Ускользающий мир.

Он бы мог прикончить их всех, быстро, но подвело любопытство. В злости он действительно жаждал забрать их жизни, но пожалел, заставил себя сдержаться.

Люк усмехнулся еще шире, спрятав стрелку в мешочек.

Кто же знал, что светловолосый ангел Ия подло ударит его в живот, вывернувшись, как змея.

Это было бы забавно, если бы не было так больно! Красивое лицо Люка превратилось в хо-лодную маску. Безумцы! Открыто нарушить закон! В этом есть непонятный скрытый шарм, но это не значит, что когда он вернется в Первую параллель, то не раздавит напавших на него храните-лей. Всех. По очереди.

Он от всей души надеялся, что Семья еще не успела устроить по нему поминки. Люк пре-красно помнил, как Рада, жена Оскара, Главы Семьи, три раза устраивала поминки по "вновь по-гибшему" Невезунчику Петру, и каждый раз бедолага возвращался в особняк в разгар веселья. На-пивался со всеми и не понимал, по кому скорбит Семья.

Люкка засунул руки в карманы. От хорошего настроя не осталось и следа. Голова гудела. Что за неудачная неделя!

Еще эта девчонка, дверь в квартиру которой единственная оказалась открытой нараспашку, надоела ему, как зубная боль. Худосочная нервная мышка с мужским именем Евгения. Люк нена-видел невзрачных истеричных особ. Хотя, не смотря на сущий ад, в который она превратила его восстановление, возможно, именно она спасла ему жизнь. С ума сойти, девушка Евгения действи-тельно решила, что он вампир! Идиотка, начитавшаяся глупых фантастических романов. Он слы-шал, что в этом отсталом, Индустриальном мире, где люди умели лишь вырабатывать энергию, но не поглощать, половина населения зачитывалась безумными историями о несуществующих чудо-вищах, а половина писала о них.

Наверное, здесь бы хранителей назвали волшебниками, благородными и добрыми, следив-шими за порядком во всем их разделенным Городами мире.

От собственных мыслей Люка скривило.

А как бы назвали его, превратившего свою способность дарить и отнимать жизнь в страшное оружие? Вероятно, ведуном, выбравшим черный путь. Звучало, по крайней мере, очень романтич-но.

Правда, нет никакой романтики в осознании, что хранители разнятся с ним лишь красивыми предлогами для подлых дел. Сущность-то одинаковая. Отличие лишь в том, что он, Люкка, не лгал ни себе, ни миру.

Наконец, лифт остановился. Мужчина быстро спустился к выходу на улицу и нажал на кноп-ку замка, тот неприятно запищал. Люк спокойно открыл дверь и сделал твердый шаг. Волосы об-дуло ветром, желудок неприятно свело, и еще сильнее загудела голова. Через мгновение он вышел из подъезда заброшенного дома, куда ввалился той черной ночью. Остов его сгоревшего автомо-биля убрали с дороги, и покореженные железные контуры очень удачно вписались в окружающий пейзаж. Накрапывал мелкий дождь, желтая умирающая трава, заваленная уже пожухлыми листья-ми, пропиталась осенней влагой. В его мире времена года были смещены относительно брата-близнеца. В Первой параллели давно хозяйничала осень, в Индустриале она только-только давала о себе знать ночной прохладой. Он поежился от капель, попавших за шиворот и, осмотревшись, направился пешком к Городу.

У Люка с детства легко получалось переходить из параллели в параллель. Возможно, потому что в его крови бурлило слишком много энергии, и медальон-ловец он носил больше для отвода глаз. Многие попадали во вторую, Индустриальную, параллель только с помощью "ворот". Способ безусловно удобный, но не надежный — по дороге путешественники ухитрялись исчезать. Наверное, поэтому их запретили, официально "ворота" остались только в конторе хранителей. Люди месяцами ждали разрешений и виз, чтобы посетить Индустриальный мир, наполненный свободной энергией, курорт для страждущих. Люку было достаточно сделать один шаг. К сожаленью, его талант ограничивался помещениями и автомобилями. Хотя на машинах он не любил пересекать границу — разрядится двигатель, и приехал. В Индустриале он оставил уже парочку отличных новеньких седанов.

Таксист сжалился над ним и подобрал на границе Города. Уже через час Люкка выходил из машины на мощеную мостовую одного из самых фешенебельных районов города. Огромный трех-этажный особняк с одной стеклянной стеной, а другой, увитой сейчас пожелтевшим плющом, ка-зался сказочным. Калитку открыл охранник с каменным лицом, он же расплатился с водителем.

По выложенной оранжевыми плитками дорожке между молоденькими яблоневыми деревья-ми Люк прошел к черному входу в особняк, а оттуда, не вытерев ног, в светлую теплую гостиную Главы Семьи.

Оскар, почти старик, полный, невысокий, с большими седыми усами, пожелтевшими от таба-ка, скрестив худые ноги в тапочках в виде плюшевых медведей, наряженный в вязаный жилет раз-валился в глубоком кресле и внимательно изучал свежий номер "Новостей" через тонкие стек-лышки узких очков. В большой пепельнице дымилась толстая сигара, на ветке огромного фикуса, упиравшегося зелеными листьями-опахалами в потолок, сидел волнистый попугай, снизу за ним плотоядно следил очень похожий на Оскара кот, такой же седой и тучный.

— Я запретил Раде собирать поминки, — не отвлекаясь от газеты, заявил Люкке мужчина. — Пе-реодень рубашку, а то ее удар хватит. Ты весь в крови.

— Я восстанавливался в Индустриале, — Люк уселся на соседнее кресло. Серый кот тут же стал тереться о несвежие брюки. — Пакет я передал.

— Кредиты уже на твоем счету. — Спокойно отозвался Оскар.

Люкка вытянул ноги, впервые за несколько дней почувствовав себя комфортно. Тут его взгляд упал на главную страницу газеты, которую Оскар специально держал так, чтобы Люк не сумел пропустить новость на передовице. Надпись огромного заголовка гласила: "Столкновение! Хранители попирают законы?!"

Люк даже специально наклонился к отпечатанному мелкими типографскими буквами листу. Оскар молчал и делал вид, что не замечает его манипуляций.

— Что это значит? — Наконец выдавил из себя Люкка, зло блеснув глазами.

— Это я хотел у тебя спросить, сынок. — Глава Семьи опустил газету и окатил мужчину холод-ным взглядом.

— Твою мать! — Вырвалось у Люка, он откинулся на диванные подушки и растер лицо. — Я ехал... — он запнулся, не собираясь рассказывать, что задержался в соседнем городе по единствен-ной причине — постели племянницы Оскара, роскошной длинноногой Карины. — В общем, дурац-кая история. У меня машина сломалась. Хожу вокруг нее, как последний олух, а тут едет картеж. Узнали по номерам что ли? Останавливаются и буквально набрасываются...

— Надеюсь, что в Суде твоя пламенная речь не будет звучать, подобной чушью, — перебил его Оскар.

— Когда Суд? — Вздохнул Люк.

— Завтра и будет лучше, если ты на нем появишься. Постарайся не попасться в таком виде Ра-де, она у меня девочка впечатлительная.

Люк молча поднялся, чтобы уйти. Оскар прав, он проштрафился по полной программе.

— Я машину возьму. Моя сгорела.

— Вторая за последнюю неделю, — недовольно буркнул Оскар. — Тебе же она нравилась.

— Да, нравилась. — Согласился Люк, покачав головой. — Неудачная неделя.

Глава Семьи снова уткнулся в газету, незаметно ухмыльнувшись в усы. Не для кого не было секретом, что Оскар обожал, когда у Люка что-то не выходило. Он с упоением, не вмешиваясь, следил, как тот выпутывался из очередной разборки. Кажется, для старика сама жизнь Люкки представлялась бесконечным романом со страшными историями.

Уже дойдя до двери, Люкка вытащил из кармана мешочек.

— Ты знаешь, что это такое? — Он обернулся и резко бросил его старику, едва поднявшему го-лову.

Тот очень проворно и ловко схватил мешочек твердой, точной рукой. На большую морщини-стую ладонь выкатилась деревянная стрелка. Она встрепенулась и повисла в воздухе.

— Хммм, — только и смог пробормотать Оскар, разглядывая стрелку через стекла очков. — По-нятия не имею.

— Именно из-за нее началась чехарда. Девчонка, которая меня ранила, была курьером, и она везла в контору эту вещь.

— Люк, — Оскар покосился на мужчину, — предупреждаю сразу. Я запрещаю тебе! Не смей ко-паться в этом. Семье не нужны лишние проблемы, нам и так грозят выселением. Повезет, если от-вертимся. Главы Семей Прибрежного и Северного обеспокоены. Если желаешь мстить, мсти, но интересы Семьи в первую очередь. Хочешь развеяться, тогда езжай после Суда обратно к Карине, — добавил он по-стариковски ворчливо.

Стрелочка метнулась в сторону Лукки и застыла у самого лба, как будто желала впиться в кожу.

— Про Карину подумаю, — сморщился он, хватая стрелку в кулак.

ФЕЛИКС

Его дом был молчалив и полон старых призраков, кружащих под потолком, сидевших на кухне, лежавших на мятой кровати. Феликс, пошатываясь, прошел в спальню. Голова трещала, он проглотил два пакетика с горьким обезболивающим, запив водой из-под крана.

Мужчина, не расчесываясь, собрал длинные волосы в хвост и внимательно осмотрел себя в зеркало. Чуть помятая физиономия, заросшая двухдневной светлой щетиной, вызывала отвраще-ние. Он хотел побриться, потом передумал. От слабости мутило, ловец совсем разрядился. Без ло-вушки для энергии он бы и дышать, наверное, не смог. Лучший в конторе хранителей. Лучший... Борец за добро и справедливость, твою мать.

Суд был назначен на сегодня.

Почти разряженная машина едва дотянула до станции подзарядки. Он въехал на круглую площадку и пихнул карточку с кредитами в узкую прорезь автомата. Приветливо подмигнула зеленая лампочка, вокруг машины загорелся голубоватый купол. Датчик на панели бешено замелькал цифрами, автомобиль впитывал в себя искусственную энергию, как губка. Феликс нажал на кнопку, и салон наполнился приятной расслабляющей музыкой. Мужчина повернул голову и почувствовал, как брови сами собой ползут вверх. В спортивном автомобиле, стоящем на соседнем круге подзарядки, сидел Люкка и выглядел очень живым.

Феликс буравил злым взглядом точку у него на виске. Ладонь покалывало от желания сорвать с пояса призму и запустить в подлеца сгустком энергии. Люкка, словно почувствовав, оглянулся и окинул Феликса безразличным взглядом, безусловно, не узнавая. Смазливая физиономия не выражала ни тени беспокойства, наоборот, мужчина казался сосредоточенным. Он резко нажал на педаль газа, машина взревела и, не дождавшись окончательной зарядки, сорвалась с места.

— Твою мать! — Пробормотал Феликс, пытаясь завестись.

Уступать подлецу он не собирался. Оставалась надежда, что до здания Суда автомобилю хва-тит заряда. Он тронулся, резко нажав на педаль, но в тот же момент, наперекор ему выехала кана-реечная машинка с кудрявой старушкой за рулем. Резко затормозив и заглохнув, Феликс скрипнул зубами от злости.

На заседание он, конечно, опоздал.

Раньше, еще до принятия свода законов, жизнь не стоила и ломаного гроша. Злобствовали охотники за энергией, убивавшие любого попавшегося на их пути, прыжки в параллель через "во-рота" никак не отслеживались. Наверное, человечество уничтожило бы само себя, если бы прадеды не приняли дополнение к "Сводам правил о жизни и жизнеустройстве общества". Они состояли всего из нескольких пунктов:

1. Запрещается охота за энергетическими источниками;

2. Запрещается кража энергетических источников;

3. Запрещаются схватки и дуэли;

4. Запрещаются несанкционированные переходы во вторую параллель и обратно.

Пять строк, которые перевернули жизнь. Теперь энергетическое преступление каралось зако-ном, как и любое другое. Люди вздохнули с облегчением, а Судьи приобрели особую власть. Их боялись и уважали, ведь люди, становившиеся вершителями порядка, обладали редкой способно-стью распознавать ложь.

В коридоре Феликс столкнулся с Люкком и буквально скрипнул зубами от желания хоро-шенько вмазать подонку в челюсть, просто чтобы сорвать копившееся все утро раздражение, но слишком много народа находилось вокруг. Зеваки с любопытством поглядывали на холодного и равнодушного красавца Романова, спокойно опаздывающего на собственный суд. Охранники с каменными лицами открыли створки высоких дверей, оббитых буковыми панелями.

Огромный ярко-освещенный зал заседаний походил на амфитеатр. Высокие скамьи полукру-гом сбегали к сцене внизу, зрители видели спины осужденных и лица четырех Судей, сидевших в креслах с высокими спинками на балконе. Возраст вершителей закона разнился: самый молодой выглядел на девятнадцать лет, самый старший на сто девяносто. На фоне идеально белой стены алые мантии Судей казались кровавыми кляксами.

Они спускались буквально плечо к плечу. Феликсу никак не хотелось уступить ни шагу Люкке, который сосредоточился на высокой девушке, стоявшей на сцене под строгими взорами Судей. На Ии был надет аккуратно отглаженный костюм, как-то сильно подчеркивающий ее хруп-кость, а волосы заплетены в длинную светлую косу. Рядом с ней нервно переминался с ноги на ногу Докука, Главный отряда телохранителей, которые и начали бессмысленную схватку.

— Люкка! — Рявкнул один из Судей, завидев последнего обвиняемого. — Мы с вами видимся в этом зале уже третий раз, и ни разу вы не пришли вовремя!

Феликс как раз усаживался рядом с Анатолем. Тот смотрел на Романова с беспокойством и нервно почесывал подбородок. На пальце мужчины блестел крупный рубиновый перстень и от граней на высокую стену отражались красноватые преломленные лучи.

— Вот так сюрприз, — буркнул он, кивнув в сторону Лукки.

— Господа, прошу прощения! — Неожиданно Романов улыбнулся так, что женская половина праздных зевак, находившаяся в зале, с замиранием сердца вздохнула.

Молоденькая девушка Судья блеснула в его сторону глазищами.

— Так, эта точно скосит ему приговор, — фыркнул Феликс, вытягивая ноги и скрестив руки на груди.

Он ощупал зал быстрым взглядом, увидев только бледного напряженного отца Ии. Девушка, выглядевшая вполне спокойной доселе, вскинулась, услышав знакомый глубокий голос, и от одного вида живого оппонента ее глаза расширились в ужасе, а лицо вытянулось.

— Сейчас девчонка подпишет себе смертный приговор, а конторе штраф в миллион кредитов, — недовольно буркнул Феликс.

— Тихо ты! — Цыкнули ему сверху.

Неожиданно блеснула вспышка фотокамеры.

— Кто пригласил газеты?

— Сами притащились, — отозвался Анатоль, — как только услышали имя Лукки Романова.

Газеты интересовало все, что связывалось с именем Семьи города. Хранители прекрасно зна-ли о темных делишках Семьи, но в отсутствии доказательств только огрызались. Как известно — не пойман — ни вор, вот и рос лишай на карте города и прекрасно существовал все последние годы.

Народ вокруг волновался и шумел. После сердитого удара деревянным молотком воцарилась жидкая тишина, нарушаемая постоянными шепотками.

— Ия, мы просим вас повторить показания, — сварливо пробормотал самый старый Судья.

Он очень походил лицом на дога: подбородок стекал морщинистыми брылами, а маленькие красноватые глазки прятались под нависшими веками. Казалось, что Судья уже приготовился ог-ласить обвинительный приговор все трем, но мешали личные протекции Оскара, в виде автомоби-ля стоимостью пятьдесят тысяч кредитов, и Альберта, год назад спасшего его племянника от ссыл-ки в дальние провинции.