В итоге рекомендованные планы застройки были приняты, что в будущем уберегло оба города от аварийных ситуации при осадке грунта. По сути, города пришлось строить заново на стабильных участках поверхности (АИ).
С образованием ВЭС фронт работ для советских геологов увеличился во много раз. Были заключены долговременные соглашения о совместной разведке и разработке месторождений с Китаем, Индонезией, арабскими странами, Гватемалой. В Университете Дружбы народов в Александрии был организован факультет геологии и минералогии, где готовили геологов, обучая абитуриентов из всех стран Альянса (АИ).
Согласно типовому договору, затраты и прибыль делились пополам между договаривающимися сторонами. СССР предоставлял технику и оборудование для строительства обогатительных заводов, которые затем оплачивались концентратом из добытой руды или готовой продукцией, если завод по её выпуску строился на месте. Наиболее важные договоры были заключены с Китаем, Индией, Индонезией, Афганистаном, арабскими и латиноамериканскими экспортёрами нефти. Китай расплачивался за поставки техники и лицензии на её выпуск поставками редкоземельных металлов и вольфрама, советско-индийский металлургический комбинат в Бхилаи снабжал сталью как Индию, так и СССР. Афганский король Захир-Шах дал согласие на совместную разработку полезных ископаемых и строительство железной дороги для их вывоза через территорию Ирана.
С переходом Кубы на социалистический путь развития туда также были направлены советские геологи. На острове Хувентуд было открыто золотоносное месторождение Делита, в дополнение к уже разрабатывавшемуся месторождению Нуэво-Потоси в восточной части острова, севернее города Ольгин.
На острове были обнаружены значительные запасы никеля и кобальта (По количеству этих металлов Куба занимает 1-е место на Североамериканском континенте). В провинции Ольгин вблизи Пинарес-де-Маяри, Никаро, Moa были разведаны месторождения силикатных руд никеля и кобальта, в виде плащеобразных рудных тел толщиной от 2-5 до 10-20 м, изредка до 30 м и более, со средним содержанием никеля в руде 1,2-2,5%. Общее количество никельсодержащих силикатов на Кубе было оценено в 19 миллионов тонн, кобальта — примерно 10% от запасов никеля (1983).
На северных склонах гор Сьерра-Маэстра, в Барранкос и Лас-Чивас были найдены месторождения марганцевых руд. В восточных районах Кубы было обнаружено около 350 месторождений хромовых руд с содержанием Cr2О3 30-45%. На западе Кубы, в районах Матаамбре, Хукаро, и на юго-востоке, в Эль-Кобре, залегают месторождения медных руд. Помимо этого, месторождения медно-пиритовых руд были обнаружены в метаморфических породах массива Эскамбрай.
Важнейшей находкой для экономики Кубы стали шельфовые запасы нефти в заливе Карденас. Мелкие месторождения нефти Бока-де-Харуко, Варадеро, Мотембо в пределах северной части центральной и западной Кубы, в районах Гавана — Матансас и Варадеро — Карденас, были уже известны, как и месторождения нефти Кристалес, Хатибонико, Каталина, Реформа в провинциях Вилья-Клара и Камагуэй в пределах Центральной депрессии Кубы. Кубинские нефти классифицировались от средних до очень тяжёлых, сернистые и высокосернистые, смолистые и высокосмолистые, плотностью от 833 до 1020 кг/м3, с содержанием серы от 0,24 до 6,96%.
Такая нефть скорее подходила для химической промышленности, чем для получения моторного топлива. Поэтому от переработки сахарного тростника в диметилэфир при помощи биореакторов решено было не отказываться.
Для развития металлургии чёрных и цветных металлов на Кубе было достаточно сырья, но слишком мало топливных ресурсов. Тем не менее, в стране было построено три никелевых завода: 'Pedro Soto Alba', 'Ernesto Che Guevara' и 'René Ramos Latour'. После вступления Кубы в ВЭС было подписано соглашение о строительстве на острове атомной электростанции, для выработки электричества и водорода, с последующим использованием их в создаваемой металлургической промышленности (АИ).
Главным 'призом', вокруг которого закручивался всё более тугой клубок интриг и противостояния, была и оставалась богатейшая конголезская провинция Катанга. Здесь были как запасы каменного угля, позволявшие создать мощный энергетический и коксохимический комплекс, так и большие месторождения меди, кобальта, германия, серебра, кадмия, золота, платины, урана. Редкометалльные пегматиты месторождения Маноно-Китотоло, которые содержат касситерит (оловянная руда), ниобий и литий. Вишенкой на катангском торте было урановое месторождение Шинколобве, руда из которого содержала до 60% урана. Именно из этого урана была сделана бомба, сброшенная на Хиросиму. В стране также были найдены перспективные месторождения железных и марганцевых руд, бокситов, фосфоритов, асбеста, барита, слюды, серы и других полезных ископаемых.
Не менее важной кладовой природных ресурсов была уже вовлечённая в советскую сферу влияния в составе Народной республики Конго провинция Киву, с её месторождениями танталита Кабунга, Кабугири, Чонка, Ньябеси, Ньетубу, Лубилоква, Ньямембе, Вамери, Эзезе, Бионга, и уникальным россыпным месторождением танталита Идиба. Массив Луэш в провинции Киву содержал около 400 тысяч тонн оксида ниобия. Ещё 580 тысяч тонн оксида ниобия по оценкам, залегали в пегматитах Северного Лугула. С комплексными рудами редкометалльных пегматитов были также связаны залежи бериллия в месторождениях Кабунга, Кабугири, Кобо-Кобо.
После образования Народно-демократической республики Касаи Советскому Союзу достались богатейшие алмазные россыпи Чиманга, Бакванга (Мбужи-Майи), Луби, Касаи — Чикапа. Неудивительно, что империалисты делали всё возможное, чтобы вернуть себе природные богатства Конго, внезапно оказавшиеся под контролем революционного народа в НРК и Касаи, и реакционного режима Чомбе в Катанге.
#Обновление 31.03.2019
19. Выставка в Манеже
'П.....cы', — сказал Хрущёв.
Был я смолоду не готов
Осознать правоту Хрущёва,
Но, дожив до своих годов,
Убедился, честное слово.
(c) Сергей Гандлевский
К оглавлению
К 1962 году в советском искусстве обострилась конкуренция между представителями 'классического' социалистического реализма, традиционно пользовавшегося всесторонней государственной поддержкой, и менее традиционных стилей, которые обобщённо и не совсем правильно именовали 'модернизмом' . О каком-либо творческом конфликте речи не было — это была именно конкуренция за государственное финансирование и попытка передела сфер влияния.
'Традиционалисты' возглавляли творческие союзы: Союз писателей, Союз художников, кинематографистов и т. д., контролируя всю власть в искусстве, и заказы, и тиражи с гонорарами, и премии. Руководители творческих союзов выступали в роли литературных, художественных, музыкальных и прочих агентов — представителей государства как централизованного покупателя. Они писали заключения, отбирали произведения для выставок, составляли каталоги, определяли тиражи, естественно, не забывая о себе. Их рекомендациям следовали государственные чиновники, подписывая счета в пределах отпущенной на 'творческие дела' сметы.
С писателями и кинематографистами в 1961 году с подачи Косыгина решили вопрос непринуждённо и изящно, предоставим читателям самим проголосовать рублём за книги, которые советский народ хотел читать, и фильмы, которые оный народ хотел смотреть. (АИ, см. гл. 06-13) С художниками было сложнее — книги в Советском Союзе стоили недорого, в отличие от картин. Фактически, покупателя на картину художник мог найти разве что в Москве, Ленинграде, Новосибирском Академгородке, ещё, возможно, в одном из многочисленных закрытых 'научных' городов, где хватало хорошо оплачиваемых учёных уровня доктора наук, но для этого художнику надо было в этом городе жить. У остальных граждан, живущих от зарплаты до зарплаты, на покупку настоящих картин, не репродукций, банально не было средств.
Единственным покупателем, располагающим серьёзными финансами, было государство в лице руководства Союза художников, от которого зависело, у кого купить картину, а кому отказать. Творческая интеллигенция, в равной степени и 'традиционалисты' и 'модернисты', под видом отстаивания своего понимания искусства, не только боролись за власть в творческих союзах, но и стремились наложить лапу на финансы, деньги, по тем временам весьма немалые. И те, и другие дрались между собой как пауки в банке. Казалось бы, самым простым выходом было 'открыть банку', выпустив всех 'пауков от интеллигенции' на 'подножный корм'. Пусть сами пишут, сами публикуют и дерутся между собой — кто выживет, тот выживет.
Но перед советскими идеологами того времени постоянно маячил призрак Венгрии, где антисоветская смута началась с внешне невинного 'кружка Петефи', и лишь предупреждение Александра Веденеева и точно рассчитанная, проведённая КГБ как по нотам операция по устранению Ракоши и замене его на Кадара помогли избежать очень и очень неприятных последствий. Оставлять без присмотра гнуснейший серпентарий, по недоразумению именуемый творческой интеллигенцией, было опасно.
Как известно, 'поэт в России — больше, чем поэт', то же относится и к литераторам в целом, отчасти — и к художникам. Государство относилось к 'поэтам' с опаской, 'поэты' побаивались государства, но жить 'творцам' внутри государства приходилось в симбиозе, как бактериям в организме человека. От некоторой части 'творческой интеллигенции', как от микрофлоры кишечника, была хоть какая-то польза, от других — скорее, вред. Отношения государства с гуманитарной интеллигенцией и околотворческой богемой балансировали в неустойчивом равновесии. За инакомыслие уже не сажали, и, тем более, не расстреливали, но государство, как единственный покупатель и заказчик, диктовало 'творцам' свои вкусы, хотя 'творцы' и сопротивлялись, как могли.
Представители 'модернистских' и абстракционистских течений и в живописи, и в скульптуре, и в литературе, и в музыке традиционно крутились вокруг недавних комсомольских работников, избранных в ЦК КПСС, рассчитывая под их покровительством пролезть на руководящие должности в творческих союзах. Свои карьеристские устремления они прикрывали призывами покончить с классическим традиционным искусством, объявляя его 'отжившим' 'давно омертвевшим', заменить 'бездарные' произведения 'традиционалистов' на свои собственные 'гениальные', по их собственному и потому 'неоспоримому' мнению, творения.
И 'модернисты', и 'традиционалисты' в своих попытках взять верх над оппонентами то и дело апеллировали к Хрущёву, точно так же, как раньше обращались за окончательным вердиктом к Сталину. 'Неформалы' просили поддержки, 'традиционалисты' требовали защитить моральные устои, 'дать партийную оценку' — на эзоповом языке партноменклатуры это означало — 'идейно разгромить', после чего до 1953 года в отношении попавшего в оборот 'творца' обычно следовали 'оргвыводы' различной степени тяжести, вплоть до 'высшей меры социальной защиты'. Основания для обвинений в таких случаях находились сразу же. После 1953 года подобные случаи прекратились.
Игнорировать эти 'эфиопские страсти' Никита Сергеевич пытался, но не мог, не имел права как политик. Ему не нравилось, что из него пытаются сделать арбитра в делах искусства, но вынужденно приходилось отрываться от важных для него экономических и всяких иных дел и вмешиваться в чуждые ему склоки.
Сам Хрущёв по своим художественным вкусам был сторонником традиционного, реалистического искусства. Как выразился его сын Сергей:
'Отцу нравились полотна художников-реалистов от Рембрандта до Репина, он любил стихи Некрасова и Твардовского, с удовольствием читал прозу Лескова и Шолохова, слушал музыку Моцарта и украинские народные напевы. Новомодные 'штучки' вызывали у него неприятие. Ни джаз, ни абстрактную живопись со скульптурой он не воспринимал и не понимал. 'Новаторские изыскания' оставались для него чуждыми извращениями, наравне со всеми иными извращениями человеческой природы.' (цитируется по С.Н. Хрущёв 'Реформатор')
Анализируя ситуацию, Иван Александрович Серов обратил внимание Первого секретаря, что политическая обстановка во многом изменилась. В ЦК уже не было Суслова, Поспелова и многих других 'замшелых' идеологов. Доносы на художников и писателей разного рода партийные 'охранители' всё ещё писали, но, в отсутствие Суслова, эти доносы оседали на нижних ступенях партийной пирамиды Секретариата ЦК, редко поднимаясь на самый верх.
В то же время и позиции 'молодой гвардии ЦК' — Шелепина, Семичастного, Ильичёва, Полянского — отнюдь не были такими уж прочными. Шелепин, ещё в 1954 году назначенный курировать сельское хозяйство (АИ), понимал, что на этом направлении он застрял надолго, если не навсегда, уже начинал тяготиться этим назначением и стремился выбраться на более значимые роли. Он сам считал, что именно ему следовало бы заниматься идеологическим направлением в ЦК. Семичастного отправили руководить Комитетом по физкультуре и спорту. 'Возвышение' Андропова также не состоялось, помня о его роли в дальнейшей истории страны, Никита Сергеевич решил не рисковать и отправил Юрия Владимировича послом в Японию.
Зато в Президиуме ЦК прочно обосновались вполне лояльный Хрущёву секретарь ЦК Дмитрий Трофимович Шепилов и несколько академиков, тогда как ни Шелепин, ни Ильичёв вожделенных постов секретарей ЦК не получили. В состав ЦК, согласно уставу, обновлявшийся на 1/3 на каждом Съезде, избиралось всё больше учёных и производственников.
Председателем Идеологической комиссии при ЦК КПСС (в реальной истории образованной в ноябре 1962 года), вместо Леонида Федоровича Ильичева Хрущёв назначил со-директора Института марксизма-ленинизма Виктора Григорьевича Афанасьева. Ильичёва Никита Сергеевич поднимать до уровня секретаря ЦК не решился. Вместо этого он в 1956 году, в числе прочих учёных, вернул в состав ЦК КПСС Сергея Георгиевича Суворова, для начала вновь назначив его руководить в ЦК отделом науки.
(https://ru.wikipedia.org/wiki/Суворов,_Сергей_Георгиевич)
На XXII съезде КПСС с подачи Первого секретаря С.Г. Суворов был избран секретарём ЦК, ему было поручено курировать вопросы идеологии (АИ, в реальной истории секретарём ЦК по идеологии с 31.10.1961 г по 26.03.1965 г был Л.Ф. Ильичёв).
Леонид Фёдорович оставался заведующим Отдела пропаганды и агитации ЦК по союзным республикам — должность тоже немалая и достаточно ответственная. Ильичёв был полной противоположностью партийным идеологам 'сусловской формации' — маленький, кругленький, быстрый, как ртутный шарик, цепкий и инициативный. Он поддерживал контакты с художниками и прочими деятелями культуры и сам собирал живопись. В его квартире на стенах висели картины не только в стиле соцреализма, но и самых разных художественных стилей, вплоть до абстракционизма.
С Ильичёвым поддерживал хорошие отношения главный редактор 'Правды' Павел Алексеевич Сатюков, человек от природы осторожный, но тоже любивший живопись и собиравший картины. Примыкал к позициям Ильичёва и главный редактор газеты 'Известия' Алексей Иванович Аджубей. В живописи, искусстве он не разбирался, но, по примеру Ильичева, тоже начал коллекционировать картины. В окружение Ильичёва входили и другие 'бойцы идеологического фронта', в том числе заведующий Отделом печати Министерства иностранных дел Михаил Аверкиевич Харламов, председатель правления АПН Борис Сергеевич Бурков.
