Фортуна Эрика Минца

— Три, господин адмирал! Лейтенант Минц, честь имею!

— О, как! — рассмеялся адмирал, — а я все гадаю, где это я его видел? Как вы здесь оказались, лейтенант?

Судя по всему, о ночной гулянке господа адмиралы, если и были осведомлены, то не знали ее причины.

— Нахожусь в гостях у Андрея и Веры Мельник, господин адмирал.

— Ну-ка, ну-ка! — шагнул вперед Мельник. — Так это тебя, парень, я по всем тюрьмам разыскивал?

— Вероятно, меня, господин адмирал!

— Постой, а как же ты вдруг сразу в лейтенанты прыгнул?

Получалось, что адмирал Мельник окончания истории не знает, и понятно, почему. Скорее всего, выяснением подробностей занимался какой-нибудь порученец адмирала, с которым и имели, собственно, дело Андрей и Вера.

— Думаю, что, как минимум, половину ответа на этот вопрос я знаю, — снова вступил Моргенштерн. — Этот парень, господа, взорвал носитель "Хадж".

— Точно! — ударил себя ладонью по лбу один из незнакомых Эрику мужчин. — Эрик Минц. Вас, лейтенант, государь наградил "Звездой и Мечом", я прав?

— Так точно! — отчеканил Эрик, которому деваться было некуда.

— А у Верки хороший вкус! — хохотнул неожиданно еще один мужчина.

— У моей дочери все хорошее, — криво усмехнулся адмирал Мельник. — И вкус, в том числе. Где проходите службу, господин лейтенант?

— Зачислен в ВАКУ ВКС, господин адмирал.

— Ну, ладно тогда! — кивнул Мельник. — Значит, действительно чего-то стоишь. Гуляй, ухажёр!

— Благодарю, господин адмирал!

На том и расстались.

* * *

Если до разговора с адмиралами у Эрика имелись какие-то иллюзии относительно их участия в его стремительном карьерном взлете, теперь он точно знал, что к ним эта история отношения не имеет. Вернее, имеет, но лишь косвенное. Оба они — и Мельник, и Моргенштерн, — совершили, каждый в свое время, какой-то добрый поступок в отношении Эрика, но и только. Остальное — дело случая. Ему просто невероятно, сказочно повезло. Подфартило, когда выяснилось, что его мозг устойчив к адаптивному интерфейсу ракетоносцев. Улыбнулась удача, когда он вышел живым из потенциально самоубийственной атаки на халифатский "носитель". "Свезло", когда небезызвестный фильм попался на глаза императору. И так раз за разом, здесь и там, в большом и малом. Ему везет — вот в чем смысл всей этой истории. Он баловень судьбы и любимец фортуны, где-то так.

С этими небесспорными мыслями он возвратился к дому, который, наверное, все-таки правильнее называть дворцом, и решил — будь, что будет, — пойти к Вере и объясниться с ней на трезвую голову. В принципе, он не знал, что станет говорить, и чего ожидать от этой встречи, тоже не знал. Но ему показалось, что виной всем его сомнениям обыкновенная недосказанность. Они с Верой были знакомы полтора года, но в то время и при тех обстоятельствах, о том, чтобы поговорить с ней откровенно о таких вещах, как чувства и отношения, и речи быть не могло. А потом они полтора года не виделись, и встретились вчера, только потому что у Веры и Андрея хватило упорства искать Эрика и, в конце концов, найти. И это очень много говорит о Мельниках, как и то, какой праздник они ему устроили. Но, если с Андреем Эрику все было более или менее ясно, то с Верой он должен был все-таки сначала поговорить.

Эрик поднялся на третий этаж и по памяти вышел к дверям, за которыми предположительно помещались покои Веры. Постоял пару мгновений, собираясь с духом, и осторожно постучал в дверь костяшками пальцев. Во дворце Мельников было много диковин, но и архаики, которую, порой, так любит элита имперского общества, хватало тоже. Вот и в двери надо было стучать, хотя, казалось бы, что стоило поставить сенсор или еще какую-нибудь игрушку?

Между тем, на стук никто не ответил, и, выждав еще немного времени, Эрик постучал снова. В конечном итоге, он сдался после четвертой попутки, — ну, не стучать же в дверь кулаком! — и осторожно тронул дверную ручку. Та поддалась, и створка двери чуть приоткрылась.

"Ну, если сказал: "А"..."

Эрик тихонько толкнул дверь, и та открылась, пропуская его в комнату, которая, по-видимому, служила Вере гостиной. Сама хозяйка апартаментов сидела в кресле, развернутом к двери, и курила длинную сигарету. Из одежды на ней было что-то довольно короткое и невесомо-прозрачное, что ничего толком не скрывало, а девушка еще и ногу на ногу положила. Это, наверное, чтобы не оставалось вообще никаких тайн. В другой ситуации, Эрик многое бы отдал за то, чтобы взглянуть на такое хотя бы одним глазком. Но сейчас при виде полуобнаженной, — или не совсем одетой, — Веры, его попросту бросило в жар. Он почувствовал, что краснеет и замер в проеме двери, не зная, что теперь делать, и что сказать. Если честно, о цели своего визита он в этот момент попросту забыл.

— А я все гадала, войдешь или нет? — Вера смотрела на него с ехидной улыбкой, и было очевидно, сложившаяся ситуация доставляет ей истинное наслаждение. — Ты бы отмер, что ли, а то неловко выйдет, если кто-нибудь по коридору пройдет.

— Ох, извини! — опомнился Эрик и шагнул назад, чтобы выйти в коридор и закрыть за собой эту чертову дверь. Но Вера ему сделать это не позволила.

— Куда?!

— Я... — опешил Эрик.

— Три шага вперед! — приказала Вера. — И не забудь притворить за собой дверь!

"Ох, ты ж..."

Эрик шагнул вперед и поймал себя на том, что отводит взгляд в сторону.

— Эрик, ты что, стесняешься? — спросила без ухмылки, как если бы сама удивилась.

— Вроде того, — честно признался он и уперся взглядом ей в переносицу.

— Эрик, а ты?..

— Два раза нет, — нашел он в себе силы усмехнуться. — Не "девушка", если ты об этом, и голых женщин видел... несколько раз.

— Несколько, это сколько? — тут же заинтересовалась Вера.

— Три. — Эрик по-прежнему считал, что честность — лучшая политика, особенно тогда, когда в голове пусто, щеки горят и во рту от волнения пересохло. Но с другой стороны, он никогда не забывал, что точность в деталях уместна отнюдь не всегда.

— Шлюхи?

Но про шлюх он рассказывать Вере не собирался ни при каких обстоятельствах.

— Да, нет, — пожал плечами Эрик. — Вроде бы, нет. Просто пар спускали.

— Любопытное определение, — снова усмехнулась девушка. — Можно попросить тебя, опустить взгляд, а то меня дико раздражает, когда мне смотрят в переносицу.

— Губы или грудь? — попробовал пошутить Эрик.

— Лучше пока в глаза.

— Как скажешь.

Он все-таки опустил взгляд и посмотрел ей в глаза.

— Я вся внимание!

"О чем это она?" — удивился Эрик, но тут же сообразил, о чем идет речь, и понял, что снова оказался на перепутье, называемом в просторечии "сейчас или никогда".

— Получается, я тебя, вроде бы, люблю, — сказал он после паузы. — Только раньше даже подумать об этом не мог.

— Так любишь или "вроде бы"? Ты уж выбери что-нибудь одно, Эрик Минц, потому что я тебя люблю без "вроде бы".

"Слишком быстро, — еще больше напрягся Эрик. — Мне так много и сразу просто не переварить!"

— Люблю.

— Уже лучше, — одобрительно кивнула Вера. — А почему "даже думать не мог"?

— Потому что я не умею мечтать о несбыточном. — Вот сейчас он действительно сказал правду. — А ты была за гранью возможного.

— Не понимаю, — нахмурилась явно озадаченная его словами девушка.

— Ну, это как влюбится в звезду голофильмов или в дочку императора, — попробовал он объяснить.

— Ну, так и влюбляются! — еще больше удивилась Вера.

— Только не я, — покачал он головой. — Я не умею, Вера. Несбыточное не может быть предметом любви. Я только вчера позволил себе посмотреть правде в глаза...

— Вот даже не знаю, это достоинство или наоборот?

И в этот момент Эрик понял, что снова, как и прежде идет за женщиной, а не ведет ее за собой. Его пассивная выжидательная позиция становилась модусом операнди в отношениях с женщинами, шла ли речь о том, чтобы "спустить пар", или, как сейчас, о настоящей любви.

"Нет, так дело не пойдет!"

Ему очень не хотелось выглядеть в глазах Веры слабаком или дураком, поэтому он попытался преодолеть робость и буквально через силу заставил себя шагнуть к девушке. Она молчала, смотрела, как он идет, ждала и, верно, гадала, что именно он сделает. А Эрику хотелось просто взять ее на руки и прижать к груди. Такое вот дурацкое желание. Но, как бы то ни было, он так и сделал. При его росте и силе, вынуть девушку из кресла не представляло труда, и через мгновение он уже прижимал ее к груди.

— Ну ты и лось! — выдохнула ему куда-то под челюсть Вера. — Ты такой большой, Минц, что меня начинает тревожить наше совместное будущее.

— В каком смысле? — не понял ее Эрик.

— Ну, не знаю, — как-то слишком серьезно ответила девушка. — Боюсь быть раздавленной или разорванной... Ой! — вскрикнула, когда он чуть "усилил захват".

— Ты издеваешься, а я повелся!

— А ты не ведись!

— А ты не прикалывайся!

Эрик нашел, наконец, угол, под которым смог опустить голову так, чтобы поцеловать Веру в губы. Ну, или она ему это позволила. Но дело в другом. Стоило ему коснуться губами ее губ, как он "вспыхнул" так, что даже сам испугался. Правда, длилось это недолго, испуг исчез, потому, наверное, что все вдруг стало неважно. Все, кроме Веры. Так у него не было еще ни разу. Он целовал ее и не мог остановиться, и вскоре ему этого стало мало, и ей, кажется, тоже. Она разорвала поцелуй и подставила его губам горло, плечо, грудь... Потом выдохнула с хрипом и, вывернувшись из его рук — все-таки она была неслабым мастером единоборств, — упала на ноги. Взглянула каким-то диким — плывущим — взглядом, сдернула с себя свою невесомую "тряпочку" и осталась голой.

— Теперь, — хрипло хихикнула она, — ты, как честный человек, тоже должен снять штаны.

— Но не здесь! — остановила она его спонтанный порыв.

— Спальня там! — показала она большим пальцем куда-то за плечо, в глубину гостиной.

Тогда он снова подхватил ее на руки, в три своих длинных шага преодолел расстояние до внутренней двери, и, распахнув створки плечом, внес девушку в спальню...

* * *

Из постели они выбрались нескоро. Такого острого желания, — наверное, это и есть страсть, — такого лютого "голода", который никак не удается утолить, Эрик прежде даже представить себе не мог. Что бы он ни делал, ему всего было мало. Мало целовать — кажется, на теле Веры не осталось ни одного места, к которому, и не раз, он не прикоснулся своими губами. Мало ласкать, какими бы смелыми ни были эти ласки. Мало вдыхать запах ее волос, тела и желания, которое с той же силой рвалось навстречу ему, с какой он раз за разом овладевал ею. Она просто не могла от него оторваться, и моментами Эрику казалось, что, если бы смогла, она бы поглотила его целиком. В общем, этот "спарринг" закончился только тогда, когда они оба окончательно обессилили.

Проснулись ночью, — и, что любопытно, почти одновременно, — и разом поняли, что, если срочно не "перекусят", умрут уже от голода, раз уж не получилось от любви.

— У тебя, наверное, в гостиной есть бар... — предположил Эрик.

— У меня есть кое-что получше бара, — возразила Вера.

Лучше бара оказались слуги, которые уже через десять минут доставили "первую перемену" прямо в апартаменты Веры. На стол подали какие-то копчености, сыры и булочки, масло и джем, но, если Эрик думал, что этим все и ограничится, — ему-то этого вполне хватило бы, — то он глубоко заблуждался. Все эти "вкусности" были предназначены лишь для того, чтобы "страдальцы" не умерли с голоду и смогли дождаться горячих блюд. Впрочем, как тут же выяснилось, проголодались этой ночью не они одни. Один из слуг что-то тихо шепнул Вере, от чего девушка пришла в еще более приподнятое настроение.

— На кухне готовят сейчас не для двоих, а для четверых, — сказала она, оборачиваясь к Эрику. — Ты как, насчет компании?

— Остальные двое — это Андрей и?..

— Клодина.

— И давно они? — поинтересовался Эрик.

— Второй год. Так что?

— Вчетвером веселее, — улыбнулся Эрик. — Где сядем?

— У нас, — ни на секунду не задумавшись решила девушка.

— Скажи, мы приглашаем их присоединиться к нашему застолью, — повернулась она к слуге.

"У нас", — отметил мысленно Эрик, — "Мы приглашаем", "Наше застолье".

Вера не подбирала слова специально, она говорила так, как ей казалось правильным, и в этой "правильности" содержалось так много смысла, что у Эрика даже дух захватило.

"Мы вместе, и так думаю не один лишь я..."

Вскоре в гостиную Веры заявились Андрей и Клодина. Одеты они, как, впрочем, и Эрик с Верой, были "несколько небрежно", но приличия были соблюдены. Во всяком случае, если речь идет о близких людях, при посторонних такие вольности были бы, разумеется, неуместны.

— Вообще-то я тебе, Минц, еще должна как-нибудь морду набить, — мило улыбнулась Клодина, садясь за стол. — Так меня тогда отделал, что я потом неделю выйти на люди стеснялась.

— Если тебя это утешит, — "покаянно" вздохнул Эрик, — мне было жалко портить такую красоту. Поэтому я бил вполсилы. Кого я действительно собирался отмудохать, так это Мельников.

— Нас-то за что?! — возмутилась Вера. — Мы же там за компанию были!

— Тут дело не в виновности, — покачал головой Эрик. — Вы были самыми опасными из всех, вас и надо было вырубать с гарантией.

— Ты мне тогда, между прочим, губу рассек!

— А сейчас она его стараниями опухнет, — подколола Клодина.

— Не опухнет! — отмахнулась Вера. — У нас врач в имении хороший, должен справиться.

— Тогда, я тоже с тобой.

— Все что пожелаешь!

— А не выпить ли нам за что-нибудь эдакое? — предложил, прерывая "дамские штучки", Андрей.

— Что будем пить? — поинтересовался Эрик.

Сам он спокойно обошелся бы без алкоголя, но и портить людям веселье не хотелось тоже.

— Белое вино, — безапелляционно постановила Вера.

— Согласна, — поддержала ее Клодина.

— Не против, — кивнул Андрей.

— Значит, пьем белое, — подвел итог Эрик, и как-то так получилось, что его слова прозвучали не только последними, но и с той интонацией, с которой обычно говорят те, кто решает. Что называется, "последнее слово оказалось за ним", и никто, кажется, этому не удивился.

Во всяком случае, именно Эрик стал негласным лидером компании на все оставшиеся дни отпуска. И не то, чтобы он на что-то в этом роде претендовал. Вовсе нет. Просто для всех — на каком-то чуть ли не на интуитивном уровне, — было очевидно, что он командир, даже если инициатива в том или ином случае принадлежит не ему, а кому-то другому. Однако, если кто и думал на эту тему, то, похоже, это был один лишь Эрик. Но он и вообще привык думать обо всем подряд, все осмысливать, все подвергать сомнению.

А отпуск прошел просто замечательно. Гуляли вчетвером по всей планете. Ходили по Чернозеру под парусом, плавали и ныряли в океане, закатывали ночные пирушки и дневные посиделки в самых известных барах и ресторанах Метрополиса, и конечно же наслаждались обществом друг друга, чувством любви и нежности — каждый к своей паре — и ощущением дружеского тепла по отношению ко всем остальным. Так что каникулы, — сколько бы они ни продолжались на самом деле, — закончились куда быстрее, чем им всем хотелось бы, но служба есть служба, и в конце концов они расстались. Трое вернулись в академию, а Эрик приступил к занятиям в училище. Но, к счастью, в мире существовала такая замечательная вещь, как коммуникатор, и Эрик имел возможность хотя бы раз в неделю поговорить с Верой. Он рассказывал ей о занятиях в училище и о том, что нового узнал, чему научился, а она — об их жизни в академии, о себе, об Андрее и о Клодине. И, разумеется, они говорили друг о друге, о том, что чувствуют и как скучают...