— А как же ты? Мне всегда казалось, что ты развиваешься быстрее, чем Сссра.
— У меня есть ты и есть Долгаст. Я не могу бросить вас в Средиземье и уйти в вечное странствие.
— Почему? Думаешь, я не смогу воспитать Долгаста одна?
Я набрал в грудь побольше воздуха и решительно выдохнул:
— Не сможешь. Мне, наверное, не стоит тебе это говорить, но ты давно перестала быть автономным субъектом.
— Как это? Разве такое бывает?
— К сожалению, бывает. Когда субъект устраняется от активной деятельности, он перестает быть субъектом. Видишь ли, система делает разумных субъектами не потому, что она стремится породить как можно больше разума, а только длят того, чтобы экономнее расходовать свои ресурсы. Если, будучи субъектом, ты тратишь больше, чем если бы ты была отражением мира в глазах другого субъекта, ты перестаешь быть субъектом. Если я уйду, ты перестанешь существовать.
— Почему ты раньше не говорил мне этого? — воскликнула Нехалления.
— Я не хотел тебя огорчать. Ты сделала свой выбор, когда перестала учиться магии и сосредоточила усилия на воспитании Долгаста. Честно говоря, я не сразу понял, что с тобой происходит, а когда понял, это уже произошло. Почему я не сказал тебе? Не знаю... мне казалось, что тебя вполне устраивает такая жизнь, ведь для счастья вовсе не обязательно стремиться к совершенству, Мезония неправа, есть и другие пути. Ты выбрала свой путь, и я не вправе осуждать твой выбор.
— Такой путь меня больше не устраивает! Я никогда не смогу спокойно жить, зная, что ради меня ты отказался от собственного счастья!
— У меня нет собственного счастья. Мое счастье — это ты. И еще Долгаст.
— Так не бывает! Как ты не понимаешь? Я отказалась жить ради себя, я посвятила свою жизнь другим, и что получилось? Я опустилась настолько, что перестала быть субъектом!
— Ты не опустилась!
— А что же тогда со мной произошло? Если система больше не считает меня разумным существом, разве это не деградация? Я больше не представляю ценность для системы, а что со мной будет дальше? Что случится, когда я перестану представлять ценность для тебя?
— Этого никогда не будет!
— А если будет? Да пусть даже не будет! Разве ты не понимаешь, что ты выбрал путь, который ведет в тупик! Ради тебя я отказалась от собственной жизни, а теперь ты отказываешься от собственной жизни ради меня. Думаешь, с тобой не произойдет того, что творится сейчас со мной? Нет, дорогой мой, это не самопожертвование, это коллективное самоубийство. Улавливаешь разницу? Ну почему ты не ничего не говорил мне раньше?
Нехалления заплакала, а я неподвижно стоял, тупо глядя прямо перед собой, и моя голова медленно наполнялась сумбурным бредом.
— Что я должна сделать, чтобы снова стать субъектом? — спросила Нехалления. — Учиться высшей магии?
— Например.
— Так учи меня! Давай, начинай, прямо сейчас!
— Прямо сейчас не стоит, занятия магией предполагают сосредоточенное спокойствие...
— Значит, я успокоюсь и займусь!
— А кто займется Долгастом?
— Разве одно другому мешает? Кстати, насчет Долгаста... он ведь не станет субъектом, пока не вырастет, правильно?
— Правильно.
— Ты можешь сделать, чтобы он вырос быстрее?
— Как это?
— Ты хозяин мира или кто? Ты говорил, что высшая магия позволяет делать почти все, правильно? Так сделай, чтобы Долгасту было не два года, а десять.
— Но его душа... нет, я могу изменить возраст его тела, но что станет с его душой... Нет, Нехалления, это невозможно. Я не буду играться с душой нашего сына. Даже не проси.
— Хорошо, — согласилась Нехалления, и я заметил, что она успокоилась, — тогда давай учи меня высшей магии. Мы можем начать прямо сейчас.
— Нет, милая, мы начнем не сейчас, а чуть позже, — мягко возразил я, — и не здесь, а в совсем другом месте.
18.
— Здравствуй, учитель, здравствуй, Нехалления! — поприветствовал нас Леверлин. — Учитель, я понял, как работает катапульта и как работает зеркало.
— Молодец! Что ты еще понял?
— Я подхожу к концу второго раздела. Эта высшая магия — потрясающая вещь! Думаю, я уже смог бы повторить твой подвиг с мантикорами.
— Ты разобрался с мыслеобразами?
— Да, уже с месяц тому назад.
— Тогда ты прав, ты смог бы повторить этот... гм... подвиг. К тому времени я знал примерно столько же, сколько ты знаешь сейчас.
— Но ты тогда сделал себя неуязвимым!
— Ты тоже можешь... хотя погоди, ты, наверное, еще не успел прочитать про управление разумными душами.
— Не успел.
— Тогда тебе не стоит считать себя сверхчеловеком. Твоя сила заметно выросла, но еще не достигла максимума. Кстати, абсолютной силы ты никогда не достигнешь.
— Это понятно. Абсолютной силы достичь невозможно, это доказал Илион Дейлский. Сможет ли абсолютно сильный собрать такую груду камней, которую сам не сможет разгрести?
— Ты путаешь абсолютную силу и абсолютное могущество. Впрочем, это не отрицает правильность вывода. Кстати, где Дромадрон?
— Отлучился в Хоббитанию на пару дней. Когда у него получилось заклинание катапульты, он не смог удержаться, чтобы не посмотреть, что творится в его родных краях. Ты, вроде, не запрещал ему этого?
— Не запрещал. Ладно, пусть путешествует. Леверлин, Нехалления тоже будет изучать высшую магию.
— Разве она не владеет ей?
— Примерно в том же объеме, что и ты, — сказала Нехалления. — В свое время Хэмфаст начал меня учить, но я родила Долгаста и мне стало не до того. А теперь я хочу продолжить обучение.
Леверлин совершил сложное движение, которое заменяет при аннурском дворе учтивый поклон.
— Для меня большая честь... — начал он, но Нехалления перебила его:
— Не стоит упражняться в красноречии ради меня, — сказала она. — И вообще, мне не терпится приступить к делу.
Леверлин вопросительно взглянул на меня, я одобрительно кивнул, и тайный правитель Аннура, Ангмара, Хазга и Серой Гавани потрусил вслед за моей женой, и его спина выражала самые противоречивые чувства. С одной стороны, ему следовало двигаться сзади почтенной дамы, а с другой стороны, он должен открыть дверь, к которой приближается Нехалления, а для этого ему нужно ее обогнать, но делать это невежливо, особенно в узком коридоре, и особенно когда на руках у дамы сидит ребенок, которого можно нечаянно толкнуть... короче, я оставил их вдвоем разбираться в тонкостях аннурского этикета.
19.
— Здравствуй, Хэмфаст! Почему ты один? Где Сссра? — спросила Натка и ее лицо напряглось в тревожном ожидании.
— Сссра ушел. И не надо притворяться, что он тебе нужен.
Плечи Натки безвольно опустились, а лицо помертвело.
— Что теперь? — спросила она. — Ты меня убьешь?
— Да что ты заладила: убьешь, убьешь! Сколько раз можно повторять — я не собираюсь тебя убивать! И вообще, я уже забыл о том, что было между нами в Арканусе. Собственно, я пришел не за этим, я пришел сказать тебе, что Сссра навсегда покинул этот мир.
— Он не мог... — всхлипнула Натка, — он не мог так сделать. Он говорил, что любит меня...
— Он говорил так, чтобы усыпить бдительность одного... гм... человека. Если бы тот человек не думал, что у Сссра есть в Средиземье любимое существо, он никогда не позволил бы твоему другу открыть канал в другой мир. Сссра использовал тебя, так же, как ты использовала меня в Арканусе, и это одна из причин, по которой я больше не злюсь на тебя. Мне тебя даже жалко.
— Прости меня, — тихо пробормотала Натка. — Я никогда не думала, что когда предает любимый, это так больно. Я ведь на самом деле влюбилась в Сссра.
— Да? — удивился я. — А мне показалось, что ты его использовала, чтобы получить доступ в круг высших сил этого мира.
— Вначале я и сама так считала. А потом, когда я поняла, что Сссра совсем не такой великий и ужасный, каким он пытается казаться... он такой добрый...
— Не трудись объяснять, я понял тебя. Кстати... если тебе неприятно, можешь не отвечать, Сссра превращался в человека, когда... ну...
— В человека или в эльфа. Мы пробовали делать это и в основных обликах, но это невозможно, у мужчин-драконов...
— Я знаю, потому и спросил. Но это так, ерунда, не бери в голову.
— А еще он превращал меня в драконицу, — Натку понесло, — только из этого ничего путного не получилось, потому что я не могла двигать ни крыльями, ни хвостом. А это очень неудобно, когда мужчине приходится держать твой хвост, потому что...
Я непроизвольно хихикнул.
— Я знаю, — сказал я, — еще очень раздражает, что нельзя повернуть ухо в сторону источника звука. Получается, что ты слышишь, как мыши скребутся под плинтусом, а то, что говорит собеседник, почти не слышно. А рога у тебя были?
— Нет, рога бывают только у мужчин. И окраска у меня была не зеленая, а желтовато-серая. Совсем некрасиво... А ты разве тоже был драконом? Тебя Сссра тоже превращал?
— Нет, такими делами мы не занимались, — я покраснел, — я стал драконом, когда попал в башню Сссра в отсутствие хозяина. Башня сделала меня хозяином и я им оставался пару недель. Только я сразу же превратился обратно в хоббита.
— А почему ты сейчас человек?
Я пожал плечами.
— Не знаю, просто так. Впрочем, нет, я знаю, мне не хотелось, чтобы ты смотрела на меня сверху вниз. Я знаю, это глупо, но мне захотелось стать человеком именно по этой причине.
— Ты очень красивый в этом облике. И голубые глаза тебе очень идут. Может и мне так сделать?
— Сделай.
Глаза Натки вспыхнули голубыми искрами.
— Нет, свечение убери, это уже перебор.
— Какое свечение? А... это случайно получилось. Так лучше?
— Замечательно.
— Да, действительно. Мы с тобой так подходим друг к другу... нет, я не имею ввиду ничего такого, я просто...
— Сказала то, что думала. Да, мы действительно похожи. Это неудивительно, два тела, созданные по умолчанию, должны быть похожи друг на друга.
— Да, действительно.
Воцарилась долгая пауза. Мы смотрели друг на друга, глупо хлопали глазами и не знали, что сказать. Наконец я решился прервать молчание.
— Что ты собираешься делать? — спросил я.
— Даже не знаю. А какие могут быть варианты?
— Да какие угодно, я не хочу тебя ни в чем ограничивать. Единственное, мне не хотелось бы, чтобы ты училась высшей магии, мне кажется, ты не вполне контролируешь себя.
Натка пожала плечами.
— Да нет, я вполне контролирую себя и всегда контролировала. Я делала глупости совсем не потому. Мне всегда хотелось подняться на самый верх, мне казалось, что те, кто несет на себе бремя верховной власти, живут как-то по-другому, более счастливо, что ли... Но я стала хозяйкой четверти Аркануса, а потом хозяйкой Миррора и это ничего не изменило. Я подумала, что делаю что-то неправильное, что все должно быть по-другому, но... я стала жить с Сссра, и в какой-то момент я поняла, что он такой же, как я. Кажется, теперь я понимаю, почему власть называют бременем. Я больше не знаю, к чему стремиться. Я пробовала просто жить в свое удовольствие, но это так быстро надоедает...
— Есть одна девушка, ее зовут Мезония, — сказал я, — она считает, что главное в жизни — стремление к собственному совершенству.
— Но ты запретил мне учиться высшей магии!
— Разве нельзя совершенствоваться в других направлениях?
— Зачем? Когда начинаешь понимать, что такое магия, все остальное кажется таким мелким...
— Да, ты права. Но я действительно не знаю, что тебе предложить. Я, собственно, пришел к тебе, чтобы сказать, что Сссра ушел, больше никаких планов у меня не было.
— Я могу поговорить с Уриэлем?
— Нет, Уриэль тоже ушел.
— Навсегда?
— Скорее всего. Из хозяев Средиземья остался один я. Есть еще Макс, но его не волнуют дела Средиземья, он считает их ничего не значащей мелочью.
— А Нехалления?
— Она здесь. Ладно, Натка, я больше не смею тебя задерживать, мне пора идти.
— До встречи, Хэмфаст!
20.
Я ожидал увидеть долину печальной и пустой, но в доме Олорина горел свет. Интересно... это что, выходит, Уриэль вычистил не все резервные копии?
Войдя в дом Олорина, я обнаружил на кухне Хаммера и Лору, которые сидели за столом и пили вино. Судя по характерному запаху, витавшему в кухне, им было уже хорошо. Хотя лица еще более-менее трезвые.
— Ну что, пленники виртуальности, — спросил я, — каким ветром вас сюда занесло? Впрочем, вы можете не отвечать, ты, Лора, сложила фигу левой рукой, а Хаммер в этот момент за тебя уцепился. Правильно? Кстати, Лора, ты что, совсем сдурела? Тебе нельзя пить, тебе же рожать скоро!
Я сделал простейшее заклинание и Лора протрезвела. Она печально улыбнулась и спросила:
— Думаешь, здесь это имеет значение? Это же все-таки не реальный мир.
— Ты что, тоже человек? — изумился Хаммер.
— Тоже? — Лора непонимающе уставилась на него. Прямо-таки сцена из комедии.
— Что случилось? — спросил я. — Как вы оказались здесь и почему вместе?
Лицо Лоры приобрело плаксивое выражение.
— Этот козел хотел меня похитить! — сообщила она.
— За козла ответишь! — отозвался Хаммер.
— Тихо вы! — прикрикнул я, и, как ни удивительно, мои гости послушались. — Хаммер, ты зачем хотел ее похитить?
— Долго объяснять... — начал Хаммер, но я прервал его:
— Долго не надо. Ты связался с минаторскими бандитами, в качестве быка для особых поручений. Ты участвовал, по крайней мере, в одном убийстве, а потом... так зачем ты ее хотел похитить?
Хаммер захлопнул рот, снова открыл его и сказал:
— Откуда я знаю зачем? Мне приказали, я выполнял приказ.
— Кто приказал?
— Цицерон, это наш бригадир.
— Цицерон? Так вроде звали какого-то поэта в реальном мире.
— Не поэта, а оратора, — поправила меня Лора. — Тут, вообще, часто встречаются имена из нашего мира. Оккам, например, — она всхлипнула.
— Оккам?! — выпучил глаза Хаммер.
— Ты что-то знаешь о нем? — встрепенулась Лора.
Хаммер отвел глаза и я сразу понял, что именно он знает об Оккаме. И еще я понял, кого напомнил мне тот всадник с волшебным перстнем на пальце.
— Молчи! — цыкнул я.
И обернулся к Лоре.
— Что случилось с Оккамом? — спросил я.
— Он исчез! Уехал куда-то на ночь глядя по своим делам и не вернулся. Уже почти три недели прошло, он еще никогда так надолго не исчезал. Что с ним? Он жив?
Я непроизвольно отвел взгляд, и это было ошибкой. Лора издала звериный вопль, она спрятала лицо в ладонях и резко наклонилась вперед, она ударилась бы лбом о собственные колени, если бы ей не помешал выпирающий живот.
— Что ты делаешь, дура? — крикнул я. — Ты что, решила прямо сейчас родить?
Я спешно открыл ее душу и проверил состояние соответствующих атрибутов. Поздно, процесс уже пошел. В принципе, ничто не мешает обнулить соответствующий флаг и прекратить начавшиеся роды... или уничтожить объект "эмбрион" и тут же создать объект "младенец"... нет, с такими вещами лучше не шутить. Кто знает, как могут повлиять на ребенка подобные заклинания, лучше предоставить событиям идти своим чередом.
