| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
За содержательным разговором не заметила, как вышли на террасу. Мраморные ложа укрылись тёплыми покрывалами. Потому что рассветное солнце их ещё не прогрело. Собираюсь плюхнуться к Гуру на колени, и останавливаюсь растерянно. Мессингу это не понравится. Вот блин! Гуру тоже растерян. Мы всегда дома ели таким образом. Точнее я ела. Сидя у Гуру на коленях. Иногда даже с ложечки... И как быть? Пожимаю плечами, усаживаюсь на ложе, закутываюсь в покрывало, и начинаю лопать. Овсянку на воде, но с яблоками и орехами и мёдом и изюмом с цукатами. Муррр... При Мессинге такого не готовили. Хотя, мы вставали почти к обеду уже... Гуру усаживается рядом, разрезает на ломтики хурму, и скармливает мне. Три штуки. А чай с корицей пока настаивается... Муррр...
— Ты завтракал? Я подремлю, пока ты поешь.
Ага, заботливая я! Сама налопалась до осовелости, и вспомнила, что мой мужчина встал до рассвета, чтобы быть здесь, не оставляя меня одну, когда уйдёт Мессинг. Да и то, вспомнила потому, что мне захотелось подремать...
Гуру усмехнулся чему-то своему, протянул ко мне руки, замер...
— Я не подумал, что будет так сложно. Всё время вынужден себя одёргивать. Подремли, киса моя. Я буду смотреть на тебя... А есть в доме Мары я не могу. Настолько нарушать традиции, — не принято.
— Это мой дом. Точнее, моё поместье. Вот!
Говорю сонным голосом, сворачиваясь в клубочек под тёплым покрывалом. Маул, вспрыгнув на ложе, сворачивается рядом со мной, и тихо урчит. Сплошное умиление.
Гуру сидит рядом, расслабившись, и окутывая нас с маулом своей аурой.
Весь день мы с Гуру и маулом гуляли, осваивая поместье. Я не знаю, умеет ли так Гуру, но Мессинг — просто монстр ландшафтного дизайна. Смешать в одном флаконе, то есть на одном участке земли несколько климатических поясов, это уметь надо. Внезапно я поняла, что Мессинг очень одинок... Рабынь он за людей не считает, они для него на уровне животных, я, скорее всего, — тоже. Вот он и общается только со своими... С высокой кровью Бездны, то есть. А если учесть, что воспитывали его в традициях другого дома, изначально враждебного, то и со своими общаться он не может...
Вечером мы с Гуру сидели на террасе, вдыхая запах сирени. Недавно прошла гроза, и гроздья отяжелели, напитавшись влагой. Мокрая сирень пахнет иначе... Внезапно Гуру поднялся, и попрощавшись со мной коротким кивком, исчез, сказав "до завтра, киса моя". А мне на плечи легли руки Мессинга.
Поцелуй сзади в шею, потом запрокинув мою голову впился в губы, как будто провёл год без женщин, потом, схватив меня в охапку, утащил в мокрые кусты. Чёрный плащ лёг на землю... И опять моя душа летала с ангелами, а с цветов летели капли. За шиворот Мессингу, закрывающему меня от них своим телом. Плащ, как ни странно, не промок, и остался тёплым и мягким, хоть и был брошен на мокрую траву. Романтика, однако! Почти по Есенину: "...утащу я пьяную до утра в кусты..." Почти, — в том смысле, что я трезвая. А вот Мессинг? С чего это его в кустики потянуло?
— Сладкая... Соскучился. Весь день думал, как ты...
— Ревновал? К Лаки?
— Ну не к маулу же мне тебя ревновать.
— Мин херц... Я уже предлагала, и ещё раз повторю: если ты недоволен тем, что Лаки проводит день со мной, я попрошу его не приходить больше.
— Пока мы не разберёмся с покушением, ты будешь проводить дни рядом с Лаки. Я предпочитаю сходить с ума от ревности, чем от безысходности, утратив тебя. В моей жизни было достаточно потерь. Начиная с моей матери, и заканчивая семьёй Лаки.
— В гибели семьи Лаки винить себя неразумно. Если бы не ваши обычаи, клан Лаки был бы уничтожен полностью. А о твоей матери я ничего не слышала. Я думала, она ушла вслед за твоим отцом.
— Она умерла из-за меня. Наши роженицы часто нападают на новорождённых. Я перешёл в боевую ипостась и выжил. А мать осталась в Бездне. Питать источник миров.
— Ты не можешь знать это точно, Мара.
— Ошибаешься, сладкая. Я спрашивал Мать Бездну. Я знаю, что не виноват, если тебя волнует моё душевное здоровье. Но факт остаётся фактом: мать умерла из за меня.
— И никто ей не помог? Почему твой отец так отнёсся к матери своего сына?
— В Бездне исцелением не занимаются, сладкая. Бездна сама исцеляет, если считает нужным. Проверено на себе. Поэтому мой отец и оставил свою женщину в Бездне...
Непроизвольно поёжилась. Получается, что я могу рассчитывать только на себя. Если что-то пойдёт не так, меня оставят на волю случая... то есть Бездны. Надо заниматься йогой, осваиваться с новыми обликами, и вообще...
— Сладкая, тебе ничего не грозит. Я не оставлю тебя ни Бездне, ни Лаки, никому.
Лихорадочный шёпот возлюбленного Повелителя мне в шею... Переносимся в... охотничий домик, вероятно. Во всяком случае головы монстров на стенах, шкуры на скамьях и у камина... Очередная партия нагих рабынь стоит на коленях... А на стёклах, — иней. То есть мы из под мокрого куста сирени переместились в зиму. Камин горит, наполняя комнату животворным теплом. Сейчас бы ещё и баню вытопить. Муррр...
— Хммм? Баню? Только если вдвоём!
— Муррр...
Ловлю краем глаза радужный блик, и маул, радостно урча, теребит лежащую на полу шкуру огромного... волка? Во всяком случае кого-то похожего. Полярные волки могут весить сто килограмм, так что, может это и был волк...
Пока рабыни бесшумно перемещаются, занимаясь баней, мы улеглись возле камина. Содрала с Мессинга мокрую рубашку, бросила её в угол. Маул кинулся на неё и вдруг зашипел, выгнув спину. Странно. На Мессинга маул не отреагировал, а на его рубашку... Смотрю вопросительно на возлюбленного Повелителя, сузившимися глазами разглядывающего пятящегося маула. Движение пальцев, и в дверях появляется одна из рабынь. Жест в сторону комка мокрого шёлка. Рабыня на цыпочках семенит в сторону рубашки, а я в облике тигрицы кидаюсь на неё, сбивая с ног. Хватаю маула за шкирку и прыгаю к Мессингу, беззвучно крича: "не надо магии, уходим, скорее!"
Что на меня нашло? Не знаю. Но возлюбленный Повелитель парой жестов изгнав рабынь из домика, выходит вместе со мной, принявшей человеческий облик. Быстро, но без спешки. А на улице хооолоддднооо... А Мессинг полуголый, и я — в лёгкой одежде. А магией пользоваться нельзя. Вот нельзя и всё. А что можно? Позвать на помощь? Как? И кого позвать? Тающий туман!
Посылаю мысленный зов. И Мессинг присоединяется. Обнимает меня, подняв на руки, прижимая к себе. А мне страшно, что он замёрзнет. Капли в его волосах превратились в лёд. Это какой же мороз на улице? Девчонки-рабыни скорчившись застывают. Голые, босые, и в железных ошейниках. Надо их погонять, пока ещё живы. Смотрю на Мессинга. Он кивает им, разрешая бегать и прыгать. А вот сам Мессинг... Надо что-то придумать. Надо стать большой и тёплой. Как белая медведица. Перетекаю в новую форму. Гррраааууу... Не съесть бы возлюбленного Повелителя. Может ограничиться парой рабынь? Девчонки худенькие какие-то... Рыкнула в их сторону, заставляя бегать быстрее. Улеглась на снег, на спину, протянула лапы к Мессингу. Нндаа, такой миссионерской позы мы ещё не пробовали. Мессинг фыркает, уловив мои мысли, но укладывается на меня, позволяя обнять его лапами. Он не может сменить облик без магии Бездны. Обнимаю осторожно, потому что сила в лапах дурная. Растираю его лапами без перерыва. Стараюсь не зацепить когтями. Когти у меня... мама не горюй! Маул цепляется своими коготками, протискиваясь под Мессинга. Хитрый зверёныш. Лежим, ждём. Рабыни ещё прыгают, но уже на последнем издыхании.
Ветер свистит. Только ветра ещё и не хватало для полного счастья! Ах! Это не ветер, — это крылья н'гессов. Надеюсь за время полёта Мессинг не замёрзнет.
— Никто не замёрзнет, всадница. Мы защитим.
Девчонок приходится привязывать к спинам по две на н'гесса. Тающий туман и н'гесс Мессинга рабынь нести не собираются. Не царское это дело. Мессинг подсаживает меня на спину Тающего тумана, вскакивает на своего скакуна (или летуна?), и мы взлетаем. С места, без разбега. На спине н'гесса тепло, и даже ноги не мёрзнут. Как такое может быть?
— У нас своя магия, всадница. Я же сказал, что никто не замёрзнет.
Смотрю вниз на избушку, величиной со спичечный коробок. Что вызвало у меня приступ паранойи? И почему Мессинг пошёл у меня на поводу? Чтобы не нервировать беременную женщину? Или где? А из маленьких окошек вырвались лучи света, делая избушку похожей на космический корабль из фантастических фильмов. Свет пронизал всё подворье, и лес, растущий вокруг. Деревья начали просвечивать, как стеклянные. Н'гессы поднялись ещё выше. Правильно, а то я почему-то вспомнила слово "аннигиляция". И вот: как в замедленной съёмке, строения и деревья как будто растворяются, оставляя вместо себя сгустки смолы. Во всяком случае, чёрное комковатое пятно отливает смоляным блеском. Мессинг выдохнул. И от него хлынула волна такой ярости, что я испугалась. Н'гессы полетели быстрее ветра. А может, они магически ускоряются? Но прилетели мы в тундру. В стойбище оленеводов. Ну то есть я так думаю, потому что видела стада пасущихся оленей поблизости. Через пару минут, я уже обряженная в тёплые шкуры, сидела в чуме и пила чай. Без корицы. Мраауу. Мурзик шастает по стойбищу, дразнит собак. Мессинг сидит рядом со мной, время от времени дотрагиваясь до меня, как будто проверяет жива я ещё, или где. Дурдом. Рабыни в меховых штанах, но голые до пояса, режут оленину. Однако есть будем.
— Что это было, мин херц?
— Долго объяснять, сладкая. Если в двух словах — диверсионная магия. Разработка времён предпоследней войны кланов. А кланы не воюют больше ста тысяч лет. Вот такие дела, сладкая. Кому-то очень не хочется, чтобы у Лаки появились дети.
— А я поняла, что кому-то очень хочется избавиться от тебя. И плевать, кто и в каком количестве при этом пострадает. Как эта гадость оказалась на твоей рубашке?
— Ты не понимаешь. Это каталитическое заклинание. Бросают горсть рун, каждая из которых безобидна сама по себе и пройдёт любой магический контроль. Да они сами по себе и магическими не являются! Просто красивый узор. А потом создаётся "комплекс обстоятельств", и, в решающий момент, цепляется "спусковой крючок", запускающий процесс преобразования безобидных деталей орнамента в мощнейшее заклинание уничтожения. Твой маул учуял начавшееся преобразование, что и позволило нам спастись.
Притянул меня к себе, начал целовать моё лицо, снимая губами слёзы. А я и не заметила, что начала плакать. Маул ворвался в чум, прижался ко мне тёплым меховым комочком, заурчал, успокаивая... А я не могу понять, почему? Ладно бы из за детей. Но ведь меня старались убить когда я жила в доме Лаки. Или кто-то так ненавидит Лаки, что пользуется любыми средствами, способными причинить ему боль? Мне страшно. И обидно. Здесь, в Бездне, все привыкли к многоходовым комбинациям. Куда там шахматам! В распоряжении игроков тысячелетия. А я — как только что вылупившийся цыплёнок — жёлтый шарик на тоненьких лапках.
Глава двадцать вторая. Происхождение Тигры, или "А вы не ждали нас, а мы припёрлися..."
— Шшш... сладкая... не надо плакать. Мы их найдём... Всё будет хорошо...
Мара баюкает меня, успокаивая. Потом уложил в меха, закутал, и лёг рядом, обнимая. Я засыпаю, прижавшись к нему. Мурзик тихо урчит, улёгшись между нами. Наверное ему холодно. Он такой маленький.
— Сладкая, попробуй связаться с Лаки. Я не могу пробиться к нему.
Ледяная волна ужаса. А если покушение было масштабным? И Гуру...
Спокойно. Пытаюсь нащупать своего мужчину. И опять, как в прошлый раз, — ничего. Но я уже знаю как надо искать. Начинаю "боронить". Вроде бы что-то есть, но не могу зацепиться... Как страшно!
Руки Мессинга легли на плечи, поддерживают и... оберегают?
— Вы связаны не только Бездной, сладкая. Ты носишь детей Лаки. Обратись к этой связи. Я с тобой, тебе не надо отвлекаться на внешний мир. Зови Лаки, сладкая. Зови отца своих детей.
Зову. Обращаюсь внутрь себя, в тёплую тьму, в которой растут наши дети. Настраиваюсь, и... раскрываюсь, выпуская силу женщины-матери. Силу земли, родящей плоды и злаки. Силу воды — колыбели жизни. И всей этой силой зову своего мужчину. Отца моих детей, без которого их не было бы. Потому что какой бы плодородной ни была земля, в неё сначала должно лечь семя, и только потом можно надеяться на урожай.
Темнота. Холод. Оцепенение. Боль. Вот ограда, которую надо преодолеть мне. Бьюсь в неё всей силой, а холод и боль отталкивают, не пускают меня. Маул плачет, а я кричу. Мысленно кричу в грозу, которой нет в мёртвой пустыне, но которая жива в моей памяти:
— Лаки, впусти меня! Это же я, твоя киса! Пожалуйста, Лаки! Мне холодно!
Бесполезно. Слишком сильна боль. И тараном её не преодолеть. Тогда я становлюсь водой, памятуя о поговорке "вода дырочку найдёт". Но стылая почва не пускает меня, замораживая. И тогда я становлюсь пламенем, танцуя на ледяной равнине, согревая её собой.
Это не тот танец, который я танцевала для Мессинга. Я взываю к изначальным силам. Я не слежу за тем, красивы ли мои движения. Сейчас не это важно. Не для радости глаз танцую я. Если не слышит мужчина мой слов моих, обращённых к нему; танцем скажу я ему: "не смей закрываться, когда зову я тебя".
И стена становится просто завесой, и я раздираю её, открывая вход. Храм. А, может, мавзолей. Нет, всё-таки, храм. Гуру сидит на каменных ступенях, ведущих к жертвеннику, положив локти на колени, и опершись подбородком о сомкнутые руки. Усталый, опустошённый...
Прохожу и сажусь рядом. Точнее, это не я прохожу, я сижу в чуме, на куче мехов, поддерживаемая руками Мессинга. И в то же время, я здесь, рядом с Лаки. И Мессинг идёт за мной, тоже садится на ступени, и берёт меня к себе на колени.
— Теперь вы всегда вместе... Вы, и... и мои дети...
— Лаки, мы живы. Лаки, приди в себя!
— Я был там. Там невозможно выжить. Даже нам.
— Мы ушли раньше. Маул заметил начало преобразования и мы успели вызвать н'гессов. Лаки, очнись! Это заговор. Если мы не справимся с ними, то мы действительно будем всегда вместе. Вшестером: ты, я, сладкая и ваши дети, которым не удастся родиться. Кстати, сладкой вредно волноваться, а ты расстраиваешь её.
Поднял голову, в глазах появился проблеск сознания. И я, стараясь раздуть этот огонёк, отчаянно боясь, что мой мужчина опять загонит себя в Бездну, хватаю его за руки... Пытаюсь схватить... Мы не здесь, точнее: мы здесь виртуально. И моя рука проходит сквозь руку Лаки. И вот теперь я испугалась до дрожи. Сейчас он решит, что мы привидения, вызванные его воображением и горем, и у нас ничего не получится.
— Мара, сделай мне картинку, и мы поговорим. Прямо сейчас.
Возлюбленный Повелитель целует меня в макушку и обрывает связь. Я кутаюсь в шкуры, начиная мёрзнуть от нервной встряски. Но маул урчит под боком, рабыня налила свежего чаю, и скоро здесь будет Лаки. Мессинг рисует... Да-да-да! По настоящему рисует контуры храма. А почему он не может нарисовать Лаки?
— Сейчас нам надо соблюдать особую осторожность, сладкая. Лаки опасаются беспокоить в его горе... Но кто знает...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
