответил:

— Привет.

— Здравствуй, — растягивая гласные пропел женский голос на другом конце. — Как дела?

— Отлично. Карина, я не могу сейчас разговаривать. — Он резко крутанул рулем, чтобы не столкнуться с едва волочившимся по дороге грузовиком.

Бывшая любовница отчего-то вызвала чувство глухого раздражения. Наверное, потому что она тоже принадлежала миру, который он собирался вычеркнуть из своей жизни. А может, потому что у нее не было зеленых глаз, растрепанных волос и ее звали не Евгения?

— Да? — В голосе девушки зазвучала обида. — Ну, как знаешь. Я тут просто звоню, сказать... Я приятеля сейчас встречала в Центре Перемещений... — она выдержала паузу, ожидая реакции Лю-ка.

— У тебя появился приятель? Поздравляю, — бесцветно отозвался тот.

— Спасибо, он отличный парень. — Проворковала Карина. — Но я не о том. В общем, я видела в зале прибытия эту девушку, с которой ты судился. С ней еще был мужчина такой. Импозантный. С длинными волосами...

Карина продолжала лепетать, а Люк почувствовал, как похолодели руки. Пальцы сжали мо-бильную трубку с такой силой, будто хотели ее раздавить. На лице заходили желваки.

Феликс и Ия в Центре и, похоже, собираются перейти в Индустриал!

— Твою мать! — Гаркнул он.

— Ну, спасибо тебе, дорогой! — Фыркнула Карина в ответ. — Я думала тебе это будет интерес-но, а ты мне такие вещи говоришь! Знаешь, что, Люкка. Я дам тебе один совет — научись хорошим манерам, скотина!

Она отключилась, в динамике раздались короткие гудки. Не замечая двойной сплошной, Люк резко развернулся в обратную сторону. Со всех сторон на него посыпались возмущенные сигналы, машина рядом вильнула, как пьяная. Не обращая внимания на истерику соседей по дороге, мужчина еще сильнее нажал на газ. Экран скорости истерично засветился красным, показывая, предельную цифру.

Значит, Альфред не захотел идти на договор! Люк сжал зубы. Феликс сейчас направляется во вторую параллель, не трудно догадаться, что не в увеселительный вояж потащил истеричную ма-лышку Ию! Кто-то сказал им, что он был в городе-дублере! Но кто?! Его же никто не видел! Не-ожиданная догадка заставила Люка ударить кулаком по рулю — Петр! Приставленный Оскаром соглядатай выдал, где видел его!

— Что тебя пробрало, Петр! — Пробормотал мужчина злобно. — Что бы тебя перекосило от твоего кофе и крышу снесло!!!

До здания вокзала, соответствовавшего вокзалу в Индустриале, Люк добрался в считанные минуты. Хорошо недалеко находился. В прошлый раз, он поосторожничал — перешел через тон-нель, чтобы никто не увидел, да толку то! Все равно его перемещения стали известны хранителям.

Он бросил машину так толком и не припарковавшись, кинулся к центральному входу и резко остановился. У дверей стоял патруль хранителей, само пространство между косяками светилось едва заметным голубоватым мерцанием, словно в него вставили сланец. Если не знать — не заме-тишь. Феликс очень предусмотрительно запечатал вход, чтобы Люк не смог ни переместиться че-рез двери в здание вокзала в Индустриале, ни обратно. Со вторым входом творилась та же чепуха.

Люк почувствовал, что от злости готов разорвать Феликса в клочья. Он бросился через дорогу в соседнее здание, но увидел охранников и заблокированный вход. Мужчина метался от одного строения к другому, но не мог найти лазейки, а потом неожиданно удача улыбнулась ему — маленький подвальчик в подворотне радостно поприветствовал его распахнутой настежь дверью и чистым пространством. Глубоко вздохнув пыль, Люк сделал шаг.

Его привычно засосало во времени, граница не хотела отпускать и раздвигаться, сжимая тело. Он дернулся и уже выскочил в маленький ярко освещенный магазинчик с тремя холодильными камерами, заполненными быстрозамороженными продуктами, одной сильно накрашенной продавщицей, вылупившейся на свалившегося буквально из ниоткуда посетителя, и пропитого до самый костей мужичка, что-то важно объяснявшего ей.

— Добрый день. — Люк улыбнулся и выскочил на улицу, стараясь запомнить, куда собственно переместился.

До здания трех вокзалов пришлось бежать по длинной суетливой улице. От напряжения сту-чало в висках и перехватывало дыхание. Он влетел в вокзал, как ошпаренный, и наскочил на чей-то неосторожно оставленный чемодан, только чудом удержавшись на ногах.

— Молодой человек! — Вскрикнула испуганная женщина.

— Извините! — Бросил ей Люк, торопясь к ступеням, ведущим на подземный этаж к камерам хранения.

Он успел. Быстро сунул ключ в замок на дверце сейфа и вытащил мешочек с указателем.

Спрятав его в карман, Люк, торопясь, направился к выходу, подняв к подбородку ворот не по сезону теплой куртки. Он поспешно петлял между снующими пассажирами, стараясь унять преры-вистое дыхание. И тут в спину донеслось:

— Это Романов! Вон он!!!

Он не стал оборачиваться, а просто рванул к настежь открытым дверям, едва не сбив встав-шего на дороге милиционера. Топот ног раздавался за спиной, пока он несся по отчего-то совер-шенно пустому подземному переходу на другую сторону оживленного проспекта. Неожиданно перед ним мелькнула голубоватая вспышка. Мраморный камень стены брызнул крошкой, заставляя отскочить. Они бросали энергетические призмы!

Люк оглянулся, и увидел Феликса, Ию и трех карателей, которые с возбужденными красными от погони лицами бежали к нему. В три прыжка мужчина оказался на поверхности и бросился в большой торговый центр, куда вереницей торопились люди, жаждущие покупок. Оставалась надежда, что в толпе он затеряется и выиграет время. К тому же хранители не стали бы стрелять призмами, когда вокруг прогуливалось много народа.

На него пахнуло ароматом дорогой парфюмерии. Витрины вокруг светились огнями, товар сверкал шикарным блеском. Стекла магазинчиков отражали яркий свет и поражали вывесками с названиями марок. Магазины во второй параллели мало отличались от тех, что находились в пер-вой.

Он быстро лавировал среди покупателей, оглянувшись Люк убедился, что преследователи не отставали. Хранители грубо расталкивали людей, вызывая волну недовольства.

— Привет, Люк! — мужчина едва не налетел на выросшую, словно из-под земли, Евгению и только потому на секунду замедлился.

Ее большие зеленые глаза светились щемящей радостью, на лице играла счастливая улыбка.

— Надо же так встретиться! — Звенящим голосом произнесла она, шагая рядом.

И тут Люку стало страшно. Впервые за долгие годы он почувствовал буквально животный ужас, но не за себя, за худенькую девчонку, преданно заглядывавшую в его глаза. Он не мог до-пустить, чтобы Феликс понял, что его и Евгению что-то связывает! Тогда сумасшедший блондин не остановится, пока не угробит ее. Ради прихоти, просто, желая, раздавить Люка.

— Ничего не бойся, — мягко прошептал он и положил ей на шею горячую ладонь.

На хорошеньком личике Жени отразилось изумление.

— Не поняла?

— Просто доверься мне.

Люк уже бережно прижимал ее к себе, поворачиваясь к преследователям. Со стороны его ма-невр выглядел так, словно он взял в заложницы случайно попавшуюся под горячую руку девушку и пережал горло, готовый отправить под кожу смертельный холод. Первой, как вкопанная, встала Ия, вероятно, вспомнив их первую встречу. Затем и сопровождавшие их хранители. Феликс не сразу замедлил шаг, но все-таки остановился. Конечно, ведь жизнь заложников прежде всего.

Мужчины разглядывали друг друга в немом поединке взглядов. Феликс было дернулся к ним, но Люк, уловив движение, покачал головой и сильнее сжал тонкую шею девушки, почувствовав, как под пальцами истерично бьется жилка.

— Люк, — прошептала Женя, хрипловато, — ты меня сейчас задушишь.

— Не бойся, — ответил он едва слышно.

— Я не боюсь, — не унималась она, задавая ненужные вопросы. — Кто эти люди? Они так смот-рят на нас! У тебя что неприятности? — От возмущения голос зазвенел.

Люк стал пятиться назад, осторожно поддерживая ее за талию, чтобы Евгения не споткнулась и не упала. Она неуклюже наступила каблуком ему на ботинок, ойкнула, а он ловко приподнял ее, чтобы девушка не завалилась назад.

Феликс стоял, как изваяние. Ия нашла в себе силы подойти к нему и, не отрывая от Люкка взора, горящего ненавистью, для чего схватила за рукав.

— Пойдем, — тихо прошептал Люк.

Он схватил Женю за локоть, ощущая, что сцепленные пальцы буквально полностью окольце-вали тонкую руку. Она посеменила рядом, размахивая бумажными пакетами с покупками.

— Ты можешь идти быстрее? — Спросил Люк, когда они достигли эскалатора.

— Да я почти бегу! Люк, ты очень больно сжал мне руку! — Фыркнула Женя, осторожно насту-пая туфлями с высоченной шпилькой на бегущие серебристые ступеньки.

— Так. Ясно! — Люк схватил девчонку, закинул на плечо и быстро сбежал вниз.

Народ изумленно оборачивался, кто-то прыснул от смеха.

— Ты обалдел, что ли?! — Взвизгнула Женя возмущенно, когда он поставил ее обратно.

— Идем!

Он оглянулся, с балкона второго этажа все еще нерешительно его разглядывала бравая пятер-ка преследователей. Через мгновение они сорвались с места и бросились вслед беглецам. Люк прибавил шаг, таща за собой ничего не понимающую девушку. Они выбрались на улицу, смешались с толпой, торопясь через небольшую площадь, к широкой улице, на которую Люк выходил из маленького переулка с нужным магазином. К остановке подъехал неторопливый рогатый троллейбус, открыл двери, выпуская пассажиров.

— Давай быстрее в троллейбус! — Он подтолкнул Евгению в сторону дверей и отступил от не-е.

— Люк, да что происходит?! — Не выдержав, взорвалась она и покраснела от возмущения. — Я ничего не понимаю!!! — и его изумлению Женя огрела Люка пакетами. — Ты с ума, что ли сошел?! Что за гонки на выживание?!

Ох, да, он помнил. Истерики Женя могла закатывать знатные, доводя и себя, и собеседника до помешательства. И тут он снова заметил высокого Феликса, хмуро и сосредоточенно разыскивающего беглецов. Все произошло буквально за секунды, внезапно, слишком резко. Люк словно в замедленной съемке увидел, как один из хранителей, обнаружив их, спорящих, сорвал с пояса продолговатую призму с разрядом и метнул в их сторону. Молниеносно Люк развернул девушку, прижимая спиной к себе, и резко нагнулся, заставляя ее присесть. Удар прошел буквально в метре над их головами, с ужасающим скрежетом он врезался в тонкий металл остановки, оставляя огромную дыру с оплавленными краями. Он пролетел на середину дороги в грузовик, у которого тут же вспыхнул, словно пух, матерчатый тент на кузове. Машины резко тормозили, врезаясь друг в друга. Улицу накрыл оглушительный визг, люди заметались в панике. Тут же раздался вопль милицейской сирены.

— Что это?! — Вскрикнула девушка, вырываясь.

— Не смотри! — Приказал он, но Женя уже уставилась на пробоину.

Ее лицо медленно вытягивалось и бледнело. С ужасом в глазах он оглянулась на Люка и от-шатнулась, вероятно, собираясь сбежать.

— Не смей! — Рявкнул мужчина, хватая ее за руку. — Не смей сейчас убегать! Это опасно!

Она упиралась, когда он тащил ее к пустующему такси, хозяин вместе со всеми зеваками раз-глядывал пожар. Из салона орал немудреный мотивчик. Люк старался сдерживаться, но все равно грубо запихнул Женю на пассажирское сиденье. Она тряслась от страха, прикусив нижнюю губу. Он уселся за руль и со злостью выжал сцепление и газ. Автомобиль, как бешеный, понесся между застывших из-за аварии машин, только чудом никого не зацепив. Таксист, заорав, ринулся за ними, но естественно не смог остановить угонщиков.

Когда они минули квартал, забираясь подальше от места стычки, то увидели кордон милицейских машин, с визгливыми сигналами спешащих к площади трех вокзалов. Люк остановился у тротуара, не обращая внимания на знак "стоянка запрещена". Женя старательно сдерживала всхлипы, только по щекам текли черные от туши для ресниц слезы. Она шмыгнула носом, как-то поспешно вытащила из сумочки платок и вытерла глаза.

— Что это было? — Ее голос звенел от напряжения и сдерживаемых слез.

— Ты боишься меня? — Безразлично отозвался Люк, разглядывая очередную порцию бело-голубых машин с мигалками.

— Боюсь?! Да тебя убить готова!? Смотри на меня! — Вырвалось у нее.

Люк повернулся, ее глаза покраснели. Волосы растрепались, на блузке оторвались две верх-ние пуговицы, и теперь выглядывало очаровательное розовое кружево от интимного туалета. Она больше не выглядела испуганной, скорее яростной.

— Кто. Ты. Такой? — Раздельно произнесла Женя.

— Ты действительно хочешь знать? — Просто поинтересовался он, подняв одну бровь.

— Нет. Совсем не хочу. — Отрезала девушка и, схватив сумочку, выскочила на проезжую часть, уже торопясь к пешеходному переходу в сторону метро, обозначенного ярко-красной светящейся буквой.

— Женя!!! — Выбравшись из машины, позвал Люк. Неожиданно потребность остановить ее пе-рехлестнула даже злость.

Она обернулась и отрицательно покачала головой:

— И еще я не уверена, что хочу тебя сейчас видеть.

Люк чертыхнулся, следя за ее худенькой фигуркой, торопящейся пересечь дорогу на зеленый свет. Женя забыла в чужой угнанной машине пакеты с покупками.

Люкка быстро забрал у Оскара сверток для Руты, и скоренько отбыл, пока в городе не нача-лась шумиха. Сейчас поездка вышла даже на руку. Он ничего не оставлял в Городе, единственный человечек, о котором он сейчас беспокоился, находился в другой параллели. Далеко от замесив-шейся грязи. В безопасности.

Люк остановил автомобиль перед полуразрушенным домом, откуда несколько дней назад впервые попал в квартиру Жени. Мужчина разглядывал пустые глазницы окон с разбитыми стек-лами, провал входа без двери и с вывернутыми петлями, ступени, поднимавшиеся на второй этаж, и тихо сходил с ума.

Ночь блестела звездами, под обрывом переливался огнями город. Кажется, Люк стоял здесь уже несколько часов. Он вышел из машины, резко и громко хлопнув дверью, и направился к мерт-вому подъезду.

ЕВГЕНИЯ

Я провела отличный, очень насыщенный день — выпила очередную банку кофе на кухне и, зачадив всю квартиру, спалила в пепельнице целую пачку ментоловых сигарет, ведь после прогулки с Люком даже от незажженной папиросы, засунутой в рот, меня выворачивало наизнанку.

В квартире стояла грустная пустота, ничего не могло нарушить ее: ни стук соседей сверху, ни смутные голоса, доносившиеся из-за стены. Я вслушивалась в тишину и ждала шагов. Сумерки затопляли комнату, холод пробирался под одежду, студил покрывало на постели. А потом вдруг полились слезы. В один момент, такие же горькие, как мой страх. Мне казалось, что в груди образовалась большая рана, и она не давала дышать. Прикусив губу, чтобы не завыть в голос, я всхлипывала, уткнувшись в подушку, и не могла остановить проклятую боль, заставить ее исчезнуть хотя бы на мгновение. Я не боялась его, я боялась, что Люк больше никогда не придет.

От долгих слез меня накрыл густой черный сон, где бесконечная бездна разверзлась под но-гами, утягивая все дальше вниз. Дернувшись, я открыла глаза.

Темнота скрыла предметы, только горели зеленоватые огни цифр на электронном будильни-ке. Люкка сидел в кресле, сложив руки на груди, и, не отрываясь, следил за мной. Неожиданно к горлу подскочил ком, меня затрясло. Я боялась произнести хотя бы слово, чтобы не спугнуть ноч-ное наваждение.

Люк заговорил тихо, и его голос звучал чужим и холодным:

— Я тот самый плохой парень из твоего романа, от которого нужно держаться как можно дальше. Я живу в мире гораздо больше жестоком, нежели твой. Кто-то там считает меня злом.

Я настороженно села, уставившись на него, и не узнавала его лица.

— Я убивал, если ты хочешь спросить об этом, — снова заговорил он. — И мне наплевать. Я це-ню только свою жизнь, если ты хочешь узнать это.

— Я не верю тебе, — прошептали мои губы помимо моей воли.

— Ты слишком молода и невинна, чтобы понять мой мир.

— Тогда покажи мне его, — к собственному ужасу я услышала в своих словах жалкую попытку быть великодушной, и от этого стало противно.

Люк встал, кресло тихо скрипнуло. Он возвышался посреди моей комнатки и действительно выглядел пришельцем с другого света. Когда он скрылся в прихожей, то я заторопилась за ним.

— Накинь что-нибудь теплое, там холодно. — Ровным голосом посоветовал Люк и вышел в подъезд.

Не включая света, я натянула на ноги летние балетки, сорвала с вешалки куртку, и выскочила в подъезд. Люк стоял у дверей гудящего лифта и даже не оглянулся, когда я трясущимися руками пыталась провернуть в заедающем замке ключ.

Мы спускались вниз в тесной сумрачной кабине так близко друг к другу, что я ощущала запах его одеколона и боялась поднять голову, чтобы не пересечься с безразличным взглядом. Сердце обливалось кровью, а на глаза снова навернулись слезы. Не удержавшись, я шмыгнула носом и незаметно вытерла соленую каплю, пробежавшую по щеке. Казалось, Люк ничего не замечал, а может, не хотел видеть.

У железной входной двери он, молча, взял меня за руку, крепко сжав ладонь. Его пальцы бы-ли холоднее льда, как у мертвого.

— Не боишься? — Насмешливо поинтересовался он.

Я судорожно замотала головой, рассматривая пыльные плитки пола.

— Ну, хорошо.

Он толкнул дверь, и сделал шаг вперед. Показалось, словно легкие раздирают на тысячи час-тей. Воздух превратился в густой кисель, засасывающий тело и не позволявший двигаться. От ужаса я зажмурилась, чувствуя только ледяную ладонь Люка. Потом он с силой потянул меня за собой, помогая выбраться из невидимой топи, и в лицо мне неожиданно пахнуло ароматом поздней осени, дождем и мокрыми листьями.

Я стояла во тьме в дверях полуразрушенного дома. Недалеко, на обочине разбитой дороги, темнел силуэт знакомого автомобиля Люка. Ночное небо давило на голову, а крупные звезды све-тились так близко, что, казалось, их можно достать рукой. Вдалеке, под обрывом, блестел милли-ардами светляков город, выглядевший лишь неровной кляксой, плеснувшей на черный лесной массив.

Люк отпустил меня и отошел подальше, словно не хотел больше прикасаться ко мне. Он ос-тановился почти у пропасти и разглядывал невидимую точку на горизонте, спрятав руки в карма-ны.

Здесь уже наступила середина осени. Даже в куртке холодный ветер пробирал до косточек, трепал длинные волосы. Ноги в летних туфельках превратились в ледышки, меня хорошенько за-трясло. Люк же, одетый в тонкий черный свитер, похоже, не чувствовал холода. Стояла необыкно-венная тишина.

— Как тебе мой мир? — Его голос по-прежнему звучал безразлично, отчего у меня болезненно сжалось сердце. Я промолчала, позволяя ему высказаться.

— Как видишь, в нем холодно. Поверь мне на слово, здесь очень редки солнечные дни, вокруг одни леса и толпы одиноких потерянных людей.

— И ты? Ты тоже одинок? — Скривила я губы, не в силах пошевелиться.

Он не посчитал нужным отвечать.

Это противоречило любым законам физики, но меня неожиданно бросило в жар. Я молчала, не зная, что добавить к его словам и, понимая, если он сейчас повернется, сделает шаг, вернет меня обратно в мою пустую квартиру, то я больше никогда его не увижу.

Когда я стягивала с себя куртку, оставаясь только в тоненькой майке, меня трясло уже от нервного напряжения. Сделав несколько осторожных шагов на носочках по жидкой грязи, я оста-новилась рядом с Люком. Отсюда прекрасно просматривались иллюминация города и пропасть под обрывом.

— А если мне нравится в твоем мире? — С вызовом спросила я. — Никто не пытался в нем ос-таться?

— Отчего же, некоторые. — Хмыкнул Люк. — Но очень быстро сдавались.

— Почему?

— Посмотри вокруг, Женя. Этот мир пугает, он смертелен.

Все. Теперь точно конец! Если он заговорит, — тут же решила я, — то поставит жирную точку.

Мне же было совершенно наплевать, кто он, из какого мира. Да, будь он даже инопланетяни-ном, все равно моих чувств уже не изменишь.

Наверное, только подобная мысль могла подтолкнуть меня на безумство. Я легко подошла к краю пропасти, резко повернулась к ней спиной, ощущая каждой клеточкой тела километры чер-ной пустоты внизу, и глянула в прекрасное бесстрастное лицо Люка. В его темных глазах не было ничего, они казались совсем пустыми.

— А если мне не страшно? — Усмехнулась я, делая еще один крошечный шажок к краю. От страха язык еле шевелился, пропасть дышала в спину ледяным холодом.

— Женя, вернись обратно, — спокойно посоветовал мне Люк, даже не шелохнувшись.

— А если я не боюсь погибнуть в этом твоем мире? — Я расставила руки, глядя на него и балансируя на носочках.

Оставалась надежда, что Люк не распознает во мне едва сдерживаемого животного ужаса. Я страстно надеялась, что он прямо сейчас остановит мое сумасбродство.

Но вместо этого он только пожал плечами:

— Тогда чего же ты медлишь?

Мстительная улыбка искривила мои губы. Я сама не поверила, что совершила подобное: про-сто наклонилась назад, уже чувствуя, как сваливаюсь в бездну. Он поймал меня ровно через один удар сердца. Со всего маху я ткнулась в его твердую грудь и до темных кругов перед глазами уда-рилась замерзшим носом. Его руки горели, тело было жарким

— Я думала, что ты позволишь мне упасть! — Пробормотала я, тая, как весенний снег, от сладо-сти и счастья.

Сейчас, лежа рядом с Люком, я чувствовала настоящее спокойствие. Темноту разряжал свет, падающий от окна, и раскрашивал пол кружевной тенью от узора на занавеске. Предметы в ночной комнате казались нереальными. Горячие пальцы Люка медленно поглаживали мою обнаженную спину, останавливаясь на каждом выпирающем позвонке. Он смотрел в потолок невидящим взглядом, а потом вдруг задал вопрос, от которого я почувствовала, как щеки заливает румянцем:

— Почему я?

— Что ты?

— Почему ты выбрала меня? Ведь, наверняка, были и другие и мужчины, но ты выбрала меня.

Я хмыкнула:

— Были. Но, может быть, я специально дожилась самого красивого.

— Так все дело в смазливой физиономии? — Кажется, в его интонации просквозило разочаро-вание. Вероятно, он самодовольно ожидал, что я брошусь описывать его исключительность.

— Знаешь, — я старательно сдерживала широкую улыбку, — ведь невинность — это очень дорогая штука, нужно хорошо продумать, прежде чем кому-то ее вручить. Это товар, который можно про-дать только один раз.

— Очень образно, — усмехнулся он. — Ты считаешь, что совершила удачную сделку?

Я с деланным легкомыслием махнула рукой:

— Скажем, что я не самый плохой предприниматель.

— Отлично, — обиженно буркнул Люкка, прикрыв глаза рукой.

На запястье, обмотанным шнурком, болтался уже знакомый медальон.

— Что это?

Люкка вопросительно посмотрел на меня, я тронула кругляш. Тот оказался обжигающе хо-лодным.

— Это ловец энергии. Резервуар, батарейка. В моем мире люди не вырабатывают энергию, они ее только потребляют и подпитывают способности. Чем слабее собственные силы, тем крупнее носят ловушку, — терпеливо пояснил он.

— Твоя способность — лечить людей? — я вспомнила, как пыталась закурить намедни, но меня перекосило от отвращения.

— Забирать жизнь, — помолчав, поправил Люкка. — Я давно перестал ее дарить.

— Ты прав, наверное, забирать проще, чем давать, — задумчиво произнесла я. — Ты можешь ме-ня вылечить обратно? Мне очень нравилось курить, а ты у меня отобрал последнюю радость в жизни.

— Не стоит — это убивает тебя! Поверь, я чувствую — у тебя было не проходящее воспаление легких, и намечался бронхит. — Оповестил он меня, как на приеме у доктора, и щелкнул по носу.

— Да, тяжело ждать признаний в любви, когда мужчина догадывается о твоих болячках, — раз-очаровано протянула я и села, глядя в его улыбающееся лицо.

— Расскажи, как ты попал ко мне в квартиру?

Люк поморщился:

— Меня ранили, как понимаешь. Стычка произошла как раз рядом с домом... — Он запнулся, не желая вдаваться долгие объяснения. — В общем, ты единственная в подъезде забываешь запираться на ночь.

— Ну, ладно забрался в квартиру!— Возмутилась я. — А какого черта ты забрался в мою по-стель? Ты напугал меня до полусмерти.

— Сначала я упал на твои туфли в прихожей, но ты оказалась такой нетрезвой, что не услыша-ла грохота, — издеваясь, признался Люкка, — а потом, когда добрался до комнаты, то просто не уви-дел тебя на кровати.

— Тебя ранили те люди из торгового центра, которые за нами сегодня гнались?

Его лицо неожиданно посерьезнело.

— Мы не будем говорить на эту тему, — перебил он меня. — Для меня важно, что ты в безопас-ности. Они ничего не узнали про тебя. Они глупы и решили, что я просто взял заложницу. Эти люди к тебе никогда не придут и не сделают тебе ничего дурного. Так что не бойся и не морочь себе голову.

— Понятно, — тут же согласилась я, боясь только одного — Люкка разозлиться и уйдет.

Мне все равно, кто пытался нас убить, самое главное, что мы все-таки выжили.

— Медальон красивый, — вздохнула я, рассматривая красные отблески на светящемся в темноте металле.

Люк внимательно посмотрел на меня, а потом быстро распутал на шнурке ловца узелок. Он намотал длинную кожаную веревочку с кулоном мне на руку, и я почувствовала, как кожу стало покалывать. Мужчина обхватил мое запястье пальцами и тихо произнес:

— Теперь ты будешь моим ловцом.

В следующее мгновение я прижалась к Люку всем телом...

Я открыла глаза от яркого солнечного света и чувствовала невероятное счастье внутри. Оно затопило меня с головой, сладкой волной поднималось из живота. Я повернулась, но поняла, что соседняя подушка пуста, и тут же резко села, часто моргая.

Сердце сжалось, живот свело судорогой. Я рассматривала раздуваемую сквозняком занавес-ку, потом растерянно посмотрела на черный шнурок у себя на запястье и маленький круглый ме-дальон, который словно говорил — ночное наваждение — не сон!

Вскочив на кровати, я оглядела комнату. Никаких следов того, что в прошлую ночь Люк приходил ко мне. Ничего. Не осталось даже запаха, словно он забрал его вместе с собой. И в ту черную минуту мне стало ясно, что я больше никогда его не увижу.

Глаз кольнуло, и по щеке скатилась одинокая слеза, задержалась на подбородке, а потом лужицей шлепнулась на простыню. Боль еще не пришла, пока в голове только укладывалась в ровные стопки страшная правда.

Но...

Как пусто стало в моем доме.

Как холодно стало в моем мире.

Без него. Дорогие мои читатели! Вы ознакомились с первой частью романа "Ускользающий мир", и надеюсь, что он вам понравился.