Александр. Великий поход - 6

ХРОНИКА ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ — 6

ИНДИЯ.

В ПОИСКАХ СТРАНЫ ЧУДЕС.

Пролог:

Наведя порядок и спокойствие в Азии, Александр наконец-то смог приблизиться к воплощению в жизнь свою давнюю и потаенную мечту о мировом господстве. Именно после полного покорения последних осколков персидской державы, македонский царь впервые четко и ясно объявил своему войску истинный замысел всего похода.

Отныне все прежние идеи о наказании старых врагов эллинов персов были отброшены в сторону, а на их место появилась скромное желание с помощью меча объединить в одно целое всю Ойкумену, ибо для этого имелись все предпосылки.

И главным пунктом этой программы было завоевание Индии. На ней заканчивался маленький бронзовый глобус, подаренный юному царю Аристотелем во время его обучения в Мизе. По этому подарку изучал Александр устройство мира о главенстве, над которым уже начал мечтать в те далекие дни отрочества. Еще тогда, Александр хотел побывать в этой загадочной и дивной стране, о которой великий учитель рассказывал с придыханием и почтением.

Теперь настала пора свершений. Пусть оставались непокоренными племена скифов на севере и царство эфиопов на юге, пусть гордо трепещут знамена финикийского Карфагена и италийского Рима, еще не познавших силу македонской фаланги. Все они были ничто по сравнению со сказочной страной, к границам которой твердой поступью подошли александровы полки.

Все рассказы, полученные от путешественников и торговцев, сильно разжигали буйное воображение царя, описывая сказочные красоты и богатства этой таинственной страны. И отныне Индия стала для Александра той же навязчивой целью, которой являлась для его отца Иония. Покорить царство и достичь вод седого Океана омывающего всю Ойкумену страстно желал царь, но не все воины разделяли эту страсть. Им было вполне довольно взятых царств, но скованные воинской дисциплиной они пришли к горам, которые царские географы определили как "Кавказ", что преградили путь непобедимому полководцу.

И так, осень. 327 г. до. н. э. горы Гиндукуша, лагерь Александра.

Глава I. Покорение "Кавказа".

Великий царь и покоритель Ойкумены был не в духе. Вернее сказать он находился в лютой ярости от полной бестолковости и никчемности своих географов, которые завели его войско неизвестно куда. Полностью положившись на довольно противоречивый труд Ктесия, и желая потрафить желанию царя, поскорее перейти горы привело ученых мужей науки к полному провалу.

Огромное царское войско с его многочисленными обозами, оказалось плотно зажатым в каменном мешке горных хребтов и совершенно не знало, куда идти ему дальше. Так оно простояло уже двое суток, и вернувшиеся разведчики принесли малоутешительные вести. Дорога, по которой двигалось войско, превращалось в узкую тропку, совершенно непроходимую для повозок.

Это известие и взбесило царя, до прихода разведчиков узнавшего, что запасов еды и фуража для коней в его непобедимой армии осталось ровно на пять дней. Этого не хватало для того, чтобы повернуть назад и искать обходные пути. Конечно, для закаленного в походах войска это было не смертельно, каждый день простоя и бездействия разлагал и будоражил умы ветеранов, которые в отличие от молодого пополнения совершенно не рвались в "страну чудес". Кроме этого, всех сильно донимал мелкий дождь, нудно моросящий вот уже несколько дней подряд.

В сложившейся ситуации в первую очередь был виноват сам Александр, пожелавший непременно превзойти Семирамиду, Геракла и Диониса, которые не смогли пройти через горы и были вынуждены двигаться далеко на юг. Где через пышущую жаром пустыню вторгались они в Индию, совершая свои легендарные походы.

Считая себя полубогом, царь хотел показать свою силу и в отличие от своих героических предшественников и преодолеть эти грозные горные цепи. Что взметнули снежные шапки своих вершин до самого синего неба. Царь пожелал и географы, тупо поверившие в непогрешимость трудов греческого врача и не пожелавшие взять знающих проводников для подстрахования своих действий.

В начале похода монарх был доволен своими учеными, затем начал выражать недовольство медленным продвижением, а теперь, получив данные разведки, обрушил на головы несчастных географов поток ругательств и оскорблений из-за угрозы срыва своего похода.

— Бездельники! — гневался молодой повелитель, — когда, наконец, кончиться этот Кавказ, и я увижу равнины Индии. Две недели мы сбиваем свои ноги по камням этих гор, а им конца и края невидно, хотя помниться вы мне клятвенно обещали всего десять дней пути. Где тот злосчастный таинственный проход, который вы обещали найти, и которого совершенно нет? — возмущался царь в праведном гневе.

Ученые мужи опасливо жались друг к другу, мечтая в душе поскорее покинуть это судилище, до того момента как царь решит наказать их за допущенные ошибки.

— Но Ктесий уверяет государь, что проход есть — робко пискнул один еще не совсем запуганный индивид науки.

— К черту Ктесия с его баснями! — громко рыкнул Александр, — здесь нет обещанного вами прохода! — продолжал он, яростно тыча пальцем в горную гряду, которая своими двойными, а кое-где и тройными цепями закрыла дорогу македонскому воинству.

Дав волю охватившему его гневу на собравшихся географов, царь обрел спокойствие и перешел к конкретным делам.

— Позовите мне Нефтеха! — приказал монарх воинам, стоявшим в карауле у его палатки.

— Пусть он поможет мне разрешить эту задачу, коль скоро мои географы бессильны в этом — властно произнес Александр, глядя, как только одно упоминание имени негласного конкурента, начинает корежить столпов придворной науки.

— Уходите. Не хочу видеть вашего унижения перед простым мемфиским жрецом, чьи знания всегда оказываются правдивыми по отношению ваших знаний.

Географы не замедлили исполнить волю великого царского, дабы не доставлять удовольствия Нефтеху в очередной раз продемонстрировать свое превосходство над светилами эллинской науки.

Их спор длился уже несколько лет и неизменно вверх одерживал египтянин, умело, используя все знания, полученные в жреческой школе бога Тота. В ответ, греческие ученые платили ему презрением и страстно желали его поражения, которое что-то не наступало.

Сам Нефтех прежде радовавшийся каждой своей победе, теперь относился к этому противостоянию как к затянувшейся забаве и не более того. Так как давно уже с головой погрузился в сложные интриги македонского двора, вступив в тайный союз с Эвменом и Пердиккой. Царским секретарем и молодым стратегом, на которого обратил внимание свое внимание Александр и включил его в состав семи личных телохранителей.

Пердикка был в числе тех, кто безоговорочно принимал и поддерживал все царские планы и нововведения в жизни македонского государства. С самого похода он рос в глазах царя, успешно выполняя все его приказы и поручения, не выказывая при этом и тени сомнения в их целесообразности и полезности, полностью полагаясь на волю своего монарха.

Стратег хорошо показал себя в согдийском походе, и теперь Александр доверил его командованию часть своего великого войска, столь неудачно пытавшегося преодолеть твердыни Гиндукуша.

Нефтех верно поставил на энергичного македонца и во всем пытался подержать свою тайную креатуру. Узнав, что великий царь требует его к себе, Нефтех моментально бросил приготовление противолихорадочной микстуры для одного из таксиархов македонского войска и отправился к царской палатке.

С чувством знания собственной значимости, египтянин миновал царскую стражу с гордо поднятой головой и остановился у порога.

— Проходи специалист по географии — грустно пошутил Александр, указывая на одинокий табурет напротив своего трона. Кучка географов жалостливо толпилась по ту сторону палатки, с опаской поглядывая на своего врага, который неприметен, воспользоваться их трагической ошибкой.

— Как ты и предсказывал, эти знатоки завели нас в горный тупик, из которого нет выхода. И что мне теперь делать?

— Есть только один достойный выход повелитель утопить всех их в горной речке — с серьезным видом пошутил Нефтех, стараясь отвлечь царя от грустных дум.

Географы громко ахнули от столь подлого в отношении их предложения и разом заголосили, обращаясь к царю.

— Довольно! — рявкнул монарх. — Господин жрец шутит, а вы восприняли все сказанное им всерьез.

Лепет стих как по мановению руки.

— Это хорошо, что веселье не покинуло тебя, — с расстановкой произнес полководец, — значит, ты сохраняешь трезвость ума, и я надеюсь, сможешь что-либо предложить дельного.

— Для этого я должен знать последние данные разведки, а лучше самому осмотреть все вокруг — делово предложил жрец.

— Хорошо. Значит, завтра мы с тобой вместе отправимся смотреть горы, а там видно будет — произнес Александр. — Все свободны — жестко бросил он в сторону ученых мужей и знаком приказал Нефтеху остаться.

Когда географы вырвались на свободу, беседа между царем и Нефтехом возобновилась.

— Ты, в самом деле, надеешься найти выход из этого горного тупика?

— Да государь. По тем наметкам, что я успел заметить, следуя вместе с твоим войском, здесь должен быть скрытый проход. На это указывает рельеф гор и направление стоков воды.

— И ты все это время молчал?

Египтянин скромно потупил глаза, давая царю возможность самому догадаться о причинах его подобного поведения.

— Понятно. Ты терпеливо ждал, пока мои географы сядут в очередную лужу, и ты сможешь свести с ними свои давние счеты.

Молчание было ответом Александру.

— Я надеюсь, что все ваши игры кончились, — грозно произнес монарх, — и теперь ты сможешь заняться нужным мне делом?

— Да государь — поспешно заверил монарха жрец.

— Завтра я жду тебя для разведки прохода и имей в виду, что я очень зол на столь большую потерю времени.

— Я постараюсь исправить это досадное упущение, государь — с достоинством пообещал Нефтех. В палатке повисла тишина, и два человека внимательным образом глядели в глаза друг друга, стремясь прочесть мысли собеседника. Так продолжалось некоторое время, и первым не выдержал царь.

— Только зная тебя как человека слова, я не отдаю сейчас приказ начальнику стражи высечь тебя за твои ученые игры. Иди.

Получив столь явное внушение, Нефтех поспешил скрыться с глаз гневного владыки, радуясь сведением счетов с учеными.

На завтра, едва солнце появилось на синем небе, его уже ждал разъезд конной разведки во главе с самим Александром.

— Куда поедим? — вопросил воитель своего проводника.

— Я полностью верю, тем, кто смотрел впереди, значит надо возвращаться — ответил жрец и маленький отряд обогнул застрявший в ложбине огромный македонский лагерь, трусцой устремился туда, откуда они совсем недавно пришли.

Двигаясь в голове отряда, Нефтех внимательно осматривал южные склоны гор, вдоль которых они прошли несколько дней тому назад. Скалы располагались непрерывной стеной, выпячиваясь вперед или пропадая вглубь без единого намека на скрытый проход. Так египтянин достиг горного массива, ранее доставившего много хлопот александрову войску при проникновении в эту долину.

Кони уже порядком устали и все обрадовались, когда жрец потребовал совершить остановку. Расположившись на небольшой площадке свободной от камней, жрец не принялся отдыхать как большая часть разведчиков, а стал пытливо созерцать окружающие его ландшафты что — то, усилено прикидывая и вычисляя в своей бритой голове.

Вся пикантность ситуации заключалось в том, что Нефтех до этого нещадно топтавший перед царем труд Ктесия, при этом был полностью согласен с ним, что горный проход в Индию существует. Убедившись в тупиковости предложенного географами пути, египтянин храбро повел македонцев обратно в полной уверенности, что сможет отыскать этот путь.

Внимательно разглядывая южные горы, Нефтех пытался не только определить скрытый проход в горах, но и предположить его теоретическое месторасположение, руководствуясь исключительно одной своей фантазией. От острого глаза жреца не укрывались ручьи, сбегавшие со снежных шапок, степень растительности на горных склонах и однородность горных склонов по своему почвенному составу. Все увиденное жрец непрерывно складывал и перемешивал, стремясь найти в этом нужное ему направление.

Это, правда, у него не очень хорошо получалось, но Нефтех был твердо уверен, что обязательно сможет выкристаллизовать все нужное для себя. К тому же им двигало честолюбие, а в этом случаи оно было очень мощным катализатором в его поисках.

После отдыха, египтянин самозабвенно принялся обследовать выбранный им горный массив, но поиски его не принесли удачи. Обойдя все подозрительные склоны и ущелья горы, жрец был вынужден признать полное отсутствие там следов прохода, и разведчики разбили лагерь для ночлега.

Усевшись у огня, царь долго донимал Нефтеха своими расспросами, пытаясь получить твердую уверенность в существовании прохода. Тот долго отнекивался и под конец, не выдержав, заявил македонцу:

— Государь сейчас я не могу, ткнув пальцем в гору определить место прохода, для этого нужно искать и искать не один день. Если тебя это устраивает то давай спать, если нет, то возвращаемся в лагерь.

Воины с удивлением смотрели на человека, столь смело говорившего с их кумиром, но к всеобщему удивлению Александр улыбнулся и предложил всем ложиться спать.

Удача улыбнулась Нефтеху только на третьи сутки поисков. Трудно было сказать, что подтолкнуло жреца обратить внимание на один из крутых горных отрогов, огромным языком сползшего с основной массы гор. Скорее всего, обостренное желание найти помноженное на буйную фантазию помогли Нефтеху правильно взять нужный след.

Выбрав склон, разведчик энергично начал подниматься на него под равнодушные взгляды остальных. Сколько уже было обследовано подобных склонов, и не сосчитать, поэтому македонцы уже были внутренне готовы двигаться до самой первой точки своего похода и обходить горы с юга.

Нефтех устало передвигал свои ноги перед самым краем склона, эйфория, охватившая его, в начале подъема давно кончилась и последний отрезок пути, он шел из чистой вредности. Неторопливо поднявшись наверх, жрец стер набегавший на глаза пот и равнодушно оглядел окрестности.

Его усталому взору предстали все те же горы, ослепительно блестящие своими ледяными шапками и ничего нового. Разочарованный открывшимся ему видом, бритоголовый жрец только громко дышал и, стараясь восстановить свое сбитое дыхание. Ослепленный блеском снега, египтянин прикрыл глаза рукой и уже чисто автоматически посмотрел вправо. То, что он увидел, заставило его затаить дыхание от восторга, радости и от страха, что отчетливо видимое открытие окажется миражом или наваждением.

Его предположения и фантазии оказались верны. Сползший много лет назад, во время последнего землетрясения огромны кусок горы, полностью закрыл собой широкий горный проход в скалах, навечно скрыв его от любопытных глаз.

Нефтех прикрыл глаза и с тревогой открыл их вновь. Ничего не случилось и проход в скалах, остался на своем месте. Даже отсюда, с вершины крутого склона, жрец явственно видел чернеющие внутренности длинного коридора, уходившего во чрево гор.

Обрадованный египтянин радостно замахал руками, сигнализируя остальным разведчикам о своей находке. Пораженные столь неожиданным открытием, они сначала изумленно застыли, с удивлением глядя на приплясывающую фигурку, а затем разом спешились и, побросав лошадей коноводам, всей толпой устремились наверх во главе с царем.

— Молодец! — радостно бросил Нефтеху Александр, едва только перевалив через край склона и жадными глазами покорителя, увидал скрытый горный проход. Остановившись только для минимального восстановления дыхания, он незамедлительно начал спуск, желая полностью убедиться в правильности этого открытия. Спуск был гораздо быстрее, чем подъем, и вскоре разведчики приступили к тщательному изучению нефтеховой находки. Проход был очень старый, и им когда-то пользовались люди, о чем говорила горная тропа, искусственно подправленная кое — где местами.

Египтянин не пошел вперед, предоставив это право македонским разведчикам собственно для этого и взятых. Спустившись по склону, он с интересом разглядывал горный массив, определяя взглядом ширину прохода для продвижения всей армии. Рядом с ним остался царь, с нетерпением ожидающий первых результатов разведки.

— Скорее всего, это то, что мы так усердно искали государь, — произнес Нефтех, радостно глядя в лицо македонцу, — но этот проход имеет одну особенность. Он слишком крут на подъеме и не всякая груженая телега сможет его одолеть.

Александр согласно кивнул головой. Да эта особенность была видна с первого раза, и над ней стоило хорошо подумать. Другим явным минусом была длительность этого подъема, который был явно рассчитан на пеших и груженых лошадей.

— Ты говоришь о том большом скарбе, что обросло мое войско за последнее время?

— Да государь. Только из-за него мы так медленно продвигаемся в горах, и боюсь, он станет сильной преградой, если ты решишься использовать этот проход.

Александр еще раз внимательно осмотрел видимый участок пути и был вынужден про себя, признать правоту суждений египтянина.

— Подождем разведку, посмотрим, что скажет она.

Македонские разведчики вернулись через несколько часов измученные дорогой, но чрезвычайно довольные собой. Обнаруженный египтянином проход действительно был тем, что так безуспешно искали царские географы все это время. Прикрытый оползнем проход в Индию, тем не менее, существовал и им, вполне можно было воспользоваться. Разведчики македонцев свободно прошли сквозь горную цепь, и вышли по другую сторону хребта. Там невдалеке от прохода, они обнаружили бурную горную речушку берущей свое начало с ледяных вершин.

— Где река там скорей всего находится и дорога в Индию — безапелляционно произнес Нефтех, выслушав рассказ македонцев. Александр полностью согласился с ним. Река обязательно выведет к равнинам "страны чудес". Значит, выбор судьбою уже сделан и теперь оставалось только за малым, пройти со всем войском по этой тропе.

Открытие разведки вызвало в стане македонцев переполох, все моментально пришло в движение. Захлопали бичи погонщиков, заржали застоявшиеся без дела кони и заголосили женщины, которыми сильно оброс македонский табор. Медленно, очень медленно для быстроногого Александра разворачивалось в горах его непобедимое войско. Достаточно было двух хороших ударов с боков и от победителей Дария и потрясателей Вселенной осталось бы жалкое воспоминание.

Полководец лишний раз убедился в справедливости высказывания египтянина о слишком большой трудности для преодоления крутого подъема в горном проходе для всего этой неоднородной людской массы.

Кроме солдат, македонское войско сопровождал огромный обоз, состоящий из личной добычи стратегов и воинов, которым они обросли за долгое время похода. Подобно мухам, которые постоянно кружат над медом, возле воинства Александра кружили пронырливые купцы, вездесущие маркитантки и прочие личности, что неизменно сопровождают любое победоносное войско. Кроме них, вместе с войском пылили по дорогам жрецы на мулах, ученые и географы на ослах, лекари и знахари на верблюдах.

Многие из солдат обзавелись своими семьями, и теперь любое движение грозного войска сопровождали женские и детские голоса, да скрипы повозок заменяющих им дом.

Стоя на горном склоне и созерцая движение всего своего войска, Александр внимательно вслушивался в голоса проходивших солдат и всматривался в их лица. Это занятие привело царя к неприятному для себя открытию, больше половины его войска были не македонцы. Основной костяк победоносного войска, с которым он начал свой поход, был основательно размыт потерями, болезнями, а так же жизненной необходимостью оставлять свои гарнизоны, в покоренных городах не доверяя местным солдатам.

Последнее чисто македонское подкрепление, Александр получил сразу после Гавгамел. Их привел Лаомедонт, что и позволило царю совершить быстрое продвижение вглубь Персии без оглядки на тылы. После этого из Македонии уже пошли в основном наемники, разбавленные жидким ручейком самих македонцев. Теперь же греки составляли основу стрелков и гоплитов, оставляя соотечественникам царя сомнительное первенство в фаланге и катафрактах. Кроме греков в войске в большом количестве находилась вспомогательная азиатская пехота и скифская кавалерия.

Теперь Александру, при подобном составе своей армии приходилось быть очень внимательным, ибо самая отрицательная черта наемников была склонность к бунту, когда сильно задевались их жизненные интересы.

— Что гнетет тебя, государь? — обратился Эвмен к царю, остановившись рядом с полководцем на гребне склона.

— Весь этот нездоровый вид моего войска, который напоминает мне переселение народа, а не марш победителей Дария и Спитамена.

— Увы, государь, но за время похода с ним произошли обычные изменения, твои воины завели семьи, твои стратеги обогатились, и их роскошь теперь мало в чем уступает персам, хотя пять лет назад, они вполне обходились обычной походной обстановкой.

— Да время преподнесло мне забавные метаморфозы, которые теперь трудно разрешить. —

Собеседники замолчали, провожая взглядом огромную повозку с царским добром, с трудом тянущую двумя волами.

— С какой бы радостью я сжег бы весь этот ненужный скарб — произнес Эвмен в след с трудом одолевшей очередной ухаб повозке.

— Сжечь? Эвмен ты гений! — воскликнул Александр и в следующий момент царь уже спускался с пригорка, что бы встать во главе колонны.

Когда показался потайной проход, был уже вечер. Войны встали для отдыха, что бы на завтра совершить малый подвиг во славу царя. Александр выждал, пока все успокоятся, примут пищу и только после этого, дал сигнал к всеобщему сбору возле своего шатра.

— Солдаты, — начал царь, стоя посредине общего круга солдат, гордо подняв голову и при этом, чуть склонив её на левое плечо. — Мы вместе с вами прошли множество дорог Азии и теперь находимся на пороге последнего царства, чьи земли на востоке омывает седой океан. Каждый из вас знает, как богата Индия, какие несметные сокровища скопились в ее городах и подвалах правителей раджей. Нам осталось лишь победить их, как мы побеждали всех своих врагов и повернуть домой. Но сейчас, на пороге нашего первого шага к этим богатствам, я не вижу свою непобедимую македонскую армию. Предо мной огромный людской табор, обремененный награбленным добром, в котором я не вижу былых победителей Тира и Газы, Персиполя и Мараканд. Вы скажите, что большая часть всего принадлежит царю Александру, и будите, совершенно правы. Да это моим добром набиты многие повозки и поэтому я хочу начать с себя, дабы облегчить свое, некогда молниеносное войско.

Царь энергичным движением подскочил к одной из телег и приказал слугам опорожнить ее. С громким стуком на землю падала серебряная посуда, золотые чаши. В грязь летела дорогая одежда обильно расшитая золотом, падал царский пурпур, парча и прочие, баснословно дорогие ткани. Вслед за этим, Александр приказал опорожнить другие фуры и перед изумленными воинами быстро вырос огромный холм, полностью состоящий из царской добычи.

— Я знаю, что вместе с вами, в Индии добуду себе гораздо больше добычи, чем та, которую вы сейчас видите. Вся эта добыча была взята мной у Дария, но я не хочу, что бы она мешали мне сделать свой последний шаг к исполнению заветных планов. Эй, слуги! — прокричал Александр, — факел мне!

Все собравшиеся затаили дыхания, до конца не веря в действительность того, о чем догадывались. Высоко подняв горящую смоляную ветвь, полководец не задерживаясь ни на секунду, швырнул ее в груду богатств. Холм моментально запылал, охваченный огнем, который весело пожирая столь необычную для себя пищу.

С замиранием сердца смотрели зрители, как плавилось золото и серебро, под воздействием огня превращаясь в лужицы жидкого металла, растекающегося между камней.

— Александр подожги и мою поклажу! — потребовал Гефестион, желая не отстать от своего друга. Минуты и посредине лагеря запылал новый костер не столь огромный как царский, но и он не был откровенно малым. Слуги стратега быстро опорожняли возки и фуры, сбрасывая скопившиеся за время похода, груды богатств царского дружка.

— Подожги и мой скарб царь — потребовал Пердикка, а за ним и все остальные стратеги и приближенные. Азарт поджигателей моментально охватил весь македонский лагерь, раззадоренные происходимым, солдаты хватали тюки и узлы стратегов и бросали их в огонь, опорожняя доверху забитые повозки.

— Жги! Гори! — гортанно кричали воины, потрясая сжатыми кулаками перед огнем ласково пожирающего боевую добычу.

— Достанем с нашим царем себе новые богатства! — неслось в ответ и все, новые и новые сокровища летели в пламя очищающего костра. Последним из стратегов и приближенных кто согласился расстаться с награбленным добром, был Гарпал.

Царский казначей был всем известен как страшный скупердяй у которого с трудом можно было выпросить медную лепту. Увидев столь расточительное прожигание сокровищ, Гарпал сначала громко стонал, затем голосил в голос, с тоской поглядывая на свою обильную поклажу. Однако когда македонцы с факелами подошли к нему, он сам выхватил из рук Неарха факел и с заливистым смехом принялся поджигать свое хозяйство.

Вид жадины Гарпала, прыгающего возле огромного костра, было столь необычным зрелищем, что вслед за этим и простые воины начали швырять свой нехитрый скарб в огромные костры. Македонская армия дружно совершала самосожжения по примеру своего любимого кумира.

— Гори! Гори! — неслось над лагерем македонцев, в котором его обитатели совершали языческое очищение перед своим последним походом. Дикие горцы, упрямо прятавшиеся по склонам гор и всячески избегавших встреч с чужаками, со страхом и изумлением смотрели на эту огненную вакханалию в один час охватившую стоянку македонцев и слушали их радостные крики от творимого ими действия.

— Дикари пришли — с тревогой говорили они друг другу на следующий день, когда находили груды переплавленного золота и серебра в пепле сгоревших кострищ.

Глава II. Проба сил на Кофене.

Македонская армия быстрым маршем спускалась с гор, названных в трудах Ктесия Паропамисом. Строго держась течения Кофена, они, точно вышли к индийским равнинам, которые прекрасно просматривались вдали от горных вершин.

Желая полностью закрепить за собой стратегический проход из Бактрии в Индию, а также освободиться от ненужного присутствия солдатских семей в столь важном походе, царь приказал основать новую Александрию, добавив к ней название Кавказскую. В этом городе остались все непригодные к военной службе солдаты и многочисленные солдатские семьи, на чье содержание царь специально выделил деньги.

Упрямо держась за Кофен, в котором Нефтех признал один из притоков Инда, вскоре солдаты вышли к небольшому городу населенному белолицыми жителями. Царские географы моментально признали в них потомков эллинов, которых из Малой Азии привел бог Дионис, совершая свой знаменитый поход.

— Ниса, Ниса — горячо толковали ученые, указывая царю на виноградные лозы и рога местных быков, которые по своей форме сильно отличались от местных пород, и напоминали эллинских волов. От подобного открытия молодой полководец немедленно пришел в восторг, принимая за чистую монету столь скоропалительные толкования сделанные мужами науки. Ученые же, используя столь выгодный момент, стремились полностью реабилитироваться в глазах Александра за свои прежние провалы. Сам Нефтех только скептически улыбался на столь неуклюжие попытки своих оппонентов связать поход царя с мифом о Дионисе и не предпринимал никаких действий для ниспровержения ученых подхалимов.

— Ты зря так беспечно улыбаешься мой друг, — говорил ему многоопытный в подковерной борьбе Эвмен. — Слушая их сладкую лесть, Александр простит их и может позабыть тебя, несмотря на твое полное превосходство над этим сборища ученых хищников.

— Это временное явление, — успокаивал его жрец — вскоре царю будет не до их щебетания, ибо в дело вступят индийские племена, которые еще не покорялись не одному захватчику. Вспомни Семирамиду, Мадия и Дария. Никто из них не смог надолго удержать захваченные земли за Индом, всегда оставляя эту реку естественной границей между царствами. Я всем своим нутром чувствую наступление жарких дней, в которых царю будет не до комплиментов. Так пусть же правитель насладиться миром и покоем в тихой Нисе, перед тем как окунется в омут сражений.

— У тебя испортилось настроение, и разлилась жечь, Нефтех. Ты видишь то, чего не видит никто — возмущенно бросил гадателю Эвмен.

— Нет, господин. Просто я отчетливо вижу знаки судьбы, которых твои усталые глаза не желают видеть.

Сказав свое пророчество, жрец улыбнулся и пожелал Эвмену хорошего отдыха, по которому войско действительно соскучилось после изматывающего горного перехода.

Царь задержался в городе на десять дней, принеся жертвы богам и проведя в Нисе гимнастические игры в честь обнаружения виноградной лозы бога Диониса. Александр был как всегда неудержим и стремился побывать всюду и везде, но каждую ночь его ждала молодая жена, дабы насладиться любовью крепко связавших два любящих сердца.

К удивлению македонцев, царь не бросил азиатку, а продолжал любить ее со всем пылом молодого повесы. При этом Александр всячески старался просвещать юную согдийку, с жаром читая ей наизусть отрывки из "Илиады" Гомера, рассказывал свою родословность со стороны отца и матери, пылко объяснял греческие мифы и легенды.

И здесь ученик Аристотеля нашел талантливого слушателя, которому было интересно слушать все, что выходило из уст ее кумира. Так они проводили вместе те короткие часы, которые царю удавалось выкроить из своего бешеного распорядка дня.

Роксана, воспитанная в условиях иной культуры сильно ревновала Александра ко всем македонцам его войска, которые своими делами похищали у нее супруга, оставляя юную царицу грустить в золотой клетке. И молоденькой азиатке было невдомек, что она еще счастливый человек, ибо может лицезреть своего мужа каждый день, тогда как родная мать македонского полководца распрощалась с Филиппом вскоре после своей свадьбы на долгие несколько месяцев боевого похода.

Согдианка быстро опровергла миф о неряшливости азиаток, продемонстрировав македонцам свое желание ежедневного омовения и купания в теплой воде раз в семь дней. К этому же, по ее настоянию пришел и Александр, имевший привычку не мыться по целому месяцу, совершенно не обращая внимания на специфический запах своего тела.

Продолжая носить персидскую одежду, Роксана иногда украшала себя греческим хитоном, вызывая восторг молодого мужа, особенно при их ночных свиданиях, которые вскоре проявились в конкретном виде. К огромной радости македонца Роксана понесла, о чем стало мгновенно известно при дворе. Не желая зря рисковать своей половиной, Александр оставил в Нисе весь свой походный двор, под прикрытием солдат Клита, до полного окончания своего похода.

Однако все хорошее имеет свойство, быстро кончатся, так в один миг закончился македонский отдых Нисе. Неуемная натура царя брала свое и, разделив, войско на две колоны Александр направился на юг, строго держась течения Кофена. Те, кто переправился на южный, пустынный и дикий берег реки, находились под командованием сразу двух стратегов; Гефестиона и Пердикки. Первому досталась легкая кавалерия, второму вся пехота. Сам Александр двигался по более обжитому и возделанному северному берегу не испытывая особых трудностей с провиантом. Царь оставил за собой фалангу, выделив конницу под командование Кена.

Подобное разделение на две колоны было своеобразной реакцией македонца на реплики Эвмена о предстоящих трудных боях с индами. Царь прекрасно помнил всю свою недавнюю борьбу с согдами и поэтому решил применить хорошо проверенную тактику нескольких самостоятельных частей единого войска. Они шли порознь друг от друга, но имели постоянную связь и всегда могли оказать друг другу необходимую помощь. Одновременное появление македонцев в нескольких местах, не давало противнику возможности объединиться для совместной борьбы против пришельцев.

Главными противниками македонцев на пути к Инду были племена ассакенов, аспасиев, кафеев и малов. Разрозненные по своим крохотным царствам и городам, они тем ни менее были серьезным препятствием для македонцев.

Пердикка уверенно продвигался вдоль реки, не встречая особого сопротивления со стороны царька ассакенов Астиса. Его главный город находился при впадении Кофена в Инд и носил название Пушкалавати.

Гордые ассакены встретили врага во все оружие, отказавшись открыть ворота города перед конницей Гефестиона. Македонские кавалеристы смогли только обстрелять крепость из луков и терпеливо дожидаться подхода Пердикки с основными силами пехоты. Осмотрев окрестности города, Пердикка сразу убедился, что Пушкалавати является прекрасно укрепленной крепостью, взять которую простым налетом было невозможно. Расположенная на верхушке холма при слиянии двух рек, столица имела мощную стену и оборонительный вал, в спешном порядке наращенный перед приходом македонцев. Верный питомец Александра Пердикка, всегда придерживался выбранной царем тактики устрашения местного населения и потому решил продемонстрировать индам силу македонского оружия.

В спешном порядке царские оружейники изготовили два мощных тарана, которые под навесом из досок обтянутых кожей и шкурами, были доставлены к вратам города. Под прикрытием стрелков, закрывшись "черепахой" гоплиты направились к главным воротам города, подталкивая вперед творение своих оружейников.

Засевшие на стенах инды никогда не видели столь диковинных машин и сообразили об их опасности, лишь, когда бараньи головы с грохотом начали сотрясать створки деревянные ворота их крепости. Немедленно на головы штурмующих македонцев посыпались камни и стрелы, но надежно прикрытые воины медленно, но верно громили городские ворота.

Помогая пехоте, в дело вступили конные скифские лучники, которые наносили свои меткие удары, постоянно двигаясь вдоль городских стен. Это сильно ослабило обстрел со стороны защитников Пушкалавати македонских таранов, которые вскоре смогли пробить брешь в крепких городских воротах к ужасу ассакенов. Не ожидавшие столь быстрой развязки, защитники заметались по городским стенам, не зная, что следует предпринять.

Царь Астис показал себя в этом случаи истинным воином. Не потеряв голову от возникшей паники, он лично встал перед трещащими под ударами таранов створками ворот, показывая своим примером растерявшимися индам, где их место перед решающей схваткой. Видя столь яркий пример храбрости, ассакены устыдились своего страха и с новой силой обрушили свои стрелы и камни на головы нападавших по ту сторону ворот. Некоторые из них бросали на врагов глиняные кувшины с ядовитыми змеями, что вызвало легкую панику в македонских рядах.

Подражая своему кумиру Александру, Пердикка постоянно находился в первых рядах атакующих македонцев, постоянно подбадривая штурмующих воинов своим громким голосом. Первой рухнула левая створка ворот, нехотя соскочившая с петель от очередного мощного удара бараньей головы. Падая вниз, она придавила несколько человек подпиравших до этого длинными шестами городские ворота в надежде удержать их еще некоторое время.

Увидав открывшуюся брешь, позабыв про строй, в неширокий проем рванулась тяжелая пехота Горгия, грамотно прикрываясь щитами от падающих сверху на них камней и стрел. Перепрыгивая через тела придавленных воротами индусов, македонцы смело набросились на ощетинившихся копьями защитников крепости, не собиравшихся бежать от страха перед атакующими их гоплитами. Ободренные присутствием своего царя, ассакены храбро вступили в бой, с врагом яростно крича им гортанные проклятья.

Завязавшаяся схватка в узком месте, моментально приостановила продвижение гоплитов Горгия вглубь города. Сгорая от нетерпения, Пердикка был готов сам броситься в атаку, но к этому моменту рухнула вторая половина ворот, до этого дополнительно укрепленная защитниками города несколькими подпорками.

Добившись этого успеха, гоплиты сомкнули свои ряды и единой шеренгой ударили по индам. Не знающие тактики единого строя, ассакены сильно уступали македонцам в умении рукопашного боя, компенсируя ее на начальном этапе схватки отчаянной храбростью и бесстрашием смерти. Все это на некоторое время сдержало штурмующего врага, но затем смельчаки были перебиты копьями и мечами гоплитов и инды отхлынули от колючей стены смерти.

Повинуясь крикам простатов, воины меченосцы вышли вперед и бросились на отступающую толпу солдат, безжалостно избивая ее. Напрасно Астис пытался остановить бегущих воинов, они не могли противостоять вышколенным походом профессионалам знавших только одно искусство убивать. Только маленькая горстка преданных воинов сгрудилась возле своего царя, решившего гордо встретить напавшего на город врага.

Пробив мощным броском длинною пикой доспех воина царя Александра, Астис сумел прихватить с собой на сумрачные поля одного из врагов, прежде чем пал под мечами гоплитов, изрубленный ими на куски.

С гибелью правителя, организованное сопротивление в Пушкалавати полностью прекратилось. Разлившись на множество мелких стычек между защитниками города и македонцами, они неизменно заканчивались победой последних.

По приказу Пердикки город был полностью разрушен в назидание остальным племенам, за нежелание покориться новому владыки. Урок не прошел даром и уже следующий городок на пути македонцев встречал их с открытыми воротами. Местный правитель Сангай снискал доверие стратегов подобным поведением и безропотным предоставлением захватчикам провианта, с которым на южных берегах Кофена было трудновато.

Примерно такая же картина была и на пути движения царских войск по северному, гористому берегу реки, что значительно затрудняло движение конницы.

Верный своей тактике внезапного нападения, Александр во главе всей македонской конницы и восьмьюстами македонских пехотинцев, посаженных на коней, стремительно атаковал главные силы аспасиев вышедших ему навстречу из своего главного города. Не выдержав стремительного кавалерийского удара, пехота индов дрогнула и была загнана внутрь города, при этом ранив в плечо самого Александра.

Город был окружен двойной стеной, что не особенно смутило македонского царя. Расположившись лагерем у стен города, македонцы запаслись лестницами и на другое утро атаковали его.

Солдаты Александра без труда преодолели наружные стены, затем также легко овладели второй стеной, после чего индийцы через городские ворота бросились бежать в горы. Разгоряченный боем и их непокорностью, царь дал приказ солдатам никого не щадить и множество аспасиев погибло во время бегства от стрел и копий скифской кавалерии, которая преследовала беглецов до самых гор.

Осмотрев захваченный город, Александр, был крайне разочарован в нем и приказал македонцам разрушить его до основания. Подошедшие осадные мастера с легкостью исполнили пожелание владыки, обратив в прах все кирпичные строения индов. И снова расчет на страх перед столь жутким возмездием полностью оправдал себя, два остальных города аспасиев выразили полную готовность признать власть грозного властелина, явившегося на их головы из-за синих гор.

Оставив для наведения порядка в покоренных городах Кратера с тяжелой пехотой, Александр повел оставшееся с ним войско в горы на северо-восток, куда успел бежать аспасийский правитель. Едва преодолев значительное расстояние, македонцы заметили клубы дыма и языки пламя над стенами еще одного города аспасиев. Узнав о приближении врага, царь аспасиев решил оставить Андаку, предварительно отдав приказ сжечь город. Раздосадованный столь явным непокорством, Александр приказал преследовать беглецов, которых легкая кавалерия буквально расстреляла своими луками, не покидая седел.

В этот день особо отличился Птоломей. Двигаясь с небольшим отрядом, он заметил на одном из холмов предводителя аспасиев, и храбро атаковал его, ничуть не смущаясь численного перевеса над ним со стороны индов. Лично возглавив атаку, македонец сумел пробиться сквозь ряды воинов, вступил в схватку с индийцем и нанес ему смертельную рану в бедро, от чего тот и скончался.

Увидев гибель своего царя, аспасии желая отомстить за него, принялись с остервенением метать копья в Птоломея и в свою очередь ранили его в грудь. Неизвестно как долго смогли бы противостоять их яростной атаке, окруженные со всех сторон македонские гоплиты, если бы не помощь Александра, который во главе с катафрактами, заметив горестное положение своего стратега, быстро атаковал индов и перебил их всех до единого.

Продолжая стремительное движение, македонцы вскоре вышли к другому городу аспасиев Аригею. Не желая признавать власть македонян, жители этого города, занимавшего стратегически важное положение, в спешке оставили его, предварительно сжигая все постройки. Только рыжие клубы огня, весело лизавшие свою добычу, приветствовали Александра через широко распахнутые деревянные ворота города. Дождавшись, когда пламя утихнет и, оценив столь выгодное расположение поселения, царь приказал Кратеру восстановить город, обнести его стеной и поселить в нем непригодных к службе солдат — ветеранов.

Продолжая преследовать аспасиев, Александр продолжил свой поход в горы, где смогли укрыться беглецы из не покорившихся ему городов. Высланные вперед скифы разведчики донесли царю о множестве костров замеченных ими на горном склоне, общее число которых значительно превосходят число войск, которыми располагал царь на данный момент.

Несмотря на это полководец решил быстрее атаковать аспасиев, так как дальнейшее промедление было только на руку противнику. Царь разделил войско на три части, доверив командование двумя другими отрядами Птоломею и Лисимаху. Увидев малочисленность подошедшего к ним врага, индийцы спустились с гор в долину и вступили в бой с противником. Александр легко одержал в этом бою победу, связав врагов фронтальным боем фаланги, тогда как Птоломей и Лиссимах обойдя аспасиев со стороны холмов, прочно замкнули кольцо смерти, из которого мало кто смог ускользнуть из этого окружения.

В общем, итоге этого похода победители взяли в плен около сорока тысяч человек, многие из которых были проданы в рабство следующих за войском купцам. Кроме того, в руки македонян попало двести тысяч голов рогатого скота — основное богатство индийских горцев.

Однако царь не собирался почивать на лаврах победы. Едва успев покорить аспасиев, Александр бросился на борьбу с ассакенами, которые в его отсутствие, сумели собрать тридцать тысяч пехоты, две тысячи всадников и тридцать слонов. Узнав это от перебежчиков и не дожидаясь активности врага, царь совершил марш-бросок через пограничную реку и вторгся во владения ассакенов, которые при известии об его быстром приближении поспешили укрыться в своих городах.

Первым на пути Александра, оказался самый крупный из городов ассакенов Массага. Когда македонцы раскинули лагерь вблизи города, то индийцы, наблюдавшие за врагом со своих стен, были очень удивлены малочисленностью своего противника угрожавшего их городу. Имея крепкие каменные стены и глубокий ров, инды смеялись над глупостью македонцев решивших атаковать их город.

Кроме своих сил защитники Массаги очень рассчитывали на помощь наемников— соплеменников из дальних мест, которые поспешили откликнуться на их просьбу и пришли через два дня после начала осады, благо македонцы не взяли город в сплошное кольцо. Стройные ряды наемников, подобно железной реке уверенно вливались в город, вызывая радость у осажденных, и заставляли крепко призадуматься македонцев.

Получив столь могучую поддержку, инды решили навязать противнику сражение вблизи города. Но подобный план не устраивал Александра, так как враг в случаи необходимости, мог легко укрыться за городскими стенами. Поэтому македонец решил отойти от города, разбить лагерь на новом месте и тем самым отдалить врага от его естественной защиты.

Едва инды заметили отступление врага, как они открыли ворота и стали беспорядочно атаковать македонцев, намереваясь обратить тех в беспорядочное бегство. Несмотря на это, гоплиты, повинуясь приказу Александра, продолжали движение. Прикрывшись щитами от стрел и дротиков, под защитой пельтеков и лучников, пехота отступала, незаметно отводя атакующих ассакенов подальше от стен города. Когда же расстояние было уже достаточно большим, солдаты фаланги развернулись лицом к врагу и бегом устремились на остолбеневших от удивления ассакенов. Те, не выдержав ближнего боя, бежали, больше погибая от давки, чем от мечей и копий врага.

Значительно обескровив столь ловким приемом число защитников города, царь македонцев начал осаду Массаги. Особенность в расположении города не позволило Александру штурмовать в лоб ворота Массаги, и поэтому царь выбрал для штурма одну из стен крепости. Подведенные к выбранному месту закрытые шкурами тараны, македонцы смогли быстро пробить в стене города широкий пролом, но это не принесло им ожидаемой ими легкой победы.

Используя узость пролома, и невозможность атаки широким фронтом, жители города раз за разом отбивали атаки врагов, пытавшихся ворваться в город. Александр трижды водил на приступ фалангитов, и каждый раз был отброшен назад, несмотря на активную поддержку со стороны пельтеков и лучников, буквально засыпавших из-за осадных навесов ассакенов своими копьями и стрелами.

Неудачи штурма быстро отрезвили неистового полководца, который приказал соорудить осадную башню и придвинуть ее к месту пролома. Появление у стен города ранее неизвестного индам осадного сооружения, сильно потревожило души осажденных и в их рядах, быстро образовался раскол. Прежде храбро сражавшиеся наемники решили покинуть город и вступить с Александром в переговоры. Весть об этом очень обрадовала македонского царя, и он поспешил договориться с ними о переходе их к нему на службу.

Воины— индийцы в полном вооружении вышли из города и остановились невдалеке от лагеря македонцев. Однако вскоре выяснилось, что инды не желают сражаться против своих соплеменников и желают только покинуть осажденный город. Известие об этом сильно разгневало Александра, который, едва узнав об отказе индов, приказал фалангитам атаковать индов и, взяв их в клещи и перебить. Не ожидавшие столь коварных действий, наемники не смогли оказать достойного сопротивления, и были все перебиты на глазах у жителей Массаги.

После этого судьба города была решена. Под прикрытием двух осадных башен гоплиты атаковали городские стены в месте пролома и, перебросив с башен на стены мостки, смогли ворваться по ним в обреченный город. Разъяренные столь длительным сопротивлением индов, гоплиты устроили на улицах города массовое избиение всех горожан, которые не смогли убежать. Окровавленные кучи тел встретили вступившего в город македонского владыку.

Однако на этот раз устрашение индов, дало царю обратный эффект. Напуганные столь жестоким насилием два других города ассакенов Ор и Базир закрыли свои ворота перед Кеном и Кратером прибывших под стены городов, в надежде на их быструю сдачу.

Узнав об этом, Александру не оставалось ничего другого как разразиться угрозами и приступить к полномасштабной осаде твердынь индов.

Первым испытал мощь македонской силы Орот, куда царь прибыл, лично желая поскорее привести его к покорности. Соорудив большую осадную башню, Александр придвинул ее вместе с тараном к стенам города. И все вновь повторилось. Потрясенные столь громадным осадным сооружением индусы не смогли долго сопротивляться. Их буквально выбили со стен многочисленные македонские лучники и пельтеки укрывшиеся на верхнем этаже башни и сверху беспрестанно обстреливавших защитников города. Щитоносцы Александра по штурмовому мостку свободно перешли на стену Орота и вскоре вскрыли городские ворота, давая волю остальному македонскому войску.

Разделавшись и Ором, царь немедленно повернул к Базиру, где укрылся владыка Ассакен с конницей и слонами. Узнав о падении Орота, владыка трусливо бежал, укрывшись в неприступной горной крепости Аорн, известной тем, что ее в свое время не мог взять сам Геракл.

Эту сомнительную весть царю спешно сообщили географы, смело интерпретирующие все и вся с легендарным индийским походом Геракла. Ученые мужи тут же привязали легендарную крепость к истокам Инда, породив немедленное желание Александра превзойти своего родича по воинской славе.

Неприступность Аорна заключалась в сильных каменных стенах, глубокую пропасть перед ней и узкой дороги, которая была очень неудобна для движения людей. Узнав у местных проводников единственный проход к крепости, царь послал вперед Птоломея с легковооруженными воинами с целью занятия важного плацдарма.

Сводный брат царя прекрасно выполнил эту сложную задачу, преодолев крутой подъем, он закрепился на склоне холма и, разбив лагерь, окружил его частоколом. Индийцы попытались атаковать с высоты стоянку противника и сбросить его вниз, но потерпели поражение и отступили.

Пока Птоломей удерживал рубеж, ему на помощь двигался сам Александр. Ведомый проводником, которому были обещаны богатые дары, царь с трудом добрался до лагеря Птоломея и совместными силами атаковал индов. Кровопролитное сражение длилось до полудня, но македонцы не смогли взять крепость.

Раздосадованный неудачей Птоломей намеривался повторить атаку, но Александр остановил его. Он приказал засыпать пропасть, что бы можно было использовать метательные механизмы. На это ушло целых пять дней, и когда македонцы смогли обрушить на защитников крепости свои стрелы и камни, они запросили перемирия. На самом же деле они и не думали сдаваться, а просто хотели выиграть время и под покровом ночи бежать в горные поселения.

Узнав об этом от своих разведчиков, Александр приказал снять сторожевые посты, чтобы индийцы могли беспрепятственно выйти из крепости. Едва разведчики донесли об оставлении Аорна его защитниками, как царь с отрядом щитоносцев и телохранителей взобрался на скалу и занял твердыню. После этого Александр отдал приказ преследовать беглецов; пельтеки и лучники принялась обстреливать, не успевших скрыться индов, вызвав в их рядах сильную панику. От этого образовалась толчея и давка ставшая причиной гибели бежавших солдат во главе с владыкой Ассакеном. Словно переспелые яблоки под сильным ветром обрушились они в пропасть из-за страшного желания выжить и тем самым, погубив себя сильным страхом.

Наутро царь приказал поднять тела погибших, желая удостовериться в действительной гибели своего врага. Только после этого Александр устроил маленький праздник по поводу взятия твердыни устоявшей перед легендарным Гераклом. Полководец оставил сильный македонский отряд в горной крепости господствующей над долиной Кофена, закончив, таким образом, за короткий срок покорение горной Индии. Теперь он смело мог идти к Инду, возле которого его уже заждались Гефестион и Пердикка.

Выполнив приказ по замирению индов, стратеги недолго нежились на песчаных равнинах Индостана, дожидаясь подхода царя. Они в спешном порядке строили речной флот с помощью финикийских и греческих мастеров, специально взятых Александром в этот поход. Корабли строились из леса, обильно росшего по берегам реки. Мастера построили два тридцативесельных корабля и множество мелких судов.

Едва корабли были изготовлены, Пердикка с подсказки строителей решил применить новый прием в организации переправы через реку, очень бурную и опасную для людей в выбранном стратегами месте. Для этого македонцы решили применить только что построенные ими суда. Покинув стоянку, все они были поставлены борт, о борт, и таким образом, организовался широкий понтонный мост, раскинувшийся поперек глубокой реки.

Прибыв к месту переправы, царь очень обрадовался столь удачными действиями своих стратегов. Александр неспешно перевел свое войско через столь необычный мост, поблагодарив Гефестиона и Пердикку от лица своих солдат, которым в этот раз не пришлось с риском для жизни, вплавь штурмовать речные просторы, а смогли спокойно переправиться на другой берег.

Перейдя реку, македонцы вступили в Пенджаб область, получившая свое название от пяти рек, чьи воды пересекали ее земли и впадали в Инд. В этой равнинной части западной Индии, шла длительная и жестокая борьба за верховную власть между несколькими мелкими царствами. Разделенные между собой реками, цари постоянно воевали между собой с переменным успехом.

Первым между Индом и Гидаспом, располагались земли царя Таксилы, который еще до прибытия основных македонских сил направил своих послов к Гефестиону и Пердикки с большими дарами и предложениями о мире и союзничестве. Оценив по достоинству силу пришельцев, которые за короткий срок смогли покорить ранее неуступчивых ассакенов и аспасиев, полностью разгромив их города и крепости, хитрый правитель рассчитывал с помощью Александра избавиться от своих главных конкурентов в борьбе за власть; Пора и Абисара Кашмирского.

Отправляя послов, Таксила не скупился и подарил царю двести талантов серебра, три тысячи быков, десять тысяч овец и пятьдесят боевых слонов, диковинных для македонцев. Кроме этого он передавал Александру семьсот всадников-индийцев готовых верно служить своему новому повелителю.

Гефестион благосклонно принял предложение инда, но захотел встретиться лично, желая получше составить понятие о будущем союзнике. Получив предложение стратега, царек, поспешил появиться лично и вновь подтвердил все ранее сказанное им. В самый разгар переговоров подошел Александр, и Таксила смог воочию увидеть и оценить силу македонского войска, столь быстро и свободно перешедших Инд в самом неподходящем для переправы месте. Потрясенный увиденным зрелищем, Таксила поспешил сказать царю, что добровольно сдает ему свой город, и все прилегающие к нему земли на этой равнине между двумя реками.

Когда Александр узнал о появлении у себя столь нужного для себя союзника в доселе неизвестной стране, он пришел в восторг, и едва только войско пересекло Инд, он поспешил воспользоваться предложенным ему союзом. Необходимо было осмотреться и изучить обстановку, и кроме этого солдаты нуждались в отдыхе после длительных марш бросков по горам.

Не разбивая лагеря, Александр прибыл в столицу царства Таксилы, во главе катафрактов, стремясь продемонстрировать новоявленным союзникам правильность их выбора в дружбе с ним. Блистая литыми панцирями и круглыми щитами, обильно украшенные золотыми насечками, четко держа ряды между собой, македонцы казались индами сказочными воителями, с которыми лучше дружить, чем воевать.

Неторопливо и величаво подъезжали катафракты к воротам города, возле которых с толпой приближенных, одетых в лучшие одежды, смиренно ждал гостей Таксила. Как медный хвост огромного чудища, тянулась вслед за кавалерией македонская фаланга, пельтеки и пращники. Все это вызывало громкие крики восхищения у набившихся на городских стенах индийцев, решивших самим увидеть грозного завоевателя.

Как только до стоявших вельмож осталось несколько шагов, конные разом замерли, превратившись в грозные статуи, из рядов которых величаво выехал Александр, в неизменном красном плаще и золотом шлеме с белыми перьями.

Потрясенный энергичным видом полководца, правитель Таксила поспешил почтительно склонить свою голову. Его примеру незамедлительно последовали все остальные вельможи, сразу почувствовав силу и величие приблизившегося к ним человека. Александр легко соскочил с коня и, обняв Таксилу, взмахом руки поприветствовал глазевшую на него толпу зрителей, взвывших от проявленного к ним вниманием великого человека.

И так союз состоялся, царь вместе со своим новым союзником поехали во дворец, а македонцы принялись обустраиваться в диковинном для них городе.

Столица Таксилы располагался на плодородных землях и служил прекрасным местом отдыха для уставшей македонской армии. Сам город Таксилы, не произвел сильного впечатления на Александра из-за своей бессистемной застройки и откровенно слабостью городских стен сделанных из блоков сырцового кирпича. Они не выдержали бы долгой осады, и это в определенной мере объясняла дружелюбие местного владыки.

Но это было ничто по сравнению с тем, что Таксила мог предоставить македонцу своей информацией об остальных частях Индии. Начиная поход, Александр все время двигался почти в слепую, по неизвестной ему территории, ориентируясь на скудные сведения трудов Ктесия и тех новостей, что привозили ему разведчики. Благодаря Таксиле монарх мог в полной мере понять и оценить страну, на которую так поспешно напал. Желая задобрить своих союзников, македонец щедро одарил Таксила и жителей его страны, вызвав при этом сильную зависть у соседей.

Царь пожаловал индийцам окрестной земли, сколько они хотели. Правителю Александр подарил тысячу талантов серебра из собственной добычи, золотые и серебряные сосуды, персидскую одежду и тридцать коней в сбруе очень ценившихся в этих местах.

Так великий полководец карал и миловал своих новых подданных сказочной страны.

Глава III. Потаенные беседы различных людей.

Армия великого завоевателя отдыхала; по желанию Александра воины проводили гимнастические и конные состязания. Каждому из победителей, полководец вручал ценный подарок за его ловкость и мужество. Затевая подобную мини олимпиаду, царь преследовал две цели; отвлечь своих солдат от праздного время провождения выделенного им на отдых дни, и продемонстрировать индийцам высокую эллинскую культуру тела.

На воинские соревнования сбежалось множество людей, которые с восторгом и восхищением наблюдали за мастерством чужеземных всадников, которые скакали наперегонки, метали копья и с силой рубились на деревянных мечах, на потеху публики.

Гимнасты не произвели ожидаемого эффекта, так как красивыми, атлетическими телами соревнующихся заинтересовались только женщины, осторожно оглядывающие прибывших к ним воинов.

После торжественного приема у Таксилы, Александр решил посетить местный храм Брахмы, и был поражен тем существенным отличием религий, который продемонстрировали ему жрецы. Одетые в белые одежды, служители бога выказали полное равнодушие к посетившему их живому божеству, восприняв как должное его подношение богу, и не выказали Александру того восхищения и подобострастия, которым его порадовали жрецы Египта и халдеи Вавилона.

Подобное поведение могло объясниться только двумя вещами, либо жрецы действительно были выше простой житейской суеты и напрямую общались с богами, либо служители культа не воспринимали Александра всерьез и просто ждали, когда он исчезнет с их горизонта, так же как и появился.

Македонец был склонен подозревать последнее, и в его душе, возникло сильное желание основательно встряхнуть этот сонный уютный мирок заевшихся брахманов. Увы, пока это он совершить не мог, и царь решил отложить выполнение своей мечты на потом.

Гораздо больше на него произвели впечатление индийские мудрецы, которые проживали на краю столицы Таксилы и вели чисто аскетический образ жизни. Во многом поведение индов, напомнило царю циника Диогена, с которым ему доводилось иметь дело во время посольства в Афины.

Тогда юного царевича сильно потряс образ неприхотливого человека, который из всех мыслимых милостей от наследника престола попросил не загораживать ему солнце, находясь в огромном пифосе. Но в отличие от грека, софисты не занимались трудом; их единственное занятие состояло в приношении жертв богам за весь народ и предсказывать будущее. Мудрецы ходили полностью обнаженными и всю жизнь проводили под открытым небом; зимой — на солнце, а летом — в тени огромных деревьев.

При этом большинство из них имело вполне достойный вид, что сразу отметил Александр. Они довольствовались тем, что имели и были горды исполняемым им делом. Когда царь пришел к ним в гости, то мудрецы не выказали ни удивления, ни приязни, а только стали топтаться на одном месте. Желая показать, что как бы смертный человек ни суетился на земле, ему принадлежит ее столько, сколько находиться под ногами, а после смерти достанется не больше, чем нужно для погребения.

Подобное поведение софистов вызвало только раздражение у македонца, для которого собирательство земель было основной целью всей его пока что короткой жизни. Получив подобную проповедь своих жизненных воззрений и действий, Александр решил подойти к индам с другого боку.

Решив потягаться с индусами в мудрости, царь призвал к беседе циника Онесекрита, который неизменно сопровождал его с самого начала похода. Приблизившись к индам, он с большим пафосом и красноречием поведал софистам об эллинских философах Сократе, Пифагоре, Платоне и Диогене. Мудрецы внимательно выслушали все сказанное греком, а затем объявили свой вердикт услышанному повествованию. В их понятии эллины прожили свою жизнь, чрезмерно подчиняясь законам государства, и очень мало посвящали познанию окружающего их мира. К огорчению царя, мудрецы не пожелали принять чужие ценности, упрямо продолжая превозносить свои.

Повторное поражение вызвало хмурую гримасу на лице монарха, считавшего греческую философию венцом всей культуры и которую так низко приняли эти несговорчивые мудрецы Индии. Желая добиться победы в этом споре потом, Александр предложил мудрецам присоединиться к нему и вновь получил жестокий отказ, услышав, что брахманы не теряют время даром в пустых хлопотах по насыщению своего тщеславия и гордости.

Эти слова вызвали открытый гнев у полководца, от репрессий со стороны которого, индов спасло присутствие множества любопытных, при которых Александр не рискнул высказать своих бурных эмоций. Демонстративно свернув встречу, царь ускакал во дворец, где излил все негодование Таксиле, который с пониманием выслушал своего расстроенного гостя.

Желая угодить царю, владыка сам отправился к мудрецам и после долгих разговоров уговорил одного из них, Калана, пойти вместе с Александром вглубь страны. Мудрец согласился на просьбу Таксилы, ибо знал о своей скорой смерти и пожелал продемонстрировать македонскому царю силу духа индов Пенджаба.

Единственно кто хорошо принял Александра, были жрецы бога Шивы — бога воина и разрушителя, моментально угадав в македонце страстного поклонника своего божества.

Монарха торжественно встретили на ступенях каменного храма, надев на шею царю огромную гирлянду из красных цветов, символизирующих главный цвет воинствующего божества великой троицы.

В ответ Александр преподнес македонский меч в богатых золотых ножнах. Желая показать крепость клинка, царь на глазах у всех перерубил копье своего телохранителя, продемонстрировал целость лезвия. Гул одобрения с чувством страха пронеслось по рядам людей собравшихся под кровлей храма грозного бога воителя. Довольный проведенным эффектом, монарх радостно заулыбался и прибавил жрецам в качестве подарка сто золотых монет со своим профилем.

Пока царь развлекался и знакомился с экзотическими особенностями новой страны, Эвмен вместе с Пердиккой и Нефтехом собрались в палатке царского управляющего для обсуждения текущих событий.

— Честно говоря, на меня не произвели сильного впечатления покоренные города индов. Где сказочные сокровища и роскошь способная затмить собой роскошь персов? Вместо них я видел только небольшие города и отчаянное сопротивление жалких туземцев, которое ничем не уступало сопротивлению согдов в Мараканде — возмущался Пердикка сидя на походном стуле под навесным шатром и потягивающий освежительный напиток, специально приготовленный всем участникам разговора Нефтехом.

Египтянин во всю силу своих способностей, с начала индийского похода трудился лекарем, спасая людей от укусов ядовитых змей или устраняя последствия тепловых ударов во влажном климате.

— Если дело и дальше пойдет в подобном ключе, то ничуть не удивлюсь, что предсказание нашего бритоголового друга о возможном бунте, могут свершиться.

— Я не пророчу бунт господин, — смиренно произнес жрец, снисходительно глядя на недовольного стратега, — он для меня, также как и для всех нас, крайне невыгоден, но мои глаза отчетливо видят определенные знаки, которые упорно продолжают сигнализировать мне, о возможном несогласии воинов с желанием царя покорить Индию и достигнуть Океана.

Пердикка недовольно вздохнул, но в разговор вступил Эвмен.

— Я полностью согласен с Нефтехом в вопросе возможного бунта солдат. В Согдиане предсказанные им выступления сорвались благодаря раскрытому заговору мальчишек и прибытию большого числа наемников, которых, кстати, к этому моменту именно мы и привлекли. Царь, по ходу дела снял наш урожай, не подозревая, кто его вырастил. А в отношении жалких туземцев и их бедности ты Пердикка не прав.

Инды которых мы покорили до перехода через Инд, ранее входили в число персидских данников и ежегодно выплачивали дань Персиполю триста пятьдесят талантов золотым песком. Об этом мне поведал денежный отчет главного казначея Дария, который я случайно нашел в его бумагах брошенных под Гавгамелами. Эти бедные земли, как ты их характеризуешь, были самой богатой провинцией персидского государства и ради получения денег, персы не ставили у индов своего сатрапа, оставляя всю власть в руках местных царей.

Удивленный македонец только хлопал глазами от удивления, никак не решаясь поверить в ту огромную цифру дани, которую он услышал от своего товарища.

— Эвмен прав, господин, — поддержал своего защитника египтянин. — При всей своей неказистости это очень богатые земли и правители их богатеи. Что касается ожесточенного сопротивления, то знай; много раз персы стремились продвинуться за Инд, и всегда были отбиты с большим для себя уроном из-за отчаянной храбрости индов.

Поэтому река и стала восточной границей Ахеменидов, сумевших удержать в повиновении только малую часть горных индов. Сейчас в Пенджабе нет единого государя подобно великому воину Бокасе, что в свое время разгромил войска царицы Семирамиды или Пандара который с треском выгнал вторгшихся в его владения персов царя Кира. Бессмертные боги благоволят Александру, поселив среди индов раздор и несогласие, от чего они стали легкой добычей нашему повелителю.

— Однако когда по твоему предположению может произойти несогласие воинов с царем? — осторожно спросил жреца Пердикка.

Грамотные речи его товарищей по тайному союзу всегда быстро убеждали простодушного македонца, который тем ни менее имел весьма далеко идущие цели. Прекрасно понимая, что ни один из его товарищей не может претендовать на большие роли в среде стратегов, по национальному признаку, Пердикка желал выдвинуться как можно ближе к Александру и по возможности стать его правой рукой.

Пока судьба благоволила молодому человеку, и он уже был в числе близких царю людей, но тот желал большего. Основным препятствием на пути продвижения стояли Птоломей и верный друг "Патрокл" — Гефестион. Успешным действием на Кофене, Пердикка сравнялся со своими противниками по степени доверия к нему царя и его расположению, теперь с помощью жреца македонянин желал стать самым преданным Александру человеком, который сможет разоблачить или побороть недовольных солдат. Будучи от природы далеко не глупым человеком, Пердикка высказывал свои сомнения лишь для того, чтобы его соратники вселили в него уверенность, и это ему удалось.

— Я не могу сказать тебе господин точной даты, ибо я не состою в слугах у великих Мойр, но полностью уверен, выступлении против продолжения похода произойдет в двух случаях, когда война будет длительной и кровопролитной, или если войско будет долго бездействовать. Тогда у людей появляется время размышлять и оценивать действия своего полководца в полном объеме — рассуждал бритоголовый жрец, старательно загибая пальцы перед своими слушателями.

— Пока всего из всего тобой перечисленного Нефтех я ничего не вижу, но это отнюдь не означает, что это не проявиться в будущем — согласился Эвмен.

— Наши действия? — напористо спросил македонец, свято веря, что нападение лучший способ оказаться победителем.

— Полностью повторить наши азиатские заготовки, мой господин. На этот раз будет гораздо легче. Ты командуешь самостоятельной частью войска, и тебе будет легче привести их к повиновению в случаи бунта. Эвмен всегда сможет подтянуть под видом подкрепления свежих наемников, на которых Александр сможет опереться в трудную минуту. Главное чтобы не была единства среди солдат и стратегов, тогда успех нашему делу обеспечен.

— А не будет ли подозрительным подход большого количества новых воинов?

— Нет Пердикка, — ответил стратегу Эвмен, — впереди нас ждут большие сражения с Пором и кашмирцами, и потери я тебе гарантирую.

— Еще один важный момент тревожит меня, — произнес Нефтех, и двое собеседников со вниманием посмотрели на него. — У царей Пора и Абисара есть много слонов, которых они используют против своих противников в большом числе. Наши люди и в особенности лошади мало знакомы с ними и поэтому есть опасность, что в главный момент они могут испугаться, как испугалась вида персидских верблюдов кавалерия царя Креза.

— Да трудно представить, что случиться, если во время знаменитой царской фланговой атаки лошади понесут прочь от вида ревущих зверей, а фаланга останется одна против многочисленного врага — Пердикка непроизвольно дернул щекой, моментально представив себе столь ужасающую картину и непроизвольно, сотворил пальцами отводящее от себя заклятье.

— Слоны смертны и как любое живое существо, они бояться крепких стрел и копий, — размышлял Эвмен. — Значит надо обучить наших воинов борьбе с ними. Вряд ли слоны выстоят, если на них одновременно обрушатся копья со стрелами и ударят пиками.

— Совершенно верно — поддержал его Нефтех. — Нужно обучить людей их уничтожению и приучить лошадей к виду этих животных, как пытался сделать великий царь Кир, когда совершал свой индийский поход.

— Я видел у Таксилы боевых слонов, на спине которых сидели лучники, а самим исполином управлял погонщик, — внес свою лепту Пердикка. — Если убить его, то животное перестанет быть управляемым и его легко можно будет обратить в бегство. Решено, завтра же я начну тренировать воинов по отражению нападения слонов и приучать лошадей к запаху нового противника.

— Этим ты, несомненно, усилишь, господин силу своих полков и добьешься, благосклонности нашего монарха — заверил Пердикку египтянин, видя, что зерно упало на благодатную почву.

Пока троица строила свои планы, царь тоже не дремал. Он усиленно выспрашивал у Таксилы все сведения о Поре, к которому были отправлены послы с предложением о мире, и о котором новый союзник очень сдержано, отзывался как о человеке склонного к компромиссу. Пенджабский царек был очень высокого мнения о себе, что бы в одночасье склонить гордую голову перед иноземцами. К тому же он происходил из рода великого Пандара победителя персов, и родовая честь не позволяла Пору поступиться славой своего предка.

— Расскажи мне Таксила и землях Индии, через которые мне придется пройти — попросил Александр правителя, когда тот явился к нему во дворец с радостной вестью о согласии Калана присоединиться к македонскому войску.

— Земли Пора начинаются сразу за второй рекой Пенджаба Гидаспом и простираются до Акесина притока Инда. Земля его хоть и не сильно большая, но обильно заселена людьми и многочисленными городами, которые дают царю хороший доход.

— Какая глубина Гидаспа по сравнению с Индом и нужно ли создавать судовую переправу через него подобно той, что мы возвели ранее?

— Нет, господин, река имеет несколько вполне удобных переправ, через которые твое войско свободно сможет проникнуть в земли Пора в любом месте.

— Что царь даже не охраняет их, надеясь на свою силу?

Собеседник замялся, явно что-то вспоминая не совсем приятное для себя, но ответил —

— На переправах всегда стоят сторожа, внимательно следящие за границей, и едва противник подходит к реке, как те извещают владыку об угрозе. Узнав о твоем прибытии, Пор наверняка уже собирает свои силы в надежде полностью закрыть переправу своими слонами и пехотой. Однако полностью Гидасп перекрыть невозможно и поэтому царь держит отряд боевых колесниц, который постоянно курсирует вдоль русла в поисках врага. Если удастся снять сторожей и разбить колесничных, то Пор не сможет помешать тебе, переправиться через реку.

— В чем же его основная сила?

Услышав подобный вопрос, Таксила тяжко вздохнул, с сожалением признавая военное превосходство своего соседа над ним.

— Главную силу владыки Пора составляет большое количество пехоты, которых поддерживают слоны и колесницы. Благодаря своим деньгам, Пор не испытывает особого недостатка в солдатах, в любой момент имея возможность набирать их.

— А конница? — продолжал уточнять Александр.

— Конницы у него не очень много господин. В основном это кшатрии, вооруженные мечами и закованные в малипурскую броню. Всего у царя Пора их около двух тысяч, о возможно что, узнав о твоем приходе, он увеличит их число.

— Где обычно находиться царь во время битвы?

Таксила наморщил лоб, вспоминая свою последнюю встречу с соседом, которая полностью лишила его войска.

— В центре мой повелитель, в центре. Пор обычно руководит войском со своего любимого боевого слона, обильно украшенного защитными доспехами и легкой кольчугой от стрел противника. Обоими крыльями его войска руководят сыновья Пора, царевичи Вишнах и Магур. Оба храбрые воины за плечами, у которых немало побед.

— Как обычно происходили твои сражение с Пором, почему он побеждал? — не унимался македонец, порождая в душе собеседника темные воспоминания.

— О, Александр, — горестно молвил Таксила. — Пор всегда побеждает благодаря численности своих воинов, которых он смело, бросает на тебя одним войском за другим, не считаясь с потерями. Во время нашей последней схватки, он успел подвести свою армию и атаковал с начала слонами, которые изрядно потоптали моих воинов, а затем копейщиками под прикрытием стрелков.

Мои воины храбро бились, но Пор все вводил новые и новые силы, которые сломали моих воинов. Вдобавок с фланга нас атаковали колесницы и мои сарбазы не выдержали этого и бежали обратно. Я спасся благодаря силе своего слона, который проложил дорогу среди бегущих воинов и сумел оторваться от врага.

Таксила скромно умолчал, что его слон своими действиями заставил беглецов отпрянуть назад и тем самым задержал воинов Пора вынужденных сражаться с сарбазами правителя.

— Пор преследовал тебя за рекой?

— Да его воины пытались перейти Гидасп, но здесь у меня стоял сильный отряд стрелков и кшатриев, которые сумели остановить моего врага на реке.

— А что расположено дальше за Акесиной? — поинтересовался Александр, выяснив основные сильные стороны своего будущего противника.

— За третьей рекой Пенджаба простираются земли Абисара Кашмирского со столицей Сангалой. Его царство больше земель Пора, но не настолько богаче, из-за гор, которые занимают северную часть его владений. Это не позволяет Абисару иметь больше воинов, чем Пор и в какой-то мере уравновешивает их силы за обладанием Пенджаба. У него меньше слонов и колесниц и основная сила в стрелках славящихся своей меткостью.

— Хорошо, а что дальше?

— Дальше мой господин земли малов, которые не признают ни чьей власти и живут свободными городами от Гиаротида до Гифасиса, последней реки, что омывает наши славные земли. Малам принадлежит вся территория Пенджаба, вплоть до слияния Гефасиса и Индом, там находится их главный город, благодаря которому они контролируют всю речную торговлю.

Ниже вдоль среднего течения реки расположены земли агаласов, которые находятся в полном подчинении царя Оксикана, чья столица именуется Паталла. Он крепко удерживает все земли в районе дельты Инда и имеет еще два города Мусикан и Самбу. Предок Оксикианы Бокаса, славен тем, что в стародавние времена разбил огромную армию ассирийцев царицы Семирамиды, отстояв свою независимость на долгие годы. С тех пор царство Паталена слывет главным охранителем индийских земель на Инде.

Таксила перевел дух в своем повествовании но, столкнувшись с вопрошающим взглядом царя, продолжал, кляня в душе чрезмерное любопытство своего союзника, " неужели он со всеми ими собирается воевать?" — удивлялся про себя индус.

— А дальше на восток тянется огромная пустыня Тар. Она простирается от устья Инда, до восточных берегов Гефасиса отделяет нас от царства гангаридов проживающих на нашей второй великой реке Ганга, и находятся под властью богопротивного царя Аграмеса. Этот человек ранее был большим начальником у царей Магадхи, но поднял восстание против последнего царя из великой династии Каураньев, и подло убив его, захватил власть.

— А куда впадает Ганг? — продолжал выпытывать Александр, — в Океан?

— Да господин Ганг впадает в океан, чьи воды полностью омывают на юге побережье Индии.

— А какие племена живут на юге за пустыней Тар?

— Это пустынные кочевники, которые лишь немного признают власть Паталы и платящие царю дань верблюдами и военной службой для отражения нападения врага из-за Инда. Ведь к нам вторгаются обычно через это царство.

— Знаю — нетерпеливо бросил македонец, всем своим видом, требуя у Таксилы продолжения рассказа о южных землях.

— А дальше на юге многочисленные дикие племена, о которых мне мало что известно — честно признался его собеседник, уныло разведя руками.

— Насколько судоходен Инд? — осторожно спросил Александр, не желая посвящать своего союзника в главные задумки, что уже роились в голове полководца от полученной им информации.

— Гидасп и Акесина вполне судоходные реки господин, и наши корабли свободно плавают вниз по течению до их слияния с Индом. Гиаротида и Гифасис гораздо хуже, из-за множества скальных порогов от чего торговля этих менее развита, чем моя и Пора.

— Значит, выход всех рек контролирует крепость малов?

— Да она удачно расположена на холме вблизи реки. Там много мелей вдоль западного берега и посредине, от чего суда вынуждены приближаться к восточному берегу и становятся легкой добычей малов.

— А каковы силы Оксикиана?

Таксила обречено вздохнул и сказал — силы этого царя в пехоте, колесничных войсках и верблюжьей кавалерии, чьи скакуны по своей силе не уступают лошадям.

— А флот? Корабли царя выходят в Океан?

— Нет, Оксикиан не имеет морского флота, ибо вся его торговля завязана на реке. Сюда из Магадхи купцы доставляют дивные изделия гангаридов, которые с выгодой продаются арахосийцам везущих их своими караванами вглубь Персии.

— Спасибо Таксила ты мне очень помог в понимании твоей страны — молвил Александр, с улыбкою отправляя в конец, уставшего собеседника.

Расставаясь с македонцем, наивный индус только сейчас смутно стал понимать, с кем из людей столкнула его коварная судьба и во что выльется Индии подобное знакомство с ее географией. И желая немного уязвить своего собеседника, Таксила произнес:

— Совсем забыл тебе передать слова Калана, мой господин. Этот софист недавно беседовал с богами и просил передать тебе, что если ты не остановишься в своих неправедных войнах, то вскоре потеряешь двух дорогих твоему сердцу существ.

Тень недовольства накрыло чело македонца, он уже начал терять терпение по поводу столь явного непослушания со стороны мудрецов.

— Посмотрим, дорогой Таксила насколько верны его слова — холодно бросил Александр — я точно знаю, что мое дело угодно богам и ничто не сможет остановить меня на моем пути. Македонец кивнул головой, давая понять, что аудиенция окончена.

— Ничего, ничего, — утешал себя незадачливый правитель, — лишь бы справился с Пором и Абисаром, а там посмотрим. Паталену еще никто из чужестранцев не мог завоевать, там такие силы.

Так размышлял маленький царек, который счастливо разминулся с мощью македонской машины, но в душе у него шевелилось сомнение, вспоминая как быстро и беспощадно, были уничтожены северные индийцы, от которых грозные персы смогли обиться лишь номинальной зависимости и небольшой от их доходов дани.

Вместе с воинами прекрасно отдыхала и фиванская танцовщица Антигона, которая разделяла ложе с командующим фалангой сарисофоров Мелеагром. Благополучно переправившись через горы и избегнув стрел ассакенов, молодая девушка продолжала двигаться вместе с македонцами, лелея в душе свою месть по отмщению за свой разрушенный город.

В столице Таксилы она с интересом смотрела за представлением индийских танцовщиц, которые показывали свои многочисленные танцы в храмах или на открытых площадках для обозрения публики. Их необычные пластичные движения вызывали огромный интерес у Антигоны, которая, наблюдая за ними, полностью позабыла о своей главной цели в жизни.

Выгибаясь всем телом, баядерки красиво двигались взад и вперед, поражая зрителей совершенно самостоятельным движением рук, ног и головы в этом красочном вихре танца.

Все эти действия сопровождались мелодичной музыкой и зазывным пением аккомпаниаторов, сидящих рядом на плетеных циновках. Публика хлопала от восторга, и швыряли лепестки роз к босым ногам танцовщиц. Вернувшись, домой после первого просмотра танцевального искусства индийцев, Антигона пыталась самостоятельно повторить их движения, но без особого успеха. Поэтому раздосадованная девушка полностью позабыла про все на свете, и каждый свободный день упорно ходила на представления индианок, дав себе слово освоить их искусство.

Мало — помалу ее настойчивость была вознаграждена и в один прекрасный день, она смогла продемонстрировать своему господину вои новые возможности в танцах. Особенно Мелеагра порадовал танец живота, которым порхающая Антигона великолепно вертела по своему желанию в различных направлениях.

Македонцы отдохнули всего две с половиной недели, этого было достаточно для снятия усталости и сбора Таксилой вспомогательных индийских солдат которых он смог с большим числом собрать для своего нового союзника. Всего правитель привел к Александру менее пяти тысяч человек; в основном это были копейщики и стрелки, не считая пограничной стражи охранявших броды через Гидасп.

Кроме этого к Таксиле прибыли разведчики с известием, что Пор уже ждет врага во главе всех своих сил на своем берегу. К нему на помощь Абисар выслал помощь, которая по своей численности не уступала воинам Пора.

Македонцам следовало спешить, ибо если два войска соединяться, то они надежно перекроют все переправы через реку и ее форсирование для Александра будет крайне затруднено. Вдобавок в горах прошли обильные дожди и по прогнозам Таксилы, уровень воды в реке обязательно поднимется вверх. Выслушав все это, полководец отдал приказ немедленно выступать.

Глава IV. Проба сил на Гидаспе.

Над стоявшими в засаде македонскими кавалеристами шел мелкий и нудный дождь. Он уже третий день преследовал войско Александра, которое своими быстрыми передвижениями не давала покоя наблюдателям с противоположного берега Гидаспа.

Когда ведомые Таксилой гоплиты вышли к переправе, то на противоположном берегу, они увидели стройные ряды копьеносцев Пора горевших страстном желанием испытать крепость македонских доспехов своими пиками. Рядом с ними возвышались серые туши слонов, которые громко ревели, высоко поднимая свои хоботы и бивни нагоняя страх на застывших на берегу солдат.

— Ну что встали как испуганные дети? Неужели забыли все то, чему вас учили неделю назад — громко спрашивал Пердикка своих гоплитов, которые морщились от слоновьего рева и тревожно вертели головами. Целую неделю, заставлял стратег своих воинов привыкать к виду слонов взятых им у Таксилы в качестве наглядного пособия. Сначала воины со страхом рассматривали двух серых гигантов, которые приветливо махали своими хоботами и грозно поблескивали белыми клыками одетых индийскими мастерами в железную оболочку.

Затем македонцы щупали толстую кожу животных и с помощью индусов определяли наиболее уязвимые места слонов для удара мечом, секирой или копьем. Когда же кони и люди уже привыкли к страшному виду животных, Пердикка приказал опробовать слонов в боевых условиях. Солдаты выстроились правильной стеной, и из-за их спин, пельтеки и лучники принялись метать стрелы и дротики в несчастных животных. Разъяренные гиганты бросились на своих обидчиков и встретили колючий ряд копий, преодолеть которые они сразу не смогли. Воспользовавшись этим, македонцы закидали их своим метательным оружием, а сзади несколько храбрецов подрубили сухожилия задних ног и животные пали.

— Наше счастье, что эти звери за рекой и у вас есть время привыкнуть их воплям и громадному виду, прежде чем самим доведется колоть их толстую шкуру мечом или сарисой — продолжал рассуждать македонец, проходя мимо вытянувшихся в ровную линию солдат. Пердикка выискивал взглядом авторитетного воина разговор, с которым приподнимет дух слегка напуганных видом противника людей.

— Агасфер, — обратился стратег к широкоплечему воину переднего ряда, крепко сжимавшего в своей руке тяжелое копье, — с какого раза сможешь вогнать свое орудие в брюхо этой твари.

— С первого раза, стратег, он у меня сразу захлебнется своей кровью, отведав железного гостинца — браво ответил гоплит, вызвав гул одобрения в рядах воинов.

— После битвы я заплачу пол таланта золотом тому, кто принесет мне хобот убитого животного, и если его боевые товарищи подтвердят свершенный человеком подвиг — твердо пообещал македонец, желая подогреть боевой настрой своего воинства.

— Слава Пердикке! Слава нашему стратегу! — стройно рявкнули в ответ пехотинцы довольные столь щедрым обещанием своего командира. Особенно старались наемники, чьи мешки еще не успели, как следует наполниться боевой добычей этого похода.

Непрерывно прибывающая с гор вода сделала невозможным переправу через любой известный Таксиле брод. Казалось, что вынужденное бездействие должно было вызвать гнев и раздражение у молодого полководца, но вопреки этому он был счастлив.

— Вот настоящее дело Гефестион, все трудно и почти невозможно, но я сделаю это — радостно говорил он своему другу в палатке, укрывшись от моросившего сверху дождя.

Внимательно осмотрев местность, царь решил переправиться через реку намного севернее от своего основного лагеря. С целью сбить противника с толку, Александр отправил к предполагаемому месту переправы скифскую кавалерию, которая, постоянно меняя свое местоположение, должна была обмануть стражей переправы.

Уловка царя удалась полностью; инды привыкли к шумным действиям скифов вдоль побережья и перестали реагировать на огни их биваков. Как только Александр получил от Скилура радостную весть, он тайно снялся с основного лагеря, оставив в нем Кратера с пехотой и все палатки у реки, что бы Пор, не заподозрил его отсутствие. Стратегу был дан строгий приказ не начинать переправы, пока он не получит известие о том, что Пор ушел, или о том, что его войско потерпело поражение.

Сам же полководец вместе с фалангой, агемой, гоплитами и пельтеками скрытно переправился к месту новой переправы и отдал приказ спешно готовить плавсредства.

Присланные Таксилой люди быстро определили глубину реки и предсказали, что с ночи вода пойдет на убыль. Это была радостная весть для македонцев, но Александр не рискнул ждать полного снижения воды, опасаясь раскрытия своих планов противником.

Как только начало светать, македонцы начали переправляться на другой берег реки. Инды Таксилы не подвели с прогнозами и, еще вчера затоплявшая прибрежные пески вода отступила далеко назад. Теперь водяной поток доходил пехотинцам до груди, а у лошадей только головы торчали над поверхностью.

Индийские сторожевые посты заметили противника только у самого берега и немедленно направили тревожных гонцов к Пору. Едва достигнув берега, первыми на врага обрушились конные скифские стрелки, которые в один момент смогли сломить сопротивление врага. Затем вышли катафракты и самыми последними пехота. Александр сразу построил войско, в боевой порядок, выстроив в линию фалангу Мелеагра, гоплитов Пердикки и свою агему на правом фланге. Левый фланг он отдал Кену, у которого помимо конных лучников, были пельтеки и гипасписты. Всего у царя было шесть тысяч пехоты и пять тысяч всадников.

Развернутое в боевой порядок войско неспешно двинулось навстречу противнику. Впереди скакали скифы, за которыми неотрывно следовали лучники и пельтеки, готовые в любую минуту обрушить на голову врага свои дротики и стрелы.

Получив сигнал от сторожевых постов, Пор был в растерянности. Еще вчера стража доносила о малом числе противника опустошающего берега Гидаспа, а сегодня на его стороне македонская фаланга, и притом, что на противоположном берегу продолжали развиваться штандарты македонского владыки.

Владыка индов медлил и тогда вперед выступил его старший сын Вишнах:

— Отец дозволь мне выступить против высадившегося врага во главе своего колесничного войска. Если это малая часть македонских войск, то я их уничтожу, если основные силы мы отступим и известим тебя об опасности.

Пор крепко обнял своего первенца и властно произнес:

— Я всегда верил в тебя мой мальчик, когда отдавал под твое крыло свои войска, верю и сейчас. Иди и возьми с собой еще тысячу кшатриев, которые помогут тебе лучше намять бока противнику.

Окрыленный царевич радостно бросился выполнять отцовский приказ, и вскоре земля задрожала под копытами их коней скачущих к переправе.

Как вихорь неслись на македонцев тяжелые индские колесницы, на которых размещалось сразу шесть человек; возница, два стрелка из лука и трое метателей дротиков. Своим смертоносным грузом они буквально выкашивали стоящие против них полки до такой степени, что идущим за ним следом слонам или пехоте уже доставался хорошо пощипанный противник, который не мог оказать достойного сопротивления. Но сегодня им противостояла лучшая армия всего древнего мира, под командованием даровитого полководца.

Скифские конные лучники и стрелки встретили боевые колесницы Вишнаха далеко впереди своей пехоты. Выпустив залп первыми, скифы тут же сделали разворот и поменяли свою дислокацию, не позволяя индам лучше прицелиться. Сразу за ними вступили в действие пельтеки и стрелки, которые сразу выбили идущих первыми возничий и лошадей, от чего образовался небольшой завал на песчаном берегу реки.

Стремясь обойти его, колесничные ряды разделились надвое и стали обходить завал с двух сторон, и тут судьба преподнесла им коварный сюрприз. Направленные по бездорожью, тяжелые колеса моментально завязли в грязи и песке особенно разбухшего после ночного дождя. В один момент весь цвет индийского войска оказался в ловушке, из которой выбраться им не позволил враг. Александр моментально налетел на Вишнаха, увязшего, словно муха в меду, безжалостно рубя головы и руки у оторопевших от неожиданности солдат. С другой стороны набросились скифы Скилура и пельтеки Кена, а через некоторое время в бой вступила и пехота. Конная агема быстро прорвала фронт колесничных и уже сражалась с кшатриями пытавшихся спасти своего принца.

Бой был очень скоротечным; засыпанные стрелами скифов и македонцев инды не выдержали удара полка Пердикки и все колесничное войско, погибло вместе с царевичем. Напрасно кшатри призывали его сесть на коня и искать спасение в бегстве. Гордый сын Пора не покинул своих воинов и пал вместе с ними.

Под ударами агемы и стрелами Скилура пало четыреста индийских кавалериста, а остальные обратились в бегство, спеша известить владыку о смерти его сына.

Получив это известие Пор, оставил Магура прикрывать переправу, а сам с главными силами устремился на убийцу своего сына. Владыка вел, портив Александра тридцать тысяч своей лучшей пехоты, три тысячи конницы вместе со ста слонами и сотней колесниц.

Желая избежать ошибки Вишнаха, Пор ждал противника на ровном песчаном месте, удобном для маневра кавалерии и колесниц. Впереди ровным строем двигались слоны, за которыми расположилась пехота индов. На каждом из животных сидел погонщик, направлявший его, и имелась небольшая башенка со стрелками, которые моментально открыли огонь, едва македонцы стали в зоне обстрела из их луков. На флангах Пор расположил кшатриев и колесницы, выдвинутые вперед кавалерии.

Александр с горящими глазами рассматривал за действиями своего противника. Покрытый неизменным красным плащом и на верном Букефале, македонец по достоинству оценил силу своего врага.

— Наконец-то я вижу достойную для себя опасность — громко кричал он Пердикке, указывая на грозный фронт серых гигантов неудержимо надвигавшихся на македонцев.

— Сдерживайте их своими копьями, а истребление возложим на пельтеков и скифов — приказал он Птоломею, Мелеагру и Пердикке, чьи войска стояли на пути движения индийцев.

Сам же царь во главе своих гетайров расположился, как всегда на правом фланге собираясь провести свою обычную атаку. Благодаря знакомству со слонами, кони не пугались их вида, запаха и грозного трубного воя, с которым по знаку погонщиков животные устремились на противника. Лошади громко ржали в ответ, клацали зубами и готовы были идти в бой в любой момент.

Александр напал как всегда первым. По его сигналу агема катафрактов на правом фланге и смешанная кавалерия Кена на левом фланге, двинулась в атаку на индов еще до подхода серых чудовищ. С гиканьем и свистом обрушились на врага македонские полки, положив начало кровавой бойне, которая разыгралась на берегу Гидаспа.

Расположенные впереди своих войск колесницы, просто не успели оказать достойного сопротивления наступающей агеме Александра, которая буквально смела их своим мощным ударом бронированного крыла. Возничие еще не смогли, как следует развернуть свои тяжелые повозки, как попали под дружный залп скифских лучников, которых Александр поделил между собой и Кеном.

Выпущенные скифами стрелы буквально накрыли часть колесниц своим смертельным дождем. Лихие сыны степей метко били эти тяжелые и неповоротливые цели способные двигаться только вперед. Скифские лучники целились только в коней первого ряда, стараясь образовать как можно больше завалов на пути остальных, и это им удалось.

Македонские катафракты даже не остановились для борьбы с ними, оставляя это дело для скифских стрелков, которые после первого залпа начали вести самостоятельную охоту. Набрав хороший разбег, тяжелый клин кавалерии с треском врезался в нестройные ряды кшатриев, встречавшие врага без единого строя. Здесь сказалось полное различие между противниками в мастерстве ведения боевых действий. Подобно ранней пехоте персов, инды не знали боевого строя и атаковали врага огромной толпой, рассчитывая на победу за счет численного перевеса.

Разгоряченные скачкой македонские всадники буквально нанизали передних индов на свои копья. Затрещали пробиваемые на кшатриях тяжелыми копьями доспехи и в дело вступили щитоносная кавалерия. Замелькали мечи, приученные к схваткам кони, опрокидывали вражеских кавалеристов, агрессивно атакуя их лошадей. Кшатрии не выдержали такого сильного удара и индийская кавалерия начала отступать.

Подобная картина отмечалась и на левом фланге. Здесь не было катафрактов, но Кен, выставив вперед тяжелую скифскую кавалерию, спрятал за их спинами свою главную силу конных стрелков. Пока кшатрии смело бились со скифами, македонские кавалеристы преспокойно расстреливали их, расположившись за спинами своих союзников. Напрасно индийцы пытались прорваться к своим мучителям, облаченные в тяжелые доспехи степняки не желали уступать им дорогу к победе, за которую македонский правитель обещал золотые горы.

Со своего царского слона Пор прекрасно видел неудачи своих конных, но не изменил своего плана, справедливо надеясь на прорыв македонской пехоты своими слонами. Они уже достигли рядов македонской пехоты и начали повсеместно атаковать ее, пытались прорвать их монолитное построение. По указу погонщиков слоны пытались хоботами вырвать гоплитов из рядов фаланги, и если это им удавалось, мощно швыряли беднягу на землю или на копья индов заботливо приготовленных для этого случая.

Стрелки и пельтеки привычно принялись метать в серые громады свои смерти, стремясь попасть либо в глаз животному, либо в хобот, что являлось их самым уязвимым местом.

Сарисофоры и гоплиты твердо держали строй и не позволяли животным и индийской пехоте, следующей вместе с ними прорвать строй фаланги.

Агасфер сдержал данное Пердикке слово и изловчившись проткнул своим копьем бок животного которое получив ранение дротиком в глаз решило покинуть поле боя. Пущенное умелой рукой копье пробило ребра и глубоко застряло во внутренностях слона.

Оглашая громким криком, воздух животное перестало слушаться погонщика, и в приступе ярости стало топтать своими ногами людей, совершенно не разбирая своих и чужих. Ситуацию спас погонщик, который выхватил стальной клин и несколькими ударами молотка вогнал его глубоко в слоновий череп.

От подобной операции животное рухнуло на бок, обрушив всех своих седоков прямо на македонские ряды, где они и нашли свою смерть.

Однако, не смотря не на что, слоны продолжали атаковать ряды македонцев, постепенно серьезно нарушая их ряды. Спасая положение, Александр прекратил уничтожение кшатриев и развернул свою агему против индийской пехоты, атакуя ее с флангов и тыла.

Разгоряченный битвой Букефал подобно метеору врезался в ряды индийцев, сбивая с ног вражеских солдат и нещадно топча их копытами. Царь энергично работал свои тяжелым копьем, с одного удара пробивая головы и деревянные щиты копьеносцев отправляя своих противников в царство Аида.

Рядом с ним орудовали мечами конные гейтеры, надежно прикрывая своего любимца от копий индов. Противник македонцев не был готов к столь молниеносным изменениям хода битвы, уже годами выработав стереотип длительного и долгого рукопашного боя. Александр все менял столь быстро и агрессивно в этом сражении, что храбрые инды ничего не могли ему противопоставить.

Не отставал от своего царя и Кен. Разбросав и перебив противостоящих ему кшатриев, он подобно Александру принялся атаковать пехоту и слонов на своем фланге, методично и целеустремленно уничтожая противника стрелами и копьями, в отличие от напористых действий своего полководца.

Атакованная с правого фланга вся индийская махина под напором вражеской кавалерии ринулась на левый край и оказалась зажатой с трех сторон фалангой и македонской конницей. Пор яростно пытался, что предпринять, но пехотинцы никак не могли остановиться в своем бегстве нещадно истребляемые агемой Александра и его лучниками.

Неожиданно с тыла раздались громкие крики победы. Это Кратер, заметив начавшийся отход Магура от переправы на помощь отцу, быстро форсировал реку и ударил по отходящим силам противника. К большому сожалению Магур не смог организовать грамотного прикрытия своего отхода и одни беглецы смешались с другими, образуя огромную пробку в узком месте между двух больших холмов.

В огромной давке люди гибли десятками, больше всего от своих же слонов, которые окончательно вышли из-под контроля своих погонщиков и теперь стремились вырваться из этого ада любыми силами.

Пор продолжал сражаться и в столь трудную и опасную минуту не покинул поле боя. Окруженный горсткой людей, он метал дротики в своего противника. Возвышаясь над боем, он был прекрасной мишенью для вражеских стрелков, которые щедро осыпали правителя и его слона своими стрелами. За весь бой Пор получил девять ран, но ни одна из них не была смертельной. Однако многочисленные кровопотери сделали свое дело, и в голове у царя индов зашумело. Заметив состояние своего господина, погонщик сам развернул слона, стремясь, вывести Пора в безопасное место.

Протоптав людей как траву, слон царя смог вырваться из гибельного узкого места и обратился в бегство. Этого было достаточно, что бы инды упали духом и обратились в бегство.

Александр сам ринулся в погоню за бегущим противником, но в этот момент случилось несчастье. Его верный Букефал, прошедший вместе с царем весь этот поход, неожиданно захрипел и рухнул на землю, едва не придавив своего седока.

— Букефал! друг мой! — в отчаянии закричал Александр, бросаясь к коню на колени, но тот только громко хрипел, и из открытой пасти стекала белая слюна.

— Врача, срочно врача! — громко причитал полководец, совершенно не обращая внимания на кипевший возле него бой. Спешившиеся гетайры прикрыли своего царя, уничтожая всякого врага, который только приближался к ним.

— Врача! — гневно требовал царь, в ярости вращая глазами от своего бессилия помочь любимцу.

— Он умирает! — заикнулся один из воинов и тут же получил царским кулаком сильный удар в лицо.

— Букефал! — позвал коня Александр, но черный любимец только дернул всем телом и, захрипев, перестал дышать.

— Сердце, у него не выдержало сердце. — Пытался успокоить царя молодой телохранитель Селевк, за что тоже получил увесистую оплеуху от Александра. Все гетайры испуганно замолчали, ожидая того момента, когда монарх успокоится и осознает гибель своего друга.

Из шока Александра вывел трубный слоновий голос. Македонец с отвращением посмотрел в его сторону и дико закричал: — коня, коня мне сейчас же!

Оттолкнув одного из гетайров, царь птицей вскочил на ближайшего коня и, схватив чье-то копье, устремился в погоню за Пором.

Индиец на свою беду не очень успел далеко отъехать преследуемый своим недругом Таксилой. Видя плачевное положение своего старого не друга, правитель решил свести свои старые счеты. Догнав измученного ранами слона, Таксила принялся метать дротики, стремясь, поразить ими Пора. Царь отвечал ему тем же и один из них удачно поранил ногу Таксилы.

Сдавайся Пор!— гневно прокричал Таксила, но новый дротик заставил его ретироваться прочь. Слон продолжал свой бег, как неожиданно получил сильный удар тяжелым копьем в бок. Это Александр догнал свою цель и метнул свое оружие в бок несчастного животного. Царский слон громко взревел и бросился на противника. Пор пытался поразить Александра дротиком, но македонец быстро ушел от клыков и хобота слона и, приблизившись к животному сзади, обрушил со всей мощи свой меч на сухожилие задней ноги слона. Удар был настолько меток, точен и селен, что израненное животное моментально рухнула на бок не в силах устоять на ногах. От этого телодвижения, Пор и погонщик слона упали на землю по другую сторону животного от Александра.

Не замечая этого, разъяренный Александр продолжал неистово рубить слоновью тушу, кромсая ее в кровавые клочья плоти, что разлетались вокруг от каждого его удара. Слон отчаянно пытался подняться на колени и достать хоботом своего мучителя, но это никак ему не удавалось.

Но долго так продолжаться не могло и, отбросив в сторону свой меч, царь закричал, обращаясь к своим гетайрам, сгрудившихся возле него.

— Копье! — потребовал македонец и, подхватив брошенное ему оружие, со всей силой вонзил его в бок гиганту, точно попав в сердце. Слон дернулся всем телом и затих.

К стоящему Александру подвели забрызганного кровью царя Пора. Хмуро глянув на свою добычу, еще неостывшим от крови взглядом македонец произнес:

— В оковы его Аминта, но обращайтесь с уважением — наказал монарх командиру агемы.

Гибель Букефала продолжала прожигать сердце полководца, и более не задерживая своего внимания на пленном, Александр устремился в погоню за бегущими от его возмездия индусами.

— Бей, режь, убивай! — кричал скачущий в красном плаще македонец, выплескивая все свою неудержимую злобу на разбегающихся от него людей, безжалостно убивая всякого до кого, смог дотянуться своим черным от крови копьем и кто попадался на его пути. Словно дикий неистовый демон, вырвавшийся из недр Аида, стремившийся принести своему властелину как можно больше жертв в честь погибшего друга, рыскал в этот день Александр по берегам Гидаспа.

Инды в страхе перед всадником в пурпурном плаще, стремились поскорее достичь леса, признав в нем свое единственное спасение от гнева злого македонца. Повинуясь приказу царя, бегущих рубили катафракты агемы, их избивали гоплиты Птоломея и Пердикки, но больше всех, кто особо усердствовали в этом состязании, были всадники Скилура.

На полном скаку выпускали они свои стрелы в спины разбегающимся воинам, при этом каждая стрела была помечена личным тотемом каждого всадника, что не допускало двойного толкования при осмотре убитого. Когда у детей степей опустели колчаны, они пустили в дело свои длинные мечи и короткие акинаки, с одного удара отделяя голову бегущего человека от туловища.

Делалось это для того, чтобы после битвы каждый из степных удальцов мог получить награду, обещанную великим царем Александром за десять правых ушей или скальпов врагов добытых скифами в этом бою.

Отдавая подобный жестокий приказ, монарх стремился нагнать сильный страх на уцелевших индийцев, дабы те не помышляли о сопротивлении вспоминая те жертвы, которые они понесли в этой битве. Кроме этого у Александра было еще свежи постоянные бунты непокорных согдов в Азии, надолго сковавшие его быстрое продвижение в глубь персидской державы. Поэтому македонец стремился уничтожить как можно больше своих потенциальных врагов, постоянно вспоминая изречение Агеселая о том, что не полностью выдранная трава быстро дает обильные всходы.

Всего в этот день инды потеряли свыше двадцати тысяч убитыми пехотинцев, три с половиной тысячи всадников, все колесницы и множество слонов. Плач и скорбь сотрясли земли царства Пора от этих известий и многие из его подданных впервые позавидовали Таксиле, который своим смирением сберег жизни своих людей.

Сам Александр так же был безутешен от потери своего верного боевого друга. Тем же вечером погибшего Букефала тщательно омыли от пыли и крови, умастили дорогими благовониями его гриву и хвост, а затем сожгли на костре подобно павшему герою. Многие из македонцев неодобрительно отнеслись к подобному возвеличиванию павшей твари, но никто не осмелился высказать это вслух, уважая горе и скорбь своего любимого царя.

На следующий день полководец приказал вывесить по всему лагерю траурные ленты и на собрании стратегов объявил о своем решении построить город на берегах Гидаспа, назвав его в честь павшего коня Букефалией. Эта задача была возложена на стратега Кратера, который уже порядком поднаторел в возведении по царскому желанию новых городов.

Однако вскоре новый траур охватил македонское войско, и теперь были вывешены траурные флаги, ибо царь понес личную потерю. Царские гонцы, прибывшие из столицы Таксилы, принесли печальную весть, что у царицы Роксаны произошел выкидыш и Александр потерял не родившегося сына.

Эта весть не сильно тронула сердца воинов, ибо многие из них не воспринимали Роксану, как законную супругу своего царя, но опять из уважения к царю, они скорбели. В память о дочери, Александр приказал начать строительство другого города, на противоположном берегу реки назвав его Никею.

Больше всех этому радовался софист Калан, который предсказывал царю двойную утрату, если он не прекратит свой дальнейший поход. Александр в трауре уединился в своем шатре стремясь осмыслить сложившееся положение. Первым кто забил тревогу, был Эвмен. Он быстро просчитал всевозможные варианты стояния на Гидаспе и начал действовать. Через Леоната, начальника стражи, Пердикка упросил Александра принять жреца Нефтеха с важной новостью для монарха.

Александр хандрил, но прекрасно помнил, что зря египтянин в гости не проситься и согласился принять его.

— Что хочет сообщить мне сын мудрого народа, чьи жрецы признали меня сыном бога? — насторожено произнес властелин Ойкумены, укутавшись в теплый плащ, хотя снаружи стояла теплая весенняя погода. Египтянин моментально уловил весь сложный тембр обиженных нот в голосе повелителя, и не спеша, стал говорить.

— Я спешу сообщить великому сыну Зевса Амона, что индийский брамин Калан лжет тебе господин, утверждая, будто он разговаривал с богом и тот объявил, что дважды покарает тебя.

От звуков голоса Нефтеха царь встрепенулся, и весь обратился в слух, жаждя продолжения и оно последовало.

— Бессмертные боги не карают дважды мой господин, им достаточно предупредить только один раз или сразу уничтожить неугодного им смертного. Это дело рук человека.

— Докажи! — гневно потребовал царь, недоверчиво сверля глазами своего собеседника, — предоставь улики обличающие Калана в его коварном деле.

Египтянин смело выдержал тяжелый взгляд монарха и, выдержав солидную паузу, уверенно продолжил.

— Логика, которой так славится твой учитель Аристотель, вот мой убийственный аргумент в этом деле. Только индийским софистам, не признающим твое божественное происхождение выгодно прекращение нашего похода вглубь Индии. Из уст одного из них ты услышал угрожающее предостережение, которое должно было удержать тебя от дальнейшей войны. Твоя двойная потеря полностью исключает элемент случайности и говорит о ее искусственном происхождении.

Твоему любимому коню Букефалу перед битвой могли добавить в корм разновидность индийской конопли, от которого у животного при большой нагрузке не выдерживает сердце и оно умирает. Вспомни, хрипел ли конь под тобой, когда ты атаковал пехоту Пора.

Александр точно не помнил этот эпизод своей схватки, но уверенный тон египтянина заставил его в это поверить и монарх кивнул головой. Нефтех не выказал радости от царского согласия, а уверенно стал говорить дальше.

— Если бы инды не побежали бы от твоей отвари и напора, а стали бы сражаться, где бы ты оказался тогда когда пал твой верный конь? — спросил жрец и сам же ответил — в гуще битвы, где при неудачном падении на землю ты бы легко бы принял смерть.

— Ты прав жрец, — произнес царь, моментально представив расписанную Нефтехом картину, которая полностью совпадала с действительностью, — а Роксана?

— Ей могли подмешать в питье особый отвар, который приводит к сильному непроизвольному сокращению живота роженицы, что и приводит к раннему выкидышу, — голос египтянина был полон скорби, но вместе с тем производил впечатление на приговор безжалостного судьи.

— Ты шутишь Нефтех! — встревожено произнес монарх, полностью поверивший в сказанное ему египтянину.

— Увы, мой господин такие средства есть и их знает не только мой народ.

— Значит моя жена в опасности. Я прикажу немедленно перевести ее из столицы Таксилы, где слишком много этих софистов.

— Боги глаголют твоими устами мой государь, это самое верное решение которым ты одновременно и утешишь свою молодую жену и оградишь ее от рук своего тайного противника — льстиво лил свои словеса, хитрый египтянин, стремясь укрепить Александра в принятом им решении в порыве чувств.

— Так, что Калан, не может говорить с богом? — хитро щурясь на своего собеседника, спросил царь.

— Он брахман мой господин, а они извечно выступали за тихую жизнь под руководством своего бога. Они твои антиподы повелитель, привыкшие решать, как и афинские демократы, диспутами и различными интригами. Шива вот кто, несомненно, поддержит тебя в триаде индийских богов. Он бог разрушитель, всегда стоявший за воинов в отличие от Брахмы и Вишну, что покровительствовали жрецам и крестьянам этой страны — уверенно раскладывал божественные силы перед Александром египтянин.

— Значит, Калан враг мне и его следует отдать палачу? — вопросил македонец.

— Он враг тебе государь, но чувствую, что мои слова не полностью убедили тебя в моей правоте, поэтому прикажи наблюдать за софистом. Если я прав он в скором времени проявит себя в новых коварных деяниях, если нет, то я готов понести от тебя любое наказание.

Александр задержал пристальный взгляд на бритоголовом собеседнике, но ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Пусть будет, так как ты сказал Нефтех. Время и великие боги расставят все по своим местам — произнес царь. — Ты как всегда мудр сын Амона и в доказательство того та милость бога, которая сопутствует тебе во время всего похода.

Египтянин низко поклонился и по взмаху руки македонца поспешил покинуть его шатер.

Оставшись один, монарх долго смотрел на горевший перед ним огонь жаровни, собираясь с мыслями от столь необычной беседы, а затем приказал собрать военный совет для продолжения похода.

Глава V. Покорение Пенджаба.

После битвы при Гидаспе, царство Пора безропотно признало своего нового правителя. По приказу плененного владыки города его царства безропотно открывали ворота стратегам царя, что уже на второй день после сражения быстро устремились к Акесину по приказу македонского полководца.

Столь энергичные меры были обусловлены появлением в царстве Пора кашмирцев, которых выслал на помощь царю против македонцев Абисар. Его войска перешли границу, но не успели соединиться с индами, опоздав, ровно на три дня, и теперь воеводы кашмирского владыки попытались прибрать к рукам приграничные города оставшихся без владыки, высылая своих послов с предложением помощи и покровительства против иноземцев.

Малые города царства перешли под руку соседей, но столица Пора Сангала не торопилась с принятием решения. Тайные гонцы столичного правительства прибыли прямо в лагерь македонцев и передали плененному царю эти новости. Будучи умным человеком, индиец в присутствии Александра торжественно объявил о своем признании власти македонца и приказал всем своим городам открыть ворота своему новому господину.

Столь быстрый переход от сопротивления к сотрудничеству был очень высоко оценен монархом, немедленно с царя были сняты цепи, и Александр повел с ним несколько бесед, поражаясь мудрости своего пленника. Пор был настоящим царем, которому не повезло лишь в одном; его противник гораздо лучше него разбирался в военном деле.

Пораженный наглостью Абисара, Александр приказал Птоломею и Пердикке взять под свою руку гоплитов с конницей и незамедлительно выкинуть наглецов с его земли, не пересекая при этом границу на Акесине.

Исполняя волю монарха, первым к столице выдвинулся Пердикка во главе с катафрактами и легкой македонской конницей и конными скифскими стрелками. Не отставая от него, следовал Птоломей с фалангой гипаспистов, у которых не было сильных потерь от последней битвы. Всего македонцы потеряли убитыми и ранеными менее тысячи человек, и в основном это были сарисофоры, что смело, приняли на себя слоновий таран.

Ведомый местными проводниками, Пердикка добрался до Сангалы уже на вторые утки и увидел, что Александр не зря волновался в отношении столицы. Кашмирцы опередили посланцев македонского монарха ровно на сутки, но встретили настороженный прием со стороны пенджабцев, которые прекрасно помнили все свои старые счеты с северными соседями. Правитель города не открыл ворота, известив воеводу кашмирцев, что совету города требуется время для принятия столь важного решения.

Удовлетворившись подобной отговоркой, кашмирцы поспешно разбили лагерь у стен Сангалы неудосужившись даже выставить часовых, пологая, что город никуда не денется и признает власть Абисара.

Ответ они получили следующим утром, но не из города, а с тыла в виде тяжелой македонской конницы, которую бросил в атаку Пердикка, едва полностью смог оценить всю обстановку на подступах к столице Пора.

Бронированная армада вломилась в спящий лагерь кашмирцев подобно дикому зверю, напавшему на лежбище кротких газелей и антилоп. Конный клин неотвратимо пробивался к шатру кашмирского воеводы, над которым гордо развивался знак его власти в виде синего треххвостого полотнища. Горцы не были трусами и едва, в лагере началась тревога, принялись дружно сбегаться к своему командиру.

Они не успели выстроить плотную стену из щитов и копий перед несущимися на них катофрактами, за что и поплатились своими жизнями. Все кто находился у шатра, были растоптаны и изрублены македонскими катофрактами или погибли от скифских стрел. Всадники Пердикки прошли вражеский лагерь насквозь, а затем, совершив разворот, ударили вновь.

Теперь каждый из конных действовал самостоятельно, обрушившись на потерявших своего командира индийцев. Лишившись, воеводы, привыкшие к пешей схватке, они сильно растерялись перед лицом мощного конного противника, захватившего инициативу боя в свои руки. Схватка развалилась на множество маленьких стычек, в которых победа в большинстве случаев оставалась за македонцами.

Оглашая лагерь своим специально выработанным гортанным скифским криком, дети степей нагоняли страх и неуверенность в своего врага, подкрепляя свои вокальные способности меткими стрелами. Их скифы выпускали одну за другой, проносясь по разоренному катофрактами лагерю подобно сильному урагану.

Удостоверившись, что сопротивление врага сломлено и все кашмирцы пустились в бегство, кавалеристы без команды бросились рубить убегающих индов, помня царское наставление о необходимости вселения в душу врага сильного страха смерти.

Когда подошел Птоломей, все уже было кончено, столица освобождена от наглого посягательства соседа и напуганный зрелищем резни побежденных, правитель Сангалы поспешил открыть ворота перед посланцем, Пора которого стратег специально прихватил с собой. Приведя город к покорности и даже не оставив в нем свой гарнизон, македонцы выступили к Акесину стремясь быстрее очистить свои земли от непрошеных гостей.

Преследуя противника, стратеги полностью повторяли стиль своего царя, опережали кашмирцев буквально во всем, не давая им возможности собрать все свои силы в один мощный кулак. Индийцы только огрызались при столкновениях и, потерпев очередное поражение, устремлялись к реке, за которой видели свое спасение от врага.

Птоломей имел только одну серьезную стычку, когда на головную часть колонны из засады напал сын Абисара, решивший наказать зарвавшегося агрессора. С громким криком ударили инды своими длинными пиками в бок марширующих по джунглям гоплитов. Македонцы замешкались лишь в первое мгновение, испуганные появлением врага из зеленой чащи деревьев, а затем продемонстрировали свою хваленую выучку.

Дружно сомкнув ряды под уверенными криками простатов и гармостов, гоплиты выставили единую стену из металлических щитов, выдержали первый удар, а затем сами атаковали. Их действия поддержали пельтеки и лучники, обрушившие на голову врага свои дротики, копья и стрелы.

Македонцы быстро навязали противнику рукопашный бой, в котором крепкие пики кашмирцев не играли большой роли, разом превращаясь в досадную обузу. Уверенно разбивая деревянную защиту горцев, гоплиты уверенно выбивали самых смелых и храбрых осмелившихся напасть на них индийцев.

Кашмирцы не выдержали долгого боя и поспешили отойти прочь, снова спрятаться под защиту деревьев, повинуясь сигналу молодого принца. Однако Птоломей не желал просто так отпускать противника, и сам двинул им вслед, перестроенную фалангу гоплитов. Не давая противнику опомниться, македонцы длительное время преследовали индов, пока им дорогу не преградила непроходимая чаща деревьев.

Вовремя с ориентировавшись в происходившим, македонцы остановили свое движение, что бы из преследователя ненароком не оказаться в роли преследуемых.

Подобную стычку имел и стратег Пердикка, который двигался параллельно Птоломею и на которого также обрушились из засады горцы. Однако в этом случаи осторожные скифы вовремя заметили притаившуюся опасность и достойно встретили нападавших врагов мечами и стрелами. Выпрыгнувшие из кустов кашмирцы понесли большие потери от метких выстрелов, и катофрактам было достаточно только ударить копьями и мечами, что бы враг бежал.

Больше кашмирцы не смели оказать достойного сопротивления наступавшим стратегом, в спешке очищая недавно занятые города, исполняя приказ Абисара о возвращении своего войска домой. Напуганный столь сильным и быстрым отпором со стороны македонцев, пенджабский царек решил собрать все свои силы в одно целое для отпора возможного нападения страшного врага.

И его опасения были не напрасны. Выйдя к быстрой, но сравнительно мелкой по сравнению с остальными реками Пенджаба Акесине, Пердикка самостоятельно перешел эту водную преграду поставив Абисара перед свершившимся фактом вторжения в его царство.

Это известие обрадовало Александра и вызвало недовольство у Калана, который вновь попытался удержать молодого преобразователя мира от дальнейшей экспансии индийских земель.

Твердым и уверенным в своей правоте голосом, излагал софист мирные идеи Александру, всем своим пасторским видом показывая стремление слуги божьего донести до неразумного вояки светлое откровение. С затаенным почтением слушал его молодой монарх, но жажда побед и славы не давала ему возможности согласиться с речами Калана.

— Абисар первым напал на мои владения и подданных, а так же на солдат, которых я направил на их защиту, — веско парировал македонец увещевание софиста прекратить войну с кашмирцами, — сидел бы у себя в горах и я охотно бы заключил с ним союзный договор. Так нет же, возжелал захватить чужие земли, а это воровство и вор должен понести наказание.

Калан сокрушенно покрутил головой и мягко посоветовал Александру не испытывать непрерывно милость богов и с тем удалился. И тут заколебавшийся завоеватель неожиданно получил поддержку со стороны пленного Пора. Желая полностью втянуть Александра во все местные дела, Пор порекомендовал для полного покорения индийских земель спуститься к слиянию всех рек Пенджаба и занять важную в стратегическом отношении крепость малов. Выдвигая эту идею, покоренный владыка в тайне надеялся, что, свершая это, македонец непременно свернет себе шею, как это делали многие завоеватели до него.

Монарх пришел в восторг не столько от поданной идеи, как от самого факта помощи со стороны своего пленника и осыпал Пора различными милостями в виде титула царского советника. Незамедлительно был отправлен гонец к Неарху и Пифону стоявших на Гидаспе, с приказом о начале немедленной подготовке спуска части войск вниз по реке на лодках и овладеть крепостью малов. Не раскрывая всем своих замыслов в полной мере, Александр отдал тайный приказ о переводе всего своего речного флота простаивавший у границ Пенджаба к месту слияния Инда со всеми его притоками, имея далеко идущие цели к полному покорению всех земель расположенных вдоль пограничной реки.

Зная со слов своих индийских советников силу царя Оксикиана, Александр не рисковал оставить в своем тылу столь грозную, непокоренную страну, способную в любой момент ударить в спину великому завоевателю.

Не желая сидеть на одном месте, македонец поспешил въехать в столицу Пора Калимасу, жители которой с радостью приветствовали обоих своих правителей, бывшего и настоящего. Отдавая должное индам и Пору, Александр решил въехать в столицу на боевом индийском слоне, которого специально подобрали для него в одном из звериных загонов покоренного владыки.

Ничуть не колеблясь, полководец оседлал это грозное животное, и удобно устроившись под раззолоченным паланкином, направился в Калимасу.

Индийцы были потрясены наличием двойных царских слонов, которые прошествовали через весь город и остановились перед дворцом правителя. Пор первым спустился со спины исполина и как истинный слуга почтительно приветствовал своего нового владыку.

Александр проявил максимум осмотрительности и такта, по отношению своего нового советника, стремясь полностью расположить к себе своих новых подданных.

Полководец всячески подчеркивал свое уважение к пленному повелителю, он поселился в гостевой части царского дворца, отдав всю остальную площадь, в распоряжение Пора.

Больше всех переезду в Калимасу радовалась Роксана, которая находилась в сильной депрессии, по поводу потери своего первенца. Чувство вины сильно давило на юную царицу и поэтому, едва переступив порог опочивальни мужа, Роксана рухнула перед ним на колени.

— О мой повелитель, — горько зарыдала девушка, обнимая ноги своего могущественного супруга, — прости свою недостойную рабу, за то, что не смогла уберечь плод нашей драгоценной любви. Накажи меня, но позволь еще раз попытаться зачать ребенка от твоего великого семени и подарить тебя радость новой жизни.

Подобные излияния сильно тронули душу Александра, ибо никто еще из познанных им женщин, не горевал столь искренне и горячо о потери зачатого от него ребенка.

— Встань с колен дорогая моя жена, так как непрестало моей царственной супруге протирать ковер этого дворца. Я по-прежнему горячо люблю тебя и не собираюсь отворачивать от тебя свое лицо и вместе с ним свою царскую милость. Не плачь понапрасну о гибели нашего первенца, его уже не вернешь. Он в полной мере оплакан мною и всем моим войском, — Александр помог подняться своей жене и радостно зашептал ей на ухо. — Хочу сообщить тебе Роксана радостную весть. Жрец Алисандр сообщили мне волю богов открывшуюся ему в его молитвенных бдениях. Ты непременно родишь мне сына и в самом скором времени. Так, что поспешим исполнить волю богов и предначертание судеб дорогая моя супруга.

Не было лучшего времени в короткой жизни юной царицы. Искренне отдавала она свою любовь, Александру стремясь искупить свою мнимую вину перед любящим человеком в то короткое время, что отпустила им для этого война, государственная политика и царские друзья. Многие из них по-прежнему не одобряли царский выбор, хотя Роксана мало, чем отличалась от эллинок, как лицом, так и воспитанием.

Пока монарх устраивал свои дела, Гефестион и Пердикка продолжали с усердием исполнять его волю в покорении Пенджаба. Не позволяя кашмирскому правителю собрать все свои силы в единый кулак, и подавляя волю индийцев к сопротивлению, македонские стратеги непрестанно нападали на врага, продвигаясь вглубь страны несколькими колоннами.

Между стратегами шло негласное соревнование, кто первым выйдет к столице кашмирского царства, и весы судьбы в этом споре явно склонялись в стороны Пердикки. Используя конницу как могучий рычаг давления на Абисара, молодой стратег наносил сразу несколько ударов по отходящим к Сангале кашмирцам, методично безжалостно истребляя всех, кто только посмел оказать сопротивление македонцам.

На долю Гефестиона доставались крепкие города, которые хитрый соперник благоразумно оставлял пехоте стратега, не имея особого желания класть своих кавалеристов под их мощными деревянными стенами. Царский любимец наводил окончательное спокойствие и умиротворение в царстве Абисара, вырезая и уничтожая любое селение, не пожелавшее или не успевшее открыть ворота грозным Потрясателем Вселенной.

Под прикрытием лучников, гоплиты вышибали мощными таранами ворота или же если рельеф местности не позволял приблизить его к стенам, штурмовали индийские поселения с помощью лестниц.

Подражая царю, Гефестион тоже в числе первых стремился ворваться в неприятельские крепости не захотевших открыть своих ворота перед царскими полками, но зачастую ему не хватало таланта и харизмы Александра. Он не успевал подобно царю оказаться в нужном месте и принять нужное решение. Поэтому старые воины зачастую сами решали все важные вопросы, не дожидаясь, одобрения своих действий со стороны Гефестиона. У молодого стратега хватало здравого смысла не одергивать ветеранов, и это давало хороший результат в виде взятых крепостей и городов кашмирцев, население которых всегда отчаянно защищалось.

И здесь Гефестион всегда закрывал глаза на все действия своих гоплитов, которые буквально вырезали всех опьяненные запахом крови и разозленные своими потерями при штурме.

Так неотвратимо, но верно приближались македонцы к Сангале, за стенами которой поспешно укрылся правитель кашмирцев. Абисар был в полном отчаянии, справедливо решив, что наступают его последние дни. Буквально все было против него. Разгром Пора не принес ему ничего из того, на что рассчитывал кашмирский царь, узнав о громадной битве македонцев с его старым конкурентом в борьбе за Пенджаб.

Напрасно он рассчитывал подчинить бесхозные земли своего соседа и лично возглавить борьбу индусов против пришельцев. Предательство пленного царя Пора полностью спутало все карты кашмирца, выставив его перед всеми в роли мелкого жулика стремившегося поживиться во время отсутствия хозяев дома.

Одновременно воинская удача полностью отвернулась от кашмирского владыки, ранее всегда успешный, сегодня он терпел одно поражение за другим, при своем явном численном превосходстве над противником. Однако Абисар не собирался так просто сдаваться врагу. Вначале правитель намеривался отсидеться за каменными стенами своей столицы, но затем отказался от подобной мысли, вспомнив судьбу всех других владык понадеявшихся на крепость своих укреплений.

Македонцы, используя свою технику, неизменно брали штурмом любой индийский город, несмотря на его яростное сопротивление. Поэтому Абисар решил прибегнуть к восточной хитрости, с помощью которой он собирался одолеть врага.

Во дворец магараджи были тайно вызваны несколько человек, в том числе и местный софист Топран. Беседа проходила около часа, а на другой день жители Сангалы узнали, что правитель Абисар спешно отбыл на север своего царства, оставив всю власть совету во главе с Топраном. Не желая допустить лишнего кровопролития, совет решил сдать город македонцам на выгодных для жителей условиях.

Подобное известие вызвало двойственную реакцию в стане македонцев; Гефестион, измученный непрерывными штурмами и осадами индийских поселений был очень обрадован столь легким овладением такой важной твердыни, за которую пришлось бы выложить не одну жизнь его гоплитов. Пердикка был наоборот раздосадован, что Абисар в очередной раз ускользнул из явной ловушки, в которую стратег его столь упорно загонял своими действиями.

Между стратегами произошла размолвка, в которой вверх одержал Гефестион. Используя положение царского друга, он настоял на быстрый ввод войск в город, выдвигая необходимость отдыха для солдат. Единственное чего смог добиться Пердикка, так это передачи ему части пехоты для продолжения преследования ускользающего противника.

Совет жителей Сангалы с покорностью раскрыл ворота города и предоставил Гефестиону все, о чем попросил индийцев стратег.

Топран был сама любезность в размещении в столице своих недавних врагов. Македонский стратег не мог нарадоваться столь любезному приему, совершенно не подозревая, что ему готовиться смертельная ловушка.

Раскланиваясь с македонцами днем, ночью софист посещал своих многочисленных сторонников, которые должны были поднять восстание, едва только Абисар подойдет к городу, собрав свои разрозненные отряды в горах. Таким образом, враг будет зажат с двух сторон и обязательно уничтожен в неблагоприятных для него условиях. Исполняя в точности план своего повелителя, Топран готовил тайные вооруженные отряды, которые должны будут напасть ночью на македонцев, которых хитрый софист сознательно разместил в разных частях города полностью, исключая возможность их взаимопомощь в критическую минуту.

Однако индийские боги полностью отвернулись от своей паствы, отдав лавры победы македонянину Пердикке. Отказавшись от заманчивого отдыха в Сангале, молодой стратег продолжал свое преследование и добился в этом полного успеха.

Абисар сумел выиграть несколько важных для себя дней, отдав врагам свою столицу и отойдя к горным отрогам смог, собрать в единый кулак всех тех, кто дожидался его прихода. Большая численность его войска вселило в душе кашмирца полную уверенность в будущей победе, и поэтому правитель решил сам напасть на врага. Вскоре разведчики донесли о появлении небольшого отряда противника упорно продвигающегося по следам властелина.

Это был македонский авангард, который хитрый стратег выдвинул вперед в качестве приманки, двигаясь своими основными силами несколько сзади перестроив их в две колонны. Подобная тактика великолепно себя оправдала при захвате Кофена и не подвела и на этот раз.

Едва Абисар получил известие от разведчиков, как он посчитал, что сама судьба посылает ему в руки столь ценный подарок, и решил незамедлительно атаковать неприятеля.

Македонцы двигались походной колонной и в душе проклинали своего командира Кодора не позволявшего снимать тяжелые боевые доспехи. Двигаясь по пересеченной местности, гоплиты и пельтеки изнывали от духоты и зноя, которыми щедро награждала северных пришельцев природа сказочного царства. Но потом многие благодарили строгость гармоста, когда на двигавшихся солдат напало множество индийцев укрывавшихся за ближайшими холмами и рощами диковинных деревьев.

Знаменитая македонская выучка не подвела и на этот раз. Доведенные до автоматизма длительными тренировками, солдаты моментально развернулись в боевую фалангу, и смело встретили нападавших врагов своими длинными копьями и дротиками.

Сопровождавшая колонну легкая конница быстро сменила свое замыкающее положение и, расположившись за спинами гоплитов, обрушила град стрел на голову кашмирцев. Последние смело бросались на противника воодушевленные присутствием своего царя. Отважные индийские воины отважно сражались с хорошо вооруженным врагом, платя, по пять, а порой даже по десять жизней за одного уничтоженного ими македонца.

Абисар наблюдал за схваткой со стороны; он надеялся на быструю победу, но вражеский орешек оказался не по зубам владыки Сангалы. Атакованные по всему флангу гоплиты отчаянно оборонялись и совершено не выказывали чувство страха и неуверенности в себе. Бывалый воин прекрасно видел, что македонцы оправились от неожиданного нападения и вскоре сами смогут перейти в наступление. Не желая допустить подобное развитие событий, кашмирец ввел в действие все свои силы и радостно заметил, как прогнулись железные ряды фаланги под напором новых воинов.

Победа просто была необходима Абисару, и он решил не постоять за нее в цене. В пылу боя мало кто из нападавших кашмирцев обратил внимание на несколько всадников, в спешном порядке покинувших ряды сражающегося отряда и устремившихся на юг. Возможно, их даже посчитали беглецами трусливо спасающие свои шкуры от мечей отважных мстителей, но это было не совсем так. Повинуясь приказу своего гармоста, кавалеристы устремились за помощью к македонским колоннам идущих быстрым маршем за своим авангардом.

Пердикка был приятно удивлен, когда узнал о возникшей схватке, ибо всегда был готов к битве с любым противником. Особенное его обрадовало сообщение о наличии в рядах наступавших важной персоны, вокруг которой располагалась группа конных кшатриев, что однозначно указывало на ее высокий ранг.

Быстро приняв решение и сориентировавшись по местности, стратег умело вывел свои войска во фланги кашмирцев, которые твердо намеривались праздновать сегодня победу. Появление свежих сил врага, было для Абисара подобно грому среди ясного неба. В одно мгновение все переменилось, и теперь все его войско было прочно зажато с двух сторон мощными македонскими тисками неумолимо смыкавшие за спиной воинов свои железные объятья.

Еще недавно атаковавшие кашмирцы вдруг почувствовали как устали от своего мало продуктивного натиска, увидали тела своих погибших товарищей и от всего этого у них начали опускаться руки. Абисар не придумал ничего лучшего как в очередной раз бежать, чем окончательно подорвал настрой своих воинов. Увидев уходящего царя, воины предались панике и, позабыв обо всем на свете, устремились в еще свободный проход между македонскими крыльями.

Боги благоволили молодому стратегу, который едва только Абисар начал покидать свои войска, сам устремился в погоню за царем во главе легкой скифской конницы. Подобно гончим собакам преследовали они свою добычу с твердым намерением не упустить свою добычу.

Македонцы настигли Абисара, когда тяжелая конница кашмирца переправлялась через небольшую речушку ставшую роковой для своего правителя. Через бурный поток был переброшен деревянный мост, который не мог пропустить сразу большое количество конных. Едва первые кшатрии достигли его, как образовался небольшой затор, прочно увеличивающийся с каждой минутой. Каждый стремился, как можно быстрей миновать опасное место от чего сутолока и толчея среди беглецов только нарастали.

Абисар с трудом смог достигнуть средины моста, когда по бегущим всадникам ударили стрелы скифов догнавших свою добычу. Степняки поразили всего двух и ранили одного, но сам факт появления страшного врага вызвал только панику и яростную давку. Индийцы отчаянно давили друг друга, и многие погибли или под копытами лошадей или были сброшены в воду, под волчье завывание степняков, предвкушавших веселое развлечение от своей атаки. Владыка кашмирцев не смог удержаться на своей лошади, его богатый тюрбан ярко мелькнул на солнце, когда индиец рухнул в воду вместе с лошадью. К несчастью Абисар был придавлен всей массой своего жеребца и не смог выплыть из-под его тяжести.

Остановившись на берегу реки, всадники принялись хладнокровно расстреливать из луков, мечущихся на мосту конных кшатриев, грамотно выбирая себе цели. Две мастерски пущенные стрелы поразили лошадь индийца уже в конце моста, и образовали, таким образом, новый завал из всадников и коней. Мало кто из беглецов смог спастись с этого проклятого смертью моста, почти все они погибли из-за своего страха и паники.

Тело кашмирского владыки было выловлено и опознано немногочисленными пленными, которых солдаты Пердикки пощадили в кровавой рубке возле холмов.

Молодой стратег с победою возвратился в Сангалу к явному недовольству Гефестиона, рассчитывавшего, что преследование Абисара займет много времени. Топран был раздосадован не меньше македонца, но не подал виду и первым поздравил стратега с победой. Больше никто не решался оказать сопротивление пришельцам, и конные разъезды скифов смело вышли к четвертой реке Пенджаба Гидраоту. Здесь Пердикка проявил благоразумие и решил дать солдатам отдых перед броском в земли малов.

Александр был в восторге от донесений своих стратегов. Находясь со всем двором в Калимасе, полководец вызвал к себе Пора и объявил ему свою царскую милость.

— Еще недавно Пор мы были с тобой врагами и отчаянно бились на берегах Гидаспа. Теперь же ты мой близкий советник, к мудрым словам которого я не перестаю прислушиваться. Хочу сообщить тебе, что кашмирский наглец Абисар убит и все его царство покорилось моим стратегам Гефестиону и Пердикке.

— В знак моего уважения к тебе, я решил передать все земли Абисара в твое управление и этим искупить перед тобой, то горе, которое причинил тебе своим вторжением. Надеюсь, что в твоем лице эти земли обретут достойного владыку и верного помощника моей державы.

Услышав подобное предложение, владыка с радостью согласился, ибо в одно мгновение возвращал себе все ранее утраченные земли и получал то, за, что так долго сражался с Абисаром. В одно мгновение македонский монарх превратился в благодетеля для жителей Калимасы, которые приветствовали своего повелителя громкими криками радости.

Надежно закрепившись в царстве Абисара, Александр теперь намеривался заняться покорением земель малов, полностью завершая покорение Пенджаба, и одновременно намеривался устранить старую опасность, исходящую от Оксикиана, верного стража ворот в Индию. Поэтому, дав две недели отдыха солдатам Гефестиона и Пердикки, полководец приказал стратегам перейти Гидраот и приступить к покорению малов, чьи территории простирались до самого Гифасиса, последней из рек этой области.

Вместе с этим, царь потребовал от Неарха и Пифона скорейшего завершения подготовки речной экспедиции вниз по Инду и Гидаспу.

Столь обширные приготовления к новым действиям, естественно не могли укрыться от глаз Калана, который поспешил явиться к монарху со своим очередным предостережением.

Великие боги вновь открыли мне свою волю во время моей недавней медитации — громко вещал софист, бесстрашно глядя в лицо грозного царя, от чего македонец вновь чувствовал себя крайне неудобно. Подобное ощущение он испытывал в далеком детстве, когда отец или мать были недовольны его успехами в учебе или поведением.

— Всевидящее око бессмертных богов видит все, что твориться в твоем сердце и разуме царь. Твоя алчность вновь одержала вверх над твоим разумом, от чего ты жаждешь проглотить гораздо больше власти, чем того нужно для простого властелина. Теперь ты готовишься, напасть на свободолюбивых малов, которые ни в чем оскорбили тебя подобно Пору или Абисару. Они не нападали на твоих солдат, не уничтожали твое имущество, но ты готовишься покорить их, как покорил все другие земли Пенджаба.

— Мне только нужна их крепость на Гифасисе, — смиренно отвечал Калану македонец, с трудом заставляя себя смотреть даже не в глаза обличителю, а лишь в его сторону, — если малы, уступят мне ее миром, то обещаю тебе Калан, что не будет пролита ни единой капли крови индов.

— Ты, ненасытно жаждущий чужих земель, узнай же то, что открыли мне великие боги. Они погубят все твои корабли, если ты поведешь их в земли малов — отчеканил софист завоевателю — это твое второе предупреждение Александр и вспомни, что милость всевышнего очень переменчива. В назидание к этому боги отнимут у тебя не близких тебе существ, а часть твоих верных солдат, которые подобно глупым баранам безоглядно бегут за своим вожаком.

Вылив столь грозное пророчество, софист с гордо поднятой головой покинул комнату свиданий, оставив Александра переваривать услышанное.

Монарх тяжело откинулся на троне и яростным взглядом буквально просверлил дверь, давно закрывшуюся за неистовым пророком. Александр проглотил тяжелый ком гнева, восстановил дыхание и уже сдержанным голосом приказал:— выходи!

В течение всей короткой встречи, здесь присутствовал третий человек, спрятанный в небольшом проеме занавешенный пестрым занавесом. Это был египтянин Нефтех, в которого Александр специально пригласил присутствовать, едва узнал о появлении Калана во дворце. Монарх обратился к жрецу и гадателю интуитивно чувствую, что только он из всех служителей религиозного культа может на равных противостоять силе проповеди софиста.

Египтянин послушно покинул свое убежище и смиренно встал возле македонца, ожидая дальнейшего продолжения.

— Ты все слышал Нефтех, что ты можешь сказать мне на это пророчество софиста? — с плохо скрываемым раздражением в голосе спросил воитель.

Египтянин с пониманием склонил на бок свою бритую голову и сочувственно вздохнул, давая понять правителю, что он тоже не в восторге от всего им услышанного.

— Индусы продолжают давить на тебя государь из подлого страха, что ты сможешь полностью завоевать все земли этой страны и превзойти Семирамиду и персов по значимости своего деяния.

Блеск глаз Александра показал гадателю, что его слова упали на благодатную почву. Именно это и хотел от него услышать потревоженный в своих замыслах завоеватель брахманом

— Царство малов, это последнее из значимых препятствий на твоем пути, поэтому софист так и обеспокоен твоими приготовлениями против них.

— Ты считаешь, что его откровение с богами обман?

— Вне всякого сомнения, царь. Его предсказания появляются почему-то всегда в тот момент, когда ты начинаешь поход против индов. Подобное совпадение всегда маловероятно и однозначно наводит на мысль о скрытом тебе противодействии со стороны части местных жрецов.

— Он угрожал гибелью моих солдат и это непустые слова.

— Подобное могу сказать тебе, и я сам, будучи полным приверженцем твоих планов господин. Относительно судоходны Инд и Гидасп, остальные реки Пенджаба очень опасны из-за мелей, подводных камней и быстрого течения. Не имея лоцманов этих вод, любая экспедиция, неизменно обречена на потери при плавании по этим рекам.

— Значит, ты не видишь опасности для меня в этом предсказании, Нефтех? — спросил Александр, внимательно изучая лицо собеседника.

— Я вижу только его желание сорвать твой индийский поход царь, а что касается потерь, то не думаю, что они будут больше обычных.

— Царь отвел свой пытливый взгляд от лица говорившего, и в этот момент гадатель ввернул давно подготовленное им сравнение.

— Ты заметил господин, что гнев богов больше не обрушиться на голову твоих близких, которые находятся под надежной и бдительной защитой, а только на твоих солдат, которые и так в любой момент могут погибнуть.

Александр резко повернулся к Нефтеху, но тот преданно смотрел на повелителя македонцев немигающим взглядом.

— Остерегайся его происков государь, ибо мое чутью подсказывает мне, что это не последнее из его откровений.

— Иди, благородный Нефтех, — бросил Александр после краткого раздумья. — Я рад, что ты помог развеять мои сомнения относительно Калана, но предупреждаю тебя, держи язык за зубами для своей же пользы. А что касается софиста, то за ним проследят. Теперь он будет постоянно под моим неусыпным присмотром.

Жрец низко склонил голову и незаметно исчез из комнаты, оставив повелителя огромной империи наедине с его проблемами и заботами.

Бурная ночь с Роксаной помогла македонскому монарху, полностью навести покой и порядок в своей душе перед новым витком своего похода в эту сказочную страну. Супруга была нежна и податлива во всем, надежно прикрывая своего повелителя от жизненных невзгод и трудностей периодически возникавших на их пути.

На другой день полководец получил известие, что Неарх с Пифоном уже начали движение по реке в направлении крепости малов закрывающей выход всех рек Пенджаба.

Глава VI. Проба сил на Инде.

Исполняя волю царя, Пердикка первым форсировал Гидраоту, которая имела более спокойное течение, чем Акесин и Гидасп. Малы, не оказывали какого-либо сопротивления, полностью очистив противоположный берег реки, разрешив коннице стратега беспрепятственно миновать водную преграду.

Гефестион переправлял свои войска на плотах и бурдюках заранее приготовленные воинами Пердикки в ожидании приказа Александра продолжить поход. Вместе с македонцами реку перешли и вспомогательные индийские отряды Пора, к которому должны были отойти земли непокорных малов. С ними магараджа воевал много лет, но никак не мог привести их под свою властную руку.

Продолжая применять практику нескольких колонн, Гефестион и Пердикка направились к столице малов городу Пимпаре находившейся в двух днях пути. Двигавшаяся легкая конница быстро разбила несколько разрозненных отрядов малов пытавшихся преградить путь македонцам. Стратеги не особенно торопились и поэтому, отрыв между двумя отрядами был не большим.

На подступах к городу малы, устроили лагерь за тройным рядом телег, сцепленных между собой. Пердикка вначале бросил своих конных стрелков, которые засыпали малов своими стрелами, нанеся большой урон впереди стоящим воинам. Затем в дело вступили катафракты которые буквально растоптали всех тех, кто пытался сражаться впереди телег. Но не зря малы, считались самыми храбрыми воинами во всем Пенджабе, они не дрогнули и не обратились в бегство перед лицом столь грозной силы звенящей железными доспехами и убивающей своими длинными копьями. Они отошли за свои телеги и принялись метать стрелы в людей и лошадей, нанося этим ощутимый урон ударной силе македонцев.

Тогда Пердикка приказал спешиться катафрактам и вместе с гоплитами бросил их на новый штурм столь необычных укреплений. Индийцы не ожидали столь быстрого маневра со стороны своего противника, и поспешно отошли ко второму более плотному ряду телег. Пердикка атаковал вновь, беспорядочно наступая, так как все пространство было забито повозками противника.

У второй линии завязалась более жестокая битва между противниками. Малы не уступали македонцам в желании одержать победу и бились с ними отчаянно своими мечами и пиками. Исход сражения решили скифы, которые вплотную подъехали к первой линии телег и принялись расстреливать воинов противника из своих сильных дальнобойных луков.

Гоплиты усилили натиск, и индийцы были вынуждены отойти, оставив свои телеги врагу. Они не смогли задержаться у третьего ряда и, бросив все, укрылись в городе, захлопнув ворота пред самым носом разгоряченных боем македонцев.

Подошедший к бою Гефестион окружил город своей фалангой, а у мелководного озера поставил конные сторожевые посты. Ночью малы, пытались бежать, но, наткнувшись на македонскую стражу, возвратились обратно. На вторую ночь индийцы вновь предприняли вылазку, но гоплиты Пердикки заставили их возвратиться в город.

Пока стража стерегла противника, все основное воинство готовилось к штурму, усердно сооружая штурмовые лестницы. Македонские стратеги предприняли его на третий день осады, решив обойтись без сооружения осадных машин.

Под прикрытием лучников штурмовые отряды бросились к стенам Пимпары и овладели городом. В начавшейся резне погибло огромное количество малов, которым не позволили улизнуть из города конные посты македонцев. В истреблении беглецов пришельцам активно помогали воины Пора, которых Гефестион специально отправил в сторожевое оцепление. Всего воины насчитали около семнадцати тысяч тел погибших и свыше тридцати, было взято в плен. Кроме этого македоняне нашли триста колесниц и десяток слонов, собранных в специальном загоне возле города и почему-то неиспользованных малами. Захватчики буквально стерли столицу малов с лица земли, оставив после себя только одни руины.

Столь жестокое обращение сразу дало нужный стратегам эффект, оставшиеся племена тут же признали власть грозных властелинов и были переданы под управление Пора. После этого македонцы беспрепятственно вышли к Гифасису, пересекли его и, разбив лагерь, послали радостное известие своему царю о своей победе.

Сам же великий полководец начал двигаться вместе с Кратером и Кеном вдоль Акесина на встречу с основными силами Неарха и Пифона. Всего они вели вниз по реке не менее двух тысяч судов, включая восемьдесят тридцативесельных и несколько десятков для перевозки лошадей.

Все это огромное воинство уверенно двигалось по течению Гидаспа и Инда несущих свои воды по пересеченной местности с огромным числом холмов и скал. Царский наварх сильно рисковал, пускаясь в столь рискованное мероприятие, и вся его надежда была на опытных мореходов: египтян, карийцев, финикийцев и киприотов, которых прагматичный критянин заботливо прихватил с собой в этот поход.

Для быстроты движения Александр приказал посадить часть воинов на суда, а сам вместе с кавалерией двинулся вдоль берега, стараясь не потерять из виду свою флотилию. И здесь македонцам пришлось испить полностью горестную чашу. Их плоты и суда постоянно садились на мель, сталкивались друг с другом, что значительно срывало темпы общего продвижения к месту встречи всех сил македонцев. Александр нервничал, раздавал упреки и приказания и вновь двигался вниз по реке.

На всем своем пути царь активно покорял племена малов, но одновременно не задерживался долго на одном месте, стремясь застать врасплох главную твердыню индийцев Сопифу.

Прошло пять дней похода, когда произошла радостная встреча с судами Пифона на месте слияния Гидаспа и Акесины. Однако вместо радости, этот день принес македонянам много горя. В этом месте река имела крайне бурное течение с большим количеством водоворотов и подводных камней. Многие суда ведомые Александром разбились, а их экипажи погибли в мутных водах быстрой реки. Суда же Неарха, ведомые более опытными флотоводцами понесли минимальные потери и благополучно высадили все свое войско на твердую землю.

Потери не остановили Александра ни на один день. Взяв всех конных лучников, половину всех катафрактов и пехоту Пифона, царь устремился к Гидраоту, где расположились крупные силы малов и оксидраков. В этом месте пустыня глубокой полосой врезалась в плодородные земли индов вплоть до самой реки. Поэтому индийцы расположились вдоль берега Гидраота в ожидании прибытия Александра со стороны реки. Но полководец перехитрил их. Взяв с собой большой запас воды, он совершил марш бросок через пустынную местность и вышел в тыл ничего не подозревавшему противнику.

Индийцы не ожидали македонцев с этой стороны и не были готовы к битве, во множестве бродя возле своего лагеря. Столь неожиданное появление противника внесло панику и разлад в разношерстное войско малов и оксидраков. Каждый из командиров сам командовал своим солдатам, от чего единое войско распалось на множество самостоятельных отрядов, которые дрались каждый сам за себя.

Конный клин катафрактов без особого труда прорвал сопротивление противника, и грозные воины принялись истреблять врага. Потеряв общее командование, инды уже не думали о сражении с Александром, а старались лишь спасти свои жизни. Бой был скоротечным и вскоре, легкая кавалерия преследовала бегущего врага, безжалостно истребляя всех, до кого могли дотянуться их стрелы и дротики.

Непрерывно преследуя врага, Александр за один день достиг главной крепости малов Сопифы. Она прочно запирала слияние Гидаспа с Гидраотом.

Расположенная на высоком холме, крепость была крепким орешком для индийцев, но только не для Александра.

Не дожидаясь подхода основных войск, царь незамедлительно взял город, в осаду стремясь не допустить подхода к нему остатков бежавшего воинства или новых подкреплений. Напрасно малы, пытались вырваться из своей крепости, везде их ожидали копья гоплитов и стрелы вездесущих скифов.

Ландшафт местности окружавшей Сопифу не позволял Александру придвинуть к стенам крепости осадную башню и поэтому весь упор, македонец сделал на штурмовые лестницы. Единственно удобным местом для штурма были главные ворота, к ним можно было свободно поднести множество лестниц, не опасаясь свалиться с крутого обрыва.

В назначенный час гоплиты и пельтеки дружно бросились на штурм твердыни малов, но страстное желание быстрее взять город штурмом и множество людей, только мешало македонцам. Из-за толчеи и неразберихи, солдаты мешали друг другу поставить лестницы, постоянно срывались с них, а тех, кто добирался до гребня стены, сбивали вниз вражеские камни, стрелы или горшки с ядовитыми змеями.

Лучники царя обрушивали шквал стрел на храбрых защитников Сопифы, но не могли полностью перестрелять их за короткий период.

Видя подобную кутерьму, полководец отпихнул одного из своих гоплитов, и сам бросился на штурм города. Подобно молнии он взлетел вверх по штурмовой лестнице, ловко отбил щитом камни и горшки с мерзкими тварями, и мастерским ударом сбил со стены двух малов преграждавших ему путь к победе.

Вслед за своим кумиром, на стену поднимались новые воины полководца, которые в одну минуту очистили стену от малов и теперь собирались атаковать ворота. Откуда-то с боку, ухнула тяжелая стрела, которая вонзилась в бок царского панциря, заставив Александра покачнуться на глазах у всего войска. Громко охнули македонцы и радостно закричали, малы увидев ранение своего страшного врага. Судьба всего похода повисла на волоске, но Александр удержался на ногах, быстрым движением обломал стрелу у основания и бросил древко в сторону противника.

С громким криком азарта и радости рванулись со стены македоняне, круша и рубя растерявшегося противника, лишний раз убедившегося в неуязвимости их героя. Судьба крепости была решена, едва воины распахнули ее ворота. Мстя врагу за рану своего царя, солдаты вырезали почти население города. Трупы несчастных устилали улицы Сопифы, при этом македонцы не щадили ни женщин, ни стариков, ни детей.

Особенно отличился в этом Кратер, который командовал оцепление города, и через ряды его войск пытались прорваться беженцы. Македонский стратег сам лично уничтожал всех бегущих, а затем, преследуя их, загнал людей в болото, из которого никто не смог выбраться.

Рана Александра была неопасна. Стрела малов смогла пробить золоченые царские доспехи, но надежно застряла в холщевой рубахе, обильно пропитанной солью. Наконечник не смог пробить последнюю преграду и поэтому царь отделался легким испугом.

Вскоре к Александру прибыли послы от уцелевших малов м оксидраков. Они выразили готовность принять царского сатрапа и платить установленную им дань. Желая испытать верность своих прежних врагов, царь потребовал от них тысячу заложников из знатных семей и влиятельных родов и, когда получи их, то окончательно поверил в правдивость слов индийцев. Заложников он отпустил, а сатрапом назначил Антигена, приказав полностью отстроить город, оставив в нем немощных воинов и наемников.

Не задерживаясь на одном месте долгое время, Александр продолжил движение к слиянию Гидраота с Индом и Гефасисом, за которым начинались владения Оксикиана.

Двигавшийся в авангарде с тяжеловооруженными воинами Кратер, благополучно достиг этого слияния и по приказу царя начал основывать новый город, который назвали Александрией Опианой. Сюда же прибыли послы индийских согдов и ксатриев, выразивших готовность признать власть Александра.

Царь очень обрадовался этой покорности и назначил сатрапом всех земель среднего Инда, которые еще предстояло покорить молодого Пифона, отлично показавшего себя в этом походе.

Эти обширные земли состояли из собственного царства Оксикиана и земель его вассалов Мусикана и Самбы. Главный царь индийских земель имел огромную армию, состоявшую из пехоты, кавалерии и колесниц, которая надежно блокировала все переправы через Инд, делая любую попытку противника перейти реку, обреченную на большие потери.

Совершив столь неординарный для обычного захватчика маневр, Александр имел прекрасную возможность выйти в тыл своему противнику, у которого было очень мало на достойный отпор вторжения македонцев.

Перед тем как начать свое наступление, Александр приказал Неарху провести скорый осмотр и ремонт всех его кораблей, так как они были очень нужны царю в самом скором времени. Критянин смог управиться с этой задачей за четыре дня, пока Кратер медленно продвигался на юг левым берегом Инда.

Едва ремонт был закончен, как царь двинулся по реке на судах и достиг земель Мусикана, гораздо раньше своего стратега. Перепуганный насмерть столь быстрым появлением врага, правитель поспешил к македонскому царю с богатыми дарами, что бы тот сохранил его власть над всеми землями. Александр не очень поверил словам индуса и приказал Кратеру занять главный город страны и оставить там сильный гарнизон, ибо царь считал это место очень удобным для удержания соседних племен в повиновении.

Не снижая темпа наступления, Александр вторгся во владения самого Оксикиана, буквально уничтожая все на своем пути. Индийское войско, расположенное для защиты одного из бродов реки, подверглось нападению с тыла, что стало излюбленным приемом полководца в этом походе.

Вначале атакой конных лучников были выбиты или повреждены колесницы, которые инды расположили на самом правом фланге, развернув все свое войско лицом к реке. Общая суматоха, паника и гибель части возниц и лошадей, не позволило индийцам быстро переориентироваться по направлению главного удара наступающих македонцев. Не оставляя врагу времени, вслед за лучниками индов атаковали катафракты, которые окончательно сломали все построение врага своим мощным ударом клина, превратив войска противника в огромную разномастную толпу вооруженных людей.

Подошедшая фаланга при поддержке пельтеков только довершила полный разгром части войск Оксикиана. Наступающие ровным строем на индов гоплиты, принялись методично уничтожать своего врага, подобно страшной машине методично перемалывая его.

Привыкшие к подобной жестокости, македонцы отлично выполняли приказ своего кумира, старавшегося массовыми убийствами вселить в души индийцев рабский страх перед собой. Ради этого македонцы полностью вырезали и разорили большой город, располагавшийся вблизи брода, посмевший принять бегущих воинов.

Едва царь индов окончательно убедился, что грозный противник обманул его и движется не по реке, а заходит ему в тыл со стороны пустыни, то немедленно оставил самый главный брод и со всеми силами выступил против Александра.

Оксикиан был грамотным воином, за плечами которого был не один поход и множество выигранных сражений, но подобно Пору ему очень не повезло с противником, который гораздо лучше его самого разбирался в военном искусстве.

Македонец не стал дожидаться прихода правителя Инда, а сам стремительно двигался ему на встречу, едва только его воины завершили штурм города. Произошел встречный бой двух сил, в котором все предпочтения были на стороне Александра. Шедшие далеко впереди скифские разведчики первыми засекли движение колонн неприятеля и незамедлительно доложили об этом царю.

Обрадованный появлением противника, полководец моментально двинул вперед своих катафрактов, отдав при этом приказ фаланги к смене построения.

Подобно темной грозной тучи, налетели македонские кавалеристы с боку на авангард Оксикиана, вызвав страх и панику в рядах индийцев. Плохие вести имеют быстрые крылья и многие из солдат правителя уже знали те ужасные подробности избиения македонцами их собратьев на первой переправе. Поэтому внезапное появление этих исчадий ада отнюдь не укрепило боевой дух солдат.

Попав под сильный удар копий катафрактов, сбитые с ног разогнавшимися до больших скоростей закованными в броню конями, индийцы стали стремительно отступать, несмотря на все громкие и яростные призывы своего командира. Постоянно снующие вдоль колонны скифы с их гортанными волчьими завываниями, наглыми рожами победителей, сильно беспокоили индов не привыкших к столь бесцеремонному образу ведения войны.

Появление величавой македонской фаланги с развевающимися знаменами, под звуки флейт и труб полностью деморализовало противника, и исход битвы стал ясен еще до столкновения войск.

Один только отряд царских телохранителей Оксикиана продолжал упорно сражаться с наступающим противником, создавая островок упорного сопротивления посреди мечущегося океана страха и позора. Инды храбро напали на гоплитов под прикрытием нескольких десятков лучников, которые не отступили перед пельтеками смело, начав с ними яростную борьбу. У правителя, увидевшего подобную доблесть своих солдат, забрезжила слабая надежда на благополучный исход битвы, но она была быстро погашена ударом царских гетайров, буквально втоптавших в землю сражающихся индийцев.

Спасая жизнь Оксикиану, его воины сумели вовремя вывести его с поля битвы, устремившись со всех ног к столице Порикане, за стенами которой они надеялись спастись от кровожадного врага.

Оставив свою пехоту добивать остатки войск противника, Александр вместе с агемой и скифскими конниками смело ринулся в погоню за убегавшим правителем Оксикианом, за что и был вознагражден судьбой. Неотступно преследуя врага, македонцы буквально на плечах бегущих ворвались в город. Всему виной была ошибка стражи, которая не смогла разглядеть в бегущем потоке индийских войск, вражеских всадников и вовремя закрыть городские ворота, которые были раскрыты по приказу царских телохранителей.

Едва ворвавшись за стены столицы скифы, принялись уничтожать городскую стражу, а сам Александр смело бросился в истошно кричавшую толпу, среди которой полководец четко заметил золотой плащ царя.

Неотступно преследуя Оксикиана, македонец выехал на площадь перед дворцом и напал на смешавшихся в кучу конных кшатриев, под которыми хрипели загнанные скачкой кони.

Прикрываясь щитом, царь яростно бил своим тяжелым копьем, с каждым ударом которого падал на землю индийский воин. Крепость доспехов их оставляла желать лучшего и поэтому Александр, подобно грозному богу Шиве, отправлял кшатриев одного за другим в услужение своей супруге кровожадной богине Кали.

Македонцу не пришлось сразиться с Оксикианом. Его опередил воин Аттал. Он буквально насадил правителя индов на свое копье, метнув его с огромной силой в спину Оксикиану, когда тот могучим ударом меча сбил с лошади одного из гейтеров царя.

Смерть властителя моментально сломала индов, и они принялись бросать оружие, что бы сдаться, но как оказалось совсем напрасно. Исполняя царский приказ, кавалеристы продолжали рубить людей, и это вызвало дикую панику в рядах оставшихся.

Скифы смогли удержать ворота до подхода основных сил македонцев; сначала прибыли катафракты, а затем гоплиты, пельтеки и фалангиты. Вся эта разгоряченная сражением масса людей, с неукротимой энергией принялась грабить и уничтожать все и всех на своем пути.

К вечеру от столицы Оксикиана остались дымящиеся руины, как скорбный памятник некогда сильного царства уничтоженного македонским хищником. Гибель Пориканы настолько потрясла оставшегося непокоренного Самбу, что этот правитель поспешил бросить все свои земли и бежать в пустыню, что бы только не видеть ужасного Александра.

Македонец торжествовал, наслаждаясь тем страхом, который охватил всех индов обитавших в этих землях. Два города поспешили открыть свои ворота перед царским войском и уставший от бесконечной резни царь, милостиво даровал им жизнь.

Однако напрасно гордый властитель праздновал свою победу. Подойдя к столице Самбы, он встретил не жалкую кучку людей, трепещущих перед ним от страха, а яростное сопротивление горожан вставших на защиту своего города под руководством браминов и софистов.

Они сумели поднять и сплотить народ против македонского царя своими пламенными призывами к сопротивлению. Индийцы смело метали в гоплитов камни, копья и стрелы едва только они приблизились к стенам столицы.

Увидев это, Александр пришел в ярость и приказал солдатам взять город, благо штурмовые лестницы были уже заранее приготовлены. Сбежавший Самба был никудышным воителем, и стены его города не предоставляли для македонцев особой трудности. Солдаты ворвались в город с первым приступом стен индийской столицы.

Напрасно жрецы и софисты взывали к смелости и храбрости своей паствы, едва только враг оказался по эту сторону стен, как индийцы моментально потеряли весь свой боевой пыл и бросились спасаться от мечей противника.

Монарх был очень зол и непримирим к восставшим и приказал казнить всех и в первую очередь браминов и софистов. Схваченные гоплитами, они сначала предстали перед Александром, а затем были повешены на городской стене, в назидание всем тем, кто сумел уцелеть после массового избиения, совершенного македонцами. Наблюдая за казнью, царь не знал, что в это время, подстрекаемый теми же браминами и софистами восстал Мусикан.

Вырвавшиеся из осажденного акрополя гонцы, доставили царю от запертого восставшими Кратера призыв о немедленной помощи. Македонские солдаты стойки отражали все попытки штурма крепости, но у них был ограниченный запас воды, что сводило, на нет весь их героизм.

Александр немедленно отправил на помощь осажденным воинам кавалерию во главе с Кеном и пехоту Пифона, посаженную на суда. Помощь подоспела как раз вовремя. У Кратера оставалось запаса воды всего на два дня, и стратег готовился идти в прорыв для спасения своего гарнизона.

Первым подошел Кен, который блокировал восставший город, не предпринимая попыток прорыва к Кратеру. Стратег устроил совещание, с подошедшим вечером Пифоном и решили произвести на следующее утро штурм в надежде, что Кратер ударит им навстречу.

План полностью удался. Рано утром, под прикрытием тумана, гоплиты подошли к воротам города и принялись выбивать их большим медным тараном, специально привезенного Пифоном на корабле. Орудующих орудием солдат, от стрел и копей индов, надежно прикрывали щиты вблизи стоящих воинов и стрелы лучников, которые буквально все сметали своими стрелами в районе ворот.

Македонцам пришлось долго провозиться, пока в дереве окованных металлом ворот, появилась первая трещина, а затем воины смогли сбить основной воротный засов. Одновременно Кратер, наблюдавший из акрополя за действиями своих товарищей, повел осажденных гоплитов на прорыв. Две смертоносные стены встретились друг с другом после короткой, но бурной схваткой с индами, а затем разошлись в разные стороны, яростно уничтожая всех на своем пути.

Мусикан был затоптан бегущей толпой, когда вместе с браминами пытался навести порядок среди сражающихся индусов. Следуя указанию Александра, Кен не стал разрушать город, довольствуясь лишь только грабежом и убийством местного населения. Всего были уничтожены более десяти тысяч человек, во главе с софистами и жрецами. Подобно своему правителю стратег повесил их на главной площади города и не снимал тела более двух недель отказывая близким казненных в их погребении.

Напуганный столь грозным замирением индов, царь Патталены, чьи земли располагались в низовьях Инда, поспешил прислать Александру свое посольство с изъявлением полной покорности и просьбой заключить союзный договор.

После этого монарху уже нечего было делать на берегах Инда, и он решил возвращаться к Гифасису для продолжения своего похода к Гангу, о котором ему очень много поведал Пор и Фегей. Последний примкнул к царю вместе с оксидраками и оказался знающим человеком. Александр подтвердил Пифону титул сатрапа всеми землями от Александрии Опиаты до устья Инда, в котором царь приказал разбить морской порт для стоянки кораблей своего флота.

Дав пир победителей над грозным правителем Оксикианом, монарх приказал войску поворачивать обратно, не желая попусту тратить свое время.

Глава VII. Прощание с Каланом.

Войско Александра возвращалось вверх по Инду после удачного покорения земель Оксикиана и Патталены. Все оно было основательно нагружено добычей, награбленной в землях индов, и которая мало, чем уступавшей персидской или азиатской. Воитель не обманул, когда принудил сжечь часть имущества, в горах Согдианы уверяя, что впереди их ждет сказочная страна, в сокровищницах которой находиться достойная награда упорства македонских воинов.

И хотя в поклаже гоплитов не было золота, серебра в ставших уже привычных для них за годы похода слитках или монетах, они не остались внакладе. Карманы македонских вояк приятно отягощали изящные золотые украшения, снятые ими с пальцев, шеи, ушей и носа убитых или ограбленных индианок, дорогая одежда и различные предметы домашней утвари, выхваченные из объятых пламенем домов и дворцов.

Воины Александра славно обогатились под знаменами своего кумира и теперь горели желанием поскорее реализовать свою добычу. Это скрытое желание бурно выплеснулось наружу когда, покидая Порикану, Александр отправил часть своих ветеранов в Персиполь, напрямик через Арахосию и Карманию.

Оставшиеся солдаты откровенно завидовали уходящим и стремились всеми, доступными способами оказаться в числе отпускников. Многие ветераны давали богатые взятки своим начальникам за возможность покинуть войско монарха и поскорее унести свою добычу.

Не миновали чаша искушения и самих командиров великого полководца. Зять Пармериона, стратег Кен пожелал возглавить уходящий отряд, но к своему жестокому разочарованию получил царский отказ, и войско возглавил молодой Аттал, к которому стал благоволить Александр.

Стратег страшно обиделся, пытался объясниться с царем, но монарх был непреклонен и в поход по пустыне, радостных воинов увел царский назначенец.

Обозленный Кен стал громко высказываться перед солдатами и своими друзьями. Его слова находили множество сочувствующих душ, и только авторитет Александра не позволял воинам высказать открытое неповиновение своему полководцу.

В числе сочувствующих Кену македонцев был и начальник фалангитов Мелеагр, и хотя возы стратега были заполнены до отказа захваченным в походе добром, он не желал продолжения похода.

— Куда идти дальше? — горестно вопрошал он танцовщицу Антигону, с которой коротал почти каждую ночь, едва войско становилось на ночлег. — Александр погубит нас своей неуемной жаждой завоевания новых земель. Ему не нужно золото и серебро, он легко сжигает его ради достижения своих прихотей, но оно нужно нам, его воинам.

— Ты абсолютно прав мой господин, — ласково ворковала ему коварная фиванка, всей своей душой ненавидевшая молодого царя. — Он провозгласил себя богом и не желает оставить своим друзьям радости простых смертных.

— Как хорошо ты меня понимаешь Антигона, хоть и так молода. Ты все, верно, подмечаешь и верно глядишь в саму суть вещей. У сына бога другие интересы и восприятие жизни. Когда он учился в Мезе у Аристотеля, то был простым наследником престола и прекрасно понимал простые человеческие ценности жизни. Но вот когда мерзкие египтяне провозгласили его богом, и бесстыдная Олимпиада подтвердила свою постороннюю связь, Александр здорово изменился. Его помыслы стали охватывать всю Ойкумену и вместо того, что бы завершить войну на Евфрате, мы потащились, бог знает, куда и бог знает зачем.

— Ты сильно рискуешь мой милый, говоря такие слова — притворно опасалась девушка, хотя только этого и желала слышать, надеясь на срыв планов ненавистного разрушителя ее родного города.

— Нисколько! — разгорячено восклицал Мелеагр, — точно так же думает Кен и Кратер. С подобными мыслями ходят Птоломей, Гарпал, Лисимах, Аминта и даже Неарх. Всем им уже надоела война, и они хотят мирно осесть на покоренных землях маленькими, но могущественными сатрапами. Только один подлиза Гефестион и непоседа Пердикка лижут щедрую царскую руку, ибо обладают такой же ненасытностью, как и Александр.

Мелеагр зло ухмыльнулся, вспоминая скабрезные рассказы о близости Александра и Гефестиона, давно циркулирующие в командирских кругах.

— Как же ты устал за все время похода Мелеагр. Твое молодое тело покрыто шрамами и рубцами, о которых некому позаботиться кроме твоей преданной наложницы. Как мне хочется, что бы ты, наконец— то обрел заслуженный покой и зажил той жизнью, которой достоин.

Искусительница доверчиво прижалась крепкой грудью к своему господину и тот, возгоревшись желанием, принялся ее ласкать.

— Поверь мне Антигона, что это время не за горами и может быть, я даже введу тебя в свой дом полноправной госпожою.

Так сплетался новый клубок недовольных людей Александром и его планами, так появлялся на свет новый заговор в рядах македонского войска. Предвидевший его возможное возникновение Нефтех, сопровождал Александра во время его похода по Инду и внимательнейшим образом отслеживал все настроение солдат. Конфликт с ветеранами, не остался им незамеченным, и едва жрец узнал о трениях между стратегами, то немедленно послал гонца к секретарю Эвмену находившемуся в Александрии Опиане со всем походным царским двором.

Нефтех призывал своего приятеля начать реализацию давно намеченного плана действия, ибо по его твердому убеждению, общая обстановка в войсках, начинала складываться подобно прежней, азиатской.

Получив это тревожное послание, царский секретарь, в ведение которого было все непосредственное управление огромной державы Александра, занялся долгими вычислениями, которые позволили бы тайному триумвирату: Пердикке, Эвмену и Нефтеху, войти в близкий круг царя Александра.

Кроме своих, внутренних противников, недовольных политикой царя, был еще и софист Калан, который переживал одно фиаско за другим. Потряся царя своей огромной силой воли и мысли, индиец присоединился к молодому завоевателю, что бы своим авторитетом склонить его к быстрому завершению похода.

Порою софисту казалось, что победа уже близка и увлекающаяся натура молодого человека уже в его власти, но каждый раз Калан терпел поражение на последнем шаге к блистательной победе. При этом индиец никак не мог понять причину своей неудачи, прекрасно видя, как жадно впитывает македонец его каждое слово, как высоко ценил его мнение, и одновременно проводил свою прежнюю политику.

Будто кто-то в самый последний момент твердо переубеждал Александра, сводя на нет все прежние успехи дипломатии Калана. Индиец долго искал своего неведомого противника, но поиски оставались без результата.

Главный македонский жрец Алисандр, безусловно, не имел большого влияния на своего повелителя. Скорее сам царь использовал его для озвучания и одобрения своих планов и желаний, чем жрец мог навязать ему свою волю. Остальные представители религии и науки просто терлись вблизи могучего монарха в ожидании подачек с царского стола, для своего существования. Все они были склочны, мелочны и искренне ненавидели друг друга в стремлении отодвинуть конкурента от лакомой кормушки.

Никто из них не имел права прямого входа к царю, и все жили только царской милостью и щедротами. Калан не мог выделить из их массы никого, кто серьезно влиял на Александра в принятии важных решений и при этом буквально ощущал его присутствие вблизи царя.

Это вызывало у софиста раздражение, против которого не помогала даже многолетняя закалка духа. Неведомый визави был хорошо скрыт от многоопытного взгляда Калана, что собственно и порождало недовольство индуса.

Больше всего потрясло и разочаровало брамина то жестокое и целенаправленное преследование подстрекателей к мятежу в лице жрецов и софистов, которое проводил Александр на Инде. Даже не смотря на предсказанную гибель его солдат, македонец упрямо продолжил поход на юг, наводя твердой рукой жестокий порядок.

Калан расценил все это как явную неудачу своей миссии и решил прибегнуть к последнему средству, которое все-таки должно было остановить александрову экспансию против индов.

Когда македонцы достигли Александрии Опианы, софист обратился к царю с просьбой помочь соорудить ему погребальный костер, ибо чувствует свою скорую кончину. Эта новость незамедлительно облетела весь македонский лагерь, так как софист готовился добровольно взойти на горящий костер.

Столь необычное сведение счетов с жизнью очень потрясло всех эллинов совершенно незнакомых с индийской культурой и обычаями. Представителей высокой цивилизации моментально захлестнуло низменное желание лицезреть столь необычное, хотя и очень жестокое зрелище.

Напрасно Александр пытался отговорить Калана демонстрировать свою смерть на публике. Софист был непреклонен, ибо именно в этом и заключалась вся суть его необычного замысла. Калан даже пригрозил царю, что если тот откажет ему в помощи, то он обратиться за ней к простым воинам. Царь был недоволен подобным поведением брамина, но был вынужден согласиться.

Помост из легких просмоленных досок и бревен, македонцы быстро установили за один день, с интересом переговариваясь между собой о необычной диковинке, которая будет ожидать их завтра.

Рано утром Калан облачился в белые одежды, раздал солдатам все свое небогатое имущество и принялся прощаться со всеми кого решил удостоить своего внимания.

Вначале индус попрощался с простыми солдатами, многих из которых он успешно лечил от укусов змей, тепловых ударов и прочих тропических прелестей. Затем софист простился с Кеном, Мелеагром, Птоломеем, Кратером и даже Пифоном которого сильно недолюбливал за его особую жестокость к индийцам.

Каждому из военачальников Калан нашел свое слово и напутствие перед своей смертью. Только с Александром не переговорил софист, демонстративно отворачивая свое лицо от пытливого взгляда полководца. Монарх первым не выдержал подобного обращения и обратился к Калану, когда тот, приняв горящий факел из рук слуги, готовился взойти на свое погребальное ложе.

— Почему ты не простился со мной Калан перед своей кончиной? — вопросил монарх, подойдя к индусу. — Почему выделил ты меня одного из всего моего войска?

— Еще не пришло время для моего прощального слова к тебе мой друг, — степенно произнес софист, с явным превосходством глядя на Александра, — не торопись царь, и ты все услышишь.

Закончив говорить, Калан величаво продолжил свой путь, демонстрируя всем собравшимся свое полное презрение к грядущей смерти через ужасные страдания. Легко взбежал по прислоненной к погребальному помосту доске, Калан отшвырнул ее далеко прочь, как бы полностью отрезая себе обратную дорогу в мир живых.

Индиец внимательно осмотрел просмоленные доски будущего костра, словно примерялся к своему последнему месту и удовлетворенно крякнул, подошел к краю помоста, возле которого была сложена большая куча сухой травы и хвороста.

Все македонцы с напряжением и интересом замерли, глядя на сумасшедшего с их точки зрения человека, решившегося добровольно и столь ужасно свести счеты с жизнью.

Калан величественно окинул своим твердым взглядом лицо толпившихся перед ним людей, замечая страх и трепет на их лицах, пропуская мимо себя взгляды алчущих необычного зрелища и остановив свои глаза на Александре.

Презрительно скривив лицо, софист храбро швырнул свой факел вниз, и огонь моментально вспыхнув неистовым светом, принялся весело и проворно разбегаться по основанию помоста, поднимаясь, все выше и выше.

Брахман героически выдерживал трагическую паузу, отчего собравшихся воинов все больше и больше охватывал священный ужас от этого зрелища. Подождав пока языки костра, не начали уже лизать верхушку помоста, Калан заговорил. Его голос мощно разносился по затихшему македонскому лагерю и был прекрасно слышан каждому из стоявших людей.

— Македонский царь Александр, — пророчески взывал охваченный огнем брамин. — Я дважды предостерегал тебя от имени богов, но обуянный своей гордыней ты неизменно отвергал мои слова, хотя они были всегда правдивы. Сегодня, перед своей смертью, я делаю тебе свое последнее третье предсказание, которое так же сбудется, ибо это слова бессмертных богов.

Просмоленные дрова прекрасно горели, извергая из себя дым и пепел которые, поднимаясь выше, быстро закрыли всю фигуру говорившего. Порывы ветра открывали его лицо и тем самым, усиливая величественность и ужас всего происходившего. Калан начал торопиться, ибо от жара и дыма ему становилось трудно дышать, а он еще не сказал главного ради чего он и затеял весь этот спектакль.

— Хоть ты и считаешь себя сыном бога, но я глубоко сомневаюсь в честности твоей матери, так как боги отвратили от тебя свою милость. Разгневанные на твое непочтение к их воле, теперь они отберут у тебя все твое войско, которое ты так неразумно ведешь к погибели. Сейчас ты не веришь этому, но подожди немного и тогда правота моих слов подтвердиться.

Возносясь на высоком помосте над всеми собравшимися македонцами, Калан прекрасно видел какой жутки эффект произвели его слова на них. Солдаты заволновались и испуганно забегали вокруг горящего костра, словно желали остановить его самосожжение и поподробнее расспросить софиста о напророченной им смерти.

Стратеги с испугом поворачивали головы к Александру, который вскочил со своего походного трона и собирался отдать приказание слугам залить костер водой и доставить к нему непокорного пророка. Радость, наполняя сердце патриота от всего увиденного им в последнюю минуту его жизни, и смерть уже стучавшаяся к нему была так страшна своей болью и мучениями.

Гортанно смеялся Калан, скрытый клубами дыма, над всем тем, что творилось по ту сторону, наводя священный ужас на ненавистных врагов своей огненной смертью, как вдруг его голос резко осекся.

В открывшееся от порыва ветра окно посреди дыма, он прекрасно увидел, как властной рукой, бритоголовый египетский жрец удержал вскочившего Александра, что-то, быстро говоря ему на ухо. Слушая его речь, монарх вновь принял свой грозный вид, и принялся сверлить горевшего софиста гневным взглядом.

Наконец-то Калан узнал своего неведомого противника, и горечь отравила сердце отважному брамину, ибо он совершенно не принимал египтянина во внимание, заранее относя его к простым проходимца, трущимся у трона правителя. Индиец хотел разразиться проклятиями, но дым плотно закрыл его лицо, софист яростно закашлял, и вскоре потеряв сознание, рухнул в огонь, который уже в полную силу ревел на погребальном помосте.

Так было сделано последнее пророчество индийского брамина, над которым перешептывалось все войско.

Александр был в ярости и одновременно в страхе от столь величественной смерти, на которую мало кто мог решиться. Царское смятение мало кто видел, поскольку все внимание было обращено к горящему помосту, и благодаря этому Нефтех успел успокоить испугавшегося монарха.

— Вот истинные доказательства его враждебности по отношению к тебе государь, — быстро говорил египтянин, не отрывая взгляда от костра, — он, открыто усомнился в твоей божественности, оскорбил твою мать и сделал все, что бы сорвать твой дальнейший поход. Вот какую змею ты пригрел на своей груди светлейший, убаюканный его философией и необычностью суждения.

Александр с трудом проглотил сухой ком, в горле не отрывая взгляда от догорающего костра.

— Все его предсказания двойственны и если ты сегодня же не отдашь команду к выступлению, то породишь массу сомнения в душах своих воинов государь.

Александр очнулся от необычного вида столь яркой смерти и встал. Немедленно зазвучали трубы, и все воины обратил взоры к своему вождю.

— Почтенный Калан славно порадовал нас необычным зрелищем, но видно страх смерти тронул ум у этого человека и он посмел оскорбить меня. Я великодушно прощаю ему все сказанное в мой адрес, потому — что я выше этого и не принимаю всерьез его якобы пророческие слова.

Царь встал во весь свой рост и, сложив руки на груди, уверенно говорил стоящим перед ним воинам.

— Наше славное войско не смогли сгубить ни персы, ни азиаты, ни наемники Мемнона. Вы сами видели, как трусливо бежали от нашего оружия инды, которых не могли покорить Кир, Дарий и Семирамида. И теперь сумасшедший философ пророчит смерть все моему войску, хотя перед нами нет опасного врага, — снисходительная улыбка озарила лицо монарха, — пусть тот, кто верить в это выйдет вперед и скажет мне в лицо свои сомнения.

Тишина была ответом полководцу. Никто не рискнул совершить предлагаемое ему деяние, но и не спешил поддержать своего кумира.

Положение спас Кратер, который громко и заразительно засмеялся над царской шуткой и его веселье, незамедлительно подхватили другие стратеги, затем гоместы и простаты, и только после этого все остальные.

Насмеявшись вдоволь, Александр приказал войску собираться в поход, а слугам залить остатки костра водой и бросить найденные останки софиста в Инд. Но, несмотря на столь веселое окончание, Калан сделал огромное дело, посеяв семена сомнения, в сердца македонцев дав божественную основу в сомнении о правильности действия царя.

Антигона была в восторге от всего случившегося, прекрасно поняв, какое мощное оружие дал ей в руки покойный брамин, предсказав скорую гибель всего войска.

Нефтех был недоволен случившимся, поскольку не смог предвидеть подобного смелого хода со стороны покойного пологая, что тот будет только скрыто интриговать против Александра, продолжая давать ему тревожные пророчества.

Софист обыграл его своей самопожертвенностью, отрицательные последствия которой никак нельзя было свести к нулю. Предсказание было сделано всем, и разубедить каждого воина было практически невозможно. Однако, поразмыслив над случившимся, египтянин пришел к неожиданному выводу, что Калан полностью сыграл на руку тайному триумвирату, своим словами только приблизив и подогрев все то, к чему так усиленно готовились заговорщики поневоле.

Нефтех еще раз переговорил с Эвменом и решил более не встречаться с Александром без особой на то надобности.

От Опианы, македонцы шли вдоль Гефасиса, уверенно покоряя малов которые еще не поспешили выказать царю свою покорность и согласие платить дань. Из-за крайне низкой судоходности реки, Александр решил оставить в Опиане все речные суда и поэтому двигался по суше, разбив войско на уже привычные две колонны. Обе из них двигались по одному из берегов реки, постоянно держа друг друга в условиях прямой видимости.

От Пердикки и Гефестиона поступали обнадеживающие сведения о состоянии войска и о том, что к ним пришел знатный индус, прибывший с его слов с самого Ганга. Звали его Чандрагупта, и бежал он от страшного узурпатора Аграмеса, хитростью уничтожившего всю правящую на Ганге династию.

Прибывший в македонский лагерь вельможа, много лестного слышал о великом царе Александре и предлагал македонцам любую нужную помощь против узурпатора.

Это известие очень обрадовало монарха, поскольку именно на Ганге он и собирался закончить своей поход и, увидев великий Океан вернуться на родину.

Непокорные малы, плохо учли преподанные ранее индийцам наглядные уроки со стороны великого царя. Их крепости, несмотря на убогие стены из камня и дерева не желали сдаваться покорителю Ойкумены, вызывая его божественный гнев.

Весь путь до стоянки стратегов, македонцы только и делали, что выжигали деревни, вытаптывали поля, штурмовали крепости, а самое главное безжалостно вырезали тех, кто посмел оказать любое сопротивление их вождю.

Одна за другой превращались в черные руины некогда цветущие поселения индов, после того как через них проходили македонские гоплиты. Теперь воины не грабили и не брали в плен, они уже были пресыщены своей добычей. Подобно некой машине, они выполняли приказы своего полководца об уничтожении противника.

И вновь Александр сумел вселить в души непокорных индийцев рабский страх перед своим именем и гордые малы, признали его власть, прислав для переговоров своих вождей.

Монарх принял переговорщиков посреди лагеря, сидя на походном троне под охраной телохранителей. Они выстроили индов небольшим полукругом перед своим властелином, внимательно наблюдая за всеми действиями прибывших послов. И интуиция Леоната, начальника стражи Александра не подвела верного сторожевого пса.

Во время хвалебных речей сидящему перед индами монарху, один из малов выхватил из своей одежды тонкий кривой нож и бросился на ничего не подозревавшего царя. Видимо индиец решил отомстить свирепому македонцу за все страдания, которые принес этот человек его народу, одним взмахом отравленного клинка расплатиться за все.

Воины были начеку, и едва мститель с горящими глазами пробежал четыре из семи шагов отделявших его монарха, как незамедлительно получил в грудь смертельный удар тяжелым копьем, которое буквально нанизало инда, как цыпленка на вертел.

Остальные члены посольства видно ничего не знали о намерениях своего товарища, потому что удивленно таращились на все происходящее, вокруг не предпринимая каких-либо активных действий. Впрочем, это не остановило царскую стражу, которая по собственной инициативе изрубила на куски несчастных индийцев.

Едва малы, узнали о провале своего посольства, как все, как один немедленно снялись со своих насиженных мест и бежали в пустыню, спасаясь от страшной мести великого Александра.

Македонец решил не преследовать бежавших, а поскорее выйти на соединение с Гефестионом, что и произошло через три дня. На радостях царь решил дать войску трехдневный отдых, что и явилось его роковой ошибкой.

Глава VIII. Фиаско на Гифасисе.

Над македонским лагерем шел нудный, непрерывный дождь. Он лил постоянно вот уже больше месяца, с того самого дня едва Александр отпраздновал свое воссоединение с Гефестионом и Пердиккой, а так же началом похода к Гангу.

С огромным упоением слушал полководец рассказы Чандрагупты о великолепии и прелести царства Магадхи расположенного в долине Ганга, роскошь и величие которого в разы превышало все то, что видел македонец на Инде. То была незначительная часть "страны чудес", о столь давно которой мечтал Александр.

По словам перебежчика, коварный Аграмес, будучи главным воеводой династии Нандов, поднял восстание против законного владыки и полностью уничтожил весь правящий род индийских царей. Для оправдания своих действий, он пустил слух, что является, незаконнорожденным сыном предыдущего правителя, у которого его мать была дворцовой танцовщицей.

В этот рассказ мало кто из знати поверил, но острые мечи преданного узурпатору войска заставляли умолкнуть недовольные голоса благородных господ. Многие несогласные, подобно Гупте бежали из страны, но те, кому было, что терять остались, льстя себя надеждой, что когда-нибудь смогут сквитаться со своим обидчиком.

Слова Гупты, полностью подтвердили Фегей и Пор, которые горячо заверили Александра во внутренней слабости своего восточного соседа, несмотря на то огромное войско, которое он может собрать за короткий срок. Александру стоит только пройти песчаные пески пустыни, отделяющие Магатху от Пенджаба и одержать очередную блистательную победу над низкородным Аграмесом.

Так строились новые планы в походной палатке македонского царя, но в них внезапно вмешалась коварная индийская природа. Хлынули долгие непрерывные дожди, Александр решил переждать их в надежде на скорое окончание и попал в коварную ловушку.

Индийцы, для которых подобная погода была не в диковинку, просто не придали небесной влаги значение и не предупредили Александра о столь необычном природном явлении. Сам же великий полководец не догадался поподробнее расспросить своих союзников о длительности ливней и вскоре стал пожинать горькие плоды своей стратегической ошибки.

Долгое выжидание хорошей погодой, обернулось скрытым разложением солдатской массы, которая от вынужденного безделья начинала задумываться о целесообразности своего дальнейшего продвижения на восток. Многих из воинов вдруг стал пугать предстоящий переход через пустыню, другие стонали от необычного для них тропического климата. Самые же вредные и хитрые принимались ныть о невообразимой давности похода, целью которого сначала было азиатское побережье Ионии, затем все побережье Срединного моря, затем Персия, Азия и, наконец, неведомая Индия.

Все это было благоприятной почвой, на которую стремительно обрушила свою деятельность рыжеволосая Антигона. Видя, что солдаты страдают от безделья, она предложила Мелеагру разрешить ей развлекать славных воинов своими танцами, дабы скрасить их серый досуг.

Мелеагр был неплохим воякой, но никудышным психологом и поэтому согласился с доводами хитрой фиванке и разрешил ей ее коварный план. С того момента юная мстительница принялась танцевать в солдатских шатрах, демонстрируя воинам все свое искусство обольщения. С едва прикрытой грудью и откровенно открытыми бедрами и задом, под звуки свирелей и кифар, Антигона лихо плясала перед жадными мужскими глазами, не зная усталость весь вечер.

Ее номера стали быстро пользоваться большим успехом, и танцовщица получила среди солдат почетное прозвище "пышнозадая" за свое неподражаемое умение крутить и трясти этой частью тела.

Отплясав свой очередной танец, фиванка неизменно садилась для отдыха на солдатские ложа и терпеливо сносила азартные поглаживания, похлопывание и даже щипки своих восторженных поклонников ее разгоряченного танцем красивого тела.

Однако самое главное было в ее речах. Антигона неизменно расспрашивала воинов об их жизни, непрестанно жалела опасное солдатское ремесло и обязательно спрашивала, что они собираются делать после окончания похода.

Все эти вопросы открывали перед ней загрубелые солдатские души подвыпивших людей, и каждый стремился рассказать обольстительной красотке, что-то свое сокровенное.

От этого люди начинали заводить самих себя, непроизвольно жалея свое нынешнее положение, и Антигоне оставалось только умело дирижировать настроением солдат в нужном для себя направлении что, собственно говоря, она и делала.

Так ее танцы плавно перетекали в межсолдатские диспуты, которые медленно, но верно разлагали непобедимую армию македонского царя.

Нефтех первым заметил появление опасного брожения в воинской среде, когда во время своего очередного лечения, услышал от своих пациентов несвойственные им ранее стенания о неоправданно длительности похода. При этом слова жреца о большой добычи которая ожидает воинов на Ганге не вызвали былого энтузиазма, а порождали только горький скепсис.

Жрец не стал определять источник появления этого настроения, а незамедлительно поспешил к своим друзьям, которые спешно собрались на тайный совет. Итогом этого собрания послужил быстрый отъезд Пердикки в Сангалу за продовольствием без особой на то надобности.

Так продолжалось еще около двух недель. Жаркое индийское солнце по несколько раз в день пробивалась сквозь густую пелену дождливых облаков, что бы согреть и подсушить своим теплом раскисшую от дождей землю и воинов македонского царя, но тучи его неизменно поглощали его, обрушивая на головы людей новую порцию столь ненавистной всеми ими влаги.

Танцы Антигоны и безделье солдат продолжалось и, в конце концов, все это вылилось в появлении солдатского выборного комитета, который и был направлен ими к своему герою.

Двенадцать человек, в основном фалангиты, гоплиты и пельтеки явились к Александру с общей просьбой от македонского войска о своем положении. Царь уже давно не собирал общее воинское собрание, полностью заменив его своим собственным усмотрением монаршей воли.

Последние разы, воинское собрание было собрано для утверждения царского приговора по поводу заговора Филоты и заговора пажей. Тогда воины охотно проголосовали за смерть заевшихся вельмож, прекрасно понимая, что окончательное решение уже принято их царем.

Теперь же солдаты не рискнули сами собрать собрание, а только решили просить Александра внять их мольбам. Двенадцать представителей предстали перед монархом в грязных хитонах, рваных сандалиях. Тела многих были покрыты ранами или давними повязками источающих сильное зловоние.

Александр вышел к ним из своего шатра и милостиво спросил о цели их визита.

Что привело вас ко мне мои славные солдаты и почему на вас такой жалкий вид. Разве добыча, взятая нами на Инде, не позволяет вам выглядеть более достойно перед своим царем.

— О, царь наш Александр, индийской добычей нас никто не обидел, но этот жалкий вид отражает наше внутреннее состояние нашей души. За восемь лет этого похода, в котором мы верой и правдой шли вслед за тобой износились, и устали наши тела и души от непрерывной войны с врагами. Затупились наши копья и мечи, порвались тетивы на луках и ремни на пращах. Мы уже давно забыли, как выглядят наши жены, дети и родные. У многих из нас на родине погасли очаги. Поэтому мы молим тебя закончить этот поход, ибо сами небеса не желают его дальнейшего продолжения.

Стоя перед выборными Александр, не верил своим ушам и глазам. Все это казалось ему жутким сном, от которого хотелось поскорее проснуться.

— Вы ли это с кем я начал свой поход против персов? — горько воскликнул монарх, окидывая скорбным взором солдат. — С вами ли я бился на Гранике, под Иссами и Гавгамелами. Что я слышу из уст солдат, которые покорили всю Персию, Азию и половину Индии. Передо мной жалкие женщины, обрядившиеся в мужские латы и своими горькими слезами стремящиеся разжалобить своего царя в тот момент, когда осталось сделать последний шаг до славного завершения всего похода.

Александр развернулся на восток и выкинул вперед свою руку: — вот там, за пустыней течет Ганг, там находиться Магадха, по сравнению с чьим сокровища вся наша добыча, взятая на Инде ничто. Там живут такие же индийцы, которых вчера славно громили ваши мечи и копья, топтали наши кони и уничтожали пущенные вами стрелы.

Нам нужно только разбить богопротивного Аграмеса и выйти к Океану, на берегах которого и закончиться наш поход. Всего-то надо потерпеть всего три месяца и вся Ойкумена будет у наших ног.

Разгоряченный монарх повернул лицо к стоящим перед ним воинам и его взгляд столкнулся с полным равнодушием к его пламенным словам. На лице каждого из солдат была написана смертельная тоска обиженного ребенка, который по своей детской наивности хочет, что бы взрослый сделал именно то, что он хочет в данный момент и никакая сила не заставит его отступить от своего сиюминутного желания.

Напрасно монарх продолжал взывать к чувству долга, совести и разума. Выборные не желали ничего слушать кроме как исполнения царем их желания о немедленном прекращении похода. Их уши внимали аргументам монарха, но разум был совершено, закрыт для их восприятия.

И тут Александр допустил новую ошибку, которая грозила окончательно похоронить все его планы и мечты. Вместо того, что бы решить данную проблему немедленно, даже с помощью применения силы, царь предложил солдатам подумать еще раз и прислать к нему выборных с другими предложениями. Этим самым монарх показал свою слабость и некую зависимость от простых солдат. Именно так расценили воины уступку своего монарха и обрадованные его колебанием решили стоять до конца.

После этого ситуация с каждым днем принимала необратимый характер; царь терпеливо ждал покорности солдат, а те в свою очередь не желали уступать, постоянно накручивая себя жалостью, за которой скрывалось явное нежелание сражаться.

Возможно, что со временем Александр бы смог переубедить или пересидеть свое войско но, получив предательский удар, монарх утратил чувство осторожности и мудрости. Он поспешно собрал своих военачальников для обсуждения сложившегося положения.

Приглашая стратегов, полководец надеялся получить от них поддержку в столь непростую для себя минуту, а получил коварный новый удар.

За возвращение домой выступил железный Кен, чей авторитет среди солдат и стратегов мало чем уступал авторитету самого царя. Против планов Александра выступил человек вместе с ним сражавшийся против трибалов и фиванцев, бился на каменистом берегу Граника и ущельях под Иссой, громил персов под Гавгамелами и уничтожил непокорного Спитамена. Стратег кто первый из македонцев бросался на штурм индийских крепостей и последним покидал из развалины.

Трудно было судить, что движет сейчас Кеном, его действительное сочувствие солдатам или недавняя обида, полученная от царя, отправившего домой молодого Аттала вопреки настойчивому желанию стратега. А возможно зятем Пармериона руководили какие-то другие более скрытые мотивы оставшиеся со времен всевозможных заговоров знати не до конца раскопанных царем. Неизвестно, но стратег поддержал солдат, облекая свою поддержку в красивые одежды слов.

— Посмотри на солдат царь, они действительно устали от этого похода и не хотят идти дальше. Что ты будешь делать с ними, если они не пойдут за тобой, воевать или прельщать новой добычей? Они уже однозначно высказались против похода, и я сомневаюсь, что есть сила способная заставить их изменить свое решение.

Гнетущая тишина застыла в царской палатке, едва стратег перевел свой дух. Было только слышно, как барабанят по крыше очередные капли дождя и шумит листва деревьев, под кроной которого Александр разбил свою палатку.

— Пойми Александр, что с этим войском ты уже не сможешь дойти до Ганга и омочить свои ноги водой священного Океана. Я всегда давал тебе достойные советы и думаю, что скажу сейчас дельную мысль, которая сможет всем сохранить свое лицо в столь трудном положении. Уступи войску и вернись домой царь. На собранную добычу ты сможешь нанять не одно новое войско, с которым ты спокойно дойдешь до Ганга, покоришь Ливию, Карфаген и даже северный Понт. Все в твоих руках Александр и никто лучше тебя не сможет одержать новые славные победы во славу царского дома Аргидов и всей Македонии и Эллады.

— Как ты не понимаешь Кен, что нежелание солдат это только преступная блажь. Я знаю свое войско лучше тебя и могу заверить всех вас, что именно эти солдаты могут продолжить поход на Аграмеса и дойти до края Ойкумены без всякого годового ожидания.

— Однако они ясно высказали, тебе свое желание о возвращении домой, и я продолжаю считать, что мое предложение самое достойное для всех нас — настаивал Кен, впервые в жизни позволив себе прервать царскую речь.

Александр обвел взглядом своих боевых товарищей и произнес: кто считает по-другому?

И вновь ответом было трагическая тишина, повисшая в царском шатре.

В поддержке царю отказали Мелеагр, Аминта, Кратер, Лиссимах, Неарх и Гарпал. Отвернули свое лицо всегда ранее преданные царю стратеги: Птоломей, Леонат, Певкеста.

Даже любимец Гефестион молчал, покрывшись красными пятнами и судорожно сжимавший роскошную рукоятку своего меча. Из всех командиров не было только Пердикки и Эвмена, которого македонцы решили не приглашать на столь важное совещание.

Не найдя поддержки Александр распустил собрание не пожелав более никого видеть из тех кто фактически предал его в трудную минуту.

На следующий день произошло кульминационное действие всего этого противостояния. По приказу царя вновь было собранно македонское войско на центральной площади лагеря. Выстроившись ровными рядами, воины ждали решение своего монарха на их обращение.

В уже ставшим для всех привычном красном плаще, с золотой царской короной на голове, Александр выступил к собравшимся македонцам с твердым намерением одержать свою главную победу.

Встав как обычно перед своими солдатами, когда собирался вести их в бой, царь принялся говорить. В тот день он доказал, что в праве считался первым учеником великого оратора древности Аристотеля. Его речь была прекрасно составленной и грамотно преподнесена слушателям. Царь вспоминал былые успехи своего войска и те славные победы, что одерживали македонцы под его руководством. У некоторых воинов на глазах наворачивались слезы, но большинство из них продолжало упрямо твердить самим себе о необходимости скорейшего завершения похода. Ведь каждый из них лелеял свою реальную маленькую мечту о своей скорой прекрасной жизни на полученную им от похода добычу, и это заглушало все царские слава.

Глухи, остались солдаты и к ярким посулам об огромной добыче, которую царь обещал положить к их ногам, ибо уже достигли всего, о чем мечтали.

Александр прекрасно видел неотвратимое крушение всех своих заветных планов и от этого сильно нервничал.

Солдаты продолжали оставаться невосприимчивыми к словам своего монарха, и тогда царь совершил опрометчивый поступок, который разом сплотил всех колебавшихся до этого солдат в единое целое.

Разгоряченный своей неудачей, Александр подскочил к трубачам и приказал подавать сигнал выступления. От неожиданности молодой солдат замешкался, и монарх расценил это как неповиновение ему. Сильный удар в лицо опрокинул нерасторопного сигнальщика, и тот упал на размокшую от дождя землю.

Столь резкое поведение царя заставило оцепенеть других горнистов, что вызвало новый приступ царского гнева и его гортанный крик: Играйте! Играйте!

От страха сигнальщики загудели так фальшиво, что вызвали лишь улыбки на лице воинов. Никто не спешил выполнять этот приказ. Македонцы застыли подобно статуями, ибо прекрасно увидали всю беспомощность своего вождя в этот важный момент.

Напрасно Александр сам принялся трубить сигнал, вырвав из рук сигнальщика горн. Македонцы не сдвинулись с места, ярко демонстрируя свою силу над своим непобедимым царем.

Разъяренный всем происходящим, монарх с силой швырнул на землю горн и немедленно скрылся в своем шатре, тем самым, признавая свое поражение в этой схватке.

В полной тишине разошлись македонские солдаты с этого построения, и каждый из них был уверен в своей правоте.

Оставшись один, впервые за многие годы жизни царь никого не принял к себе, залившись горькими слезами обиды и разочарования. Все предали его в столь важный для него момент, отказав в простом понимании и согласии с его величественными планами.

Так в стенаниях и слезах прошел этот самый трудный день в жизни молодого полководца, потерпевшего разгромное поражение от своих же солдат.

На другой день, Александр по-прежнему никого не желал видеть, но пытливый ум молодого человека уже принялся искать выход из сложившейся ситуации. Прошел день но, к огромному сожалению, царь ничего не мог придумать путного для своего положения.

Конечно, самым простым выходом было опереться на скифов и бактрийцев, которые продолжали видеть в нем своего господина и повелителя, и продолжить поход к Гангу несмотря не на что. Александр великолепно чувствовал зависимость от него своих солдат и надеялся что, боясь потерять своего владыку, они пойдут за ним на восток. Но, поразмыслив, как следует царь, вынужден был отклонить этот вариант решения. Скифы и бактрийцы в основном составляли его кавалерию, а без пехоты было невозможно победить Аграмеса, главной силой которого были как раз пешие части.

Ах, если бы были свежие силы, то Александр бы, несомненно, переломил неблагоприятное положение подобно тому, как это было в Азии, в Бактрах. И тут он со всей ясностью вспомнил предсказание Калана, грозившего отобрать у него все войско. Пророчество индийца были как всегда правдивы; Александр действительно потерял свое войско, но не в битве, а в пылу спора.

— Проклятый Калан — с гневом прорычал македонец не в силах поверить, что покойный софист все-таки обыграл его. Это открытие вновь повергло Александра в жестокую меланхолию, из которой он не смог выйти даже на следующий день.

Вяло, приняв пищу, македонец равнодушно уставился на горевшую в палатке жаровню и приходил к неотвратимому выводу, что ему придется принять волю войска.

Может позвать Нефтеха и поговорить с ним, но что может предпринять бывший египетский жрец и гадатель против воли огромного непобедимого войска.

Так думал Александр, сидя на своем походном троне, слушая шум падающих на крышу капель дождя и шум далекого восточного ветра принесшего с океана очередную порцию темных облаков.

Уныние и скука продолжали неотвратимо царить в лагере македонского царя, без всякого намека на благополучный исход великого дела.

А Ганг, Магадха и Океан были так близко.