Для себя

Глава 6

— Значит, семь миллионов погибших… — тихо повторил Сталин. — Ну-у-у… разные исследователи называют разные цифры — от около двух целых и семи десятых миллиона человек и до восьми. А на Украине некоторые деятели со своим «голодомором» только у себя насчитали чуть ли не столько же, — осторожно уточнил Алекс. — Но большинство серьезных исследователей сходится именно на этой цифре. В кабинете повисла напряженная тишина… Крак! — Алекс вздрогнул. Карандаш, который Сталин держал в руках, разломился на две половинки. Хозяин кабинета, зло скрипнул зубами, недоуменно покосился на обломки и швырнул их в стоящую на столе пепельницу. — Так, ещё раз причины, которые привели к голоду, — глухо начал Сталин. — Во-первых, несознательное крестьянство начало резать скот и птицу, не желая отдавать их в колхозы. Во-вторых, во многих колхозах неправильно подошли к организации хозяйственной деятельности, сначала внедрив уравниловку, вследствие чего опять же многие несознательные крестьяне, ставшие колхозниками, из ряда вон плохо отнеслись к проведению полевых работ. Мол, раз не мое, а «дядино» — так пусть «дядя» работает! Так? — Ну-у… да, — осторожно кивнул Алекс. — Не совсем согласен именно с такими формулировками, но где-то так… — В-третьих — излишнее рвение низовых органов. Многие товарищи, помня продразверстку, пребывали в убеждении, что хлеб у крестьян есть, просто спрятанный, и потому выгребали до донышка всё, до чего успели дотянуться… — Сталин сделал паузу, а потом буквально прорычал: — И мы имеем семь миллионов умерших от голода во вполне нормальном по климатическим показателям году! — И плюс к этому последующее резкое падение технологической дисциплины и качества продукции промышленности вследствие того, что более двадцати пяти тысяч наиболее мотивированных и профессионально подготовленных рабочих, большая часть из которых была коммунистами, оказались оторваны от своих рабочих мест и отправлены в деревню[53], — добавил Алекс. — Причем большинство из них в сельском хозяйстве понимало не лучше, чем свинья в апельсинах… — Не передергивай! — рявкнул Сталин. Алекс слегка скривился, но промолчал. Попадать под горячую руку будущего главного тирана и диктатора всех времен и народов точно не стоило… До СССР он добрался в начале мая. В состоянии полного ошеломления. Потому что последняя неделя апреля прошла для него в каком-то счастливом мареве. Всё началось той ночью во дворце Турн-и-Таксис, в Регенсбурге. Вечер не оправдал ни одной из его тайных надежд. Алекс специально напросился посидеть в библиотеке дворца, надеясь на то, что Эрика захочет напоследок хоть немного пообщаться. Ну, или просто сказать что-то типа: «Прощай, всё было круто». Или даже только лишь: «Прощай». Но тщетно. Она не пришла. Когда весьма чопорная пожилая служанка, которая не столько стремилась как-то угодить гостю, сколько, наоборот, изо всех сил демонстрировала, как этот гость неугоден ее обожаемой хозяйке, проводила Алекса из библиотеки до предоставленной ему комнатушки, расположенной чуть ли не на чердаке, парень уныло подумал, что зря повелся на несбыточное. И, пожалуй, заночевать в каком-нибудь гастхаузе в городе было бы куда лучшей идеей. А то в выделенной ему комнатушке от холодного пола едва не сводило пальцы на ногах. Тоже мне — дворец, называется… Впрочем, судя по интерьеру, его, скорее всего, поселили в комнате для прислуги… А с другой стороны — заночуй он в гастхаузе, точно бы полночи валялся без сна, проклиная себя за малодушие. Ведь он бы тогда не знал, что вечер пройдет впустую… Как бы там ни было, один положительный результат этого его глупого поступка всё-таки был. И это определенность! Теперь Алекс может быть совершенно уверен, что для графини фон Даннерсберг он — всего лишь забавный эпизод, приятный случайный попутчик, скрасивший дорогу своими историями. И все его надежды — суть глупые мечтания распалившегося разума. Впрочем, у влюбленных это бывает сплошь и рядом. А он точно влюбился. Идиот! С тем парень и уснул… Его разбудил тихий шепот: — Алекзандер… Алекс замер, не в силах поверить в то, что только что услышал. — Вы спите? — Акхм… — парень взвился, откидывая одеяло и буквально выпрыгивая из постели. — Й-а-а-а… Эрика! Нет, я не сплю, что вы! Черт! — он с размаху заехал себе по физиономии. Блин, что он несет! — Эрика, простите, ради бога, я просто не ожидал… о боги! Эрика стояла перед ним, босая, с распущенными волосами и закутавшись в плед. Алекс несколько мгновений зачарованно пялился на это божественное зрелище, чувствуя, что его сердце, как это пелось в одной очень, как выяснилось, прямо-таки медицински точной песне: «остановилось, постояло немного и снова пошло…», а затем хрипло выдавил: — Вы-ы-ы… ноги… мерзнут… Эрика несколько мгновений смотрела на него испытующим взглядом, а затем улыбнулась и, сделав шаг вперед, прижалась к нему, спрятав свое лицо у него на груди. Алекс замер, страшно боясь спугнуть, развеять это небывалое, немыслимо счастливое мгновение. А девушка подняла голову и, посмотрев прямо ему в глаза, тихо произнесла: — Пожалуйста, будь со мной нежен. Я… у меня это будет в первый раз… — Вы опять о чем-то мечтаете, господин Штрауб… Алекс вздрогнул, возвращаясь в настоящее, и покосился на хозяина кабинета. Сталин смотрел на него с добродушной усмешкой. Да и голос у него был заметно теплее, чем несколько минут назад. Ну, когда они обсуждали голод начала тридцатых. С этим голодом всё случилось как-то неожиданно… Сталин вызвал его на разговор довольно быстро — уже на следующий день после того, как Алекс добрался до Москвы. И первым делом очень тепло поблагодарил за всё присланное. А потом мягко пожурил за то, что «наш молодой друг» нашел в будущем каких-то странных экономистов. Сплошь перестраховщиков. Ведь темпы развития страны уже в ближайшем будущем должны взлететь просто на небывалую высоту. Поскольку, по всем расчетам, перевод сельского хозяйства на новые, прогрессивные технологии, связанные с широким использованием тракторов и комбайнов на колхозных, то есть широких, просторных, не разделенных на мелкие куски межами[54], и потому наиболее пригодных для машинной обработки, полях, должен сильно поднять производительность труда в этой отрасли народного хозяйства. А таких полей в стране теперь будет большинство. Потому что курс на массовую коллективизацию уже утвержден… Услышав это, Алекс несколько мгновений недоуменно пялился на хозяина кабинета, а потом осторожно уточнил, а читал ли его собеседник материалы по голоду, разразившемуся в СССР в начале тридцатых годов и ставшему результатом как раз этой массовой коллективизации. Потому что никаких физических или там климатических причин для подобного голода в этот год на территории Советского Союза не имелось… Сталин озадаченно посмотрел на Алекса, потом побагровел и, вскочив на ноги, прошипел: — Где эти материалы?! Как выяснилось из последующего разговора, все распечатки по, так сказать, «технологическим» вопросам Иосиф Виссарионович уже отдал в работу, а вот с информацией по персоналиям и всяким политико-экономическим предложениям решил сначала ознакомиться сам. Информации же той было… Да и текущую работу с него также никто не снимал. Так что до голода начала тридцатых руки у него пока не дошли. Поскольку в сложенных, как выяснилось, прямо в комнате отдыха материалах они, после короткой нервной вспышки, решили всё же не копаться (ну, чтобы не терять времени, которое Генсек смог выделить на встречу), Сталин, немного успокоившись, попросил Алекса коротко изложить то, что тот помнил по этому периоду. Как выяснилось, парень помнил довольно много. Ну, дык, не зря всё вычитывал… — Вероятно, снова вспоминаете свою графиню, — между тем предположил хозяин кабинета. И Алекс расплылся в глупой улыбке… После той ночи в его жизни началась настоящая феерия счастья. Он проснулся, когда Эрика тихонько выбиралась из его постели. Обнаружив это, Алекс испуганно вскинулся и… замер. — Уходишь? — упавшим голосом прошептал он. Девушка тихонько рассмеялась. — А ты хочешь увидеть реакцию тетушки на то, что она поутру обнаружит меня в твоей постели? — Хм… пожалуй, нет, — со счастливой улыбкой кивнул парень. Ну а как ещё он мог отреагировать на ее смех? Эрика протянула руку и погладила его по щеке. А потом наклонилась и поцеловала. — Не обижайся на нее. Она меня очень любит и действительно желает мне только добра… — девушка тихонько вздохнула. — Только она всегда была категорически против всех моих, как она их называла, новомодных увлечений — яхты, полетов, мотоцикла. И всё время говорила, что они точно не доведут меня до добра. — Тут Эрика запнулась, негромко хихикнула и, окинув Алекса лукавым взглядом, закончила: — И, знаешь, со своей точки зрения, она таки оказалась совершенно права… — после чего чарующе рассмеялась… Из дворца Алекс малодушно сбежал. То есть тихонько исчез ещё до завтрака. На этом настояла Эрика, заявив, что вскоре сама приедет к нему. А пока ему лучше побыстрее уехать. И Алекс представлял почему — они с ней изгваздали в крови простыни в его комнате, так что их ночное приключение совершенно точно останется тайной не слишком долго. Служанки у тетушки, по словам девушки, к своим обязанностям всегда относились весьма добросовестно… А попадать тетушке под горячую руку Алексу точно не стоило. Характер у нее, судя по вчерашнему обеду, был ещё тот. К тому же парень совершенно точно не был ее любимой племянницей… С билетами Зорге к утру вполне разобрался, так что уже через два часа поезд увозил их в направлении Мюнхена. Мотоцикл пришлось сдать в багажный вагон, но с этим справился Рихард. Так что Алексу ничего не мешало всю дорогу пребывать в блаженном обалдении, не выходя из него даже во время пересадок. А потом он принялся ждать… Сталин ещё раз окинул его этаким лукаво-добродушным взглядом, после чего посерьезнел и вздохнул: — Вынужден вернуть вас к нашему разговору. Как выяснилось, я пока не готов к обсуждению предложений по экономике. Многое упустил и не успел изучить, — Сталин усмехнулся. — Впрочем, это — ваша вина. Подкинули нам работы… Но мы не в обиде. Наоборот — крайне благодарны. Может, у вас есть какие-нибудь вопросы, с которыми мы могли бы вам помочь? Это помимо оговоренных выплат. Алекс задумался. Мысли насчет того, что ему нужно от СССР, у него были, но… нет, рано пока их озвучивать. Да и не факт, что стоит… Ибо если даже ему и согласятся помочь, в чем он в принципе не сильно сомневался, это даст в руки Сталину такой мощный рычаг воздействия на него, что… короче — надо думать. — Вы подумайте, — настойчиво повторил хозяин кабинета, как будто прочитав мысли собеседника. — Мы перед вами в большом долгу. А Советский Союз не привык оставаться в долгу у своих друзей… Но с этим мы не торопим. А вот ваша помощь нам в кое-каких вопросах ещё необходима. У нас тут скопилось некоторое количество вопросов. Например, у наших флотских товарищей возникли вопросы по переданным им материалам. Более того, скажу честно, они категорически против большинства тех предложений, которые в них содержатся. Вы не могли бы разъяснить, на основании чего они возникли? — В смысле? — не понял Алекс. — Ну, например, почему вы в качестве образца для тяжелого крейсера предлагаете взять столь устаревший тип корабля, как броненосец. Насколько мне разъяснили наши флотские товарищи, этот тип корабля стал считаться устаревшим ещё после Русско-японской войны. — Ах, вот оно что… — Алекс усмехнулся. — Ну, так броненосец броненосцу рознь. То, что понимают под этим ваши флотские товарищи, и то, что сейчас строится в Германии, это, как говорят в Одессе, — две большие разницы. На самом деле немцы строят отнюдь не броненосец[55], а дальний океанский рейдер, способный убежать от любого более сильного корабля и уничтожить любой более слабый. В принципе, они с ним просчитаются, но не потому, что построят плохой корабль. Наоборот, корабль получится уникальный по своим характеристикам. Впоследствии этот тип кораблей вообще назовут «карманными линкорами»… Просто основными «прерывателями торговли» в будущей войне станут не надводные корабли, а стаи подводных лодок. И если бы немцы вместо трех своих «карманных линкоров» построили пятьдесят подводных лодок — толку бы было в разы больше! — Хм… возможно. Но зачем тогда они нам? — Ну-у… точно не знаю. На самом деле я не очень-то разбираюсь во всех этих флотских делах, — осторожно отозвался Алекс. А то ещё мобилизуют его убеждать местных моряков… — Насколько я понял, основной аргумент заключается в том, что покупка лицензии на эти корабли позволит нам получить доступ к новейшим немецким технологиям кораблестроения. Хотя… возможно, массово строить столь тяжелые корабли в преддверии войны, которая будет идти для вас в первую очередь и в основном на суше, и не стоит… — осторожно произнес Алекс. Сталин нахмурился. — С точки зрения экономики вы, возможно, и правы, — сурово начал он. — Но с точки зрения политики вы категорически не правы. Флот — это проекция мощи. Причем не только и не столько военной, сколько экономической, промышленной, финансовой… И если Советский Союз не покажет всему миру, что он способен… Алекс послушно молчал, слушая спич сурового властителя Страны Советов, который, впрочем, пока ещё был на пути к подобной вершине. Черт, ну всё точно, как ему говорил бывший капитан второго ранга. Сталин реально зациклен на больших кораблях. Интересно, а удастся его убедить ограничиться максимум тяжелыми крейсерами или он всё равно будет наставить на линкорах… — Ладно, — оборвал сам себя Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), — что-то я увлекся. Эти вопросы всё равно не в вашей компетенции. А к вам у меня вот какой вопрос — а немцы согласятся продать нам чертежи своих новейших кораблей? Алекс пожал плечами. — Те, кто готовил эти предложения, считают, что согласятся. Не в этом году, конечно, и, возможно, не в следующем, но точно согласятся. Потому что по большому счету подобные корабли всё-таки больше паллиатив, вызванный тем, что Германия находится под ограничениями Версаля. И когда немцами было решено эти ограничения отбросить — они стали строить совсем другие корабли. Более традиционные, так сказать… — Хм, тогда, может, и нам строить другие? — М-м-м… можно. Рассматривались варианты взять за основу итальянские проекты. Но вот предлагаемый проект сильнее почти в два раза! В конце концов, именно эти корабли в мире именовали пусть и карманными, но линкорами, — забросил он некую зацепочку, которая, как он надеялся, может стать той соломинкой, которая переломит упорное желание Сталина непременно заиметь линкоры. — И, как я уже говорил, у немцев получится «зацепить» куда больше полезных технологий, чем у итальянцев. Да и весь пакет предлагаемых к покупке технологий в области кораблестроения почти полностью немецкий. То есть и с точки зрения переговорного процесса, и с точки зрения условий кредитования он как бы ну-у-у… самоподдерживающийся. То есть одна сделка тянет за собой другую, та — третью, и так далее… А с итальянцами придется разговаривать отдельно. Но решать вам… Сталин задумался. После чего спросил: — А сможем ли мы их построить? — Полностью такие же — нет, — мотнул головой Алекс. — Например, уникальную двигательную установку этих кораблей точно не повторите. Но вам она и не нужна. Вам же не требуется дальность действия более шестнадцати тысяч морских миль? Вам и пяти тысяч за глаза хватит. Так что вместо тех уникальных дизелей вполне можно воткнуть обычные паровые турбины. Конечно, придется заметно переработать конструкцию, но рекомендации того, как это лучше сделать, в переданных материалах имеются. Ну и турбины, так же ещё надо будет разработать и внедрить в производство. Но вам их по любому нужно будет разрабатывать… И предложения по тому, как с этим справиться наиболее быстро и с наименьшими затратами, а также кто вам с этим может помочь, в материалах тоже есть… — Понятно… — Сталин задумчиво кивнул, а затем задал новый вопрос: — Но почему такое категорическое требование насчет непременной универсальности практически всей флотской артиллерии? Ну, кроме главного калибра тяжелых крейсеров. Ведь универсальные орудия имеют куда меньшую дальность стрельбы. А весь опыт войн на море последних десятилетий утверждает, что большая дальность стрельбы едва ли не ключевой фактор победы в морском сражении. Ну и универсальная артиллерия куда дороже и сложнее в производстве, чем не универсальная. Тем более что использовать против самолетов пушки таких крупных калибров слишком расточительно. Алекс понимал, зачем Сталин задает ему эти вопросы. Проекты, разработанные в будущем, были ориентированы на создание флота, наиболее отвечающего реалиям той войны, которую будет вести советский военно-морской флот через десять с небольшим лет. Но воззрения на войну на море, господствующие в настоящий момент не только среди моряков РККФ, но и вообще в мире, были ещё очень далеки от реалий той, будущей войны. И базировались на опыте Первой мировой и более ранних войн. То есть всё как всегда — генералы (ну в данном случае адмиралы) всегда готовятся к прошедшей войне… Вследствие чего многие привезенные Алексом предложения в глазах современных моряков выглядели откровенной ересью. И именно Сталину нужно было как-то убедить тех, перед кем стояла задача создать к войне боеспособный военно-морской флот страны (ну не лично же главе СССР этим заниматься?), в том, что строить его следовало таким, как предлагалось вот в этих выглядевших ересью материалах, а вовсе не таким, как это представлялось им самим в настоящий момент. Для чего ему самому требовалось разобраться с тем, на чем основывались подобные предложения. И как и что отвечать на высказываемые ими претензии. Сам же он вряд ли успел прочитать материалы по флоту… — Дело в том, что, насколько я помню, удары вражеской авиации являлись основной причиной боевых потерь советского флота во Второй мировой войне, — пояснил Алекс. О-о, эти вопросы они с дедком обсосали до косточек. Так что ему было что сказать. — Почти пятьдесят процентов потерь было именно от нее… На втором месте — мины. Причем в значительной части свои собственные… Сталин посуровел. — …на третьем — подводные лодки. И только процентов пятнадцать пришлось на артиллерийские схватки между кораблями. Да и тут неуниверсальная артиллерия как-то не слишком помогла. Ну что тут можно сделать, если против гражданского ледокола, наскоро вооруженного парой семидесяти шести миллиметровых зениток выходит тот самый «карманный линкор» с шестью только двухсот восьмидесяти миллиметровыми орудиями главного калибра, не считая всего остального. Так что, если проанализировать статистику, зенитная артиллерия жизненно необходима оказалась в пятидесяти процентах случаев, в то время как неуниверсальная — в лучшем случае только в пятнадцати. А много зениток на корабли не запихнешь. Универсалок же можно напихать много. Причем куда более впечатляющего калибра, в снаряды которого уже ближе к концу войны вполне можно будет запихнуть радиовзрыватели. Увы, вряд ли к тому времени удастся добиться снижения их размеров настолько, чтобы они влезли в более мелкие калибры… И если в тех пятидесяти процентах случаев атакующие самолеты встретят отпор не пары зениток, а четырех, шести или даже десяти-пятнадцати универсалок, да ещё и в первую очередь «заточенных» именно под ПВО, да со снарядами с радиовзрывателями, то это точно позволит сократить потери. И, возможно, даже в разы. Так что ещё надо посчитать, что действительно обойдется дешевле — неуниверсальная артиллерия или несколько десятков кораблей, которые в будущую войну останутся в строю и не будут потоплены, — Алекс замолчал. Хозяин кабинета задумчиво кивнул. Некоторое время в кабинете стояла тишина, а затем Сталин неожиданно спросил: — Скажите, Саша, а как вы относитесь к тому, что я введу в круг людей, знающих о вас ещё… м-м-м… нескольких человек? Алекс слегка напрягся. — Ну-у-у… — осторожно начал он, — не очень хорошо. Мне кажется, что чем меньше людей знают обо мне, тем лучше… нам всем лучше. Потому что вы, несомненно, прекрасно представляете, что начнется, если где-то там, — он мотнул головой в сторону окна, — узнают о том, что у СССР есть возможность получать информацию из будущего. — Это будет очень плохо, — кивнул Сталин. — Но я могу вас заверить, что это будут исключительно надежные люди. Беззаветно преданные партии и стране и прошедшие хорошую школу подпольщика. То есть понимающие, как надо держать язык за зубами, — и он напряженно уставился на Алекса. Тот некоторое время молчал, а потом осторожно спросил: — Скажите, а начальник управления НКВД по Дальнему Востоку, причем награжденный орденом Ленина за свои заслуги в борьбе со шпионами и предателями, — это надежный товарищ?[56] Сталин замер. — А заместитель Народного комиссара по иностранным делам СССР и член РСДРП с момента ее образования? Сталин побагровел и несколько мгновений сидел молча, стиснув кулаки. Алекс даже начал опасаться, что его хватит удар. Но тот справился. Только резко расстегнул воротник френча и сделал глубокий вдох. А потом глухо спросил: — Они есть в ваших материалах? — Да, — кивнул Алекс. После чего, немного поколебавшись, добавил: — Правда, про замнаркома там скорее предположения… — Хорошо. Я обещаю, что очень внимательно прочитаю все ваши материалы. Но-о-о… дело в том, что я сомневаюсь в своей возможности в одиночку переубедить наших военных в том, что их представления не совсем отвечают характеру будущей войны и что армию и флот стоит оснащать и организовывать именно по вашим предложениям, — он сделал паузу, после чего спросил: — А как себя зарекомендовал товарищ Фрунзе? Алекс пожал плечами. — В принципе, очень неплохо. То есть перед моим первым попаданием он умер в двадцать пятом году. А в этот раз — выжил. Наверное, потому, что вы что-то сделали, когда я принес вам информацию о нём в прошлый раз… Сталин молча кивнул. Алекс замолчал, задумавшись, а потом осторожно произнес: — Возможно… с ним риск действительно будет не слишком велик. — А товарищ Киров? Алекс нахмурился, и Сталин поспешно пояснил: — В переданных вами материалах очень большая часть информации по промышленности, которую, скорее всего, придется воплощать в жизнь в Ленинграде и вообще в Северо-Западном регионе. Там у нас наиболее развитый промышленный район и сильный куст учебных заведений. Так что там с ними справятся быстрее и лучше… Но для наибольшего успеха было бы очень хорошо, чтобы руководитель, отвечающий за этот регион, также был в курсе того, откуда появились все те технологии, которые ему требуется реализовать на практике, — хозяин кабинета замолчал, напряженно уставившись на своего собеседника. На самом деле «Серж»[57] уже был в курсе наличия «попаданца», но Сталину хотелось, так сказать, «легализовать» его перед сидящим перед ним человеком, чтобы Киров смог принимать участие в их совещаниях. А то, что он являлся единственным связующим звеном, регулярно приводило к неприятным накладкам. Да и вообще, одна голова хорошо, а две или три лучше. И три комплекта ушей тоже. Парень, конечно, простоват и весьма наивен, но иное образование и воспитание и весьма широкий для человека его возраста кругозор частенько позволяли ему взглянуть на проблемы под очень интересным углом. Так что обсуждение с ним некоторых вопросов точно будет для товарищей совсем не лишним… — Про Кирова я тоже ничего негативного не могу припомнить, — снова весьма осторожно сформулировал Алекс. — Тогда, если вы не против, я бы хотел нашу следующую встречу провести вместе с ними… Выйдя из Кремля, Алекс не спеша двинулся по Красной площади, вдоль трамвайных путей[58], вновь погрузившись в приятные воспоминания… Эрика приехала через десять дней. Алекс уже места себе не находил, буквально мечась по дому и едва ли не карабкаясь на стенки. Он дико скучал по своей любви, и каждый час без нее казался мучительным. А она всё не ехала и не ехала… Слава богу, кроме Зорге, в доме никого не было. После «гибели» от пожара «герра Хубера», люди, составлявшие его охрану, были, как это говорится, «переброшены на другие участки работы». Ну, так ему сказал Рихард. Мол, «сверху» приняли решение, что лучше всего сохранность информации о наличии портала в будущее и человеке, способном через него проходить, обеспечит тайна, а не вооруженная охрана. Ибо, хотя всей информацией среди всего имевшегося в доме персонала владел один Зорге, полной гарантии того, что никто из живущих рядом с Алексом более-менее долгое время не сможет догадаться ни о чем подобном, дать никто не мог. И потому было принято решение использовать имитацию его смерти ещё и для того, чтобы серьезно уменьшить число людей, как-то связанных с герром Хубером и этим домом в швейцарской глуши. Да, был такой герр Хубер, большой друг СССР, но, вот беда, дотянулись до него злые люди, и-и-и… нет его больше. Погиб. Во время пожара… Вследствие чего эти его метания мог наблюдать только Рихард. Зато когда за окном послышался знакомый стрекот мотоцикла, Алекс так рванул из своего кабинета вниз по лестнице, что, споткнувшись, едва не вышиб лбом входную дверь! — А-ха-ха-ха… — весело рассмеялась Эрика, стаскивая с головы кожаный шлем с очками, — Алекзандер, ты так спешил меня встретить, что чуть не разломал дом! А парень молча стоял рядом и глупо улыбался, глядя на свою любовь… Потом у них начались семь счастливых дней. Они гуляли с Эрикой по лесу, Алекс охапками рвал полевые и лесные цветы, а графиня фон Даннерсберг как маленькая девочка плела из них венки и, дурачась, украшала ими парня. Вечерами они не могли наговориться. А какие у них были ночи… В день расставания Эрика с утра долго разглядывала в зеркало свое лицо, а потом мило сморщила носик. — Ужас, какие губы. Мама точно спросит — с кем целовалась? Да и мешки под глазами нарисовались, — после чего девушка счастливо вздохнула. — Ладно, дома отосплюсь… — а затем погрустнела. — Алекс, я теперь не смогу приехать к тебе месяца три точно. Скоро свадьба у троюродной сестрицы, а потом целая череда именин и других скучных мероприятий, на которых мне придется присутствовать. Причем большая часть вообще не в Остеррайхе. Тетушка поставила мне жёсткое условие, что я непременно должна присутствовать на них всех, — тут очаровательное личико девушки озарила озорная улыбка. — Ой, ты бы слышал, как она ругалась, когда служанка доложила ей о том, к каком состоянии оказалась простыня в твоей комнате. — Сильно досталось? — участливо спросил Алекс. — Да нет… — пожала плечами девушка. — Я же тебе говорила, что она меня очень любит. Но зато тетушка объявила, что решила вплотную заняться моим воспитанием, — Эрика грустно замолчала. Алекс же несколько мгновений обдумывал пришедшую ему в голову мысль, а затем осторожно предложил: — А может, я к тебе приеду? — девушка помрачнела. — Нет, не надо. Иначе всё так усложнится… — она протянула руку и погладила его по щеке. — Всё очень сложно, любимый. Я знаю, что ты чудесный — умный, сильный, добрый и вообще… благородный дроу! Но это я. Никому из моих родственников этого не объяснить… Алекс осторожно прижал ее пальчики к своей щеке и потерся о них. — Ничего, малыш, прорвемся. Есть у меня пара козырей. Вернее… — он задумался, — будет! Но их ещё надо подготовить. — Хорошо. Я тоже буду думать, что можно сделать. Но пока тебе придется три месяца быть без меня… На следующее утро она уехала. А уже вечером они с Зорге садились на поезд в Люцерне, направляясь в Москву. За три месяца в этом доме без Эрики Алекс бы точно сошел с ума. А в Москве была возможность нагрузить себя работой и отвлечься…