Yuruginaidesu

— Авара-кун, рад, что ты откликнулся на мою просьбу! — еще издали поприветствовал меня хозяин данного места, впрочем, так и не потрудившись оторвать свой объемистый зад от мягкого кожаного кресла, слегка облезлого, но еще вполне приличного.

Ядомару Кинхоши. Человек уникальный даже для такого набитого уникумами места, как особый закрытый приют города Изясо. В отличие от многих местных зародышей будущих головорезов, только еще мечтавших стать кем-то весомым в криминальных кругах, этот парень уже являлся таковым. И это несмотря на то, что мы были с ним одного возраста.

Существенная разница, позволявшая Будде быть авторитетным заправилой в жестоком мире школы Изясо, оставаясь при этом большим куском заплывшего сала, заключалась в том, что он был не просто сыном мертвого якудза. Покойный отец Кинхоши был одним из самых серьезных уголовных боссов портового Нагасаки, оябуном собственного Клана со столетней историей и огромными капиталами, сделанными на контрабанде, наркоторговле и продаже женщин в мелкие азиатские и арабские страны. Однако, в свое время и у этого монстра возникли большие проблемы в ходе продолжительного конфликта с известным Кланом из Кобы. В результате, папаша Будды и вакагасира чужаков решили закончить противостояние в классическом духе древних борёкудан — сойтись в поединке, поставив на кон абсолютно всё. Кто потерпел поражение, думаю, догадаться нетрудно. После этого, согласно предварительной договоренности, Клан убитого присягнул на верность новому кумитё, назначенному из Кобы. А тот в свою очередь взял на себя заботу о делах и семье проигравшего оябуна.

Так что, хотя Позолоченного Будду, фактически, и отослали в Изясо для того, чтобы тот не мозолил глаза новым хозяевам семейного бизнеса, и не возбуждал своим присутствием всякое брожение умов среди старого состава местных исполнителей, по окончании учебы Кинхоши ожидало сытное и теплое место в родном Нагасаки. Если, конечно, добрые люди из Кобы решат, что и дальше надо играть по установленным правилам. А так, дело может ограничиться пулей в голову, бетонным блоком, привязанным к ногам, и каким-нибудь укромным заливом на побережье Кюсю. Всякое бывает. Но пока Будда никому не мешал, а его продолжающаяся жизнь позволяла захватчикам набирать лишние очки благородства перед лицом других Кланов.

И одной лишь символической защитой убийца отца Кинхоши не ограничивался. Кроме своих связей, которые бывший вакагасира готов был подключить по первому чиху своего "пасынка", он также щедро снабжал парня неограниченными денежными средствами, что и послужило основанием для первой части его прозвища. По меркам Изясо толстяк Будда был просто неприлично богат, не стеснялся этого демонстрировать, но главное — ничуть не был доволен собственным материальным положением, продолжая активно увеличивать свои капиталы за счет относительной нейтральности здешнего сима. По договоренности, Кланы не совались в Изясо с серьёзным бизнесом, и для достаточно наглого, богатого и хитрожопого ученика старшей школы здесь открывались огромные перспективы.

Во-первых, Будда то ли имел долю, то ли "крышевал" часть развлекательных заведений в городе. Оба молодежных клуба, зал лотерейных автоматов в центре, игротека и половина местных баров точно ходили под рукой у этого парня. Был слух, что и местный бордель не обделен вниманием Позолоченного. Во-вторых, через эти заведения и нашу развеселую школу Кинхоши контролировал солидную долю в городской наркоторговле, начиная от "детской" травки и заканчивая метанфетамином. Третьим пунктом было ростовщичество. Чего-чего, а наличных денег у Будды было всегда достаточно, и выбивать их обратно со всеми полагающимися процентами, он тоже умел. Конечно, у толстяка, наверняка, были серьезные партнеры на стороне, благодаря связям "отчима", но он мастерски скрывал их от всех посторонних взглядов, оставаясь единственным королем в своем королевстве.

Позолоченный Будда мог позволить себе многое, но обычно держался в рамках приличия, демонстрируя, что все его нынешние дела, это лишь подготовка к тем задачам, которые ожидают его по возвращении в Нагасаки. По этим же причинам, у него была солидная свита из самых ушлых школьных задир, которые готовы были переступить через свой подростковый гонор ради сытого настоящего и радужного будущего. Кто-то велся на деньги, кто-то плотно сидел на наркотическом прикорме, а отдельные личности, типа Кондзаки, всерьез рассчитывали на то, что когда Кинхоши, наконец, поедет к себе домой, то прихватит самых верных, преданных и исполнительных в качестве затравки своей будущей команды. И о перспективе оказаться в случае чего вместе с Буддой на дне одного залива они прекрасно знали, но готовы были рискнуть.

— Давай к делу, Хоши, — ответил я на приветствие толстяка, войдя в тень под навесом и не доходя до стола пары шагов.

Впрочем, кое-какие наметки о причинах этой встречи у меня появились, стоило только увидеть, кто именно сидит по разные стороны стола, за которым "председательствовал" Будда. И хорошего в моих предположениях было немного.

— Да вот, жалуются мне тут на тебя, Угрюмый, — убрав с лица улыбку, Кинхоши подался вперед всей своей громоздкой тушей, опираясь локтями на столешницу.

Сзади за правым плечом у Позолоченного замер его бессменный личный порученец Сэй, тоже прибывший в наше учебное заведение прямиком из Нагасаки, причем после тех же разборок, которые закончились смертью папани Будды. Еще с самого начала эти двое держались вместе, будучи практически кровными родственниками, и на первых порах знаменитая подача справа, которой быстро прославился Сэй, помогла Кинхоши избежать и решить немало проблем.

Слева от "председателя", не обращая никакого внимания на окружающих и полностью сосредоточившись на экране своего лаптопа, сидела миловидная девушка лет пятнадцати в обычной школьной форме Изясо. Чистенькая, наглаженная, с прекрасно ухоженными длинными черными волосами и в аккуратных круглых очечках, со стороны она являла собой классическую иллюстрацию к понятию "идеальная ученица японской старшей школы". Типичная пай-девочка-отличница, даже вон косметикой почти не пользуется, а пальцы так и порхают над клавиатурой. Если б не компания вокруг, так хоть сейчас делай фото и на виртуальную доску почета на сайте школы. Если бы у нас была такая доска. И такой сайт.

Кто такая на самом деле Санада, более известная всем у нас под прозвищем Мико[8], мне было прекрасно известно. Она, вроде бы, считались девушкой Будды, но по слухам как-то выходило, что отношения у этих двоих чисто деловые. Мико была из приютских, однако, в отличие от подавляющего большинства местного женского контингента, так и не дошла до одной из двух крайностей. Наши девчонки обычно либо со временем превращались в тех еще жутких стервозных оторв, дававших фору многим отморозкам, как на словах, так порой и в драке, либо наоборот становились забитыми и прячущимися по углам тенями, вынужденными существовать в жестоком мире, где правила первая категория. Санада же просто оставалась даже не между, а где-то в стороне от этого всего. Насчет ее умения дать отпор я не знаю, никогда такими вопросами не интересовался как-то, но зато другой ее талант был всем широко известен. Из-за него-то Мико в свое время и сошлась так хорошо с Позолоченным Буддой.

Девочка очень любила деньги. А еще она очень любила делать деньги. И самое главное, Мико блестяще умела делать деньги. Растущему же все время "бизнесу" Кинхоши был совсем не лишним грамотный и умелый "финдиректор". Так что, они оказались просто созданы друг для друга. На чем же именно делались эти деньги и какими способам, мною уже упоминалось. И, надо заметить, что зачастую, в этих вопросах первую скрипку играла именно Санада, а не ее толстый босс.

Напротив Мико с другой стороны стола в заметном напряжении, ссутулив спины и вжав головы в плечи, сидела уже хорошо знакомая мне парочка — огненно-красный панк Тояма и его приятель с обезьяньей рожей и длинными граблями. Черепушка у верзилы была гладко выскоблена и замотана в несколько слоев бинта, прикрытого эластичной лентой. Что ж, поздравлю потом Кодзи, не принимать ему лишний грех на душу. Но с другого ракурса, выходит, что отморозки все-таки затаили на нас немалую обиду, раз аж до самого Будды дошли с жалобами. Не зря я мелкого в храме спрятал на время отъезда, ой не зря.

— От этих что ли? — кивнул я в сторону сладкой парочки, злобно зыркающей на меня, но не смевшей в присутствии Кинхоши подавать голос. — Претензия-то?

— Да, — кивнул толстяк. — От моих парней.

Опа! А вот это не лучший поворот в беседе. Значит, Тояма такой дерзкий не только из-за отбитого напрочь жбана был. Под Позолоченного Будду перебежал и совсем распоясался, а я и не в курсе такого расклада был. Впрочем, а что это меняет? Да ничего. Даже если бы мне уже тогда было известно, под кем этот панк теперь ходит, все равно набил бы ему и его подельникам рожи без всякого стеснения. И вообще, наезд явно не по делу...

— Моя работа, не спорю, — заняв на всякий случай позицию по удобней, я вперил в Будду свой обычный угрюмый взгляд исподлобья. — И если у твоих быков, Хоши, мозгов нет настолько, чтобы на меня не напрыгивать, то сам им и вставь чего-нибудь взамен. Хоть процессор от калькулятора, хоть дайкон гнилой. Только мне счетов выставлять не надо за то, что понторезам маломерным ответку прописал.

— Ответку, говоришь, — толстые губы Будды слегка изогнулись в эдакой манерной улыбке, а взгляд "председателя" на мгновение мазнул по вздрогнувшим отморозкам. — А вот они уверяют, что это ты на них без всякой причины быковать начал. Да еще приятель твой, мелкий да рыжий, со спины набросился с железякой. Голову Цуме проломил, чуть совсем не прибил болезного, аж в больничку пришлось везти. Тут дело такое, я своих парней не могу никому калечить позволить. Даже тебе, Угрюмый.

— Мое слово против их, — я оставался внешне спокоен, хотя внутреннее напряжение росло.

В принципе, противников здесь с десяток. Серьезных — только Кондзаки и Сэй. Если что, уйти скорее всего получиться, хоть и не бескровно. Но вот ссориться с Позолоченным не очень хочется. У этого богатого мудака найдутся разные способы, как мне подгадить по жизни. Однако, от принципов своих я тоже отступать не намерен.

— Хочешь, им можешь верить. А хочешь, моей версии, где было их не двое, а четверо, и до моего кохая они докопались ни за что, ни про что. За это и огребли.

Будда вновь посмотрел на моих обвинителей. Обезьян Цума сидел, уткнувшись взглядом в столешницу, а вот у Тоямы начался заметный мандраж, даже щеки слегка посерели.

— За Аварой обвинений в брехне пустой не водится, — вкрадчиво заметил Кинхоши, от чего панк побледнел еще больше. — А вот ты, Тояма, посвистеть любишь.

Мысленно я усмехнулся. В жизни не поверю в то, что Позолоченный на самом деле, сразу и безоговорочно, поверил в рассказ этого мудилы и лишь теперь, якобы, разобрался. Это, значит, можно выдыхать. Показательная порка изначально планировалась не для меня, а для собственного контингента.

— Хорошо, с этим разберемся, — Будда перестал сверлить взглядом нерадивых подручных и снова воззрился на меня с мягкой улыбкой. — Но вопрос на повестке все тот же. Народец школьный уже о вашей стычке языками треплет, и что мои люди от тебя люлей получили скоро каждая собака знать будет. Все бы ничего, если б ты, Угрюмый, как и прежде был сам по себе. Волком-одиночкой. Но мыслишка у меня тревожная есть, и подозреньице одно нарисовалось. Что быть тебе большим человеком скоро, а ссоры или даже непонятки малой между большими людьми здесь в Изясо никому не нужны. Согласен?

Понятно. Выходит, Будда уже в курсе всей той движухи, что затеяли Одноглазый Тори и компания. Для толстяка мое становление "именем Изясо" ничего не значит, делам его это никак не помешает, да и вообще интересов не затрагивает. Но вот вопросы авторитета и статуса во внутренней иерархии школы, да и всего города, тут могут оказаться задеты. И Кинхоши страхуется заранее, как и всякий ушлый мерзавец.

— Так чего ты хочешь? — решив сыграть втупаря, спросил я у Будды после короткой паузы.

— Закрыть этот мелкий конфликт, раз и навсегда, и никогда больше о нем не вспоминать. А мелкий он, на мой взгляд, настолько, что обойтись вполне можно будет лишь устными извинениями, — масляная улыбка Кинхоши стала еще шире, и он вновь слегка подался вперед с выжидательным хищным видом. — Что скажешь?

Все верно, мерзавец не только ушлый, но и наглый. Палец в рот не клади. Что я отвечу на предложение других школьных бонз, Позолоченный еще не знает, а прогнуть меня решил уже сейчас. Конечно, тут посторонних нет, но свидетелей достаточно, и слух разойдется по Изясо еще до вечера. Эпизод крошечный, но каждый запомнит накрепко, что Угрюмый перед Буддой извинялся, и извинялся без особого принуждения. До кровавых соплей его не били, на колени не ставили, но свое положение младшего перед старшим, Авара тогда показал. И не отмыться от этого клейма уже вовек.

Сохранять каменную мину было довольно непросто, но у меня в этом деле была обширная практика. И если толстопузый гад думал, что я пойду на уступки, чтобы в дальнейшем не осложнять себе восхождение на "школьный престол", то тут он стал заложником старого как мир утверждения. Нельзя всех судить по себе. Ведь кроме тупых, еще есть категория упертых, которые все понимают, но поступить иначе не могут.

— Извинения? — уточнил я небрежно и, прищурившись покосился на Тояму и Цуму. — Это, в принципе можно...

В глазах у панка и его дружка сначала вспыхнуло удивленное неверие, а затем его быстро сменила злорадное предвкушение. Если человек решил быть тварью в душе, то тут ничего не изменишь порой, как не старайся. А вот Позолоченный Будда от сомнений так легко не избавился, услышав мои первые слова, и по-прежнему продолжал посматривать на меня с подозрением, постукивая пальцами по столу и ожидая какой-нибудь каверзы. И я его не стал разочаровывать.

— Извинения нас вполне устроят. Так что, когда твои шакалы сподобятся, то могут прийти к моему кохаю в любое время. Коджима парень отходчивый, зла на других держать не привык. Думаю, если слова будут правильные, то простит он их за милую душу.

После моего заявления под полосатым навесом повисла гулкая тишина, разрываемая лишь рычанием вентилятора. Даже Мико перестала печатать на клавиатуре и подняла на меня поверх очков свой взгляд, в котором отчетливо читалась забавная гамма разнообразных эмоций. Позолоченный Будда прикрыл рот рукой, видимо, пряма ухмылку. Цума и Тояма удивленно моргали, уставившись на меня и силясь переварить услышанное. И лишь Сэй с обычным меланхоличным видом взирал на происходящее из-за спины своего босса.

— И, кстати, чтоб тебе, Хоши, лишний раз слухи не пришлось собирать, уведомлю сейчас тебя, напрямую, — перед уходом стоило окончательно расставить все по своим местам. — То место, которое я, как ты тут опасаешься, мог бы занять в ближайшее время, мне уже предложили. Буквально, полчаса назад. И ответ свой я им уже дал. Меня это всё никаким боком не интересует. Так что большим человеком мне не быть, и тебе опасаться чего-либо с моей стороны не стоит. Пока твои придурки сами ко мне не лезут.