Для себя

Глава 10

— Дах-дах, дах-дах, дах-дах-дах, — последняя мишень упала, «поймав» сразу три выстрела. Алекс зло скривился и, слегка согнув руку с пистолетом, затвор которого встал на затворную задержку, опустил большой палец и надавил им на кнопку фиксатора магазина. Тот с еле слышным щелчком выпал в подставленную ладонь другой руки. Алекс чуть повернул руку, бросил взгляд на патронник, дежурно зафиксировав отсутствие в нём патрона или гильзы, после чего снял затвор с затворной задержки, щелкнул предохранителем и положил пистолет на столик. Эти три действия, совершаемые по окончании стрельбы — извлечь магазин, осмотреть патронник и, сняв затвор с затворной задержки, поставить оружие на предохранитель, — за последние полтора месяца стали для него уже настолько же привычными, насколько привычной является работа ложкой при поедании супа. — Хм-м-м… отличный результат, — довольно произнес подошедший инструктор. — Скажи мне кто, что ты занимаешься практической стрельбой всего лишь полтора месяца, — не поверил бы. — Спасибо, мастер, — коротко бросил Алекс и, подхватив магазин, начал размеренно набивать его патронами из открытой пачки. Инструктор ещё некоторое время постоял рядом, наблюдая за своим странным учеником, после чего повернулся и двинулся к следующей стрелковой позиции. Этот парень был странноватым. Явно не беден. Да что там — судя по машине, скорее богат. Но никакой легкости и вальяжности в общении. Скорее угрюмость. Приехал, отстрелял положенное, получил замечания, если они появлялись, — стреляет дальше. И так почти восемь часов по кругу. С часовым перерывом на обед, на который он отъезжал к Пабло, в маленькую таверну «для своих», славящуюся своей бараниной. И откуда он только о ней узнал? Короче — как к войне готовится. Но сегодня воевать наперевес с пистолетом… Да и не воюют такие «золотые мальчики» в первых рядах. И вообще никак не воюют! Если что — просто нанимают профессионалов. Почему «золотые»? А как ещё назвать человека, который приезжает в единственный в этих краях тир на «Бентли»? Да и пистолет у него о-очень непростой. Сделан на базе классического «кольта» сорок пятого калибра, но из совсем других материалов и с измененной формой рукоятки, вмещающей пятнадцатизарядный магазин. Причем, благодаря широкому использованию в конструкции титана, из которого изготовлены ствол, рамка и некоторые другие детали, общий вес оружия в снаряженном состоянии остался практически прежним. Индивидуальный заказ! Такая машинка может стоить, как приличный автомобиль… И, несмотря на это, напрочь отвергает все советы по экипировке. Ну куда это годится — выходить на огневой рубеж в «цивильном»?! Короче, странный он какой-то. Ладно: он платит, мы — учим. А всё остальное — побоку. Объект же всех этих размышлений закончил набивать уже третий, последний из опустошенных магазинов, и с легким щелчком загнал его в рукоятку пистолета. После чего перевел взгляд на закрепленный рядом планшет, на котором призывно горели иконки выбора программ управления мишенной обстановки, и задумался. Снова пройти шестую программу или рискнуть и запустить седьмую? Алекс покосился по сторонам. Стоявшие справа и слева от него стрелки представляли из себя верх милитари-стиля. Дорогие тактические брюки, тактические ботинки, тактические перчатки с обрезанными пальцами, тактические очки, наушники, подвесные системы с кобурами и держателями для магазинов. И всё это от самых дорогих и продвинутых производителей. Алекс в своих обычных брюках, пиджаке и накинутом сверху макинтоше выглядел здесь не просто чужаком, а полным идиотом. Но ему было плевать. Он сюда не «релаксировать» пришел и не тешить свое ЧСВ[78], а стать способным защитить свою семью. Для чего требовалось научиться попадать в цель в любых условиях, а не только вот тут — в теплом и светлом тире, в хорошей, удобной и специально приспособленной для этого одежде и полностью здоровым и целым… День переходов оказался богат на сюрпризы. Хотя ещё утром ничего не предвещало подобное. Несмотря на все свои логические рассуждения, Алекс в последний момент струсил и так и не нашел в себе силы хоть что-то рассказать Эрике. Вследствие чего последняя неделя перед переходом прошла для него очень нервно. Он боялся, что появится очередной мальчишка из Унтершехена с телеграммой, в которой будут всё те же четыре слова, боялся, что ему придется всё-таки что-то говорить Эрике, вообще боялся посмотреть ей в глаза. И ведь не сбежишь уже никуда! Но обошлось… За два дня до перехода Алекс начал потихоньку успокаиваться и-и-и… усиленно изображать подготовку к выполнению пожеланий Сталина и его команды, которые в последний месяц пошли просто потоком. То есть принялся с глубокомысленным видом просматривать присланные материалы, на самом деле не особенно вникая в их суть. Зачем? Он же уже решил не возвращаться. Первый сюрприз случился в обед дня перехода. Алекс как раз с аппетитом умял порцию жареной оленины под брусничным соусом, как вдруг за окнами столовой послышался рокот мотора подъезжающего автомобиля, а затем послышались и голоса. Алекс замер. Кого это там принесло? И так не вовремя! Быстренько допив клюквенный морс, он сорвал с шеи салфетку и, выскочив из столовой, сбежал по лестнице… чтобы едва не налететь на выходящего из прихожей Фрунзе. — М-м-э-э… — ошарашенно проблеял Алекс, — э-э-э… Михаил Васильевич, вы?! — Я — широко улыбнулся тот. — Вот, приехал пожелать тебе счастливого пути. Не рад? И мы же вроде как договорились на «ты», — несмотря на весьма заметную разницу в возрасте и положении, Фрунзе оказался весьма лёгок в общении. И первым предложил подобное общение. — Й-а-а… — Алекс судорожно сглотнул, потом потряс головой. — Ну-у-у… рад… наверное. Просто не ожидал. — Понимаю, — усмехнулся Фрунзе. — Я тоже не думал приезжать. К сожалению, появился один вопрос, решать который без тебя мы посчитали никак не возможным, — Фрунзе сделал паузу и кивнул подбородком на лестницу. — Может, лучше поговорим в кабинете? Алекс слегка вытянул голову, пытаясь рассмотреть, где там Зорге, но Фрунзе, поняв, чем вызвано это движение, тут же пояснил: — Рихард уехал с моими сопровождающими. Их надо разместить. Ты же не хочешь, чтобы в твою тайну были посвящены совсем посторонние люди? Если успеет — вернется до твоего перехода. Ну а нет — я сам тебя провожу, — и он обезоруживающе улыбнулся. — А-а-а… Да, тогда конечно. Идемте. В кабинете Фрунзе устроился в кресле у камина, с удовольствием вытянув ноги к огню. Ну да, погодка-то была та ещё. С утра было пасмурно, а буквально за час до приезда народного комиссара СССР по военным и морским делам зарядил дождь вперемежку со снегом. Сначала мелкий, но к настоящему моменту заметно усилившийся. — Я слушаю, — вежливо сообщил Алекс, устроившись в своем рабочем кресле. — Дело вот в чем, Саш. Ты привез нам очень большое количество материалов. Очень важных и нужных материалов. И за это тебе огромное спасибо. Но в связи с этим у нас народилась некоторая проблема: несмотря на то что большая часть из них носит, так сказать, прикладной, инженерный характер, некоторые из них вполне себе затрагивают вопросы науки. Причем как прикладной, так и фундаментальной. Потому что, как выяснилось, некоторые технологические приемы основаны на физике процессов, о которой даже в фундаментальных лабораториях и институтах ещё имеют весьма смутное представление, — Фрунзе вздохнул. — И потому нам уже начали задавать весьма неприятные вопросы. Причем как ученые, так и товарищи по партии. Алекс напрягся. Бли-и-ин, началось… но затем резко успокоился. А это должно его волновать? Да через пять-шесть часов он шагнет в портал и навсегда забудет и об этом времени, и о любых его проблемах. Главное сейчас — ничем не выдать, что он не собирается возвращаться… — И что вы предлагаете в качестве решения данной проблемы? — нейтрально поинтересовался парень. — На самом деле предложение не слишком хорошее, — вздохнул Фрунзе, — но другого мы не нашли, — он бросил на Алекса испытующий взгляд, после чего продолжил: — Мы хотели бы попросить тебя дать нам разрешение на расширение «круга посвященных» ещё на одного человека, — нарком замолчал, воткнув в парня испытующий взгляд. Алекс мысленно фыркнул: всего-то лишь… да хоть на десять! Этот этап его жизни закрыт, причем окончательно и навсегда… Так что он уже открыл рот, собираясь радостно согласиться, но затем осекся. Потому что ему пришло в голову, что его неожиданная покладистость может насторожить Фрунзе. Нет, сразу соглашаться нельзя. Никак. — Мне бы этого очень не хотелось, — с нарочитым сомнением произнес парень, после почти двухминутной паузы, во время которой он старательно изображал напряженные размышления. — Нам тоже, — согласно кивнул Фрунзе. — Но нам очень нужен человек, который будет прикрывать получаемую нами от тебя информацию в, так сказать, научной среде. То есть примет на себя большую часть вопросов от ученых и сможет на часть из них ответить, а остальные как-то купировать. Потому что ни у меня, ни у товарища Сталина, ни у товарища Кирова в среде ученых нет достаточно научного авторитета. Действовать же чисто командно-административными методами, как они именуются в твоих материалах, — тут Фрунзе снова улыбнулся, — нам бы в этой среде не хотелось. — Это Сталину-то не хотелось… — усмехнулся Алекс и тут же прикусил язык. Ну да, так и есть, придурок ты этакий. Начитался всякой мути и забыл, что на дворе ещё начало тридцатого! И Сталин тут пока скорее миротворец, чем кровавый маньяк. Постоянно охолаживает то Зиновьева, то Бухарина, которые, как выяснилось, те ещё деятели. И все время требуется кого-то арестовать, а то и расстрелять. Уж как там оно было в, так сказать, эталонной истории, неясно, может, и совершенно не так, но здесь и сейчас пока дело обстоит именно таким образом[79]. Да и вообще, как там дальше повернется, ещё неясно. С Троцким-то в этом варианте истории всё разрулилось куда как легче, чем в тех, о которых он читал. И потому в партии нет столь сильного внутреннего противостояния, и ставшего следствием его ожесточения. Да и безоговорочная поддержка Сталина выжившим здесь Фрунзе точно переводит их «группу» в супертяжеловесы. Ну нет среди военных Советской России фигуры масштаба, сравнимого с полководцем, разгромившем и Колчака, и Врангеля… Фрунзе на его пассаж ничего не ответил, продолжая молча ждать ответа. Парень выдержал ещё полминуты, после чего спросил: — И кого вы предлагаете? — Товарища Вавилова. — Кхм… — Алекс аж поперхнулся. Если в тех материалах, которые он собрал на наиболее значимые фигуры современности, Киров и Фрунзе числились однозначными сторонниками Сталина (даже сын и дочь Фрунзе, после его смерти, входили в близкий круг, хотя в первую очередь это была заслуга Ворошилова, который усыновил их после смерти их бабушки), то вот Вавилов в них однозначно идентифицировался как представитель другого лагеря. Жертва сталинских репрессий. И тут такой пассаж… — Вавилова? — Да, — кивнул народный комиссар СССР по военным и морским делам. — Хотя я понимаю твою реакцию. Мы изучили привезенные тобой материалы. Но, можешь мне поверить, там очень многое неправда. Николая Ивановича в руководстве страны любят и ценят. Как, кстати, судя по тем же материалам, было и в-в-в… другом варианте истории, — эти слова Фрунзе произнес с некоторой заминкой. — Я имею в виду, в эти же годы[80]. Что же касается того, что произошло позже… — Фрунзе сделал короткую паузу, после чего продолжил, — то тут во многом наша вина. Товарищ Вавилов — в первую очередь академический ученый, а мы требовали от него прикладных результатов. Так что нам нужно было просто более чётко ставить ему задачи и более строго разграничивать финансирование… А пока он — лучшая кандидатура! — убежденно произнёс Михаил Васильевич и пояснил: — Понимаешь, Николай Иванович — наша самая большая научная величина, причем признанная во всём мире. Ну, если выбирать из тех, кто, скорее всего, будет сохранять дееспособность ещё более-менее долгое время… Нет, у нас были и другие кандидаты. Но, рассмотрев их все, мы остановились именно на Вавилове, — Фрунзе замолчал. — А то, что он не старый товарищ с дореволюционным стажем и опытом подпольной работы и вообще не член партии, вас не останавливает? — подбавив в голос толику сарказма, поинтересовался парень. — Нас — нет, — Михаил Васильевич улыбнулся. — Мы хорошо изучили истинную натуру товарища Вавилова и имеем все основания предполагать, что за новые знания он душу дьяволу продаст, — тут улыбка Фрунзе стала несколько иезуитской. — Особенно если они станут блестящим подтверждением его собственной гениальности и помогут избежать допущенных им в… ну-у-у… других условиях ошибок. А получить эти знания он сможет только от… нас. Ты с ним вообще не будешь контактировать. Никак. Более того, сейчас мы начали осуществление некой операции прикрытия, которая поможет нам ещё больше запутать возможных… интересантов. И для её осуществления Николай Иванович очень в тему. — Ну, хорошо, — как бы решаясь, кивнул Алекс, — делайте, как считаете нужным. Дальнейший разговор с народным комиссаром СССР по военным и морским делам перешел уже на более близкие гостю темы. В которых Алекс откровенно поплыл. Потому что Фрунзе начал интересоваться его мнением по разрешению тех трудностей, которые были изложены в уже переданных Алексу материалах. Но, блин, он-то листал их только для виду! Ну, на хрена ему забивать себе голову всем этим, если он не собирается возвращаться?! Так что, когда внизу раздался звонок, Алекс обрадованно вскочил и бросился к двери. — Пойду — открою. Это, наверное, Рихард… — Дах-дах, дах-дах, дах-дах, — Алекс закончил последнюю серию и вытер пот. Получилось-таки. С третьего раза, но получилось. Что ж, он сегодня молодец! Смог. Осилил… Правда, будет ли от его нынешних успехов толк там, в прошлом, парень пока сказать не мог. Но лучше уж так, чем оставаться тем же самым пентюхом, каким он был всё это время. Тем более что шанс за год подтянуть стрельбу на вполне приличный уровень имеется. И неплохой. А вот что касается всяких «рукомашеств-дрыгоножеств», то тут за год особенно много не сделать… Спустившись вниз, Алекс распахнул дверь и замер, как будто получив под дых тяжелый удар. На пороге стояла… Эрика. Он, окаменев, ошеломленно уставился на неё, а она горько улыбнулась и тихо спросила: — Пустишь? — А-а? — парень вздрогнул, сглотнул, а затем буквально отпрыгнул от двери, освобождая проход и суетливо забормотав: — Да, конечно, входи… Боже! Ты вся вымокла!!! — дождь за порогом лил как из ведра. Именно поэтому он и не услышал треск её мотоцикла. — Черт! — Алекс заметался. Всеми «бытовыми» вопросами в доме занимался Зорге, который, вот ведь дьявол, в настоящий момент отсутствовал! И что делать? — Подожди, я сейчас! — взревел Алекс, бросаясь вверх по лестнице. В библиотеку. Там точно был плед. А ещё нужен горячий чай. А плита не растоплена… Чёрт, вроде на кухне был примус. И бренди, бренди! Первое средство от простуды… Чёрт, лучше бы горячего грога! Он влетел в библиотеку, сграбастал плед и понесся обратно, буквально ссыпавшись вниз по лестнице. Эрика сидела на банкетке, опустив плечи, и от её позы веяло какой-то печалью и безнадежностью. Алекс подскочил к девушке и растерянно замер. — Фрау надо раздеть и растереть крепким алкоголем, — послышался сверху уверенный голос Фрунзе[81], похоже, вышедшего из кабинета, услышав беготню. — И побыстрее. Мы так делали в ссылке, в Иркутской губернии, когда один из товарищей провалился под лед. — Что? — ошалело выдавил Алекс, разворачиваясь в сторону говорившего. Он в данный момент мало что соображал. — Девушка промокла, — мягко произнес Михаил Васильевич, спускаясь по лестнице. — А на улице — низкая температура и дождь со снегом, — после чего осторожно, но уверенно отобрал у Алекса плед, который тот так и продолжал держать в руках, и уверенно приказал: — Снимите с фрау верхнюю одежду, потом возьмите её на руки и отнесите в спальню. Там разденьте и разотрите. Где у вас крепкий алкоголь? — У нас? — растерянно произнес Алекс. — Н-н-не знаю… Этим всегда заведовал Рихард. — Ладно, я найду, — махнул рукой Фрунзе и мягко подтолкнул Алекса в сторону Эрики. — Действуй. Это действие будто вывело парня из ступора. Он бросился к девушке и принялся лихорадочно стягивать с неё мотоциклетный шлем и мокрый, напитавшейся водой реглан… Когда он уже занес её в спальню и аккуратно положил на кровать, Эрика подняла на него глаза и тихо произнесла: — Я — беременна, Алекс. Твоим ребёнком… — Кхы… — стыдно, но это оказался единственный звук, который он смог выдавить из себя, услышав эту неожиданную новость. Но, как тут же выяснилось, это ещё было не всё, что ему предстояло услышать. Потому что спустя мгновение глаза девушки внезапно наполнились слезами, и она прошептала: — А они хотят его убить… Выйдя из тира, Алекс дошёл до своей машины и, откинув спинку водительского сиденья, забросил назад сумку с плащом и пиджаком. В столь «громоздкую» одежду он облачался только на огневом рубеже. А причиной этому послужил давний разговор с Жаком, его слугой из прошлого такта, коего он почитал за едва ли не самый большой авторитет в области бодигардинга[82]. Были возможности убедиться… Так вот тот ему как-то сказал, что настоящий телохранитель должен уметь выстрелить и поразить цель будучи «пьян, избит, ранен и одет в touloupe[83]». А умение стрелять в теплом тире и удобной одежде и снаряжении — это так, баловство. Релакс и не более. Какие бы ты при этом результаты ни показывал… К сожалению, на этот раз отыскать Жака ему так и не удалось. Хотя Алекс очень старался. Тем более что шансы на это, как выяснилось, были. И неплохие. Потому что неожиданно обнаружилось, что среди тех марсельских криминальных авторитетов, через которых парень, как и в прошлом такте, решил снова делать себе документы (поскольку именно через них получилось быстрее и надежнее всего), существенная часть оказалась ему вполне знакома. Что весьма ему помогло… Нет, сами они парня не знали и не помнили. Ведь в этой реальности он только-только появился. Пропав из неё в далеком тридцатом году… А вот Алекс знал о них довольно много. Не всё, конечно. Вряд ли их жизнь оказалась полностью идентичной той, что они прожили в, так сказать, прошлой реальности. Да и не так уж и подробно он знал о ней в прошлой реальности. Но даже знание о том, что сидящий перед ним человек вырос в Фигерасе и очень гордится тем, что является земляком «величайшего художника всех времен и народов»[84], а другой — ярый фанат «Марселя» и генерала де Голля, очень помогает при общении. Так что, похоже, предположение о том, что жизненный путь человека в большей степени зависит от него самого, то есть его умений, характера, наклонностей, чем от всяких внешних катаклизмов, можно считать полностью подтвержденным. Жаль только, что с Жаком это отчего-то не сработало. Сев за руль, Алекс откинулся на сиденье и прикрыл глаза, вспоминая… Когда Эрика оказалась яростно растёрта, напоена солидной порцией Torres[85] и, наконец, укутавшись в теплый плед, устроилась в мягком кресле с кружкой горячего глинтвейна, который умудрился приготовить Фрунзе, отыскавший где-то вино и специи, пришло время подробностей. Как выяснилось, о том, что она беременна, Эрика узнала ещё перед своим прошлым приездом. Поэтому в тот раз она приехала прощаться. С ним. С Алексом. Из-за того, что, по её представлениям, быть им дальше вместе не было никакой возможности. Потому что, как только признаки её беременности станут явными, Эрику сразу же запрут в каком-нибудь из родовых замков — до самых родов. А после них, едва только она окрепнет, выдадут замуж. Потому-то она и была с ним так нежна и страстна в те последние дни. Настолько, что у парня просто язык не повернулся сказать ей то, что он собирался сказать… — С нашим ребенком всё было бы хорошо, — тихо рассказывала девушка. — Я собиралась родить его и отдать на время кормилице. А потом, когда я родила бы ребенка от мужа, то забрала бы нашего малыша обратно. Как воспитанника. И он бы жил и рос вместе со мной. Алекс слушал её, буквально онемев. Блин, да что за уродство! Что за извращенные привычки в этом так называемом высшем свете? Это что — нормально? — Так делают довольно часто, любимый, — грустно пояснила ему Эрика. — Среди тех, кто на вершине, нередко бывает так, что долг раздавливает любовь. Но немногие из женщин способны отказаться от счастья родить ребенка от того, кого ты действительно любишь, — и она тихо улыбнулась. Алекс же уставился на неё ошеломленным взглядом. Она. Хотела. Родить. От. Него. Ребенка. Потому. Что. Его. Любит?! А потом выйти замуж за другого?!! Как… ну как, блин, можно понять этот выверт?! — Но когда об этом узнала семья того, кого выбрали мне в супруги, — продолжила девушка помертвевшим голосом, — они потребовали избавиться от ребёнка. Алекс сглотнул, а затем стиснул зубы так, что заскрипела эмаль. — Почему? — глухо произнес он. — Ты же сказала, что так делают часто. — Это Гогеншлиффены[86], — тихо произнесла девушка. — Вот такие они есть. Поэтому с ними мало кто любит иметь дело. Уж очень мерзкая семейка. Но после поражения в Великой войне Гогеншлиффены набрали немалую силу. Успели вовремя переметнуться в стан победителей. Впрочем, они всегда имели тесные связи с британцами. И, возможно, сотрудничали с ними с самого начала войны… Как бы там ни было — сейчас с ними предпочитают не ссориться, — тут Эрика гордо вскинула голову. — Но я никому не дам убить нашего ребенка. Хотя быть со мной он теперь точно не сможет, — девушка слегка поникла, а затем бросила на парня испытующий взгляд. — Скажи, Алекс, а ты готов принять на свои плечи заботу о своём ребенке? — Й-а… — Алекс растерянно замер. Бли-и-ин! Все его чёткие логические расчёты и твердые, выверенные решения в данную секунду с грохотом обрушивались в небытие. — Понятно… — тихо отозвалась Эрика потухшим голосом. — Э-э-э, не-е-е-ет! Стой! — внезапно взревел Алекс, сам не понявший, отчего вдруг в нем всколыхнулось бешенство. Ну, то есть не то чтобы совсем не понявший, но с чего бы вот так, резко… — Я никому не отдам своего ребенка! Подавятся!!! Но почему ты спрашиваешь только о нём? Ты что, собираешься вернуться к этому… к этим… — Это неизбежно, Алекс, — девушка тяжело вздохнула. — Иначе он убьет и меня, и тебя, и нашего ребенка. А так я смогу сдержать его. Надеюсь… — она тяжело вздохнула. — Пойми, в этом мире нет места, где Гогеншлиффены не смогли бы нас достать. Ни здесь, в Швейцарии, ни в Англии, ни даже в Америке. Если Фридрих Гогеншлиффен вобьет себе в голову отомстить мне, тебе или нашему ребенку — то его никто и ничто не остановит… И тут от камина послышался голос Фрунзе, всё это время тихонько сидевшего в углу библиотеки. — Есть такое место! — Что? — Алекс, который, как, похоже, и Эрика, забывший о присутствии рядом с ними ещё одного человека, резко развернулся и уставился на народного комиссара СССР по военным и морским делам. — Я хочу сказать, что есть в мире такое место, где никакие Гогеншлиффены, Гогенлоэ или Гогенцоллерны[87] не смогут вам ничего сделать. Вам и вашему ребенку. — И где же оно? — грустно усмехнулась Эрика. — На востоке, — Михаил Васильевич резко махнул рукой в сторону камина. — В первом в мире государстве, в котором сословные, религиозные и национальные различия ничего не значат. Где даже у тех, кто копили свои богатства и влияние веками, нет никакого влияния. — Вы-ы-ы… имеете в виду Красную Россию? — озадаченно уточнила девушка, а затем перевела удивленный взгляд на Алекса. — Да, — твердо ответил Фрунзе. Девушка несколько мгновений ошарашенно переводила взгляд с парня на второго собеседника и обратно, после чего ненадолго задумалась, а затем горько произнесла: — Невозможно. Они предложат красным за нас столько, что те просто не смогут отказаться. И я не о деньгах, нет, а о вещах куда более серьёзных — влиянии, поддержке, технологиях, преференциях в мировой торговле и получении кредитов, способствовании в установлении дипломатических связей и так далее. Сейчас у Гогеншлиффенов такие возможности… Увы, даже моя семья не рискнула выступить против них. К тому же, — тут она усмехнулась, — вы что, можете говорить от имени вашего государства? Кто вы такой, чтобы иметь на это право? Фрунзе встал, одернул пиджак и, коротко поклонившись, представился: — Я — народный комиссар Союза Советских Социалистических Республик по военным и морским делам. И — да, я имею права говорить от имени Советского Союза. И я заявляю — герр До'Урден старый и близкий друг нашей страны. Честный и верный друг. Поэтому Советский Союз сделает всё, чтобы помочь ему и его семье. Всё. Совершенно, — тут Фрунзе зло усмехнулся. Да так, что Алекс вздрогнул. И тут же вспомнил «либероидные» байки о революционерах, которые все сплошь и рядом кровожадные убийцы, грабители банков и насильники невинных. При взгляде на подобную улыбку в это верилось безоговорочно… Фрунзе же между тем продолжил: — И если для этого потребуется, чтобы очень знатный, влиятельный и богатый княжеский род Гогенштауффен, судя по вашим словам, обладающий очень впечатляющими влиянием и возможностями, исчез с лица земли. Весь исчез. До последнего человека. Что ж — я заявляю, что это будет сделано… Когда он замолчал, в библиотеке повисла звенящая тишина. Эрика долгую минуту неотрывно смотрела на Фрунзе, который отвечал ей твердым и спокойным взглядом, а затем повернулась к Алексу и задумчиво произнесла: — Любимый, мне надо будет о многом тебя расспросить… — после чего напряжённо задумалась, мило прикусив губку. Алекс же вздрогнул. Потому что заметил, как засветилась скала. Портал включился… Что делать? Что же дела-а-а-ать?! Идти? Но как оставить Эрику? Нет, он-то вернется… Да, блин, да-а-а! Он вернется к своей жене и своему ребёнку! Это не обсуждается! Оставаться? Но-о-о… блин, Эрика права, эти уроды, о которых она рассказывала, могут предложить Сталину и остальным очень многое. Так что Алекс просто обязан сделать так, чтобы то, что они могли бы предложить, на фоне того, что может предложить он сам выглядело бы просто смешным. А для этого надо идти в будущее. Очередное незнакомое будущее… Алекс уставил на Фрунзе вопросительный взгляд, тот успокаивающе смежил веки и, сделав несколько шагов вперед, осторожно и прямо-таки нежно положил свои мощные ладони на хрупкие плечи девушки, после чего твердо заявил: — Не беспокойтесь, герр До'Урден. С вашей семьёй всё будет в порядке. Обещаю вам это. Жизнью клянусь… Алекс бросил отчаянный взгляд на едва заметно светящийся портал. Блин, ну что бы ему загореться хотя бы на полчаса позже! Хоть что-то можно было бы успеть разрулить… После чего развернулся к Эрике и торопливо заговорил: — Любимая, я расскажу тебе. Всё расскажу. Всё, что ты захочешь узнать. Но-о… сейчас я вынужден уйти. Ничего не бойся. Всё будет хорошо, — он шатнулся к ней и, крепко стиснув девушку в объятьях, приник к её губам, а затем резко оторвался и, развернувшись, бросился в сторону портала. На самом «пороге» он на мгновение притормозил, обернулся и бросил прощальный взгляд на свою любовь. Так что последним, что он увидел в этом прошлом, которое он покинул, были изумленно округлившиеся глаза Эрики, ошеломленной тем, как её… м-м-м… да чего уж там — супруг исчезает в скале…