Боги Яви. Книга первая

— Камлать надо ещё, а то информации мало для размышления!

— Да пошел ты!

В общем, мы с Якутом поругались и, отвернувшись друг от друга, легли мирно спать. Тоже мне гуру сибирский нашёлся.

— Якут, а тебя как звать? — не выдержал я первый.

— Мишей меня мать назвала, — ответил тот.

— Да угомонитесь вы уже, наконец?! — не выдержал Градомир, — вон Васька уже без задних ног спит как сурок. — Со второго этажа раздался храп, словно трактор поле пашет.

— Да он где-то в амбаре флягу браги от Галки спрятал, вот и бегает туда да, как кот сливки, лакает. Тоже мне химик доморощенный нашёлся! — Якут тяжело вздохнул. — Вот же паразит!

Камлать решили через неделю, как только отойдём здоровьем своим. А пока нами занялся Федот-банник. Тоже интересный тёмный персонаж. Ножки худенькие, ручки щупленькие, росту метр и три сантиметра, таскает на себе всё время старые обноски свои. Словно у лешего во дворе бомж живёт. Лоб сморщенный, глазки зелёные навыкате, просто рыбий глаз, а не Федот-молчун. Губы тонкие, рот широкий, нос с ладонь длиной. Весь жилистый, крученый такой, словно на его костях мясо совсем нарастать не желало. Но дело он своё знал крепко, парился я как никогда. Ох и жар у него в баньке был горячий, словно живой. Я чувствовал его лёгкое дыхание, оно словно обволакивает тебя и твоё тело, лаская его своими пышущими языками, стараясь не обжечь твою кожу и в это же время проникая своим теплом в твою плоть до самых твоих косточек. А как Федот стал помогать жару своими берёзовыми и дубовыми вениками, размахивая ими, как сам Брюс Ли, разгоняя эту огненную стихию по кругу, перемешивая её с текущим откуда-то сверху свежим глотком воздуха, закручивая его в маленький воздушный смерч, приправляя всё это душистым паром, я понял, что это великое древнее искусство и наука. Он — словно повар, который знал, что, куда и когда добавлять, огня, воды и воздуха, чтобы это превратить в животворящую силу нашей земли. А прохладный пол он застелил свежескошенным на лугу разнотравием, дав ему немного подсохнуть в тени вековой ели. Сено приятно похрустывало под нашими пятками, источая душистый аромат северных трав от поднимающейся температуры. Федот стал мять мои шейные позвонки своими довольно сильными пальцами, я думал, что я просто умер и попал в рай. Он прошёлся ими по всему моему телу, добравшись то каждого хрящика, до каждой застарелой жилки, и всё это изношенное добро крутил, мял и ставил на своё место. Костолом! А потом отдых после парной и ядрёный домашний квас. И никто после этих процедур не мог меня побеспокоить ни во сне, ни наяву, и у меня был самый крепкий здоровый сон за последние сорок лет. Я просто на всё забил болт. И вот в таком бешеном режиме прошла для меня неделя: вкусно жрать, крепко париться и спать. Кайф! Время камлать пришло. Я, честно, немного ссал, да и Якут чувствовал, видно, какой-то для себя дискомфорт, видно, тоже немного очковал. Но делать нечего в селе, мы сидим навеселе. А плыть к острову было надо.

В Карелии осень приходит рано, ветер подленько задувал за мой шиворот, стараясь до меня дотянуться. Да и мелкий отвратительный дождик мало чем нас мог порадовать. Побросав в лодку свои пожитки, добавили немного сухих дров, мы вчетвером отправились к месту великой и загадочной силы земли нашей. За наше отсутствие на острове ничего не изменилось, только небо, мне кажется, стало темнее, да мусора лесного к берегу больше прибило волной. В этот раз выход в астрал прошёл быстрее. Ведь первый раз оно у всех туго идёт, а потом как по маслу, так и у нас вышло. Я постелил себе на гранит коврик, сел перед разведённым Васькой костром и стал слушать инструмент Якута, который начал свою игру, терзая им пространства Вселенной. Отпив немного грибного отвара, я уселся поудобнее. Парни, как и в тот раз, отсели от нас подальше на берегу уже остывающего озера. 'Скоро у щуки жор начнётся...' — не успел я подумать, как очутился на перекрёстке миров Нави. Стою тут, мёрзну на остановке, маршрутку жду, а вокруг бесконечный космос и тишина. Поозирался по сторонам, некого нету, скучно... Эй! Сожитель! Где ты? Ку-ку. Куда идти? Звезды, как и прежде, холодно мерцали в синей пустоте. Я, может, ошибаюсь сильно, но Якут прав, это больше похоже на порталы между мирами, врата, ведущие в другое время, в другой мир и ещё черт знает куда, их тут миллионы... Ну и где дорога! Один портал мне подмигнул, словно старому знакомому. Я завис на мгновение, а стоит ли испытывать судьбу?.. А если не загляну туда, то всю жизнь буду потом жалеть об этом. Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать, и я потянулся в указанном направлении. Ух! Снова ничего не вижу, ослепило. Стараюсь оглядеться. Что первое бросилось в глаза — это огромный курган с равными сторонами света, он был похож на рукотворный, причудливая игра природы. Голубое небо, и маленькое пушистое облачко маячило на горизонте, просто крохотное такое. С кургана петляя, убегала куда-то вниз тонкая вытоптанная пыльная тропинка, которая упиралась в широкую, медленно ползущую реку. А за рекой вздымался похожий на небольшие горы тяжёлый таёжный лес, который раскинулся — глазу не объять. Курган цвёл луговыми травами, это время года, сразу видно, была весна, её ни с чем не сравнить. На берегу реки сидел одинокий старик в белой просторной рубахе и старательно чем-то был занят, всё время кряхтел и что-то бубнил себе под нос. Я, как Чёрный плащ, заскользил невидимой тенью с этого кургана в сторону седого старика, который усердно сопел и не мог успокоиться. Стараясь до него не дотрагиваться, — 'спасибо, уже учёный', — я украдкой заглянул ему через плечо. Ку-ку! Старик мусолил мякиш серого хлеба, стараясь как можно больше его размочить своей слюной, выложив всё это себе на ладонь, он смачно туда сплюнул и стал растирать его большим пальцем, стараясь сделать эту консистенцию как можно жиже. Фу! Вот вернусь в свой мир, и сразу к стоматологу, а то вот так в старости тоже придётся такой же себе суп варить. Сразу подло заныл зуб. Млядь, какой зуб, я же в астрале! Я украдкой с интересом стал дальше подглядывать за седовласым. Старик свои сопли выложил аккуратно в небольшую тряпочку и старательно всё это хозяйство стал заворачивать, немного её покрутив, он сделал что-то похожее на круглый пузырь, полностью забитый своими соплями. Он уже меня заинтриговал! Боже, да за что мне всё это?.. То на злого бога нарвался, то на больного на всю голову деда. И за что мне такое наказание? А я-то всё, дурак, думал да гадал, откуда у нашего многострадального народа вот такие выражения в русском языке берутся, как сопля в тряпочке. Так вон оно откуда, оттуда, видимо, история земли русской очень богата своими древними обычаями и традициями. Старик закряхтел и полез своею рукой себе под подол рубахи, — Иди сюда мой маленький... — просовывая её в низ живота, стараясь оттудова чего-то, видимо, достать. Мама дорогая, я не буду смотреть на это, я стесняюсь, таких и в моём мире с лихвой хватает, ночью в парке не пройдёшь.

А тем временем дедок начал своё влажное склизкое дело. Я отвернулся, ребята, у меня ранимая натура. Сзади меня послышались очень странные звуки. Чмок, чмок, чмок. Чпок, чпок, чпок. Фу, млядь. А вы знали, что у астрального тела тоже есть рвотные позывы? И я не знал! Беее!.. Теперь знаю. 'Ой, молодец какой, потерпи немного, скоро закончим...' — слышу, этот озорник-затейник себя подбадривает, нет, ну в таком возрасте, может, и я себя подбадривать буду, кто знает, главное, чтобы под твоим боком бабка симпатичная была, тогда ладно. Терпение моё, наконец, лопнуло, нет, ну а вы бы на моём месте что сделали? А вдруг он чем-то страшным болеет и примочки себе лекарственные делает?! Надо — бы посмотреть. И я взглянул одним глазом, аккуратно так, чтоб не спугнуть. А то мало ли чего в жизни бывает, предупреждён — значит, вооружён. Но увидел я не то, что ожидал. Всё же я волосатый писюн увидел, конечно, как и собирался, маленький такой, с кисточкой на самом кончике. Но это был не писюн старика, как вы все ожидали, а маленького слепого медвежонка, который старательно высасывал эту тряпочку, лёжа на своей спине на коленях старика, словно сиську мамкину сосал. Моя астральная челюсть отбила мне ногу. Гадский папа, ну вот как мы иногда можем так в людях ошибиться, хотя все уверены бываем на сто процентов. Мы их на костре сжечь готовы, а они благое дело делают, и ведь даже не для себя, для других, а мы этого все, бывает, не видим, словно ослеп наш народ, и сразу готовы их на кол осиновый посадить, даже толком не разобравшись ни в чём. И как-то мне перед этим мужиком совсем совестно стало. 'Прости, старик, дурака срамного!' — почему-то в мою голову пришло только это, и мне даже как-то стало легче на душе, вроде. Медвежонок закряхтел в его руках, как дитя малое.

— И откуда ты только свалился на мою голову? Цапля тебя, что ли, вместо лягушонка с болота принесла? Перепутала, видно! Матку твою где теперь искать? Лес вон, за рекой, ни конца ни края не видно, до самой земли Асии стелется зелёным ковром, через всё Белоречье, — старик тяжело повздыхал, поймал на голом пузе медвежонка пробегающую блоху и откинул её в сторону, подальше от себя. — Ступай-ка отсюда, поищи себе кормильца в другом месте. Эх, эх, эх! Где я тебе титьку-дойку тут найду? Может, погибла где она, а?.. В беду попала?.. Ныне вон зверюг тёмных из Нави сколько повылазило, тьма-тьмущая! Чего молчишь, косолапый?.. — но маленький косолапенький на поставленный стариком вопрос ничего не ответил, а только сладко зевнул и уже мирно спал. — Эх, беда пришла, беда... — прошептал старик, глядя задумчиво куда-то в зелёный, густой хвойный лес. Я даже проникся к этому старцу. Ну и не такой уж он и старик был, если приглядеться, крепкий такой старичок. Цепкий, прямо колючий взгляд, словно у лесной рыси, вцепится — не отпустит такой. Нос прямой, словно орлиный, таких людей сразу видно, породистые, жилистые они, да непростые, с такими лучше не связываться, а то самому худо будет. Да и в руках его, видно, пока сила есть, ладони вон мозолистые какие, широченные, такой леща даст — и голова с плеч, может, в своё время не только мотыгу держал. Да длинные, спадающие седые пряди волос, мытые и аккуратно вычесанные. Ветер подхватил седые пряди старика и кинул, играясь, мне их в лицо.

Гараун сидел в своём шатре, раскинутом на просторах земель Белоречья, на берегу реки Иртыш, которая своим величием и умиротворением, словно гипнотизируя волхва, уносила свои тихие воды, петляя, словно полноводная змея, по дремучим лесам и горам, унося его беспокойные думы строго на север. Терзаемый своими мыслями волхв чувствовал — что-то изменилось в этом мире Яви, что-то пошло не так, явь дрогнула, словно зыбкие пески, словно могучая река, которая, вздымаясь волнами, вторглась в бескрайние воды океана и переплелась с Навью, с незримой границей тёмного мира, где приграничные миры Яви дрогнули.

Гараун встал, встряхнул своей головой, тяжёлые думы давили плечи, словно два снежных великана. 'Надо бы пойти и ещё раз спросить Перуна Многомудрого, может, ответит?' — подумал волхв. — 'Ведь великая раса славян и ариев не может без благословения Великого Рода небесного', — Гараун прикрыл свои веки. — 'Что-то спину ломит, к непогоде, что ли?' — приоткрыв один глаз, глянул на прозрачное синее небо. — 'На горизонте ни облачка, неспокойно как-то", — волхв поёжился и закрыл свои глаза.

Тёмной ночью, когда луна Фатта ещё не взошла, а месяц не так ярко светил из-за туч, великий волхв брёл на гору Великого Капища, попробовать ещё раз связаться с многомудрым богом, а именно с Перуном-Громовержцем. Вскинув голову к небу, обвёл тревожным взглядом весь Сварожий круг, остановил свой взор на чертогах Макоши — созвездии Большой Медведицы, постоял немного, словно всматриваясь в неё, и уселся, поджав под себя натруженные за день ноги, на сырую траву, мокрую от ночной росы. Перед волхвом лежала небольшая каменная плита, на самом верху кургана, на межграничье светлых и тёмных миров. Гараун достал не спеша из котомки четыре самоцветных кристалла, выложил их на плиту, расписанную рунами Великих Асов, первых переселенцев на Землю, провёл ладонью по поверхности, смахнув мусор, принесённый за день ветром, и стал аккуратно вставлять кристаллы в неглубокие выемки, имеющиеся на алтаре.

Первым зелёный кристалл, символизирующий племя Харийцев, под цвет их глаз (первопредки Асы прибыли с планеты Троара, созвездие Ориона), был вставлен в неглубокую штольню.

Второй кристалл имел серый цвет, символизирующий цвет глаз племени Дарийцев (первопредки прибыли с планеты Рая, созвездие Малой Медведицы), последовал аккуратно во вторую штольню.

Третий кристалл, вставленный в штольню, имел голубой цвет неба, символизирующий племя Святорусов, прибывших с созвездия Большой Медведицы, планеты Земля Рутта в системе Солнца Аркольна.

И последний кристалл имел цвет янтаря, цвет огня, Гараун покрутил его в пальцах, словно любуясь, и аккуратно вставил его в последнюю штольню — символизирующий племя Рассенов, прибывших с созвездия Льва, планеты Ингард.

Волхв положил свои ладони на алтарь, чуть растопырив пальцы рук, алтарь низко загудел, он вскинул голову к звёздному небу, закрыл глаза, расслабился и замер, низкая вибрация прошла волной по всему телу, уходя куда-то в матушку Треглаву.

И спросил Перуна Громовержца

Волхв — Хранитель путей,

Ведущий через Врата Междумирья:

'Ты расскажи нам, наш мудрый Учитель,

Что происходит во СВАРГЕ ВЕЛИКОЙ,

И почему во МАКОШЬ И РАДУ...

Многие врата закрылись?

Небесные РОДЫ молчат союзных земель?

Не слышим ответа на ЗОВ МНОГОДОЛЬНЫЙ...'

('Книга Велеса')

Гараун замер, в его голове стали всплывать неясные образы, они путались и всё время смешивались, он попробовал напрячься, но ничего не выходило, только стало ещё хуже. Тогда волхв попробовал отстранить неясные видения и сконцентрироваться на созвездии Орла. Голова раскалывалась и горела огнем ещё больше, что-то волхву сильно мешало войти в транс, и это было с ним в первый раз... Через какое-то время волхв заметил, что объятая огнём голова стала уходить на второй план, боль уже не так беспокоит его виски, и через щадящую тишину он услышал ответ Многомудрого и содрогнулся!

— ЖРЕЦ!!! — словно прорвало ночное пространство, услышал он, Гараун вздрогнул: 'Так и поседеть можно!' — быстро пробежала мысль на задворках, тут же пробежала вторая, что он уже вторую сотню лет седой, волхв улыбнулся и вслушался в зов...

Знай, Хранитель Врат Междумирья,

В Сварге ВЕЛИКАЯ АССА вершится...

В Макоши, в Раде, в Свати и в Расе

Ныне Великая Брань происходит,

В ней с Чужеземными воями Пекла

Светлые Боги из Прави

Вступили в жесткую Сечу...

Сваргу Великую они защищают...

И Мир очищают Чертог за Чертогом

От воинов Мрака из Тёмного Мира...

('Книга Велеса')

Гарауну стало как-то не по себе, он словно стал проваливаться в темноту, сознание волхва стало меркнуть, цепляясь за кусочки услышанных фраз, он понимал, что теряет сознание, и лишь последние слова Перуна-бога: 'От воинов Мрака из Тёмного Мира' — стучали молоточками по его вискам. Тук-тук, тук-тук.