Александр. Великий поход - 6

Александр развернулся на восток и выкинул вперед свою руку: — вот там, за пустыней течет Ганг, там находиться Магадха, по сравнению с чьим сокровища вся наша добыча, взятая на Инде ничто. Там живут такие же индийцы, которых вчера славно громили ваши мечи и копья, топтали наши кони и уничтожали пущенные вами стрелы.

Нам нужно только разбить богопротивного Аграмеса и выйти к Океану, на берегах которого и закончиться наш поход. Всего-то надо потерпеть всего три месяца и вся Ойкумена будет у наших ног.

Разгоряченный монарх повернул лицо к стоящим перед ним воинам и его взгляд столкнулся с полным равнодушием к его пламенным словам. На лице каждого из солдат была написана смертельная тоска обиженного ребенка, который по своей детской наивности хочет, что бы взрослый сделал именно то, что он хочет в данный момент и никакая сила не заставит его отступить от своего сиюминутного желания.

Напрасно монарх продолжал взывать к чувству долга, совести и разума. Выборные не желали ничего слушать кроме как исполнения царем их желания о немедленном прекращении похода. Их уши внимали аргументам монарха, но разум был совершено, закрыт для их восприятия.

И тут Александр допустил новую ошибку, которая грозила окончательно похоронить все его планы и мечты. Вместо того, что бы решить данную проблему немедленно, даже с помощью применения силы, царь предложил солдатам подумать еще раз и прислать к нему выборных с другими предложениями. Этим самым монарх показал свою слабость и некую зависимость от простых солдат. Именно так расценили воины уступку своего монарха и обрадованные его колебанием решили стоять до конца.

После этого ситуация с каждым днем принимала необратимый характер; царь терпеливо ждал покорности солдат, а те в свою очередь не желали уступать, постоянно накручивая себя жалостью, за которой скрывалось явное нежелание сражаться.

Возможно, что со временем Александр бы смог переубедить или пересидеть свое войско но, получив предательский удар, монарх утратил чувство осторожности и мудрости. Он поспешно собрал своих военачальников для обсуждения сложившегося положения.

Приглашая стратегов, полководец надеялся получить от них поддержку в столь непростую для себя минуту, а получил коварный новый удар.

За возвращение домой выступил железный Кен, чей авторитет среди солдат и стратегов мало чем уступал авторитету самого царя. Против планов Александра выступил человек вместе с ним сражавшийся против трибалов и фиванцев, бился на каменистом берегу Граника и ущельях под Иссой, громил персов под Гавгамелами и уничтожил непокорного Спитамена. Стратег кто первый из македонцев бросался на штурм индийских крепостей и последним покидал из развалины.

Трудно было судить, что движет сейчас Кеном, его действительное сочувствие солдатам или недавняя обида, полученная от царя, отправившего домой молодого Аттала вопреки настойчивому желанию стратега. А возможно зятем Пармериона руководили какие-то другие более скрытые мотивы оставшиеся со времен всевозможных заговоров знати не до конца раскопанных царем. Неизвестно, но стратег поддержал солдат, облекая свою поддержку в красивые одежды слов.

— Посмотри на солдат царь, они действительно устали от этого похода и не хотят идти дальше. Что ты будешь делать с ними, если они не пойдут за тобой, воевать или прельщать новой добычей? Они уже однозначно высказались против похода, и я сомневаюсь, что есть сила способная заставить их изменить свое решение.

Гнетущая тишина застыла в царской палатке, едва стратег перевел свой дух. Было только слышно, как барабанят по крыше очередные капли дождя и шумит листва деревьев, под кроной которого Александр разбил свою палатку.

— Пойми Александр, что с этим войском ты уже не сможешь дойти до Ганга и омочить свои ноги водой священного Океана. Я всегда давал тебе достойные советы и думаю, что скажу сейчас дельную мысль, которая сможет всем сохранить свое лицо в столь трудном положении. Уступи войску и вернись домой царь. На собранную добычу ты сможешь нанять не одно новое войско, с которым ты спокойно дойдешь до Ганга, покоришь Ливию, Карфаген и даже северный Понт. Все в твоих руках Александр и никто лучше тебя не сможет одержать новые славные победы во славу царского дома Аргидов и всей Македонии и Эллады.

— Как ты не понимаешь Кен, что нежелание солдат это только преступная блажь. Я знаю свое войско лучше тебя и могу заверить всех вас, что именно эти солдаты могут продолжить поход на Аграмеса и дойти до края Ойкумены без всякого годового ожидания.

— Однако они ясно высказали, тебе свое желание о возвращении домой, и я продолжаю считать, что мое предложение самое достойное для всех нас — настаивал Кен, впервые в жизни позволив себе прервать царскую речь.

Александр обвел взглядом своих боевых товарищей и произнес: кто считает по-другому?

И вновь ответом было трагическая тишина, повисшая в царском шатре.

В поддержке царю отказали Мелеагр, Аминта, Кратер, Лиссимах, Неарх и Гарпал. Отвернули свое лицо всегда ранее преданные царю стратеги: Птоломей, Леонат, Певкеста.

Даже любимец Гефестион молчал, покрывшись красными пятнами и судорожно сжимавший роскошную рукоятку своего меча. Из всех командиров не было только Пердикки и Эвмена, которого македонцы решили не приглашать на столь важное совещание.

Не найдя поддержки Александр распустил собрание не пожелав более никого видеть из тех кто фактически предал его в трудную минуту.

На следующий день произошло кульминационное действие всего этого противостояния. По приказу царя вновь было собранно македонское войско на центральной площади лагеря. Выстроившись ровными рядами, воины ждали решение своего монарха на их обращение.

В уже ставшим для всех привычном красном плаще, с золотой царской короной на голове, Александр выступил к собравшимся македонцам с твердым намерением одержать свою главную победу.

Встав как обычно перед своими солдатами, когда собирался вести их в бой, царь принялся говорить. В тот день он доказал, что в праве считался первым учеником великого оратора древности Аристотеля. Его речь была прекрасно составленной и грамотно преподнесена слушателям. Царь вспоминал былые успехи своего войска и те славные победы, что одерживали македонцы под его руководством. У некоторых воинов на глазах наворачивались слезы, но большинство из них продолжало упрямо твердить самим себе о необходимости скорейшего завершения похода. Ведь каждый из них лелеял свою реальную маленькую мечту о своей скорой прекрасной жизни на полученную им от похода добычу, и это заглушало все царские слава.

Глухи, остались солдаты и к ярким посулам об огромной добыче, которую царь обещал положить к их ногам, ибо уже достигли всего, о чем мечтали.

Александр прекрасно видел неотвратимое крушение всех своих заветных планов и от этого сильно нервничал.

Солдаты продолжали оставаться невосприимчивыми к словам своего монарха, и тогда царь совершил опрометчивый поступок, который разом сплотил всех колебавшихся до этого солдат в единое целое.

Разгоряченный своей неудачей, Александр подскочил к трубачам и приказал подавать сигнал выступления. От неожиданности молодой солдат замешкался, и монарх расценил это как неповиновение ему. Сильный удар в лицо опрокинул нерасторопного сигнальщика, и тот упал на размокшую от дождя землю.

Столь резкое поведение царя заставило оцепенеть других горнистов, что вызвало новый приступ царского гнева и его гортанный крик: Играйте! Играйте!

От страха сигнальщики загудели так фальшиво, что вызвали лишь улыбки на лице воинов. Никто не спешил выполнять этот приказ. Македонцы застыли подобно статуями, ибо прекрасно увидали всю беспомощность своего вождя в этот важный момент.

Напрасно Александр сам принялся трубить сигнал, вырвав из рук сигнальщика горн. Македонцы не сдвинулись с места, ярко демонстрируя свою силу над своим непобедимым царем.

Разъяренный всем происходящим, монарх с силой швырнул на землю горн и немедленно скрылся в своем шатре, тем самым, признавая свое поражение в этой схватке.

В полной тишине разошлись македонские солдаты с этого построения, и каждый из них был уверен в своей правоте.

Оставшись один, впервые за многие годы жизни царь никого не принял к себе, залившись горькими слезами обиды и разочарования. Все предали его в столь важный для него момент, отказав в простом понимании и согласии с его величественными планами.

Так в стенаниях и слезах прошел этот самый трудный день в жизни молодого полководца, потерпевшего разгромное поражение от своих же солдат.

На другой день, Александр по-прежнему никого не желал видеть, но пытливый ум молодого человека уже принялся искать выход из сложившейся ситуации. Прошел день но, к огромному сожалению, царь ничего не мог придумать путного для своего положения.

Конечно, самым простым выходом было опереться на скифов и бактрийцев, которые продолжали видеть в нем своего господина и повелителя, и продолжить поход к Гангу несмотря не на что. Александр великолепно чувствовал зависимость от него своих солдат и надеялся что, боясь потерять своего владыку, они пойдут за ним на восток. Но, поразмыслив, как следует царь, вынужден был отклонить этот вариант решения. Скифы и бактрийцы в основном составляли его кавалерию, а без пехоты было невозможно победить Аграмеса, главной силой которого были как раз пешие части.

Ах, если бы были свежие силы, то Александр бы, несомненно, переломил неблагоприятное положение подобно тому, как это было в Азии, в Бактрах. И тут он со всей ясностью вспомнил предсказание Калана, грозившего отобрать у него все войско. Пророчество индийца были как всегда правдивы; Александр действительно потерял свое войско, но не в битве, а в пылу спора.

— Проклятый Калан — с гневом прорычал македонец не в силах поверить, что покойный софист все-таки обыграл его. Это открытие вновь повергло Александра в жестокую меланхолию, из которой он не смог выйти даже на следующий день.

Вяло, приняв пищу, македонец равнодушно уставился на горевшую в палатке жаровню и приходил к неотвратимому выводу, что ему придется принять волю войска.

Может позвать Нефтеха и поговорить с ним, но что может предпринять бывший египетский жрец и гадатель против воли огромного непобедимого войска.

Так думал Александр, сидя на своем походном троне, слушая шум падающих на крышу капель дождя и шум далекого восточного ветра принесшего с океана очередную порцию темных облаков.

Уныние и скука продолжали неотвратимо царить в лагере македонского царя, без всякого намека на благополучный исход великого дела.

А Ганг, Магадха и Океан были так близко.