Для себя

Глава 13

— Дры-ынг, дынз-дын-дын-дынг… — импровизированная тележка, представляющая из себя лафет буксируемой зенитной пулеметной установки «ЗУ-2», переднее дышло которого было прицеплено к эксклюзивно изготовленному передку, позволяющему транспортировать данную установку лошадиной упряжкой и способному вместить четыре стандартных для неё короба с лентами, а также машинку для снаряжения лент, прицел и ЗиП, на ось которой был криво-косо, но надежно прикручен легкий электродвигатель, грохоча и позвякивая выкатилась из портала. Зорге, наученный прошлым прибытием Алекса, предусмотрительно ожидал в стороне. Но на этот раз он оказался не единственным встречающим. Увидев двух других, Алекс почувствовал, что его сердце сначала пропустило пару ударов, а потом заколотилось с такой силой, что едва не вырвалось из груди… — Познакомься, Ваня, это твой отец, — негромко произнесла Эрика по-русски с едва заметным и милым акцентом, разворачивая сидящего у неё на руках ребенка, весьма удивленно уставившегося на незнакомого дядю, появившегося неизвестно откуда и с таким шумом и гамом. — Эрика… — просипел Алекс, соскакивая с лафета, — Эрика, ты-ы… й-а… — а потом просто шагнул и обнял её и ребенка. Такого он не ожидал. Ему почему-то казалось, что Сталин ни за что не выпустит её и ребенка из страны. Как же — такой рычаг! Но вот поди ж ты… Впрочем, он уже давно понял, что все биографии, монографии, исследования и всякие публицистические статьи и иные материалы, которые ему довелось прочитать об этом человеке, не передают и сотой доли его реального образа. — Рихард, но-о… как? — выдавил Алекс из себя, разворачиваясь к Зорге, когда немного отошёл от шока. Тот невозмутимо пожал плечами. — Руководство решило, что чем долго и упорно пытаться убедить вас в том, что всё в порядке, используя для подтверждения массу косвенных свидетельств, легче дать возможность фрау До’Урден объяснить вам это напрямую. — Фрау До’Урден? — удивленно переспросил Алекс, умудрившись, впрочем, придать этому удивлению радостный оттенок. Не то чтобы он был против подобного поворота, наоборот — всецело за, но в его представлении для мероприятия, после которого подобное, так сказать, изменение идентификационных данных обретает юридическую силу, требовалось присутствие обеих сторон. — В паспорте гражданки СССР, выданной фрау, по её просьбе вписана именно такая фамилия, а также поставлен штамп о замужестве, — негромко пояснил Зорге. И уточнил: — Мы что-то не так сделали? — Всё — так, — твердо заявил Алекс. — Но свадьбе непременно быть, — и, наклонившись к Эрике, тихо шепнул: — Я привез для тебя такое красивое платье… Эрика зарделась и счастливо вздохнула, но тут же напомнила: — Ты обещал мне всё рассказать. — Непременно, — согласно кивнул Алекс. А в следующее мгновение сверху послышались шаги, и на вершине лестницы, ведущей в зал, появился Фрунзе. Ну да, ну да… вряд ли бы Эрика оказалась здесь только лишь в сопровождении одного Зорге. А так — и уважение оказали, и доверие выказали, и-и-и… всё под присмотром. — Здравствуйте, Александр, рад вас видеть, — произнес Фрунзе, спустившись вниз и протягивая руку. — Я понимаю, что вам очень хочется оказаться вдвоем, и ничуть не собираюсь препятствовать вам в этом, но, может, просветите нас, что это за странная повозка и что нам делать со всем, что вы привезли. Чтобы времени зря не терять. Мне вскоре придется уехать, так что я мог бы кое-что прихватить с собой. У меня вроде как дипломатическая неприкосновенность имеется, так что, возможно, кое-что лучше везти мне. — А, да, конечно, — и Алекс развернулся к своему «пепелацу»… Исходной точкой его появления стал один разговор с Семёном Лукичом. Когда Алекс, заскочив к нему буквально на пару минут, больше попрощаться, чем для чего-то ещё, поскольку уже закончил все свои дела в России и теперь собирался отправиться поближе к порталу, где и заняться непосредственной подготовкой к переходу и распечаткой всего собранного материала, для поддержания беседы спросил у него, что он думает насчет того, чтобы в «его книжке» вместо знаменитого «Эрликона» использовать вроде как его более простой и технологичный аналог Polsen[108]. — А на хрена он тебе вообще нужен? — ехидно поинтересовался старик. — В смысле? — удивился парень столь резкому ответу. Но затем решил повторить, что вычитал по этому поводу: — Ну-у-у… многие пишут, что БД-30 (так в этой реальности именовался русский вариант «браунинга М2НВ», который здесь был принят на вооружение РККА даже раньше, чем родной) в противовоздушной ипостаси всё-таки слабоват. А скорострельные системы небольшого калибра всё-таки нужны. Polsen же технологичней и дешевле… — Так ты ж фантаст, — хитро прищурившись, прервал Семён Лукич его разглагольствования. — Ну да, — согласился Алекс, не совсем понимая, что означает подобное утверждение. — Ну так пусть у тебя перед войной владимировский крупнокалиберный пулемет изобретут! Машинка сорок четвертого года разработки, то есть в середине тридцатых вполне доступна по технологиям. К тому же наша, а не этих… — старик пренебрежительно повел подбородком. — И как раз в ПВО куда лучше любых «Эрликонов». Загибай пальцы, — повелительно произнес он: — Во-первых — скорострельность. Хошь техническая — пятьсот пятьдесят — шестьсот против двухсот восьмидесяти или, в лучшем случае, четырехсот сорока, хошь боевая — сто пятьдесят против шестидесяти. Хоть пишут и больше, но сколько там в бою двадцатипатронных магазинов поменять за минуту успеешь? Навряд больше трёх… Во-вторых, живучесть ствола. Ну семнадцать тысяч выстрелов, как в послевоенном СССР добились, в довоенном вряд ли сделают, но до десяти вполне дотянуть смогут. А у этих «пукалок» сколько было? То-то! Это же, вкупе с в разы меньшей стоимостью боеприпасов, весомая возможность хорошо подготовить расчёты. Что там ещё — у «Эрликона» боеприпас мощнее? Так это ещё надо посмотреть. Тот же МДЗ[109] по алюминиевым самолетам ничуть не хуже действует. А по бронетехнике Б-32 и БС-41[110] — так и получше будет. Табличная эффективная дальность огня? Так по этому параметру на циферки смотреть толку нет. Наводить-то человеческий глаз будет. Ну не будет ни у кого в войну на малокалиберных и пулеметных зенитных установках автоматического наведения. И даже не в технологиях дело. Просто денег ни у кого на такое не хватит. Американцы и англичане даже не на все свои сорокамиллиметровые «Бофорсы» ПУАЗО воткнуть сумели, чего уж тут про более мелкий калибр говорить… — он сделал паузу и убежденно закончил: — Так что вставляй КПВ и не думай! — после чего с сожалеющим выражением лица произнес: — Жаль, зенитную установку нормальную до войны не сделают. Тогда до двуствольных установок только флотские додумались, сухопутные войска, почитай, в любой стране одностволками пользовались. А ЗУ-2, которую в пятьдесят втором году для воздушно-десантных войск из ЗПУ-1 слепили, самое то была бы. У неё и прицел не чета предыдущим был, да и вес нормальный. Даже конями уволочь можно бы… Вот так и появилась идея. Сначала смутная. Но когда на почти случайный вопрос Алекса один из ставших ему довольно близким «приятелем» криминальных марсельских авторитетов ответил, что говно вопрос, только закажи — и через неделю будет, потому что сейчас в Ukraine[111] эти тупые славяне очередной раз с азартом режут друг друга (ну точно как сербы и хорваты лет двадцать тому назад), даже БТР занедорого достать можно — она приобрела реальные очертания. Ну а после получения «военной контрабанды» Алекс, прикинув… хм-м-м… одно к другому, решил склепать из лафета импровизированную тележку, на которую и нагрузить все распечатанные материалы. Потому что в своей способности протянуть сквозь портал и тележку с распечатками, которых опять накопилось едва ли не полтонны весом, и саму установку, то есть два столь габаритных устройства, он сильно сомневался. Правда, разместиться на получившемся устройстве как в прошлый раз — в «позе летящего супермена» он бы уже никак не смог. Но по здравом размышлении Алекс решил, что опасностью того, что портал сможет что-то отрубить, вполне можно пренебречь. В конце концов, герр Обервеер проскочил через портал вполне себе целой тушкой. И его одежда и обувь вкупе с пистолетом также никак не пострадали. Несмотря на то, что Алекс в тот момент никак портала не касался. Так что «гильотинирование» товарища Вернера, скорее всего, было вызвано тем, что он мгновенно умер, ну, или как минимум потерял сознание при переходе, и его тело осталось лежать поперек портала при его «схлопывании». Так что главным параметром перехода стоит считать время прохода, а не что-то иное. Причем время как раз, скорее всего, начинает отсчитываться с того момента, как Алекс коснулся портала. Ну так выходило, когда он припомнил все особенности своих предыдущих переходов… Наскоро объяснив Фрунзе и Зорге, где и что лежит, наказав быть осторожнее с упакованной дюжиной боеприпасов, большую часть которых составляли те самые МДЗ, и сдернув баул с вещами, который он приготовил для Эрики, Алекс с… семьей (он ещё не привык к этому слову, поэтому даже мысленно о него «спотыкался») быстро поднялись наверх. Едва они вошли в спальню, как девушка резко развернулась и приникла к нему, замерев. Алекс также замер, а затем выпустив из рук ручки баула, осторожно обнял её и ребёнка, вдыхая запах любимой и своего сына, чувствуя их тепло и ощущая, как его душа буквально возносится в какие-то невероятные, небесные, неземные выси… — Как долго я тебя ждала… — тихо прошептала Эрика. — Как я мечтал о мгновении, когда смогу тебя коснуться… — прошептал в ответ Алекс. Когда они хоть немного насытились видом, светом, запахом и прикосновениями друг к другу, и потому, наконец, смогли хотя бы ненадолго оторваться, Алекс подхватил принесенный баул и, торжественно водрузив его на прикроватный столик, возгласил: — Вот — меряй. Эрика кинула на него лукавый взгляд, после чего со словами: — Держи, — вручила ему наследника. Наследник несколько мгновений удивленно рассматривал свою новую «держалку», затем насупился и принялся молча выворачиваться из рук. Алекс осторожно, дрожащими руками поставил его на пол, после чего наследник, неустойчиво покачиваясь, но вполне уверенно и целеустремленно потопал в сторону матери. Достигнув цели, он прилип к ней, обхватив ручками стройную ногу Эрики, и настороженно уставился на Алекса. — А-а… м-гм… почему Ваня? — сглотнув образовавшийся в горле от умиления комок, поинтересовался парень. — Ну-у-у… я посчитала, что это хорошее имя для русского мальчишки, — усмехнулась Эрика, оборачиваясь к нему. — А ты против? — Что ты — нет! — испуганно вскинулся Алекс. — Наоборот… В этот вечер их больше никто не беспокоил. Впрочем, вечера того было… Эрика перемерила всё, что он ей привез, хотя по поводу некоторых вещей сильно удивлялась: — У вас что, такое носят? Ужас! Я же почти голая… — но парень видел, что ей нравится. Ванька уснул где-то через полчаса. Прямо сидя на полу и не отпуская маминой ноги. Утомился, маленький… Ну так и времени-то было уже сколько! По прикидкам Алекса, переход открылся где-то около одиннадцати, а в этом времени он к тому моменту находился уже тоже не меньше часа… Сын оказался этаким серьёзным маленьким мужичком, спокойным, суровым и знающим себе цену. Мол, кто ты дядя, не знаю, но чтобы завоевать моё уважение — тебе надо будет серьезно постараться… Эрика уложила его на кровать сбоку, у стенки, потом повернулась к парню и бросила на него жаркий взгляд. Такой, что у него стало дыбом всё — от волос (причем и на теле тоже) и до-о-о… ну вы поняли. А она молча медленно подняла руки вверх и тихо шепнула: — Раздень меня. Нежно… Утром их разбудил Ванька, после вчерашнего позднего «отбоя» проснувшийся ажно часов в девять и тут же потребовавший жрать. Эрика, уставшая, но счастливая, подхватила сына и вставила ему в рот свою грудь, улыбнувшись Алексу припухлыми, исцелованными губами. А парень лежал рядом и млел от того, что рядом с ним лежит его жена и кормит его сына. Какое это, оказывается, немыслимое наслаждение… Сразу после завтрака Алекса утащил «на часок» Фрунзе, извинившись перед Эрикой и клятвенно заверив, что в обед он уедет и больше не будет отвлекать её супруга от общения с соскучившейся по нему семьей. Народный комиссар СССР по военным и морским делам тоже был невыспавшимся, но, естественно, по другой причине — он почти всю ночь рылся в привезённых материалах. Однако, несмотря на это, выглядел Михаил Васильевич не менее счастливым, чем сам Алекс. — Вы даже не представляете, какой вы молодец, Александр, — возбужденно заявил Фрунзе, когда они устроились в библиотеке. — Я успел бегло посмотреть часть из привезенного вами, и теперь мы точно сможем избежать очень серьезных ошибок. А по закупке прототипа судовой турбины я сразу же по приезде поставлю задачу ОГПУ… Ну да — как выяснилось, одной из важнейших причин столь значительного провала кораблестроительной программы в довоенном СССР оказалась ошибка с выбором образца паровой турбины. Проектирование судовых турбинных установок СССР заказал ажно четырем американским фирмам. И все они с заданием справились. Так что представителям Советского Союза пришлось выбирать — какой из образцов принять для тиражирования. Так вот, по итогам конкурса был выбран проект, который, судя по техданным, являлся наиболее совершенным из представленных. Он имел наименьший вес, наибольшую экономичность и наивысшие удельные показатели. На бумаге. На деле же оказалось, что большая часть этих показателей так и не была достигнута, а сама конструкция оказалась сильно переусложнённой и жутко ломучей. Советская промышленность осваивала её производство ажно восемь лет, но надежность даже последних модернизированных образцов всё равно можно было назвать лишь приемлемой. А с начальными вообще был полный трэш и угар. В то время как два других образца из числа также принимавших участие в конкурсе, показали себя намного лучше. И американцы впоследствии вовсю клепали их для своего флота и не могли на них нахвалиться. Вот так американский флот получил отличные турбины за советские деньги, в то время как советский за свои же деньги заимел большую головную боль… Но Надежде Гавриловне удалось раскопать, что дело было не только в некой случайной ошибке. Выяснилось, что в процессе выбора победителя конкурса имела место быть и обыкновенная коррупция. Как стало известно уже гораздо позже, ажно в шестидесятых, один из прикомандированных к советской делегации сопровождающих из состава АМТОРГа оказался кровно заинтересован в том, чтобы в конкурсе победил проект одной определенной фирмы. И приложил к этому все усилия. Причем в этом желании его горячо поддержал ещё и бывший директор АМТОРГа Саул Яковлевич Борн, который, несмотря на то что к моменту заключения этого контракта уже почти год пребывал на должности торгпреда СССР в Великобритании, как раз к моменту подведения итогов примчался в США и деятельно поспособствовал заключению нужного контракта. Был ли в этом его личный финансовый интерес — точно установить не удалось, но подобное энергичное участие на мысли навевало… — Теперь мы всех этих деятелей прижмем к ногтю. Всех на чистую воду выведем, — и Фрунзе энергично рубанул ладонью по воздуху. — Это хорошо, — согласно кивнул Алекс и озабоченно добавил: — Но тут главное не увлекаться. Иначе будет только хуже. Народный комиссар СССР по военным и морским делам нахмурился. — В смысле? — Понимаете, если увлечься и начать грести всех под одну гребенку, то можно не только зацепить невиновных, что уже можно расценивать как подрыв авторитета советской власти, что, скажу вам честно, очень ей аукнулось в шестидесятых и далее, но и реально затормозить реализацию очень многих проектов, которые могут оказаться жизненно важны для страны. — Не волнуйтесь — невинные не пострадают, — усмехнулся Михаил Васильевич. — Органы разберутся. — Так ведь не разобрались же, — вздохнул Алекс. Фрунзе насторожился. — В смысле? — Дело в том, что одной из главных причин срыва кораблестроительной программы стало явление, которое ещё в моей изначальной реальности именовалось «сталинскими репрессиями». И не только кораблестроительной, к сожалению… — А подробнее? — напряженно бросил Фрунзе. И Алекс рассказал. Как разработчиков одного из главных символов победы — знаменитых «катюш», инженеров Лангемака и Клейменова, расстреляли в начале тридцать восьмого, вследствие чего к началу войны РККА имели только одну батарею этого оружия. Как были арестованы и расстреляны Михаил Зибель, непосредственно руководивший разработкой первого советского танка с противоснарядным бронированием (ну, если не считать опытного танка, созданного немецким конструктором Эдвардом Гротте, работавшим в СССР по контракту), один из создателей «Сталинского молота» — двести трёх миллиметровой гаубицы особой мощности «Б-4» Магдасиев, разработчик систем связи и радиотехники доктор технических наук Валериан Баженов, инженер-кораблестроитель Сергей Турков, первый директор ГАЗа, в тридцать четвертом году награжденный «за выдающееся руководство и инициативу в работе по организации и освоению поточно-массового производства» орденом Ленина, Сергей Дьяконов, выдающийся конструктор-оружейник, Яков Таубин. А сколько конструкторов, учёных, военных, оказались выбиты из жизни и профессиональной деятельности на годы! Авиаконструкторы Туполев[112] и Бартини (кстати, итальянский коммунист и барон, специально переехавший в «первую в мире страну социализма», чтобы строить новое общество), создатель советской космической отрасли Сергей Королёв, «отец» советской радиолокации Павел Ощепков, будущий маршал Константин Рокоссовский… Фрунзе мрачнел с каждой минутой. А когда Алекс привел цифры, согласно которым в тридцать седьмом — тридцать восьмом годах было приговорено к высшей мере и расстреляно где-то по двести пятьдесят тысяч человек, в то время как парой лет раньше и позже число расстрелянных в год колебалось от тысячи до максимум чуть более двух с половиной тысяч человек[113], зло скрипнул зубами и выругался. После чего боднул собеседника недовольным взглядом и пробурчал: — До этого вы об этом не рассказывали. Это-о… повторялось каждый раз? — Да, — кивнул Алекс. — Не в таких масштабах, как в моей изначальной реальности, но всегда. И каждый раз вызывало подобные проблемы. — Мы предполагали нечто подобное, потому что у многих из тех, материалы по которым вы нам передавали, совпадали года смерти, но уж точно не в таких масштабах. Ладно — разберемся, — сухо уронил Фрунзе. Потом бросил на Алекса испытующий взгляд и спросил: — Ещё что-нибудь столь же «приятное» есть? Ну, на что стоит обратить особое внимание… Парень задумчиво наморщил лоб. — Если только «трудовой энтузиазм» и «диктатура пролетариата», — с легкой усмешкой констатировал он после пары минут размышлений. — А они-то вам чем не угодили? — снова нахмурился народный комиссар СССР по военным и морским делам. И Алекс вывалил на него ещё один пласт информации из числа тех, о которых он и сам ранее не подозревал. Как выяснилось, существенные проблемы с освоением новой техники лежали не только в области недостаточного технического уровня советской промышленности, но и в области, так сказать, социальных отношений. Вот он и рассказал о том, как полторы сотни «сверхплановых» грузовиков, с помпой выкаченных из цеха, потом почти полгода мокли и пылились на заднем дворе завода, поскольку аккумуляторов, подшипников коленвала и шин не хватало даже на серийную продукцию. Как «охваченные трудовым энтузиазмом молодые рабочие-комсомольцы» умудрились за восемь месяцев запороть дорогущие немецкие станки, способные работать десятилетиями, потому что в погоне, опять же, за сверхплановыми показателями и посчитав себя самыми умными, решили в два раза увеличить скорости обработки твердосплавных деталей. Выход продукции в эти восемь месяцев действительно увеличился в полтора раза, но за это время станки пришли в такое состояние, что годились только на выброс. Как «досрочная» разгрузка грузового состава бригадой грузчиков-ударников привела к тому, что несколько тонн химической лабораторной посуды, закупленной за валюту, оказалось разбито вдребезги, потому что бригада твердо решила выполнить «взятые повышенные обязательства», а кран, как на грех, вышел из строя… И всё это становилось возможным, потому что частенько требования инженеров и мастеров ещё старой, дореволюционной закалки, по соблюдению трудовой дисциплины и строгому исполнению требований технологии массово игнорировались «пролетариатом» под предлогом того, что «вам теперь не старое время — неча рабочий люд придирками гнобить»[114]. Ну и сакраментальное: «Теперь мы здеся власть»! — А почему в прежних материалах практически ничего из того, что вы мне сейчас рассказали, не было? — мрачно спросил Фрунзе. Ну да, о репрессиях Алекс до этого говорил только со Сталиным. Да и то так… аккуратно. Без употребления самого словосочетания «сталинские репрессии». Не хотел проверять реакцию Иосифа Виссарионовича… Да и делал он это больше из, так сказать, гуманитарных соображений. Ведь репрессии, гибель невинных и всё такое — это же плохо, не так ли? Вот и надо их как-то того… Тем более что уже после первого разговора в этом вопросе наметился определенный сдвиг. В смысле уменьшения масштабов репрессий. Что поначалу парня даже воодушевило… Однако когда Алекс погрузился в эту проблематику чуть более глубоко, то быстро заткнулся. Из совершенно шкурных соображений. Ибо до встречи с Эрикой он делал всё, чтобы вернулось то самое будущее, которое он так неосторожно разрушил. То есть с распадом СССР и крахом социализма. Он же ведь в том будущем, которое Алекс хотел вернуть, распался. Вот пусть и снова распадется… А, как выяснилось, те самые «сталинские репрессии» в социальных процессах, приведших к подобному результату, сыграли весьма весомую роль, став настоящим «идеологическим тараном» тех сил, которые атаковали СССР и его социальный строй, и очень сильно повлияв на восприятие гражданами позднего СССР самой социалистической идеи и формирование общего отношения к государству. Как минимум у части граждан. Причем весьма активной… Вот он и, покопавшись в теме и почитав исследования многих ведущих социологов и социальных психологов, испугался, что если не допустить репрессий — то СССР может и того, сохраниться невзначай… Однако признаваться в этом Алекс не собирался. Чревато. Что же касается печальных последствий трудового энтузиазма, то тут он раньше и сам не знал. Репрессии-то были на слуху, а вот негативные подробности про «досрочное выполнение плана» и всякие «повышенные социалистические обязательства» все уже давно забыли… — Ну-у-у, кое-что я узнал только во время нынешнего такта, в конце концов, я родился уже после распада СССР и не особенно интересовался его историей, — слегка заюлил Алекс. — Да и вообще я тогда больше на то, какие новые технологии можно принести, смотрел, да с, так сказать, глобальными цифрами разбирался — суммарной выплавкой чугуна и стали, производством электроэнергии, общим производством тракторов и грузовиков и так далее. А в этот раз, в связи с провалом кораблестроительной программы, пришлось закопаться в детали и разбираться, почему с внедрением в жизнь всего уже переданного так печально получилось. Вот и разобрался… — Ладно, я понял, — раздраженно бросил Фрунзе. — Если это всё, то давайте уж перейдём к тем вопросам, которые имеются у меня… Часом, естественно, обойтись не удалось. И даже двумя. Но после обеда Фрунзе уехал. Хотя легче от этого Алексу не стало. Потому что Эрика тут же напомнила, что он обещал ей всё рассказать, и, уложив Ваньку, утянула его в библиотеку. — Ну давайте, герр До'Урден, — с легкой усмешкой произнесла она, уютно устроившись в кресле у камина. — Начинайте меня удивлять. Алекс делано тяжко вздохнул, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и начал…