Боги Яви. Книга первая

Война прокатилась между светлыми и тёмными мирами, не щадя никого, отозвавшись эхом во всех далёких мирах. Со всеми вытекающими, конечно, последствиями, кровью, болью и страданием умылись все, да юшкой своей. Слезами горючими матушка-земля залита, почитай, была вся, да и не только людскими. Многим народностям тогда досталось. Бабий вой стоял по всей земле. Что там случилось, доподлинно не известно уже никому, слишком долгие лета прошли. В сохранённых летописях 'Память народа' есть упоминания о неком Олеге, что только ему удалось получить благословение светлых богов на их закате. Только ему удалось пройти со своей дружиной через тёмных тварей пекла, прорвавшихся в наш мир из Нави. Как он получил это благословение, неизвестно, но он его получил, — леший отхлебнул травяного холодного настоя, — судя по летописям, Олег бесследно пропал. Никто его больше ни живым, ни мёртвым не видел, не его самого, не его друзей. Некоторые считают, что второе его появление было в семь тысяч пятьсот двадцать восьмом году, за год до сотворения мира в звёздном храме. Когда шла война с людьми Чёрного дракона и их защитниками, призванными в помощь из тёмного мира Пекла. В те времена на защиту земли своей, родных и близких, поднялись не только люди, но и те же тёмные, то есть нелюди, как вы называете нас. И мир поделился на две части и погрузился во тьму. Плечом к плечу, защищая свой дом, бились и человек, и леший, орки и оборотни, великаны и горные гномы, жители речные и духи лесные, даже светлые боги сошлись врукопашную с чёрным Владыкой. Пепел и огонь поднялись над всем горизонтом земли, горело всё, даже то, что, кажется, не может гореть от таких высоких температур. Живые гибли тысячами, а то и десятками тысяч. Дым от погребальных костров затмил солнце на три месяца после этого ужасного сражения. Все встали в один ряд — что тёмные, что светлые, защищая свой дом. Многие тогда ушли в Ирий. Вот тогда и появился он и переломил ход событий, столкнувшись с их божеством — Черным Драконом. И отражён он в памяти народной как всадник на боевом коне со своим любимым копьём. Кстати, о его копье, оно было выковано светлыми волхвами и мастерами кузнечного дела города Асгарда Ирийского, эти звенья и связывают наши историки с Олегом. Оно индивидуальное, ковалось в одном экземпляре, только для него, и было только у Олега. И этот воин при переломе событий появляется в истории только с ним, и так же бесследно исчезает.

Леший замолчал и тяжело вздохнул.

— В третий раз он был замечен, как считает наш аналитический центр, совсем недавно. При объединении славянских родовых племён воедино. И знаем мы его из наших былин как князя вещего Олега. И та же история заново, всё по кругу, откуда пришёл Олег и куда ушёл, никто толком не знает, только загадки одни. Но он опять изменил ход истории и объединил свои родовые племена, тем самым спас их от междоусобиц и братоубийства.

Леший замолчал, дав мне тем самым возможность всё это проглотить. И я глотал... Сделал очередной глоток бодрящих корешков, а уже не так и противно.

— Ну, а я с какого боку припёку в этой мрачной истории?

Но что-то внутри меня подло ёкнуло, тут же вспомнился ночной сон и дракон водной стихии.

— А при том, — Кузьмич хлопнул ладонью по столу, стол загудел. — Ты же сам видел, что твоя кровь в ночь на Ивана — Купалу сделала! — леший взъерепенился.

— Да погодь ты, Кузьмич, не гони лошадей, — я всё не мог понять, куда он подкову гнёт. — Не хочешь ли ты сказать, что я и есть тот самый Олег?!

Кузьмич как-то сразу притих.

— Не знаю! — леший замолчал и как-то сразу сник. — Из тебя воин — как из говна пуля. Извини. Сам в толк не возьму... То, что ты — не он, вижу сам, не слепой. И также вижу в тебе благословение богов, тёмные всегда чувствуют его. Как так может быть, сам не пойму, хоть убей. Но ты! Кем бы ты ни был, — и он ткнул в меня своим пальцем, — и есть ставленник их.

— Млядь! — только и смог я вякнуть, что первое пришло в голову. А леший, наконец, успокоился. Мы как-то дружно с лешим замолчали, думая каждый, наверное, о своём. Лишь Кукуня чихнул и спрыгнул со стола, оставив нам недоеденный оладушек. Вот же прорва! Не знаю, сколько прошло времени, а мы всё сидели и молчали. Терять мне было нечего, и я рассказал Кузьмичу о преследовавших меня ночных кошмарах, о сне, который приснился сегодня ночью, про тот остров, откуда он меня вытащил, и его ночь, когда я встретил сероглазую на том вековом монолите. В общем, рассказал всё, что меня беспокоило всю мою сознательную жизнь. Кузьмич слушал молча, не перебивал, лишь изредка подёргивался его правый глаз. Он то набирал в лёгкие воздуха, то, шумно пыхтя, его выпускал, но выслушал мою исповедь до конца, словно батюшка. Я бы даже психиатру столько не наговорил, а наговорил я на две с половиной клиники. Леший ни разу не вставил поперёк слово, хотя и было видно, что эмоции распирают его, и ему с большим трудом удавалось себя сдерживать. Я закончил ему рассказывать свои бредовые фантазии. Кузьмич молча поднялся, перешагнул через лавку, встал напротив меня и поклонился, прижав свою правую руку к своей левой стороне груди. При этом с его уст слетело лишь одно слово.

— Князь!.. — вымолвил он с каким-то почтением.

— Кузьмич, ты с дуба рухнул?! — только и смог я из себя выдавить. — Ты там, случаем, головушкой нигде не ударился?.. — Кузьмич на моё возражение не отреагировал, словно передо мной был немой. А лишь резким рывком со своей шеи сорвал с себя серебрушку, при этом смотрел он мне прямо в глаза.

— Пора мне представиться пред тобой, князь! — его голос прогудел, словно раскат грома. — Как и полагается в моём древнем роду! — закончил он. Я вылупил на него свои глаза, и мне даже показалось, что они хотели вылезти из своих орбит. Я неровно дёрнулся назад и полетел спиной через лавку, больно ударившись об землю. Передо мной стояла огромная, двухметровая волосатая коричневая обезьяна!

— Ни хера себе! — только и смог выдавить я. И новоявленный князь пополз на четвереньках под стол, отодвигая в сторону вороватого Кукуню.

— Подвинься! Можно я с тобой посижу?.. — откуда-то сверху донеслось до нас с Кукуней, словно гром среди ясного неба.

— Я леший Градомир, из племени Йети, древнего рода Грома!

Наверху замолчали, чего-то, видимо, ждут от нас. Я толкнул мелкого зверька.

— Это он с тобой разговаривает?.. Чего молчишь, — и я указал в сторону говорившего. — Если я нахожусь в сумасшедшем доме, то меня пора уже, думаю, приводить в сознание. Передайте, пожалуйста, главврачу мои пожелания, если увидите, я согласен на лоботомию, только чтобы я не мучился, а лучше усыпите меня в какой-нибудь клинике, как бездомную больную собаку. Я документы подпишу.

Но Кукуня на это не реагировал, лишь чистил свою рыжую шубу. Предатель!

Я выглянул из-под стола. Крепкие волосатые ноги стояли на том же месте и, видимо, не собирались никуда уходить.

— Может, уйдёт?! — я спросил у рыжего хорька.

Кукуня только фыркнул.

— Значит, не уйдёт... — сделал неутешительный вывод я. Понятно! Надо было выбираться из-под стола, а то князю как-то тут не место. Мои верноподданные могут неправильно меня понять. Я вздохнул и стал выползать из своего убежища. А леший всё так же стоял, прижав правую руку к своей груди, словно вкопанный столб. Я забрался на свою княжью лавку и стал разглядывать новый облик Кузьмича, а точнее, косо посматривать на Градомира. Ростом он был, наверное, два с половиной метра. Огромен, конечно. Крепкий торс, такие же крепкие ноги и руки, и всё покрыто густой коричневой шерстью, мощь и энергия из него так и пёрли. Но вот его голова была совсем не похожа на обезьянью. Его бугристая шея переходила, скорее, в бычью голову. Два аккуратных телячьих уха подрагивали на ветру, и огромная чёлка чуть выше глаз курчавилась, словно стальная проволока. А его огромные чёрные глаза выражали ум и холодное спокойствие, такой убьёт и глазом не моргнёт. Вот только его морда переходила больше в какой-то волчий оскал, имея на самом её конце чёрный влажный нос. Из небольших свисающих седоватых усов выглядывали внушительные белые клыки. Градомир оскалился. Это он, наверное, мне улыбнулся... Меня передёрнуло, и я, кажется, пукнул.

— Ой!

Сразу видно, хищник он серьёзный...

— А я думал, лешие корешками да мёдом разным питаются, пыльцой там всякой?! — вырвалось случайно у меня. 'Блин, язык — мой враг!' — А тут вон оно как! — и я косо посмотрел на два белых внушительных клыка.

'Ну всё, башку мне никчёмную точно отгрызёт сегодня!'

Леший ещё раз поклонился мне, ударив себя сильно в грудь.

— Рад служить тебе, князь, как и мои далёкие первапредки! Это для моего роду большая честь! — громыхнуло из его пасти. А ведь и впрямь голос — словно раскат грома, родовитый ты наш!

— Уважаемый Градомир, а вы бы не могли, пожалуйста, не пугать меня? — провякал я этому монстру. — Не хотели бы вы вернуть привычный для меня облик? — обратился я к могучему созданию природы. — Вы в том первом облике для меня привычнее смотритесь, а особенно тот ваш носик картошкой, и со своими добрыми поросячьими глазками. — 'Млять, чего я несу, придурок! Ну всё, теперь точно сожрёт'. А мы вчера точно козлятину ели?.. Или он, может, такого — же болтливого где-то козла нашёл, как и я. А то даже Васька — серый орк, на его фоне, словно вошь против кузнечика. Градомир кивнул и стал надевать на себя серебрушку.

Издалека послышалось знакомое ворчание старенькой 'Нивы'. 'Нива' пыхтя, выползла на зелёный лужок, и из её открытой двери вывалились два маленьких орчонка. Один меньше другого. Весело щебеча, как воробьи, перегоняя друг друга, они подбежали к нам.

— Дядя Кузьмич! Мир вашему дому! — и они поклонились ему.

— И вашему дому мир! — пророкотало чудовище и потрепало их рыжие головы.

Орчата повернулись в мою сторону и тоже поздоровались.

— Здравствуйте! — вежливо кивнули мне.

— Здравствуйте! — ответил я им, вставляя отвалившуюся челюсть на место. Ну, что могу сказать я вам? Орчата как орчата, как у всех. Чуть поменьше, видимо, был сам Колька, догадался я. Колька шмыгнул носом и с детской непосредственностью стал разглядывать меня. Градомир, видимо, им был неинтересен, а вот я — новое, неизвестное лицо для них. Второй ребёнок — видимо, старшая дочь Маша, в нежно-зелёном сарафане в круглый горошек, — уже более сдержанно оценивающим взглядом посмотрела на меня, словно женщина. Две рыжие, аккуратно заплетённые косички спадали на её плечи. Лица орчат были просто усеяны веснушками. Задорные такие.

— Я вижу, вы уже познакомились! — раздался весёлый голос Васьки. Он шёл к нам упругой походкой, приветливо махая рукой.

— Угу... — издал я не понятный звук, вспоминая свой недавний позор, трусы только постирать осталось после знакомства этого, но я промолчал.

— Я так и подумал!.. Гы-гы-гы! — Васька ехидно ухмыльнулся — видимо, почувствовал мои внутренние переживания. — Я тоже, когда увидел первый раз его настоящий облик, чуть в штаны себе не наложил, — и он хохотнул, потрогав машинально то место, куда должен был наложить.

— Градомир! — он обратился к лешему. — Заканчивай людей пугать.

Градомир тут же накинул на себя кулон и снова превратился в неказистого мужичка по имени Кузьма. Прям трансформер какой-то!

— Дядь Кузьма! — подал голос маленький Колька, утирая рукавом рубашки зелёную соплю. — А где Кукуня? — пискнуло это чудо природы.

— Так тут был, шельмец, где-то! — отозвался Кузьмич, указывая под стол. И Колька шустренько нырнул под него, как окунь в воду.

Кукуня, видимо, был знаком с этим сорванцом, выскочил из-под стола и бросился от Кольки наутёк во всю свою звериную прыть. Малой выскочил следом за ним и вдарил так, что только пятки сверкали.

— Кукуня, стой! — кричал убегающий орчонок.

— Бедный зверёк! Ему своих собак в деревне мало? — донёсся справа от меня чей-то приятный, мелодичный женский голос. Я оглянулся. Передо мной стояла довольно симпатичная женщина средних лет, карие глаза, приятная внешность, ничего особенного, одним словом, очень милая и, видно, хозяйственная. Просторное розовое платье, и аккуратно повязанный на голове белый платок украшал её голову. Как-то всё это выглядит для меня по-настоящему, словно я в далёкое детство окунулся, в свой хутор, прям доярочка. Глядя на неё, глаз радуется.

— Галина, — представилась она. — Князь..., — она вставила при этом многозначительную паузу, склонив голову, и кинула украдкой косой взгляд на Кузьмича. Кузьмич еле заметно кивнул, всё так, мол...

— Это моя семья, — отозвался Васька и как-то даже вытянулся, словно рядовой перед сержантом в учебке.

Я психанул и подскочил с лавки.

— Ну какой я вам князь?! У меня из всех достоинств, которые есть, — это то, что я пердеть громко могу!

Раздувая ноздри от негодования, я сел на место. И народ не выдержал, заржал, даже Галина с дочерью Машкой отвернулись от своего князя и тихо посмеивались надо мной, убогим. Краем глаза я заметил, что на Гале висит такой же аккуратный кулон на золотой цепочке.

— Заладили: князь да князь, — буркнул я.

— А без своей челяди князю никак нельзя! — вставил Васька. — Галя займётся кухней! Кузьмич вроде хозяина и в одном лице твой, Серёг, телохранитель и опекун. Ну, и я на подхвате, если чего, как верный твой оруженосец буду, унести, принести, налить, подать. Солнышко... Гы-гы-гы!

Я обиженно раздул свои щёки, были бы сопли, выдул бы, наверное, огромный пузырь размером с Луну. Внимательно осмотрел эту собравшуюся компанию, то ли они и впрямь верят в то, что говорят, то ли тупо стебутся надо мной, блаженным. А ведь над дурачками смеяться — грех, всегда так было, даже немцы не смеялись над такими, как я.

Взгляд мой упал ещё на одного персонажа из этой компании.

— А это что за африканский пигмей такой!?

Пигмей метрового роста, с узелком на палке, перекинутой через плечо, чапал по зелёной лужайке, ворча себе что-то под длинный нос, направляясь на задворки дома лешего, абсолютно не обращая ни на кого внимания.

— Это наш банник, Федот, — пояснил Васька. — А как же без него? Красно солнышко! — и наглая серая морда расплылась в ехидной улыбке, сверкнув при этом своими клыками.

Понемногу выходя из транса, в который меня ввёл леший своим первозданным обликом, я стал приходить в себя. Видно, моя нервная система включила определённую защиту. Чур, я в домике, я и так у мамы дурачок, чтобы не растерять, видимо, последние здравые капли рассудка. И я поймал даже какой-то азарт и подыграл орку.

— А почто домового нету? Почему только банник? Где стервец? — и я важно упёр руки в боки, вжал своё пузо и выпятил вперёд грудь, ну хоть немного сравнять свои мышцы.

Васька сразу же сообразил и стал подыгрывать.

— Не вели казнить, княже! Вели слово молвить! — И он заговорщицки подмигнул мне, играя на публику. — Никак их вместе оставлять нельзя, иродов таких, Федот с Бахчой больно азартные. Всю ночь напролёт в футбол на игровой приставке рубятся на щелбаны. А к утру бороды свои козьи рвут друг другу до крови. Такой ор и гам поднимают во всей округе, что житья от них, бешеных, всей деревне нету! — орк слегка поклонился.