Осень бедствий

— Аннушка, не переживай. Нам ведь все объяснили...

— Папенька, им нельзя верить! Умоляю...

Скрипнула дверь часовни.

Анна обернулась — и с одного взгляда поняла — поздно.

Непоправимо поздно.

* * *

На пороге часовни стояли двое молодых людей. Обоих она знала, к обоим привыкла. Оба давно уже были среди их охраны... назовем вещи своими именами — сторожей. Конвоя...

Этих людей волновала не безопасность императорской семьи.

Их волновало, чтобы никто не сбежал, Анна это отчетливо понимала...

Обычно они были...

Нет.

Сейчас они были другими. Словно в них какая-то пружина сжалась. Словно...

— Пройдемте с нами, жом Петер.

Отец поднял брови.

— Что случилось? Обычно...

— Пройдемте, — повторил еще суше второй, тот, который постарше.

Более молодой, Анна даже знала — его зовут Дима, слышала в разговорах, посмотрел на нее — и отвел глаза.

Словно...

Словно ему было и стыдно, и больно, и сделать он ничего не мог...

Анна прикусила губу так, что ощутила во рту вкус собственной крови.

Неужели?

Неужели — конец!?

— Папенька, я боюсь...

Прильнуть к груди отца.

Она слабая, она хрупкая, она в слезах... и никто не замечает, что из-за пояса отца к ней в руку перекочевал парадный кортик. А там и исчез в складках платья.

Даже отец ничего не сказал. Видимо, растерялся.

А Анну словно какая-то сила вела.

Смерть?

Так хоть не овцой на бойне!

Ей нельзя умирать, нельзя...

Именно ей нельзя, но...

В доме они обнаружили всех родных, собранных в одной комнате. Анна прикусила губу.

Да, похоже...

Вот маман, недовольная — ее оторвали от вышивания. Вот Диди, вот Нини, Мими и Эсси. Растерянные, не верящие в худшее, и...

А вот и новые действующие лица.

Мужчина средних лет, с серым, невыразительным лицом, сидящий в кресле.

Полноватый, волосы острижены под горшок, усы щеточкой... лицо лавочника или аптекаря. Лицо совершенно обычного человека, по которому скользнешь взглядом — и не обратишь внимания.

Если бы не глаза.

Они у него светло-карие, и такие...

Анна не сразу подобрала определение.

Такие глаза бывают у человека, которому все равно — убивать или нет. Он будет копать землю и резать людей с одинаковым выражением лица, он не различает.

Он даже не чудовище...

Бывают монстры, а бывают...

Бездушные.

Страшная сказка, рассказанная на ночь.

Бездушный, да...

— Для чего вы побеспокоили нас, жом...

— Жом Хваткий. Можете называть меня так, — откликнулся мужчина из кресла, не выказывая желания встать даже из вежливости. Маменька кривилась от такого нарушения всех правил, но пока еще молчала. — Я прибыл сюда, жом Воронов, чтобы сообщить вам о принятом Союзом Освобождения решении.

— Решении?

— В отношении вашей судьбы, жом Воронов.

— Слушаю вас?

Голос отца не дрожал.

А вот Анна...

Анна украдкой оглядывалась, но выхода не видела.

Они все в одной комнате, двери заперты, рядом с ними стоят солдаты, вооруженные, и снаружи, наверняка, тоже.

Ах, было бы у нее оружие!

Анна ненавидела охоту, но здесь и сейчас, она бы выстрелила в любого, кто встанет между ней и свободой.

Раньше надо было думать, дуреха!

Не полагаться на отца, на мать, не ждать милости от подонков, а решать самой... неужели вся ее решимость осталась там, в Звенигороде?

Дура, дважды и трижды дура!

Мужчина встал из кресла, медленно прошелся по комнате. И Анна видела — он наслаждается своей властью. Он счастлив... от чего?!

Ответ она знала слишком хорошо. Только признаться себе боялась.

Мужчина достал лист бумаги, вгляделся.

— Союз Освобождения постановил, что жом Воронов и его семья виновны в преступлениях против народа Русины. Волей народа жом Воронов, а также все члены его семьи приговариваются к смертной казни через расстрел.

Петер медленно поднял руку ко рту...

— Но за что!? Мы же все отдали...

Мужчина оскалился.

— Так-таки все?! А кто ответит за тех людей, в смерти которых ты виновен? Кто?!

— Я.... Была война!

— тобой развязанная и тобой проигранная, ты, ничтожество...

Петер словно съеживался на глазах.

— Но... вы не можете! — подала голос Аделина. — Небеса вас покарают!

— Я бы тебя ..., — грубое слово заставило Анну поежиться — и отступить к стене. Потянуть за собой оказавшуюся рядом Нини. Хоть кого закрыть... — Да брезгую, ... и ...!

Аделина побелела, как мел.

— Мразь!

— Детей хотя бы пощадите! — умоляюще произнес Петер. — Это же дети!

— Такие же мрази, как и ты! — рявкнул мужчина. — Хорош, жомы! Кончаем этих!

Анна толкнула Нини к стене, загораживая собой.

Она еще успела увидеть, как вскидывают оружие мужчины, как неправдоподобно медленно летят пули, а потом нечто ударило ее с дикой силой в живот, отбросило на Нини, выбило дыхание и сознание...

И в последнюю свою секунду она думала не о себе.

Единственной ее мыслью было:

Мне нельзя уходить!!! Кровью и плотью, жизнью и смертью, душой и посмертием... я все отдам тому, кто защитит моего сына!

Вне времен и миров

Яна открыла глаза.

Я что — жива?

А как?

Впрочем, долго радоваться неожиданному подарку судьбы, она не собиралась. Перевернулась набок и попробовала встать.

Странно, но у нее ничего не болело. А спина?

Этот подонок ее в спину ударил, она и ползать-то не должна сейчас.

А она?

Яна огляделась вокруг.

— Жеванные мухоморы!

И было отчего ругаться.

Больше всего место, в котором она оказалась, напоминало чертог Снежной Королевы. Так, как представляли его советские мультипликаторы.

Острые грани кристаллов, блестящие ледяные полы, потолки неимоверной высоты, все это блестит, переливается, декорировано какими-то звездами и прочей роскошью...

Яна ощутила себя плевком на роскошном полу и кое-как приподнялась на локтях.

— Не больно. Но ни фига не понятно.

И словно в ответ ей слева послышался стон.

* * *

Анна чувствовала себя замечательно.

Голова не болела.

И ржавый капкан в груди словно бы разжал свои когти... надолго ли?

Она огляделась вокруг.

Где она?

Где ее семья?

Что происходит?

Хм...

Явно происходило нечто странное. Непривычное...

Она находилась в роскошном зале — даже у них во дворце бальный зал был меньше. Но для чего предназначен этот зал, Анна понять не могла.

Он не бальный, не тренировочный, не....

Да он вообще ни для чего не годится со всеми этими сталактитами и сталагмитами! И это не природная пещера, в пещерах не бывает такой резьбы, а вон там, если она не ошибается, колонна украшена...

Бриллиантами?

Да камней такой цены у них в сокровищнице нет!

И это не страз, Анна понимала...

Да что здесь происходит!?

— Жеванные мухоморы!

Анна встрепенулась.

Она здесь не одна?!

Можно у кого-то узнать, что происходит!?

Девушка развернулась в ту сторону, откуда раздавался голос. Попробовала встать и пойти.

Это оказалось несложно.

Шаг, другой...

* * *

Две девушки смотрели друг на друга.

Молчали.

Оценивали.

Яна видела перед собой нечто непонятное. Какая-то странная девица, сейчас в монастырях и то моднее ходят! Длинные волосы уложены в прическу, коса заколота вокруг головы шпильками с какими-то идиотскими пчелками и цветочками, платье вообще неясно из какого века вынырнуло.

Цвет мочи молодого поросенка, Яна в жизни бы такое не нацепила. Длинное, все в рюшечках и оборочках, с глухим воротом, клеш от груди...

Фигня какая-то!

Анна тоже была в недоумении. Чего бы они ни ждала, но...

Разве это — женщина!?

Разве женщины ТАК ходят?!

Перед ней стояла девица непонятного сословия. Коротко остриженные волосы — актриса? Дальше кожаная куртка, как у авиаторов, а потом... штаны!?

Женщина в штанах?

Да за такое проклянут! От церкви отлучат!!!

Ладно еще под юбку брюки надеть, но чтобы открыто!?

И что это у нее на ногах? Какие-то странные ботинки, еще и шнурки разноцветные...

Ничего не ясно...

Анна протянула вперед руку.

— Кто вы, тора? Мое имя Анна, я дочь тора Петера Воронова.

— Еврейка, что ли? — прищурилась Яна. — Я... я тоже, наверное... зови меня Яной. Мать у меня действительно еврейка, но мне, честно говоря, плевать, где она сейчас.

— Что такое еврейка?

На этот раз растерялась Яна.

— Ну... ты же сама сказала — тора?

— Ах, так вы из благородных? — Анна выдохнула с облегчением. Странности начинали находить свои объяснения... наверное.

Объяснения девушек прервал тихий смешок.

— Вы обе — из благородных, хотя одна из вас и не знала об этом.

* * *

Девушки разом обернулись.

К ним подходила женщина.

Высокая, стройная, в длинном сером платье, которое оценила даже Яна. А Анна так и просто замерла в невольном восхищении.

Платье было словно сшито из бриллиантовых нитей и искрилось так, что глазам было больно. Но свою обладательницу оно не затмевало.

Идеально правильные черты лица.

Именно так.

Идеально правильные.

Высокий лоб, точеный нос, идеальной формы овал лица, словно рубинами выложенные губы — красота из тех, на которую хочется смотреть даже не годами — веками. Красота вне времени и моды.

Красота безусловная.

Громадные черные глаза на тонком лице — и при этом совершенно белоснежные платиновые волосы, уложенные в сложную прическу.

Матовая белая кожа без малейшего румянца.

А руки!

Хотите узнать, тор перед вами или жом?

Смотрите на руки, они совершенно разные. И не из-за мозолей и шрамов, тор тоже может работать, а жом пребывать в праздности.

Из-за строения рук.

У женщины были руки настоящей аристократки.

Тонкие, изящные, с длинными пальцами, с идеальной формы ногтями...

Единственное кольцо с черным бриллиантом в форме ромба только подчеркивало их совершенство.

Яна опомнилась первой. Анна все же была более робкой.

— А вы, простите, кто? Сестра милосердия?

Женщина от души расхохоталась. И вот тут вздрогнули обе девушки. Словно за шиворот им по ледышке бросили.

— Я? Забавно. Так меня еще не называли...

— А как вас называли, тора?

Анна решила быть предельно вежливой. Что-то подсказывало ей, что оскорблять местную повелительницу смертельно опасно. А если так...

— Умная девочка. В вашем мире меня называют Хелла. А в мире твоей собеседницы — Хель.

Яна открыла рот.

Анна тоже.

Вот в этот раз у них реакция оказалась одинаковой.

— Не может быть!

Прозвучало так слитно, словно девушки год репетировали. Хелла или Хель рассмеялась снова, заставляя собеседниц поежиться.

— Да неужели? И почему?

— Потому что Хелла изображается, как скелет в драной мантии, и с волчьей головой, — честно ответила Анна. А что?

Ведь так и изображалась...

— Никакого вкуса у живописцев, — продолжала веселиться женщина. — Я не такая....

— Но и не состоящее из двух половин чудовище, — пробормотала Яна. Кое-что из скандинавской мифологии она слышала, и про Хель тоже. — Дочь Локи и Ангрбоды? Богиня смерти?

— Угадала, — кивнула... богиня? — Я действительно богиня смерти.

— А почему мы здесь? — уточнила Анна, начиная подозревать нечто нехорошее.

— Потому что вы — умерли.

Анна открыла рот и икнула.

Яна не икала. Но сказанное ей лучше было не цитировать, если только пьяному сантехнику под настроение.

— А почему я чувствую себя живой?

— Потому что вы в моих чертогах.

Яна потерла нос. Но прежде, чем она решила задать следующий вопрос...

— За что именно нам такая честь?

Соображает, соседка.

* * *

Хель смотрела несколько секунд, серьезно и вдумчиво. А потом махнула рукой.

— Садитесь, девочки.

Из пола принялись расти два кресла. Словно тюльпаны — выпустили ножки, раскрыли лепестки, и Яна осторожно опустилась на одно из них.

Удобно.

В меру мягко, в меру твердо, попу не натрешь, но и не провалишься.

— Спасибо.

— Благодарю вас.

Хель с иронией смотрела на девушек. Даже то, как они сидят...

Анна — вытянувшись в линеечку, спина идеально прямая, подбородок поднят, руки сложены на коленях, поза полна непринужденного изящества.

Яна — откидывается назад, пробуя кресло, потом наклоняется вперед и сосредотачивает все свое внимание на богине. Какое уж там изящество?

Ноги раздвинуты, руки упираются в колени...

Разные девочки.

Очень разные...

И в то же время...

— Вы попали сюда потому, что в вашей родне были мои жрицы.

Два рта приоткрылись совершенно одинаково. Буковкой "О".

Яна опомнилась первой.

— Ну... наверное, возможно. Чисто гипотетически, к нам на Русь кто только не шлялся. Могли и оставить генофонд. А это как-то повлияло? Или повлияет на нашу смерть?

Анна покачала головой.

— Отец никогда ни о чем таком не рассказывал. А мы знаем свою родословную, на протяжении тысячи лет... это было раньше?

Хель снова качнула головой.

— Позже. Намного позже, еще двести лет тому назад. Мать первого царя из династии Вороновых принадлежала к роду моих жриц.

— Ой...

— Она принесла мне в жертву последнего сына прошлой династии, ребенка королевской крови, и я позволила Вороновым занять престол.

— Ой...

Анна закрыла рот ладонью. Ее, кажется, затошнило.

— А у меня кто был? Не скажете? — Яна не удержалась. Любопытно же!

— А у тебя история идет в прошлое еще дальше. Фамилию Романовы — слышала?

— Да их столько было...

— Последний император.

Яна выругалась еще раз.

— Вы — серьезно? Это... вот это, которое страну просрало и до революции довело — мой предок?!

— И самый прямой.

Кажется, богиня наслаждалась происходящим. Девушки ее определенно забавляли.

— Но — как!? У него же жена с гемофилией, мы, по идее, тоже должны... туда?

— Не совсем. Болезнь может передаться девочкам — или не передаться. Точнее, вы можете перенести ее своим детям — или не перенести. Рисковать никто не хотел, конечно же. Порченная кровь. Но одна из дочерей последнего императора все же решилась. Она полюбила, она родила ребенка от любимого человека и отдала его на воспитание. Не хотела, но любимый человек настоял. Он был ей не ровня, он понимал, что император его уничтожит... жениться точно не разрешили бы, а что будет с ребенком? Так что малыша отдали его родной тетке. Та была бездетна, и не стала спорить с братом. Потом началась гражданская война, великая княжна погибла, ее любимый тоже сгинул на фронте, а ее ребенок выжил. Хотя приемная мать и не рассказала ему ни о чем. Так было спокойнее и безопаснее, в первую очередь для малыша. И — да. Он родился полностью здоровым. Мальчик вырос, у него был сын, внук — и наконец, родилась ты, Анна.

Яна фыркнула.

— Терпеть не могу это имя. Дебильное.

— Хорошо. Яна.

Яна медленно кивнула.

— Понятно. Предок у меня, конечно, дрянь. Ну и ладно, мне плевать два раза!