Выжить на взлете

Павел Коноплев

Глава 1

Виктор слишком поздно увидел гололед прямо на повороте, въехал на большой скорости и его машину вынесло на встречную сторону под колонну больших грузовиков. Тормозить или выворачивать было бесполезно, не в силах что-то еще предпринять, он крепче уперся в руль и закрыл глаза, в следующее мгновение почувствовал бросивший вперед удар, срабатывание ремня и подушки безопасности, а дальше страшную боль, пронзившую все тело...

Пробуждался будто после кошмара с приснившейся аварией на загородной трассе, да и первое чувство, которое мог осознать, никак не походило на ту боль, оставшуюся последней в памяти. Лишь слабость, от которой не хотелось хоть как-то напрягаться, да еще ноющая резь на левой руке у запястья, но она особо не беспокоила, не мешала сознанию воспринимать себя. Чуть позже открыл глаза и осмотрелся, насколько мог, не поворачивая голову. Белый потолок, светлые жалюзи на широком — во всю стену, — окне, матовые плафоны люминесцентных ламп, рядом с ним на стойке капельница с флаконом и трубочкой, идущей к руке — не оставалось сомнений, что он в больнице. Дальше уже надо было чуть двигаться, так постепенно, по частям, рассмотрел небольшую палату, в которой он оказался. Кроме него, в ней располагался еще один пациент на кровати ближе к двери, он спал, чуть похрапывая.

Прислушался, вокруг стояла тишина, разве что от открытого окна шел уличный шум, но довольно слабый, откуда-то издали. Тихий час — пришла мысль, а после — оно к лучшему, есть время как-то прийти в себя, осмотреться и подумать. Первое, что вспомнилось — то страшное происшествие на дороге, такое при старании не забудешь! Но ведь он же сейчас жив и сравнительно здоров, руки-ноги целы, ничего не переломано, неужели все ему померещилось?! А в памяти всплывали события того дня с такими подробностями и деталями, которые просто невозможны в больном воображении. Утро началось как обычно, позавтракал с женой Лидой, с ней еще обсуждали предстоящую покупку мебели в их новую квартиру. После выехал со двора на своей Тойоте, пришлось еще ругаться с наглым водителем, оставившим машину прямо в проезде и лишь минут через десять вернувшимся к ней. На службу все же успел вовремя, к самому началу планерки у генерального директора.

Отчитался за свой отдел без особых замечаний, получил от начальства ценные указания, а дальше работа пошла по накатанному руслу. Перед самым обедом Виктора срочно вызвали к директору и тот велел немедленно выехать в соседний город — там в дочернем предприятии вышел из строя пилорамный станок-автомат, а с ним встала вся деревообрабатывающая линия. Свои мастера не справились, попросили помощи ведущего специалиста из головного подразделения. Нужно было скорее устранить неисправность — слишком дорог каждый час простоя, — потому он тотчас, перекусив на ходу домашними пирожками, отправился в дорогу и торопился. Да и домой хотел вернуться без опоздания — беременной жене лишнее беспокойство совсем ни к чему. Гнал машину по трассе на пределе допустимой скорости, благо еще, что транспорта в этот час двигалось немного. Осталось проехать буквально пару километров до филиала, вот тогда и случилась беда на повороте.

Незаметно, пробиваясь сквозь захватившие Виктора мысли и эмоции, пришло ощущение чего-то странного, неестественного. Видел как будто в дымке, очертания предметов расплывались, хотя прежде никогда не жаловался на зрение. Наверное, с глазами что-то случилось — подумал он, — дай бог, чтобы все обошлось! После же возникло чувство, что с его телом также неладно, снова осмотрел себя насколько возможно и только сейчас заметил — оно другое! Те же руки — какие-то пухлые и мягкие, а не его прежние — сухие и жилистые. Да и весь он какой-то рыхлый, явно с излишним весом, тогда как никогда не распускал себя, в юности довольно серьезно занимался легкой атлетикой. Неужели столь долго пролежал без сознания или даже в коме и вот так сильно изменился — возникла мысль, вызвав тревогу и беспокойство, в первую очередь, за жену — как она без него, справилась ли с неприятностями, которые он доставил?!

Только сейчас Виктор обратил внимание, что за окном поздняя весна или уже лето — сквозь приоткрытые жалюзи видел, пусть смутно, давно распустившуюся зелень деревьев, да и жар шел с улицы. А авария ведь случилась в середине марта, кое-где в низинах лежал нерастаявший снег, по утрам еще сохранялись заморозки. Получается, он здесь, как минимум, два или три месяца, да за это время могло произойти что угодно! От такой мысли вздрогнул и даже попытался встать, но слабость, все еще остававшаяся в его теле, не позволила, даже не мог оторвать голову от подушки. Потом взял себя в руки — надо сейчас выяснить происшедшее с ним за это время, лишь затем что-то предпринимать. Осталось лежать и ждать возможности получить хоть какую-то информацию от других, она представилась буквально тотчас. Проснулся сосед — мужчина средних лет, — заворочался, после повернувшись лицом к Виктору, проговорил еще заспанным голосом:

— Оклемался, парень, вот и хорошо! Тебя же Пашей зовут, так сестричка сказала, когда ночью привезли сюда ...

Унял первый порыв поправить мужика — слишком странными показались сказанные им слова. Если его доставили в больницу минувшей ночью, то где он был все это время и почему в таком состоянии? Решил сам расспросить, задал важные для себя вопросы, а сосед охотно отвечал, по-видимому, соскучился по внимательному слушателю:

— Скажите, куда я попал и что со мной случилось?

— В Кащенко, парень, психушку. Ты себе вены порезал, вот на скорой тебя привезли. Зря ты, Паша, такое учудил, лишать себя жизни — последнее дело! Совсем молодой, сколько тебе — лет двадцать? Еще жить да жить, а ты на тот свет торопишься.

— Это, что, мы в Москве?

— Где же еще, ты в порядке, парень?

— Сейчас в порядке, а что было раньше — не помню!

— Наверное, тебя накачали транквилизаторами, вот башка пошла набекрень. Ничего, подлечат и все будет в порядке. Только сюда лишний раз не попадайся, ничего хорошего в дурке нет. Сам со своей шизой маюсь, каждый год по весне обострение, так что я здесь старожил!

Психиатрическая больница имени Алексеева (бывшая Кащенко)

Разговор Виктора с Алексеем — так назвался сосед по палате, — продолжался еще четверть часа, пока не закончился тихий час, из него ему окончательно стало понятно — он в чужом теле, какого-то парня, решившегося покончить с жизнью. Что же с ним самим произошло — тоже не сомневался, по всей видимости, та авария закончилась печально, как ни было больно осознать эту горькую истину. Его же душа или сознание каким-то неведомым образом перенеслась в другую оболочку, притом в совершенно иное время — из двадцатого года третьего тысячелетия в конец мая 1993-го. В прошлой жизни он в этом году только родился, а Павлу сейчас двадцать. Что случилось с парнем, почему пошел на столь отчаянный поступок — могли сообщить только родители, но встречи с ними Виктор боялся, не знал, как вести себя и не причинить им лишней боли.

Выдавать себя за их сына не хотел — просто не смог бы изображать какие-то чувства к совершенно чужим людям. Да они бы быстро раскусили его, даже если постарался — никакая амнезия не оправдает иные привычки, манеры, речь, да и много других примет, характерных каждому человеку. Как ни было жаль парня, но он ушел, не выдержал каких-то испытаний. Виктор пытался прислушаться к себе, но, кроме своих мыслей и эмоций, не обнаружил хоть что-то от Павла — по-видимому его собственное сознание полностью вытеснило прежнюю душу, а та не сопротивлялась, сама пожелала уйти из этого мира. Теперь ему предстояло прожить новую жизнь, в какой-то мере за того парня, но по своему представлению. Как сложится в будущем, конечно, не знал, лишь с уверенностью мог сказать себе — так легко он не сдастся, какие-бы трудности не выпали ему.

Вечером в приемный час пришла мать Павла — Наталья Владимировна, — строгая женщина лет пятидесяти, в ее глазах Виктор видел кроме понятной любви и тревоги за сына какой-то вопрос, казалось, пыталась пристальным взглядом найти ответ в его душе. Они остались в палате наедине — Алексей деликатно вышел, как только понял, кто эта гостья. Наталья Владимировна уже склонилась над лежащим сыном, чтобы обнять его, но тот остановил, каким-то чужим голосом проговорил, ошеломив бедную женщину:

— Извините, но я не Павел, он ушел, его здесь больше нет. Меня зовут Виктор, не знаю, как такое случилось, но мое сознание перенесло в тело вашего сына. Я жил в другое время, в следующем веке, попал в аварию и, по-видимому, погиб, теперь здесь. Как принять меня — вам самим решать, я же готов немедленно уехать, если так будет лучше, не захотите больше видеть.

Удивительно сильной и мудрой показала себя мать Павла — не стала кричать или стенать, да даже по-бабьи плакать над своим чадом, явно сошедшим с ума и невесть что несущим! Вздрогнула от услышанных слов, побледнела, после молча вглядывалась в того, кто только что высказал невообразимое разумом происшествие — переселение душ! Наверное, все же поняла, что такое случилось и именно с ее Павлом — тихо заплакала, а потом тяжело присела на стоявший возле кровати стул. Виктор жалел несчастную мать, но не сомневался, что поступил правильно — лучше сразу дать ей знать, чем мучить сомнениями, тем более подозрениями из-за странного поведения сына. Через минуту-другую Наталья Владимировна подняла голову и с какой-то принятой ей решимостью сказала:

— Расскажите о себе, Виктор, коль нам теперь вместе придется жить...

Слушала молча, не перебивая, лишь в конце рассказа с горестным вздохом промолвила:

— Как же Лиде будет трудно справиться с несчастьем, потерять мужа в ее положении — такой беды никому не пожелаешь!

После твердо заявила как об очевидном факте:

— Виктор, для всех ты остаешься нашим сыном, для нас с отцом также. Поэтому будем звать тебя Павлом, а ты нас мамой и папой. Может быть, со временем станем роднее, но надо уже сейчас привыкать, коль так распорядилась судьба.

Согласился с вполне разумным доводом названной матери, ответил ей с должным уважением:

— Хорошо, мама, буду считать себя вашим с отцом сыном. Только я ничего не знаю ни о вас, ни о себе прежнем. Расскажите хотя бы немного, так мне легче освоиться с вами, да и с другими, с кем еще доведется встретиться.

Наталья Владимировна согласно кивнула и приступила к рассказу:

— Ты у нас единственный ребенок, родился 25 марта 73-го года. Еще с младенчества много болел, поздно стал ходить, да и заговорил лишь к двум годам. Нам врачи говорили, что у тебя задержка в развитии, но в три года ты всех удивил. Папа занимался с тобой логическими и арифметическими задачками, ты же справился с ними легко, а потом более трудными ...

Семья Паши Коноплева

Виктор (теперь Павел — счел нужным так себя называть) слушал удивительную историю матери о феноменальном мальчике, а в памяти тем временем всплыла когда-то прочитанная статья о юных дарованиях, к которым судьба отнеслась слишком сурово. Среди них Паша Коноплев с выдающимися математическими способностями, от него ожидали великих свершений — он же впал в глубокую депрессию, из которой так и не вышел до самой смерти. Не выдержал психических и эмоциональных встрясок после развала Советского Союза и наступившей тотальной разрухи, его прежняя жизнь сломалась и не нашел иного выхода, как уйти из нее. И вот теперь судьба распорядилась именно ему занять место несчастного юноши, наверное, посчитала неправильным тот исход — погибнуть на самом взлете. Предполагал, что неспроста его занесло в это время, сейчас стало понятнее — почему он здесь, принимал как предназначенную кем-то данность, а не случайность.

Ушла мать намного позже положенного часа, задержалась до обхода дежурного врача, пообещала вернуться завтра утром для встречи с лечащим психиатром. Оставила Павлу фрукты и любимый яблочный пирог, пару книг и очки — у него оказалась довольно сильная близорукость. Долго после ухода матери вспоминал их разговор и пережитые эмоции, в конце беседы даже почувствовал какое-то притяжение к родному по природе человеку. Да и она выглядела гораздо спокойнее, обращалась к нему мягче, чем в начале, по-видимому, немного свыклась с мыслью — пусть сын стал другим, но все равно он ее кровиночка! Предстояла еще встреча с отцом — Николаем Алексеевичем, — но уже не так серьезно волновался за ее исход — насколько понял, тон в семье задавала мать, коль она приняла такого сына, то отцу ничего другого не оставалось. Да и по рассказу матери тот всегда любил Пашу, чтобы он не натворил, не наказывал строго за шалости, лишь мягко журил — в этом большую жесткость проявляла она сама.

Спал эту ночь сравнительно спокойно, лишь раз просыпался, увидев во сне родную мать и жену — они смотрели на него без слов, а потом растаяли, будто мираж, осталась от них печаль и тоска. Лежал и вспоминал прошлую жизнь, а потом незаметно уснул, уже без сновидений. На следующее утро, как и обещала, к нему в палату прошла мать, несмотря на неприемное время — еще вчера убедился в ее способности находить общий язык с персоналом. Принесла с собой еще теплый суп с фрикадельками, паровые котлеты с картошечкой, заставила поесть при ней. Когда же к ним заглянул лечащий врач, не отступила в сторону, а сама повела с ним разговор о состоянии сына. Во время обследования и последующего опроса отвечала на те вопросы, с которыми Павел затруднялся — тогда и выяснилось, что у него уже год, как начались проблемы с психикой. Вначале резкие смены настроения, после приступы немотивированной раздражительности и гнева, а в последнее время замкнулся в себя, ни с кем не хотел разговаривать и общаться, даже с родителями. В крайнюю же ночь заперся в ванной и перерезал вены на запястье — чудо, что отец проснулся по какому-то наитию и обнаружил сына, лежавшего на полу без сознания.

Врач, Сергей Александрович, после завершения обследования с результатами томографии и энцефалограммы выдал заключение — серьезных клинических отклонений у молодого человека нет. Разве что психомоторная реакция немного заторможена, но то вполне естественно после приема антидепрессантов. Насчет амнезии и последующего назначения высказался ободряющим тоном:

— Возможно, сказался вегетативный криз, нервная система не выдержала перегрузки. Думаю, носит временный характер, после нормализации психоэмоционального состояния память должна вернуться. Хотя гарантировать не могу — человеческий мозг слишком сложная субстанция, чтобы судить наверняка! Пока же Павел побудет у нас неделю-другую, понаблюдаем — не возникнет ли рецидив суицида, других аффективных расстройств, сейчас же не вижу предрасположения. Лечения как такового не требуется, проведем укрепляющий курс.

Сам Павел чувствовал себя достаточно окрепшим, уже спокойно, без излишнего напряжения, вставал с кровати, ходил по палате, утром до туалета добрался без посторонней помощи. Но не стал возражать против недельного отдыха в больничных стенах, будет ему лишнее время освоиться в новой жизни. Примерно также посчитала его мать — довольно улыбаясь, попрощалась с врачом, вручив ему незаметно для лишних глаз какой-то презент. С этого дня у Павла началась синекура, разве что по больничному распорядку. Ему предоставили полную свободу передвижений, мог ходить куда угодно и заниматься своими делами, правда их особо и не было. Читал книги и газеты, которые приносили родители — кстати, с отцом все обошлось благополучно, как и ожидалось, тот при первой встрече даже не давал знать, что видит в сыне другую личность, обращался ласково, как с родным.

Еще у Павла появилось хобби, если так можно назвать это занятие — он стал заядлым участником шахматных турниров. Прежде особо не увлекался древней забавой, играл от случая к случаю — здесь же почувствовал вкус, особенно с новыми способностями, раскрывшимися в самом первом сражении на шахматной доске. Алексей, сосед, как-то позвал с собой в комнату отдыха — там собрались любители на очередной турнир, — пошел с ним за компанию, сел за свободную доску и начал игру. Вот тогда заметил, что он видит поле за несколько ходов вперед — в голове как будто сработал компьютер, просчитывающий всевозможные варианты. Не составило труда понять — мозг прежнего Павла нисколько не пострадал, теперь в его распоряжении мощнейший интеллект! Ту партию выиграл легко, даже немного поддаваясь, следом другую и так со всеми игроками. Те захотели реванша, бои проходили теперь каждый день с утра до отбоя, с перерывами на процедуры и прием пищи, да еще в приемные часы. К ним приходили соседи из других отделений, а также любители из персонала, неизменно победу одерживал Павел — его уже прозвали гроссмейстером.

Шахматный турнир в больнице

Собственно, игра для Павла не представляла самоцель, хотя азарт и желание выиграть придавали остроту такому времяпровождению. Главным же посчитал изучение того дара, чем щедро природа наградила парня. Можно сказать, на практике осваивал могучий потенциал, раскрывал его границы и возможности. В прошлой жизни не считал себя обделенным интеллектом — закончил лесотехнический институт в областном центре почти на одни пятерки, да и на службе проявил неплохо. Стать в двадцать семь начальником отдела с двумя десятками сотрудников в солидной компании — уже что-то значит. Но сравнить с тем, что сейчас ему стало доступно — это как небо с землей, разница едва ли не на порядок! Теперь поставил себе цель научиться рационально использовать природный талант, применять его с максимальной выгодой для себя и своих близких, а не разбрасываться на всякие побочные занятия, не приносящие никакой отдачи. То, как прежний Павел отнесся к бесценному дару в последние годы, счел отвратительной и постыдной слабостью, как-то еще простительной ребенку, но не взрослому парню. Мог бы жить припеваючи, если раскинул мозгами, а он испугался лихих перемен и сдался ...

Из того, что узнал от матери, Павел увлекался разными науками — кроме математики еще физикой, химией, астрономией, писал статьи, которые публиковали серьезные издания. В МГУ, куда Павел поступил в пятнадцать лет, а в девятнадцать закончил, изучал информатику и вычислительную технику. Его оставили в аспирантуре университета, занялся составлением программ для сравнительно нового (по меркам почившего Советского Союза) компьютера БК-0010, а по сути безнадежно отставшего от лучших мировых аналогов IBM, Apple, Spectrum и прочих. Вскоре после развала Союза из-за рубежа хлынул поток более совершенной и сравнительно недорогой техники, все прежние наработки отечественной науки и промышленности оказались никому не нужными. Многие отраслевые и академические институты дышали на ладан или вообще закрылись от безденежья, государство урезало финансирование научных учреждений в десятки и сотни раз, если считать в американских долларах, практически ставших основной валютой в стране. А о рублях говорить нечего — они обесценились на многие тысячи, если не миллион раз, как когда-то в военное время.

Пострадали сотни тысяч бюджетников — среди них родители Паши, да и он сам, — многих уволили по сокращению штатов, оставшиеся влачили жалкое существование со своими нищенскими ставками, частыми задержками выплаты. А цены на самые нужные товары будто взбесились, люди просто не успевали за их ростом — та, что сегодня казалась слишком высокой, завтра уже оказывалась недостижимо низкой. И именно в эту трудную пору, когда у многих из-под ног ушла прежняя опора и надежда на государство, каждый выживал по своему разумению. Большая часть продолжала жить по-прежнему — проедала последние запасы или уже перебивалась с хлеба на воду, лишь жалуясь на непомерные цены и ничтожную зарплату, втихомолку ругала власть. Меньшинство хоть что-то предпринимало — кто-то открыл свое дело, ездил челноком за товаром, а потом перепродавал, другие нашли работу на рынках и всяких забегаловках. Впрочем, вся страна становилась большой барахолкой, все в ней покупалось и продавалось, честь и совесть среди нуворишей представлялись едва ли не позором, а мерилом достоинства и уважения стало наличие больших денег и связей во влиятельных кругах.

Павел пробыл в больнице полные две недели, хотя, по сути, могли выписать раньше — какие-то обследования проводили в первые дни, а потом как будто о нем забыли. Не без основания полагал в том вмешательство лечащего врача, наверное, Сергей Александрович не спешил расставаться с интересным для него пациентом. Между ними сложились, можно сказать, теплые отношения, сначала общим увлечении шахматами — врач играл на довольно высоком уровне, — а потом просто в общении. Нередко оставался после смены, вызывал юношу в ординаторскую и там они часами состязались в шахматных партиях, попутно вели беседы на всевозможные темы. Как однажды признался Сергей Александрович, семьей до сих пор не обзавелся, хотя ему пошел пятый десяток, так что спешить после работы не к кому, вот и привязался к парню.

Из уст очевидца — а не страниц Интернета, кстати, только зарождавшегося на информационных просторах страны, — Павел узнал о событиях, приведших народ к такому бедственному состоянию. Перестройка Горбачева, общая эйфория от предоставленной властью свободы (или ее видимостью), начало частного предпринимательства, пустые полки в магазинах, стремительный рост цен, а потом паника от денежной реформы Павлова. Дальше все хуже — путч ГКЧП, последовавший вскоре фактический переворот, устроенный беловежской троицей — Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем, по сути, развалившим страну. Сергей Александрович не стеснялся в крепких выражениях, рассказывая о них:

— Горбачев, м..удак, просра..л великую страну. А эти еб..ные стервятники, захотели стать удельными хозяевами, и наплевать им на народ, голосовавший на референдуме за сохранение Союза! И что теперь — тот, кто пришел к власти, разбазарил и разворовал все нажитое за семьдесят с лишним лет, а простые люди вымирают с голодухи и безденежья, даже после войны жили лучше, чем сейчас!

О самом Павле и его состоянии врач как-то высказался:

— Странно, ты вполне вменяемый парень, впервые встречаю среди пациентов настоль здравомыслящего молодого человека — и как тебе угораздило лишать себя жизни! Наблюдаю за тобой все это время и не вижу никаких оснований тревожиться за твою психику. Жаль, что в первый день не довелось обследовать после коматоза, когда ты пришел в себя — меня срочно вызвали на консультацию в городскую больницу, — но дежурный врач не нашел острой клиники. Так что выписываю с диагнозом — здоров как бык, если не считать амнезию, вон какой вымахал! От себя советую — займись спортом, все же есть у тебя лишний вес ...

На выписку приехали оба родители — мать оформляла бумаги, разговаривала с врачом, а отец помог собрать вещи и отнес их в машину. После прощания с Сергеем Александровичем и соседями в отделении Павел вышел с матерью за ограду больницы, здесь у ворот поджидал отец на стареньком жигуленке-копейке — остатке былой роскоши, как с грустной иронией он однажды высказался. На ней подрабатывал вечерами, таксовал после работы — зарплаты инженера вычислительного центра катастрофически не хватало. Хорошо еще, что мать после увольнения из института по сокращению устроилась в школу учительницей физики, пусть и на полставки — хоть небольшие деньги, но все же как-то можно перебиваться. Родители при Павле не говорили о нужде в их семье, но он сам понимал из отдельных слов в разговорах между ними, да и по одежде было видно — экономили на всем, разве что не на сыне.

По пути домой не скрывал любопытства, осматривая город — в прежней жизни довелось пару раз наведываться в столицу, сейчас искал знакомые места и приметы, но не находил. Да и выглядела Москва не такой, как в его бытность — разбитый асфальт на дорогах, везде мусор, дома какие-то серые и неухоженные. Хотя и хвалили нового мэра — Лужкова, наводившего в городе порядок, но пока не заметил явных признаков его деятельности. Когда же свернули с дороги в их старый двор на Ленинском проспекте, неустроенность стала больше заметна — если на улице хоть как-то поддерживали чистоту, то здесь завалили всяким хламом, как будто с зимы не убирали. В темном подъезде с замызганными окнами, куда вошли, оставив машину на пустыре, стоял давно не проветриваемый запах кислых щей, да и бомжи отметились, разве что не сра..ли. Поднялись на последний, пятый этаж, мать открыла ключом обитую железом дверь и пропустила вперед мужа и сына с вещами.

Самая обычная квартира — две комнаты, небольшая кухня, совмещенный санузел, встроенная кладовка. Такие, наверное, встретишь во многих домах, обустроенных по самому минимуму. В большей комнате разместились родители, а у Павла почти вдвое меньше, но места все же достаточно. Есть стол у окна с установленным на нем компьютером — тем самым отечественным БК 'Электроника', вместо монитора у него черно-белый телевизор, — шкаф, две книжные полки прикрепленные к стене одна над другой, аккуратно застеленная кровать и пара стульев, вполне приемлемо для бывшего студента, сейчас молодого аспиранта. Осмотрелся, подошел к книжным полкам, беглым взглядом окинул корешки книг — все понятно, чем занимался юноша — сплошь по программированию и математической кибернетике.

Павел Коноплев с компьютером БК

Сам он не собирался идти по пути прежнего Павла — все это вчерашний день, да и вряд ли сейчас можно добиться успеха собственными разработками, по крайней мере, без серьезных вложений и самой современной базы. Надо быть реалистом — ни на то, ни на другое рассчитывать не стоит, нужно искать другие возможности. Какие именно — об этом думал не один час, кое-какие наметки он уже набросал в блокноте. Следовало в ближайшее время раздобыть исходную информацию по разным вариантам, после ее проработки начинать свое дело. Учебу в аспирантуре и научную работу в университете однозначно решил прервать, вернее, взять перерыв на неопределенное время — есть законное основание по состоянию здоровья, если у него амнезия, то какой с него спрос! Вот когда вернется память, тогда посмотрим, а пока извините ...

Первый день дома провел безвылазно — побаловался с БК, поразился его замшелой древности, начиная от ввода команд до графической и текстовой (кстати, отсутствующей!) инсталляции. А интерфейс просто ужас — программы зависали, приходилось тупо ждать, пока операционная система поймет, что от нее требуется! Почитал еще книжки и записи Павла в дневниках не столько для их изучения, а стараясь понять алгоритм его мышления — возможно, в нем есть рациональное зерно, полезное в дальнейших планах и проектах. Странное складывалось ощущение — вот он сам, можно сказать, человек из будущего, восхищался силой мысли своего, по сути, предка, безукоризненной логикой и какой-то невообразимой фантазией ума. Пусти его талант на нужное дело — он бы горы свернул, вместо того занялся никчемным проектом, не имеющим реальной перспективы и угробил себя в самом прямом смысле слова!

Глава 2

Не теряя ни дня, уже следующим утром Павел приступил к переменам в своей новой жизни. Встал в шесть, пока родители еще спали, тихо, на цыпочках, собрался и вышел из дома, после легким бегом отправился на спортивную площадку в школьном дворе — еще вчера расспросил отца о ней. Расстояние всего ничего — метров триста или четыреста, пока же добежал, едва не задохнулся, не хватало воздуха, а сердце билось как будто после хорошего кросса! Конечно, сказались две недели больничного безделья, но, по-видимому, прежний Павел со спортом совсем не дружил, хотя, по рассказу матери, гонял в детстве мяч. Теперь все будет иначе — с таким настроем начал разминку, а потом перешел к силовым упражнениям. Временами останавливался, давая возможность крупному, но такому немощному телу немного отдохнуть, а потом упорно продолжал, пока чуть не упал от усталости. После отправился на дрожащих ногах домой, весь промокший от пота, но довольный первым шагом в своем великом плане, вспомнил по этому случаю слова китайского мудреца Лао-Цзы ['Путь в тысячу ли начинается с первого шага'].

К возвращению Павла мать уже встала и готовила завтрак, с удивлением посмотрела на вошедшего сына в явно заморенном состоянии и спросила с заметным беспокойством:

— Что с тобой, Паша, у тебя все в порядке?

Ответил бодро, насколько позволяла усталость во всем теле:

— Все хорошо, мама, мне доктор прописал заниматься спортом, вот я и стараюсь!

-Ты уж предупреждай меня, Паша, а то смотрю — тебя нет дома, а вернулся в таком виде, как будто за тобой гнались!

— Извини, в следующий раз обязательно скажу! Правда, я теперь каждое утро стану бегать, со временем запишусь в тренажерный зал — надо привести себя в порядок, а то девушки любить не будут!

Мать улыбнулась, после высказалась:

— Правильно, сынок, а то у тебя до сих пор нет хорошей девушки. Только смотри, не выбери какую-нибудь вертихвостку, намаешься с такой!

— Я обязательно покажу вам, без вашего согласия ни-ни! — смеясь, ответил Павел и направился в ванную принимать холодный душ.

Позавтракал вместе с родителями, а после на пару часов засел за учебники — решил хотя бы по самому минимуму понять интересовавший Павла предмет. Нельзя сказать, что в прошлой жизни был полным профаном в компьютерах, мог сам починить и настроить, но с программированием, тем более кибернетикой прежде не сталкивался. Неожиданно выявился странный эффект, при чтении и осмысливании незнакомой темы вдруг пришло осознание — а ведь он ее знает! Просмотрел бегло еще несколько страниц — его догадка подтвердилась, понимал до последней буквы и формулы. Похоже, прежние знания остались в подкорке, стоило их вызвать, они и проявились. Это как с файлами в жестком диске — после запуска команды извлечения немедленно перешли в оперативную память, а уж дальше на монитор пользователя.

Теперь осталось выяснить, какими знаниями обладал и как ими управлять — все они, наверное, ни к чему, следует выбрать только нужные. Хотя кто-то однажды сказал — знания лишними не бывают, — но это если в меру, а у всеучки Павла, похоже, чересчур! Вот такой задачей занялся, буквально за час с небольшим просмотрел все учебники и статьи в журналах, часть из них на английском и немецком языках — также понятных, как будто до этого свободно владел ими! Правда, потом отлеживался — разболелась голова, по-видимому от переизбытка перелопаченной информации. Сделал себе зарубку в памяти — насиловать мозг, пусть с гигантскими возможностями, себе в ущерб, так и в самом деле можно свихнуться с ума! Пригодился освоенный когда-то психотренинг с полным расслаблением и внушением типа — я жив-здоров и у меня все хорошо... Помогло, уже через час полностью восстановился и отправился в университет на встречу с руководством.

От Ленинского проспекта до Ломоносовского, где находилось здание факультета вычислительной математики, было рукой подать, потому прошел пешком, разглядывая дома, людей, транспорт на дороге. Настал самый разгар дня, но улицы на пути казались пустынными — без того водоворота движения, которого ожидал от многомиллионного города. Конечно, здесь не центр, а недавняя окраина на юго-западе столицы, но все же, наверное, в другом причина — сказались не лучшие перемены в жизни большинства жителей. Да и на лицах торопливо семенящих прохожих Павел замечал беспокойство и отрешенность, погруженные в свои мысли, они как бы отстранились от других. Те же дети не вели себя беззаботно, как должно было быть в их возрасте, да еще в самом начале каникул.

Москва в начале 90-х

С такими думами и размышлениями не заметил, как дошел до университетского городка, спросил у встретившихся двух парней, с виду студентов, они подсказали, как пройти к нужному корпусу. Впрочем, подойдя к зданию, вспомнил, куда дальше идти, да и ноги, казалось, сами вели по не раз хоженому пути. Направился к своему непосредственному куратору — доценту кафедры математической кибернетики Алексееву, — хотя официально научным руководителем Павла числился завкафедрой профессор Яблонский. Нашел Алексеева в одной из аудиторий — он принимал зачет у студентов, — пришлось прождать почти час, пока освободился. На понятный вопрос куратора:

— Паша, что случилось, почему пропал без предупреждения? — дал несколько уклончивый ответ:

— Валерий Борисович, у меня произошел нервный срыв, попал в больницу Кащенко и пролежал там две недели. Вот справка оттуда — я сейчас здоров, но потерял память, даже вас не узнал, пока мне не подсказали.

Алексеев недоуменно посмотрел на Павла, после взял из его рук справку и, надев очки, внимательно прочитал заключение врача. Покачал головой, призадумался, через минуту высказался:

— Жаль, конечно, Паша, твоя работа в основном получила одобрение Сергея Всеволодовича. Там еще немного доработать по дискретной характеристике и вполне подошла бы на кандидатскую диссертацию. Не знаю теперь, сможешь ли ты продолжить, как сам считаешь?

Юноша пожал плечами и ответил: — Наверное, нет, я ведь ничего не помню! Врач, правда, сказал, что память может вернуться, но когда — неизвестно. Думаю, мне надо взять академический отпуск, как-то понемногу восстановиться.

— Ладно, пойдем к Яблонскому, все равно с ним решать, — взяв с собой злосчастную справку, куратор встал из-за стола и направился к выходу, Павел за ним.

Старый профессор — уже за семьдесят, когда-то, лет двадцать назад, у него учился сам Алексеев, — принял новость гораздо эмоциональнее молодого коллеги. Всплеснул руками, заохал и зачастил:

— Да, как же так, Паша, тебя угораздило! Ведь у меня уже имелись планы, а ты что учудил — вот выпороть, чтобы неповадно было!

Прервался на небольшую паузу, как бы приходя в себя от ошеломившего его факта, уже менее возмущенным тоном продолжил:

— Показал твою работу важным людям и кое-кого она заинтересовала. Принятая тобой гипотеза моделирования и прогнозирования показалась довольно логичной академику Журавлеву — он сам подобной темой занимается. Предложил встретиться с тобой насчет будущей работы у него в физтехе [МФТИ], но я его отшил — ишь чего надумал, переманивает моих учеников! Ничего, у меня получше найдется — с нового учебного года дам тебе ставку ассистента, будет тебе подработка. Хотя с финансированием сейчас туго, но с прошлого года разрешили принимать студентов на платное обучение сверх бюджетного лимита, так что и от них нам кое-что перепадет, пусть и немного.

Завкафедрой увлекся своей речью, казалось, он даже забыл — с какой проблемой заявился к нему аспирант, — пока Алексеев не напомнил тихим покашливанием. Замолчал и чуть погодя спросил Павла:

— Так что сейчас ты предлагаешь — дать тебе отпуск на неизвестное время? И что, нет другого варианта, ведь важное дело встанет?!

Пришлось придумывать компромиссный ответ, чтобы не очень расстраивать старого ученого:

— Сергей Всеволодович, думаю, как-то можно ускорить — возьму свои старые записи и материалы, начну с ними работать, возможно, что-то вспомню. Но сами понимаете, ничего конкретного обещать не могу.

Яблонский заметно оживился и проговорил с явным довольством:

— Вот и хорошо, Павлуша, приходи, когда сможешь — кафедра для тебя всегда открыта. А отпуск не надо оформлять, так и дальше будешь числиться аспирантом — стипендия тебе вовсе не будет лишней!

Последний разговор повлиял на намерение Павла уйти из науки, решил еще раз просчитать за и против. Притом исходил не из каких-то благих побуждений ради отчизны, а выгоды для него самого. Прекрасно понимал — наука, особенно фундаментальная, сейчас в загоне, у государства просто нет денег на нее, закрывает более важные по мнению чиновников бреши в бюджете. Что уж говорить, даже оборонка выживает как может, военные заводы перешли на конверсию — вместо боевых самолетов и танков выпускают чайники и сковородки, — лишь бы остаться на плаву и сохранить кадры. Лучшие умы, причем из молодых и самых перспективных, уезжают на сытый запад, 'утечка мозгов' приобрела опасный для страны масштаб. Счет перешел на сотни тысяч, практически каждый третий, если не второй, ученый отправился искать лучшую долю на чужой стороне, остались лишь старики и бездари или такие, как прежний Павел, не имеющие ни сил, ни желания хоть что-то поменять в своей жизни.

Сам он, нынешний, даже не задумывался следовать примеру других, твердо был уверен — при должной хватке и уме здесь можно добиться гораздо большего, чем на чужбине, даже не имея солидного начального капитала и связей в верхах. Примеров тому достаточно, известные на всю страну бизнесмены Михаил Фридман, Олег Тиньков, Евгений Чичваркин, Сергей Галицкий и много еще таких начинали свое дело с нуля и именно в 90-е. Чем же он хуже них — ума у Павла с лихвой, сам тоже не лыком шит, так что нужно действовать, а не протирать штаны на привычном месте! Конечно, в науке капиталов не заработаешь, по крайней мере, в нынешней России, но она может дать некоторые преференции, да хоть с теми же учеными степенями. Одно дело, когда к какому-нибудь чиновнику или крупному бизнесмену обратится безвестный проситель со своим прожектом и совсем другое с проектом от уважаемого в научных кругам доктора наук или, на худой случай, кандидата с положительным заключением компетентных учреждений.

Так что после недолгих раздумий Павел надумал 'вернуть память', но не сразу, а когда откроет собственный бизнес. В черновую уже принял предполагаемый вариант — организацию поставок компьютеров и оргтехники, для начала малыми партиями на сумму возможного кредита. Следовало подобрать себе команду верных помощников, выйти на поставщиков, решить с кредитом, арендой помещений и еще многими сопутствующими хлопотами, но считал вполне достижимыми и по силам ему. Только требовалось время, чтобы раскрутить дело, сколько именно — полгода или год, — еще не знал, потом можно вернуться к работе над диссертацией и параллельно расширять бизнес — открыть сеть магазинов, компьютерных клубов и сервисных центров. В более отдаленных планах, когда крепко встанет на ноги, предполагал заняться серьезными проектами — от участия в российской сети Интернета хотя бы на локальном уровне до разработки собственного мессенджера, аналогичного "аське" [ICQ].

Первая неделя работы по своему, можно сказать, бизнес-плану ушла на изучения рынка — объездил по объявлениям и наводкам сведущих людей места продаж компьютеров и другой оргтехники, изучал характеристики и цены товаров, сроки и условия поставки по заказу. Из услышанных разговоров и наблюдений сделал для себя вывод — основную часть покупателей и заказчиков составляют предприятия, для личного пользования берут мало, едва ли пятую часть. Да и то в большей мере по служебным надобностям или ради игр своим детям. Компьютеры еще не вошли в быт многих жителей, по цене далеко не всем были доступны. Так что следовало набирать свою будущую клиентуру в корпоративной среде, а не в открытой сети магазинов.

Здесь какую-то зацепку или приманку могла дать сервисная сеть — вряд ли кто-то откажется от поставщика, предлагающего товар по умеренной цене с обязательством его обслуживания и ремонта, тогда как у других нет такой услуги! Из этого чуть скорректировал начальный план, перенес упор на поставку компьютеров с запасными блоками и деталями. Да и само "железо" выгоднее брать не в сборе, а отдельными комплектующими, собирать же и настраивать здесь по запросам потребителей — так выходит дешевле и удобнее клиентам. Следовало еще позаботиться подготовкой своих специалистов — в городе с ними обстояло неважно, настоящих мастеров можно было по пальцам перечесть. Чаще за ремонт брались те же телевизионные мастера и доморощенные умельцы, могли устранять лишь самые простые неисправности вроде замены предохранителя или блока питания, да и то при наличии подходящих запчастей. Так что это поле деятельности представляло непаханую целину и заняться им нужно в самом скором времени.

Еще одной важной услугой считал программное обеспечение — от установочных программ-драйверов до игровых и профессиональных приложений, — собственно, из-за них клиенты покупают дорогостоящий прибор. Насколько Павел узнал, дискеты с этими программами идут в дополнительной комплектации, можно выбрать набор из пользующихся спросом, а после загружать по желанию покупателя. Даже пришла мысль самому составить не самую сложную программу на пару тройку игр из будущего, как-то приходилось баловаться с ними — Shrek и Minecraft для детей, Dragon для игроков постарше. Из собственных познаний и Павла в принципе задача казалось вполне выполнимой, разве что требовала немало времени, пока оставил на неопределенное будущее.

Поиск информации о зарубежных поставщиках и выход на их представительства занял гораздо больше времени. Собственно, какой-то организованной службы по коммерческим связям еще не существовало, предприниматели, выходившие за рубеж, брались за дело на свой страх и риск. Искали каналы, в частном порядке наводили контакты, зачастую через посредников, соответственно никакой гарантии в успехе своего предприятия не имели. Хорошо еще, что с прошлого года разрешили валютные операции с иностранными партнерами, а то раньше челноки везли тайком наличные баксы и на них брали товар, крупные же компании рассчитывались через торгово-промышленную палату или бартером. В первое время Павел искал нужную информацию в открытых для свободного доступа источниках — библиотеках, веб-сайтах, даже наведался в городской филиал новосозданного Совета по предпринимательству.

Какие-то технические данные о товарах и цены удалось выяснить из каталогов и прайсов, но попытки связаться с персоналом поставщиков закончились неудачей — никто не хотел иметь дело с неизвестным лицом без определенного обеспечения. Как ни странно, нашел помощь дома — у мамы обнаружилась подруга в Австрии, вместе с ней когда-то работала. Немка по национальности, два года назад она уехала с семьей на историческую родину, но продолжала переписываться с прежними друзьями. Ее сын занимался каким-то бизнесом, вот и согласилась помочь Наталье Владимировне, поведавшей о поисках Павла. Вскоре между двумя молодыми людьми состоялся разговор, оба решили создать совместное предприятие на равных долях и распределением обязанностей. Похоже, Николай — так звали того парня, — в достаточной мере поверил в перспективность такого сотрудничества — наверное, родная мать высказалась лестно о сыне своей подруги, прославившегося на всю страну своими сверхспособностями.

Дальше Павел со своими школьными друзьями — Гектором Луканским и Кириллом Чельцовым, согласившимся работать с ним, — занялись организационными делами — регистрацией совместного предприятия, поиском складского и офисного помещений, предварительными переговорами о предоставлении кредита. Павел сразу оговорил с ребятами — на работе равноправия между ними нет, он несет основные риски в новом деле, поэтому его распоряжения обязательны для них. В первое время с ними происходили недоразумения — как старшие по возрасту на два года, они по старой привычке снисходительно отнеслись к указаниям Павла, принимались обсуждать или подвергать сомнению. Даже обиделись, когда он напомнил об их уговоре, после привыкли, полувсерьез вполушутку стали называть его боссом, а не Пашкой. Позже Гектор принял на себя клиентуру — он еще со школы не лез в карман за словом, а сейчас, закончив институт Плеханова, вовсе стал докой в ведении переговоров. Кирилл или, как его называли, Слон — за большой, под два метра, рост и добродушный нрав, — взялся за производственную часть. Он только недавно вернулся из армии, подыскивал место, так что с готовностью принял предложение Павла, да и с компьютером довольно неплохо разбирался.

С кредитом вышло больше всего мороки — все банки как один требовали залог, причем стоимостью в два раза больше, чем кредитная сумма. Ни четко составленный бизнес-план со всеми обоснованиями, ни гарантии австрийской стороны о поставках закупаемой техники не убеждали кредитные отделы банков. Твердили — нужен залог, лучше всего квартира, — и на этом разговор заканчивали. Обращаться к родителям Павел не хотел — да кто бы в здравом уме отдал единственное жилье! И вот так, день за днем, обходил кредитные организации — их развелось в городе несколько десятков. Где-то через две недели повезло — в одном из новосозданных коммерческих банков все таки пошли навстречу. Наверное, нарабатывали клиентуру или Павел внушил доверие, но сам глава банка согласился вести с ним переговоры. После изучения всех документов — среди них диплома МГУ и удостоверения аспиранта, — управляющий оглядел долгим оценивающим взглядом молодого человека, а потом проговорил:

— Хорошо, мы дадим вам запрашиваемую сумму сроком на три месяца, в последующем можно пролонгировать [продлить]. Ставка будет выше, чем по залогу, учитывая наш риск, кроме того, свой процент возьмет страховая компания. И еще, между нами, десять процентов суммы мы удержим — это наш резервный фонд, но нигде в документах показывать не надо...

Названная ставка — 200 процентов годовых, — выглядела грабительской, в других банках она составляла от 140 до 160 процентов, а удерживаемая часть представляла, по сути, откат в карман управляющего. Но у Павла не оставалось иного выбора, вряд ли нашел бы лучшее предложение, потому согласился. Подписал кредитный договор и прочие бумаги, а через пару часов на счет предприятия, названного без изысков 'Компьютерный мир', банк перечислил оговоренную сумму в эквиваленте около 30000 долларов США, из них 20000 Павел немедленно перевел австрийскому компаньону. С этого времени пошел отсчет каждого дня, за столь короткий срок — всего три месяца, — нужно будет вернуть сумму кредита со всеми процентами и страховыми сборами примерно еще на ее половину. Но дело того стоило, по всем расчетам окупалось с запасом, даже с учетом возможных срывов в поставках и прочих форс-мажоров [непредвиденные обстоятельства].

Сняли в аренду полуподвальное помещение в жилом доме неподалеку — так обошлось в несколько раз дешевле, чем в офисных зданиях. Сами, своими руками, очистили от мусора, заштукатурили и побелили, отмыли окна, провели электричество, заменили двери — в общем, облагородили для приема будущих клиентов. Им помогали ребята с их двора, прознавшие, что здесь будет компьютерный клуб. После закупили десяток компьютеров и подключили в собственную локальную сеть, еще оформили договор с телефонной станцией об аренде двух линий, сразу оплатили трафик выхода в междугороднюю сеть на два месяца вперед. Потом, собственно, началась их первая коммерческая деятельность — любопытный народ, прежде всех мальчишки со всего окрестного района, повалил поиграться в стрелялки и прочие компьютерные игры, более серьезные клиенты попробовали выйти в Интернет и часами зависали в нем.

По утрам здесь занимались будущие сотрудники сервисных центров — их набрали в основном из студентов МГУ, имевших представление о компьютерах и пожелавших подработать в свободное время. Через месяц после перевода оплаты пришла первая партия товара, вот тогда началась горячая пора — собирали и тестировали 'железо', устанавливали нужные заказчикам программы и утилиты, доставляли к месту назначения, подключали, в общем, сдавали клиенту 'под ключ'. За две недели распродали все аппараты — более сотни, — часть суммы на их покупку вложил Николай, как и договаривались, в равных долях. Из вырученных средств почти всю свою долю вместе с причитающимися партнеру Павел отправил на закупку новой партии, вдвое больше первой, а оставшиеся с доходами от клуба запустил на открытие еще двух компьютерных центров в других районах Москвы.

В самый разгар хлопот с налаживаемым бизнесом в городе произошли важные события, повлиявшие на многих — в конце сентября случился конституционный кризис, президент Ельцин и его сторонники не поделили власть с Верховным Советом. Две недели в столице сохранялось двоевластие, в конце концов дошло до вооруженного столкновения — оппозиция во главе с вице-президентом Руцким перешла в наступление и попыталась захватить телецентр Останкино, защищавший его спецназ МВД открыл огонь на поражение. На следующий день в город ввели танки, они расстреляли здание Верховного Совета — Белый дом и вынудили защитников сдаться. В этих схватках погибли более сотни людей, многие получили ранения, в большинстве из мирных граждан, взявших в руки оружие на стороне оппозиции. Вот так Ельцин в свойственной ему решительной манере преодолел сопротивление противников, взял в свои руки безраздельную власть.

Штурм Белого дома

Народ в те дни разделился примерно поровну между противоборствующими сторонами, самые активные и беспокойные личности выходили на митинги и демонстрации в поддержку или против какой-то власти. Как всегда, 'молчаливое большинство' отсиживалось в стороне от бурных событий, лишь с тревогой ожидало — чем эта буча закончится! У многих еще не ушел из памяти августовский путч 91-го и Ельцин на танке, а теперь он против своих ближайших соратников, поддержавших его тогда! Разброд в мыслях и ориентирах — кому же верить и на чью сторону встать, — пришлось пережить каждому, только гражданской смелостью обладали немногие. Когда же милиция и ОМОН принялись разгонять демонстрантов дубинками и водометами, тут уж обыватели вовсе забились по щелям, как мыши. Улицы совсем обезлюдели, редкие прохожие старались скорее покинуть небезопасные места. Едва же противостояние достигло апогея и пролилась кровь, люди, казалось, перестали дышать, сидели дома безвылазно, выходили разве что по крайней нужде. Жизнь в те горячие дни в буквальном смысле замерла, все остановилось, да еще власть ввела чрезвычайное положение и комендантский час.

Разгон демонстрантов в 93-м

Это неспокойное время доставило лишних трудностей Павлу и его людям — их дело пострадало, как и у большинства предпринимателей. Доходы снизились в несколько раз, в последние дни даже пришлось закрыть клуб, а в новых прекратить работы по их оборудованию. Распустил персонал до прояснения ситуации, сам также лишний раз не выходил из дома, следил за происходящими событиями по Интернету, иногда по телевидению, явно пропрезидентскому. Павел без какого-либо сомнения поддерживал сильную власть — лучше такая, чем говорильня, тем более возврат к старому, — лишь желал — скорее бы эта сумятица закончилась! С облегчением вздохнул, когда седьмого октября объявили об отмене ЧП и возврате к нормальной жизни. На следующий же день его предприятие возобновило работу, еще через пару недель пришла новая партия товара и все закрутилось как прежде, будто и не было этих беспокойных дней и ночей. Тем временем подошла пора рассчитаться за кредит, вырученных денег Павлу хватило и сразу взял новый, на тех же условиях и откатом — управляющий не скрывал своего довольства, без прежних сомнений согласился на вдвое большую сумму.

К началу весны предприятие более-менее уверенно стояло на ногах, обороты в месяц перевалили за сто тысяч баксов. Почти десяток компьютерных клубов в разных частях города, достаточная для охвата клиентов сервисная сеть, стабильные поставки комплектующих давали уверенность в освоенном деле. Появились немалые деньги для собственных нужд, но Павел старался ими не злоупотреблять, лишь на самые необходимые расходы. По случаю купил недорогую квартиру в своем же районе — прежнему хозяину понадобилось срочно ее продать, вот и досталась практически за полцены. Сделал небольшой ремонт и переселился недавно, так что чувствовал себя хозяином собственного жилья, а не как прежде в доме родителей, боясь лишний раз их потревожить. Правда, не забывал о них, заезжал через день, взял им новую мебель и домашнюю технику, когда они отказались от предложенных денег — мол, нам своих достаточно. Для себя еще приобрел подержанную, но вполне пригодную вазовскую 'девятку', права же купил — прежних навыков хватило без уроков в автошколе.

В одно не очень доброе утро к Павлу в офис заявились незваные гости с характерным прикидом братвы этих лет — кожаные куртки, короткая стрижка, перстни на пальцах. Вошли в кабинет без стука и разрешения с таким самоуверенным видом, будто они здесь хозяева. Впереди старший в малиновом пиджаке с золотой цепью на груди, позади двое громил устрашающего вида — по кивку вожака они встали в дверях. Сам он прошел к столу, сел и развалился, откинувшись на спинку. Представился кратко: — Мы ореховские, — как бы давая понять, что этого достаточно, после продолжил:

— Парень ты, вижу, шустрый, вон какое дело затеял. Негоже тебе одному, без защиты, отморозков сейчас хватает. Мы же можем помочь, ну и, конечно, будешь отстегивать нам долю. Не бойся, много не берем, золотую курицу резать не станем. С тебя хватит десяти процентов от выручки, цени нашу доброту — те же измайловские бы забрали все двадцать, а то и больше, даже на штаны не оставят!

Стараясь не показать невольно охватившую тревогу, Павел ответил спокойно, насколько это у него получилось:

— Я могу ответить завтра? Мне надо обсудить с зарубежным компаньоном, все важные дела мы решаем вместе.

Бандит, чуть подумав, ответил согласием: — Ладно, до завтра подождет, но ни днем больше! Жди нас в это же время и приготовь первую сумму, теперь каждый месяц будут заезжать наши ребята.

О бандитских группировках, державших в страхе Москву, наверное, знали даже малые дети. Зародившиеся в конце 80-х одновременно с началом частного предпринимательства, в начале 90-х набрали силу и поделили город на подконтрольные зоны. Юг и запад столицы отошли к Ореховской и Солнцевской группировкам, они как-то скооперировались между собой. Восточную часть прибрала Измайловская ОПГ, на севере Коптевская, центр же подмяла Бауманская. Их костяк вначале составляли бывшие спортсмены, оставшиеся не у дел, позже к ним присоединились уголовники и прочая шваль, решивших срубить легкие деньги преступным путем. Ореховскую группировку, в чьей зоне оказалось предприятие Павла, организовал бывший тракторист Сергей Тимофеев по кличке Сильвестр, в нее вошли выходцы из Орехово-Борисово. Занимались грабежами, разбоем на дорогах, "крышевали" бизнесменов, наперсточников, угонщиков машин и квартирных воров, не брезговали и заказными убийствами.

Павел прекрасно понимал, что рано или поздно к нему, как и к любому более-менее успешному предпринимателю придут подобные гости. Рэкет в эти годы стал неизбежным злом и от него никуда не уйти, та же милиция куплена криминалом на корню, кормится от него и помощи от нее никакой. Потому заранее прозондировал информацию о преступных группировках, учел в своих планах и расчетах, еще в самом начале оговорил с австрийским компаньоном. Обратил внимание на интересный факт, имевший к нему прямое отношение — лидер ореховцев Сильвестр старался легализовать доходы, вкладывал деньги среди прочего в банковское дело. И как-то само сложилось убеждение, что тот банк, в котором получил кредит, напрямую связан с преступной группировкой, а он сам, получается, пользовался грязными деньгами. А сейчас наступила расплата — бандиты дали ему возможность набрать жирок, теперь же посчитали нужным хорошенько растрясти его. Лишнее подтверждение этой догадки получил от того гостя, когда на следующий день заявил ему: — Наличных денег нет, могу перечислением, — тот и выдал номер счета в том же банке.

Глава 3

В мае 1994 года к Павлу "вернулась память" — по крайней мере, так он заявил своему научному руководству на кафедре, когда вернулся в alma mater, да не с пустыми руками, а готовым проектом диссертационной работы. Много времени она не заняла, меньше, чем за месяц, можно сказать, на коленках, сочинил трактат о перспективах вычислительной математики с приложением готовых программ, реализующих принятые постулаты и гипотезы. Наверное, сам не ведал, что в нем проснется научный драйв и азарт после годичного перерыва, когда посчитал достаточным занятие бизнесом, ставшим уже рутиной. Захотелось поменять на что-то другое — почему бы не наукой, тем более она входила в его прежние планы! Передал текущее руководство предприятием Гектору — своему другу, оставив за собой лишь самые важные задачи вроде планирования финансовых вложений или открытия нового филиала. Появлялся теперь в офисе лишь раз в неделю, слушал отчеты основных служб и подразделений, разбирал предложенные идеи и перспективные проекты, давал свое заключение по ним — принять или оставить на будущее, если видел в них смысл.

Все остальное время проводил в напряжении ума над той работой, что прежде нагородил Павел. Отчетливо видел его просчеты с тем же моделированием и прогнозированием, о чем упоминал Яблонский в том давнем разговоре. Просто сейчас понимал, что это ложный путь, уводящий в сторону, принятые предпосылки, несмотря на внешнюю логичность, далеки от истины — и это стало очевидным, имея опыт из реального будущего, а не надуманного буйной фантазией предшественника в этом теле. Практически полностью переработал математическое обоснование выбранного метода, всю логическую цепь от исходных параметров до конечного результата, теперь уже гораздо закономерного. Для обработки всех расчетов составил собственную программу и на своем новом компьютере буквально за несколько часов просчитал тот объем, на что прежде уходил месяц. В конце концов получилась совершенно новая работа, которой мог гордиться — подобного еще никто не сотворил!

Павел скромно сидел напротив мудрых наставников в кабинете Яблонского, те же в явном замешательстве смотрели на многостраничный труд, выложенный на столе перед ними. После минутного молчания первым высказался Алексеев:

— И что же, Паша, ты нам принес? Неужели закончил со своим проектом?

С видимым почтением тот ответил:

— Валерий Борисович, здесь то, чем я занимался до своей... — Павел на секунду замялся, после продолжил — .. амнезии. Только серьезно переработал, нашел ошибки, пришлось многое исправлять.

— Когда же ты успел — вмешался старый профессор, — ведь не приходил больше, а для серьезного проекта нужен кропотливый труд, да и возможности нашего вычислительного центра.

— Занимался я дома, да еще в Ленинке [Российская государственная библиотека, бывшая Ленина]. Расчеты же проводил на своем компьютере Pentium — это новый аппарат корпорации Intel, выпускается с прошлого года взамен 486 серии.

— У тебя новый компьютер? — воскликнул Алексеев с заметным удивлением и тут же добавил — Но он же, наверное, стоит бешеных денег?

— Тысяча четыреста американских долларов в базовой комплектации, но дело в том, что я сам занимаюсь поставками техники, вот и взял себе подходящее устройство. Поставляем и недорогие аналоги, тот же тайваньский Acer, кстати, вполне приличный, в пределах пятисот.

Оба ученых заинтересовались сказанным их учеником, посыпались вопросы о бизнесе Павла, номенклатуре товаров — кстати, неплохо бы и на кафедру что-то выделить, конечно, за разумную цену! Практически на месте договорились о поставке нужного оборудования на солидную сумму, правда у молодого человека закрался вопрос — откуда у бедного университета завелись такие деньги, — но вслух не высказал, чтобы не обидеть ненароком уважаемых людей. По работе же Павла решили в ближайшее время подать заявку в Ученый совет, а ему самому нужно подготовить две статьи для публикации в научных изданиях — иначе ВАК [Высшая аттестационная комиссия] диссертацию не пропустит.

Следующие два месяца заняли хлопоты, связанные с предстоящей защитой диссертации — составил автореферат и разослал назначенным Ученым советом оппонентам, написал две статьи по теме работы, после одобрения руководства отправил в межведомственный сборник научных трудов и математический вестник Академии наук. Сама же защита состоялась в сентябре, среди приглашенных гостей оказались светила отечественной науки, тот же академик Журавлев. Казалось бы, заурядное событие — защита кандидатской, а привлекло внимание многих известных людей из академических кругов. Как подозревал Павел, не столько из-за ценности работы, а больше из-за любопытства — нечасто среди соискателей находятся столь юные дарования, ведь ему только двадцать один год! Прошла же защита на удивление доброжелательно — слушали внимательно, после завершения доклада все, как один отзывались хвалебными словами, да и вопросов задали немного. А Журавлев вообще поразил — после того, как высказал свое заключение, предложил Ученому совету представить диссертацию в ВАК на соискание ученой степени доктора физико-математических наук, другие же мужи поддержали!

Защита диссертации в МГУ

Тогда же в сентябре Павел занялся совершенно новым делом — преподаванием учебных дисциплин. Яблонский сдержал свое слово и назначил его ассистентом преподавателя, поручил вести семинары среди студентов младших курсов — для старших возрастом не подходил, ведь он младше них! Собственно, о таком занятии не задумывался, связывал свои планы с подъемом бизнеса на новый уровень, в первую очередь с выходом в Интернет. Проект представлялся слишком серьезным и важным, требующим полной отдачи, как было в самом начале его дела. Приступил уже к первым шагам, зондировал почву, налаживал контакты, среди них с нужными людьми из Министерства связи и коммуникаций. А тут вести занятия с несмышленышами, только закончившими школу — разве можно сравнить с многомиллионным проектом! Но вот что-то в нем загорелось, возникло желание — дай-ка попробую, если не понравится, то ведь никогда не поздно отказаться. Попробовал — понравилось, как юноши и девушки глядели на него с полным вниманием, слушали каждое слово и ему с ними было вовсе не трудно, даже напротив, каждое занятие доставляло радость, ожидал с нетерпением!

Вместе с тем возникла некая проблема — на сердце молоденького преподавателя пошла активная атака юных особей прелестного пола, особенно после того, как всем стало известно об успешной защите диссертации. Никогда прежде Павел не считал себя ловеласом и не искал легких связей с девушками. А тут глаза разбегались — одна краше другой и все предлагали себя без каких-либо двусмысленных намеков. Казалось — мигни им и они штабелями лягут, не заботясь о девичьей чести. Собственно, о таких как-то говорила мама и Павел полностью с ней соглашался — вертихвостки, готовые сами лечь под него, ему совсем ни к чему. Отбивался как мог — никого из претенденток не выделял вниманием, не отвечал на заигрывание, старался избежать любых провокаций с их стороны. А те не отставали, можно сказать, ходили за ним по пятам, даже караулили по утрам у дома, чтобы вместе прийти на занятия под завистливые взгляды соперниц.

Однажды Павел все же сделал свой выбор, причем познакомился с избранницей в довольно романтической обстановке — вступился за девушку, когда на нее напали насильники. Наступил уже вечер, но еще не совсем стемнело, возвращался домой короткой дорогой через дворы. В одном из них увидел, как в проем между гаражами-ракушками двое парней тащили жертву, а та упиралась руками и ногами за стенки, но молча — один из напавших обхватил рукой ее шею и душил. Конечно, Павел не мог пройти мимо и помчался на выручку — сходу ударил того, кто удерживал девушку, а затем второго. Особого опыта в подобных драках не имел, но за счет силы — сказались занятия спортом, — практически с одного удара вырубил обоих. Хотя немало рисковал — в эти годы мелкая шпана распоясалась до беспредела, чувствуя безнаказанность, вот такие подонки могли напасть средь бела дня, ударить ножом или кастетом. Многие боялись с ними связываться, переходили на другую сторону, если видели шумную компанию. А чтобы вступиться за кого-либо — упаси боже, своя жизнь дороже!

Эта девушка поразила Павла своей выдержкой — не забилась в угол и даже не заплакала после перенесенного стресса, кивком поблагодарила и принялась собирать выпавшую из ее сумочки мелочь. Когда же один из насильников зашевелился и попытался встать, быстро подбежала и ударила носком туфли в грудь — тот вновь упал.

— Вот боевая, — еще подумал Павел, — такой палец в рот не клади!

Вслух же высказался: — Девушка, давайте я вас провожу, а то эти снова могут пристать.

Та опять молча кивнула и, развернувшись, направилась в сторону выхода из двора, Павел за ней. По пути все же разговорились, девушка не оказалась уж совсем молчуньей. Назвалась Валей, приехала сюда к подруге в гости и задержалась. А этих подонков не боится, если бы они не напали сзади, то справилась без чьей-либо помощи. Сама она спортсменка, в прошлом году закончила физкультурный институт, сейчас работает тренером по троеборью в спортобществе 'Динамо'. Павел невольно покосился на ее довольно плотную фигуру — да, сила в ней чувствуется! О себе сказал коротко — закончил МГУ, сейчас преподаю, — она же не стала расспрашивать больше, дальше разговор пошел на общие темы. Как-то удивился, но девушка оказалась довольно эрудированной во многих вопросах, а не только в спорте. Так что пообщались между собой с заметным интересом, а когда прощались у ее дома — кстати, всего в двух кварталах от его, — обменялись телефонами и договорились о новой встрече.

С того вечера виделись почти каждый день, однажды пригласила в свой спорткомплекс на какие-то соревнования, в которых участвовали ее воспитанники. Какой-то особой красотой или броской внешностью Валя не обладала, но как-то незаметно Павел все больше привязывался к ней, ему нравилась жизнерадостность подруги и еще участие к другим — могла пожалеть бездомную кошку или ту же бабушку, стоявшую на пешеходном переходе и которую никто из водителей не пропускал. Отношения между ними складывались не очень быстро, но верно — на третий день позволила себя поцеловать, а через две недели согласилась после свидания заглянуть к нему в гости. Секс между ними произошел довольно бурно, оба сильные и страстные, не уступали друг другу, почти всю ночь провели в ласках, пока не выбились из сил и не заснули под утро в обнимку. Перед самым Новым годом Валя перешла к нему из родительского дома, зажили практически семейной жизнью, только о браке речь не заводили.

Вскоре разрешилась проблема с навязчивыми студентками — сначала пропали те, кто караулил по утрам у дома, затем и другие. Вначале Павел думал, что они прознали о его пассии и поняли бесполезность своих притязаний, пока однажды его не вызвали в деканат и не узнал от самого декана — профессора Костомарова, — истинную причину такой перемены.

— Павел Николаевич — как-то официально начал разговор декан, — к нам поступила заявление от родителей двух студентов с жалобой на вас.

Костомаров сделал многозначительную паузу, строгим взглядом придавая большую серьезность какой-то провинности. Наверное, увидел по недоуменному лицу молодого преподавателя, что тот не понимает — в чем его обвиняют, — продолжил:

— Ваши амурные дела не должны идти в ущерб репутации нашего факультета. Вот прочтите и что вы на это скажете?

С этими словами профессор придвинул к краю стола какой-то листок, показал пальцем на него. Павел подошел, взял в руки и прочел:

— '...убедительно просим принять должные меры к вашему сотруднику Коноплеву Павлу Николаевичу, допустившему по отношению к нашим дочерям действия, несовместимые с этикой профессорско-преподавательского состава.

Он соблазнил девочек, а потом надругался, нанеся им физические и нравственные страдания — они отказываются идти на занятия из-за серьезно пострадавшего внешнего вида, их просто избили.

Мы не стали обращаться в правоохранительные органы, посчитали, что так может пострадать репутация достославного университета и вашего факультета. Надеемся, что вы сами разберетесь со своим сотрудником и не оставите безнаказанным его преступление. С уважением ...'

Павел вспомнил этих девушек, они не отставали от него ни на шаг до последнего времени, а потом вдруг пропали. Теперь стало понятно, с чего это письмо — наверное, рассказали родителям, что он их домогался, — но вот с избиением оставалась неясность, ведь пальцем к ним не прикоснулся. А потом вдруг пришла догадка — Валя, похоже, именно она приложила свою тяжелую руку в буквально смысле! Как-то в разговоре утром она обмолвилась: — Смотрю, тебя будто медом намазали — вот те девочки, что стоят под окном, так и липнут к тебе!

Тогда не придал серьезного значения этим словам рассерженной подруги, лишь сказал ей: — Постоят и уйдут, мне, кроме тебя, никто не нужен. После этих слов и подтверждающего их поцелуя Валя вроде оттаяла и больше не заводила речь о юных воздыхательницах. А теперь стало ясно, как она разобралась с ними, но вот из-за этого заявления у него самого возникла проблема и надо как-то с ней решать, впрочем, как и по отношениям с ревнивой любовницей.

Подумав немного, высказал ждущему ответа декану:

— Дмитрий Павлович, могу своей честью поручиться — девочек я не соблазнял и не избивал. Но, думаю, такие инсинуации продолжатся и дальше, пока буду вести занятия у студентов. Поэтому считаю нужным отстранить меня от преподавательской деятельности — подам заявление немедленно, — в дальнейшем вести только научную работу, причем с минимальным контактом со студентами.

По-видимому, Костомаров сам пришел к такому выводу, потому согласно кивнул и произнес:

— Хорошо, так и сделаем, напишите заявление. Мы подготовим приказ по вашему собственному желанию, без какого-нибудь упоминания об этом факте — еще раз показал пальцем на письмо и уже более добродушно попрощался.

Вот так закончилась преподавательская практика Павла, о чем недолго грустил, вскоре другие планы заняли его время и мысли. А с Валей распрощался, несмотря на ее слезы и обещания больше так не поступать. Прекрасно осознавал — ревность никуда не денется, доставит им обоим лишние обиды и недоразумения. Она не сразу смирилась, не раз пыталась встретиться, приходила к нему домой, стучалась в дверь и шумела, пока он не пригрозил вызвать милицию и сообщить на ее работу о подобном поведении. Не совсем удачный опыт семейной жизни пошел Павлу впрок, уже более осторожно отнесся к выбору новой избранницы, но при том все таки не боялся заводить отношения с девушками, к которым испытывал интерес, если не более глубокие чувства.

В марте 1995 года пришла добрая весть из ВАКа, в какой-то мере неожиданная для Павла — ему присвоили ученую степень доктора физико-математических наук. До последнего не верил, хотя руководство утверждало о том, как о решенном факте. Стать в 22 года доктором наук, минуя кандидатскую степень — наверное, в истории страны такого прежде не было! Это примечательное событие не прошло без внимания газет и телевидения, о феномене Павла писали все мало-мальски популярные издания, вновь, как в 80-е, обрел славу на всю Россию, впрочем и в других государствах, составлявших в недавнем прошлом Советский Союз — ведь там тоже помнили о юном гении Паше Коноплеве. Эта слава принесла некоторые дивиденды в его расширяющемся бизнесе — уже более охотно шли навстречу созданной им акционерной компании с прежним названием 'Компьютерный мир'.

Чины из Министерства связи дали добро на создание сети Руснета и собственного браузера Нихром, в чем-то подобного американскому NCSA Mosaic, созданному два года назад и распространившемуся по всему миру. Чтобы не подпасть под права этой марки, Павел и его люди существенно переделали программное обеспечение для обработки данных, по сути, заимствовали некоторые идеи из пока еще не созданного Google Chrome (отчасти даже в названии!). Осенью запатентовали свои разработки во всемирном комитете авторских прав на интеллектуальную собственность, тем самым заявили о себе всему интернетовскому миру. Преимущества новой системы довольно быстро оценили заинтересованные компании, среди них Netscape, IBM, даже Microsoft, хотя корпорация Билла Гейтса только что запустили свой браузер Internet Explorer. От них посыпались заявки на покупку лицензий и сотрудничество, практически признали прежде неизвестную фирму из далекой России равной себе, по крайней мере, в творческом потенциале.

Через два месяца, перед новым, 1996, годом русские поразили мир новой разработкой — мессенджером со смешным названием 'аська', вскоре ставшим общепризнанным. Эта система интернет-связи позволила вести прямое общение клиентов сети по видео и голосовой связи, пересылать текстовые файлы с огромной скоростью, практически мгновенно. Известные аналоги даже близко не имели такие возможности, в считанные месяцы программа нашла всеобщий спрос, все интернет-компании мира поспешили купить право на нее. Создатели новинок стали известны всем пользователям сети, а глава русской компании получил популярность не менее, чем создатель Microsoft. На родине героев Интернета также не обошли вниманием и почестями, наградили Государственной премией, они стали символами возрождающейся России. Все газеты обошла фотография, на которой президент после вручения награды обнимает совсем еще юного деятеля, достигшего мировых высот во славу родной страны.

Такая популярность, кроме каких-то благ, доставила немалые проблемы Павлу — он практически лишился личной жизни. За каждым его шагом следили камеры российских папарацци, они днями и ночами караулили у ворот загородного особняка — переселился туда еще в прошлом году подальше от любопытных глаз. Выезжал только по крайней необходимости и то в сопровождении охраны — на него уже устраивали покушение, притом зачинщиков не нашли, так что возможность нового не исключалась. Даже приходилось по требованию охранной службы надевать бронежилет и шлем, снимать их только в защищенных помещениях. Иной раз приходила мысль — стоила ли такая жизнь всех приложенных усилий, ведь мог потихоньку работать на кафедре, пусть и без богатства, но тихо и спокойно! Тут же обрывал себя — надо жить в полную силу, а не существовать безвольно, возможно, не столь долго, коль судьба так распорядится, зато с осознанием — ты сделал то, что должен...

В душе Павел чувствовал полную опустошенность, как будто выплеснул все ее содержимое в сумасшедшей гонке прошлого года. Ничто более не волновало, последние месяцы жил по инерции — вел с кем-то дела, о чем-то договаривался, что-то решал, но как-то без эмоций — ни радости ни огорчений. Наверное, выдохся, сказалось перенапряжение того времени — насиловал себя и людей, связавших с ним свою судьбу, не давал отдыха и покоя, пока не реализовали задуманные проекты. За те три года, что вел бизнес, Павел отобрал группу самых талантливых ребят, большей частью из студентов и выпускников своего факультета. Именно с ними сумел исполнить свои планы, достиг ошеломляющего успеха. Конечно, основные идеи вносил он, но вряд ли один провернул титаническую работу до их претворения в реальную практику. Да и сами ребята не выступали слепыми исполнителями, внесли немало хороших задумок и красивых решений в конечный продукт. Они и теперь работали с полной отдачей и творческим огоньком, создавали действительно стоящие программы, а уж в игровых их фантазия не знала удержу. Вот только Павел остыл, отошел от тех дел, правда и не ограничивал — пусть творят, все ведь на пользу.

Плодом непростых размышлений стало то решение, которое Павел озвучил на созванной им пресс-конференции — посчитал, что коль он теперь в какой-то мере публичная личность, то и информация должна идти от него самого, а не через толки и пересуды. В просторном зале на первом этаже офисного здания к назначенному часу собрались два десятка журналистов и операторов самых известных медиа-компаний столицы. Хозяин приема не стал испытывать их терпение, сразу приступил к самому главному:

— Я ухожу из бизнеса, ни в правлении компании, ни в исполнительной дирекции участвовать не буду. Причины не стану объяснять, могу лишь сказать — по своим личным обстоятельствам и убеждениям. Никакого давления никто на меня не оказывал — предупреждаю возможные домыслы и фантазии вашей братии! Все свои активы безвозмездно передаю в фонд науки и образования на финансирование проектов молодых ученых, международные гранты и стипендии лучшим студентам. Фонд не государственный, его деятельность будет под контролем общественных организаций, да и вы сами можете проследить целевое использование средств. Также из своих собственных накоплений оплачу поставку тысячи современных компьютеров для школ и детских домов Сибирского региона — о том я дал распоряжение исполнительному директору нашей компании. Чем буду дальше заниматься — покажет время. Возможно — наукой, но пока возьму тайм-аут на неопределенный срок. У меня все, можете задавать вопросы — постараюсь ответить на все, кроме, конечно, личного характера, наподобии — есть ли у меня невеста и когда женюсь!

Через две недели, завершив все срочные дела, тихо, без какого-либо шума, уехал из столицы. Только не на Мальдивы или Гавайи, а в сибирскую глушь — родные ему края. То ли ностальгия по прежней жизни, то ли просто желание найти уголок, где никто не будет беспокоить, но выбрал для себя именно это место — небольшой городок в верховьях Оби. Снял комнату в частном доме на окраине, после часами бездумно сидел на берегу, глядя на текущую воду. Постепенно приходило чувство облегчения, будто груз, висевший на плечах, таял, как снег под мартовским солнцем. Так прошел месяц, лето уже поворачивалось к осени и можно было возвращаться в шумный город, но вот почему-то не хотелось уезжать, хотя здесь, по сути, ему нечем заняться. Хозяйка дома — пожилая женщина лет под шестьдесят, — иной раз смотрела на него недоумевающе, как бы спрашивая: — Что он, гость из Москвы, в этой глуши позабыл?

Однажды решился — останусь здесь жить, найду работу, а дальше будет видно! Собственно, не привередничал — чем ему заняться, — согласился бы пойти лесорубом или рабочим на местный завод, но как-то в разговоре с бабой Таней — так себя назвала хозяйка, — он проговорился о своем намерении, а та предложила пойти в ближайшую школу учителем математики в старших классах. Соседка как-то сказала ей, что прежняя учительница этим летом вышла замуж за военного и уехала, а замены нет — слишком мало желающих уехать из большого города в захолустье. Ее внучка учится в той школе, вот и рассказала о возникшей проблеме. Утром следующего дня Павел отправился по указанному направлению и вскоре входил в серое двухэтажное здание, притом, к своему удивлению, чувствовал какое-то волнение, будто вступал в новую жизнь. Директора не застал — она уехала на совещание в райОНО, — приняла его завуч, моложавая женщина лет тридцати пяти — сорока. Сразу не поверила, что этот молодой человек — выпускник МГУ, — изъявляет желание работать у них учителем, даже переспросила озадаченно:

— Вы из Москвы и хотите поступить к нам учителем математики?

После утвердительного ответа Павла еще некоторое время смотрела на него удивленным взглядом, потом принялась изучать его документы. При виде красного диплома университета лишь покачала головой — бывают же на свете чудеса! — но промолчала, боясь вспугнуть удачу. Затем дала бланки заполнять заявление и анкету, а когда он вернул, рассказала об условиях будущей работы, обрадовала тем, что для приезжего учителя есть служебное жилье. Объяснила, как туда пройти, дала ключ, еще сказала подойти ему завтра — надо поработать по учебным планам для учащихся 10 и 11 классов. Учительский дом стоял неподалеку, через пять минут уже поднимался на крыльцо своей половины — дом со двором разделили поровну невысокой оградкой, с каждой стороны обустроили отдельный вход. Сени, кухня и две жилые комнаты, немного мебели — все скромно и аккуратно, сразу видно, что здесь жила девушка. Огляделся, а потом отправился к старой хозяйке забирать свои вещи, на прощание поблагодарил ее за приют и заботу.

Учебная программа и школьная документация сложности не представляли, да и по своей, пусть и недолгой, преподавательской практике многое ему было знакомо — те же учебные планы, журналы, отчеты. Разве что на первых порах возможны сложности с ведением уроков — все же здесь они идут не по парам, да и контингент другой, по сути, еще дети. Так что много времени ознакомление с будущей работой не заняло — хватило одного дня, все остальное время просто слонялся по городу, знакомому по прежней памяти, но в чем-то отличавшемуся. Страшился, но все наведался на родную улицу, прошелся мимо своего дома, увидел совсем еще молодую маму и себя, трехлетнего бутуза. В горле пересохло от внезапно нахлынувших чувств, поспешил уйти, после долго отходил от воспоминаний о своей семье и оставленной жене. Зарекся приходить сюда — ведь он не мазохист, чтобы травить себе душу!

За неделю до начала учебного года вернулись с отпусков учителя, все месте собрались на традиционном августовском педсовете. Громко приветствовали друг друга, рассказывали о проведенном времени, шутили смеялись, Павел же скромно сидел в углу, дожидаясь той минуты, когда директор представит его коллегам. Ловил на себе любопытные взгляды, понятный без слов интерес — ведь основной состав женский, мужчин только трое, считая его самого. Правда, один из них — молодой еще, под тридцать, — также присматривался к нему, как будто видел его прежде. Когда же директор начала совещание и сразу назвала новичка, тот воскликнул:

— Скажите, вы тот самый Коноплев, глава компании 'Компьютерный мир', вас еще по телевизору показывали!

Все вдруг замолкли, повернули головы к Павлу, разглядывая его, как какое-то чудо — наверное тоже узнали в этом молодом человеке известную на всю страну личность.

'Да, от славы нигде не скроешься' — проскочила в голове мысль, сам же ответил глазастому мужчине:

— Да, прежде возглавлял названную вами компанию. Но я оставил то дело, теперь решил поработать в вашей школе.

А мужчина не унимался, пытаясь выведать то, в чем прежде сомневался:

— Павел Николаевич, вы ведь ученый, доктор, если не ошибаюсь, физико-математических наук!

У присутствующих с заметным шумом упала челюсть — в их школе целый доктор наук! Прошла не одна минута, пока педагогический состав отошел от случившегося шока, долго еще учителя переглядывались между собой и шептались, пока директор не призвала к порядку. После же окончания педсовета каждый из них поспешил подойти ко столь известной персоне и лично представиться. Как ни удивительно, Павел всех их запомнил с первого раза и никого не перепутал, называя по имени-отчеству, чем вызвал новые удивления. Особо старался привлечь внимание новичка женский состав помоложе, хотя таких имелось немного — две-три, не более, — остальным далеко за тридцать. Правда, и те не отставали, среди них даже завуч — бросала томные взгляды, многозначительно водила языком по губам, как бы намекая о страстных ласках, ожидающих его с ней. Еще подумал: — Женщины в этой школе еще те штучки, — но эта мысль вовсе не напугала.

Одной из сравнительно юных педагогов оказалась соседка по дому — прежде Павел ее не видел, наверное, только что приехала. После совещания они отправились вместе к общему дому, потом долго стояли у ее калитки, вели разговоры на разные темы, но к себе Оля — так звали девушку, — не стала приглашать, наверное, посчитала такой поступок нескромным. Вечером же, когда уже стемнело, постучалась к нему в дверь и попросила помочь — ушел свет, наверное, перегорел предохранитель, а запасного у нее нет. Взяв нужную запчасть, молодой человек направился за Олей, едва вошел в темную комнату, как она повернулась и прильнула к нему, прижавшись высокой грудью. В голове у Павла перемкнуло — весь разум ушел в другое место, — сам обхватил девушку, поцеловал горячие губы, а потом принялся срывать с нее одежду, даже порвал нижнее белье в нетерпении и прямо на полу взял ее, войдя во влажное лоно без всякой прелюдии. Взыгравшие гормоны разбудили зверя в нем, никогда прежде не испытывал того неистовства, с каким он истязал нежное тело, а крики девицы лишь больше возбуждали.

Глава 4

Несколько дней девушка избегала Павла, если же они встречались, то отворачивалась, не хотела слушать его оправдания. Не открывала дверь, когда он стучался к ней, не отвечала на просьбу впустить. Лишь на четвертый смилостивилась, когда заявился к ней вечером с цветами, коробкой шоколада и каберне. Молча приняла букет, показала глазами на кухню — догадался отнести туда вино и сладкое. Наконец-то выслушала его извинение и искреннее оправдание: — Потерял голову, сам не понимал, что творю! — после высказала свою обиду:

— Ведь мне было больно, а ты не хотел остановиться, только о себе думал!

На его обещание: — Впредь такого не будет, я постараюсь осторожно, — последовало: — Я еще посмотрю, будет ли у нас впредь!

Но в конце концов крепость пала, после бокала вина любовники оказались в спальне девушки и уже без прежнего сумасбродства исполнили акт любви. С того вечера не расставались, Павел даже переселился к новой подруге и все теперь между ними складывалось ладно. Коллеги, конечно, заметили их любовную близость, кто-то открыто завидовал: — Вот Оле повезло, отхватила такого парня! — другие радовались за них. Во всяком случае, никто больше не приставал к Павлу с недвусмысленными намеками на более тесную связь, как бы признавая права молодой учительницы на видного ухажера. Но где-то через месяц случилась новая проблема — Оля сообщила о своей беременности. Павла такое осложнение в их отношениях не обрадовало — о детях он пока не думал, да и не считал сожительницу той единственной, с которой желал бы пройти всю жизнь. Примерно о том ей сказал:

— Решай сама — рожать или пойти на аборт, я же приму любой твой выбор. Жениться пока не собираюсь, если все же родишь, то признаю ребенка своим и помогу вырастить его.

Девушка же ответила твердо, без какого-либо сомнения:

— Конечно, рожу, пусть у ребенка будет такой отец, как ты, а не какой-нибудь алкаш, которых вокруг полно — вон, валяются под забором! А жениться на себе не заставляю, я же не дура, понимаю — где ты, а где я! Благодарна тебе, что уделил мне долю своей ласки, вот еще ребенок будет, большего мне не надо!

Конечно, Оля лукавила, ей бы хотелось большего, но все же понимала реальность — она, деревенская девушка и обычная учительница, не ровня столичной знаменитости, волею судьбы встретившемуся ей, — смирилась с вот такой бабьей долей. Да и, по-видимому, в свои двадцать пять она сама хотела ребенка и его зарождение от любимого мужчины стало счастьем в не очень радостной жизни. В принципе, подобное решение устраивало обоих, продолжали жить как прежде. Лишь девушка с большей страстью отдавалась каждую ночь, как бы набирая любовные ласки впрок до предстоящего расставания, которое рано или поздно настанет и не в ее силах хоть что-то изменить.

Между тем в школе начались занятия и внимание всех учеников, конечно, привлек новый учитель. Все в маленьком городке знали о том, кто он, дети с первого дня следили за ним круглыми от любопытства глазами. Не шумели и не баловались, как зачастую происходило с ними после каникул, с восхищением слушали такого знаменитого учителя, старались заслужить его похвалу. Правда, случилась прежняя история с ученицами, влюбившимися в свой идеал, но без каких-либо притязаний на ответное чувство. Разве что ревность к учительнице русского языка Ольге Васильевне, о связи которой с обожаемым мужчиной знала каждая из них. Вот ей девочки могли нагрубить или не слушаться, мальчики же, напротив, заступались, понимая, за что она страдает и сочувствуя ей.

Проходили день за днем, месяц сменялся другим, Павел уже привык к размеренной жизни и душевному покою, как-то позабылась прошлая суета с большими планами и проектами. Да и минувшие этим летом и начале осени бурные события в стране коснулись его сознания лишь краешком. Практически отстранился от окружающего мира вне его маленького городка и то, что происходило в столице, казалось ему далеким и неважным. Предвыборная вакханалия, ушат компромата и грязных провокаций вроде пресловутой 'коробки из-под ксерокса', публичные дебаты претендентов — все эти политические игры держали в то время народ в напряжении, как в августе 91-го или октябре 93-го, люди гадали, куда же теперь повернет страна и что будет с ними.

Сам Павел сочувствовал стареющему президенту, казалось, из последних сил удерживающему власть. Коммунисты, пытающиеся вернуть прошлое, либералы с их скандальным лидером, фрондирующий генерал Лебедев, позже переметнувшийся к Ельцину — эти игроки 'электоратом' не вызывали у него симпатии. Так что в какой-то мере был доволен чудом, совершенным командой президента, им самим, вдруг обревшим второе дыхание на самом финише гонки и выигравшим ее. Последующий приход к власти молодых реформаторов вроде Немцова, Чубайса и Кириенко обещал какие-то перемены, только к лучшему или напротив, наверняка никто не мог сказать. Припоминали ту же приватизацию Чубайса в начале 90-х, окончившуюся для народа громким пшиком — бесполезными ваучерами, на которых нажились лишь олигархи и кормящиеся от них чиновники.

В осенние каникулы съездил с Олей в областной центр, накупил ей и себе теплые вещи, побывали в театре и цирке, прокатились на прогулочном катере по реке. Подруга радовалась таким малостям как ребенок, видно, судьба не очень баловала ее, так что те три дня в какой-то мере стали для нее сказкой, не сбывшейся в детстве. А он, большой и сильный, держал в объятиях эту хрупкую девушку, дарил ей свою нежность и заботу, казалось ему — вот такая жизнь и есть настоящее счастье, тихое и светлое. С приходом зимы добавились вылазки по речному льду и в лес на лыжах — подруга оказалась любительницей такого занятия, бегала неплохо, а Павел едва успевал за ней, проваливаясь в глубоком снегу. Новый год встречали у живой ели, а потом, намерзшись, но довольные, отогревались у горячей печи в их любовном гнездышке.

Напоминанием из прошлого стал нежданный приезд гостей из столицы в конце зимы — на самом верху вспомнили о нем, когда приступили к проработке программы всеобщей информатизации страны. Наверное, почин бывшей компании Павла в освоение сети Рунета впечатлил правительственных чинов, вот и посчитали его лучшей кандидатурой на роль локомотива в поставленной Президентом задаче. Несколько дней эмиссары из Москвы обхаживали неуступчивого парня, а тот в ответ — с бизнесом и подобными проектами покончил бесповоротно, не имеет никакого желания вновь браться за них. Хорошо еще, что до угроз не дошли — он тогда просто ушел бы в тайгу и ищи его там, свищи! Поняв бесполезность увещеваний, гости убыли, но оставили приглашение, если вдруг передумает. Никаких последствий отказ Павла не вызвал, какого-то давления на него не произошло, так и продолжал трудиться скромным учителем в заурядной школе.

Неизвестно, сколько бы еще времени продолжалась пастораль Павла в сибирской глуши, если не пакет документов за подписью президента Российской академии наук Осипова, врученный ему в начале лета через районную администрацию. В нем обнаружил постановление Президиума об его избрании членом-корреспондентом академии и письмо с предложением возглавить создаваемый институт информационных технологий и системного анализа. К нему прилагался проект устава института — чем он, собственно, будет заниматься в отличие от уже существующих учреждений подобного профиля. В какой-то мере эти бумаги обескуражили — уж не такие великие его заслуги, чтобы оказывать ему подобные почести. Пришла догадка — наверное, не все в столице ладно, вот и подобрались к нему с другого бока. Вроде не бизнес, а чисто научное заведение, но задача ведь та же — информатизация страны.

Приглашение на научную работу в своем институте не вызвало у Павла того отторжения, что случилось зимой. Наверное, тихая жизнь в маленьком городке в какой-то мере приелась, стала слишком будничной. Конечно, мог остаться дальше, видел в ней свои прелести — богатая на красоту природа, густой смолистый воздух, от него, казалось, пропитывался силой и энергией (в том числе сексуальной — сам поражался своей неистощимостью!). Да и учить детей премудростям также нравилось, в нем даже пробудился педагогический талант — ученики все как один делали огромные успехи по его предмету, а самые лучшие из них попали на районные и областные олимпиады, добились не худших результатов. Бросать их и уезжать из городка не хотелось, но подсознательно чувствовал, что он закиснет, если останется здесь, его потенциал просто угаснет, оставшись невостребованным. Так что после недолгих сомнений и размышлений надумал все же согласиться и отправиться в Москву.

Одно обстоятельство препятствовало скорому решению — беременность Оли, ей оставалось считанные недели до родов. Оставлять ее одну в таком положении Павел не мог, совесть не позволяла. Да и за все проведенное вместе время — почти год, — настолько привязался к ней, что одна только мысль о расставании вызывала неприятие. Наверное, испытываемое к подруге чувство нельзя было назвать любовью, от которой сердце замирает, просто рядом с ней ощущал тепло и уют, ее забота о нем вызывала ответную нежность и желание принести ей радость. Похоже, что он созрел для серьезной перемены в их отношениях и в один из теплых вечеров, когда они сидели рядышком во дворе под тенистым деревом, все же решился на судьбоносный для обоих поступок. Бережно обнял ее и негромко сказал, глядя в глаза:

— Оля, выходи за меня замуж, прямо сейчас, пока наш малыш не родился!

Подруга, наверное, не поверила услышанным словам, с недоумением переспросила:

— Выйти замуж, за тебя?

Павел улыбнулся и подтвердил: — Да, за меня, — сам задал вопрос: — Или ты не согласна?

Та прижалась к его груди и заплакала, через долгую минуту подняла голову и прошептала: — Конечно, согласна...

Через два дня их поженили в районом ЗАГСе, администратор даже не заговаривала об испытательном сроке — выступающий живот невесты, которой вот-вот рожать, делал неуместным подобное условие. Вечером во дворе накрыли столы — помогли коллеги, принесли с собой посуду и прочую утварь, — скромно отметили столь значимое событие в жизни молодых. Новобрачная жена светилась счастьем и все радовались за нее, среди них ее муж, бережно поддерживавший, как хрупкую чашу. Руководство школы и учителя уже знали, что молодая пара скоро уедет, но никто не высказал слова в упрек, лишь желали лада и мира в их семье, многих детей, не обходиться одним. Молодожены же благодарно принимали поздравления, долго целовались под громкое 'Горько' и все были довольны, расходились с теплым чувством от сбывшейся на их глазах сказки о Золушке и заезжем принце.

Выехали из городка лишь через месяц — роды прошли трудно, сын выдался крупный, — молодая мать почти две недели восстанавливалась. Но дорогу до столицы выдержала, а ребенок во время перелета спал, так что добрались без особых проблем. Устроились с удобством в просторном особняке, неделю Павел провел в хлопотах рядом с женой и малышом, помогал во всем — покупал нужные принадлежности от подгузников до коляски, нянчился с младенцем, пока Оля готовила или убиралась, сам выполнял работы по дому. Испытывал разноречивые чувства, держа на руках Васю-Василька — так по просьбе жены назвали сына в честь ее отца, — вроде нежность и заботу к беспомощному созданию, приятное ощущение от его молочного запаха, но и какую-то отстраненность, будто он чужой, вернее, еще не совсем родной. По-видимому, отцовский инстинкт в нем пока не пробудился, полагал — все со временем наладится, пусть подрастет, тогда непременно сблизится.

Помогли с хлопотами родители Павла, в первый же день приезда сына с семьей наведались посмотреть на внука, да и познакомиться с невесткой, а после заезжали каждый день после работы. Возились с малышом, давая возможность молодой маме заниматься домашними делами, приносили игрушки, детские смеси, хотя ребенку хватало грудного молока. За минувший год Павел редко общался с ними, где-то раз в месяц звонил — мол, у меня все порядке, как вы? — еще посылал поздравительные открытки. Так же коротко сообщил о своей женитьбе, после о рождении сына, на расспросы матери лишь отвечал — скоро приедем, сами увидите. Теперь же новоявленная бабушка отдавала всю нерастраченную любовь внуку, возилась с ним больше, чем родители новорожденного. В выходные дни оставалась на ночь, сама обходилась с ребенком, когда он просыпался, давая возможность молодым отдохнуть.

С невесткой старалась ладить, хотя и видно было, что не все в Оле ей нравилось, иной раз вмешивалась, показывала, как правильно пеленать малыша или сервировать стол. Ее замечания задевали молодую хозяйку — краснела, бросала недовольный взгляд, — но вслух никому не высказывала обиду, молча исправляла ошибку. Павел все это замечал, надеялся, что они притрутся даже ради него и сына. Сам не вмешивался в отношения между ними, разве что старался сглаживать возникающие порой шероховатости. Да и понимал, что властная мать, привыкшая дома устанавливать свой порядок, не со злого умысла подсказывает Оле ее огрехи, а хочет лучшего, только не всегда у нее получается деликатно. Посчитал, что две умные женщины сами разберутся, на второй неделе после возвращения отправился выяснять с новой работой, да и тот отпуск, оговоренный с куратором из Президиума, уже заканчивался.

Здание руководящего органа Академии находилось совсем рядом с родительским домом, на том же Ленинском проспекте ближе к Воробьевым горам. В назначенный час Павел сидел в приемной академика-секретаря Отделения информатики и вычислительной техники Емельянова вместе с еще тремя важными на вид мужчинами гораздо старше его. Они негромко переговаривались между собой, что-то живо обсуждали, время от времени бросали взгляды на скромно сидящего в стороне молодого человека. В их глазах замечал какой-то интерес и недоумение, казалось, они спрашивали — кто этот юноша и как его допустили в святая святых отечественной науки, где не каждому заслуженному деятелю дано право дышать одним воздухом с небожителями. Но вслух вопрос не задали и не заговаривали, просто перестали обращать на него внимание, как будто его нет. Где-то через четверть часа секретарь по звонку из кабинета пригласила всех четверых пройти к академику.

Павел, как самый младший, пропустил важных мужей, вошел за ними в огромный кабинет, приличествующий одному из руководителей Академии. Хозяин — уже старик, за семьдесят, но довольно еще живой, — встал из-за стола и прошел им навстречу, пожал руку каждому гостю, называя по имени и отчеству. Когда дошел черед до молодого человека, спросил, внимательно вглядываясь своими серыми, будто выцветшими, глазами: — Павел Николаевич? — после ответного: — Да, Станислав Васильевич, — чуть пожал сухой рукой и пригласил пройти к столу.

Подождав, когда все рассядутся, сам сел во главе и неспешно приступил к недолгой речи:

— Товарищи, две недели назад Правительство приняло постановление о создании Научного центра информационных технологий и системного анализа. Возглавляемые вами институты войдут в него структурными подразделениями. Головным будет институт с тем же названием, его формирование и дальнейшее руководство поручено присутствующему здесь Коноплеву Павлу Николаевичу, он же назначается Генеральным директором центра. Познакомьтесь, товарищи, со своим прямым руководителем — Павел Николаевич доктор физико-математических наук, член-корреспондент Академии, ему двадцать четыре года, женат.

Услышанная новость поразила всех приглашенных к начальству, правда, каждого по своей причине. Для Павла неожиданным стало его назначение руководителем целого центра, а не одного института, как оговаривали раньше. По-видимому, кому-то из светлых голов в правительстве пришла здравая мысль не создавать еще одно научное заведение в добавок к уже существующим подобного профиля, а собрать их в единый конгломерат, во главе же поставить удачливого предпринимателя, к тому еще ученого. Понимал справедливость такого решения, но оно его самого не очень обрадовало. Планировал заняться интересными ему изысканиями и проектами, уже прикинул, какими именно, собирался подобрать толковых помощников, как в прежней компании, возможно, забрать часть из них. И тогда бы можно было рассчитывать на гораздо больший успех, чем в прошлые годы, да еще с поддержкой государства.

А сейчас придется руководить многотысячным сообществом индивидов с их амбициями и запросами, зачастую несопоставимыми с реальным вкладом, если говорить прямо — ничтожным. Ему уже приходилось сталкиваться по нуждам бизнеса с подобными учреждениями, талантливых сотрудников в них было с гулькин нос. Без какого-либо ущерба выгнал бы старых маразматиков, бездарей и лодырей с учеными степенями, составлявших добрых две трети в этих НИИ. Теперь вольно-невольно придется лезть в это болото, заняться неблагодарным делом, да еще нажить себе недругов, тратить на них время и нервы! А уж о работе над собственными проектами можно позабыть, остается поручить тем, кому можно хоть мало-мальски доверять, не бояться, что они просто не справятся и не завалят.

Остальных мужей, сидевших за внушительным столом академика-секретаря, беспокоили другие мысли и чувства — после понятного шока от новости, что этот юноша теперь начальник над ними, пришло понимание угрозы или каких-то ненужных волнений для прежней жизни. Жили себе спокойно, проводили очень важные исследования за государственный счет, пусть они оказывались никому не нужными и ложились на полку. А что сейчас ждать от этого вундеркинда — одному богу известно, но вряд ли хорошее. Конечно, слышали о нем — блестящей защите диссертации, ставшей докторской, удивительных успехах возглавляемой им компании в Интернет-технологиях, получивших мировое признание и даже Государственную премию. Всей своей пятой точкой директора НИИ, причастные к новому Центру, чувствовали — стулья под ними зашатались, придется серьезно побороться, чтобы удержаться на них!

После того, как директора НИИ ушли, Павел завел жесткий разговор с академиком:

— Станислав Васильевич, если правильно понимаю, Центр создается из-за особой государственной важности?

— Да, верно, в Постановлении это прямо указано, — с каким-то недоумением ответил Емельянов, — только не понимаю, к чему ваш вопрос, Павел Николаевич?

— Сейчас поясню, Станислав Васильевич. Если центр имеет государственное значение, то должен подчиняться высшей государственной власти, а не Академии. Иначе говоря, мне нужен карт-бланш правительства на уровне, как минимум, вице-премьера по науке. Большая вероятность, что для выполнения поставленной задачи мне придется принимать самые решительные меры, а кому-то в Президиуме они не понравятся — слишком много недовольных в научных кругах окажется.

— Так, молодой человек, что-то вы возомнили о себе — Академии вам мало, подавай правительство! Вполне можем обойтись без ваших услуг. Заявление об увольнении отдадите секретарю в приемной. Не смею вас больше задерживать, — академик даже побагровел от возмущения, демонстративно отвернулся.

Через неделю, которую Павел провел в домашних хлопотах, в ворота позвонили, когда же он вышел за калитку, то мужчина, стоявший здесь, спросил у него:

— Вы Коноплев Павел Николаевич? — после подтверждения, кроме слов, еще паспортом, тот передал под роспись опечатанный пакет.

В нем оказалось письмо на правительственном бланке с приглашением на прием к первому заместителю Председателя Немцову с указанием дня и часа. Разумеется, Павел прибыл в указанное время в Дом Правительства на Краснопресненской набережной, когда-то прозванный Белым и ставший известным на весь мир после штурма Верховного Совета в 1993 году. Перед входом осмотрел еще здание, ища следы прошлых событий, но не нашел под свежей белой краской. В сопровождении дежурного сотрудника поднялся на лифте на пятый этаж, подождал недолго, пока секретарь разрешил войти.

— Здравствуйте, Павел Николаевич, проходите к столу — пригласил вставшего у порога гостя молодой еще мужчина, чье лицо часто показывали в газетах и на экранах телевизоров.

Немцов начал разговор без обиняков:

— Что за история произошла с вами в Академии? Центр нам очень важен и начинать дело с конфликта непозволительно!

Судя по обвиняющему тону зампреда, чины Академии уже настроили его против Павла, выставили каким-то склочником. Собственно, он сам не напрашивался на предложенную ему работу, но коль ситуация дошла до разборок, то оставлять нападки без должного ответа не хотел. Сдерживая невольное раздражение, рассказал о случившемся:

— Борис Ефимович, у меня вышло недоразумение с академиком-секретарем Емельяновым. Предложил вывести Центр из-под подчинения Академии и передать непосредственно Правительству. Объяснил ему доводы, он же посчитал их оскорбительными для научного ведомства. Если позволите, приведу их вам.

Немцов посмотрел внимательно на совсем еще юного ученого, не побоявшегося выступить против одного из руководителей Академий, после молча кивнул.

— Мне доводилось работать с научными учреждениями и со всей ответственностью могу заявить — в нынешнем составе они не способны решать настолько серьезные задачи. Вполне очевидно, что придется провести профессиональный отбор сотрудников и оставить только тех, от кого можно ожидать нужного результата. Могу привести пример со своей бывшей компанией 'Компьютерный мир' — мы отобрали группу самых талантливых ребят по особым методикам, после с ними сумели добиться реализации довольно сложных проектов в области обработки и передачи информации. Аналогичную процедуру считаю нужным провести среди всех научных сотрудников институтов, входящих в Центр, от тех, кто нам не подойдет, придется избавляться. Вполне ожидаемо, что недовольных окажется слишком много и они могут повлиять на научное руководство. Зависеть же от прихотей членов Президиума мы не можем, иначе просто загубим нужное дело.

Задумчивое лицо первого зама показывало его настрой действительно понять ситуации, а не оставаться на поводу уважаемых академиков. Через минуту высказал результат своих размышлений:

— Резон в ваших словах, причем немалый, есть. Но и идти без крайней нужды на обострение с нужными стране людьми не следует. Все же можно понять консервативность ученых, особенно старшего поколения, не все сразу могут принять новые веяния. Прошу вас это учесть, в будущем все таки стараться ладить с ними. Ваше предложение мы обдумаем, в самом скором времени сообщим. Ваш Центр нам нужен позарез, в следующем году собираемся приступить к информатизации страны, вы же ее главная мозговая сила, без нее будем тыкаться вслепую, бесполезно выбросим огромные деньги и, главное, отстанем от всего мира. Хотя ваша компания показала, что у нас есть потенциал, только надо правильно им распорядиться.

Простились довольно тепло, тень прежнего недоразумения растаяла бесследно, Немцов даже приобнял за плечи на секунду. Слово он сдержал, уже через три дня тот же курьер доставил распоряжение о подчинении Центра Правительству в непосредственное ведение первого зама. Руководству Академии предписывалось оказывать максимальное содействие всеми ресурсами, в том числе кадровыми. Фактически Павлу давалось право привлекать нужных ему ученых из любого института по своему усмотрению, пользоваться экспериментальной и производственной базой, распоряжаться финансами, материалами и прочими средствами. Собственно, получил карт-бланш с большими возможностями, чем предполагал вначале. В последующем не раз встречался с Немцовым до его ухода из Правительства, тот неизменно поддерживал проекты Центра, помогал в их реализации всем, что было в его власти.

Уже первые встречи Павла с руководством Академии после того, как он приступил к работе, показали ему — в этом ведомстве поддержки ему не видать. Хорошо, если не будут мешать, но следовало ожидать и прямого бойкота. В разговоре с тем же президентом Осиповым услышал явный намек, впрочем, даже открытое признание, на подобную реакцию, когда речь зашла о предстоящей аттестации научных сотрудников:

— Уж не круто ли вы, Павел Николаевич, берете, начиная со столь сомнительного шага — выбрасывать на улицу уважаемых ученых, честно проработавшим многие годы на благо науки, если они не пройдут ваш отбор по каким-то невесть кем придуманным тестам? Это же живые люди, а не вычислительные машины, надо относиться к ним с душой, а не холодным расчетом! Вот что я скажу, прямо, без лукавства — пока я президент Академии, не допущу огульного увольнения научных сотрудников без серьезных на то причин и закон на моей стороне, право на достойный труд никто не отменял!

— Юрий Сергеевич, никто не собирается увольнять людей без серьезного повода — сдерживая закипающее в душе раздражение, высказался Павел, — нам надо знать, на что способен каждый из них. Тех, кто покажет наилучший потенциал, будем выдвигать в исследовательские группы, остальных пристроим на соответствующие их уровню работы. Уж если окажутся совсем бесполезны, то именно с такими придется распрощаться, в законе есть статья о них — профессиональное несоответствие. А те тесты известны не один уже год, показали свою эффективность в крупных корпорациях мира. Я сам ими воспользовался, когда отбирал нужных людей в свою акционерную компанию. О результатах их труда, наверное, нет необходимости вам напоминать.

Тот разговор так и не привел к согласию, каждый остался при своем мнении. Впрочем, молодой руководитель особо не печалился подобным исходом, ожидал такого отношения главы Академии к предстоящей радикальной процедуре. Ясно осознавал, что в научном сообществе, а в особой мере его верхушке существует круговая порука. В них между собой нередки грызня и конкуренция за какие-то блага и теплое место, но не потерпят поползновения извне, встанут сплоченной стеной за свои интересы. И такую стену можно пробить только серьезной силой, в его случае — государства, уж против такого тарана вряд ли устоит замшелая братия престарелых мужей, окопавшихся в Президиуме, да и всем ведомстве. Предстояла далеко не легкая борьба с засидевшимися на своих местах ретроградами, но она не пугала Павла, был готов пойти на любые меры — на войне как на войне!

Глава 5

Весь август проходила аттестация сотрудников центра — ее осуществили специалисты Института психологии, худо-бедно знакомые с логическими и социально-адаптивными HR [Human resources — человеческие ресурсы, персонал] тестами. С руководителями структурных подразделений Павел сам проводил собеседования по самому широкому кругу вопросов, результатом стал вывод о неполном служебном соответствии двух директоров, нескольких замов и большей части заведующих отделами. Поднялся такой шторм протестов и возмущения обиженных с немалыми учеными степенями и званиями, среди них даже два члена-корреспондента, что дело дошло до прямого конфликта с руководством Академии. Лишь вмешательство Немцова, подтвердившего право главы центра на подобные кадровые решения, как-то уняло его противников. Но все сведущие в закулисных играх научного ведомства понимали, что столкновение интересов далеко не исчерпалось, лишь перешло в скрытую форму. Судить же о победителе рано — интриги битых жизнью ученых старцев могли пересилить рвение идущего напролом молодого новатора, несмотря на его поддержку в правительственных кругах.

Новым поводом для противостояния стала заявка Павла о переводе в Центр двадцати перспективных ученых из других научных заведений, названных им поименно. У противников нашлись отговорки — мол, они задействованы в своих проектах, имеющих наиважнейшее значение, без них наука рухнет, государству будет нанесен колоссальный ущерб. А ссылка на распоряжение Правительства о безусловном приоритете Центра в кадровом вопросе не стала для Осипова и его людей убедительным доводом — надо разбираться с каждым, кого можно отдать, а кого нет, а так всем списком неправильно! Склоки дошли до самых верхов, там тоже поняли — мирно конфликт не решить, придется решать с выбором между молодым реформатором и почтенным руководством Академии. Этот вопрос поставили на одном из заседаний Правительства, выслушали обе стороны, пытались как-то найти варианты приемлемого выхода, но тщетно. Через же неделю вышло новое распоряжение за подписью Председателя — Черномырдина, — о принятии отставки главы Центра.

Павел в те дни пережил самую горькую минуту — обида, разочарование глодали душу, ведь он уже поверил в нужность нового дела, строил планы, предпринял первые меры для их реализации. Подобрал более-менее работоспособный коллектив в подразделениях, сформировал предварительную программу и главные направления исследовательских работ, лучшие умы уже приступили к их исполнению. И вот такой провал, причем совершенно неожиданный. Редко когда ошибался, а вот сейчас допустил просчет, подставил не только себя, но и людей, поверивших в него. Раздумывал над причиной случившегося поражения, что же он упустил, какие действия следовало предпринять. Наверное, главное заблуждение заключалось в неверной оценке сил на вершине власти. Сама команда президента неоднородна, есть среди них реформаторы, в первую очередь, молодые новобранцы, а есть практики-реалисты вроде Черномырдина, которые не первый год тянут воз по проложенной колее.

Как бы ни говорил Ельцин о приверженности реформам и решительным переменам, но на деле складывается совершенно не так. Случай с Павлом тому красноречивый пример, поддерживавший его Немцов проиграл тяжеловесам в правительстве, как он сам Осипову и его окружению. Следовало честно признать — противник его переиграл, но надо жить дальше и не допускать в будущем подобных ошибок. В последней встрече, уже после отставки, Немцов вызвал к себе и предложил работать у него помощником по науке. Тогда Павел отказался — административная работа его не привлекала, да и в какой-то мере обида сказалась. Теперь же сидел дома, можно сказать, зализывал раны, раздумывал над тем, чем ему заняться. Идти в науку или на преподавательскую работу в университет не могло идти и речи — с ученым сообществом за последние месяцы вступил в полную конфронтацию, на днях ему сообщили о снятии с него звания члена-корреспондента. Связываться с предпринимательством также не имел желания, так и сидел вторую неделю неприкаянный.

Теплым вечером в бабье лето Павел сидел за столом с Олей и ужинал, когда позвонили на мобильный номер. Включил связь и услышал мужской голос, спросивший его на английском, после высказавший неожиданное предложение:

— Господин Коноплев, я помощник президента корпорации Microsoft Стивен Балмер, обращаюсь к вам по поручению мистера Билла Гейтса. Нам стало известно, что вы временно свободны. Президент готов предложить вам работу в нашей корпорации руководителем одного из научных подразделений. Я не прошу немедленного ответа, перезвоню вам завтра. Условия работы и контракт могу переслать на вашу электронную почту — прошу сообщить ее адрес.

Павел в первые секунды растерялся — прежде не приходилось общаться с руководителем известнейшей корпорации, всеми коммерческими вопросами с иностранными партнерами в его бывшей компании занималась соответствующая служба. Само приглашение за океан не заинтересовало — не собирался уезжать куда-либо, — но не стал обрывать разговор, решил выслушать до конца. Назвал адрес, потом вежливо попрощался с абонентом из Америки. Прочитал переданные на почту документы, в принципе стандартные условия, сама работа — над новой системой обработки и передачи данных, — представлялась довольно привлекательной. Всерьез для себя не воспринял, больше из-за любопытства, на следующий день так и ответил на звонок помощника:

— Ваше предложение меня не интересует, я не собираюсь уезжать из России. Так что на этом прекратим разговор.

Стивен спешно проговорил, пока собеседник не отключил связь:

— Мы предусмотрели такой вариант — вы можете работать в нашем представительстве в Москве. Специально для вас создадим исследовательскую группу и необходимую базу, предоставим все необходимое для плодотворной работы. Людей в группу можете набрать сами, они будут под вашей ответственностью. Пожалуйста, не спешите отказываться, с вами в ближайшее время свяжется руководитель представительства Роберт Клаф — все вопросы можете обсудить с ним.

Уже утром следующего позвонили из представительства и Павел поехал на Крылатскую в главный офис — все равно делать нечего, почему бы не попробовать с этой компанией! Приняли как дорогого гостя, сам глава провел его по зданию, показал демонстрационный салон, просторный офисный зал почти на весь этаж, сервисные службы, библиотеку. Сами переговоры много времени не заняли, обсудили детали предстоящего сотрудничества и заключили контракт пока на один год с условиями пролонгации и досрочного расторжения. По настоянию Павла оговорили свободный график работы для него и его сотрудников, некоторые специфические требования к служебному помещению и лабораториям. В тот же день связался с теми сотрудниками Центра, которых он отобрал для исследовательских работ, большинство согласились перейти к нему — при нынешнем начальстве практически остались без работы или на незначительных должностях.

В принципе американская сторона не вмешивалась в дела группы — выдали задание, вместе определились с направлением работ, Павел еще согласовал с главным разработчиком новой операционной системы параметры своего блока задач. Для него уже стало понятно, что его группа участвует в самом начале создания перспективной системы, ставшей в последующем известной после всех доработок как Windows XP. Базой для нее служила недавно принятая бета-версия другой системы Windows 2000, стала ее развитием и в будущем получила гораздо большее распространение, чем прототип. Исходную информацию о ней передали из головного подразделения в Редмонде на дисках в опечатанном контейнере, Павел еще расписался об обязательстве нераспространения. Дальше пошли головоломные исследования, отработка вариантов на 32-битной аппаратуре, подключение собственного браузера, его совмещение с базовой системой. Работы шли месяц за месяцем, наиболее удачные варианты отправляли в Редмонд, там находили какие-то нестыковки, возвращали на доработку. Лишь ближе к весне следующего года вышло что-то подходящее и конечный продукт группы приняли без замечаний, а заказ зачли исполненным.

В марте 98 года в стране вновь произошли крутые перемены — Президент отправил в отставку правительство Черномырдина, назначил новым Председателем малоизвестного, совсем еще молодого Кириенко. Наверное, решил, что пора проводить назревшие реформы, вот и призвал молодежь, если так можно назвать 35-40 летних деятелей. Через два дня после Указа Павел получил срочный вызов к Немцову, не успел перешагнуть порог кабинета, как тот заявил:

— Возвращайся, Павел, ты нам нужен, без тебя не обойтись!

Уже позже, когда они сели за столом, рассказал:

— Я знал, что эти старые перд..уны завалят дело, а Виктор Степанович ни в какую — мол, старый конь борозду не испортит, а молодой-резвый наломает дров... Воистину как он сам говорил — хотел как лучше, а получилось как всегда! Ничего умного эти старперы не придумали, накатали длиннющие справки и рекомендации, а толку в них ни на грош, лишь деньги проели, да полгода коту под хвост! Прости, что не отстоял тебя, но не будем вспоминать о плохом, надо браться за дело. Забудь прошлую обиду и приступай — времени слишком мало и так его бездарно промотали.

Слова Немцова, конечно, тешили душу, но вновь браться за неблагодарное дело не хотелось. Разве что чувство долга — ведь неспроста его просят, есть в нем нужда. Ответил после недолгого раздумья:

— Обиды я не держу, Борис Ефимович, но сейчас связан другой работой. У меня контракт с концерном Microsoft, да и надо закончить с несколькими проектами. Мне нужно, как минимум, месяца два, чтобы не подвести компанию.

— Какие два месяца, Паша, тут каждый день на счету! Ладно, дам задание своим людям, свяжутся с Биллом Гейтсом и объяснят ему доходчиво. Так что скорей закругляйся — неделя тебе сроку...

— Есть у меня условие, — не очень вежливо перебил разгорячившегося Немцова, — ни с Осиповым, ни с его окружением в Президиуме я работать не буду, иначе все снова повторится!

— Думаю решим и с этим, если надо, то дойду до Бориса Николаевича, уверен, что на этот раз он меня поддержит.

С американцами разобрались быстро — по-видимому, люди Немцова нашли доводы, чем на них надавить, — даже не потребовали сдать отчеты по последним двум проектам с программами для игровых консолей, в которых участвовала группа. Единственно, глава представительства попросил завершить начатые работы по мере возможности без каких-либо сроков и обязательств, на что Павел дал согласие — самому жаль было их бросать. Как и оговаривали с Немцовым, уже через неделю вышел на новую, вернее, прежнюю службу в Центре, где пришлось восстанавливать все нарушенное за эти полгода, прошедшие после отставки. Препятствий со стороны руководства Академии не встретил, да оно и само поменялось — вместо Осипова главой научного ведомства стал сравнительно молодой Фортов, до того бывший председателем Комитета по науке и технологиям в правительстве Черномырдина.

Как позже узнал Павел, Немцов перестраховался, уж чтобы было наверняка, обратился к Ельцину. Вскоре из Администрации главы государства поступила в Академию настоятельная рекомендация немедленно переизбрать президента и членов президиума, достигших пенсионного возраста, что, естественно, на срочно созванном собрании научная братия исполнила, пусть даже скрепя сердце. Наверное, многие стали догадываться о подоплеке такой перемены, обнаружив в стенах их храма столь нелюбимого возмутителя покоя, вновь возглавившего Центр. Да и не осталось секретом настоятельное указание высшего руководства страны — выше некуда! — новому аппарату Академии оказывать всемерное содействие скандальному деятелю. Но как бы то ни было, теперь все просьбы, заявки и заказы Центра исполнялись незамедлительно, те же ученые из запрашиваемого списка вскоре приступили к работе над заданными Павлом проектами.

В техническом блоке задач он избрал три главных направления исследований — развитие и распространение перспективных средств связи, компьютеризацию и интернетизацию. Не менее важное значение придавал изучению социальных аспектов, справедливо полагая, что преобразования в социальной сфере оказывают гораздо большее влияние на процесс информатизации общества, чем технико-технологические инновации. Пути решения сверхважных задач мог подсказать опыт ведущих стран, прежде всего в приоритетной роли государства в этом процессе. В России государство практически самоустранилось — после распада Советского Союза прекратились серьезные работы в создании собственных информационных средств, здесь инициативу проявили частные предприниматели, взявшие на себя снабжение импортным оборудованием и программным обеспечением. С теми же новыми средствами связи — спутниковой, оптоволоконными кабельными сетями, цифровыми электронными устройствами, — обстояло из рук вон плохо, они находились в зачаточном состоянии, не имея реальной государственной поддержки.

Конечно, страна не имела ни средств, ни возможностей решать все давно назревшие проблемы, но дать руководству полную картину создавшейся ситуации и пути поэтапного выхода из нее Павел счел первостепенной задачей. Именно ею занялась ведущая группа ученых методами математического моделирования и прогнозирования. Поиск и анализ исходной информации вел один из входящих в Центр институтов на основе потока статистических данных из различных источников и его обработки на самых мощных вычислительных машинах. Параллельно еще несколько групп приступили к изысканиям в конкретных проектах, которые глава научного центра счел приоритетными — реализации разработки и производства компьютеров на собственной базе и программно-технических средств для максимального покрытия территории страны коммуникационной сетью, среди них спутниковых и других каналов связи. Эти планы казались утопическими, зная реальное состояние отечественной промышленности и науки, но Павел считал вполне выполнимыми, притом в ближайшие годы, а не далеком будущем.

Уже через три месяца ведущая группа представила предварительный отчет о программе информатизации страны с полным математическим обоснованием, дальнейшая работа планировалась с конкретизацией каждого ее этапа. Краткую справку со всеми нужными выкладками Павел немедленно передал правительству, на ближайшем заседании выступил с подробным докладом по всем аспектам представленной программы. Серьезных замечаний по ней никто не высказал, тогда же приняли как основной документ, вскоре утвержденный главой государства. Рассчитывалась на десятилетие, начиная с 2000 года, но уже сейчас было дано задание соответствующим ведомствам начать подготовку к ее реализации. Что-то сдвинулось с места, о каких-то принятых мерах Павла держали в курсе — он, по сути, стал научным координатором процесса, — когда наступил неожиданный для многих простых людей финансовый кризис — дефолт.

Государство набрало займов во всемирных банках и не смогло рассчитаться, да и сказалось резкое падение цены на нефть — основного источника доходов страны. В августе рухнула банковская система — прекратились выплаты вкладчикам по депозитам, многие банки объявили себя банкротом. Последовал обвал рубля и обесценивание накоплений населения, без того пострадавшего из-за деноминации прошлого года, как следствие, начались народные волнения. Все фракции Государственной думы потребовали отставки правительства, Президент ради спасения своего престижа принял указ об отставке Кириенко и всей его команды. Снова призвал Черномырдина, но Госдума его не утвердила, как компромиссный вариант, сошлись на кандидатуре Примакова, прежде руководившим Министерством иностранных дел. Правда, долго на посту Председателя он не удержался, через несколько месяцев его сменил Степашин, а того Путин, вот так пошла чехарда во власти, среди других причин отбросившая страну на уровень начала или, в лучшем случае, середины 90-х.

Народные волнения в августе 98 года

Кризис ударил по центру гораздо сильнее, чем по другим научным заведениям — финансирование сократилось в несколько раз, практически на уровне выживания. Держать своих людей на голодном пайке или отправлять в бессрочные отпуска без содержания Павел не собирался — ему нужно было во чтобы то ни стало сохранить работоспособный коллектив. Не сомневался, плохие времена рано или поздно пройдут, тогда как нужда в начатой ими работе останется — это должно быть понятно государственным мужам, все равно обратятся к ним. Так что надо продолжать исследования, только где же найти деньги на необходимые для того средства — пришлось крепко подумать. Вызвал руководителей подразделений, обрисовал им ситуацию, впрочем, они и без того представляли, разве что считали не настолько плачевной, после высказал:

— Людей мы распускать не будем, работу над проектами продолжим. Нам надо вместе продумать с недостающим финансированием, если у кого-то есть конкретные предложения — говорите, вместе обсудим.

Предложений поступило немного — все же ученые не столь предприимчивы вне своей непосредственной сферы деятельности. Да и они, по сути, не решали проблемы даже в малой мере. Пришлось высказать свое:

— Будем продавать свои мозги, вернее, продукт нашего труда. Обговорю с руководством право нашего центра на прямой выход в интеллектуальный рынок. Коль нет денег на правительственную программу, найдем работу для других заказчиков или займемся собственными проектами и выставим на рынок. Могу сказать, хорошая работа дорого стоит, только надо знать конъюнктуру и уметь преподнести свой товар.

Собственно, с того дня у Павла вновь началась предпринимательская деятельность, разве что не ради себя, а своих людей. Большого труда стоило пробить в правительстве внешнеэкономическую и хозяйственную самостоятельность центра, наверное, смог убедить экономией бюджетных средств — те проекты, которыми собираются заниматься, так или иначе будут использованы в государственной программе, а заплатят за них клиенты. После он сам и его ближайшие помощники небезуспешно вели переговоры с потенциальными заказчиками. Первой отозвалась корпорация Microsoft, с готовностью приняла предложение и выдала несколько заявок на программное обеспечение утилит — прежняя работа с группой Павла оставила у руководства хорошее впечатление. Вслед за известной компанией другие тоже потянулись, так что набрали портфель заказов на два года вперед. Но и свои проекты не забывали, часть разработчиков продолжала трудиться с ними, самые удачные выставили на продажу лицензий, получили от них свою толику доходов. Так что несмотря на не лучшие времена, Центр не испытывал нужды в необходимых средствах, а люди занимались важным делом и не бедствовали.

Нежданно-негаданно у Павла случился служебный роман с одной из ведущих сотрудниц, она прежде преподавала в физтехе, два года назад защитила докторскую диссертацию, ей тогда исполнилось лишь двадцать пять. Тема, которой занималась Лена, относилась к близкой Павлу теории дискретной математики и прогнозирования, трудилась над ней под руководством академика Журавлева. Наверное, общие интересы как-то сблизила их, нередко задерживались после рабочего дня, обсуждая проблемные вопросы в их проекте. За полгода совместной работы между ними сложились приязненные отношения, даже можно сказать — дружеские, — о других у Павла и мыслей не было. Практически в упор не видел в ней женщину, хотя и отличал ее довольно миловидную внешность, пока однажды глаза не открылись именно в таком ракурсе.

Вроде, ничего между ними не произошло, как обычно вели разговоры, сидя за столом напротив друг друга. И вдруг что-то поменялось, Павел увидел то, на что прежде не обращал внимание. Умилившие его небольшие ушки с капельками сережек, нежная шея в открытом вороте сорочки, хрупкие плечи под строгим костюмом и вообще весь ее вид — такой слабый и беззащитный. В нем вспыхнуло желание обнять, прикрыть собой от каких-либо невзгод, как в наваждении встал и подошел к Лене, наклонился и, обняв за плечи, поцеловал ее сухие губы. А она потянулась к нему, прижалась и сама обняла. Когда же он принялся снимать с нее одежду, нисколько не противилась, лишь послушно подняла руки, чтобы снять комбинацию — удивился краем сознания, ведь большинство молодых женщин уже с давних пор не носит этот предмет туалета. Отнес ее нагое тело на стоявший в углу комнаты кожаный диван и стал покрывать поцелуями от макушки до пят, задержавшись в самых сокровенных местах, девушка же тихо стонала, закрыв глаза.

С того дня каждый вечер отдавались страсти, но уже в квартире Лены — она жила отдельно от родителей в своей собственной двушке. О любви не говорили — оба осознавали, что между ними нечто другое. Девушка, по-видимому, стосковалась по мужской ласке, занятая вначале учебой, а после научной карьерой, она, по сути, превратилась в 'синий чулок'— на личную жизнь у нее просто не оставалось времени, — а женская природа ведь своего требует! У Павла обстояло немного иначе — в последний год отношения с женой в какой-то мере охладели. После рождения сына Оля почти все внимание уделяла ему, на мужа оставались крохи. Да и в постели не проявляла былой увлеченности, отдавалась больше из-за супружеской обязанности. Но как бы то ни было, разрушать семью Павел не собирался, так и жил с двумя женщинами — одна для домашнего покоя, другая для плотских утех, — и, казалось, всех их это устраивало. По крайней мере, Оля не устраивала скандалы, хотя должна была понять, что у мужа есть кто-то на стороне, напротив, больше стала заботиться о нем — наверное, чтобы не ушел к сопернице.

Как-то постепенно улучшились отношения с частью коллег из научного сообщества, с тем же наставником из МГУ — Алексеев два года назад получил степень доктора наук и звание профессора, а в нынешнем стал заведующим кафедрой вместо покойного Яблонского. Пригласил Павла, по-видимому, с согласия декана факультета Костомарова, прочитать публичные лекции о новых методах компьютерного программирования и роли прикладной математики в развитии Интернета. Слушать пришли не только студенты, но и большая часть профессорско-преподавательского состава, прослышавших о новациях в руководимом им Центре. К тому же привлек профильные кафедры к выполнению своих заказов, так что сотрудничество представило прямой интерес для родного университета. Не сразу, но нашел общий язык с рядом академиков, с президентом Фортовым наладились почти дружеские отношения, насколько то было возможно при их разнице в возрасте и положении. Несколько раз помог ему в связи с официальными лицами из научных кругов других стран, да и отчасти в валютных расчетах Академии с зарубежными партнерами.

Как ни странно, ближе всех Павел сошелся с престарелым ученым, патриархом советского программирования профессором Шура-Бура. Тому уже стукнуло восемьдесят, но все еще читал лекции в МГУ на кафедре системного программирования и чувствовал себя довольно бодро. Оставался одним из немногих, кто всегда относился к молодому коллеге с симпатией, несмотря на повальный бойкот академического круга и близкого к нему научного сообщества. Впрочем, по каким-то причинам его самого не жаловали на Олимпе советской, а позже российской науки — несмотря на огромные заслуги, отмеченными государственными наградами, так и не приняли в свои ряды даже член-кором. Поводом же для более близкого общения стал несчастный случай, происшедший со старым профессором в гололед — поскользнулся и упал прямо на глазах Павла, возвращавшегося из университета после одной из рабочих встреч.

Отвез того в ближайшую клинику, а потом часто, почти каждый день навещал — пожалел одинокого, но не потерявшего жизнерадостность старика. Из родных у него оставалась лишь одна внучка, но она не утруждала себя заботой ухаживать за дедом, так и лежал бы неприкаянный, если не молодой человек. Позже, когда Михаил Романович выписался и залечивал дома ушибы, Павел продолжал встречаться с ним, самому представляло удовольствие общение с ним, настолько было интересно слушать его истории, иной раз смешные, чаще поучительные. Рассказал о своей необычной фамилии — его отец родом из казацкой слободки на Черниговщине, прозванной так за буйный нрав его жителей [Шура-Бура — сильный ветер, буря], выходцам оттуда иногда давали такое прозвище. Старик тоже проникся к Павлу добрым чувством, относился как к родному внуку, вот таким образом обрели друг друга родственные души, будто судьба свела их для большей радости каждому из них.

Летом 1999 года вся страна замерла после начала боевых действий на Северном Кавказе. В августе банды террористов напали с территории Республики Ичкерии — так назвали свою землю чеченские сепаратисты, — на Дагестан, местные отряды милиции и самообороны вступили с ними в схватку. На помощь пришли федеральные войска, начались кровопролитные сражения в горной местности с переменным успехом — боевики отступали под натиском федералов и местных бойцов в труднодоступные районы или обратно в Чечню, после возвращались с новыми силами и захватывали крупные поселения и горные аулы, творя бесчинства на дагестанской земле. Потери несли все стороны, пошли первые похоронки из Кавказа в российскую глубинку. В конце месяца захватчиков изгнали, но мир не наступил, в сентябре прошла целая серия террористических актов в Москве, Волгодонске и Буйнакске — взрывали жилые дома, счет жертв среди ничем не повинных людей перевалил за несколько сотен.

Террористический акт в Москве

В какой-то мере бандиты добились своего — посеяли страх по всей стране, никто не был уверен, что беда не случится с ним и родными. Следы преступлений вели в логово нелюдей — Ичкерию, — чтобы раз и навсегда покончить с террористами президент издал указ о введении войск в эту самоназванную республику. Бои на враждебной земле проходили очень трудно, чеченцы бились стойко, против федеральных войск сражались и малые и старые, каждый перевал, селение и долину приходилось брать ценой немалых потерь. С тревогой и болью следили в российских семьях за событиями на Кавказе — у многих сыновья или мужья исполняли там воинский долг, — молились за них, чтобы вернулись живыми и здоровыми. Но судьба не щадила, из Чечни вывозили тысячами в цинковых гробах и завернутыми в фольгу (цинка не хватало!) тела погибших солдат, еще многие считались без вести пропавшими и, казалось, не было конца и краю этой беспощадной войне.

Глава 6

Войну в Чечне, несмотря на многочисленные потери среди российских солдат, поддержала подавляющая часть населения страны, а Путин, ставший к тому времени председателем Правительства и принявший на себя ответственность за контртеррористическую операцию — так политически обтекаемо назвали ту войну, — приобрел огромную популярность и симпатию. Весь мир облетела его знаменитая фраза, получившая в народе полное одобрение:

— Мы будем преследовать террористов везде. В аэропорту — в аэропорту. Значит, вы уж меня извините, в туалете поймаем, мы и в сортире их замочим, в конце концов. Всё, вопрос закрыт окончательно.

Многие хотели именно Путина видеть преемником старого президента, да и сам Ельцин однажды публично о том высказался, когда речь зашла о предстоящих выборах нового главы государства летом следующего года. Но прожженный политик сумел удивить еще раз, не стал дожидаться установленного законом срока и в самый канун 2000 года вместо традиционного Новогоднего поздравления обратился к народу по телевидению с поразившим всех выступлением:

— ... Я принял решение. Долго и мучительно над ним размышлял. Сегодня, в последний день уходящего века, я ухожу в отставку.

... Я ухожу. Я сделал все что мог. И не по здоровью, а по совокупности всех проблем. Мне на смену приходит новое поколение, поколение тех, кто может сделать больше и лучше.

... я подписал указ о возложении обязанностей президента России на председателя правительства Владимира Владимировича Путина.

Телеобращение Ельцина

По сути, Ельцин дал своему ставленнику фору, правда, не в полгода, а три месяца — такой срок устанавливался для выборов президента в случае досрочной отставки. За это время Путину предстояло укрепить свое преимущество перед соперниками, прежде всего, лидером коммунистов Зюгановым, все еще имевшим реальные шансы на победу — в той же Госдуме его партия имела большинство голосов. И свою возможность будущий законный (не только исполняющий обязанности) глава государства не упустил, смог добиться избрания с большим отрывом от других претендентов. По-видимому, в первую очередь сказалась довольно успешная операция в Чечне — после несколько месяцев осады и уличных боев войска взяли Грозный, разгромили основные группировки противника, война явно подходила к успешному концу. Да и в стране постепенно ситуация выправлялась, власти сумели хоть как-то справиться с финансовым кризисом, люди смогли получать реальные деньги, задолженности по зарплате и пенсиям, а не прежние крохи.

Все эти важные для страны события повлияли на каждого, народ воспрянул духом, поверил в лучшее будущего и что худшее осталось позади. Для Павла минувший год прошел не так сложно, как у большинства людей, но тоже рассчитывал на скорую перемену, прежде всего, с основным проектом. И, казалось, его надежды начали оправдываться — в июне, через три месяца после избрания президента, ему пришел вызов из Белого дома. Принял его сам глава правительства Касьянов, присутствовал еще при встрече министр связи и коммуникаций Рейман, но он больше слушал, редко вступал в разговор. Собственною, ничего тогда и не решалось, два правительственных чина выслушали его, Касьянов задал пару вопросов по планируемым издержкам и окупаемости программы и на этом переговоры закончились. Повторная встреча состоялась еще через два месяца, но уже более детальная и определенная, председатель в самом начале беседы высказал:

— Принята комплексная программа важнейших реформ на ближайшие годы, ваша также включена. Подготовьте аналитическую справку с раскладкой по годам, начиная со следующего — сколько времени вам понадобится? Две недели? Хорошо, жду вас с докладом.

Из состоявшихся разговоров Павел понял одно — в нынешнем правительстве его программу не восприняли всерьез, считают не самой важной среди остальных. Похоже, Касьянов, ранее бывший министром финансов, большее значение придавал экономическим реформам, а непосредственный куратор Рейман, по роду прежней деятельности чистый связист, не слишком представлял современные информационные технологии. Уж насколько они отличались от того же Немцова, почему-то не призванного Путиным в новое правительство. Невольно вздохнул, но принял такой расклад — надо работать с тем, что есть, а там дальше будет видно. В течение следующего месяца утрясал с заинтересованными чинами все возникшие вопросы от финансирования до предварительных сроков реализации конкретных проектов, привлечения к ним других ведомств и населения.

Главное, чего добился Павел — участия государства в компьютеризации и повсеместном распространении Интернета, наиболее затратной части программы. Начинать следовало с информационной грамотности будущих пользователей — разработки единого стандарта обучения информатики в общеобразовательных школах и вовлечения в учебный процесс всех его участников — от директора и учителей-предметников до учеников и их родителей. Существовавшая еще с советских времен практика преподавания информатики показала свою несостоятельность — доморощенные учителя вбивали в головы учащихся совершенно не нужные знания с теми же азами программирования или скучную науку о теории чисел и прочей белибердой. В лучшем случае учили какую кнопку нажимать и в какой последовательности, толком не разъясняя, что при этом происходит. В большинстве школ вообще не имели компьютеров, так что о реальных прикладных занятиях не могло идти речи.

Кроме того, не было обучающих программ для школ, разве что тестовые в режиме вопрос-ответ, но и они составляли мизер от нужного объема. Центр принял на себя задачу с их разработкой, причем не только для уроков информатики, но и по другим предметам, конечно, совместно с педагогическими учреждениями. Государству же следовало обеспечить их внедрение, начиная с обучения самих учителей до оснащения компьютерных классов необходимыми аппаратно-программными средствами с возможностью выхода в Интернет. Также планировалось создать программы индивидуального обучения не только пользовательского уровня — типа для чайников, — но и более сложного, с основами IT-технологий. Ведь спрос на специалистов с такими знаниями представлялся очевидным и уже сейчас следовало ими озаботиться. Да и для учебных заведений подобного профиля были бы совершенно не лишними, в большинстве своем не отличались достаточным качеством образования по этим дисциплинам.

От части проектов на первом этапе пришлось отказаться — важные чины в правительстве посчитали их не столь актуальными, — да и по многим остальным урезали в финансировании. Более всего Павла задел отказ от собственной разработки аппаратных средств и элементной базы для них — мол, за западом нам не угнаться, только деньги выбрасывать на ветер! Сам же решил продолжить работу над ними за счет собственных средств — заказы от иностранных партнеров продолжали поступать, так что некоторый запас валюты не переводился. Прежде особо не увлекался 'железом', но с недавних пор загорелся — почему бы самим не попробовать, не век же на чужом перебиваться! Конечно, комплектующие придется брать уже готовые от известных поставщиков, но строить оригинальную архитектуру с лучшими характеристиками и даже возможностями ведь им по силам.

Потому поручил одной из групп своих 'умников' заняться подобной разработкой, притом без какого-либо подражания чьим-либо аналогам, какими бы они совершенными ни были. Поставил им конкретные требования, дал некоторые идеи вроде мультипроцессорных блоков, двухъядерных процессоров, оперативной памяти не менее Гбайт, видеокарт в 3D-формате, отчасти только еще проектируемых в ведущих корпорациях, но на которые уже сейчас следовало ориентироваться. Сам на первых порах помогал, вспоминая компоновку и конструкцию системных блоков из двухтысячных, с теми же кулерами и радиаторами для процессора, USB-шинами, оптическим приводом CD-DVD. Дал еще задание предусмотреть переносной вариант — ноутбуки пока не получили широкого распространения не только в стране, но и в мире, так что сохранялась неплохая перспектива для подобного аппарата.

Тем временем новое потрясение пришлось пережить людям — в августе 2000 года в Баренцевом море трагически для всего экипажа затонула атомная подводная лодка 'Курск'. Как это могло случиться и кто виноват — об этом много писали и рассказывали эксперты, спешно созванные комиссии, — но всем было понятно, что во флоте не все в порядке, коль в мирное время на учениях гибнет один из самых современных подводных крейсеров. Когда же обнаружилось, что имелась возможность спасти экипаж — еще несколько часов моряки стуком о корпус подавали сигналы SOS из уцелевшей после взрыва кормовой части корабля, а после просто задохнулись без воздуха, — если бы не халатность командования флота, то поднялась волна народного возмущения. Власти до последнего скрывали правду, но она все равно вылезла наружу — в спасательных работах, начавшихся едва ли не через сутки после гибели лодки, участвовали иностранные суда, командам которых не было смысла утаивать картину случившейся катастрофы.

Гибель 'Курска'

В стране объявили траур по погибшим морякам, вскоре последовали отставки тех, кто оказался причастен к гибели корабля и вовремя не предпринял спасательные меры. Но еще долго у народа оставался осадок, возможно, впервые возникла мысль — а так ли честен перед ним сам Путин, нет ли и на нем вины в случившейся беде?! Еще больше сомнения посеяла авторская программа известного телеведущего Сергея Доренко, в которой он прямо высказался — президент солгал о катастрофе и о спасательной операции. После Доренко уволили с телеканала, а программу сняли с эфира, но слухи о ней разошлись среди людей, очерняя в их глазах образ благородного радетеля страны без страха и упрека. Были в последующие годы другие беды и катастрофы, даже с большими жертвами, но вот именно та первая, с 'Курском', стала в народе самой памятной и обидной, а для Путина, наверное, неприятной, притом в первый год его правления.

В сентябре Оля родила дочь, довольно голосистую и беспокойную, едва ли не сразу после выписки из роддома не давала Павлу высыпаться. Долго не выдержал, перешел в дальнюю комнату, с того времени практически не делил постель с женой. Уже не скрываясь, проводил вечера с любовницей, иной раз прихватывал и ночь. Единственно, кто связывал с семьей — сын, тому уже исполнилось два года, как-то незаметно прикипел душой к малышу. Да и Василек тянулся к нему больше, чем к матери, с утра бежал и ложился в постель к отцу, если тот еще не встал. Вместе завтракали, занимались какими-то играми, несмотря на какие-то спешные дела — для Павла эти ранние часы оставались табу, только для сына. Иной раз брал его на службу, тот бегал по коридорам, заглядывал в кабинеты, заводил серьезные разговоры со взрослыми. А те лишь умилялись малышу и не столько из-за положения отца, а больше его ласковому нраву и не по годам развитому уму, наверное, не уступающему родителю в этом возрасте.

Павел не проводил с сыном обучающих занятий, считал — пусть растет обычной детской жизнью, а не какого-нибудь вундеркинда. Собственное детство стало примером от обратного, что так нельзя — ведь юного Пашу с первых осознанных лет родители тянули к каким-то знаниям, старались раскрыть его проявившиеся таланты, впрочем, довольно успешно. И пусть мальчик сам увлекся, поражал феноменальными способностями, но ведь со сверстниками общался мало, не играл с ними в детские игры — они просто ему были неинтересны. После, когда подрос, немного изменился, стал более общительным, но все же отпечаток раннего детства так и остался, да и те же одноклассники, старше Павла на два-три года, не очень считались с ним, настоящей дружбы, как между равными, не сложилось. Повторения такой судьбы для сына не хотел, потому не развивал любознательность малыша, больше внимания уделял подвижным играм и его отношениям с другими детьми.

Любовница, Лена, отнеслась к сыну любимого мужчины довольно ласково, нередко звала в свой кабинет и заводила с ним разговоры, угощала вкусными пирожными, пила с ним чай. Несколько раз привозила в свою квартиру (разумеется, с отцом), готовила для него ужин, игралась, а после укладывала спать. Малыш тоже привязался к девушке, иногда называл ее вместо тети Лены мамой, а та не поправляла, лишь посматривала на отца — как он отреагирует. Павел же лишь пожимал плечами — мол, ребенок, что с него взять, кто его приласкает, к тому и тянется. Серьезных намерений поменять отношения не испытывал, хотя и видел — Лена стала другой, как-то более внимательной к нему, даже навязчивой. Такая перемена не очень радовала, хотел сохранить прежнюю связь без обязательств — если нам хорошо, то зачем желать другого! Даже подумывал сменить ее на кого-либо — видел недвусмысленные намеки от некоторых сотрудниц, — лишь жалость, да еще опасение потерять одну из самых толковых помощников удерживали от разрыва.

Как-то не сложились у Павла нормальные отношения со своим куратором в правительстве — Рейман почему-то невзлюбил его. Наверное, посчитал выскочкой, гребущим под себя государственные деньги, более нужных, по мнению чиновника, для других важных дел. Ближе к зиме между ними произошел конфликт, вылившийся в открытое противостояние. Причиной стало направление средств, предназначенных на расширение Интернета — спутниковых ретрансляторов, собственных кабельных сетей, информационных серверов, — на нужды телекоммуникаций по распоряжению министра. Попытка Павла убедить в незаконности такого, по сути, грабежа — ведь планируемые расходы внесены в утвержденный бюджет именно на эти цели, а не на что-то другое, — закончилась лишь скандалом. Леонид Дододжонович, не стесняясь присутствия посторонних в кабинете, кричал во всеуслышание:

— Ты мне не указывай, на что нужны деньги, без тебя разберусь. На хрен твой Интернет, когда люди в дальних поселках даже телевизор не могут смотреть и телефона нет, потому что нет денег провести к ним линию!

Разговор с Касьяновым не дал нужного результата — тот вроде пожурил министра за нецелевое использование средств, но не отменил его распоряжение, посоветовал в дальнейшем более мирно решать подобные разногласия. Павлу стало очевидно — с таким руководством кашу не сварить, первым желанием стало подать заявление об увольнении, — но после, посмотрев на ухмыляющуюся рожу Реймана, не скрывавшегося злорадства, издевательско-дружелюбную физиономию председателя, повернулся и ушел, не прощаясь, хотя дверью не хлопнул. После месяц пытался пробиться на прием к президенту, но его в Администрации не пропустили — по-видимому, Касьянов постарался. Вскоре вышло распоряжение Правительства об его отставке за какие-то надуманные нарушения, в центр же пришли с проверками из налоговой инспекции и даже управления по борьбе с экономическими преступлениями.

Павел будто предчувствовал такой оборот, как только началась катавасия с правительством, обратился в московское представительство международной аудиторской компании PwC (PricewaterhouseCoopers), одной из самых авторитетных в мире. Дал заявку на аудит всех своих операций с зарубежными партнерами и консалтинговые услуги, буквально за пару дней до наезда незваных гостей ему передали отчет. Когда же они заявились, вызвал представителя компании и уже с ним разбирали претензии проверяющих органов. Те несколько дней пытались накопать компромат в валютных сделках, но не нашли, кроме каких-то несоответствий в отчетности по международному стандарту и российскому. Не стали из-за такой формальности поднимать скандал — связываться с зубрами аудита себе дороже! — ушли ни с чем, но по их недовольному виду Павел понял, что добром эта история не кончится.

Еще через несколько дней Павлу принесли домой повестку с вызовом в городскую прокуратуру, там следователь все выпытывал об его контактах с американскими партнерами, как будто он завербованный ими агент. После попросил не уезжать из города до выяснения каких-то обстоятельств, на вопрос — каких именно и на какой срок — буркнул что-то неопределенно, но официального предписания не выписал. Не оставалось сомнений — покоя ему здесь не будет, могут пойти на какую-нибудь провокация, обвинят в чем угодно и упекут подальше. Следовало уехать, но вот куда — тут не все казалось очевидным. Уезжать, как в прошлый раз, в глубинку не видел смысла — рано или поздно все равно найдут, да и последнее, что хотел — уходить в бега. Вот тогда впервые задумался о выезде за границу, благо, что сейчас с этим особых сложностей нет — получи визу и дорога тебе открыта. Только не лежала душа провести всю оставшуюся жизнь или даже какую-то ее часть на чужбине, так в сомнениях и колебаниях провел несколько дней.

Уже было решился идти в представительство Microsoft договариваться насчет переезда в головное отделение — подобное предложение не раз поступало Павлу от уважаемой им компании, но прежде неизменно отказывал, — когда из Администрации президента ему передали письмо с вызовом на прием у главы государства. Он стал в какой-то мере неожиданным — потерял надежду достучаться до Путина, а тут сам вызывает, — не стал гадать, что же случилось, отправился в назначенный день в Кремль. После недолгой процедуры оформления в пропускном пункте Спасской башни Павла провели в резиденцию президента — Сенатский дворец. Прежде, еще в школьные и студенческие годы, пару раз доводилось с экскурсионной группой побывать в открытой для доступа западной части Кремля со стороны Александровского сада, Троицкой и Боровицкой башен, но на служебную попал впервые. С понятным любопытством, стараясь явно его не показывать, разглядывал административные здания на Ивановской площади, Сенатскую и Никольскую башни, Арсенал. Правда, бегло, мимоходом, пока проходил с сопровождающим недолгий путь до Сената.

Московский Кремль

Президент принял в рабочем кабинете практически сразу, как только секретарь доложил ему о приходе гостя. Пригласил пройти ближе, сам сел напротив и повел разговор в привычной ему манере — коротко и сухо, — Павел же старался отвечать на заданные вопросы в том же тоне:

— Мне доложили, что вы ушли в отставку — по какой причине?

— Я не подавал в отставку, меня уволили за нарушения финансовой дисциплины, которые я не допускал. У меня есть отчет аудиторской компании — могу немедленно вам передать.

— В чем разногласия с министерством, почему, на ваш взгляд, возник конфликт?

— Рейман не считает нужным направлять серьезные средства на уже утвержденную программу информатизации, предпочитает затыкать ими текущие нужды в своем ведомстве. Смею высказать мнение — Леонид Дододжонович абсолютно не компетентен в сфере информационных технологий, не понимает ни перспектив, ни значимости новой технической области. К сожалению, председатель правительства идет на поводу министра.

— У меня был разговор с Михаилом Михайловичем [Касьяновым] о предстоящих в этом году первоочередных заданиях, но почему-то среди них не оказалось ни одной по вашей программе. Он пояснил, что проекты сырые, надо их еще дорабатывать. На мой вопрос, почему допущена такая ситуация, не смог дать четкого ответа. Когда же потребовал вызвать прямого разработчика, то тогда и выяснилось, что вы уволились, а без вас работы практически встали. Слушайте меня — немедленно приступайте к своим обязанностям, отдам распоряжение о вашем восстановлении. Кроме того, возьму реализацию программы под свой контроль, в случае возникновения каких-либо проблем докладывайте мне напрямую, коль Касьянов сам не справляется. У вас есть вопросы?

— Пока нет, Владимир Владимирович. Вернусь на службу, разберусь — что сейчас с центром, — тогда будет ясно. Единственно, хочу уточнить — мне в прокуратуре ограничили выезд из города на неопределенное время, дела же потребуют поездки в регионы. Как теперь поступать?

— Причем прокуратура, у вас с ней есть какие-то проблемы?

— Никакого обвинения мне не предъявляли. Лишь пытались разузнать о моих контактах с зарубежными партнерами, после предупредили о нежелательности выезда.

— Хорошо, я выясню, кому там неймется. Вы же работайте, никаких ограничений не будет!

Уж в который раз Павлу пришлось восстанавливать свое детище — часть нужных людей ушла из центра, не выдержав новых порядков, которые пыталось установить за минувшие после его увольнения два месяца назначенное правительством начальство. Среди них и Лена — вернулась в физтех, — вот так закончился затянувшийся почти на два года служебный роман. Возвратить ее, в отличие от других уволившихся сотрудников, не пытался, в последнее время уже тяготился ею, да и нашел замену из числа принятых новых дарований — недавнюю выпускницу МГТУ Баумана Наташу Ковалеву. Ее порекомендовал ректор университета Федоров — один из немногих, с кем Павел поддерживал добрые отношения, — отозвался как о перспективном ученом именно в сфере информатики.

Сам же молодой человек с первого взгляда запал на броскую красоту девушки, да и она явно не была против близости — судя по ее лукавому взгляду и еще некоторым признакам, достаточным внимательному мужчине. А уже через неделю между ними начались романтические отношения, правда длились недолго — не сошлись характерами, — но на работе, они не отразились, Наташа действительно оказалась полезной, успешно работала над учебными программами. Следом была Даша, за нею Маша, любовницы не задерживались, чуть что с ними не так — Павел тут же расставался, опыта с Леной хватило не привязываться к кому-то надолго. А уж каких-то поползновений на возможные серьезные отношения на дух не переносил, стоило какой-либо претендентке высказать нечто подобное, обрывал немедленно — нам не по пути!

Тем временем дело с информатизацией страны сдвинулось с места — государство выделило средства на покупку первой партии компьютеров для сельских школ. Их насчитывалось в стране свыше сорока тысяч, на каждую следовало брать не менее пяти аппаратов в зависимости от количества учащихся — один на двадцать учеников. Конечно, на такое огромное количество — несколько сотен тысяч и это только для сельских, в городские ведь тоже надо! — государство пока не располагало достаточными возможностями. В первый год расщедрилось лишь на пятьдесят тысяч компьютеров и то самых дешевых, объявило тендер среди поставщиков. Павел сам не участвовал в закупочном процессе — его вело министерство, кстати, возглавляемое уже не Рейманом, а его бывшим заместителем. Но как-то обратил внимание на заявки участвующих в конкурсе компаний — цены те все как один ставили явно завышенные, тот же тайваньский Acer в самой простой комплектации шел за семьсот и более долларов, тогда как можно было приобрести почти вдвое дешевле даже с учетом транспортных и прочих затрат.

Явно посреднические фирмы сговорились между собой и хотели хорошо нажиться на крупном заказе, вероятнее всего, вместе с чиновниками министерства, замешанными в афере. Подобная схема распила государственных денег не раз применялась в будущем, похоже, и сейчас она уже кому-то пришла в голову. Павел с полным основанием считал — здесь не обошлось без руководства министерства и даже выше — правительства. Одно время о Касьянове в его бытность министром финансов ходили слухи о каких-то откатах, называли 'Мишей-два процента', но всерьез им до сих не верил, полагал — то происки тех, кого он обделил. Теперь же сомнения имели более веские основания и идти к нему, чтобы пресечь грабеж, было бы глупостью и, более, чем возможно, опасностью для себя. Если в прошлый раз люди премьера из-за небольшой распри чуть не пустили его под жернова власти, то сейчас за жирный кусок удавят и разотрут. После недолгих размышлений принял решение — надо связаться с Путиным, тем более, что есть прямая возможность, минуя администрацию.

В тот же день позвонил президенту по 'вертушке' — прямому проводу, — и немедленно направился к нему на прием. Разговор вышел недолгим, на рассказ и доводы Павла о готовящейся афере глава государства ответил кратко:

— Павел Николаевич, я принял к сведению вашу информацию. Нужные меры предприму, вас же прошу никому о том не разглашать. Благодарю за вашу бдительность и честность.

Результаты обращения к президенту вскоре дали о себе знать — произошла очередная отставка министра и приближенных к нему лиц, а также курирующего заместителя председателя правительства. Самого Касьянова вроде не коснулась тяжелая рука главы государства, но, наверное, между ними произошел серьезный разговор, уж больно удрученным тот выглядел — впрочем, то могло быть от потери жирного куска. По распоряжению Путина тендер передали Государственной комиссии, которую возглавил один из руководителей администрации, в состав ввели и Павла, как эксперта по техническим и производственным вопросам. Объявили новый конкурс, уже не кулуарно, а через СМИ, с приглашением всех компаний, имеющих достаточные возможности для столь крупной сделки. Отозвались почти десяток, среди них дилеры крупных производителей, в конце концов заключили контракт с поставщиком корпорации Асер на гораздо более выгодных условиях как по количеству аппаратных комплектов — восемьдесят тысяч, — за ту же сумму, так и гарантийным обязательством на два года и льготным обеспечением запасными частями в течение еще трех лет.

К тому времени подготовили и согласовали с педагогическими учреждениями единый стандарт образования по информатике, составили учебные и методические материалы, все они были утверждены Министерством образования для введения в школах с нового учебного года. Полным ходом в отделах центра шла работа над разработкой обучающих программ по всем школьным дисциплинам, даже по труду и физкультуре — уж казалось бы, что там сложного! Отчасти использовали материал из зарубежных источников, но в большей мере применили свои знания и выдумку, да и консультанты из педагогических институтов немало помогли, сами увлеклись творчеством в необычном проекте. Не забыли и о профессиональных заведениях, выпускающих кадры для обслуживания и ремонта компьютерного оборудования, а также технологического сопровождения — IT-специалистов. Для них также подготовили учебные пособия и демонстрационные стенды, дело стало за их распространением — уже за счет самих заведений, государство на это не выделило средств.

Весной 2001 года родился первенец центра — компьютер собственной разработки, изготовили его в большей части на своей производственной базе, разве что отдельные детали пришлось заказывать в ЦНИИТОЧМАШ, головном предприятии Госкорпорации Ростех. Выглядел он пока неказисто, но вот технические и эксплуатационные характеристики выходили из ряда вон. Поставили новейший 64-битовый процессор, только в прошлом году запущенный в производство корпорацией Intel, да не один, а в связке из двух со своей согласующей схемой и интерфейсом. В оперативную память ввели дополнительные блоки, позволивших поднять емкость до заданного уровня в Гбайт. С видеокартой тоже намудрили, пусть и не совсем 3-D, но картинка на экране получилась на загляденье — все четко и в насыщенных цветах. Внесли еще несколько новинок, которые могли придумать только свежие головы, не зашоренные какими-то установками и прежним опытом. Часть технических решений запатентовали, в некоторых других применили свои изюминки — ноу-хау, не зная о которых, просто невозможно скопировать — вроде работает, но характеристики совершенно не те! Вот так появилось русское чудо, о котором скоро стало известно всему компьютерному миру. Знающие хоть мало-мальски люди поразились невозможному факту — как в этой отсталой стране смогли создать такое совершенство, недоступное мировым лидерам!

Глава 7

В начале лета Павел ушел от жены после трех лет их брака, оставил ей и детям загородный особняк, сам переехал в обычную квартиру поближе к Центру. Они с Олей к этому времени стали настолько чужими, что перестали общаться между собой, лишь по какой-то надобности. Поступил не совсем порядочно, оставляя одну с малышами, но не хотел больше жить с ней даже ради них — они ведь не цепи, чтобы насильно удерживать рядом с той, которую уже не можешь терпеть! Как ни странно, жена отнеслась к разрыву почти спокойно — не пыталась удержать, даже не заплакала, когда он уходил, забрав с собой лишь самые нужные вещи. Наверное, сама понимала — рано или поздно все равно бы это случилось, слишком широкая пропасть между ними разверзлась и ее уже не перейти. Стояла молча, держа на руках заснувшую дочь, лишь кивнула на слова о том, что будет по выходным навещать детей, а после отвернулась, не ответив на его: — Извини, но так будет лучше. Прощай.

Уходить было трудно и больно, словно в душе рвались нити, связывающие с семьей, особенно с сыном, хорошо еще, что тот спал в этот полуденный час. После, отъехав от дома, почувствовал облегчение — сделал наконец давно назревший выбор, теперь он свободен от ненужных ему супружеских уз, пусть даже формально оставаясь в браке. Скоро с этим тоже должно решиться — собирался немедленно, как только Кристине, дочери, исполнится год, подать в суд на развод. Собственно, Павел не уходил к какой-то женщине, в эту пору у него и любовницы не имелось, пока же хотел остаться один, отвлечься от всех семейных и прочих домашних забот. На несколько дней взял себе отпуск, ничем не занимался, лишь навестил родителей и предупредил их о своем уходе из семьи. Мать, как и предполагал, поддержала сына: — Извини, но она тебе не ровня, я знала, что все равно вы разойдетесь. Детей только жаль, как они будут без папы! — отец же сказал: — Ты давно уже взрослый, не нам тебя учить — с кем тебе жить.

Как-то получилось, но родители (наверное, все же мама) решили принять на себя опеку над его семьей — оба они уже вышли на пенсию, теперь почти каждый день наведывались к невестке, привозили что-то из продуктов, занимались малышами, пока Оля готовила, стирала, убирала. Наверное, им стало стыдно за сына, оставившего жену в трудную для нее пору, вот и старались помочь по мере своих возможностей. Павел знал об этом и был им благодарен, сам бы не попросил, впрочем, уже думал нанять няню. Но коль так сложилось, пусть лучше родные бабушка и дедушка помогают, чем чужой человек, на том в какой-то мере успокоил свою совесть — все же чувство вины несколько отравляло полученную свободу от семейных уз. Сам навещал детей, как и обещал Оле, по выходным, играл и нянчился с дочерью, выезжал с сыном на прогулку в лес, на речку или в город на аттракционы, в цирк или ТЮЗ [театр юного зрителя]. На вопрос Василька, который он в первый месяц каждый раз задавал при расставании: — Почему, папа, ты уходишь, с нами не не остаешься? — отговаривался: — Сынок, я не могу, ты же веришь мне? А когда вырастешь — сам поймешь...

На службе вроде складывалось неплохо — задуманные на этот год планы и проекты худо-бедно реализовывались, Павел не раз выезжал с правительственными комиссиями, отправлял своих специалистов на помощь в строительстве тех же ретрансляционных станций, наладке серверов, приемке первой партии заказанных компьютеров. Можно сказать, воочию убеждался, что то дело, которому отдал, как минимум, пять лет, наконец-то стало воплощаться в реальную жизнь. Правда, с собственным компьютером застопорилось, после приемки опытного образца межведомственной комиссией запустить его в производство не получилось — что-то не сладилось с контрактом на поставку комплектующих из-за рубежа, вероятнее всего, по политическим мотивам из-за осложнившихся отношений между Россией и США, — а без них не имело смысла начинать.

Павлу немногим больше других было известно о противоречиях своей страны с Западом, особенно, Штатами. Там далеко не радужно воспринимали восстановление России как могущественной державы, особенно после прихода к власти молодого и энергичного лидера. Ту же войну на Кавказе преподносили как геноцид против суверенного народа, а главарей террористических банд представляли героями, достойными уважения и поддержки. В какой-то мере ситуация поменялась после событий 11 сентября — группа террористов ставшей на весь мир известной Аль-Каиды захватила воздушные суда и направила их в самоубийственные атаки на объекты в главных городах Соединенных Штатов — Нью-Йорке и Вашингтоне. Пусть удались только две из четырех — обе в здания-башни ВТЦ [Всемирного торгового центра], — но они принесли многочисленные жертвы, самые большие в истории террористических актов. Вот тогда возмущенные американцы объявили войну бандитским организациям и уже менее благосклонно отнеслись к кавказским 'повстанцам', кстати, через неделю после трагедии в ВТЦ напавшим на мирный город Гудермес.

Теракт в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года

Тем временем в возглавляемом Павлом Центре прошла реорганизация — из научного объединения перерос в научно-производственный комплекс, к нему еще присоединили только что образованную компанию Национальные кабельные сети. По сути, стал главой ведомства, сопоставимого с министерством, хотя формально оно оставалось в рамках прежнего. По-видимому, в высшем руководстве страны посчитали нужным передать в подчинение молодого и деятельного организатора все предприятия и подразделения, связанные с внедрением информационных технологий. Сам Павел не проявил особого желания все больше погружаться в административные заботы, уговорил же Путин — мол, это временно, ты только наладь дело, потом найдем замену. Согласился с президентом, осознавал — на данное время именно он лучше кого-либо представлял общую картину с продвижением важнейшей в перспективе страны программы — от разработки конкретных проектов до сдачи "под ключ".

Практически у Павла не оставалось времени на какие-либо собственные творческие планы и работы, впрочем, его главные помощники в исследовательских группах сами справлялись, лишь иногда согласовывали наиболее серьезные изменения и дополнения в ранее уже проработанной программе. В организационных и производственных хлопотах проходили день за днем до поздней осени, часто, по несколько раз в месяц, выезжал в командировки в самые разные районы страны. Приходилось наведываться на объекты в таежной глуши и заполярной тундре, на Камчатке и Дальнем Востоке, южных рубежах у казахских степей, довелось быть и на Кавказе, в той же злосчастной Чечне. Буквально в тот день, когда он приехал в восстанавливаемый Грозный, произошло ЧП с армейским вертолетом Ми-8 — его подбили на самой окраине города, при падении взорвался, никто не выжил.

Как немногим позже выяснилось, среди более, чем десятка, погибших офицеров и членов экипажа оказались два генерала из Генерального штаба, а сбили вертолет переносным ракетным комплексом "Игла" боевики из отряда небезызвестного Шамиля Басаева, одного из самых авторитетных главарей террористов. Как только командованию стало известно о происшествии, подняли весь личный состав гарнизона и местную милицию, состоявшую из тех же боевиков, сдавшихся по амнистии прошлого года. Прочесывание в городе и окрестностях не помогло, преступники успели скрыться. Но из-за них еще несколько дней сохраняли комендантский час и ограничения по передвижению, что доставило Павлу лишние хлопоты в его командировке, да и добавило нервного напряжения — в любой момент и откуда угодно могли выстрелить, а ты практически беззащитен. После недельного пребывания в неспокойной республике уезжал оттуда как с фронта — слава богу, жив-здоров, ничего страшного не случилось!

К зиме с намеченными работами справились, даже с небольшим заделом по кабельным и радиорелейным сетям с ретрансляционными станциями — к ним особую заинтересованность проявили телекоммуникационные службы для своих линий связи, так что совместными усилиями двух ведомств удалось продвинуться дальше, чем планировалось. Предоставилась возможность перевести дух, оценить то, что уже выполнили, возможно, откорректировать планы на следующий год. Главной целью теперь ставились компьютеризация населения и доступ к Интернету каждого пользователя, а на государственном уровне постепенный переход от бумажного документооборота на электронный с дальнейшей перспективой введения электронного правительства. В идеале планировалось наличие в каждой семье персонального компьютера, но понимали, что эта задача не одного года. Пока же обеспеченность ими составляла где-то треть, если не меньше, а уж об Интернете половина населения или вообще не знала или что-то слышала о нем, реально же пользовались считанные единицы из сотни.

В какой-то мере нужду в ПК удовлетворяли компьютерные клубы, к этому времени расплодившиеся как грибы после дождя. Здесь часами проводила время молодежь, особенно подростки, да и люди постарше захаживали ради всяких игр. Правда, с Интернетом работали лишь немногие и то в больших городах, где был хоть какой-то доступ к нему. Так что с развитием сети перспективы выглядели неплохими, но кроме технической стороны следовало заняться и грамотностью потенциальных пользователей. С обеспечением ПК наряду с поставками из-за рубежа могли помочь собственные производители, начавшие выпускать что-то подобное зарубежным аналогам. Самой продвинутой среди них можно было считать компанию Формоза, зародившуюся в середине 90-х. Она освоила производство каких-то деталей по лицензиям и уже несколько лет выпускала собственные компьютеры, пусть и заметно уступающие в качестве мировым брендам. Главное же их преимущество — невысокая цена, примерно на уровне тайваньских Acer и Asus, они довольно успешно продавались в фирменных магазинах компании. Часть московских школ закупила для себя их аппараты, не дожидаясь государственных поставок.

Как-то незаметно, сам того не желая, Павел оказался втянут в политику. Началось с разговора наедине после доклада президенту о предварительных итогах года, тот выслушал, скупо, но все же похвалил, а после высказал неожиданное предложение:

— Павел, хочу пригласить тебя в новую, только что сформированную партию 'Единая Россия'. Скажу прямо, без лукавства — сильная власть нуждается в сильной партии, она является опорой в народе, без ее поддержки не провести серьезные реформы. Возьми ту же ситуацию в Госдуме — там большинство за коммунистами, а наши сторонники разрознены, каждый тянет на свою сторону. Все же сумели проявить политическую мудрость и объединиться, только нужно еще крепить тот союз, чтобы не распался. Нам надо держаться вместе, потому и зову тебя, если тебе дорого наше будущее. Подумай, за кого ты и прими правильное решение, настоятельно советую.

По сути, Путин не оставлял иного выбора с 'правильным решением', его совет практически можно было считать приказом, да и сам командный тон президента говорил о том однозначно. Такое давление в сугубо личном деле не понравилось Павлу, все же он сызмальства привык думать и действовать самостоятельно, не прогибался под кого-либо. Вспомнилась недавняя встреча с Немцовым, происшедшая случайно в одном из институтов. Столкнулись в коридоре, Борис Ефимович искренне обрадовался, увидев Павла, да и он сам тоже — все же от прежней совместной работы осталась добрая память. Конечно, обстановка в людном месте не располагала к серьезному разговору, да и у каждого свои дела торопили. По предложению Немцова встретились через час в ближнем кафе — время как раз подходило к обеду, — неспешно поели, после тот завел речь о своем:

— Знаешь, Паша, мы с Егором Гайдаром и Сергеем Кириенко в мае этого года создали политическую партию — Союз правых сил, — в защиту демократических преобразований и свободы народа. Скажу сразу — мы не против Путина, в прошлом году поддержали его на президентских выборах. Представляем здоровую оппозицию — если власть допускает какие-либо нарушения, то заявляем о том во всеуслышание и боремся за права несправедливо обиженных. Могу привести несколько примеров, когда именно наше вмешательство остановило произвол властей ...

Немцов рассказал о нашумевших событиях этого года — силовом захвате телеканала НТВ одним из учредителей Газпрома, скандальном расследовании пожара на военном складе в Гусином Озере, сомнительных вложениях немалых средств в Чечню. Павел, разумеется, слышал о них, официальные версии его самого насторожили, но и высказанные Немцовым также выглядели не совсем убедительными — по-видимому, привел для саморекламы. Закончил же тот свою агитацию прямым предложением:

— Паша, ты парень честный, вступай в нашу партию — нам нужны именно такие, неравнодушные к несправедливости и обману. Я не говорю о том, что надо бросать свое дело и заниматься только партийными вопросами, мы сами отдаем им свободное от службы время. Те же Кириенко и Чубайс продолжают работать в правительстве и администрации президента, я и Хакамада в Государственной думе. Знаю, на своем посту принесешь большую пользу государству, с нами же вместе сможешь с большей отдачей искоренять ошибки и нарушения в руководстве страны — а ведь они случаются, сам прекрасно знаешь. Не тороплю тебя, подумай, только прошу — когда примешь решение, каким бы оно ни было, сообщи, пожалуйста, мне.

Прошло где-то две недели после того разговора, Павел, собственно, тогда не придал ему серьезного значения, да и других хлопот хватало с головой. Сейчас же задумался над выбором — с кем ему пойти, ультиматум президента — как не называй его предложение, по сути оно таким и являлось, — вынудил к тому. Конечно, любой здравомыслящий человек принял бы сторону партии власти, но вот в Павле все еще жил дух противоречия, не позволявший стать бездумным винтиком в государственной машине. С другой же стороны, не без основания предполагал в партии Немцова свои подводные камни — ради своей популярности и лишних голосов в Думе он и его люди могли пойти на подтасовку фактов, выгодное им толкование каких-либо происшествий, да и раздуть скандал на пустом месте, без серьезных оснований. Что уж говорить, совсем недавно фракция СПС инициировала обвинение в коррупции ряда министров, но дело не дошло до суда, все ее доводы оказались мыльным пузырем, по крайней мере, не смогла привести неопровержимые доказательства преступных действий. Да и курс партии на сближение с Западом, вхождение России в 'европейскую цивилизацию' не привлекал Павла, хотя сам не один год сотрудничал с партнерами оттуда.

В конце концов Павел нашел соломоново решение — ни в какую партию со строгой иерархией и дисциплиной вступать не будет, выбрал же общественную организацию по борьбе с коррупцией. Вроде лояльна к высшей власти, но напрямую не подчиняется, так что ничему не обязывает. Сообщил о том и Путину и Немцову, оба открыто не высказали недовольства — дело ведь личное, мог выбрать что угодно, то же общество рыбаков и охотников, а здесь больше пользы для государства. Каких-то серьезных последствий для Павла не последовало, разве что с президентом отношения стали чисто деловые, без той теплоты, которую он проявлял прежде. Пару раз присутствовал на заседаниях городского филиала комитета, участвовал в открытом расследовании дела об отмывании денег через союз ветеранов афганской войны, собственно, на этом его политическая деятельность закончилась. Но с тех пор больше внимания уделял интригам во власти, сам старался не вляпаться в них, тем более стать объектом провокаций. Уже не столь открыто выражал свое мнение по острым вопросам, находил компромиссные варианты в разборках между какими-то властными группами. Да и напрямую воспользовался своими аналитическими способностями в прогнозировании ситуации в высших кругах и последствий для себя, чем сумел избежать лишних неприятностей и волнений.

В самый канун 2002 года Павел встретил на загородной трассе девушку, ставшей на долгие годы его судьбой. Воскресным вечером возвращался из прежнего своего особняка — в тот день возил Василька на утренник в ТЮЗе, а после занимался с детьми, пока не стало темнеть. Шел снег, на дороге было скользко, потому ехал на своем джипе аккуратно, на небольшой скорости. Машины на трассе встречались редко, так что сразу заприметил стоявшую на обочине легковушку. Когда же подъехал ближе, то в свете фар увидел подле нее двух девушек, одна из них размахивала руками, даже вышла на проезжую часть, чтобы наверняка остановить. Включил поворотник и, понемногу притормаживая, встал впритирку к ним. Та, которая голосовала, тут же подскочила и быстро проговорила сквозь дверное окно с приспущенным стеклом:

— Пожалуйста, подвезите нас до города, мы заплатим. У нас машина сломалась, а эвакуатор не отвечает, уже час стоим и уехать не можем!

Конечно, Павел согласился: — Садитесь, девушки, — а когда они устроились на заднем сиденье, спросил: — Куда именно вам надо в городе?

Названная улица находилась практически по пути — километр в сторону совсем не крюк, — довез к самому их дому, а после отправился домой, отказавшись от платы. Уже во дворе, где оставлял на ночь свой Land Cruiser, заметил на сиденье сотовый телефон — по-видимому, одна из девушек просто не заметила, как он выпал из кармана шубы. Возвращаться к тому дому не стал — не искать же ночью по квартирам, даже не зная имени! Поступил иначе — определил номер найденного аппарата, позвонив с него на свой, а затем обратился к оператору сети. После того, как он объяснил причину, ему сообщили адрес абонента, ранним утром поехал туда. Застал девушку дома, она уже собиралась на работу, поразилась тому, как он ее нашел. Оказывается, еще не обнаружила пропажу, лишь когда молодой человек передал телефон, воскликнула с каким-то удивлением:

— Точно, это мой! — и тут же, с прошлой скороговоркой, высказалась с благодарной ноткой: — Ой, спасибо большое, три месяца копила, чтобы купить дорогущий аппарат! Простите, не спросила, как вас зовут, а меня Саша или Александра...

Вот так Павел познакомился с бойкой девицей, в тот день еще помог ей доставить неисправную машину на ремонт, посидел с ней в кафе, поговорил о том и о сем, договорились встретиться после новогодних праздников. Чувствовал с Сашей легко и просто, несмотря на разницу в возрасте почти в пять лет, будто они друзья не первый год. Да и видно было, что ей общение тоже доставляло радость — смеялась его шуткам, сама рассказывала смешные истории, случавшиеся с ней — впрочем, при ее рассеянности нередким. Умилялся ее оптимизму, даже в каких-то неприятных событиях не особо расстраивалась, находила в них что-то позитивное. Сначала встречались в общественных заведениях — кафе, ресторанах, кинотеатре или на спектаклях, — а потом в его квартире. Не стала строить из себя недотрогу, уже через неделю после знакомства их отношения дошли до секса.

Рядом с Сашей забывал, что ему уже под тридцать и он глава солидной корпорации, каким в последние годы его воспринимали все окружающие, начиная с президента страны. С ней же ощущал себя беззаботным мальчишкой, способным на какие-то шалости, иногда сам поражался — насколько девушка заражала его своей жизнерадостностью. И в постели удивляла своей выдумкой и фантазией — уж до такого ни одна из прежних подружек не догадалась! Правда, оставаться на ночь или совсем перейти к нему жить не соглашалась — у нее мать сильно болела и ей требовался уход. На предложение Павла нанять сиделку отмахивалась — как при родной дочери звать чужого человека! К себе домой не приглашала, да и он сам не напрашивался — что приятного в зрелище больного человека, доставлять лишь всем неловкость. О работе своей девушка особо не распространялась — бухгалтер в какой-то коммерческой компании, ничего интересного в том нет. Впрочем, молодой человек тоже многого не рассказывал — служит где-то директором, разведен, есть двое детей. Как-то познакомил Сашу с малышами, отнеслась к ним довольно приветливо, но без приторного чадолюбия — она им не мать и никогда ее не заменит, но принять с лаской готова.

Как ни странно, родители Павла отнеслись благосклонно к будущей невестке, хотя девушка из простой семьи — ее мать до последнего времени работала в типографии брошюровщицей, пока не слегла из-за какой-то болезни легких. Наверное, она им приглянулась еще при первой встрече, когда Павел привел ее к ним в гости, сразу заявив: — Папа и мама, познакомьтесь — это Саша, моя невеста.

Да и она сама не тушевалась перед родителями, держалась в своей привычной манере и не пыталась показать себя послушной скромницей. Когда же мать однажды поправила девушку в чем-то, та сначала опешила, а потом рассмеялась и высказалась: — Наталья Владимировна, вы как моя учительница — все поучала меня, как правильно себя вести, а потом поняла — бесполезно! Не обижайтесь на меня, такая уж уродилась — бестолковая! — и опять засмеялась, притом так звонко и заразительно, что все невольно улыбнулись.

В марте Путин исполнил данное Павлу обещание — снял с административной работы и перевел в Зеленоград открывать здесь научно-исследовательскую компанию по программному и информационному обеспечению микроэлектронной промышленности. На последней встрече как всегда сухо высказался:

— С общей программой информатизации ты свою задачу выполнил, думаю, дальше справятся без тебя. Теперь направляю на не менее важное задание — надо выводить нашу микроэлектронную базу на достойный уровень. Конкретно тебе нужно обеспечить программно-информационными средствами модернизацию отрасли от научных исследований до промышленного производства. Сейчас проведена реорганизация Министерства науки и технологий, в нем создан отдельный комитет по реализации названного задания. Обратишься к его председателю — ему поручена общая координация предстоящих работ, вот с ним согласуешь дальнейший план действий.

Уже прощаясь, проговорил уже более теплым тоном:

— Павел, уверен, ты справишься. От тебя многое зависит, по сути ты потянешь за собой всю программу модернизации. Если нужна будет помощь, обращайся — можешь рассчитывать на мою поддержку.

С Вавиловым — председателем комитета, — Павел вроде нашел общий язык, оговорил с ним примерное направление деятельности своей будущей компании, взаимоотношения с научными учреждениями Зеленограда и в других регионах, промышленными предприятиями. Собственно, тот особо не ограничивал — вот тебе фронт работ, а дальше поступай как знаешь, я в твои дела не лезу. В соответствующих ведомствах решал все вопросы со строительством служебных зданий, размещением сотрудников, заказом необходимого оборудования и материалов. А после почти до самой осени мотался в город-спутник Москвы, следил за ходом строительных работ, отбирал нужных ему людей — здесь ему дали полную свободу, мог выбрать любого. С Сашей тоже устроилось — она согласилась переехать к месту его новой службы, правда, со своей матерью. Хотя той стало гораздо лучше, но все же невеста не хотела оставлять ее без своего пригляда. Павел не возражал — с будущей тещей вроде сладил, да и жить она собиралась не с ними, а отдельно, пусть и неподалеку. В конце лета зарегистрировал брак с Сашей — к этому времени она уже была беременна, — сыграли не очень пышную свадьбу и переехали в предоставленную им в Зеленограде квартиру.

Собственно, Павлу и его помощникам пришлось начать с самых азов — знакомства со всем процессом создания микроэлектронной продукции. Конечно, предполагали не лучший ее уровень по сравнению с западными аналогами, но вот чтобы настолько! Практически остались во вчерашнем, даже позавчерашнем дне, еще в бытность при Союзе. Провал в 90-х сказался разрушающе на отрасли, лишь к их концу началось какое-то восстановление, но все еще в зачатке. По тем же технологическим характеристикам — топологическому размеру и плотности элементов, — уступали в десятки и сотни раз. Даже в ведущих в стране заводах "Ангстрем-Т" и "Микрон" на самом современном импортном оборудовании не могли близко подойти к мировому уровню. Разумеется, программа модернизации ставила целью не перепрыгнуть выше своей головы и нагнать конкурентов, но хотя бы выйти на минимальный уровень для собственных нужд. Любое давление Запада, эмбарго и санкции превращали для России в головную боль производство высокотехнологичного оборудования — ведь их основу составляли комплектующие из-за рубежа.

Павел сам столкнулся с таким фактом, когда разработанный его людьми компьютер так и остался нереализованным проектом, хотя и показал себя вполне конкурентоспособным, даже превосходящим по основным показателям лучшие аналоги. Теперь им, по сути, дилетантам, поставили задачу найти пути выхода из создавшейся ямы и даже проложить дорожку к светлому будущему отечественной микроэлектроники! Плюнули через левое плечо и, по русской поговорке — глаза боятся, а руки делают, — приступили к делу. Изучили всю имеющуюся информацию как в свободном доступе, так и полученную из секретных источников — промышленный шпионаж в других странах никто в России не отменял. Побывали в научных учреждениях и производственных цехах Зеленограда, буквально под лупой исследовали всю технологическую цепочку от научных изысканий до выпускного контроля. Благо, что тамошнее руководство не чинило препятствий — видимо, с самых верхов настроили на всемерное содействие новой компании. Постепенно к концу года набрали банк исходных данных и перешли к своей непосредственной работе — построению вероятностных моделей технологического процесса и программной их реализации.

В октябре 2002 года на всю страну болью и тревогой прозвучал отголосок чеченской войны — группа террористов из банды полевого командира Мовсара Бараева захватила здание Театрального центра на Дубровке, взяла в заложники артистов и зрителей мюзикла 'Норд-Ост'. Каким-то неизвестным образом — по-видимому, не обошлось без продажных соучастников из силовых органов, — бандиты вместе со смертницами-шахидками проехали всю страну. Остановились в снятых квартирах, вооружились автоматами, пистолетами и взрывчаткой, также доставленными из Чечни. По наводке сообщников выбрали для теракта именно центр на Дубровке, где шёл мюзикл 'Норд-Ост', пользовавшийся огромным интересом у столичных жителей. Захват здания прошел в считанные минуты, охрана не смогла помешать бандитам, так в их руках оказались более 900 заложников.

Норд-Ост захват заложников

Так случилось, что в тот злосчастный вечер среди них оказались Павел со своей женой — Саша загорелась желанием посмотреть театрально-хореографический спектакль по роману Каверина 'Два капитана', о котором слух шел по всей Москве. Взять билеты удалось с трудом и то с хорошей наценкой, приехали в театр загодя, а там уже толпился народ, пока шли ко входу, не раз у них спрашивали лишний билет. Места им достались в задних рядах, но не жаловались — хоть такие, главное, посмотрят нашумевший спектакль. И он стоил того, новомодное представление захватило их как сказочное шоу, смесь жанров — музыкального, драматического, хореографического и оперного, — выглядела фееричной картиной. Началось второе действие спектакля, когда на сцену вдруг вышел кто-то в черном камуфляже и маске с автоматом в руках, выстрелил очередь в потолок, а потом в образовавшейся тишине громко, на весь зал, крикнул:

— Всем оставаться на своих местах, иначе будете убиты. Война пришла в Москву, вы — заложники!

Глава 8

Эти двое с лишним суток взаперти в концертном зале под дулами автоматов Павлу — впрочем, как и остальным зрителям, ставшим заложниками, — запомнились на всю жизнь. Кроме понятного страха, испытали все неудобства в течении долгого времени. Из зала террористы никого не выпускали — даже по нужде после побега двух молодых женщин, выскочивших из окна туалета. Тогда велели справлять надобности в оркестровую яму, скоро оттуда несло зловонием, но что поделать — все ходили туда. Больше всего мучила жажда — той воды, что приносили бандиты, лишь хватало промочить пересохшее горло. А уж про то, чтобы дать людям хоть что-то поесть, те и не думали, а самим попросить просто боялись. На глазах у всех кого-то убили и ранили, так что никто не хотел привлечь на себя внимание, самому стать жертвой. Какую-то жалость нелюди проявили к младшим детям, выпустили следующим утром — от их крика и плача у взрослых перехватывало сердце, ладно, сам страдаешь, но зачем мучить малышей! Несколько раз запускали врачей — они оказали помощь тем, кто поболее других пострадал от стресса или получил ранение.

Больше Павел боялся за жену — она находилась на четвертом месяце беременности, лишние неприятности во вред ей и будущему малышу, — но на удивление вела себя спокойно, насколько удавалось в такой обстановке. Не плакала и не жаловалась, больше дремала, прислонившись к груди мужа, а он бережно придерживал ее голову, хоть как-то давая ей возможность отойти от волнений. Сам чувствовал не лучшим образом, но крепился ради любимой женщины, ласково прижимал к себе, а она благодарно улыбалась и пряталась в его объятиях, будто находила в них защиту от происходившего ужаса. Их пара привлекла внимание одной из шахидок, принесла бутылку минералки и передала Саше, что-то буркнув на своем — наверное, чем-то затронула ее душу, если она еще осталась. Под утро третьего дня, перед самым рассветом, вдруг раздались выстрелы, а затем крики бандитов. Павел тут же, немедля ни секунды, бросился на пол между рядами сидений, прижав к себе спящую супругу и закрывая ее собой. Через недолгое время почувствовал горький привкус какого-то газа, вскоре потерял сознание, но до последнего мгновения не выпускал из рук жену.

Очнулся от холода, да и сразу почувствовал свежий воздух, а не спертый, пропитанный зловониями в закрытом зале. Не совсем пришел в себя — голова кружилась, тошнило, да и видел смутно, как в тумане. Первое, о чем подумал — где Саша, — оглянулся, она лежала рядом с закрытыми глазами и вроде дышала, грудь едва заметно колебалась. Огляделся вокруг насколько возможно в его положении — навзничь на асфальте, а приподняться не было ни сил, ни желания. Узнал в рассветном свете здание театра, площадку перед входом, увидел рядом лежащие вплотную друг к другу сотни тех, с кем делил беду последние сутки, чуть дальше машины скорой помощи и МЧС с включенными маячками, еще много людей в воинском снаряжении, мечущихся куда-то. Вскоре подошли и за ним, но он ухватился за руку Саши, все еще не пришедшей в себя, а затем с трудом просипел, напрягая голос: — Нас вместе, это моя жена.

Норд-Ост Спасение заложников

Так и повезли их в одной машине — Павла лежа на пассажирском сиденье, а жену на носилках. Очнулась она только в пути — вдруг заворочалась беспокойно, повернула голову, лишь увидев мужа, слабо улыбнулась. Привезли их в какую-то больницу, тут же повезли на каталках, только в разные палаты — его в мужскую, а ее, понятно, в женскую. Все это время находился в полном сознании, да и чувствовал гораздо лучше, по крайней мере, по сравнению с другими страдальцами. Кто-то все еще лежал в беспамятстве или стонал, скорчившихся от спазм, кого-то рвало желчью. Возможно, здоровье оказалось крепче, наверное, еще и то, что находился ближе к выходу и меньше надышался газом, пока их не вытащили спасатели. Уже к полудню смог встать с больничной кровати, чуть позже направился к Саше, немного качаясь от слабости. Нашел ее в более-менее сносном состоянии, во всяком случае, сама об этом сказала:

— У меня все хорошо, Паша, малыш наш тоже не пострадал — врач сказала после обследования. Еще о том, что завтра нас выпишут, держать тут долго не будут — сам видишь, сколько сюда привезли народа.

Да и Павел понимал о том — в палатах лежали битком, часть пострадавших разместили в служебных помещениях и даже коридорах. В принципе, мог отпроситься уже сегодня, набираться сил уже дома — каких-то процедур, кроме уколов в первые часы, с ним не проводили. Остался ради жены, ей было гораздо спокойнее, когда он рядом. Узнал от персонала о событиях, происходивших за стенами театра — в ту первую ночь после захвата спецподразделения ФСБ и ОМОН окружили здание, пытались проникнуть без риска для заложников. Как чины из правительства, известные на всю страну люди вели переговоры с террористами, требовавшими вывода федеральных войск из Чечни, но никаким соглашением они не закончились. Командование, возможно, сам Путин, дало команду штурмовать, бойцы спецназа прошли внутрь скрытными путями, подали по вентиляционным каналам усыпляющий газ, а затем бросились в прямую схватку с бандитами. Уничтожили всех, среди них и шахидок, никто не успел подорвать взрывные устройства.

Не обошлось без жертв, как позже выяснилось — больше сотни. Часть заложников застрелили террористы, кто-то погиб при штурме, в большинстве уже после освобождения — далеко не все перенесли воздействие газа, их ослабшие за время заточения организмы не выдержали дополнительную нагрузку. Умерли в больницах или по пути, Павел сам видел, как везли на каталках тела, накрытые с головой простынями. Позже пошли слухи о том, что газ применили отнюдь не безвредный, да и военные держали в тайне сведения о нем. Но многие причастные к происшествию люди их не винили, понимали — надо было максимально быстро нейтрализовать бандитов и не позволить им подорвать здание. Павел разделял такое мнение, впрочем, ни он, ни жена серьезно не пострадали, так что лишь умом мог понимать состояние родных, перенесших смерть самых близких. Кстати, ни его родители, ни мать Саши даже не подозревали о случившейся с ними беде, в тот первый вечер по разрешению старшего боевика позвонили и предупредили, что их какое-то время не будет, потом, после возвращения, все расскажут.

Позже, уже дома, Павел читал и слушал о расследовании всех обстоятельств случившегося на Дубровке, кто организовал и подготовил теракт, подробный, по часам, отчет о событиях тех двух с половиной суток. Нашли пособников террористов как в криминальных кругах чеченской диаспоры, так и силовых органах. Правда, они представлялись стрелочниками, по каким-то мелким фактам, а заводилы масштабом побольше остались в стороне. Хотя каждому здравомыслящему человеку было понятно — такая крупная и хорошо организованная акция не могла обойтись без поддержки влиятельных лиц если не на уровне государства, то, как минимум, города. С тем же штурмом возникал вопрос — почему никого из бандитов не пытались взять живым, того же главаря — Мовсара Бараева? Ведь большая их часть не оказала сопротивления в виду бессознательного состояния... Но как бы то ни было, пережив в домашней тиши нервное напряжение тех дней, да и пока жена не пришла в себя, Павел вышел на службу. Особо не распространялся о своем невольном участии в нашумевшем происшествии, но и не скрывал от коллег, как и от родителей — мол было, но все обошлось, я жив и здоров.

Не обошлось. Конечно, то, что жив и относительно здоров, сомнений не вызывало, но что-то в голове перемкнуло, нарушились какие-то нейронные связи, только думать теперь стало гораздо труднее. Павел читал прежние наброски и записи, просто не понимал высказанные им же самим идеи и гипотезы. Хуже обстояло в другом — с большим напряжением вникал в отчеты умников-помощников, а уж оценить или поправить представлялось недостижимой задачей. Если говорить прямо — поглупел, разумеется, не до дебильности, а где-то уровня среднего инженера в исследовательской группе, не более. Осознал такую ситуацию не сразу, сначала грешил на временное недомогание, но время шло, а улучшение не происходило, да и сотрудники недоуменно смотрели на него с очевидным вопросом: — Что с вами, Павел Николаевич, случилось?

Однажды все же решился признаться себе самому — он теперь не такой, как прежде, былая гениальность ушла, на время или совсем — пока неизвестно. Молча, никому не жалуясь, тем более, самым близким людям, пережил горькое для него событие. Наверное, так бы чувствовала птица с подраненным крылом — машет, а взлететь не может! Следствием мучительных раздумий стало решение об отставке, не откладывая ни дня, Павел подал заявление своему руководителю — Вавилову. Не объяснял тому истинную причину, сослался на недомогание — хроническую усталость, по-видимому, вызванную отравлением. Тот знал о случившемся с ним происшествии, сочувственно покачал головой, после высказал:

— Понимаю вас, Павел Николаевич, вам надо отдохнуть, подлечиться. Сделаем так — вашу отставку я не принимаю, дам отпуск на лечение. Побудете в нашем санатории в Барвихе, а там дальше будет видно. Согласны?

Возражать Павел не стал — может быть, действительно поможет? — ответил:

— Спасибо, Борис Валерьянович, я согласен. Есть у меня просьба — взять с собой жену, ей тоже пришлось пережить случившееся на Дубровке. Ее лечение оплачу сам, главное, чтобы мы были вместе.

Вавилов кивнул и проговорил:

— Конечно, найдем путевку для вашей жены. Вам платить не надо, о том не беспокойтесь. С вами свяжется мой помощник, передаст все нужные бумаги. С завтрашнего дня считайте себя в отпуске, поправляйтесь.

Пробыли с Сашей в санатории целый месяц почти до самого Нового года — на такой срок расщедрилось начальство, обычный курс здесь рассчитывался в две недели. Оздоровительное учреждение относилось к Управлению делами Президента, до недавних пор здесь лечились, заодно и отдыхали лишь высшие государственные чины и их домочадцы, а также важные зарубежные гости. Пришли новые времена, стали допускать и тех, кто мог оплатить далеко не дешевое пребывание в закрытом (в буквальном смысле) заведении. Его обширную территорию в сосновом бору ограждал сплошной бетонный забор, открытым оставался лишь берег неширокой речки, да еще металлическая решетка разделяла с замком, построенном в позапрошлом веке — в нем сейчас размещалась одна из президентских резиденций. Да и вообще эта часть Подмосковья вдоль Рублевского шоссе считалась элитным районом, куда обычному жителю так просто не добраться — везде стоят шлагбаумы с пропускными пунктами.

Санаторий Барвиха в сосновом бору

Обслуживали пациентов (или отдыхающих) по высшему классу, персонал буквально пылинки сдувал с гостей, в их распоряжение предоставили все удобства — от просторных и комфортабельных номеров до плавательного бассейна и тренажерных залов. А врачи здесь как на подбор, один круче другого — доктора и кандидаты наук, мало их — пожалуйста, вызовем любого светилу из кремлевской больницы! Павла и Сашу также вниманием не обделили — провели полную диагностику на новейшем оборудовании, а после лечили все найденные болячки — от кариеса до почечных камней и даже храпа. Чувствовали себя небожителями — уж так им старались угодить, едва на руках не носили, что даже стало не по себе, особенно в первое время — чай, не дворяне, а персонал не прислуга, чтобы ту же обувь чистить до блеска! После привыкли, уже без прежнего стеснения пользовались всеми благами — проходили назначенные процедуры, питались вдоволь всякими деликатесами, лишний жирок сгоняли в спортивных залах и банях-саунах, гуляли в бору по расчищенным от снега дорожкам.

Лечение не помогло — по возвращении из санатория Павел просмотрел свои старые записи, но понятнее они не стали. Наверное, подобного результата и ожидал, хотя, конечно, наделся на чудо. Воспринял гораздо спокойнее, чем вначале, да и вспомнил прежнюю жизнь — ведь тогда звезд не хватал и как-то жил, притом довольно неплохо. К хорошему быстро привыкаешь и потерять его всегда болезненно, только жизнь надо дальше, как бы то ни было — утешил себя такой мыслью и принялся раздумывать о возможных планах на будущее. Разумеется, с руководством научным учреждением, да и вообще с наукой придется распрощаться — помочь сейчас своим людям не в его силах, а быть обузой не хотел ни в коем случае. Придется искать дело по своим возможностям — или открывать свое или поступить к кому-то на службу. Собственно, многого ему не надо — хватило бы на семью и ладно, так что ничего грандиозного не строил. С теми же его знаниями и умениями вполне мог устроиться программистом, разработчиком web-сайтов или еще каким-нибудь IT-специалистом, притом достаточно неплохим. Или открыть свое предприятие подобного профиля, а уж в спросе на такие услуги не сомневался — далеко не у всех клиентов имелись сотрудники должного уровня.

Начал же с откровенного разговора с Сашей, то случилось накануне Нового года. Утром после завтрака, стараясь говорить спокойно, чтобы не потревожить жену, высказал:

— Я должен уйти со своей работы, сейчас объясню. То, что случилось с нами в театре, не прошло для меня бесследно. Труднее стал понимать исследуемый материал, многие мысли и задумки теперь стали темным лесом. Наверное, отравление как-то повлияло на мой мозг, он стал хуже работать. Не столь сильно, чтобы это стало заметным, но в серьезных проектах сказалось. Надеялся, со временем восстановится, да и рассчитывал, что лечение в санатории поможет, однако этого не произошло. Сейчас собираюсь найти работу по своим возможностям, думаю, проблем не должно возникнуть.

Не ошибся в жене, восприняла новость, конечно, с тревогой, но без истерики, слез и причитаний:

— Бог с ней, этой работой, главное для меня, чтобы ты сам не расстраивался! Скажи, чем я могу помочь, все сделаю для того. Может быть, тебе надо обратиться к хорошим специалистам, подлечат и станет лучше!

Павел невольно улыбнулся наивности жены, после пояснил:

— Куда уж лучше, в санатории меня обследовали знающие врачи на современном оборудовании и никаких отклонений не нашли. Да я и сам понимаю — мозг слишком сложная штука, наука многого о нем еще не знает. Надо смириться с происшедшим и жить дальше, что я и собираюсь. Не бойся, Саша, мы не пропадем, уж в том будь уверена!

После новогодних праздничных дней встретился с Вавиловым и рассказал всю правду о своем состоянии и намерении искать другую работу. Тот долго молчал, после, вздохнув, выговорил:

— Кто же потянет начатое дело, Павел Николаевич, ведь вся надежда была на вас! Придется доложить Владимиру Владимировичу, возможно, понадобится поправка в принятой программе модернизацию, коль нельзя рассчитывать на ваше участие.

— Борис Валерьянович, полагаю, не все так страшно. Есть в ведущей группе толковые ребята, да и основной алгоритм последующих исследований более-менее отработан. Думаю, они справятся, у меня есть уверенность в том.

На эти успокаивающие слова Павла глава комитета не ответил, лишь расстроенно махнул рукой — мол, хорошо бы так, но полагаться на то не стоит. После сказал уже о другом:

— А зачем вам уходить и искать где-то работу, когда у нас самих ее непочатый край! Понятно, в своей компании оставаться неудобно, но можем предложить другую, с которой вы наверняка справитесь. А если все же к вам вернутся прежние способности, то немедленно подключитесь к основному проекту. Думаю, такое решение будет наилучшим для нас всех, согласны?

Вот так Павел стал руководителем одной из технических служб комитета, занимавшейся текущими задачами отрасли. Никакой науки здесь близко не было, голая практика с конкретным заданием — составить программу по какому-то этапу производственного цикла и довести до ее реализации. В какой-то мере нынешняя работа перекликалась с прошлой — все это его прежней компанией изучалось ранее, но лишь для сбора исходной информации и анализа, а сейчас он, собственно, реализовывал возможные наработки. Встречался по служебным делам со своими бывшими коллегами, приходилось бывать на прежней работе, первая неловкость в новых отношениях быстро прошла, сменилась дружеским участием. Павла тронула их тактичность и уважение — наверное, узнали о случившейся с ним неприятности, но ни словом ни жестом не показали тени пренебрежения, тем более злорадства.

В марте пришли вести из Чечни, давшие надежду на хоть какой-то мир в этой неспокойной земле. Там местные власти провели референдум о Конституции и выборах Президента республики. Подавляющая часть населения приняла волю остаться в составе России и прекратить войну, главой же вновь стал Ахмат Кадыров, еще три года назад перешедший на сторону федеральной власти. Правда, ему противостоял прежний руководитель Ичкерии Аслан Масхадов, обосновавшийся в труднодоступных районах, а с ним авторитетные полевые командиры вроде Шамиля Басаева и Доку Умарова. И они во всеуслышание заявляли о своей непримиримости, угрожали новыми терактами, еще более страшными, чем в театре на Дубровке. Запад же наконец осудил чеченских террористов, признал Масхадова не легитимным — о том заявил президент США Джордж Буш-младший, Европа послушно за ним повторила. Правда, негласная поддержка продолжалась, если не напрямую, то по арабским каналам — через ту же Саудовскую Аравию.

После происшествия на Дубровке Павел болезненно воспринимал события в Чечне и угрозы бандитских главарей, ему вспоминались те страшные дни и казалось — все снова может повториться, пусть не с ним, но такими же, как он, мирными людьми. А их боль чувствовал как свою — вот так трансформировалась его психика и ничего не мог поделать с собой. Как-то снимал сеансами самовнушения, но они помогали до поры, пока что-то не случалось вновь. Взрывы в мирных городах и селениях Чечни продолжались раз за разом, а вскоре террор вновь вернулся в Москву — в Тушино на рок-фестивале 'Крылья' шахидка подорвала себя, погибли и пострадали десятки людей. Болел за них и ничем не мог помочь при всем желании, а прежняя память отказывалась хоть о чем-то подсказать — не помнил ни конкретные даты, ни место проведения террористических акций. С тем же Норд-Остом — слышал о нем краем уха, но в сознании не отложился, да и что взять с девятилетнего мальчишки из далекого сибирского городка!

Крохами всплывали воспоминания из будущего — взрывы в метро, поездах и самолетах, но отчетливее других запомнилось нападение на школу в Беслане с захватом более тысячи заложников, почти такое же, как в театре на Дубровке, только с намного большими жертвами. В те дни в его школе, наверное, как и по всей стране, учителя проводили с учениками собрания о случившейся беде, они с замиранием сердца следили за событиями в осетинском городе, переживали за своих ровесников и их родителей. Закончилось трагически — погибли свыше трехсот человек, в большинстве дети, еще многие получили ранения, а от психологической травмы долго не могли отойти выжившие в той бойне. Сейчас Павел хотел предотвратить несчастье, ради того готов был отдать все от себя, даже жизнь. Но что он мог сделать — даже не помнил, когда случилось, то ли в этом году, то ли в следующем, разве что началось первого сентября на школьной линейке. Да и неизвестно, в какой школе, ведь не одна же в городе, с такой неопределенной информацией кто его послушает!

Трагедия в бесланской школе

Знал только одного человека, которому была посильна такая задача и кто мог бы поверить, вот к нему и направился сразу после теракта в Тушино. Приготовился рассказать всю историю о своей прежней жизни до той дорожной катастрофы, о ней в этом мире знали только родители еще с первого дня, а больше никто. Записался на прием, через неделю заходил в знакомый кабинет, по приглашающему жесту хозяина сел напротив. Тот слушал исповедь внимательно, не перебивая, казалось, нисколько не удивлялся немыслимому происшествию — переселению души человека из будущего в одного из его времени.

— ...нельзя допустить такой беды, Владимир Владимирович, там же погибнут сотни детей! Можете проверить меня под гипнозом или любым способом, но все сказанное правда, только я больше не помню — на такой эмоциональной ноте Павел закончил рассказ и замер в ожидании воли главы государства.

Путин поверил, да и в любом случае в силу своих обязанностей не имел права отмахнуться от важной информации, какой бы бредовой она не казалась.

— Вот что, Павел, прошу никуда из города не уезжать. Компетентные люди свяжутся с вами, так что будьте готовы работать с ними. И еще, постарайтесь вспомнить и записать все подробности о других терактах, которые вы упоминали — примерную дату, место, обстоятельства их проведения, использованные средства, в общем, любую деталь, которая может помочь нам. Напишите и о тех мерах безопасности, которые в ваше время применялись, возможно, стоит сейчас над ними подумать.

Почти на месяц Павлу пришлось отвлечься от своей основной работы — все это время с ним занимались специалисты компетентных органов. Люди в штатском проводили многочасовые допросы, вновь и вновь расспрашивая о каких-то эпизодах, в медицинских лабораториях погружали в полусонное состояние, проводили контрольные тесты и еще невесть что. Павлу уже чудилось, будто его вывернули наизнанку, выпытали все, что он знал или даже больше — наверное, влезли в подкорку, судя по странным вопросам медиков: что проходил в третьем классе, как звали учительницу по природоведению в пятом, с кем подрался в седьмом. Да он уже давно позабыл о том, но вот откуда-то у него находились ответы, сам не понимал! По-видимому, инициировали подсознание, вот и выдавал из него информацию, может быть, даже против своей воли и желания — как будто был под воздействием сыворотки правды, если она действительно существует.

Еще убедился в истине — нет худа без добра, — все эти упражнения с мозгом отчасти восстановили прежние способности — лучше стал соображать, пусть и не в такой степени, как до отравления. Кроме того, вдруг проявился дар вроде телепатии — мог читать если не мысли, то эмоции того, кто обращался к нему. Говорит ли правду или лжет, чувствует радость или огорчение — теперь видел на лице, пусть с виду и непроницаемом. Правда, это свойство проявлялось только при прямом контакте — глаза в глаза, — но даже в таком виде представлялось весьма полезным. О своем открытии, конечно, никому не поведал, особенно врачам — замучают новыми исследованиями, им бы лишь в мозгу покопаться! И все же эскулапы не зря ели хлеб — благодаря их стараниям и памяти Павла предотвратили теракт в Моздоке, своевременно обезвредили группу, пытавшуюся взорвать военный госпиталь. Об этом успехе сообщил сам Путин, довольный до небес — то было понятно и без новой способности Павла.

Выяснилось и с нападением на школу в Беслане — оно должно было произойти в следующем году, определили и саму школу, а также причины, привлекшие внимание террористов именно к ней. Перестраивать ее посчитали бессмысленным — и без того не раз переделывали из прежде неприспособленного здания, — на уровне правительства Дагестана приняли решение о строительстве новой школы поблизости от прежней. К началу следующего учебного года планировали перевести всех учащихся туда, а в старой открыть еще одну школу-интернат для детей из отдаленных районов. Обезопасить это и другие учебные заведения по всей стране от нападения террористов признали нереальной задачей — не поставишь же возле каждого боевую машину со взводом автоматчиков! — проблему следовало решить иным путем. Какие-то подсказки руководство России нашло из памяти пришельца, остальное додумали сами, осенью 2003 года по указу Президента началась реформа контртеррористических служб, в прошлой реальности принятая через год, после трагедии в Беслане.

Самого Павла, конечно, не посвящали в предпринимаемые высшим руководством меры, его лишь попросили надолго не покидать столицу — может понадобиться в любой момент по государственной надобности. Фактически он превратился в ходячий банк ценной информации, была бы воля курирующего руководителя из органов — вообще заперли в спецлаборатории и не выпускали, пока не отпадет нужда в нем. Прекрасно осознавал ограничения в своей свободе, ведь сам пошел на то ради жизни спасенных жертв. Правда, на него сильно не давили, компетентные люди понимали — слишком много зависит от доброй воли подопечного, просто не станет сотрудничать, если переборщить с контролем над ним. А так он вроде бы полностью самостоятелен, может предпринимать все, что надумает, но под негласным надзором и охраной спецслужбы. Павел же делал вид, что не замечает сопровождение, впрочем, скоро привык и занимался своими делами, не обращая особого внимания на 'топтунов'.

Тем временем стал отцом хорошенькой дочурки — весной Саша родила здорового ребенка, последствия отравления не сказались, что до последнего часа вызывало опасение родителей. Назвали Наташей — в честь бабушки со стороны отца, чем немало ей польстили, довольно часто — каждую неделю, — приезжала к ним в Зеленоградскую квартиру и часами возилась с малышкой. Конечно, Павел не забывал и о старших детях, уже заметно подросших — Васе минуло пять лет, Кристине же скоро исполнится три. Они с заметной радостью встречали отца, навещавшего их по выходным, иной раз неделями гостили у него, ухаживали за новорожденной сестренкой. Прежняя жена — Оля, — устроила свою судьбу, недавно вышла замуж за приезжего из какого-то поволжского городка мужчину немногим старше себя, теперь жила с ним в особняке. Павел подозревал, что тот женился на женщине с двумя детьми ради солидного жилья вблизи столицы, но не пенял — это личное дело бывшей супруги, главное, чтобы ее новый муж не обижал детей. Хватило бы намека от них на иное отношение, то немедленно предпринял меры — или забрал к себе или разобрался бы с тем мужиком.

Как-то так получалось, что Павел не встречался лицом к лицу с Олегом, мужем Оли — тот чаще отсутствовал, когда он приезжал за детьми, а если находился дома, то не выходил из своей комнаты. Прошел уже месяц, как появился в этом доме, но старательно избегал встречи с прежним супругом своей жены, что, понятно, настораживало. И однажды, когда они случайно столкнулись в дверях — Павел приехал немного раньше оговоренного часа, — Олег что-то буркнул и поспешил уйти. Одного взгляда между ними хватило понять — в нем что-то неладное, почувствовал какой-то сгусток недобрых эмоций, от непонятной ненависти, даже готовности убить до жадности и зависти. Не стал расспрашивать Олю — вероятнее всего, восприняла бы расспросы о муже как вмешательство в ее жизнь, так что ничего хорошего эта затея не даст. Но оставалось подспудное ощущение опасности, а интуиции однозначно подсказывала — близким ему людям грозит беда, если немедленно не вмешаться, — хотя прежде, даже в Норд-Осте, такого с ним не происходило.

Глава 9

Возможно, судить о человеке и его намерении с одного взгляда представлялось поспешным шагом, но Павел пошел на то — чувствовал, что времени самому разобраться просто не хватит, будет слишком поздно. В тот же день позвонил куратору из ФСБ, высказал тому свои опасения:

— Владимир Федорович, моя бывшая супруга месяц назад вышла замуж за ... У меня он вызвал подозрение, вернее, я уверен, что рядом с ним ей и моим детям грозит опасность, притом в самом скором времени. Прошу вас срочно выяснить об этом Олеге и не допустить малейшего риска для жизни близких мне людей.

Ответ от куратора получил через три дня, тот при встрече сухо, почти без эмоций, отчитался:

— Ваши подозрения имели основания. Гражданин .... ранее был дважды судим, в том числе за грабеж. Полгода назад после отбытия последнего наказания прибыл в Москву, нашел здесь сожительницу и жил у нее без регистрации. Спустя три месяца познакомился с вашей бывшей женой, вошел в доверие, прописался у нее и зарегистрировал брак. Притом не прекратил общение с сожительницей, нам удалось проследить за ними и записать их разговор. Не буду излагать все детали, только скажу — эта преступная группа намеревалась в ближайшие дни отравить Ольгу Васильевну и ваших детей, представить их смерть как несчастный случай. После вступления в наследство собирались продать имущество, с вырученными средствами уехать за рубеж. Нами сегодня задержаны оба сообщника, провели обыски по месту их жительства и нашли неопровержимые улики, среди них отравляющее вещество из группы диоксинов. Сейчас выясняем каналы, по которым преступники добыли довольно редкий препарат, ищем возможных соучастников, отрабатываем другие оперативно-розыскные мероприятия.

Павел не знал, как происходили события в его прежнем особняке, но предполагал — вряд Ольга и дети перенесли их безболезненно, наверняка, получили сильнейший стресс. Сразу после разговора с куратором отправился к ним, нашел бывшую жену в гостиной вдребезги пьяной и лежащей на полу в бессознательном состоянии, а перепуганных детей в их комнате наверху. Вызвал скорую помощь, когда же Олю увезли, забрал сына и дочь к себе. Они еще несколько дней отходили от пережитого страха, все это время находился с ними, даже воспользовался помощью детского психолога. Пробыли с ним почти два месяца, пока их мать приходила в себя, проходила на дому курс лечения под наблюдением психиатра — о нем позаботился Павел. Сам старался с ней меньше общаться — с чего-то вбила в голову, что он причастен к случившейся с ней семейной драме, именно по его вине разрушилось ее женское счастье. Даже устроила скандал с истерикой, лишь спустя немалое время успокоилась, как-то стала терпимее к нему и то ради детей.

В начале осени этого же года Павел узнал о еще одной своей дочери, о существовании которой даже не подозревал. В воскресный день отправился со своими детьми в парк Горького на Пушкинскую набережную, где не так давно выстроили большие аттракционы. Прокатился под визг малышей на американской горке, покачался с ними в настоящих космических креслах шаттла "Буран", прошли еще кучу прыгалок и страшилок, пока все не намаялись и проголодались. Зашли в открытое кафе и вот здесь Павел увидел свою давнюю любовницу — Лену, — с которой не встречался уже года три. Она сидела за столиком у входа с девочкой немногим младше Кристины, по внешней схожести без сомнений можно было понять — дочерью. Увидел ее сразу, да и Лена тоже, так что проходить мимо стало неловко, подошел к ней. После приветствий она пригласила за свой столик — пусть небольшой, но места всем хватило, — Павел перекинулись с ней парой слов и занялся своими малышами.

Чуть позже, когда дети съели пирожное и приступили к мороженному, разговорился с бывшей подругой более подробно. Она в двух словах рассказала о себе — после ухода из центра вернулась к преподавательской работе в физтехе, недавно ей утвердили ученое звание профессора. О дочери не упомянула, лишь когда Павел вопросительным взглядом на малышку как бы спросил о ней, проговорила:

— Тане два с половиной годика, первый год я сидела с ней дома, после наняла няню и вышла на работу.

Сказала и замолчала, Павел почувствовал в ней какое-то смущение и смятение. Через пару секунд сам понял — она родила через полгода после того, как они расстались, выходит, эта милая девочка его дочь! Когда перевел взгляд с нее на мать, молча спрашивая о своей догадке, она кивнула, а после тихо вымолвила:

— Я не стала говорить тебе, видела, что не нужна, просто ушла. Родила для себя, от тебя ничего не требую и не хочу, сама подниму дочь!

В ее голосе чувствовалась обида за отвергнутую им любовь и показная гордыня — мол, обойдусь без тебя, не пропаду! В глазах же видел женскую тоску по сильному мужчине, который бы позаботился о ней и дочери. Невольно пожалел бедную женщину, как и малышку — родную кровинку, растущую без отцовской любви и внимания. Положил руку на ее ладонь — она не отдернула, — после сказал, не сомневаясь в согласии:

— Лена, поедем к тебе, нам есть о чем поговорить.

С того дня между ними возобновилась связь, а по выходным дням гуляли вместе с детьми — они уже знали, что друг другу родные, Таня же называла его папой. Павел оформил в ЗАГСе свое отцовство и в свидетельстве девочки вместо прочерка записали законного родителя, чем обрадовал ее мать не меньше перепадавших мужских ласк. От жены Павел не скрывал новость о появлении еще одной дочери и о том, что навещает ее, разве только умолчал о возобновившихся отношениях с бывшей любовницей. До поры до времени Саша молчала, но где-то через месяц или полтора не выдержала и заявила:

— Паша, я чувствую, что у тебя есть женщина, да и догадываюсь — кто именно. Мне это не нравится, делить тебя с кем-то не намерена. Так что решай — или остаешься со мной или уходишь...

Тогда он молча собрал вещи и ушел — чувствовал, что Лена не выдержит, если бросит ее снова, а Саша сильная, не сломается, — лишь на прощание сказал: — Извини, но не могу иначе, о тебе и Наташе позабочусь.

В самом начале зимы Павел стал невольным в какой-то мере участником события, повлиявшим на него самого. В тот ясный декабрьский день приехал по делам службы в свое ведомство, после встречи с нужными людьми не сразу отправился обратно, что-то внутри позвало прогуляться в центре города. Оставил джип на стоянке министерства, прошел не спеша через Красную площадь, свернул на Моховую и, немного не доходя до Тверской улицы, остановился. Какое-то предчувствие заставило его оглядеться, увидел неподалеку от себя элитную гостиницу 'Националь', ноги сами повели туда. Встал чуть в стороне от главного входа среди толчеи приезжающих и отъезжающих гостей, не слишком отличаясь от них в своей добротной одежде, в ожидании чего-то, не зная, что именно. Вдруг заметил приближающуюся женщину в темной куртке и надвинутом на глаза платке, почувствовал идущую от нее угрозу, уже было двинулся навстречу, когда из стоявшей неподалеку машины быстро вышли два молодых человека, быстрым шагом догнали ее и под руку увели куда-то.

Теракт у гостиницы Националь в декабре 2003 года

Никто не обратил внимание на захват террористки — Павел не сомневался, что именно ею была та женщина, да и выступающая на поясе куртка подсказывала о взрывчатке под ней. Постоял немного и уже собрался уходить, когда интуиция забила тревогу, заставила еще раз оглядеться вокруг. Юная девушка в синем комбинезоне, стоявшая рядом, в нескольких шагах, вроде ничем особым не отличалась и угрозы не внушала, но ее бледное лицо, а главное — глаза, смотревшие перед собой в каком-то отчаянии, привлекли Павла. Он, стараясь сохранять спокойствие, быстро подошел к ней и обнял, зажав ей руки, после проговорил идущими из сердца словами:

— Не надо, девочка, у тебя все будет хорошо. Пойдем со мной, я тебя не обижу.

Повел девушку, а она, на секунду застыв, пошла за ним, как будто завороженная. В нем самом жила какая-то уверенность, что он все делает правильно — девочке сейчас плохо, ей надо помочь. Довел до своей машины, расстегнул комбинезон, аккуратно, кончиками пальцев, отсоединил провода взрывателя, затем снял пояс с вшитыми пластинками взрывчатки и все это время девушка стояла как вкопанная, лишь дрожала всем телом. Позвонил куратору, в двух словах объяснил случившееся и повез на 'базу' — ту лабораторию, где с ним проводили эксперименты. Там их ждали, девушку увели к штатному психологу-гипнотизеру, самого Павла принял куратор. Рассказал в подробностях о произошедшем перед гостиницей происшествии от задержания основного исполнителя до нейтрализации дублерши. Майор выслушал, немного попенял на слишком большой риск, которому подвергал себя, после все же согласился — в той критической ситуации он поступил правильно.

Позже, уже дома, вернее, в квартире Лены, вспоминал происшедшее сегодня событие, задавал себе вопросы, а ответов не находил. Откуда он мог знать о возможном теракте в этом районе, ведь о том у него мысли не было? Да и его поведение с девушкой-шахидкой — что же потянуло на геройство? Та в любой момент могла включить взрывное устройство, да даже напугавшись его приближения! Так же и с разминированием, он близко не сапер, никогда со взрывчатыми зарядами не имел дела, а тут не побоялся и сам взялся! Складывалось впечатление, что будто кто-то управлял им, но притом в полном сознании, в памяти остался каждый шаг или поступок в той ситуации. Конечно, как любой здравомыслящий человек, отбросил такой бред — он же не робот или зомби, чтобы кто-то мог запрограммировать его! Оставалось лишь поверить в то, что в нем проявилось нечто особое, если не сверхъестественное, то на грани реального. Можно назвать предчувствием или ясновидением, если считать возможной заумную метафизику и даже параноику. Как ученый — пусть даже бывший, — сказал бы — не верю, но ведь с ним же случилось!

Любая гипотеза нуждается в обосновании, с таким привычным подходом Павел отнесся к исследованию далеко не научного явления, внезапно проявившегося в нем. Раз за разом, когда выпадала возможность, пытался предугадать хоть что-либо в поступках окружающих или какое-либо событие. Получалось не ахти, если и выходило, то на уровне самой обычной вероятности. В конце концов махнул рукой — то у него вовсе не дар (божий или от лукавого!), а случайность, какое-то невероятное стечение обстоятельств. Но однажды, незадолго до Нового года, он опять пробудился, вроде бы в обычной ситуации — возвращался поздним вечером от Саши, тогда еще привез ей продуктов на неделю и новогодние подарки, — и вдруг перед очередным перекрестком опять почувствовал опасность. Хотя на светофоре горел зеленый, все же притормозил, а через несколько мгновений какой-то лихач пронесся перед носом его машины. От представления того, что могло бы случиться, не послушайся он внутреннего голоса, озноб пошел по телу — тут и гадать не надо, все всмятку!

К тому же постепенно — не сразу, а день за днем, — стал налаживаться мозг, как будто его клетки отходили от сна и вновь включались в работу. Обнаружил этот процесс случайно, попался на глаза научный журнал, который Лена принесла с работы. Она знала о случившейся с Павлом напасти, не приставала с какими-то вопросами по научной тематике, как было вначале. А в тот раз он почему-то принялся читать статью в том журнале и вдруг понял — если не полностью, то в большей части представляет, о чем там идет речь. Через неделю уже читал бегло, схватывая смысл, спустя еще две хватало минуты-другой, чтобы разобраться в куче формул и теорем. Да прежде, до отравления, близко такой способностью не обладал при всей уникальности своего интеллекта — мог сравнить как быстродействие 32-битового процессора по отношению к новейшему 64-битовому. Вот так, ни с того ни с сего, кто-то отвалил ему кучу плюшек — уж тут поверишь в бога, вознаградившего за добрые дела! От такой мысли Павел даже перекрестился и сплюнул через левое плечо — чур меня, а то снова лишит своей благодати!

Весной 2004 года Павел поддался гордыне, вознамерился испытать пределы своего разума — взялся решить одну из семи задач тысячелетия, причем, по мнению ведущих математиков, самую сложную и важную — гипотезу Римана. За ее доказательство американский институт Клея назначил награду в миллион долларов, как и за решение другой задачи — гипотезы Пуанкаре, — с которой два года назад успешно справился российский ученый Григорий Перельман. Собственно, Павла привлек не приз, хотя и не отказался бы от него, как в будущем поступил Перельман, а прикладное значение выбранной гипотезы именно в сфере теории чисел и непосредственно информационных систем, того же Интернета. Так что успех представлял важность как в фундаментальной математике, так и в том деле, с которым занимался уже долгие годы.

Никому о своем намерении не заявлял, единственно о нем знала Лена, вначале поразившаяся дерзости своего возлюбленного — уже больше века лучшие умы безрезультатно бьются над этой задачей, а он, только что восстановившийся после недуга, хочет их превзойти! Но отговаривать не стала — если ему так хочется, пусть попробует, хуже ведь никому не будет. Даже поддержала, хотя и не утаивала сомнение в успехе:

— Надеюсь, что у тебя получится, но если даже нет, то все равно останешься для меня самым лучшим и умным мужчиной. Согласна с тобой, за свою мечту стоит побороться, пусть и кажется несбыточной, чем бояться трудностей и потом жалеть об упущенном шансе. Так что дерзай, Паша, я буду болеть за тебя.

Месяц заняла процедура увольнения — новый начальник комитета, заменивший Вавилова, не сразу отпустил Павла, задержал до тех пор, пока не нашел ему замену, да еще передал все текущие задания. Как только освободился от лишних забот, плотно взялся за изучение всех материалов, относящихся к принятой задаче. Больше времени работал дома, иной раз уходил в библиотеки, если не находил нужные сведения из Интернета. Отобрал и тщательно проработал труды предшественников, находил в них слабые места и возможные варианты того, как бы он сам с ними справился. Только спустя два месяца приступил к собственному решению гипотезы, отчасти используя самые удачные выкладки коллег. Перебрал десятки и сотни возможных путей, для каждого составлял комплекс программ компьютерной обработки, так шел от одного до другого промежуточного этапа. Задача же все больше дробилась, вылезали новые частности и ответвления, казалось, конечная цель не приближалась, напротив, все больше отдалялась.

Как ни был Павел увлечен математическими изысканиями, не забывал о семье, вернее, семьях. Старшему сыну — Васильку, — в этом году исполнялось семь, следовало озаботиться о школе. В садик не ходил — в их коттеджном поселке его просто не существовало, впрочем, как и школы. Оля не работала, сидела с детьми дома, теперь же пришла пора что-то менять. Возить сына в город не могла — так и не решилась сесть за руль, хотя Павел предлагал, как и взять для нее машину. Автобусы в поселок не заезжали, приходилось идти километр до трассы, что с ребенком представляло трудность. В конце концов надумала переехать в городскую квартиру, как ни хотелось ей остаться в просторном особняке с земельным участком, на котором она развела целый огород. Павел помог с обменом жилья и переездом, теперь к детям мог заезжать хоть каждый день — случайно или нет, но Оля нашла квартиру в том же районе, где жил он с Леной.

Со второй семьей вышла своя история — раз в неделю ездил в Зеленоград, привозил Саше все нужное по дому, забирал дочь и вместе с другими детьми водил на аттракционы и прочие развлечения, а вечером доставлял обратно. Так однажды произошло, что пришлось остаться из-за неисправности машины, а ночью к нему пришла жена — официально с Сашей так и не развелся, она сама тоже не подавала на развод. С той поры странная сложилась ситуация — жил с Леной практически как муж и жена, а законная супруга стала теперь любовницей, да и то лишь в выходной день. Наверное, та за год многое передумала, пожалела, что сама же выгнала мужа, отдала его сопернице. Как бы то ни было, но решила перебраться ближе к нему, вот так и случилось, что летом все три женщины Павла оказались рядом с друг другом — хоть устраивай гарем! Правда, они так не считали, каждая требовала от него внимания и заботы, а он разрывался между ними, отрывая время от главного дела, которое и без того шло туго.

Прорыв произошел уже осенью, после бесконечных метаний и поисков, когда закрадывалось желание все бросить и сдаться, а продолжал лишь из-за упрямства и злости на себя, вдруг наступило озарение — именно та частная гипотеза Харди, которую он считал ошибочной, ведет к той заветной цели! Понадобилась еще не одна неделя проб и расчетов, построение всевозможных вариантов диаграммы дзета-функций и нетривиальных нулей, пока стала вырисовываться более-менее убедительная схема доказательства. Пусть выглядела путанной, местами излишне громоздкой, но основная идея стала отчетливо понятной. Дальше работа продвигалась уже воочию, а не как прежде, больше догадками, знал, где и что надо подправить или дополнить, какие нужны аргументы или можно принимать априори. Даже в черновом виде, занявшем два десятка листов убористого текста, многомесячный труд внушал автору то трепетное счастье, которое, наверное, может случиться лишь раз в жизни! Боясь сглазить удачу, позвал Лену и проговорил, сдерживая рвущуюся из сердца радость:

— Посмотри, пожалуйста, кажется у меня получилось! Если в чем-то возникнут сомнения или найдешь огрехи, то говори прямо, не обижусь. Мне очень надо, чтобы работа предстала перед экспертами безукоризненной, так что обрати внимание на любую мелочь, какой бы ничтожной она не выглядела.

Собственно, подруга стала первой, кто мог оценить открытие, через неделю она вынесла свой приговор — ты справился! Потом еще не раз с нею дорабатывал труд, пока в окончательном виде он не устроил обоих. За неделю до Нового года отправил тезисы экспертам Международного математического союза и института Клея, статьи же с полным текстом в Американский журнал математики — старейшее издание, уважаемое математиками всего мира, — а также в журнал Российского математического сообщества. Ответы, конечно, можно было ожидать через месяцы, но отпраздновали успех уже сейчас, за новогодним столом, Лена еще сказала, припомнив прошлый разговор:

— Ведь не зря же говорила, что ты самый умный мужчина, скоро весь мир будет тебя знать! А для меня ты самый лучший, никому тебя не отдам!

Добавили радости и удовлетворения слова Президента в новогоднем поздравлении, к которым Павел мог с полным основанием считать себя причастным:

— ... наш народ может жить спокойно. Обезврежены преступники, замышлявшие бесчеловечные акции в разных городах страны. Ими предпринимались десятки попыток нарушить покой мирных граждан, только мы им не позволили. Уверен, что так и будет дальше, государство позаботится о том!

В феврале пришел первый ответ по электронной почте — американский журнал сообщил о принятии статьи к публикации. Лишь через два месяца, когда Павел уже получил сигнальный экземпляр от американцев, отреагировали в российском издании — потребовали дополнительные материалы, мол, кто-то из рецензентов усмотрел серьезные недоработки. В мае получил от математического союза свидетельство о регистрации открытия, а с российским все еще шла переписка с новыми запросами. Павел не выдержал, потребовал вернуть статью, только тогда редакция согласилась на публикацию. К тому времени пошли первые отклики от ученых разных стран — кто-то поздравлял с великим открытием, другие выражали сомнения. В математическом вестнике Академии наук тоже вышла заметка известного в ученых кругах академика Четверушкина, в которой он довольно деликатно выражал сомнение в допустимости принятых молодым ученым предпосылок, по сути, нивелируя ценность всей работы. В одном из популярных газет напечатали интервью с кандидатом физико-математических наук (даже не доктором!) Григорием Перельманом, автором другого открытия — гипотезы Пуанкаре, — в котором тот подтвердил достоверность доказательства еще одной задачи тысячелетия.

О молодом ученом стали писать кому не лень, он стал героем в газетных статьях и телевизионных передачах — брали интервью, расписывали биографию, упоминая о математическом таланте еще с детских лет. Правда, особо не акцентировали внимание на то, что открытие он сделал сам, собственными силами и своим умом, без какой-либо помощи или участия научных институтов и академий, иначе, наверное, возник бы вопрос — а зачем эти учреждения, если от них нет толка? Вся эта шумиха утомляла Павла, но терпел — понимал, что дело не столько в его успехе, а в международной значимости самого факта. Россия, можно сказать, утерла нос всему миру — за два года ее ученые сделали два великих открытия, тогда как Запад близко не может похвалиться! Но все же проявил норов, когда из Академии пришло извещение о восстановление звания члена-корреспондента — передал отказ, ничего общего не хотел иметь с этим заведением. Возможно, сказалась прежняя обида, но больше понимание — в таком виде, в каком она есть, играет роль кормушки для пробившихся в нее чинов от науки, а не координатора и двигателя прогресса. Неспроста многие известные инновационные компании, как тот же Microsoft, не желают сотрудничать с российской Академией, считая ее ненужной надстройкой, связываются напрямую с компетентными исполнителями.

Между тем Павла в самом конце минувшего года вновь вызвали в спецлабораторию ФСБ, только уже не по террористическим актам, а в связи с событиями на Украине. Занятый своими научными проблемами, как-то не придавал особого значения происходящему в соседнем государстве. Да, слышал, что у них недавно разгорелась буча — кто-то с кем-то не поделил власть, повел народ на Майдан под какими-то лозунгами о европейской интеграции и оранжевыми флагами. Но это там, в чужой стране, когда-то единой с российской, а теперь живущей своими интересами. Странно, но за украинцев душа не болела — они сами выбрали свою судьбу, пусть теперь разбираются со своими проблемами. А оказалось, что руководству не все равно, снова понадобился важным людям со своими скрытыми знаниями из подсознания. Правда, долго те сеансы не длились, отпустили уже через неделю, но притом предупредили, что могут снова позвать. Невольно загрустил — это, что, при каждой оказии будут его тормошить?

Оранжевая революция на Майдане в 2004 году

Несколько месяцев не беспокоили, за это время обнародовал свое решение задачи, теперь прорабатывал применение новых знаний в прежних проектах, тех же информационных технологиях. Написал пару статей о возможных перспективах, но с публикацией придержал — не все еще приняли доказательство гипотезы, да и просто так выкладывать ценные материалы было бы с его стороны расточительством. В то же время более внимательнее отнесся к событиям в незалежной стране, тяге его руководства под крылышко западного благодетеля. Следил за начавшимися раздорами с тем же газом и Черноморским флотом, все отчетливее складывалось впечатление, что новый президент — Ющенко, — преднамеренно идет на конфликт с Россией в угоду хозяевам с Запада. А те приманивали хитрожоп...ых хохлов членством в своем союзе, будто там задарма приготовили райские кущи! И ведь поперли, плюнув напоследок на восточного соседа — судя по риторике президентской команды и Верховной Рады, все более жесткой и враждебной к России и сладкоречивой с 'цивилизованным обществом' (как будто все остальные дикие!).

Конфликт в отношениях когда-то бывших братских стран становился все глубже и опасней на радость западным недругам и под их диктовку. Похоже, Россия проигрывала, ничего реального не могла противопоставить этому процессу. Тогда и возникла у Павла идея вмешаться, построить программу ответных действий, не просто ждать, что предпримут по ту сторону границы, а самим активно влиять на ход событий. Слишком важной стала задача нейтрализации продавшейся западу верхушки и ее сторонников, чтобы не дать им возможности превратить Украину в злейшего врага наподобие прибалтийских республик. Причем программа должна быть тщательно продуманной и просчитанной, учитывающей все имеющиеся факторы, ее же проработка становилась в существенной мере научной задачей.

Именно ею решил заняться Павел известными ему методами математического моделирования и прогнозирования. В черновую наметил общую схему программных задач от сбора и анализа исходной информации до изучения реакции от конкретных воздействий. Работа предстояла чрезвычайно огромная, не под силу одному, какими бы возможностями он не обладал. Да и в любом случае, даже в самом начальном этапе, невозможно обойтись без участия тех же спецслужб, так что следовало выйти на высшее руководство. Павел еще раз продумал те вопросы, на которые нужно было обратить особое внимание, предварительный комплекс нужных мер, позже, после прохождения обязательной процедуры в канцелярии главы государства — впрочем, не очень долгой, — отправился по известному маршруту в Сенатский дворец.

Путин принял довольно приветливо, поздравил с научным открытием, даже поинтересовался семьей — вот только какой! — затем перешел к делу:

— С каким вопросом пришли ко мне, Павел?

Не стал лукавить, выдал самую суть: — О нашем возможном вмешательстве в события на Украине.

Впервые видел на лице Президента замешательство, он, похоже, даже растерялся от услышанных слов. Правда, через секунду взял себя в руки и уже спокойно, в привычном ему тоне, спросил:

— Почему вы решили, что нам надо вмешаться?

Дал продуманный заранее ответ на ожидаемый вопрос:

— Владимир Владимирович, если мы промедлим или пустим на самотек, то потеряем Украину, Запад просто ее проглотит. И тогда получим врага у своих границ, не лучше той же Литвы или Польши, вероятно, даже хуже.

— Что же вы предлагаете, Павел? — прищурившись, как бы всматриваясь в самую душу гостя, спросил глава государства.

— Если кратко, есть комплекс мер, что мы можем предпринять, но они должны быть достаточно просчитаны с допустимой вероятностью. Нужна детальная информация о состоянии дел в стране, оценка аналитиков о влиянии основных игроков — США и ведущих европейских стран, — подготовка необходимых условий, сил и средства для реализации, последующий контроль и контрмеры на реакцию противника. Вот в этой папке расписано более подробно по возможным вариантам — от привлечения на нашу сторону лояльных граждан, особенно, в восточных и южных областях, до принятия в состав России отдельных районов — того же Крыма, большинство населения которого за нас, да и в виду стратегической важности для Черноморского флота.

Ненадолго прервавшись, дав время Президенту осмыслить сказанное, Павел продолжил:

— Я готов взяться за разработку программы таких действий, но мне нужна помощь людьми в исследовательскую группу, также серьезные аналитики-политологи, кроме того, содействие компетентных служб в сборе необходимой информации.

И услышал ответ: — Хорошо, все у вас будет, приступайте немедленно. Этот вопрос давно назрел, наши эксперты предлагали подобные шаги, но без точного расчета последствий сочли преждевременным.

Глава 10

В январе 2006 года по восточным и южным областям Украины прокатилась волна протестов после речи президента Ющенко на Дне Соборности с рядом антироссийских заявлений — об ограничении русского языка в государственных учреждениях, обвинении России в голодоморе на Украине в 30-х годах, но больше всего возмущения вызвало признание Степана Бандеры борцом за свободу украинского народа от русского гнета. Люди вышли на площади Харькова, Луганска, Донецка, Днепропетровска, Одессы, других городов в этой части страны с лозунгами: -Мы и русские братья, а русский язык нам родной, Бандера — бандит и фашист, а не герой. Самыми же массовыми и решительными стали выступления в Крыму, от Севастополя до Керчи — большая часть местных жителей хотела быть независимой от официального Киева, ведущего народ против братской России.

Власти автономной республики поддержали своих граждан, объявили проведение в кратчайшие сроки референдума об отделении от Украины и вхождении в Российскую федерацию. Для защиты от вооруженной угрозы центральной власти созвали ополчение, буквально за день-два сформировали несколько отрядов из бравых бойцов, явно знакомых с воинским делом, притом прибывших на сборные пункты со своим оружием и амуницией без опознавательных знаков. Они заблокировали расположенные на полуострове войсковые части, сумели как-то убедить командиров не выводить солдат из казарм. По сути, в Крыму произошел переворот без единого выстрела, а народ его поддержал, через две недели на референдуме подавляющим большинством голосов подтвердил намерение присоединиться к России. Спустя несколько дней в Москве представители сторон подписали договор о принятии республики в состав федерации, Государственная дума единогласно ратифицировала его.

Наверное, пример Крыма подвигнул протестующих в других областях, захваченных волнениями, на более жесткие меры — перешли к силовому захвату административных учреждений и других важных объектов, заявили о независимости от Киева. Правда, не везде им сопутствовал успех, в Одессе, Николаеве и Полтаве местные власти сумели отбить атаки ополчения, да и правительственные войска пришли на помощь. Но как бы то ни было, весь восток страны от Сумы до Херсона отделился от Украины, здесь объявили о создании Новороссийской республики с центром в Донецке. О присоединении к России не заявляли — наверное, Москва не дала добро, — но граница теперь стала практически открытой, грузы шли в обе стороны с каждым днем нарастающим потоком. А на рубеже с остальной Украиной спешно стали возводить оборонительные укрепления, сюда перегоняли военную технику, неизвестно откуда взявшуюся — по-видимому, ополченцы захватили в заблокированных войсковых частях. Во всяком случае, не из России, московские чины делали круглые глаза, когда им задавали об этом вопрос — мол, знать не знаем, мы тут ни причем. А везем по просьбе новообразованной республики продукты и другие жизненно нужные гуманитарные грузы — не голодать же людям, вот и помогаем.

Научно-исследовательский центр международных отношений — так назвали учрежденное девять месяцев назад указом Президента секретное предприятие ФСБ, — в эту горячую пору работал практически круглосуточно. Почти полгода готовили операцию, задействовали сотни исполнителей, несколько подразделений спецназа и лучшие войсковые части, и вот теперь она проходила финальную часть реализации. Прошла почти точно по сценарию, разработанному группой Павла, а отклонения не выходили за допустимые границы. Конечно, не обошлось без срывов — элемент случайности неизбежен даже в идеальном плане, — но они не стали катастрофическими, а общий результат выглядел довольно обнадеживающим. Удалось оторвать от противника — а киевский режим все причастные к операции люди безоговорочно считали врагом, — существенную часть страны с лояльным к России населением. Теперь осталось удержать ее от натиска неприятельских войск, по всем расчетам имеющихся средств и сил должно было хватить с лихвой — не зря же готовили резервы, а затем оперативно перебросили в нужные районы.

Главную же опасность представляли те, кто стоял за спиной киевской марионетки — ведь своим упреждающим ударом Россия поломала им игру с украинской картой. Теперь незалежной стране не до внешних происков, тут внутри надо разбираться — или смириться с потерей самой развитой и доходной своей части, или пойти войной. Конечно, ни США, ни Евросоюз не смирятся с подобным исходом, навалятся все мощью, чтобы сломать главного противника. Но именно на такую реакцию рассчитывали и приняли свои меры. Постепенно, чтобы не обнаружили прежде времени, сворачивали внешнеторговые и другие экономические связи, изымали свои активы, оставили лишь по самому малому для обслуживания текущих расходов. Начали перевод предприятий на импортозамещение или поставки из других источников. Провели переговоры и заключили перспективные контракты с азиатскими партнерами, прежде всего — Китаем, по предварительным данным, товарооборот с ними увеличивался почти в полтора раза, в какой-то мере снижая тяжесть будущих санкций.

Реакция Запада последовала жесткая, с прямым обвинением России в агрессии на суверенное государство. На дипломатической площадке — в ООН и Совете безопасности, — по просьбе ряда стран созвали экстренное заседание, подавляющим большинством голосов приняли резолюцию с осуждением неправомерных действий Российской федерации, оккупировавшей Крым и восточную часть Украины, требованием немедленно вывести войска из занятых территорий. Не приняли во внимание заявление постоянного представителя Чуркина, что нет никакого вмешательства России — народ Крыма сам на референдуме высказал волю выйти из состава Украины, а в восточных областях власть взяли местные лидеры оппозиции с помощью ополчения и никаких российских войск там нет. В экономической сфере США и ЕС [Европейский союз] ввели санкции по широкому кругу секторов — от разрыва контрактов на поставку товаров до блокирования счетов российских представительств. Правда, на арест хранившихся в этих странах золотовалютных резервов не решились, иначе такой прецедент лишил бы доверия как к надежным эмитентам.

Наибольшую опасность миру представила эскалация военного противостояния, в особой мере на Балтике и в Черном море. Здесь начались учения боевых кораблей НАТО вблизи территориальных вод России, а разведывательные самолеты морской авиации барражировали у самой границы воздушного пространства. Им на встречу выходили российские эсминцы и самолеты-перехватчики, едва не доходило до прямого столкновения. Произошли провокации, несколько раз у крымского побережья натовские корабли имитировали атаку, разворачивались в непосредственной близости от опасной черты. На сухопутных рубежах также обстояло неспокойно, началась переброска войск противника в страны Прибалтики к самой границе с Россией, в Польшу из ФРГ передислоцировали установки с крылатыми ракетами. В любой момент могла случиться беда, тем более, что российское руководство заявило о превентивном применении ядерного оружия при любой агрессии на свою территорию.

Провокация кораблей НАТО у берегов Крыма

Несколько месяцев сохранялось напряжение между странами — участницами НАТО и Россией, время от времени руководство североатлантического блока и командующие объединенными силами открыто заявляли о намерении наказать агрессора, даже делились планами нападения на Калининградскую область и Крым. В противовес им Москва выражала желание избежать военного конфликта, тем более полномасштабной войны. Весь мир стал понимать, от кого исходит угроза, у многих начальное недовольство действиями России против другого государства постепенно сменялось на иное отношение — да, русские поступили плохо, но воевать с ними себе дороже, пора уже уняться, пока не накликали беду! По-видимому, на Капитолии и в Берлине как-то обратили внимание на общий настрой, да и сами осознали, что Россию на испуг не взять. В начале лета провокации прекратились, а вскоре большая часть сил НАТО убралась из зоны конфликта. Вот так ничем для альянса закончилось противостояние, по крайней мере, в горячей фазе, хотя еще долго между сторонами оставалась настороженность, но все же не предпринимали усилий для нового обострения.

Санкции ударили по России более ощутимо, чем военная угроза, сказались не только товарным дефицитом, но и падением доходов, инфляцией, тот же доллар подорожал в несколько раз. И вот в такой непростой ситуации проявился патриотизм большей части населения, люди не обвиняли руководство в произошедших событиях. Напротив, наблюдались воодушевление и гордость за свою страну, сумевшей помочь русскому населению во враждебной Украине, а теперь выстоявшей против давления заморских хозяев. Хотя не обошлось без отщепенцев, устроивших акции против Путина, во всеуслышание поддержавших противную сторону ради 'мировых ценностей и стандартов'. Среди них оказались известные и любимые народом артисты, музыканты, писатели, а также политики, общественные деятели — Борис Гребенщиков, Андрей Макаревич, Эльдар Рязанов, Армен Джигарханян, Лия Ахеджакова, Наталья Фатеева, Татьяна Друбич, Павел Чухрай, Сергей Ковалев, Борис Немцов и еще много других. Наверное, они согласились бы, если Россию постигла та же судьба, что и Украину.

Павел же испытывал если не радость, то удовлетворение от хорошо выполненной работы, а главное — тем, что добился своей цели. Счел те трудности, которые выпали родине, приемлемыми ради жизни и свободы украинских собратьев, выбравших путь с Россией, безопасности своей страны от вмешательства Запада, да и по всем расчетам они к следующему году должны быть преодолены. Теперь задумался над будущим делом, чем бы хотел заняться. Влезать снова в политику не желал, хотя Президент предложил ему продолжить работу в центре, первый опыт его впечатлил. Возвращаться к прежним проектам также — они уже проходили реализацию и особой необходимости в своем участии не видел. Да и искал для себя что-то новое, неизведанное, вот так, после не очень долгих раздумий, пришел к решению опробовать свои возможности в далекой от математики сфере — психологии.

В таком выборе Павла сказались пробудившиеся в нем паранормальные в какой-то мере способности, пусть и в зачаточном состоянии. В чем их природа и можно ли развить — эта тема из прежнего интереса стала теперь объектом серьезных исследований. Взялся изучать с самых азов, основ знаний о человеческой психике. Штудировал учебники по общей и социальной психологии, о формировании личности и психоанализе. Даже их хватило, чтобы понять — того моря знаний ему, дилетанту, слишком сложно освоить без системного подхода и конкретной специализации. Пришел к выводу, что ему нужна помощь сведущих людей в избранной им отрасли — аномальной психологии. Хотя по строгим канонам ее не считали научной, а гипотезы о неких парапсихических способностях воспринимались специалистами, мягко говоря, снисходительно. Еще никому не удавалось представить хоть какое-то научно обоснованное доказательство их существования, Павел же на своем собственном примере убедился в такой реальности, теперь поставил цель изучить и найти веские аргументы.

Ближе к концу августа Павел отправился в alma mater на факультет психологии. Выстоял общую очередь в приемную комиссию, как и другие абитуриенты, разве что вместо аттестата или свидетельства ЕГЭ — он только вводился и еще не везде, — передал девушке, принимавшей документы, диплом университета. Та с любопытством взглянула на необычного посетителя, заметно старше остальных, переспросила:

— Вам на вечернее или заочное отделение? Только вы немного опоздали, экзамены уже закончились, здесь те, кто не прошел на дневное.

— Нет, на платное, на курсы переподготовки — уточнил Павел, учиться снова пять лет посчитал излишним, выбрал годовой курс по сокращенной программе — его недавно ввели за немалую плату.

Никакого конкурса на это отделение не проводили — главное, заплати и ты зачислен, так что с сентября начинающий психолог стал слушателем, едва ли не самым старшим в группе, впрочем, довольно скромной, всего из семи живых душ. Соответственно и внимание к ним было таким же — без постоянного расписания, даже не знали, по какому предмету будет следующее занятие, преподаватели могли опоздать к началу или уйти раньше. Да и вели обучение онм без особого старания — отчитался и баста, мне за вас не отвечать! Иной раз Павел жалел, что выбросил деньги на ветер, мог бы с таким же успехом заниматься сам по учебникам. Разве что из-за сертификата, который выдавали после окончания курсов — он давал право считаться специалистом и устроиться по соответствующему профилю. Правда, совсем напрасно время не потерял — свел некоторые знакомства с сотрудниками кафедр, узнал, чем они занимаются, даже договорился о работе лаборантом на одной из них, других вакансий просто не оказалось.

Женщины Павла восприняли его новое дело по разному — той же Оле было все равно, лишь бы платил алименты и помогал по дому. Лена же первое время возмущалась, пыталась переубедить, а потом махнула рукой: — Делай что хочешь, коль не считаешься со мной, — только время от времени вздыхала и выговаривала: — Имел такие перспективы, уже многого добился, а тут начинаешь с нуля!

Терпимей других отнеслась Саша — мол тебе видней, — даже стала больше ухаживать за ним, как бы показывая — цени, как я забочусь о тебе, не то что другие. Однажды высказалась:

— Паша, оставайся, ведь тебе хорошо со мной, я же вижу! Можешь навещать детей и ... — замявшись, продолжила: — иногда оставаться на ночь, но возвращайся ко мне, прошу тебя!

Павел уже собрался уходить после проведенного вместе с дочерью дня, когда услышал слова жены. До этого оставался с ней редко — где-то раз в неделю или даже реже, — Лена болезненно воспринимала его свидания с прежней, вернее, законной супругой. Да и Саша прежде не показывала, что он ей нужен больше, чем у них сложилось. А теперь не знал, как ей ответить, вроде все его устраивало и вот на тебе — лишняя проблема со своими женщинами! Постоял в растерянности несколько секунд, после нашел отговорку или отсрочку, с невольным чувством вины ответил:

— Саша, извини, мне надо подумать. Я тебе обязательно скажу или позвоню в ближайшие дни, тогда и обсудим. Хорошо?

Жена вздохнула, но не стала настаивать — понимала, что давить на него себе же хуже, — после высказалась: — Хорошо, Паша, я буду ждать тебя. Еще скажу, что у нас будет ребенок, мне недавно подтвердили в консультации.

Несколько дней провел в раздумьях и сомнениях, после все же склонился согласиться с Сашей — с ней действительно чувствовал себя уютней и спокойней, да и надо поберечь в таком положении, — с Леной же в последнее время как-то разладилось, наверное, обиделась, что поступил против ее просьбы. Набрался духа, вечером, после того как уложили Таню спать, вымолвил подруге:

— Лена, мне надо сказать тебе важное, пожалуйста, выслушай меня. Я ухожу к Саше, так считаю нужным. А тебя и дочь буду часто навещать, если не станешь против.

Та как стояла у кухонного стола, так и села, хорошо еще на стул, а не мимо! Смотрела недоуменными глазами и спросила:

— Почему к Саше, разве я тебя обидела? Если что-то наговорила, то прости, все ради тебя.

Поспешил успокоить разрыдавшуюся подругу, обнял ее, а она прижалась лицом к его груди, не переставая плакать. Прежняя решимость стала таять на глазах, можно сказать, на остатках воли проговорил:

— Извини, Лена, дело не в тебе. Саше я нужен больше, она беременна.

После еще многих слез и слов все же отпустила, взяв с него обещание: — Буду приходить через день, самое большее два или три!

Пока муж-двоеженец метался от одной женщины к другой, третья — Оля, — нашла себе ухажера, моложе себя на девять лет. Возможно, бывает любовь между тридцати шестилетней бабой и здоровым парнем двадцати семи лет, но здесь, похоже, она была только с одной стороны — в этом Павел убедился, навещая старших детей. Бывшая жена, не стесняясь присутствия сына и дочери — уже больших, Васильку исполнилось девять, а Кристине шел седьмой, — ластилась к любовнику, а тот принимал ласки едва ли не со скукой. Настораживало еще то, что с появлением Леонида — так звали ухажера, — у Оли вдруг возросли запросы, почти вдвое, тех и без того немалых денег, которые отдавал на детей, ей не стало хватать. На понятный вопрос — почему и на что именно, объяснила большими тратами на Кристину, ее надо собирать в школу, да еще записала на платные кружки, сразу несколько.

Причина же больших расходов оказалась несколько иной — этот Леонид оказался заурядным жиголо, хорошо еще, что не аферистом. Стоило как-то Павлу пару раз встретиться с ним нос к носу и задать несколько невинных с виду вопросов-тестов из курса оценки личности, да еще прочувствовать при том его эмоции, как стало понятно с этим парнем. В который уже раз разочаровала Оля — вроде неглупая женщина, а вновь наступает на те же грабли, не может разобраться в своих избранниках. Сказал ей прямо, по возможности тактичней:

— Оля, ты, конечно, свободна в выборе мужчины, но этот Леонид нехороший человек — он просто тунеядец и нахлебник. Приглядись, пожалуйста к нему, сама поймешь. Денег на детей мне не жаль, но содержать здорового мужика я не намерен. Только учти, ущемлять их ради этого бугая не позволю, подам в суд, чтобы передали мне.

Как и предполагал — разразился скандал, бывшая жена обвинила в черной неблагодарности, неприязни, нежелании ее женского счастья. Закончила эмоциональную речь угрозой:

— Не будешь давать деньги — детей не получишь, ни в выходные дни, ни в другие! А суда не боюсь, расскажу всем — какой ты кобель, живешь сразу с двумя бабами, еще подам на лишение родительских прав!

В суд все же пришлось обратиться — Оля и в самом деле отказалась отдавать детей даже в выходные дни. Попытался сначала решить мирно, через органы опеки, но и их вмешательство не помогло, заявила, что он не платит алименты. Когда же Павел представил выписку из банка о перечислениях на ее счет, поправилась — платит, но слишком мало. Вот так тяжба дошла до судебного разбора, Оля прилюдно выложили всю грязь на бывшего супруга, но своего не добилась. В конце концов судья пошел навстречу Павлу, установил график его общения с детьми, а требованию увеличить алименты отказал — и без того добровольные взносы намного превышали положенные по закону. После все равно чинила неприятности, оговаривала отца в глазах Василька и Кристины, мешала их встречам, как-то утихла лишь после предостережения о повторном обращении в суд с иском о передаче ему детей.

В начале сентября 2006 года весь мир облетела новость — киевский режим начал настоящую войну с непризнанной никем — даже Россией, — Новороссийской республикой. Еще весной попытался с ходу пробить оборону ополченцев, но получил от них неожиданный отпор — потерял несколько тысяч бойцов, пару десятков танков и другого вооружения, — убрался восвояси, умывшись своей кровью. По-видимому, за прошедшее время набрался сил, да еще помогли американские и прочие натовские инструктора в переобучении армии, теперь снова решился на авантюру. Хозяева уже было решились снабдить свою марионетку боевой техникой, оружием и боеприпасами, когда вмешалась Россия, предупредила противника, что предпримет ответные меры. Да еще вынесла на обсуждение в Совете безопасности вопрос о вмешательстве НАТО во внутренний конфликт суверенного государства, внесла свой проект резолюции о мирном разрешении путем переговоров между центральной властью и восставшей республикой, предоставлении ей полной автономии.

Очевидно, что Ющенко и его команда, также как и их заправилы, не согласились с таким предложением, решили по-своему — задавить самозваную республику массированными силами — более шестидесяти тысяч вояк, еще десяток в военизированных формированиях типа "Азов", "Донбасс", "Правый сектор", сотнями танков и орудий. Правда, и защищающаяся сторона не теряла времени даром, укрепила свои рубежи, набрала добровольцев, среди них немало выходцев из России, нашла по неизвестным каналам нужную технику и вооружение. Боевые действия начала украинская армия — после многочасовой обработки артиллерийским огнем и системами 'Град' переднего края обороны бросилась в наступление по всей линии фронта. Где-то ей удалось добиться успеха — на некоторых участках ополченцам пришлось отойти на несколько десятков километров, — но прорваться в тыл и выйти на оперативный простор не смогла, несмотря на сосредоточение здесь существенных сил. После сложилось позиционное противостояние, длившееся не одну неделю, пока однажды не произошло неожиданное событие — ополченцы сами перешли в наступление.

Война на востоке Украины

Непонятным образом у них нашлись резервы, мощным ударом прорвали оборону в местах выступов и взяли в 'котел' несколько полков противника, среди них тот же "Азов" и "Правый сектор". Еще неделю шли бои, окруженные части пытались вырваться, с внешней стороны также старались им помочь, но безуспешно — кольцо с каждым днем все сильнее сжималось тугой петлей, пока враг не сдался. Общие потери центральной власти за месяц сражений составили убитыми и попавшими в плен более десяти тысяч активных стволов, а о технике говорить страшно — практически треть от начального состава! Разгром деморализовал остальную часть украинских войск, да и командование поняло провал операции, в октябре отвело большую часть полков на переформирование. Ополченцы же встали на прежние рубежи, в дальнейшее наступление не пошли, показывая всем — мы своего не отдадим, но и чужого не надо! Так закончилась первая война между режимом и свободной республикой, но никто не сомневался — впереди будут новые, Киев и хозяева из-за океана ни за что не смирятся с непокорством народа на этой земле.

То ли повод посчитали удобным, то ли лопнуло терпение, но в самый разгар боевых действий на востоке Украины руководство России наконец-то решилось на крутой политический шаг — признало независимость Новороссийской республики. После же выступило с заявлением о защите жизни своих граждан от показавшего себя бесчеловечным киевского режима, устроившим, по сути, геноцид русского населения, потребовало от украинской стороны немедленно прекратить войну. К этому времени почти треть местных жителей старше четырнадцати лет получила российские паспорта и гражданство, процесс этот все нарастал. В какой-то мере такой демарш охладил головы ястребов в окружении Ющенко — вступать в военное противостояние с одной из самых грозных армий в мире было бы для них подобно политической смерти. А надеяться на то, что заступятся заокеанские хозяева и направят в пекло свои войска, даже самый наивный человек не стал бы. Пригрозить — да, могут, или напасть на заведомо слабого противника, как три года назад на Ирак, но связываться с Россией — увольте!

Через месяц после завершения боевых действий и наступившего на фронте затишья, в приграничную зону ввели ограниченный контингент российских войск — буквально несколько сотен бойцов, — для контроля за сохранением мира, их так и назвали — миротворцами. Все принятые меры вызвали воодушевление и радость мирного населения, поверившего в то, что что войны не будет — ведь гарантом стала родная Россия! На Западе же поднялась новая волна возмущения и угроз, но, кроме дополнительных санкций, других серьезных последствий не вызвала. Правда, началось брожение натовских кораблей и самолетов возле границы, якобы для демонстрации воинственности блока, но все эти потуги никого уже пугали, даже западных обывателей. Так что Путин и его команда сыграли четко, добились своего в многоходовой партии. Впрочем, вся эта политическая комбинация прогнозировалась в программе исследовательского центра, а противник практически подыграл, действовал точно по писанному сценарию.

Многие в России переживали за народ Новороссии, тем большую неприязнь, даже ненависть вызывали у Павла откровенные враги, не скрывавшие антирусские убеждения вроде того же Макаревича, выступившего на Украине с концертами для 'освободительной' армии. Поражался долготерпению власти, с каким-то непонятным спокойствием относящимся к предателям и прочим отщепенцам, готовым продать за 30 сребреников себя, свою страну и народ заокеанскому дяде, прикрываясь красивыми словами о демократии, свободе и правах человека. И ведь находились такие, кто верил им, внимал их словам как откровению мессии, посланного нести правду в мир лжи и тирании. Самое страшное — этих обманутых с каждым годом становилось все больше и без серьезных прогнозов была очевидна картина будущего — рано или поздно в России случится то, что произошло на Майдане, если уже сейчас не предпринять все доступные меры против расползающейся гнили.

Возможное решение наряду с другими путями — пропагандой патриотизма, уважения друг к другу и духовных ценностей русского человека, открытыми процессами над провокаторами, использование для этих целей новейших информационных и политтехнологий, — Павел видел в выбранной им отрасли психологии. Ведь знание тонкостей души, умение оперировать ею, направлять в нужную сторону представляли огромную важность как инструмент влияния на окружающих, особенно на неокрепших жизненным опытом юнцов, легко попадавших в сети сладкоголосых агентов врага. Правда, имелась опасность, что если бы удалось создать подобное 'психическое' оружие, то оно могло попасть в руки тех, кому не должен, абсолютной гарантии просто не существовало. Следовало предусмотреть в нем некий предохранитель или ограничитель, не позволяющий чужаку использовать его, вроде того же биометрического кода доступа.

Именно задачу с таким средством поставил себе приоритетной, даже более важной, чем изучение пси-способностей, хотя инстинктивно чувствовал, что они взаимосвязаны. Ближе других к этому направлению исследований в России занимались в Институте мозга, а прежде, еще до развала Советского Союза, секретные лаборатории КГБ, разрабатывавшие некое психотронное оружие. Позже посчитали пси-воздействие мистикой, лже-наукой, лаборатории распустили, так и загубили важное дело. Хотя в тех же Соединенных Штатах исследования продолжались в Военном институте радиобиологических исследований, когда-то пытались создать установку для дистанционного воздействия на людей, позже отказались по неизвестной причине. Хотя в чем-то преуспели, даже опубликовали в открытой печати статьи о применении гипноза, нейропрограммирования, компьютерных психотехнологий. Конечно, сведения в них приводились скудные, обрезанные военной цензурой, но даже в таком виде представили для Павла серьезный интерес, счел в будущей своей работе достаточно перспективными.

Глава 11

Первым тревожным сигналом в истории новой России стал 'Марш несогласных', прошедший по улицам Москвы в декабре 2006 года и организованный коалицией оппозиционных партий и общественных организаций 'Иная Россия'. Политическая борьба вышла из парламентских кулуаров, вылилась в массовое уличное движение недовольных властью — а таких во все времена хватало, стоило лишь найти привлекательный повод и бросить им клич. По сути, 'Марш' послужил предвестником, пробным шаром будущего 'русского Майдана', хотя его главные организаторы — Гарри Каспаров, Эдуард Лимонов, Михаил Касьянов, — открещивались от подобной аналогии. Призывали людей листовками, обращениями в негосударственном телевидении, а выдвигаемые лозунги не казались настолько радикальными, чтобы отпугнуть потенциальных сторонников — требовали свободу слова, отмену цензуры и ограничений в избирательном праве, освобождение политзаключенных.

Власти отреагировали ожидаемо прямолинейно, без какой-либо продуманной стратегии — вначале запретили шествие, а когда люди все же вышли на улицы, ОМОНовцы разогнали их дубинками, а самых активных задержали. Практически никакой профилактической пропаганды не велось, как и разоблачения истинных планов вожаков протеста, даже не удосужились через СМИ рассказать о случившемся на московских улицах. Тогда как противник воспользовался сложившейся ситуацией гораздо умнее — пустил слухи о массовых избиениях мирных демонстрантах, через ряд телекомпаний, среди них зарубежных, провел передачи, изобличающие в жестокости действующую власть. Да и в Интернете блоггеры, участвовавшие в запрещенной акции, выложили сюжеты примерно в том же свете, только гораздо эмоциональнее. Неудивительно, что счет тех, кто сочувствовал жертвам насилия, рос на глазах, в последующих Маршах шли не несколько тысяч бунтарей, как в первом, а во много раз больше.

Марш несогласных на улицах Москвы

В обществе отнеслись к акции несогласных снисходительно, многие не придали серьезного значения этой первой ласточке уличного бунтарства — ну, побузил кто-то, мне от того ни холодно, ни жарко! Не подумали о том, что именно так — с молчаливого потворства большинства, — начались 'оранжевая революция' и Майдан! Ладно, обыватели, но даже люди власти восприняли случившееся, как временное явление, Павел не заметил какой-либо разумной реакции государства, будто ничего чрезвычайного не произошло. Бить тревогу, опять влезать в политику не посчитал нужным — каждый должен заниматься своим делом, а влезать в чужое — кроме лишнего беспокойства, ничего существенного не добьется. И Путин, и его люди прекрасно видят ситуацию, значит есть какие-то обстоятельства, о которых он не знает, притом держат ее под своим контролем. Успокоив себя такой мыслью, продолжил учебу как по программе курсов, так и всем материалам, хоть как-то относящимся к аномальной психологии и, в особой мере, пси-воздействиям.

Параллельно — после занятий или даже прихватывая их, — приступил к работе в лаборатории нейропсихологии, его назначили помощником аспиранта Леонтьева, недавнего выпускника этого же факультета. Совсем еще молоденький, двадцати трех лет, тот первое время смущался давать указания взрослому мужчине, да еще, как скоро выяснилось, доктору наук, чуть ли не Нобелевскому лауреату! Павлу даже пришлось как-то одернуть того и установить, если можно так выразиться, статус-кво между ними:

— Костя, считай меня новичком, мало знающим в этом деле. Потому говори смело, что нужно от меня, а я постараюсь исполнить по мере своих возможностей. Если что-то неправильно пойму или допущу ошибку, то приму твое замечание без обиды, напротив буду только благодарен.

После все же сработались, постепенно у них сложились отношения не как между начальником и подчиненным, а равных сотрудников, занимающихся одним делом. Павел, как и ожидалось, довольно быстро усвоил основы исследуемой темы — восстановлении когнитивных навыков при нарушении речи, — после уже довольно уверенно мог обсуждать какие-то вопросы. Они работали слаженной парой, Павел особенно помог с обработкой экспериментальных данных — впрочем, в последующем и другим группам лаборатории. Выстроилась примерно такая практика — Костя давал идеи, довольно толковые, а потом вместе прорабатывали, находили оптимальные схемы и доводили до реализации. В таком тандеме работа продвигалась скоро, а результат выходил вполне удовлетворительный, вскоре они из группы новичков-аутсайдеров вышли в лидеры, им стали поручать более сложные проекты. Заведующий, еще молодой кандидат наук — чуть постарше Павла, — предложил ему остаться на постоянную работу уже не лаборантом, а полноправным специалистом, но он отказался:

— Иван Степанович, я с вами только до июня, пока не окончу курсы переквалификации. После намерен перейти в Институт мозга — есть предварительная договоренность, — там займусь интересующей меня темой.

За две недели до Нового года беспокойства и хлопот доставил отец Павла — Николай Алексеевич, — у него подскочило давление, произошел микроинсульт. Никто из близких такого не ожидал, прежде он не жаловался на здоровье, да и выглядел молодцом, несмотря на свои семьдесят. Та же мать, младше пятью годами, чувствовала гораздо хуже, маялась с ногами, со зрением тоже обстояло неважно, а с недавних пор сердце стало беспокоить, после обследования врачи поставили диагноз атеросклероз. Дважды за последние годы лечилась в больницах, в глазной клинике Федорова ей сделали операцию сетчатки, вроде прошла удачно. После того, как отца выписали из неврологического отделения, Павел повез обоих родителей в санаторий Барвиху набираться здоровья, благо, что зимой, тем более на Новый год, с путевками обстояло свободно.

Устроил в апартаментах из двух комнат и отдельной кухни со всем положенным такому классу оборудованием, на оханье матери — сколько же это стоит? — ответил: — Мама, ты забыла, что сын твой миллионер? — напомнив ей о полученном от института Клея призе за доказательство гипотезы Римана.

Премию получил еще два месяца назад, пришлось оформлять визу и лететь в Оксфорд на ежегодную математическую конференцию. Сертификат о признании открытия и чек на миллион долларов вручил Президент Института Клэя Джим Карлсон — не поленился лететь через океан ради столь выдающегося события. Правда, сейчас от того миллиона осталась лишь половина — часть ушла на новую им с Сашей квартиру и обстановку, на каждого из детей открыл депозиты в банке до совершеннолетия, им хватит на учебу и проживание, конечно, если не станут транжирить. Довольно существенные суммы внес в едва ли не десяток благотворительных фондов, следуя совету незабвенного министра финансов Лившица — делиться надо! Их представители прознали о получении им премии и заявились за мздой, вот и отдал, собрав всех просителей вместе, хотя сомневался, дойдут ли деньги по назначению. Наверное, заметили на его лице некоторое недоверие, кто-то из них объявил:

— Павел Николаевич, распределение пожертвований у нас проходит прозрачно, в начале следующего года передадим вам отчет — на что ушли ваши средства...

После Новогодних праздников и каникул, проведенных с семьей, точнее, детворой и Леной — Саша из-за своего положения не смогла выезжать на детские развлечения, — у Павла начались будни с привычной учебой и работой. Но вскоре с ним произошло курьезное происшествие, отчасти повлиявшее на размеренную жизнь. Однажды утром по пути в университет увидел голосующую женщину с малышом на руках. Обычно в таких случаях проезжал мимо, но вот тогда что-то подвигло на доброе дело — остановился, подумал еще — если по пути, то подвезу. Оказалось по пути, подождал, пока закрыли заднюю дверь и поехал, не оглянувшись назад. Уже подъезжая к указанному месту, спросил: — Вам где остановить?

Можно представить состояние Павла, когда, не дождавшись ответа, он обернулся и увидел на заднем сиденье только малыша, а его матери не было! Мальчику на вид было около трех лет, наверное, хоть что-то должен понимать — вот и спросил у него, путаясь в мыслях от непонятного факта: — А мама твоя где?!

Удивительно, но малец сидел спокойно, как будто ничего страшного для него не произошло, лишь сказал: — Мама там осталась...

Развернулся, поехал обратно к тому месту, но мать ребенка не нашел, тогда спросил у него: — А куда вы ехали, в садик?

Тот подтвердил, а на вопрос: — Где он? — ответил все также спокойно: — А мы там были, вы потом сюда поехали.

Нашел тот садик, сдал Сережу — узнал имя мальчика за время метаний, — воспитателю, рассказав ей случившуюся историю. Та, отсмеявшись, назвала горе-мать по имени-отчеству, дала ее телефон, впрочем, сама попыталась к ней дозвониться, но ей не ответили. Павел счел свою миссию выполненной и отправился дальше, уже на половине пути вдруг пришла мысль — ведь та молодая мать могла обратиться в милицию и заявить о похищении сына! Свернул к ближайшему отделению, спросил у дежурного:

— Скажите, не обращалась ли к вам женщина насчет ребенка, которого увезли на машине?

Офицер почти тотчас ответил: — Да, поступило обращение, объявлен перехват. Вам что-то известно?

Пришлось признаться: — Товарищ майор, это я увез ребенка, нечаянно!

Минут через двадцать в отделение вбежала молодая женщина, быстро огляделась и бросилась к Павлу, стоявшему у окошка дежурного.

— Вы изверг! Где мой Сережа, куда вы его увезли? Зачем украли моего мальчика? — молотя своими кулачками грудь мужчины, выкрикивала она под удивленными взглядами находившихся в коридоре людей.

Павел стоял неподвижно, даже не пытаясь удержать перенервничавшую мать — дал ей возможность сбросить волнение и злость. Когда же та чуть успокоилась — по крайней мере, перестала его колотить, — ответил на заданные вопросы, стараясь говорить помягче:

— Пожалуйста, простите меня, никакого злого умысла против вас и вашего сына не таил! С ребенком все в порядке, он в садике — воспитательница при мне пыталась к вам дозвониться, но вы не отвечали.

На вопрос, произнесенный уже гораздо спокойней: — Зачем же вы увезли Сережу? — тем же тоном рассказал о происшедшем: — Знаете, Светлана Васильевна, произошло все случайно — услышал, как захлопнули дверь, я подумал, что вы сели и тронулся. Увидел, что вас нет, у самого садика, поехал обратно, но не нашел, вы куда-то ушли. Отвез Сережу и отправился сюда, в отделение. Еще раз прошу прощения, по своей невнимательности доставил вам волнения!

Пострадавшая мать, вытирая хлынувшие слезы, дала свое объяснение случившегося недоразумения:

— Я посадила Сережу сзади, сама собралась сесть впереди, чтобы показать — где повернуть. А вы взяли и поехали, я же растерялась, только принялась кричать, а вас и след простыл! Телефон же оставила в сумочке и забыла о нем, когда в отделении — не в этом, а другом, — писала заявление, после с дежурным отправилась в какой-то кабинет заполнять бумагу с приметами сына.

Вроде все разрешилось, Светлана еще позвонила воспитательнице, переговорила, даже рассмеялась на ее слова — наверное, поняла, что ситуация в какой-то мере выглядит смешной, если не считать пережитые ею страхи за пропавшего сына! После Павел предложил отвезти ее на работу, по пути разговорились о мальчике, молодая женщина разоткровенничалась — по-видимому, сказалось недавнее нервное напряжение:

— Знаете, Павел, я одна ращу сына, его отец бросил нас, когда Сереже не исполнилось года, ушел к другой. Ладно еще, что платит алименты, но к ребенку вообще не приходит, он ему совсем не нужен!

То ли повлияла жалость к бедной матери, то ли возникшая за небольшое время симпатия к спокойному и смышленому мальчику, но Павел предложил:

— Света, я могу заезжать по выходным за Сережей, пусть побудет с моими детьми. Мы часто выезжаем гулять, вот заодно и вашего сына возьмем.

Та задумалась, после согласилась с заметной в голосе радостью:

— Спасибо, думаю, для Сережи так будет лучше. Мы редко куда ходим, дома по выходным забот хватает. Да и мужское внимание ему будет полезно, а то только со мной и моей мамой.

С той поры Павел по выходным дням вывозил на прогулки целую гурьбу ребятишек — от десятилетнего Василька до трехлетних Тани и Сережи. Помогали справляться старшие дети, следили за младшими, а те слушались, притом на их отношения не влияло то, что у них разные мамы и живут раздельно, главным было — есть папа, который всех любит и заботится о них. И именно отцовская любовь сближала малышей и старших, также старались заботиться друг о друге, потому приняли без ревности и обиды еще одного братика. Коль сказал отец считать Сережу таким, то и отнеслись к нему с полным доверием, а тот, несмотря на еще малый возраст, как-то понял, сам потянулся к дружной семье. Вскоре вслед за другими также называл Павла папой, а он не поправлял, относился с той же лаской, как и родным детям — пожалел малыша, обделенного вниманием кровного отца.

В начале весны купил загородный дом и переехал туда, взял его больше ради детей — рядом лес и речка, как раз то, что им нужно на природе! Да и для Саши, только что родившей сына, посчитал полезным свежий воздух, хотя самому добавилось хлопот — приходилось выезжать почти на час раньше из-за большего пути до университета. В помощь жене нанял девочку-подростка из соседнего поселка — договорился с ее матерью, что будет отправлять дочь после школы ухаживать за ребенком, выполнять посильные работы по дому. Согласилась за скромную по городским меркам плату, а для поселка вполне приличную — не каждая взрослая женщина столько зарабатывает! Павел выбрал именно эту девочку, когда проезжал мимо ее дома и увидел, как та споро справлялась во дворе с разными домашними хлопотами, да еще успевала приглядывать за младшей сестренкой. Конечно, ни он, ни Саша не думали нагружать Катю непосильной работой, потому ей сказали не утруждаться, но девочка не могла усидеть без дела, сама находила себе занятие.

В марте 2007 года Павел узнал о присуждении ему Абелевской премии Норвежской академией наук за доказательство гипотезы Римана. Эту премию учредили не так давно, в 2002-м, за достижения в математике, она по значимости приравнивалась к Нобелевской, даже сумма вознаграждения составляла такую же — шесть миллионов крон или около 800 тысяч долларов США, — вручалась также ежегодно, только не зимой, а летом. Павлу позвонили из секретариата Академии (российской, не норвежской), попросили забрать письмо для него, в нем и нашел официальное извещение об избрании лауреатом и приглашение в Осло на церемонию награждения. Предлагали еще подготовить научный доклад для выступления в столичном университете — уж такой был порядок презентации открытия. Сама церемония состоялась в начале июня, президент Норвежской академии Ян Бернт после приветственной речи и хвалебных слов о значимости научного подвига вручил лауреату диплом с именным чеком под аплодисменты многочисленных ученых гостей из разных стран, пользовавшихся мировой известностью.

После торжественной части Павел выступил с кратким докладом, в котором изложил не суть открытия — все присутствующие и так знали о нем уже два года, — а о его применении в прикладной математике и, в частности, информационных технологиях. Собственно, прочитал одну из своей статей, подготовленных еще год назад, но в открытых источниках не опубликованных. Доклад вызвал несомненный интерес у специалистов, кто-то предложил сотрудничество или более подробную информацию за определенный гонорар. Ответил отказом — мол, работа только начата, надо дождаться конкретных результатов, тогда будет видно. Сам, собственно, не планировал заниматься этой темой — еще год назад передал свои идеи бывшим коллегам в Центре информационных технологий и особо не вникал в их исследования, правда, не отказывал в консультациях по теоретическим вопросам, с которыми иной раз к нему обращались. Каких-то гонораров за свой вклад в новые разработки не получал, да и сам еще в начале работ заявил — в штат центра не намерен вступать, а помогает лишь из собственных побуждений, безвозмездно.

Через неделю после возвращения из Осло Павел в один день сдал все выпускные экзамены курсов — собственно, они уже прошли, но для него руководство платного отделения сделало исключение по понятной причине. Сложностей экзамены не представили, преподаватели больше для формальности задавали ему какие-то вопросы и ставили пятерки — за минувший год убедились в усердии возрастного слушателя, так что не придирались и с легкой душой награждали отличной оценкой. Получил второй университетский диплом с отличием, теперь мог считаться квалифицированным — условно, пока нет реальной практики, — психологом. Устроил коллегам из лаборатории прощальный обед — заказал из соседнего кафе лучшие блюда и деликатесы, — после с добрыми напутствиями захмелевших сотрудников покинул стены дважды alma mater.

Спустя несколько дней Павел входил в двери Института мозга и направился в приемную директора — Медведева Святослава Всеволодовича. С ним еще в прошлом году познакомил один из руководителей спецлаборатории ФСБ, можно считать, с его протекции договорился о будущей работе в институте. О директоре знал, что он сын Бехтеревой — одной их тех, кто занимался аномальной психологией и пси-воздействиями. Хотя по возрасту — за восемьдесят! — Наталья Петровна уже не вела научную работу, но здесь еще трудились ее ученики, среди них и сын. В какой-то мере связывали с ним прежние интересы — Медведев в прошлом занимался вычислительной техникой и информатикой, после переключился на нейрофизиологические процессы мозга. О Павле он знал, довольно четко понимал его достижения в компьютерных и информационных технологиях, так что при всей неожиданности настолько крутой перемены сферы деятельности принял намерение будущего сотрудника заняться психологией достаточно благожелательно — по-видимому, рассчитывал — талант, если он проявился в одной области, то также может в другой.

Беседа с директором надолго не затянулась, после признания Павла об интересующей теме — пси-воздействиях на мыслительную деятельность и поведение человека, — тот, минуту подумав, высказался:

— Павел, сейчас такими исследованиями мы не занимаемся, насколько мне известно, в других институтах также. Но можно найти близкое к тому направление, пока начните там. Сделаем так — я вас включу в группу Сергеева, он работает над физиологией высших психических функций, со временем решим с вашей темой. Вполне допускаю — при должном обосновании можно включить ее в основную тематику института. Я вас сведу со своей матерью, Натальей Петровной — когда-то она занималась нечто подобным, не исключаю, у вас с ней может выйти толк. Правда, сейчас не очень здорова, но, думаю, будет рада вспомнить прошлую работу — это ее отвлечет от нынешних болячек. А то скучает дома одна, вот и развлечете ее!

Рассмеявшись, Медведев еще добавил: — Мама любит общаться с необычными людьми. А вы ведь такой — математик, к тому же целый лауреат, программист не из последних, а сейчас психолог-аномальщик, точно с вами не соскучишься!

Позже Павел не раз встречался с удивительной женщиной, поражался ее жизнелюбию и ясному уму, довольно редкими в столь преклонном возрасте. Внучка известного психиатра и физиолога академика Бехтерева, дочь 'врага народа', расстрелянного в 38-м, она выросла в детском доме, сама, без чьей-либо помощи, исполнила свою мечту — стала врачом, а затем ученым-нейрофизиологом, — добилась всевозможных научных вершин и наград, мировой славы. Даже сейчас, практически не выходя из дома из-за обострившейся болезни — гипертонии и атеросклероза, — интересовалась исследованиями, проводимыми в институте. Крупная — сын выдался в нее, — ей было трудно вставать и чем-то заниматься по дому, но она не сдавалась недугу, старалась больше двигаться. Иногда садилась к столу, читала научные журналы, работала по Интернету, сама писала статьи, отвечала на письма. Из родных у нее остался только сын, но он ввиду своей занятости не мог часто ее навещать и потому с нескрываемой радостью принимала редких гостей.

Павла же особо привечала, пекла ему пироги, накрывала на стол, несмотря на его заверения, что он не голоден, да и спешит, есть еще дела. Так и случалось, что забегал на полчаса, а засиживался до позднего вечера, Саша даже стала ревновать — не завелась ли у него еще любовница, с Леной как-то договорилась — по каким дням он с каждой из них. Беседовал с Натальей Петровной не только на профессиональную тему — в ней она действительно много помогла, ее знания о мозге, казалось, не имели границ, отвечала подробно и доступно практически на любой вопрос. Обсуждали и другие предметы разговора, вплоть до мистики, гаданий и вещих снов, как-то рассказывала о встрече с Вангой в далеком 74-м году, ее предсказаниях. Павел поражался — как здравомыслящий человек, знающий о мозге больше кого-либо, мог подобно ребенку верить в чудеса и потустороннюю жизнь, в одной из своих статей так и писала: — Смерти нет, господа! Ученые мужи из Комиссии по борьбе с лженаукой не раз подвергали ее обструкции за 'некорректно поставленные эксперименты по проверке экстрасенсорных способностей', а она не сдавалась, вступала с ними в полемику.

С руководителем группы Сергеевым — щуплым с виду мужчиной лет сорока, — отношения не сложились с первой встречи — тот показал свой норов еще в кабинете Медведева. Вызванный секретарем к директору, после представления нового сотрудника: — Знакомьтесь, Валентин Игоревич, это Коноплев Павел Николаевич, с сегодняшнего дня работает в вашей группе, -высказался, не скрывая недовольства:

— Святослав Всеволодович, вы же знаете — у меня нет свободных вакансий. Единственно, могу предложить техником и то временно — через три месяца выходит из декретного Севастьянова, пока на ее место.

Медведев посмотрел на того с недоумением, после сказал:

— Не понял вас, Валентин Игоревич, вы же на прошлой неделе сообщили — у вас освобождается должность научного сотрудника, кто-то увольняется в связи с переездом. Или это не так?

— Все так, но по положению объявляется конкурс на замещение должности, а кандидат уже есть — это Павлов, его нам рекомендовали из Управления Министерства — Сергеев стоял на своем, отводя глаза от строгого взгляда директора.

— Кто же такой рекомендовал вам и почему я не знаю? — в голосе Медведева уже звучали злые нотки, лицо его покраснело от возмущения.

— Я говорил вам о звонке оттуда, но вы тогда промолчали — потому и подумал, что вы согласны. Это же сын самого начальника Главка, он только что закончил мединститут по специальности неврология.

— Почему же Павлов сам не позвонил мне, а через вас? — продолжил с напором допрос Медведев.

Сергеев заюлил, видно было, как спешно он ищет оправдание:

— Вы в тот день куда-то уезжали, вот и позвонили мне из приемной — меня там знают, учился вместе с одним из замов.

Директор пристукнул по столу внушительного размера ладонью, как бы ставя точку в споре, затем приказным тоном выговорил:

— Коноплев будет у вас, как я уже сказал, и именно на должности научного сотрудника. У него есть диплом психолога МГУ, для вашего сведения могу добавить — он доктор физико-математических наук, лауреат Нобелевской премии. Или вам этого мало?

В застывшей тишине как-то особо отчетливо прозвучал голос Павла, хотя он говорил негромко:

— Святослав Всеволодович, извините, но поправлю — премия не Нобелевская, а Абелевская, по математике. И я не настаиваю в эту группу, коль мне не рады, можно в другую.

— Абелевская, Нобелевская — разницы нет, главное, что за заслуги немалые. А пойдете в эту группу — она наиболее близка вам по тематике. Все, разговор закончен, идите и обсудите будущую работу, — с этими словами Медведев указал пальцем на дверь.

Группа занимала одну большую комнату как в офисах крупных предприятий, разве что в дальнем от входа углу был огорожен щитами до потолка небольшой кабинет — туда и повел Сергеев новичка. По пути еще окликнул: — Николай, зайди, — сам зашел, за ним Павел. За все время, как вышли от директора, не проронили ни слова, так и дошли до рабочего места. Только когда в закуток вошел молодой человек лет тридцати, Сергеев прервал молчание и сухо сказал тому:

— Коля, это наш новый сотрудник, он заменит тебя. Введи в курс дела, сдашь ему весь материал, включая отчеты, потом будешь свободен.

Вот так, собственно, началась новая жизнь на пути к таинствам души и мозга, грядущим открытиям. Только с небольшой накладкой — руководитель группы 'забыл' представить новичка коллективу. Пришлось Павлу самому заявить о себе, когда встал перед любопытными взглядами двух десятков коллег:

— Я Коноплев Павел Николаевич, с сегодняшнего дня работаю с вами. По специальности психолог, правда, без опыта, женат, имею пятерых детей. Надеюсь сработаться с вами, по крайней мере, приложу к тому усилия.

Чуть наклонив голову, как бы отдавая всем честь, прошел за Николаем к его месту, тот показал на свободный стул возле своего стола — теперь уже преемника, — и приступил к рассказу о проведенной работе и планах на будущую. Еще познакомил Павла с помощниками, их оказалось двое — инженер, выпускник биофака, и лаборантка, недавняя школьница. Сводил в лабораторный корпус в соседнем здании, провел по закрепленной за группой лаборатории и конкретному рабочему месту для их сектора. Многое оборудование и оснастку видел впервые, на семинарах такое не показывали, потому завалил Николая вопросами — что, для чего и как работает? — тот с неохотой, но все же отвечал. Еще подсказал, что за всем необходимым для экспериментов нужно обращаться к руководителю, все проходит через него. Так прошел день, другой, на третий завершил с разбором всех отчетных и экспериментальных материалов, дальше работал сам, без помощи предшественника — тот поспешил с оформлением увольнения и в кассу за расчетом.

В принципе, ничего сложного и особого работа в группе не представляла, сам организовывал гораздо более масштабные проекты. Для того, чтобы полностью вникнуть в проводимые исследования, Павлу понадобились от силы две-три недели, затем уже самостоятельно проработал программу последующих работ в пределах задания своего сектора. И вот с этим возникли разногласия с Сергеевым — он, оказывается, сам устанавливал в своей группе кому и что делать, и когда недавний новичок принес свой вариант, причем серьезно отличавшийся от исходного плана, тот, едва взглянув на записи Павла, побагровел, после, с трудом сдерживая злость, произнес:

— Пока вы работаете здесь, извольте выполнять мои указания, никакого самоуправства не допущу!

Глава 12

Неожиданно болезненная реакция руководителя группы на рабочий, по сути, момент вначале обескуражила Павла — это же обычная практика, когда сотрудник предлагает свое видение задачи, возможно, в нем есть рациональное зерно. А так, не разбираясь, сразу отметать, не объясняя даже причины — по крайней мере, странно! После пришла мысль — вероятно, такой стиль работы Сергеева, можно сказать, авторитарный. Он просто не считается с мнением подчиненных, ставит себя выше других, только вот почему тот же Медведев не замечает такое порочное отношение к людям? Но как бы то ни было, Павел не стал раздувать конфликт из-за, собственно, незначительного повода, произнес умиротворяющим тоном:

— Хорошо, Валентин Игоревич, пусть будет так, продолжу исследования по вашему плану.

Как-то неожиданно быстро Сергеев успокоился, та злость, что еще минуту назад бушевала в его душе, вдруг исчезла и с каким-то непривычным благодушием он сказал:

— Правильно, так и поступайте дальше, мне лучше знать, что вам нужно делать, Павел Николаевич. Если будут еще вопросы, обращайтесь, помогу советом и делом.

Вновь поражаясь произошедшей с руководителем переменой, Павел вышел из кабинета, после еще долго раздумывал — что послужило причиной, почему бесчувственный сухарь, нетерпимый к чужому мнению, вдруг стал таким заботливым и внимательным? Внезапно пришла догадка — это он сам повлиял, как-то сумел внушить свои эмоции другому человеку, причем настроенному явно агрессивно. Прежде такого свойства в себе не замечал, да и, возможно, нет его вовсе, напридумал себе из одного факта! Позже не раз пытался транслировать свои чувства на окружающих или еще как-то внушить, но безуспешно. Даже те уроки гипноза, что проходил на курсах, не давали никакого результата, так что в конце концов смирился — ну нет у него такого дара! А с Сергеевым немного наладилось — сам проявлял доброжелательность при встрече с ним, а тот вольно или невольно (?) отвечал терпимостью, хоть как-то стал прислушиваться к мнению Павла.

Наверное, самым памятным событием этого года для всех в России стал выбор Сочи столицей Зимних Олимпийских игр 2014 года. При всем давлении на Международный Олимпийский комитет со стороны США и Евросоюза именно российский город выиграл в начале июля спор семи претендентов за право принимать у себя крупнейший спортивный праздник. Несомненно, на решение олимпийского комитета повлиял авторитет российского спорта, непременного лидера в командном первенстве на зимних соревнованиях, да и гарантии государства, способного на должном уровне провести дорогостоящие Игры — в том убедил Путин, сам приехавший на сессию МОК. Ликовала вся страна, получившая важное доказательство уважения со стороны мирового сообщества, даже незнакомые люди поздравляли друг друга с победой — по сути, не столько спортивной, а в большей мере политической и общенациональной.

Избрание Сочи столицей XXII Олимпийских зимних игр

Опять же нашлись те, кому любой успех России стоял костью поперек горла — на этот раз им помешал выбор Олимпиады в Сочи. Марши, пикеты и митинги, выступления в СМИ — сторонники оппозиции всеми путями пытались испортить праздник. Проявляли себя радетелями казны — мол, зачем выбрасывать деньги на ветер, когда они нужны для собственных нужд! К ним присоединились борцы за экологию, антиглобалисты, даже содомиты — дескать, в России преследуют гомосексуалистов, потому ей надо объявить всеобщее фи... Противники Олимпиады образовали свою коалицию общественных движений для координации общих действий, одним из ее лидеров стал небезызвестный Борис Немцов. Наверное, такой акцией рассчитывал пополнить ряды своих сторонников, которых с каждым годом становилось меньше, на последних выборах его партия — Союз правых сил, — не прошла в Думу, не дотянула до нужного процента голосов.

Никакие доводы чинов государства, экономистов, политологов о значимости Олимпиады для самой России не убеждали оппозицию — хоть кол на ее голове теши, а она против! При этом как-то странно выходило, что пела в унисон с противниками на Западе, критиковавшими МОК за выбор Сочи, выступавшими с русофобскими статьями и передачами в американских и европейских издательствах и телеканалах вроде New York Times, Eurosport, L'Express, социальных сетях. Тот же Александр Валов активно сотрудничал с либеральными каналами Дождь и 'Эхо Москвы', имевших какие-то связи с западными агентствами — хотя они отрицали обвинения в том, — передавал им всю негативную информацию о строительстве олимпийских объектов, зачастую фейковую. Или Алексей Навальный, вначале поддержавший сочинский проект, а затем вдруг ставший ярым антагонистом, выступал с критическими материалами на сайте Института Современной России — русофобской организации, которую спонсировало ЦРУ.

Павел принял новость об Олимпиаде в России довольно ровно, не то что был против, но и особо бы не расстроился, если сложилось иначе. Впрочем, отдавал дань уважения той большой работе, которую выполнило руководство страны ради этой цели. Удивлялся его успеху — в условиях бойкота ведущих государств мира оно сделало практически невозможное, проломило стену недоверия и страха к непонятной для многих России. Понимал, то великая победа его родины, знак уважения спортивного мира, да и большинства народов, не побоявшихся диктата Запада. В какой-то части разделял утверждение оппонентов, что затраты на проведение олимпийских игр могут стать тяжким бременем для бюджета страны, лишь начинающим восстанавливаться в условиях санкций, а окупаемость представлялась под большим вопросом — чаще Олимпиады приносили хозяевам убытки. Да и риск "распила" бюджетных средств оставался существенным — коррупция и казнокрадство процветали во все времена, особенно, когда на кону огромные деньги!

Но все издержки перекрывались политическим капиталом — в уважаемую и сильную страну с гораздо большей охотой вкладывались инвестиции, оживлялся бизнес, люди получали новые рабочие места, так что социально-экономический эффект имел приоритетное значение в раскладе за и против. Да и все затраты выплачивались из резервного фонда, не сказывались на доходах граждан, поэтому какого-либо снижения уровня жизни не ожидалось, чем страшила оппозиция. Уже вскоре в горных предместьях Сочи начали строить олимпийские объекты — горнолыжные трассы на заснеженных склонах, трамплины, подъемники, крытые стадионы, деревню, — кроме того, принялись обустраивать город для приема туристов. Сама местность у подножья Кавказского хребта представляла настоящий рай для желающих отдохнуть — живописные горы, защищающие от ветра и шторма, на берегу теплого моря, недаром здесь разместился один из самых популярных курортов мира — Красная Поляна. Да и неспроста представители МОК, побывавшие здесь накануне выборов, рекомендовали Сочи как наиболее приспособленный для проведения соревнований и отдыха спортсменов и гостей.

Олимпийские объекты в Сочи

Между тем в научной работе Павла выдавалось свободное время — успевал со своими помощниками справляться быстрее, чем предусматривалось утвержденной программой. Как-то сумел уговориться с Сергеевым заниматься своей темой не в ущерб основному плану — правда, тот отнесся скептически, хмыкнул еще: — И вы туда же — с этой мистикой! — но все же дал добро, впрочем, лишь после того, когда разрешил директор. Изучил все имевшиеся в институте материалы о прошлых исследованиях и экспериментах — о них подсказала Бехтерева, после нашел в архиве. Что-то из них представляло интерес, а больше отбраковывал — явно не вписывалось в здравые рамки. Особо внимательно разбирал сведения о людях с феноменальными способностями — телепатией, телекинезом, ясновидением и прочими аномальными данными, — чаще они оказывались ложными слухами или даже мошенничеством, но некоторые внушали хоть какое-то доверие. Человек-магнит, удерживающий на своем теле металлические предметы или люди, видящие насквозь, те же внутренние органы, а также с альтернативным зрением — с закрытыми глазами могли безошибочно назвать предметы, на которые им указывали.

С ними в лабораториях проводили эксперименты, замеряли психофизические параметры доступными в то время средствами, но реального научного подтверждения не смогли получить. Практически результаты оставались на уровне суеверий и предположений, не вытягивали даже на гипотезы, тем более логичную теорию. Но все же Павел, как ему казалось, нашел пару зацепок в старых записях — с той же интуицией и телепатией, в чем сродных тому, что сам переживал. Специально из-за них заезжал к Бехтеревой, вместе с ней подробно разобрали все возможные версии их природы, а также способы обнаружения и регистрации на контрольных приборах. Еще сознался о своих случаях, Наталья Петровна проявила неуемное любопытство, принялась расспрашивать о каждой мелочи в тех событиях, после же высказала мнение, довольно интересное и, возможно, заслуживающее отдельных исследований:

— Мне доводилось самой встречаться с такими фактами — тем же предчувствием. Однажды в детстве мне приснился сон об отце, исчезающем в огне, а через несколько дней пришли люди в форме и увели, больше я его не видела. Были и другие события, о которых узнавала в вещих снах, но вот так, наяву, как у тебя, не довелось сталкиваться. Думаю, тебе стоит заняться самим собой, изучить свои данные в лаборатории.

Что-то побудило Павла признаться о том случае с Сергеевым, хотя вроде бы сам отбросил возможность своего влияния. Бехтерева после его рассказа стала вдруг внимательно вглядываться в глаза, а потом проговорила:

— Не могу сказать, что сыграл феномен властной личности — ты же не давил на волю своего руководителя. Здесь другое, но что именно — для меня не совсем непонятно. Возможно, от тебя в тот момент пошла волна эмоции и она как-то вошла в резонанс с собственным полем Сергеева, вот он и отреагировал соответственно.

Последовал совету мудрой женщины, с той поры Павел сам стал подопытным объектом, с ним помощники проводили эксперименты по им же составленной программе. Тесты на интуицию зачастую сопровождались болевым эффектом за каждую ошибку, в конце концов доводя до стресса и помутнения сознания. И именно в полувменяемом состоянии результат выходил более успешным, хотя и не гарантированно верным, но с его регистрацией на контрольной аппаратуре — МРТ-томографе, ультразвуковом допплерографе, ЭЭГ, других приборах, отображающих характеристики головного мозга, — возникли проблемы из-за неотчетливости сигнала и помех. Примерно также обстояло с эмоциональной волной — ее аппаратура просто не замечала, да и не могли подобрать частотную характеристику для резонанса с биополем. Месяц за месяцем проходили исследования, перепробовали самые разные варианты, а результат выходил все тот же — практически нулевой.

Последнюю надежду Павел связывал с более совершенной аппаратурой зарубежного производства — за свой счет заказал комплекс диагностического оборудования в ведущей в этой области германской компании Siemens Healthcare. Потратил большую часть накоплений, правда, Медведев пообещал оплатить из фондов следующего года, ждать до той поры просто не хватило терпения. Ближе к концу года именно с применением новой аппаратуры появился крохотный сдвиг, уже более зримо — а не как прежде, практически наугад, — проводили эксперименты, отслеживая по показаниям приборов. О каком-либо прорыве речь еще не шла, но Павел почти не сомневался — он на правильном пути, рано или поздно добьется своего. Сам чувствовал перемены в себе — по-видимому, они стали следствием по сути шоковых опытов. Пусть еще слабые, едва заметные, но уже ощутимые, опробовал их в реальности. С тем же влиянием на эмоциональный фон — что-то получалось как с Сергеевым, так и с другими, если интуитивно чувствовал невидимую связь между ними.

Однажды эмоциональное влияние помогло Павлу избежать лишних неприятностей на акции сторонников 'Другой России', недовольных только что прошедшими выборами в Государственную Думу. Победу ожидаемо одержала правящая партия 'Единая Россия', возглавляемая Путиным — до того он дистанцировался от политических объединений, как бы демонстрируя внепартийность. На этот раз, в преддверии скорой отставки из-за окончания второго срока — а по Конституции третий срок подряд на президентском посту не допускался, — отошел от такого правила, а его партия с таким 'паровозом' взяла абсолютное большинство голосов — почти две третьи. Разумеется, аутсайдеры — СПС, Яблоко, Аграрная и еще несколько других — выразили несогласие, к ним присоединились коммунисты, устроили митинги и пикеты против фальсификации итогов выборов. И вот именно в один из таких пикетов около кинотеатра "Художественный" в центре столицы случайно попал Павел, когда проезжал мимо по своим делам.

До этого случая избегал подобных сборищ, чертыхался, если из-за них перекрывали дорогу, но вот сейчас вдруг захотелось взглянуть в глаза этих предателей, хотя и понимал — здесь в основном запутавшиеся в своей вере в лучшую Россию рядовые исполнители, а вожаки в другом месте, в тепле и довольстве строят новые козни против власти. Оставил машину неподалеку, сам прошел ближе к группе пикетчиков, выстроившихся вдоль тротуара с баннерами и флагами 'Другой России'. Встал напротив и принялся разглядывать каждого, стараясь поймать взгляд и настроиться на волну. Кто-то отводил глаза, едва встретившись взором, другие смотрели с вызывающим видом, но ни с кем контакта не находил. Лишь одна девчонка, совсем еще юная, стоявшая во втором ряду, смотрела на него с любопытством, а когда заметила, что он обратил на нее внимание, засмущалась и опустила голову. А от нее почувствовал встречную волну эмоций — интерес, приязнь, какое-то детское удивление, как будто нежданно увидела доброго знакомого.

Пикет "Другой России"

Аккуратно, чтобы не оборвать связь между ними и эмоциональный настрой, передал девушке волну доверия, а когда пришло понимание — она его приняла, — послал мысленный образ, как она выходит из строя пикетчиков, направляется к входу в кинотеатр и ждет его там. Через считанные мгновения пришел ответный сигнал, короткий, как импульс, будто сказала одно слово — да, после девушка повернулась, о чем-то шепнула соседке — та кивнула, — и направилась к зданию. Подобная двусторонняя связь произошла у Павла впервые, причем не только чувственным посылом, но и мыслью, пусть и образной. Постоял еще минуту, понаблюдав за подопечной, затем уже собрался идти к ней, как вдруг за спиной раздался скрип тормозов и останавливающихся шин по асфальту. Обернулся и увидел, как из нескольких подъехавших грузовиков-фургонов выскочили люди в защитной экипировке с надписью ОМОН и закрывающих лицо масках, в считанные секунды окружили пикетчиков.

Бойцы вырывали из строя протестующих и уводили в 'воронки', не обращая внимания на возгласы, что на пикет получено разрешение от городских властей. Когда же взяли под руку девушку, стоявшую рядом с 'подопечной', та вдруг закричала: — Не трогайте сестру, мы здесь случайно! — подбежала из-за оцепления и схватила за руку родственницу. Тут ее саму взяли в захват и уже было повели к машине, когда вмешался Павел — почему-то пришла мысль, что нельзя упускать эту девочку. Подошел к бойцам и спросил: — Кто у вас командир? — после добавил: — Эти девушки со мной, оставьте их, — на встречный вопрос: — Кто вы такой, гражданин? — показал удостоверение с двуглавым орлом и надписью на обложке — Федеральная служба безопасности.

Его сохранил со времен работы в спецЦентре, при увольнении по какой-то причине у него не забрали, вот и носил при себе на всякий случай. Боец, придерживавший младшую девушку, позвал: — Командир, тут к тебе!

Ему Павел вновь показал служебный документ, только в развернутом виде — тот внимательно прочитал, сличил его лицо с фотографией, потом проговорил:

— Я должен сообщить о вашем вмешательстве своему руководству, нам не давали указаний о привлечении вашей службы.

Вот такого варианта Павел вовсе не желал — вскрылась бы правда, что документ уже не действительный, да и пособничество нарушителям закона не красило бы его личное дело в спецотделе института. Снова открыл свой эмоциональный канал для контакта с командиром, с третьей попытки все же справился, а потом огромным напряжением удалось тому внушить — все в порядке, так и должно быть, никаких нарушений инструкций нет. За эту минуту выложился так, как за день своих экспериментов, наградой стали слова старшего омоновца: — Хорошо, забирайте этих гражданок.

Повел девушек к своему джипу, а они, безропотно выслушав приказ неизвестного спасителя: — Идите за мной! — следовали за ним, только на каждом шагу оглядывались, с заметным испугом следили за финальной сценой не такой уж безобидной тусовки. Сели молча в машину, на вопрос Павла: — Где вы живете, куда везти? — не сразу ответили, через некоторое время старшая из них, лет двадцати, выговорила, прерываясь, как будто дыхания не хватало: — Нам в Измайлово ... на Никитинскую ... возле Сиреневого бульвара ...

Понятно было без слов, что девушки перепугались, не предполагали, что с виду невинная забава так обернется, с жесткой реакцией омоновцев — те не церемонились даже с женщинами. Да и последствия могли быть совсем не радостными — от немалого административного штрафа до отчисления из института, если они студентки, или увольнения. Наверное, только сейчас, когда немного отошли от стресса, осознали — во что они чуть не влипли и чем это могло им грозить. Сидели сзади тихо, как мышки, даже между собой не переговаривались, пока не подъехали к своему району. Здесь, в родных местах, почувствовали себя увереннее, старшая осмелела, сама заговорила, когда вышла из остановившейся машины:

— Спасибо вам большое, вы нас выручили от этих ... — девушка замялась, подбирая выражение дипломатичнее, после продолжила: — ... грубиянов. Простите, мы не назвались, я — Алина, моя сестра Катя, рады с вами познакомиться, — высказала последние слова с какой-то кокетливой улыбкой, но выглядевшей больше вымученной.

— Павел, — назвал себя девушкам, ждущим его ответа, после строгим голосом выговорил: — Алина, эти грубияны выполняют свою работу — следят за порядком, пресекают нарушения закона. Если ты ведешь себя нормально, никого не задеваешь, то они к тебе не пристанут. Но вы же сегодня в вашем пикете призывали людей считать выборы нечестными, а избранную Думу незаконной — это уже подпадает под серьезную статью о противодействии власти или даже экстремизм. Как-то можно было вас понять, если бы вы сами видели нарушения на выборах, но, думаю, это вам рассказали ваши лидеры и позвали на митинг или, как вас, на пикет, по сути, подставляя под государственную машину.

Прервался, давая время девушкам осмыслить сказанное им, да и сам понаблюдал за их реакцией — если Катя как-то смутилась, опуская взгляд, то старшая сестра явно оставалась на своих убеждениях — в ее глазах видел недоверие и даже злость на высказанные им слова. Обратился уже именно к ней:

— Алина, я не пытаюсь тебя переубедить, время само покажет, на чьей стороне правда. Но, пожалуйста, не тяни за собой Катю на подобные сборища, испортишь и ей и себе будущую жизнь.

После повернулся к младшей и сказал ей:

— Катя, извини, но ответь, если не трудно, на мой вопрос, в какой-то мере, личного характера — ты не замечала в себе какие-то особенности, когда общалась с другими? Я видел, еще там, у кинотеатра, ты что-то такое чувствовала, ведь так?

— Так, Павел, — девушка ответила, даже не удивившись вопросу, — Иногда я чувствую, как ко мне относятся, если тепло, то, значит, по доброму, а если зябко, холодно, то мне не рады. Но не всегда, чаще как обычно.

— Знаешь, Катя, я предполагал у тебя нечто такое, повышенную чувствительность к внешнему полю — можно назвать, эмоциональному или биоэнергетическому. Я сейчас занимаюсь исследованиями подобных свойств в Институте мозга, предлагаю тебе принять участие, конечно, с согласия родителей и оплатой — ее сумму оговорим в договоре, как и условия работы. Кстати, Катя, сколько тебе лет и где учишься — в школе или институте? Это нужно знать для оформления.

— Мне скоро будет семнадцать, я учусь в одиннадцатом классе. А с работой не знаю, надо с мамой и папой переговорить. Хотя деньги нам нужны, зарплата у родителей небольшая, да и за учебу Алены надо еще два года платить — она сейчас на третьем курсе иняза.

— Хорошо, посоветуйся с родителями или можешь дать им мой телефон — запиши, — Павел закончил разговор и, довольный, в предвидении удачи, отправился дальше, а девушка долго еще стояла на обочине и глядела вслед человеку, который, как она предчувствовала, окажется в ее жизни очень важным.

Уже позже, работая вместе с Катей, не раз благодарил свою интуицию, подсказавшую остановиться у того пикета. Она стала главной помощницей Павла в проводимых им экспериментах, ее восприимчивость к психосенсорной энергетике представлялась феноменальной, другие его ассистенты, которых нашел позже, даже близко не могли сравниться с нею. Кстати, платил ей из своих средств, пока не выбил ей ставку лаборанта, да и тогда выдавал собственную премию, чтобы помочь девушке и ее родителям в их расходах, заплатить за обучение старшей сестры. Правда, та долго не училась, в марте следующего года — после выборов президента, — попала в переделку вместе с другими активистами 'Другой России', устроившими акции протеста. Алину арестовали на десять суток, а позже отчислили из института под благовидным предлогом, но эти карательные меры властей только больше разозлили девушку — вступила в "Национал-большевистскую партию", признанную судом экстремистской организацией.

В марте 2008 года прошли выборы президента, по сути, ставшие формальными — в первом же туре с подавляющим большинством — 70 процентов голосов, — выиграл Медведев, малоизвестный чин из команды Путина. Впервые в постсоветской России кандидатура претендента на высший государственный пост не имела значения, правящая верхушка, пользовавшаяся поддержкой подавляющей части населения, с тем же результатом могла выдвинуть любого — да хоть Ваську Пупкина. Все прекрасно понимали, что это тактический ход, все равно власть остается у самого Путина, только за спиной своего ставленника, а через четыре года снова вернется на круги своя. Сам же он возглавил Правительство — впрочем, не первый раз, если вспомнить недолгий срок в 99-м при Ельцине — меньше полугода, после принял обязанности президента. С тех пор правил довольно успешно — страна при нем оправилась от разрухи 90-х, приобрела уважение в мире, даже у недругов, — потому народ связывал именно с ним надежды на лучшее будущее.

Примерно в это же время у Павла произошел прорыв в его исследованиях — сумел выделить параметры и характеристики эмоциональной волны, позволяющей влиять на окружающих. Пусть в ограниченных пределах и далеко не на всех людей, но это уже не имело серьезного значения, представляло чисто техническую задачу. Главное — получил средство для генерации нужного воздействия, сначала сам выступал в этом качестве, а после и другие участники экспериментов, обладавшие даже зачатками психосенсорных данных. Конечно, сообщил руководству о первом успехе, результат сказался скоро — работы засекретили, его группу перевели в особую лабораторию и предоставили все возможности института. А дальше подключили небезызвестный Павлу спецЦентр, так что снова оказался на службе компетентного ведомства со всеми подписками и обязательствами. Так что об открытой публикации его трудов не могло быть и речи, для всех ученых, непосвященных в проводимые им исследования, психоэнергетика оставалась непризнанной наукой.

После подключения Центра работа двинулась гораздо скорее — уже через два месяца создали экспериментальную установку с усилителями и ретрансляторами, с ее помощью репродуцировали управляющий сигнал достаточной мощности, охватывающий значительную площадь и подавляющий волю практически любого человека. Дальнейшую судьбу своего изобретения не отслеживал — его просто передали в другие руки, лишь согласились учесть пожелания разработчика с той же системой защиты от постороннего вмешательства и дозировкой сигнала для безвредного его применения. Руководство дало еще добро на исследование других аспектов аномальных способностей, какими бы невероятными они не казались — наверное, заранее смирилось со всякой чертовщиной, если от нее будет толк, как с пси-генератором, так назвали первое устройство.

В распоряжение Павла передали особый отдел Центра с несколькими исследовательскими группами, практически неограниченные средства (в разумных пределах — так оговорило начальство, но решать — в каких именно, — позволило ему самому). Пообещало еще помочь с поиском нужного для планируемых исследований контингента — всяких чудодеев, экстрасенсов и предсказателей, естественно, после предварительной отбраковки явных мошенников. Кого-то из них привозили сопровождающие люди, к кому-то Павел отправлял своих сотрудников для первоначальной проверки по тестам — в ходе всех минувших работ отработали и их, с использованием аппаратуры и без нее. К осени группы собрали довольно большую выборку экспериментальных данных, на основании которых можно уже было строить гипотезы или хотя бы предпосылки к ним.

Первое применение пси-генератора Павел предположил во время августовской войны между Россией и Грузией. В Южной Осетии произошел военный конфликт после нападения грузинских войск на Цхинвали — столицу самопровозглашенной республики, впрочем, по подобию Новороссийской, признанной Россией — и окрестные села. Российская армия пришла на помощь осетинам, начала войсковую операцию 'по принуждению Грузии к миру', уничтожая не только прорвавшиеся в Осетию силы противника, но и военные объекты на территории Грузии авиационными ударами. Примечательно, что новые хозяева такой же "демократической", как и Украина, державы, не пришли на помощь сателлиту, лишь призывали воюющие стороны прекратить боевые действия, когда уже всем был ясен исход войны.

Вторжение грузинских войск в Южную Осетию

На третий день войсковой операции окруженные близ Цхинвали грузинские подразделения сдались, хотя до последнего момента вели упорные бои по приказу командования из Тбилиси. Как позже давали показания свидетели, в самый разгар перестрелки грузины внезапно прекратили огонь, а потом их командир передал по рации на частоте атаковавшего их российского полка:

— Мы прекращаем сопротивление, готовы оставить оружие и технику, уйти на свою сторону. Прошу пропустить нас до границы, дать сопровождение от атак осетин — без вас они могут напасть.

Глава 13

Скоротечная операция на Кавказе холодным душем остудила недругов не только в Грузии, но и на Украине, замышлявших нечто подобное, а также заокеанских стратегов, собственно, толкнувших Саакашвили и его окружение на осетинскую авантюру. Прекратились или, по крайней мере, стали не столь наглыми провокации на границе с Новороссией, доходивших до артиллерийских обстрелов с украинской стороны. Конечно, ополченцы не оставались в долгу, открывали ответный огонь, так уже продолжалось два года, но после осетинских событий наступил хрупкий, иногда нарушаемый перестрелками, но все же мир. А к той антироссийской истерии, разгоревшейся на Западе, все уже привыкли, как и новым санкциям, в который раз накладываемыми сторонниками 'демократии' и 'мирового порядка'. В какой-то мере среди лидеров ведущих государств сохраняли здравомыслие и умеренность Меркель и Саркози, французский президент даже стал миротворцем-посредником между главами России и Грузии.

Вскоре другие события отвлекли Запад от проблем с Россией, весь мир предстал перед гораздо более реальной угрозой — крупнейшим после второй мировой войны экономическим кризисом. Начался еще в прошлом году с ипотечных проблем в США, пика же достиг в сентябре этого после банкротства самых крупных банков страны. А дальше как карточный домик обрушил финансовую систему ведущих стран, связанных со Штатами, затем остальных. Этот кризис сравнивали с Великой депрессией конца двадцатых — начала тридцатых годов по масштабам и последствиям — инфляции, остановкой производства, безработице. На Россию также повлиял, но в заметно меньшей мере — в какой-то степени помогли санкции, снизили зависимость от запада. Во всяком случае, избежали резкого падения уровня жизни населения и социальных конфликтов, да и принятые правительством антикризисные меры позволили выйти с наименьшими потерями — этот факт позже признали эксперты Всемирного банка.

В августе Катю зачислили в МГУ на факультет психологии не без содействия Павла — по набранным баллам ЕГЭ она не проходила, пришлось ему прибегнуть к помощи своей службы как особо ценному сотруднику с выдающимися способностями. С девушкой сложились доверительные отношения с первого дня после знакомства — да и как иначе, если они читали эмоции друг друга! Понимала без слов все его указания и выполняла безукоризненно, ни с кем — ни до, ни после нее, — так легко не работалось, в немалой мере именно благодаря ей добился успеха в своих исследованиях. Кроме основной способности — восприимчивости к эмоциональной волне, — в ней еще выявились другие — предчувствие каких-то событий или явлений, правда, в ограниченном пространстве вокруг себя, а также то самое альтернативное зрение, о котором рассказывала Бехтерева. Подозревал, что в этой с виду неприметной девушке дремлют еще какие-то таланты и вообще считал ее феноменально одаренной от природы.

Только излишняя скромность и мягкость характера Кати представляли проблему, она не могла отказать кому-либо в просьбе и легко поддавалась чужому давлению, той же сестры или родителей, причем даже в ущерб себе. Павел сам не раз убеждался в том, ту же премию, которую выдавал ей для собственных нужд, отдавала родителям, сама экономила на всем, даже на обед не ходила в столовую, перебивалась домашними пирожками. Однажды не выдержал, отчитал девушку:

— Катя, я дал тебе деньги на новую куртку и сапоги. Почему же ты все еще в старом, ведь мерзнешь в нем?!

Та смутилась, покраснела, а потом попыталась оправдаться: — Мне не холодно, я потерплю, а Алене нужнее, не будет же выглядеть хуже всех на курсе!

Позже принял на себя заботу о девушке, да и стал относиться к ней как к своей дочери, пусть и почти взрослой, а та потянулась к нему, будто родному человеку. Познакомил со своей семьей, брал с детьми на прогулки, девушка же вела с ними как с младшими братьями и сестренками. Правда, на первых порах Саша относилась к ней настороженно, наверное, посчитала возможной любовницей мужа. Позже убедилась, что Катя, по сути, сама еще ребенок и Павел воспринимает ее именно такой, отнеслась уже гораздо ласковей. Так получилось, что все хлопоты о девушке они с мужем приняли на себя — от школьных экзаменов и платья на выпускной вечер до поступления в университет, ее же родители как-то отстранились, да и со старшей дочерью им хватило волнений.

С выбором университета не сразу решили, на вопрос Павла: — Катя, где бы ты хотела учиться и кем хочешь стать? — та лишь пожала плечами и ответила как-то безучастно: — Не знаю, наверное, буду работать. Поступать на бюджет вряд ли получится с моими оценками, а на платное денег не хватит.

Когда же Павел стал допытываться: — Насчет оплаты не беспокойся, я помогу. Но куда именно поступать — нужно решать тебе самой, что на это скажешь? — девушка ненадолго задумалась, после ответила: — Наверное, где учат тому, чем мы занимаемся — мне это нравится.

На слова: — Пойдешь в МГУ на психолога, — замахала руками и проговорила без тени сомнения: — Павел Николаевич, да меня туда не возьмут, там одни отличники учатся! — а на его: — Возьмут, ты же талант, а я о том позабочусь, — уже без ропота согласилась: — Если возьмут, то постараюсь хорошо учиться и вас не подвести.

В декабре 2008 года произошло эпохальное событие в психологическом сообществе — в журнале "Социальная психология и общество" опубликовали статью группы ученых Института мозга под приметным названием "Аномальная психология — реальность". Еще через два месяца она вышла в известном научному миру журнале "American Psychologist" Американской психологической ассоциации (АПА). Приведенные в многостраничном труде гипотезы и постулаты подтверждались всесторонними доказательствами от экспериментальных данных до документально зарегистрированных наблюдений за носителями аномальных способностей. А принятые выводы переворачивали все прежнее представление о возможностях мозга и психики человека, то, что признавалось невозможным, за гранью понимания и логики, теперь анализировалось языком цифр и формул, видео— и фотодокументов. Вполне ожидаемо статья вызвала волну негодования ученого мира, обвинения в мистификации, подтасовке фактов, даже в розыгрыше. Да и какой нормальный человек мог поверить тому же снимку фантома, пусть и с какими-то данными приборов, видеосъемке парамагнетизма и психокинеза с диаграммами энергетических полей!

Но все же самые любознательные ученые решили сами убедиться в достоверности скандальных материалов, связывались с авторами и приезжали в институт, причем не одни, а целыми бригадами со своей аппаратурой. Хозяева показывали, разъясняли, проводили эксперименты в присутствии гостей и даже их участием. Кого-то смогли убедить в реальности невозможного, другие уезжали в растерянности — вроде бы все правильно, можно сказать, воочию, зарегистрировано и записано на видеоаппаратуру, но поверить такому — легче с ума сойти! С одним упертым ученым-медиком, никак не желавшим признать очевидные факты, Павел сам провел эксперимент, предупредив того:

— Пройдемте в ту кабинку, я покажу ваши внутренние органы без какого-либо диагностического оборудования, лишь за счет своего биополя и психотехники. Для большей наглядности передам информацию на приемную аппаратуру с дисплеем, сами оцените результат.

С недавних пор Павел открыл у себя способность к биоинтроскопии — внутреннему видению органов человека, — правда, анализировать эту информацию еще не мог, требовались медицинские знания, от анатомии до клиники каких-либо патологий и болезней. Но в этом случае положился на сам объект исследований — коль тот врач, пусть и психотерапевт, то должен разобраться в своем организме. К чести профессора, не побоялся пройти эксперимент, прошел в кабинку и лег на кушетку. Ассистент помог подключить датчики и аппаратуру, дальше уже сам приступил к осмотру клиента с головы до ног, а на экране отображалась снимаемая информация. По ходу опыта ученый останавливал Павла, внимательно разглядывал заинтересовавшие участки, по окончании задумался о чем-то, на вопрос: — С вами все в порядке, профессор? — кивнул головой и сказал коротко: — Да, спасибо, мне надо обдумать то, что вы показали.

Биоинтроскопия внутренних органов

Судя по встревоженному лицу ученого, тот увидел не очень приятную для себя картину, но, во всяком случае, больше не выражал неверия, вскоре ушел со своими помощниками. После Павлу еще не раз доводилось сталкиваться со скептиками, убеждать их наглядным примером, только тот первый случай не выходил из памяти, пока однажды не натолкнул на мысль создать подобие диагностической карты. Что-то вроде пособия для несведущего в медицине наблюдателя — такого, как он, — которое позволило, сравнивая с эталонными картинами, сделать хотя бы предварительное заключение о состоянии внутренних органов пациента. Пришлось самому взяться за эту задачу — ни у кого из ассистентов, даже Кати, биоинтроскопия не проявилась. Не стал обращаться к руководству службы, через Медведева вышел на директора диагностической клиники внутренних болезней Ивашкина, при встрече заявил тому прямо, без околичностей:

— Владимир Трофимович, прошу помощи ваших специалистов в своей работе. Наверное, вы в курсе проводимых в Институте мозга исследованиях не совсем обычных способностей, одна из них позволяет видеть внутренние органы без вскрытия. Мне нужна ясная картина их различных состояний — от здорового до патологии, — на возможно большей выборке пациентов. У нас есть своя аппаратура с видеорегистрацией снимаемой информации, думаю, ее сравнение с вашими данными и анализом специалиста даст нужный результат.

Ивашкин, солидный ученый — целый академик! — в уже немалом возрасте, разглядывал гостя с нескрываемым интересом, будто заезжего факира или, может быть, ловкого фокусника, дурачащего публику. После минуты такого обозрения выговорил:

— Я во всю эту ахинею не верю, чтобы вы там у себя ни показывали. Иду навстречу вам только по просьбе Святослава Всеволодовича. Сразу предупреждаю, моих людей и пациентов не баламутьте своей херомантией и лишний раз не беспокойте. Сейчас свяжу вас с Измайловой, заведующей пульмонологией, работайте с ней. После решим с другими отделениями, если не будете нарушать наш уговор.

Врачи отделения отнеслись к 'чудотворцам' — так они прозвали группу исследователей, — с гораздо большим интересом, чем их директор. Работали вместе с увлечением, разглядывали во все глаза картинки на дисплее, сравнивали со снимками и диаграммами на своей аппаратуре. Помогали от всей души, за неделю провели обследование всех пациентов клиники и подведомственного стационара. А когда обнаружили не выявленные диагностическим оборудованием очаги заболеваний, тут уже все поверили в уникальные возможности нового средства. Даже Ивашкин подобрел, пусть и не признался прямо в своем заблуждении, но отнесся гораздо терпимее к работе чудаков в своей епархии. За месяц Павел с ассистентами провел все необходимые исследования в клинике, собрал обширную информацию по заболеваниям органов от головного мозга до периферийных систем. После обработки собранных материалов написал статью для публикации в научных журналах, они же составили основу кандидатской диссертации. В ее оформлении и подготовке к защите полное содействие и помощь оказал Медведев — то не составляло ничего удивительного, ведь директор шел соавтором статей и научным руководителем соискателя.

Тем временем в стране произошли события, затронувшие отчасти и Павла. Как-то неожиданно смягчились отношения с Западом, в Москву зачастили высокие гости — сначала Меркель, за нею Саркози, а в июле 2009 года прибыл недавно избранный президент США Барак Обама. Началась пресловутая перезагрузка отношений, стороны заключили несколько важных соглашений, касающихся мировой безопасности. Американский президент после переговоров с Медведевым встретился еще с лидерами оппозиции, Горбачевым, выступил с речью в Российской экономической школе. Побывал в гостях у Путина в его загородной резиденции Ново-Огарево и именно на эту полуофициальную встречу пригласили Павла, о том попросил американский гость: — Я хотел бы видеть того, кто открыл новую психику — наши ученые до сих пор не верят в нее, мы же с супругой считаем иначе.

Барак Обама в Ново-Огарево

Наверное, не зря толковали об Обаме, что тот не чужд мистике, во время избирательной компании не постеснялся показать журналистам свои талисманы на удачу и оберег от злых духов! Да и религию он с женой выбрал необычную — оба вступили в баптистскую общину со своей свободой веры, — тогда как большинство избирателей считали его мусульманином. Как бы ни было, желание гостя уважили, спешно послали машину с гонцом за Павлом в Институт, на обратном пути тот давал инструкции — как себя вести, что можно говорить и о чем нельзя даже упоминать. Сам Павел терялся в догадках — с чего бы у президента чужой страны возникла такая прихоть, к тому же высказанная накануне важной встречи! Дорога прошла быстро, да и расстояние не такое большое — в десяти километрах от МКАДа. Прежде в Ново-Огарево не приходилось бывать, правда, вело к нему то же шоссе, что и в санаторий Барвиху — Рублевское, — только на пару километров дальше. Свернули в лес, вскоре доехали до ворот с высоким забором из каменных блоков, после проверки документов — у Павла тоже, — охрана пропустила в закрытую для посторонних резиденцию Путина, она осталась за ним и его семьей пожизненно.

Павел в сопровождении сотрудника охраны прошел через парк по боковой аллее к отдельно стоящему двухэтажному зданию чуть в стороне от главного корпуса. У входа встретил мужчина лет сорока в строгом темном костюме, спросил: — Вы Коноплев Павел Николаевич? — после ответа назвал себя: — Островенко Владимир Евгеньевич, руководитель службы протокола, помощник Владимира Владимировича, — и сразу же предложил: — Павел Николаевич, пройдемте в мой кабинет — надо вам дать некоторые разъяснения перед беседой с господином Президентом.

Пока Путин с Обамой на террасе пили чай из самовара и вели важные разговоры, помощник премьер-министра преподал гостю американского президента краткий урок по протоколу предстоящей встречи, напоследок еще раз повторил:

— У вас только пятнадцать минут, пожалуйста, будьте кратки в ответах, сами без крайней нужды не задавайте вопросы. Не задерживайте господина Президента — у него каждая минута расписана.

— А если он сам будет задерживать, то что мне делать? — спросил о вполне вероятной ситуации, на что Островенко ответил, махнув рукой: — О том пусть болит голова его секретаря, должен напомнить своему шефу.

Павлу пришлось прождать в приемной комнате еще полчаса, пока Островенко не позвал в небольшой рабочий кабинет, где, кроме хозяина резиденции, увидел знакомого по газетным портретам американского гостя. Приветствовал обоих как учили, дождавшись приглашения, присел за столом напротив Обамы. Тот сразу приступил к разговору, не воспользовавшись помощью переводчика, сидевшего рядом с ним — наверное, ему подсказали, что Павел английский знает:

— Господин Коноплев, мне сообщили, что вы доказали реальность невообразимых прежде свойств нашей психики. Можете перечислить — какие именно?

— Мы только в начале пути, господин Президент. Пока нами доказаны лишь три — психокинез, магнетизм и биоинтроскопия внутренних органов. Возможно, в скором времени откроем и другие — работы над ними ведутся.

— А что с телепатией, она существует? — с заметным интересом Обама задал следующий вопрос.

— Сейчас точно не могу сказать, господин Президент. Есть предпосылки, позволяющие допускать такую возможность.

— Что вы скажете о душах умерших, они действительно среди нас, только мы их не видим и не чувствуем?

— Предполагаю в большей мере невероятным, по крайней мере, у нас на данный момент нет ни малейшего основания принять такую гипотезу.

— Вы и духов не признаете?

— Да, господин Президент, никаких признаков потусторонних существ не обнаружили.

— У меня все, господин Коноплев. Благодарю за уделенное время. Хотя, еще один вопрос — допускаете ли вы возможность влияния на психику окружающих людей?

— Мы исследуем эту способность, господин Президент, но пока о выводах говорить рано. У вас также изучали психотронику, в частности, в Национальной лаборатории Лос-Аламос, но, насколько мне известно, еще в 90-х прекратили, посчитали бесперспективной.

— Теперь все, еще раз благодарю, господин Коноплев, — Обама протянул руку и, крепко пожимая ладонь Павла, взглянул каким-то втягивающим в себя взглядом — даже показалось, что душа растворялась в черной мгле его зрачков, правда, через мгновение это чувство прошло.

Позже, вспоминая разговор с Обамой, Павел недоумевал — какая необходимость была в той встрече?! Ведь, по сути, ничего важного или особого он не сообщил американскому президенту, а его вопросы больше казались обычным любопытством, с теми же душами мертвых и духами. Хотя последний — о психотронике, — мог представлять что-то важное, неужели разведка США прознала о пси-генераторе? Вспомнился тот взгляд, от которого на долю секунду потерял всякое восприятие — ведь неспроста же, тогда еще пришла догадка — с этим Обамой не все ладно. Наверное, обладает какими-то неведомыми способностями — чем черт не шутит, может быть, водится с духами или еще какой магией, — и как-то применил их против него. После отбросил — что за глупости, не хватало забивать голову всякой мистикой! А потом вновь вернулся к ней, когда при очередном эксперименте обнаружил — его внутреннее видение пропало, не осталось и намека, даже контуром, на прежние картины.

Правда, оно и появилось внезапно, причем само по себе, без каких-то особых факторов, когда работал с одним из подопечных по совершенно другому явлению. Павел погоревал немного — как пришло, так и ушло, — после задумался о причинах такой перемены и вот тогда как-то сама вспомнилась та встреча с Обамой, уже более детально попытался разобраться, что же тогда произошло. Проверил на контрольной аппаратуре свои пси-характеристики, они в основном остались прежними, небольшие отклонения вписывались в допустимые пределы. Причина крылась в чем-то другом, занялся именно ее поиском во всех известных ему формах существования материи — от физического тела до псевдоэнергетических матриц пресловутой ауры, — но все безуспешно. Тогда возникла идея, что она в нечто ином, возможно, в нематериальном плане, на совершенно ином уровне, но как выйти на него — стоящей мысли не находил, после долгих, не давших пользы, размышлений оставил на неопределенное будущее.

Защитил же кандидатскую диссертацию по этой теме — биоинтроскопии, — ведь огромный труд его исследовательской группы никуда не делся, да и среди отобранных в новом наборе ассистентов нашлись двое с подобным даром. Так что для демонстрации практического опыта привлек их, дал еще детальный анализ состояния пациента по своей методике. Защита прошла в клинике Ивашкина, он сам выступил рецензентом и дал превосходный отзыв, так что ученый совет Института мозга единогласно вынес решение о присвоении ученой степени кандидата биологических наук и рекомендации об утверждении в ВАК. Притом, не психологических наук, как планировалось изначально, и не медицинских, как предлагал Ивашкин — ВАК бы не пропустил из-за отсутствия диплома о полноценном образовании по этим профилям. А с биологией столь строгие требования не предъявлялись — тот же Медведев по образованию физик и в тоже время доктор биологических наук!

В августе на адрес института пришло официальное письмо из США от Фонда Джеймса Рэнди с приглашением пройти тестирование по установленным им правилам. Основатель этой образовательной компании, выдававшей гранты на оригинальные научные изыскания, скептически относился ко всяким заявлениям о паранормальных явлениях. Еще в 96-м году пообещал выдать любому претенденту — частному лицу или организации, — премию в миллион долларов, если тот докажет свои сверхъестественные способности в условиях корректно поставленного эксперимента. И за прошедшее время ни один из соискателей солидного приза — а таких нашлось немало, — не смог пройти испытания и сорвать куш. По сути, известный в мире разоблачитель всякого рода мистификаций бросил вызов авторам нашумевшей статьи и не принять его стало бы уроном для престижа научного ведомства. Разумеется, после согласования на высшем уровне — вплоть до правительства, — отправили электронной почтой подтверждение на прохождение тестов по уже исследованным направлениям.

В течение месяца переписки согласовали весь объем экспериментов, условия их проведения и критерии выполнения тестов, заключили договор между Фондом и Институтом мозга. В октябре после оформления всех документов и виз группа из четырех представителей института — среди них Павел как научных руководитель и Катя, — отправилась в дальний путь через океан. Сам перелет до Вашингтона длился более десяти часов, Павел большую его часть проспал — он прежде уже дважды летал в Штаты, так что для него стал в какой-то мере привычным. Сидевшая же рядом Катя почти не сомкнула глаз от самого взлета из Внуково до посадки в аэропорту Рейгана, сидела рядом с иллюминатором и во все глаза разглядывала происходящее за бортом. Она не то что в Америку, а вообще в первый раз в самолете летала — правда, перенесла полет сравнительно благополучно. Лишь в первые минуты при взлете побледнела и крепче схватилась за поручни, после отошла, даже посадку выдержала без видимого страха.

Из аэропорта до небольшого городка Фолс-Черча — места расположения Фонда, — добрались на заказанном заранее трансфере и остановились в не очень дорогом, но вполне приличном отеле в деловой зоне. Следующий день провели в номерах, адаптируясь к семичасовой разнице с Москвой, вечером прогулялись в городском парке Бон-Эйр — Павел дал возможность своим помощникам отдохнуть и войти в нужный тонус, ведь завтра им предстояла нелегкая работа. Собственно, дома отработали весь установленный объем испытаний, но в чужой стране, да под взглядами строгих экспертов у молодых ассистентов могли произойти сбои, поэтому следовало настроиться. Правда, в договоре предусмотрели подобные накладки, каждый тест планировалось проводить сериями с резервом на возможные ошибки. Перед сном Павел провел еще небольшой сеанс внушения покоя, так что спали все без тревог и волнений, насколько то было возможно.

К зданию Фонда приехали в оговоренное время, выгрузили из такси свою аппаратуру, дальше помогли сотрудники Джеймса Рэнди — провели в лабораторию, вместе с ассистентами Павла подключили все нужное для экспериментов оборудование. Сам он встретился с хозяином в его кабинете, после взаимных приветствий тот высказался:

— Господин Коноплев, я читал вашу статью в "American Psychologist" — она мне показалась убедительной. Вполне допускаю, что вы нашли действительно реальное доказательство каких-то особых свойств человеческой психики, но весь прошлый мой опыт подсказывает — такое невозможно! Сегодня очень важный для меня день — еще никогда и никто не мог убедить в существовании аномальных способностей, надеюсь, скоро, в ближайшие часы, это случится. Искренне желаю вам успеха, господин Коноплев, и, как говорят у вас, русских — да поможет вам Бог!

И без этих слов Павел чувствовал расположение руководителя Фонда, тот действительно переживал за них, оттого сам немного оттаял от невольной настороженности, хранившейся в нем с первого дня, как узнал о приглашении на испытания в Америку. В ответном порыве к этому немолодому человеку, старавшемуся сделать добро другим, высказался больше, чем требовалось в официальном разговоре:

— Благодарю, господин Рэнди, за ваши пожелания. В своих же людях и деле нисколько не сомневаюсь — вся наша работа проверена всевозможными способами. Могу сказать — те способности человека, которые сегодня вам покажут, в принципе имеют ту же материальную сущность, что и любой объект, который мы как-то воспринимаем, разве в их особой природе. Но, кроме того, предполагаю возможность нечто иного, пока непостижимого, его не измерить или как-то зарегистрировать, и все же оно вполне может быть реальным. Та же душа — ведь она есть, но никто не может доказать ее существование. Иной раз сам не знаю, как отнестись к чему-то на первый взгляд невообразимому, с той же магией или духами — убежден, что их не может быть, но временами закрадывается сомнение.

Собеседник посмотрел внимательно в глаза Павлу, потом проговорил с некоторым сочувствием:

— У меня сходное состояние, господин Коноплев. Ломаются убеждения, которые питал всю свою жизнь. Вы еще молоды, вам легче принять что-то необычное, мне же надо много передумать и пережить.

Помолчал с минуту, после, взглянув на наручные часы, уже твердым голосом высказал:

— Нам пора, сейчас должны подойти уважаемые эксперты. Я вас представлю и не беспокойтесь — они вполне здравомыслящие ученые, отнесутся к вам без предвзятости. Еще раз удачи вам.

Тесты проводили в присутствии группы экспертов в два этапа — на первом каждый кандидат в уникумы демонстрировал свою аномальную способность, на втором проходил эксперименты, подтверждающие ее физическую сущность. После вводного инструктажа старшего эксперта, повторившего уже известный всем участникам порядок, первым приступил к упражнениям Васильев, штатный сотрудник института, показал свои возможности в психо— или телекинезе. Перед ним на столе лежали предметы различного размера и материала, следовало их переместить или поднять, что он без особого напряжения выполнил. После повторил, повернувшись уже спиной к столу, а затем из-за перегородки в дальнем углу помещения. У себя в институте подобные опыты Васильев совершал, находясь в другом здании, так что Павел особо не беспокоился за него, уверенный в том, что тот справится.

Следующей выступила Катя с тестом на альтернативное зрение, вот за нее уже больше переживал, не столько в ее возможностях, как в выдержке, справится ли с волнением. Но, к приятному удивлению, девушка прошла этап с первой попытки и без единой ошибки. Легко угадала нужный конверт с вложенным листком среди остальных, читала текст с завязанными глазами, различала предметы и называла их, находясь за ширмой. Третьим вышел на тест новичок, студент второго курса факультета психологии Костров — его Павлу порекомендовал один из знакомых преподавателей университета. Работал с ним всего два месяца, после ряда проверок обнаружил у него предрасположенность сразу к нескольким способностям, главное же, внутреннему видению, причем на приличном уровне, примерно как у самого Павла до злосчастной встречи с Обамой — будь он неладен!

И надо было случиться, что именно здесь у юноши произошел сбой, причем на первом же упражнении, не смог различить даже — какой живой объект в закрытом ящике, а не то что его органы. Трижды повторил попытки, но безуспешно, после взглянул виновато на своего руководителя и отошел в сторону, признавая неудачу. Сказать, что Павел расстроился — слишком мало, ведь именно биоинтроскопия составляла главную ценность его работ по аномальной психологии (если не считать пси-оружие). Был бы один, наверное, завыл от злости и обиды, а сейчас лишь махнул рукой горе-помощнику — мол, выйди вон, — сам отвернулся и случайным взглядом зацепил тот несчастный ящик. Сразу не понял, какой-то непонятный штрих подтолкнул его снова взглянуть, приглядеться потерянным было взором, тогда и увидел во всех деталях жующего что-то кролика, все его органы вплоть до кровеносных сосудов!

Глава 14

Так и случилось, что Павел сам проходил тест за третьего участника, а эксперты не возразили против замены — им не важно кто, главное, что способен доказать факт паранормальности. После кролика подконтрольным объектом во втором упражнении вызвался стать один из них, доктор медицины Карл Роджерс — по условиям задания следовало опознать именно его снимок рентгенографии из десятка подобных. Особых сложностей не представил — сличил картину видения со снятыми на пластинке и уже через минуту отобрал тот, который считал верным. Какое же недоумение охватило испытуемого, когда оказалось, что он ошибся — доктор показал на оборотней стороне пленки другую фамилию. Предложил попытаться еще раз, но результат вышел тот же, именно изначально отобранный снимок полностью соответствовал оригиналу. На какое-то время Павел растерялся — как такое может быть, здесь наверняка нет ошибки! — но после уже более твердо заявил:

— Доктор Роджерс, я уверен, что именно на этой пленке ваш снимок.

Тот едва заметно, краешком губ, усмехнулся и ответил: — Нет, господин Коноплев, вы вновь ошиблись, мой снимок этот, — показал на другой, а затем перевернул — на нем действительно было записано: Dr. Rogers!

Разумеется, Павлу объявили, что тест он не сдал, долгое время приходил в себя, не понимая, как же такое случилось? Но вскоре все прояснилось, когда на втором этапе буквально 'завалили' остальных двух участников — не зачли выполненные ими задания, хотя явно по всем зарегистрированным данным выходило не так. Тут уже сомнений не осталось — в этом Фонде подвизаются мошенники и 'разводят' соискателей на их миллион! Не стал поднимать скандал, дал указание своим расстроенным помощникам убирать аппаратуру, а затем, прервав выражавшего слова сочувствия Джеймса Рэнди, бросил ему: — Good-bye, mister Randy, — и отправился восвояси, продумывая возможные варианты наказания аферистов.

Уехать обратно, не солоно хлебавшим, Павлу не позволило не столько уязвленное самолюбие — его, со всеми недюжинными способностями, сумела обмануть шайка жуликов! — сколько понимание — он поставил на кон ценность своего открытия и проиграл. Следовало срочно, пока весть о неудаче не распространилась по свету, реабилитировать себя и институт, а выбора с решением такой проблемы у него в чужой стране оставалось слишком мало. Обращаться в ту же полицию не имело смысла — формально мошенники не нарушили заключенного договора, да и как доказать, что эксперты оказались подкупленными! Искал во всем случившемся хоть какую-нибудь зацепку для обвинения, но не находил, к тому же не знал тонкостей местных законов — могло ведь обернуться против него самого, если бы начал судебную тяжбу.

Оставалось одно — найти людей, сведущих в подобном деле, а уже с ними проработать возможные меры. И надо было быть готовым к долгой войне — процесс мог затянуться на многие месяцы или даже годы. Ни с кем из своих помощников не стал делиться своими планами, отправил их в гостиницу, сам же направился в известную юридическую компанию Wilmer Cutler со штаб-квартирой в Вашингтоне. Ее основали сравнительно недавно, но уже получила популярность целым рядом выигранных процессов в громких делах и вошла в двадцатку лучших юридических фирм США. Меньше, чем за час, добрался до ее офиса, он располагался в деловой части столицы — Даунтауне, — занимал почти весь этаж в высотном здании.

Приветливая девушка на ресепшене внимательно выслушала Павла, а затем направила к одному из ведущих специалистов нужного профиля, связанным с мошенничеством. Кристиан Андерсен, еще молодой светловолосый мужчина с выдававшей его скандинавские корни внешностью, принял будущего клиента со всей обходительностью. После дотошно, во всех деталях, разбирался с его делом, изучил договор и приложения к нему, а также записи экспериментов. Затем выдал свое заключение — есть возможность выиграть процесс и заставить противную сторону признать исполненным соглашение, выплатить полагающуюся премию. Согласился от имени компании вести его дело, вместе обсудили условия сотрудничества и оплаты, сразу после заключения договора Павел внес немалый задаток.

Кристиан принялся за дело без промедления, уже через два дня составил претензию со всем обоснованием и передал в Фонд Джеймса Рэнди. Еще через неделю, не дожидаясь ответа от противной стороны, организовал демонстрацию всех опытов с приглашением независимых экспертов из уважаемых научных учреждений. Пригласил и представителя Фонда, но там проигнорировали, впрочем, как и претензию, тогда юрист передал все материалы в суд штата Виргиния по месту нахождения ответчика. Павел к тому времени уже вернулся в Москву, выписав доверенность юридической компании, время от времени связывался со своим поверенным, тот сам звонил и докладывал о ходе дела. Наступил уже 2010 год, а тяжба все продолжалась, лишь через полгода, в марте, суд наконец вынес приговор, обязал Фонд признать условия договора выполненными и выплатить премию, комиссионные и судебные издержки.

Процесс получил известность не только в США, в какой-то мере послужил хорошей рекламой открытию русских ученых во многих странах. А полученная премия стала приятным довеском к моральному удовлетворению, особенно для молодых помощников Павла — каждому участнику тех событий выдали вознаграждение сотню тысяч долларов, огромные для них деньги! Правда, у Кати большую часть забрали родители, но она не обижалась — ей многого не надо, хорошо, хоть на собственную квартиру и обстановку хватило. И уж в этом отстояла свои интересы — та же Алена потребовала отдать ей квартиру, но Катя сумела не подчиниться старшей сестре, из-за того даже переругались между собой. Да и к тому времени у нее появился свой парень, так что за собственное гнездышко встала всей грудью и защитила, после жила на радость себе и суженному без излишней опеки родителей.

Успеху судебного дела, как не без основания полагал Павел, способствовала объявленная лидерами России и США 'перезагрузка отношений'. За минувшее время после визита Обамы в Москву она подкрепилась реальным улучшением взаимосвязей, снизила накал антироссийской истерии в Штатах, сменилась более терпимым тоном в международных делах. Правда, санкции против России, введенные после событий на Украине и в Грузии, не отменили, но о них вроде как позабыли, во всяком случае, официально не упоминали. И вряд ли в условиях прежней 'холодной войны' американский суд проявил бы беспристрастность и вынес решение в пользу обманутой стороны. Но, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается, никаких нежелательных последствий допущенная Павлом оплошность не доставила. Сам он получил лишний урок не доверяться честности даже на первый взгляд благопристойной некоммерческой организации, да и в своих восприятиях — ведь до последнего момента не заподозрил подвоха, пока не предстал перед таким фактом.

Тем временем произошли другие события вокруг Павла, прежде всего в его семье. Старший сын — Василек, — можно сказать, перенял таланты отца, на зимних каникулах выиграл Всероссийскую математическую олимпиаду среди учащихся девятых классов. Как ни старался старший Коноплев не форсировать с ним учебные занятия, а больше нагружать спортом — с первого класса отдал на гимнастику, — но, по-видимому, сказались родительские гены, мальчик сам увлекся науками. Как-то само по себе случилось, что стал опережать ровесников по школьной программе и в свои двенадцать лет с небольшим перешел уже в девятый класс — также, как когда-то отец. Правда, не замыкался лишь на учебе, не отставал от мальчишек в забавах, да и в спорте неплохо справлялся, пусть и без особых достижений. Его еще захватили компьютерные игры, мог часами сидеть в Стратегии и Драконе, проходил довольно высокие уровни. Пришлось Павлу вмешаться и как-то переориентировать интерес сына, дал ему первые уроки программирования. Тот усвоил с одного объяснения, дальше уже сам занимался по материалам из интернета, лишь при особой нужде обращался к отцу за помощью.

Примерно в это же время после долгого перерыва вышла на работу жена — младшему сыну Никите исполнилось три года и его уже можно было оставлять в садике. По прежнему месту Сашу, конечно, не ждали — прошло уже более шести лет, как ушла в декретный, еще с первой беременностью, — но и сидеть дальше дома не захотела. Договорился у себя в институте, согласились принять его жену в бухгалтерию, так что теперь каждый день вместе ездили на службу, даже на обед ходили вдвоем. Правда, иной раз жалел о слишком плотной опеке супруги — стоило на ее глазах даже нечаянно заглядеться на какую-либо привлекательную женщину, как вечером следовал разнос. Наверное, Саша вот так предпринимала превентивные меры против появления новой соперницы — год назад прежняя любовница — Лена, — вышла замуж за своего коллегу и наконец оставила ее мужа в покое. Впрочем, Павел сам не искал приключений на стороне, ему хватило прошлых, теперь, можно сказать, стал идеальным семьянином.

Дела на службе складывались неплохо, его официально назначили заведующим отделом специальных исследований в составе двух лабораторий, еще зимой ВАК утвердил ученую степень кандидата биологических наук. Да и изыскательские работы продвигались довольно успешно, к лету счет доказанных аномальных свойств достиг уже десятка. Сам же Павел с прошлой осени — после возвращения из США, — занимался особой темой с абсолютно не материальной природой, назвал ее астральной, а именно — существованием души. Еще в самом начале, когда высказал ее Медведеву, тот даже растерялся, на некоторое время потерял дар речи, лишь глядя изумленными глазами. А потом вдруг расхохотался, после, немного успокоившись, высказался:

— Да, Павел, не ожидал от тебя такого! Ты прямо как моя мать — та тоже твердила о вечности души, реинкарнации в новом теле и жизни на том свете. Ладно с ней, все уже привыкли к ее причудам, но услышать такое от тебя!

Вновь рассмеялся, но уже не так безудержно, затем продолжил:

— Павел, это же аллегория, абстрактное понятие, в природе не существующее! Так же, как любовь или дружба, вера, надежда...

Ответил ему с полной серьезностью, давая понять — это не шутка:

— Святослав Всеволодович, я уверен, что душа не условная величина, а реальность. Понимаю, что доказать будет сложно, но ведь прежде аномальную психологию также считали невозможной. Буду заниматься этой темой сам, не в ущерб основным работам, обязательно сообщу вам, если хоть что-то прояснится.

Директор не стал больше спорить, видя убежденность своего ведущего сотрудника, дал согласие:

— Хорошо, Павел, занимайся. Вдруг ты действительно прав и душа существует — от тебя всего можно ожидать!

В своих исследованиях Павел начинал не с пустого места, существование души пытались доказать ученые едва ли не с античных времен, но все их методы основывались на косвенных проявлениях эфемерной субстанции. Более предметные изыскания проводились в 19 и 20 веках, особенно значимыми стали опыты американского врача Дункана Макдугалла, замерившим потерю массы в несколько граммов у умирающих пациентов в момент их смерти. На этом основании он сделал вывод о материальности души, покидающей тело, последующие эксперименты других ученых подтвердили его наблюдения. Последние исследования британских медиков, проведенные совсем недавно, в 2009 году, с людьми, перенесшими клиническую смерть, также свидетельствовали о неких процессах в их организмах, не объяснимых обычной физиологией.

Душа покидает тело

Много версий высказывалось о том, где же обитает субстанция человеческой личности, даже приводились снимки живой материи в умирающем организме, доказывающим — последний очаг жизни находится в паху! Кто-то утверждал, что сосредоточие души в сердце, другие — в головном мозгу или растворено в крови, притом основывали свое предположение конкретными примерами из медицинской практики. Как люди, которым пересаживали сердце или переливали кровь, вдруг меняли свои привычки, даже характер, в какой-то мере перенимая их от донора. Те же, кто ссылался на мозг, связывали душу с сознанием, а оно является продуктом деятельности важнейшего органа. Находились и видящие биополе свидетели, по их показаниям наибольшее свечение ауры наблюдалось в области солнечного сплетения.

Но еще никто не смог найти прямое доказательство душевной природы, не по каким-то косвенным данным и свидетельствам, а строго научной регистрацией самого явления. Какую-то подсказку в возможном решении задачи Павел нашел в той злосчастной командировке на американской стороне, когда уже началась тяжба с аферистами Фонда. Как-то днем, возвращаясь из юридической компании, наткнулся на афишу с приглашением на лекцию известного доктора психологии Роберта Лихи о некоторых аспектах эзотеризма с демонстрацией необычных свойств. Павел прежде читал что-то из трудов доктора, отчасти соглашался, но не разделял приписываемую им мистическую связь психики человека с потусторонними духами. Не стал упускать возможность личной встречи с этим незаурядным ученым, в установленное время приехал к университету Джорджа Вашингтона.

Сама лекция не представила Павлу интерес, в ней доктор высказал уже известные гипотезы, но вот один из продемонстрированных опытов впечатлил, навел на размышления. Из ниоткуда вдруг возник фантом, выполнил команды — пройти вперед, остановиться, взлететь под потолок лекционного зала и сделать круг над ним, — после рассеялся, не оставив следа. Конечно, можно было грешить на гипнотическое внушение или даже предположить фантастическую голограмму, но все же Павел склонялся к реальности фантома — вряд ли уважаемый доктор пошел бы на дешевый фокус. Только не находил объяснения такой способности — из ничего создавать какой-то образ, да еще управлять им! После окончания представления подошел к ученому, назвал себя и задал вопрос о вызвавшем недоумение явлении:

— Господин Лихи, в существовании каких-либо духов позвольте не согласиться. Но мне не понятно — чем же может быть фантом в вашем опыте, есть ли в нем материальная сущность?

— Господин Коноплев, у меня нет иного объяснения. Я просто вызвал духа из неизвестного многим мира — кто-то называет его астральным, — а после вернул обратно, — с улыбкой, не высказывая обиду за неверие в его утверждение, ответил доктор.

После не очень удачного опыта общения с плутом-психологом Джеймсом Рэнди Павел уже более осторожно относился к словам собратьев по цеху, но все же поверил в искренность ответа доктора Лихи. Только соглашаться или нет — оставил на будущее, но упоминанию астрального мира уделил больше внимания. О нем писали многие, большей частью далекие от науки люди, Павел же был склонен считать неким виртуальным представлением, уместным в компьютерных играх, но не в реальности. Ни сам, ни кто-то из подопытных помощников не показывал подобную способность , но после разговора с доктором, тем более, продемонстрированного им опыта, прежняя уверенность поколебалась. Теперь раздумывал над тем, как самому убедиться в немыслимом прежде допущении, да и предчувствовал, что здесь кроется совершенно новый уровень психики человека, открывающий невиданные прежде горизонты.

Тему же с душой принял как ближнюю цель, следуя истине — познаешь себя, то познаешь мир. А потом уже можно разбираться с духами и прочей мистикой, в которую по прежнему не верил, но ради чистоты научного эксперимента следовало проверить. Начал с изучения всех доступных методик об астральной технике, часть из них сразу отбраковал в виду явной абсурдности, с другими поработал более вдумчиво. Но ни одна не дала желаемого результата, разве что потерял время на вхождение в нужное по этим пособиям состояние. Позже Павел просто плюнул на них, кляня доморощенных гуру, принялся искать собственные пути, больше полагаясь на свою интуицию. Чаще она не выручала, уводила в тупик, приходилось начинать снова и снова. Проходили месяц за месяцем, по другим проектам его помощники добивались успеха, открывали новые способности, а у него самого дело практически стояло на месте, если не считать отработанную технику вхождения в транс.

Лето 2010 года выдалось исключительно жарким и сухим, после проливных дождей в начале июня южный циклон принес засуху и пекло. Температура поднялась до сорока градусов, даже асфальт плавился в полуденный зной, беды еще добавили лесные пожары и загоревшийся торф. Смог от дыма накрыл весь город, люди задыхались и изнывали под палящим солнцем, обливаясь потом, но даже ночь не приносила им облегчения, не могли заснуть от духоты и всепроникающего дыма. Тем же, кто не отличался крепким здоровьем, приходилось еще труднее, умирали от аномальной жары и удушья, скорая помощь не успевала справляться с вызовами. Как утверждали ученые-метеорологи, такого пекла не было тысячу лет, наверное, многие москвичи запомнили нынешнее лето на всю жизнь. И вся эта напасть длилась больше месяца, пока в середине августа не пришли дожди и принесли долгожданную прохладу, потушили пожары.

Смог в Москве летом 2010 года

Семья Павла в загородном доме перенесла беду немногим легче других, да и смог на западной стороне стоял не столь густым, как в центре и восточной части. От жары спасали круглосуточно работающие кондиционеры во всех жилых комнатах, которыми он озаботился еще в начале лета. И все же от беды не удалось уйти, умер отец — не перенес теплового удара и удушья, обширный инсульт поразил его мозг. Мать со своим атеросклерозом едва не последовала за ним, врачи все же сумели ее спасти, после еще месяц проходила реабилитацию в санатории. Когда пришло время возвращаться в город, долго не соглашалась переехать к сыну, потом все же поняла, что одна не справится с домашним хозяйством, да и за ней самой нужен уход. В первое время после переезда не вмешивалась в семейные дела, больше сидела у себя в комнате или во дворе на лавочке. После, немного окрепнув, старалась выполнять посильные работы по дому, возилась на садовом участке, ухаживала за малышами. Опасения Павла, что мать не уживется с невесткой, не оправдались, во всяком случае, не приставала к Саше со своими замечаниями и советами, как было с первой женой.

Последствия бедственного лета сказались в самых верхах власти, в сентябре президент отправил в отставку одного из наиболее влиятельных лиц страны — мэра столицы Лужкова, почти двадцать лет руководившего городом. Одним из поводом стало бездействие градоначальника в буквальном смысле горячее время, не предпринявшего серьезных мер для облегчения страданий москвичей. Напротив, в самый разгар бедствия тот взял себе отпуск и убыл на отдых в Австрию, вернулся же, когда оно уже закончилось. Конечно, все сведущие люди понимали, что причина в другом — Медведев избавился от своенравного и непокорного его воле государственного чина, к тому же довольно близкого к Путину и пытавшегося рассорить их обвинением в намерении преемника остаться на второй президентский срок. Поставил же на немаловажный пост более лояльного Собянина, прежде возглавлявшего аппарат правительства.

Отношения между двумя высшими руководителями страны в это время складывались не очень ровно, какие-то шаги президента не нравились премьеру и наоборот. Разумеется, трения между собой не показывали прилюдно, но отдельные факты подсказывали о них — с тем же научным центром в Сколково или некоторыми уступками в 'перезагрузке отношений' с США, как случилось в недавнем визите Медведева в Штаты. Самым красноречивым свидетельством стала отставка Лужкова — по сути Путин отдал на растерзание одного из своих верных сторонников, поддерживавшего все эти годы после передачи власти Ельциным. Возможно, посчитал нужным не обострять отношения с преемником и отступить перед его напором ради главной цели — безболезненного возвращения на президентский пост в нужное время. Да и Лужков себя достаточно скомпрометировал коррупцией, особенно в истории с капиталами жены — Елены Батуриной, — и ее недавней сомнительной сделкой с продажей земли через подставную фирму на полмиллиарда долларов.

В самый разгар жары, когда большинство москвичей сидело дома в вынужденных отпусках, Павел продолжал работу, большей частью в своем особняке — нужные материалы и оборудование перевез сюда. Вот так случилось, что его не отвлекали другие служебные заботы и ничто не мешало целиком сосредоточиться на своей теме. Часами напролет занимался исследованиями, ставил эксперименты, иной раз забывая об обеде или ужине, отслеживал на аппаратуре реакцию на управляющие импульсы, менял их параметры и зоны воздействия. Но все оставалось по-прежнему, то неведомое пока состояние астрала не наступало, лишь однажды при очередном эксперименте на сверхвысоких частотах увидел некий проблеск, тут же пропавший. Осталось впечатление, что на мгновение открылось крохотное окно в какую-то пустоту, а потом захлопнулось, попытки повторить этот эффект закончились бесплодно.

Хоть какой-то намек на возможный успех подстегнул энтузиазм Павла, увлек азартом близкой удачи. В какой-то мере он выключился из окружающей жизни — почти не замечал родных, на автомате ел, отвечал на какие-то вопросы, что-то делал, а мысли витали там, в поисках нового мира. Так незаметно для него проходили дни, да и не вел им счет, а когда вновь возникло то окошко и зарегистрировал все сопутствующие параметры, наступила отдача — вдруг накатила всепоглощающая усталость, даже думать не оставалось сил, тем более на эмоции. Буквально отключился в беспробудном сне, спал почти двое суток, напугав жену, после еще долго приходил в себя, восстанавливал как физическую, так и духовную форму. Никогда, даже в молодости, так самозабвенно не отдавался принятой задаче, в какой-то мере сам встревожился — так же можно дойти до невменяемости! С той поры сдерживался в своем порыве, установил себе время для занятий и отдыха, общения с родными, особенно с детьми — наверстывал пропущенные встречи, а то уже стали отчуждаться за эти недели.

Дальше работа с астралом пошла легче и без прежних мучений, практически на техническом уровне — задавал аппаратурой управляющий сигнал с нужными параметрами, подавал его через датчики на определенную область мозга и уже в трансе выходил на видение того самого астрального поля или иначе — ауры. Она охватывала снаружи все тело объекта, переливаясь светом разных оттенков — от светло-голубого до ярко оранжевого, если же приглядеться, то можно было различить и внутреннее строение, тех же органов, сосудов, вплоть до нейронных каналов. Отличалась от прежней биоинтроскопии гораздо большей насыщенностью цветов и деталей, еще, как предполагал Павел, на порядок лучшей информативностью о состоянии и функционировании всего организма.

Следовало только снова нарабатывать картину симптомов и диагностику каких-то клинических отклонений, но эту тему пока отложил в сторону, сейчас же перешел к заявленной еще в самом начале исследований задаче — поиску души и доказательства ее реальности. В том аурном многоцветье тела не находил какого-либо особого очага сущности человека, что бы можно было с уверенностью заявить — вот она, та самая душа! Да и не имел о ней более или менее ясных критериев или признаков — чем же отличается от тех же органов или общего поля организма, ведь каждый из них имел свою картину и выделить из них какую-то душевную составляющую представлялось слишком сомнительным выбором. Тогда и прибегнул к прежним знаниям о цифровой обработке информации, кодировке и фильтрации нужного спектра аурного излучения.

Наложил всю картину поля на информационную матрицу, вычленил отдельные его составляющие каждого органа, соединительных каналов и сосудов. После нашел и отфильтровал характерные для живой тканей амплитудно-частотные характеристики, вот тогда и нашлась та самая эфемерная субстанция чуть ниже сердца, сама не имеющая материальной сущности, но присущая живому организму. Для того, чтобы убедиться в этом допущении, Павлу пришлось последовать примеру доктора Макдугалла — провести наблюдения за умирающими пациентами с регистрацией на аппаратуре в одной из городской больниц. И они подтвердили его предположение — в момент смерти этот сгусток особого поля распадался на частицы, а потом растворялся в пустоте вне тела умершего человека.

Душа в аурном свете

Собственно, для себя Павел цель считал выполненной — душа, если ею считать ту субстанцию, существует, также как и место сосредоточения. Попутно развеял мифы о вечной душе и жизни по ту сторону жизни — с кончиной человека она развеивается в астральном мире, разве что из ее частиц строится новое образование в зарождающемся плоде, чтобы потом пройти свой кругооборот от рождения до смерти. Теперь встала задача доказать всему научному миру это открытие, да и изучить свойства, возможно, способы влияния или развития нужных качеств. Опять пришлось начать с астрального поля — далеко не каждый мог его увидеть даже с помощью приборов, требовались какие-то способности к такому видению и немалый труд в освоении техники транса и оперирования полем.

После долгих раздумий и экспериментов Павел нашел более простой путь посредством моделирования нужного состояния и развертывания на дисплее видеоаппаратуры некоего подобия ауры. Конечно, она выглядела бледным отражением истинной сущности, но позволяла почти любому наблюдателю даже с самыми малыми задатками представлять картину неизвестного прежде поля, а после несложных операций — ту самую душу. Вместе с ассистентами отработал программу исследований по этой схеме, отчасти изучили природу и свойства искомого объекта, даже удалось замерить, правда, не напрямую, а косвенным путем, физические параметры на самых точных приборах. Но повлиять на него внешним воздействием не получилось, не реагировал на все известные возмущающие факторы — от электромагнитных волн до гравитонных полей, — в безопасных для жизни пределах.

Весной 2011 года группа авторов Института мозга выпустил в свет 'антинаучную' бомбу, опубликовав в открытых изданиях, среди них и научно-популярных, несколько статей с громкими заголовками: — Душа человека — новое доказательство; Астрал — невидимый, но реальный мир вокруг нас; Новые горизонты науки и медицины. Наверное, эффект от этих статей в какой-то мере можно было сопоставить с шоком, охватившим в те дни мир после аварии на атомной электростанции Фукусима, разве что не вызвавшим такой паники, как в Японии. Во всяком случае, в течении нескольких недель об этих статьях писали в газетах и журналах, передавали по телевидению и в Интернете, чаще обличали в шарлатанстве, лишь редкие ученые высказывали более осторожные комментарии.

Глава 15

Лето выдалось почти таким же жарким, как в прошлом году, разве что без крупных пожаров. Нередко Павел в выходные дни отправлялся с семьей на расположенное неподалеку озеро, иногда оставался с ночевкой — для такого случая держал в багажнике машины большую палатку и походную утварь. Так произошло и в тот злосчастный августовский вечер — после дневных купанья и рыбалки приготовили уху, поужинали, посидели немного у костра за разговорами, а затем уложили детей спать. Сам Павел с женой остались ночевать в просторном джипе, разложив в нем сиденья, распылили еще репелленты от комаров. Уже заснул и вдруг среди ночи проснулся от неожиданно возникшего чувства тревоги. Полежал с минуту, прислушиваясь, но ничего беспокоящего не заметил — только лишь плеск волн у берега, да стрекотание сверчков. Все же стал, оделся и направился к палатке проверить детей, тогда и обнаружил неладное — старших, Василька и Кристины, не оказалось.

Бросился к берегу — почему-то сразу пришла мысль о том, что они пошли купаться, остыть от жаркой духоты, — в лунном свете увидел на песке одежду детей. Стал приглядываться и заметил в метрах пятидесяти на поверхности воды их смутные очертания, уже было хотел звать к себе, когда услышал захлебывающий крик сына: — Папа, мы тонем ...

Бегом, на ходу скинув куртку и обувь, Павел помчался на помощь, с ходу ворвался в воду и поплыл изо всех сил, но не успел — детей на поверхности уже не было. Не помнил, сколько времени искал, только все безуспешно и лишь когда почувствовал, что больше нет сил и сам может остаться на дне, повернул к берегу и на остатках воли добрался до мелководья. После еще не раз отправлялся найти тела, упорно вырывался из рук жены, просившей одуматься и звать спасателей, пока она не вцепилась в него мертвой хваткой и не отпустила. Застыл в смертной тоске, отчаяние не позволяло хоть о чем-то думать, а потом упал вниз головой на песок и завыл, как раненый волк. Не помнил, что произошло позже, пришел в себя лишь на рассвете, он все еще лежал на берегу, только на постеленной циновке и накрытый шерстяным одеялом. Рядом сидела Саша и дремала, но когда повернулся к ней, она тут же открыла глаза и сказала:

— Паша, надо ехать в поселок и звать людей на помощь...

События того дня остались в памяти Павла как в страшном сне, от которого невозможно проснуться — он что-то делал, куда-то ездил, разговаривал, просил и требовал, но все происходило как бы вне его сознания, душа же хотела лишь одного — чтобы оставили в покое и раствориться в горе. Никак не мог смириться с мыслью — сына с дочерью уже нет и ничего не поделать. Мучило признание своей вины в происшедшем тогда на берегу — ведь мог спасти их, если бы не потерял ту минуту, — и оно резало сердце будто раскаленным железом. А жестокие слова Оли, которой сам сообщил страшную весть после того, как спасатели нашли в озере тела утонувших детей и увезли в морг: — Ты убийца, я проклинаю тебя, будешь мучиться до последних дней! — принял как должную кару для себя.

После похорон Павел замкнулся, не хотел кого-либо видеть, дни и ночи напролет сидел в своем кабинете, выходил лишь при крайней нужде. Что-то сломалось в нем, тот внутренний стержень, который заставлял жить и добиваться чего-то. Приходили мысли покончить с собой и прервать мучения, останавливало понимание — он нужен родным ему людям. И оно помогло со временем как-то встряхнуться, пересилить горе и вернуться к реальной жизни со всеми ее хлопотами, заботой о других. Вышел на службу, исполнял свои обязанности, но прежняя увлеченность ушла, просто заставлял себя через силу продолжать работу. Долго не выдержал, да и не счел нужным дальше терпеть маяту, через месяц подал Медведеву заявление об увольнении. А на слова директора: — Павел, не спеши уходить, возьми отпуск на месяц или больше, пока не переживешь беду, — ответил:

— Святослав Всеволодович, дело не в случившемся несчастье, его как-то можно было бы пережить. Я просто перегорел, то, что прежде влекло, теперь стало в тягость. Мне нужно что-то другое, сам того пока не знаю. Не беспокойтесь за меня, не пропаду, да и семья на мне, найду чем заняться.

Уже в который раз Павел переживал перелом в своей судьбе, но на нее не жаловался, да и на выпавшие ему испытания. Как бы то ни было, жил в ладу со своей совестью, старался ради других и вряд ли кто мог упрекнуть его в бесчестии или корысти. Теперь думал о своем будущем, ведь по сути сам не представлял его, как и то дело, которому мог отдать сердце и душу. Просто так отсиживать часы на нелюбимой работе не собирался, впрочем, бездельничать также, после не очень долгих размышлений устроился психологом в детский дом. Произошло это почти случайно, однажды проезжал по одной из улиц и увидел драку — трое мальчишек лет тринадцати-четырнадцати избивали одного, причем тот уже лежал, а его продолжали бить ногами. Разумеется, Павел вмешался — остановил машину и бросился к дерущимся, за секунды разметал их и наклонился к лежавшему на земле мальчишке. Тот весь скрючился, руками закрыл голову, лицо его было в крови, но не издавал ни стона, ни плача.

Поднял пострадавшего мальчика и отнес в машину, положил на заднее сиденье, после обработал перекисью видимые раны, остановил кровотечение из носа. Больше ушибов на нем не нашел, если не считать еще гематомы на теле, но все же повез в травмпункт, там его осмотрели, просветили на рентген-аппарате, чем-то смазали и перевязали, затем отпустили — мол, травмы неопасные, все заживет само. За прошедшее после драки время Павел разговорил подопечного, тот немного рассказал о себе. Зовут Колей, ему двенадцать лет, сирота, во всяком случае, родителей не знает. С самых малых лет живет в детском доме, учится в школе неподалеку, в этом году перешел в седьмой класс. А те мальчики, что напали на него, из того же детского дома, только на год старше. Коля повздорил с одним из них, а они после уроков напали на него втроем, еще высказался со злостью:

— Ничего, я потом их поймаю, по одному, они еще пожалеют!

Похоже, в том детском заведении драки стали обычным явлением, каждый воспитанник отстаивает себя как может. Павлу прежде не доводилось тесно общаться с детдомовскими ребятишками, теперь ужаснулся — как могут взрослые люди допустить такие отношения между детьми, ведь они, по сути, выживают словно в диком мире! После того, как отвез Колю в его дом, встретился с директором и замом по воспитательной работе. На вопрос Павла: — Почему ваши дети так жестоко избивают друг друга, неужели нельзя воспитать их иначе? — дали ответ:

— У них свои порядки, а воспитатели просто не справляются с ними. Даже младшие не слушаются, глядя на старших, а от тех, кроме мата, ничего хорошего не услышишь. Могут руку поднять на персонал и ничего с ними не поделаешь — недавно вот такие же дети группой напали на воспитательницу и избили ее, пришлось скорую вызывать.

Та встреча на улице с детдомовцами и разговор с руководством не просто отложились в памяти Павла, а вошли в больную душу, не зажившую после гибели сына и дочери — ведь не должны же дети настолько озлобиться, что готовы покалечить, даже убить окружающих! Через день вернулся в тот детдом со своими дипломами и трудовой книжкой, попросился на работу:

— Есть педагогический стаж учителя математики, пусть и не очень большой, к тому же психолог по второму образованию. Готов исполнять любые обязанности и работать с детьми, можно с самыми проблемными — постараюсь с ними справиться.

Наверное, директор — Никита Васильевич, — расцеловал бы сподвижника на мученическое дело, будь с ним наедине, но в присутствии какой-то дамы, разбиравшей в углу кабинета папки с документами, постеснялся, лишь высказался с заметной в голосе радостью:

— Хорошо, Павел Николаевич, обязательно найдем для вас что-нибудь подходящее. Нам люди нужны, не хватает кадров — работа ведь неблагодарная и зарплата небольшая, — а мужчин тем более! Сейчас вызову Галину Петровну — вы в прошлый раз видели ее, — вместе обсудим, куда вас определить.

Вот так и приняли Павла на свободную вакансию психолога, а по совместительству вне штата дежурным воспитателем со старшими детьми — подменять кого-то или в экстренных случаях приходить на помощь. Тут, наверное, сказалась крупная фигура нового сотрудника — с таким не забалуешь, не то что со слабыми женщинами! К работе приступил в тот же день, сам директор провел его по зданию и познакомил с персоналом, в основном женским — мужчин оказалось всего четверо, кроме них самих еще водитель и дворник, — открыл кабинет психолога и передал документацию со словами:

— Осваивайтесь, Павел Николаевич, будут вопросы — обращайтесь без стеснения...

Уже на следующий день воспитатели стали приводить к Павлу своих проблемных подопечных — кто-то затеял драку или натворил безобразие в школе, ударился в бега, пока не вернули под конвоем, с другими провинностями, справиться с которыми самим не удалось. Работал с ними привычным образом, также как в институте с подопытным контингентом, разве что более ласковым тоном. Говорил о чем-то, налаживая зрительный контакт, после исподволь внушал доверие, а уже потом давал установку вести себя хорошо, ни с кем не ругаться и не драться, слушаться воспитателя. В первый раз такая работа заняла полчаса, да и 'клиент' попался ершистый, не раз выпадал из-под контроля, так что устал будто после сложного эксперимента. Дальше уже пошло легче, как-то настроился к самым разным строптивцам, хотя и попадались особо трудные подростки.

Результат же выходил вроде неплохой, только недолгий, через три-четыре часа приходилось повторять такие сеансы, но даже притом те же воспитатели не могли нарадоваться — хотя бы на это время могли спокойно заниматься с другими детьми, пока неслухи и драчуны вели себя тише воды. Павел понемногу стал экспериментировать, менять силу эмоционального давления и его продолжительность, в конце концов приноровился к самым беспокойным воспитанникам — усмирял их на день или даже больше. Несколько раз пришлось срочно идти на помощь в группы и подавлять агрессию сразу у нескольких ребятишек не направленной волной, как обычно, а расходящейся по конусу с соответственно большим расходом своей пси-энергии. Примерно через месяц ситуация в детдоме поменялась неузнаваемо — драки стали исключительным явлением, да и ссоры между детьми случались гораздо реже.

Такая идиллия не устраивала самого Павла — ведь стоило ему убрать свое вмешательства хотя бы на несколько дней, как все возвращалось к прежнему. Так случилось, когда в соседнем детском доме случилось ЧП с групповой дракой и поножовщиной, вот его руководство, прослышавшее о чудотворце, позвало на помощь. Почти неделю провел там, снимая разбушевавшуюся стихию эмоций, вымотал свои душевные силы досуха и уже хотел было взять небольшой перерыв для восстановления. Но стоило ему заявиться в родные стены, чтобы договориться об отпуске, как директор огорошил:

— Выручай, Павел (между собой ровесники, к этому времени перешли в общении на ты), опять начались драки, а вчера Иванов из старшей группы ударил Людмилу Сергеевну в лицо, разбил ей губу!

Тогда он выручил, но задумался над тем, что нужно искать другое решение с детской агрессивностью. Конечно, к этому времени ученые-медики и биологи что-то нашли для борьбы с этим явлением, какой-то нужный организму фермент, но работы с ним еще велись, а до практического применения было ой как далеко. Да и сам по себе он не гарантировал успех, обязательным условием ставилось правильное воспитание, с чем в детских домах обстояло не очень ладно. Следовало исправлять нечто другое, если не на генном уровне, то хотя бы на личностном, вот тогда Павлу пришла мысль продолжить начатые в институте работы с настройкой души. В ту пору ему не удалось, но сейчас, после многих сеансов на детских организмах, более гибких, чем у взрослых, возникло убеждение, что должно получиться.

С директорами детдома и института сговорился без каких-либо сложностей, никто из них не возразил против предложенных Павлом экспериментов на детях. Медведев же расчувствовался при встрече, принял буквально с распростертыми объятиями будто родного человека. После, когда обсудили предстоящие работы, выговорил нечто сокровенное, судя по смущению и какой-то растерянности на его лице:

— Знаешь, Павел, без тебя стало как-то серо, я уже привык к твоим чудачествам, если так можно назвать те немыслимые проекты, что ты вносил. Даже мама, царство ей небесное, уж с кем только ни встречалась в своей жизни, но призналась мне накануне отъезда на операцию — наверное, предчувствовала, что не перенесет, вот на прощании и высказала самое важное, — ты не от мира сего, послан нам Богом и все твои начинания имеют божье благословение. Я тогда еще подумал — мама бредит, теперь же понимаю — есть в ее последних словах немалая доля истины. Ведь никто из тех, кого знаю, даже близко не подошел к тому, что сделано тобой. С той же душой — до последнего момента не верил, что у тебя получится. Но вот сейчас нет сомнения и уверен — ты добьешься своего.

Павел прежде не делился с Медведевым правдой о своем появлении в этом мире, сейчас же посчитал верным признаться даже из благодарности к этому великодушному человеку, принявшему его в своем сердце:

— Ваша мама права, Святослав Всеволодович, я действительно не тот, кем меня считают. Нет-нет, не подумайте, что какой-нибудь засланный агент, просто мое сознание — или его матрица, — неведомым образом перенеслось из моего прежнего времени в это, в котором сейчас нахожусь. О душе не идет речь — сам же убедился, что она распадается и ее уже не может быть, — но ведь я здесь, прожил почти двадцать лет за другого человека, хотя и помню о себе самом в прошлой судьбе. Наверное, в том чья-то воля — Бога или кого-то еще, — не знаю, что со мной будет завтра, но пока мыслю и живу — делаю все возможное в моих силах.

После того разговора их отношения стали по-особенному близкими, если не как между отцом и сыном, то все равно родными людьми. Хотя Павел так и не вернулся в институт, но заезжал туда часто, не только по служебным делам. А с перестройкой детских душ вышло не так скоро, как он рассчитывал, как ни казалась та материя или субстанция податливой, но все же выдалась слишком крепким орешком. Шли месяцы и годы бесплодных испытаний, дети вырастали и сменялись, а дело не сдвинулось ни на йоту. Павел все также продолжал трудиться психологом, помогал с трудными подростками не только в своем заведении, но и других, его уже знали во многих детских домах и интернатах Москвы и Подмосковья. Казалось, одно только появление приносило спокойствие даже в самом шумной ораве, от его крупной фигуры веяло добротой и какой-то надежностью.

Дети это чувствовали и тянулись к нему, от малышей, едва вставших на ноги, до подростков и юношей старших групп. Именно в такие минуты к Павлу приходило понимание — ради тепла к этим обиженным судьбой юным созданиям стоило жить, пусть он не заменит им родных, но хоть как-то поможет им выжить, не озлобиться на окружающий мир, а влиться в него полезными людьми. Нередко на выходные забирал к себе самых обиженных малышей, давал им возможность почувствовать домашний уют и заботу. В первое время родные дети и Саша как-то опасались детдомовских воспитанников, боялись встретить от них каких-то выходок и неприятностей, потом привыкли, поняли, что им нужны ласка и внимание. Позже старшие дочери — Таня и Наташа, — сами приезжали к отцу на работу, привозили небольшие подарки крохам и игрались с ними.

Тем временем в стране происходили события, вызвавшие неоднозначную реакцию, особенно в столице — вначале выборы в Госдуму, а в марте 2012 года президента. Большая часть народа восприняла само собой разумеющимся победу правящей партии 'Единая Россия' и Путина, но и тех, кто остался недовольным, набралось слишком много. Прошла волна многотысячных митингов и маршей с лозунгом 'За честные выборы', а сразу после избрания Путина объявлением его нелегитимным и требованием отставки. Особенно значимым по накалу страстей стал оппозиционный 'Марш миллионов' на Болотной площади с прямыми столкновениями между ОМОН и демонстрантами. Шли слухи о многочисленных жертвах с обеих сторон, официальные власти их отвергали, но предприняли расследование по так называемому 'Болотному делу' о массовых беспорядках, привлекли к уголовной ответственности их организаторов — Удальцова, Навального, Немцова, — и самых активных участников.

Беспорядки на Болотной площади

В те майские дни, воспользовавшись беспорядками, на улицы города вылезла всякая ультрарадикальная нечисть — неофашисты и неокоммунисты, нацисты-скинхеды, анархисты, футбольные фанаты, боевики запрещенной национал-большевистской партии. Нападали на сотрудников полиции (так с прошлого года стали называть милицию), устраивали групповые драки, занимались грабежами, могли напасть и избить любого, кто им не приглянулся, особенно лиц неславянской внешности. Для жителей и гостей столицы стало небезопасным выходить из дома, даже в соседний магазин, так что на несколько дней жизнь в городе замерла, пока службы правопорядка и подразделения внутренних войск не провели в буквальном смысле зачистку улиц и площадей.

Именно тогда Павлу довелось встретиться с бандой бритоголовых молодчиков, кто-то из них бросил камень в лобовое стекло его машины, когда он проезжал мимо. Конечно, благоразумнее было бы скорее проехать дальше, как другие водители, под улюлюкивание пьяных скинхедов, но Павел не выдержал подобного беспредела, остановил и вышел из машины навстречу шайке из двух десятков нелюдей. Наверное, те в первый момент оторопели, не ожидали от него такой смелости — или глупости, — даже замолкли на некоторое время. После, с криком: — Держите лоха, надо обшмонать его! — стоявший ближе бритоголовый с палкой в руке бросился к будущей жертве, остальные за ним.

Павел уже привычным образом — как обычно поступал с группой возбужденных подростков, только не дозируя пси-волну, а в полную силу — выбросил импульс сверхнизкой частоты, генерирующий чувство страха, следом другой, уже высокочастотный. Такая комбинация должна была вызвать панику, желание забиться куда-то подальше от источника пси-воздействия. Так, собственно, и случилось, только в более выраженной форме — где-то треть молодчиков, бежавших впереди, на всем ходу вдруг упала и стала кататься по асфальту, издавая крики боли, как будто их внутри что-то разрывало. Еще несколько просто встали, зажимая уши, лишь малая часть сумела развернуться и убежать сломя голову. Столь сногсшибательный эффект случился у Павла впервые, даже сам напугался — не натворил ли он что-то страшного с этими подонками? Подошел ближе к одному из лежавших — тот уже не верещал, как резаный поросенок, лишь тихо стонал, по-видимому, приходил в себя. Такая же картина наблюдалась с другими подельниками, через минуту, пошатываясь, встали и поплелись куда-то, не оглядываясь на объект своего нападения, будто забыв о нем.

Эпизод со скинхедами в какой-то мере стал поворотной вехой в судьбе Павла, осознание того факта, что стал опасен для окружающих, потрясло саму душу — пусть даже ради благой цели, но он же не судья и не палач, чтобы ставить под угрозу чью-то жизнь! За многие годы занятий пси-техникой достиг совершенства, а энергетика возросла многократно и вот теперь так сложилось, по сути, он сам стал орудием своей воли, получил возможность карать кого-угодно по своей прихоти. Это открытие вовсе не обрадовало Павла, раскрыло ему глаза на правду, которую прежде не замечал — люди все больше стали бояться его, невольно сторонились, чувствуя его непонятную силу. Разве что малые дети тянулись к нему всем сердцем, им его доброта перевешивала страхи. Только ради них продолжал исследования душевных таинств, дав себе зарок больше ни на что другое не применять пси-воздействия, даже прослушивать чьи-то эмоции, тем более влиять на них!

Успех пришел лишь через два года, после многих экспериментов с детьми разного возраста и именно с малютками произошел прорыв — удалось провести ювелирно тонкую настройку души младенца. Результат сказался на поведении ребенка — прежде беспокойный, часто плачущий, он стал заметно смирнее, лишь кряхтел, когда что-то его не устраивало. Вскоре удались опыты с малышами постарше, подростки же поддавались очень трудно и то не всегда гарантированно. Но даже такое достижение Павел посчитал самой значимой победой в своей жизни, пусть и признанной далеко не всеми в научном мире и социальной педагогике. Написал ряд статей с подробной методикой, можно сказать, инструкцией к пси-операциям над детскими душами, поделился своими наблюдениями о реакции и эффекте корректирующих упражнений. Но ни словом, ни буквой не упоминал о силовом давлении, к которому сам когда-то прибегнул, ни под каким условием не желал раскрывать слишком опасный опыт.

В марте 2018 года вскоре после повторного избрания Путина президентом, прошедшим гораздо спокойнее, чем шесть лет назад, Павел встретил себя самого из прошлой жизни, вернее, Виктора в уже нынешней. Случилось в небольшом и уютном ресторане на одной из тихих улиц в Крылатском, приехал сюда субботним вечером с женой. Их встретил у входа услужливый администратор и провел к столику на двоих, заказанному заранее, позвал еще девушку-официанта. Время проходило в приятной неге под негромкую музыку, выходили на площадку танцевать и вот здесь увидел возмужавшего Виктора, ведущего в медленном танце какую-то девушку, когда же она повернулась профилем, то тут же узнал Лиду — свою жену из той жизни. Как-то само вспомнилось, как они после свадьбы отправились в столицу — прежде им не доводилось бывать в ней, вот и устроили себе двухнедельное путешествие.

После той давней встречи в маленьком сибирском городке Павел почти не вспоминал о своем двойнике в нынешней жизни, сейчас же что-то зацепило в сердце, будто это он со своей юной женой. Старался не думать о них, а глаза и мысли возвращались к молодоженам, невольно следил за ними. По-видимому, таким вниманием выдал себя, после того, как вернулся с Сашей за столик, она спросила:

— Паша, ты как-то странно смотрел на молодую пару, они тебе знакомы?

Ответил первое, что показалось удобным объяснением:

— Наверняка не уверен, но очень похожи на давних знакомых, мы когда-то вместе учились в университете. Не видел уже много лет, возможно, это их дети, сейчас вот навеяло воспоминаниями из своей юности.

Саша вздохнула сочувственно и проговорила:

— Да, время летит незаметно, вроде совсем недавно сами были такими молодыми, а теперь нам за сорок!

А потом сказала, кивнув головой в сторону той пары:

— Если хочешь, то спроси у них, может быть, их родители действительно твои сокурсники.

Павел подумал недолго и согласился:

— Хорошо, Саша, наверное, сильно их не побеспокою.

Встал из-за стола и прошел через зал к молодым, когда же они отвлеклись от разговора между собой и посмотрели на него недоуменно, задал им вопрос:

— Вы Виктор и Лидия Костровы?

Пара переглянулась между собой, после молодой муж переспросил удивленно:

— Да, это мы. Откуда вы нас знаете?

— Меня зовут Павлом Николаевичем, вот моя визитка. Есть к вам очень важный разговор, он касается вас самих. Думаю, нам нужно встретиться, позвоните, как надумаете.

Встретились для разговора через два дня в кафе на Чистых прудах, молодые пришли оба, держась за руки. Без слов было понятно их любопытство в ожидании чего-то необычного от встречи с солидным мужчиной, что-то знавшим о них. Павел недолго испытывал терпение юной пары, после того, как им принесли чашки кофе, отпил глоточек и приступил к рассказу:

— Прежде, чем перейти к той теме, прямо относящейся к вам, немного поведаю о своей работе. По последней профессии я психолог, занимаюсь исследованием аномальных явлений. Наверное, вам довелось слышать или читать об открытии пси-энергетики, доказательстве необычных свойств человеческой психики. В какой-то мере причастен к тем трудам, могу в двух словах сказать — мы только начали познание нашего внутреннего мира, но даже то малое, что нам открылось, представляет настоящее чудо. Пожалуйста, не считайте бредом то, что я вам сейчас расскажу, потом обдумаете и решите, как вам поступать.

Сделал паузу, дал время молодым людям осознать сказанное им, после продолжил:

— Мы с вами прежде не встречались, хотя когда-то мне довелось работать в вашем городке, Виктор — я тогда преподавал математику в школе. Скажу о вроде невозможном, но мне известны некоторые факты из вашей жизни как в прошлом, так и будущем, правда, только на предстоящие два года. Вы сейчас живете в доме матери, через полтора года у вас будет своя квартира в строящемся микрорайоне — получите ее по программе кредитования для молодых семей. Так что когда вернетесь, сразу встаньте на очередь и копите деньги на первый взнос. Тогда же в вашей семье зародится ребенок, девочка, думаю, с ней все будет в порядке. Теперь о вас, Виктор, вы недавно устроились на работу в крупную компанию, начали успешно, начальство уже заметило ваше усердие и профессионализм. Назначило ведущим специалистом, следующей осенью выдвинут начальником отдела, с коллегами также сложатся хорошие отношения. Ровно через два года может произойти событие — какое, поймете сами, — но вам надо проявить особую осторожность. Пожалуйста, прислушайтесь к моему совету, когда придет то время, это нужно для всей вашей семьи.

Конечно, предсказания Павла молодая пара приняла с заметным недоверием, но последние слова их встревожили, особенно юную жену — принялась расспрашивать подробности в том, что именно ожидает мужа. Постарался успокоить молодоженов, не раскрывая детали — мол, все у вас будет хорошо, только не забудьте о моих словах. Сам еще для большей надежности внес в подсознание Виктора закладку о той ситуации на повороте дороги, после попрощался и ушел. Отчетливо понимал, что вмешался во временную последовательность, напрямую связанную с ним — ведь если с молодым человеком не будет того несчастного случая, то какое последствие ожидает его самого?! Но не смог удержаться от желания помочь этой паре, да и совесть не позволила, пусть даже с риском для собственного существования в этом мире. Правда, подозревал, что такое невозможно, чья-то разумная воля перенесла его сознание не только во времени, но и в другой — параллельный, — мир и не допустила бы пресловутый хронопарадокс.

Вместо эпилога

Виктор спешил — надо было вернуться домой из этой поездки засветло, чтобы напрасно не беспокоить жену. Хотя и позвонил ей перед выездом, что может задержаться, но вряд ли успокоил — в последнее время Лида как-то особенно переживала, могла даже среди рабочего дня позвонить и спросить — все ли у него в порядке? Впереди показался знакомый поворот, дальше уже дорога шла прямо до самого городка. Снизил немного скорость, чтобы спокойно вписаться в него и уже привычно перекинул ногу с педали тормоза на газ, как вдруг промелькнула мысль — там может быть гололед, — вновь стал тормозить. Подъехал медленно, почти шагом, лишь сейчас заметил в начале поворота подтаявший, но все еще закрывающий асфальт участок льда, а потом выехавшую навстречу колонну грузовиков. И тут вдруг представил, чтобы произошло бы, если он не снизил скорость до минимума, от невольно нарисовавшейся в воображении картины стало почти до ужаса страшно.

Немного отъехал от опасного участка и встал на обочине, после несколько минут приводил свои чувства в порядок. И только сейчас вспомнил ту встречу два года назад с москвичом-психологом, его странные пророчества. Первое время они Лидой часто говорили о нем — она как-то сразу поверила этому чудаку, а Виктор посмеивался над ней и тем ясновидцем, стоял на своем, что такого не может быть, как бы жена не пыталась убедить его. Правда, позже немного засомневался, когда им действительно дали квартиру, а вскоре Лида забеременела — почти сразу, как они захотели малыша, — по срокам же совпало с теми предсказаниями. А теперь ушли последние сомнения, мысленно, идущими от сердца словами, поблагодарил благодетеля из далекой Москвы, спасшего от неминуемой гибели. После, уже дома, не стал рассказывать жене о случае на дороге, лишь проговорил задумчиво, обнимая ее:

— Знаешь, Лида, ты у меня умница и я теперь знаю наверняка — у нас все будет хорошо!

Конец