-Посмотрим. Посмотрим, — она заметно заволновался, но отчаянно пытался это скрыть. — Пусть они вернутся в Ривенделл, пусть всё уляжется, пусть жизнь немного пойдёт дальше. А там — я прилечу.

— И он повторит тебе то, что повторяли его собратья — раз за разом, одно и то же, настолько привычное, что давно уже перестало оскорблять... Ладно, Мелькор, я согласен — попробовать нужно. В конце концов, теперь с нами Олорин, ученик того, кто некогда закрыл их память.

Дверь снова отворилась, на пороге появился Фродо, бережно держа в руках книжку. Сразу видно было, какая она старинная, — время её не пощадило. Ветхая бумага, пожелтевшие страницы.

-Вот, смотрите, только осторожнее.

Эгленн осторожно взял книгу, перелистнул несколько страниц. Небо, кажется, эта книга древнее эпохи — а ведь и пары веков не прошло с тех пор, как она была написана. Как странно — читать легенды, сказки, истории о самом себе. И — в середине книги — несколько страниц со стихами. Теми самыми, написанными в Первую Эпоху... вернее — почти все. Попались несколько незнакомых.

— Посмотри, Мелькор, — он протянул книгу ему. — Здесь даже стихи...

-Я... потом, — медленно сказал он. — Пожалуйста. Не сейчас. Хорошо?

— Да, — сразу же сказал Эгленн. — Понял. Прости... Знаешь, даже в голове не укладывается. Для тебя ведь все это было, наверное — словно вчера. "Не мог же ты там все эти тысячелетия — чувствовать, ощущать... или... или — мог?.."

"Там нет Времени, почти как в Чертогах. Там есть — "никогда". Никогда не уйти оттуда, никогда не потерять сознание, никогда не вернуться в Арду... это там есть. И... я перестал всё это чувствовать только тогда, когда Курумо стал отнимать у меня последние силы. Сейчас же то, что было — до, я ощущаю как будто... ну да, вчера. Там, за ушедшей ночью."

Хоббиты смотрели на них почти со страхом — видимо, в их лицах отразились мысли, в лицах, в глазах... Эгленн резко отвернулся — и столкнулся со взглядом Фродо.

— Извините, — проговорил он. — Может, когда-нибудь мы вам это все _покажем_... нашу память. Чтобы вы поняли. Когда-нибудь потом...

-Вы, это... — Фродо как-то резко оробел. — Сэм прав, и правда поздно. Вам в саду нормально будет? А то дом-то для вас тесный...

-Я сейчас одеяла принесу, — тут же поддержал Сэм.

— Нормально, — вздохнул Эгленн. — Говоря честно, спать нам и вовсе не нужно, но в этот раз, под таким звездным небом, да в таком саду... Просто обязаны.

Сэм мигом исчез за дверью.

-Вы уж давайте, лишнего не вспоминайте, — попросил Фродо. — А то уж я вижу — лица на вас нет...

Мир вокруг стал стремительно темнеть, меняться, а растения вдруг ожили, как под тёплым летним ветром, и воздух зазвенел от голосов птиц, цикад... И вот — нет, это не колонны уже, и нет ничего, кроме неба, и ты будто покоишься в надёжных руках самой Вечности, спокойной и уверенной, как непреложный приход сумрака следом за днём... Время исчезло, время превратилось в сияющий серебристый поток, — или нет, или это широкая звёздная река, состоящая из мириадов звёд? Звёздная река, которая сгущается, по которой пробегают волны... Да, это она, и она отражается в водной глади, и мелкие волны дробят её, и это и вправду ночной ветер касается щёк, играет с волосами...

Тишина. И земля под ногами, шёлк травы, стелящейся под ветром. Тишина, которая — твоя, которую никто и ничто более не потревожит.

И над всем этим — знакомые глаза.

Несколько минут майа лежал, замерев, в молчании, он глядел в небо, кажется, он слушал ветер, шорох травы...

Майа глубоко вздохнул, улыбнулся и закрыл глаза.

Медленно он приподнялся над землей — плавно, не спеша... Невысоко.

Мелькор встал, ветер шевельнул его плащ... а затем чёрное крыло взметнулось к небу, против законов природы, против ветра... Он запрокинул голову, протянул руки своему фаэрни — и тихо засмеялся счастливым смехом, каким смеются разве что во сне...

Он замер невысоко над вершинами деревьев, совсем рядом были вершины сосен, с гроздьями юных, зеленых еще, продолговатых шишек, с желтыми соцветиями, пахло смолой... потом наклонился, и сорвал один из желтых "пестиков", усыпанную иглами ветку.

— А ты никогда не пробовал их жевать? Дети любят почему-то.

-Ты знаешь, нет, — Мелькор с улыбкой коснулся пальцами молодых иголок, мягких, совсем светлых... — Когда-нибудь эти иголки станут большими, жёсткими, расправятся, и будут прилетать странные птицы с загнутыми набок ключами, сядут на ветки и будут клевать шишки, добывая семена. Ты видел их? здесь они в избытке... У них смешные голоса, кажется, что они умеют разговаривать на своём птичьем языке. Когда-то давно я даже пытался его выучить.

— А мне не сказал, — заметил Горт, — и как — получилось? Они тебя понимали, птицы?

-Нет, — Мелькор обезоруживающе улыбнулся. — Потому и не сказал. Получилось бы — похвастался, научил, а так-то что. А они скрытные. Сейчас их полно вокруг, спрятались и спят... Хочешь — поймаю, покажу?

— Ловить не надо! А вот если сами прилетят, тогда было бы забавно. Интересно, можно их приручить? Смотреть глазами птиц и направлять их мы все умеем, но это ведь совсем не то.

Мелькор легко нырнул куда-то в путаницу ветвей, в темноте видно было только — лицо и руки, и чёрный крылатый силуэт темнее деревьев. Остановился, потянулся куда-то в сосновые лапы, замер... и медленно поднялся обратно. Пристроился на старой ветке, на которой не было иголок, глаза сияли почти детской радостью.

-Смотри! Посмотри, какой он красивый. Он не спит и не боится... Подойди.

— Скорее уж "подлети", — поправил Горт. Он осторожно приблизился, завис в воздухе рядом.

На руке у Мелькора сидела большая птица, тёмно-зелёные перья её с синеватым отливом чуть шевелил лёгкий ночной ветер. Круглые чёрные глаза внимательно разглядывали тех, кто потревожил её покой, но пугаться и улетать она не собиралась. Хищный здоровенный клюв действительно был загнут в сторону — видно, чтобы удобнее было добывать орешки, — а внушающие уважение когти крепко охватывали тонкое запястье Мелькора и смыкались. Завидев Горта, птица склонила голову набок.

-Арррркракайа?

В этом странном звуке явно слышался вопрос, да и во взгляде птицы тоже угадывалось что-то такое... любопытное.

— Это что значит? — шепотом спросил Горт.

-Я долго над этим думал, — Мелькор осторожно погладил тугие перья. — Они всегда так встречают. Полагаю, спрашивает — кто ты такой? по крайней мере, когда я ему представился, то он... скажем так, отнёсся с пониманием. Это самец, и он в этой стае главный, поэтому я его и пригласил пообщаться.

— И как же этому красавцу ответить?.. Они вообще способны нас понять?.. ведь все — слишком чуждо.

Мелькор чуть пожал плечами.

-Арда полна тайн...

Тёмно-зелёный вожак стаи вдруг взмахнул крыльями, — размах оказался огромным, — вспорхнул с руки Мелькора и завис возле Горта. Близко-близко — умные чёрные круглые глаза, в которых светился разум... похоже, птица изучала пришельцев, что-то решала о них. А затем — он осторожно опустился на плечо Гортхауэра и легко, почти нежно потянул клювом за волосы. Впрочем, тут же отпустил.

Горт повернул к нему голову, погладил по спине, по темным перьям.

"Мы оба — птицы, — пришла в голову не столько даже мысль, слова, сколько осознание. — Мы оба умеем летать."

Вожак некоторое время сидел неподвижно, — а затем лесное эхо разнесло его уверенный раскатистый клич, и он, сорвавшись с плеча, заскользил по воздуху, облетел дерево, вернулся, снова что-то крикнул... И медленно скрылся в ночи.

-Они никогда не спускаются с деревьев, — негромко сказал Мелькор. — И никогда не общаются с теми, кто ходит по земле. Только с летающими...

— Красивый. И я никогда не видел таких птиц у нас. Интересно — они — творение Йаванны?.. А может быть, это ты создал когда-то их род, да только не признаешься?

-Нет...

Мелькор потянул Горта за руку, чтобы тот сел рядом с ним на ветку.

-Помнишь, когда-то давно мы с тобой мечтали о том, чтобы дать эллери возможность летать? И я увидел в Незримом, как следом за твоей мечтой просверкнул сине-зелёный вихрь — и исчез. Я не знал, появится ли здесь, в Арде, что-то, — как тогда, с крылатыми конями... Но оно — появилось. Это твои творения, Ортхэннер.

— Нет! — возразил майа поспешно. — Нет, что ты! пусть даже и так, это не называется — творение. Может быть, я их призвал, да... Призвал их сущность. Но она была и до меня, просто здесь облеклась в плоть.

-Жизнь — самая большая загадка Эа, — задумчиво сказал Мелькор. — Наши души — как появились они? Души людей, которые приходят из Эа — что они делали до того, как воплотились?

— И есть ли подлинный Всеотец... — Горт опустился на ветку, отломил крохотную желтую "шишечку" соснового соцветия, пожевал. — Если есть Эа, со всей ее гармонией, должно же быть что-то, что ее сотворило? Вот эти птицы: ты говоришь, проскользнула сущность. Но я ведь не создавал их, не придумывал всю эту форму, все тонкости, как мы делали со своими телами, воплощаясь! Как получилось, что они облечены в столь совершенную форму? Откуда она взялась?..

-Всеотец... — в глазах Мелькора появилась глубокая печаль. — Я хотел бы, чтобы у меня — у нас всех — действительно был отец, настоящий отец, не Эру. Я верю, что это так и есть... Скажи, у тебя бывало такое — когда тебе тяжело, когда трудно, ты поднимаешь глаза к небу, ты просишь о помощи — сам не зная, кого, и вдруг где-то в глубине души возникает это тепло, не словами, только ощущениями... Надежда. С тобой такое бывало?

— Это чувство свойственно всем. Не только у меня — у всех оно бывает... в тысячах разных видов, и все-таки — единое. Почему мы так убеждены, что за свободу стоит жить и бороться, что свобода выше сытого счастья? Почему нас тянет в небо, в бесконечность, вдаль?.. Почему мы незыблемо верим, что добро — самое ценное на свете, даже когда совершаем зло? Что такое совесть, откуда в нас ее голос?..

-Видимо, это и есть его голос — голос нашего истинного отца, того самого Творца, который сотворил на самом деле наши души. Быть может, именно так он и даёт нам понять, что не оставляет нас?

Майа промолчал.

— Для меня загадкой было всегда и еще одно: как у тебя хватало терпения... все им прощать. Не понимаю. У меня тоже бывают такие... приступы милосердия, — он усмехнулся, — но передушить всю эту просветленную братию мне хочется гораздо чаще.

-Передушить, — Мелькор невесело улыбнулся, выражение светлой радости исчезло с его лица: снова навалилось то, недавнее. — Честно — я их не прощаю. И не прощал никогда. Видимо, я просто этого не умею. Вопрос в другом... Чтобы это не мешало жить. Если думать только об этом, если позволить себе сгорать в ненависти, жизнь прекращается, начинается мучительное отбывание времени, которое, увы, бесконечно, — состояние, в котором бьёшься, как в клетке, и не видишь выхода. У меня было это... в Валиноре. Я просто... не позволял себе утонуть в этом. Иначе... превратишься в Моргота.

Его взгляд на миг стал страшен.

— Летим куда-нибудь... — лицо майа искривилось, он словно сбрасывал с себя липкую паутину, опутавшую его душу. — Где живут те, кто не знает этих войн. Есть же такие места!

Мелькор несколько мгновений молчал. По глазам было видно: тяжело сразу перестроиться на другое, и — постоянная неутихающая тревога за Гортхауэра всколыхнулась сейчас, захлестнула...

-Есть, — проговорил он и закрыл глаза. — Есть... туда, к юго-востоку — я чувствую множество живых существ... Эльфы. Не _смотри_. Хорошо? Пусть будет — неожиданно. Это так здорово — удивляться... Летим?

— Ты меня поведешь? Вслепую? — майа заулыбался. — Ладно, давай! Никогда так не пробовал...

Он закрыл глаза, и закрылся сам, и протянул мысленно Мелькору руку — доверяясь ему, так ребенок берет взрослого за руку и идет следом за ним, светло и наивно...

Всё та же знакомая сила — могучая, уверенная, — обняла его, подняла в воздух. Близко повеяло крепким ароматом смолы, сосновых веток, а затем — стал только ветер в лицо, сильный и свободный, он касался щёк, развевал волосы... Чёрный ветер звёздной ночи, и чувство безграничного пространства вокруг: лети в любую сторону, и везде будет простор, и везде с тобой будет эта надёжная охранительная сила, у которой ты сейчас будто в ладонях...

...И всё же полёт закончился, под ногами появилась твёрдая земля, — вроде камень, или земля, но затвердевшая, нет травы. Знакомые руки ложатся на плечи, и улыбающаяся ночь шепчет: смотри, теперь можно...

— Можно? — прошептал вслух.

Осторожно приоткрыл вначале один глаз — прищурясь — потом другой. И — одновременно — раскрыл восприятие мира.

Первое, что обрушилось на Гортхауэра — пленительная музыка воды, серебристый шелест бессонных струй... Они были на берегу реки, тёмная живая вода стремительно проносилась мимо.

А ещё — в этот плеск вплетались далёкие голоса, их было много. Высокие, звенящие, они пели, они сливались и расходились, как сами журчащие потоки, они взмывали ввысь, к звёздам, и снова падали в тишину...

Мелькор стоял рядом, улыбаясь. Вместо ответа легко кивнул влево: повернись...

— Кто это?.. Где мы? Мелькор... — майа вдруг рассмеялся, чувствуя, что сейчас будет что-то очень хорошее, радостное, подлинное...

Он сжал руку Мелькора — и, отпустив ее, повернулся.

Там вздымалась могучая каменная стена, а с неё широкой светящейся лентой срывался водопад. И — чудо? — вместо того, чтобы оглушительным шумом пытаться заполонить всё окружающее, он складывал песни... Те самые, необыкновенные многоголосые песни, которые звенели в воздухе. Светящиеся серебром струи при соприкосновении с камнями рассыпались мириадами радужных брызг и теряли свой блеск, становились просто ночной тёмной водой, и было непонятно, откуда же берётся этот необычайный свет...

Мелькор не успел отреагировать — Горт распахнул крылья и рванулся туда, в плеск воды, в переливы многоцветных брызг — для человека сейчас, в предутренние часы, все было бы серо-прозрачным. Подставив лицо падающим сверху брызгам, раскинув руки, открыв крылья дождю водопада, майа медленно поднимался вверх.

Водопад принял его, окутал дымкой мельчайшей водяной пыли, Горт моментально промок до нитки... Он чувствовал — водопад удивлён, он никогда такого не встречал, водопад — живой... и он радуется.

А чуть позже стало видно: там, за водяной стеной, есть выложенные светлым прозрачным камнем галереи, террасы, балконы... Всё это как будто само выросло из естественных пещер, из работы воды, но что-то подсказывало: природе помогли.

Насколько уместно то, что он делает — майа сейчас не думал. Он просто прошел — пролетел через серебряную завесу водопада, опустился на ближайшую террасу; сложил крылья плащом, с волос мигом потекла вода... он встряхнулся, как дикий зверь — фонтан брызг разлетелся во все стороны.

— Мелькор! — позвал он.

Сначала ответом было только пение водопада, а затем — шумный плеск, и Мелькор появился рядом, улыбающийся, тоже промокший и счастливый. Огляделся, — в глазах было искреннее изумление. Светлый камень стен уходил на глубину, он был почти прозрачным и тоже немного светился, в его толще видны были цветные прожилки: золотистые, серые, тёмно-алые... Казалось, ты стоишь на льду или на толстом стекле. Впрочем, на каком-то расстоянии от поверхности всё тускнело: наверное, постепенно этот удивительный камень переходил в обычную скальную породу.