| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Иезуитам также разрешили остаться в Японии, формально по заступничеству Аримы, но на самом деле потому, что Иэясу был убежден, что без них торговля шелком с Макао прекратится. Хасэгава также разделял это мнение и в марте 1610 года сказал уезжающим купцам из Макао, "что им не следует прерывать торговлю, а организовать прибытие хотя бы небольшого судна в этом году и "большого корабля" в следующем, когда все будет хорошо" (19).
Хасэгава оказался истинным пророком. Португальцы либо не смогли, либо не захотели послать корабль, большой или малый, в 1610 году; но в июле следующего года посланник по имени дон Нуньо Сотомайор прибыл на небольшом судне. Он высадился в Сацуме, не зная, какой прием ждет его в Нагасаки, но ему не о чем было беспокоиться. Иэясу к тому времени полностью разочаровался в способности испанцев или голландцев занять место макаоссцев в качестве поставщиков китайского шелка в больших объемах, и он был готов принять "большой корабль" на старых условиях. Сотомайор был радушно встречен в Сидзуоке, где Хонда проявил себя как никогда услужливым, и получил го-сюиндзё, составленный в следующих выражениях:
"Посол прибыл из Гоа, чтобы попросить разрешения на возвращение Черного Корабля. Против этого нет никаких возражений. Правила, в соответствии с которыми будет проводиться торговля, останутся такими же, как и в прошлом, без каких-либо изменений.
Если кто-либо их нарушит, он будет наказан.
Подтвердите получение.
Поздней осенью шестнадцатого года Кёйтэ и в год кабана".
Португальский хронист Антонио Бокарро пишет, что "хотя японцы — очень благородный народ, этот фидалгу вел себя так, что оставил их пораженными его благородством души и тем, как он в иных отношениях представлял португальскую нацию". Сотомайор привез хорошие новости в Макао вместе с пачкой писем от Хонды, Хасегавы и Гото, в которых те призывали сенат возобновить торговлю и обещали оставить прошлое в прошлом. Вину за катастрофу возложили на Пессоа, который отказался сдаться, как приказал Иэясу. Сенат Макао, подтверждая получение этого паспорта с красной печатью, написал (на японско-китайском): "Лучи весеннего солнца пали на иссохший тростник, и широкая дорога прошла через шипы и колючки". Тем не менее, "сюиндзё", выданный Сотомайору, не был сочтен достаточно явным, и португальцы запросили дополнительные гарантии, которые были даны в другом паспорте, выданном по приказу сёгуна Хидэтады в 1612 году капитан-майору Педро Мартиншу Гайо.
"Как и прежде, Черному Кораблю и другим судам людей Намбан разрешена торговля в Нагасаки. Если судно будет повреждено и из-за погодных условий зайдет в любой порт Японии, безопасность судна и груза полностью гарантируется. Девятый месяц семнадцатого года Кёйтэ".
Таким образом, плавания возобновились с прибытия в Нагасаки большого галеона "Сан-Фелипе-и-Сантьяго" в 1612 году. Обмен письмами между вице-королем Гоа и сенатом Макао, с одной стороны, и Иэясу, Хидэтада, Хонда, Хасегава и Гото с другой, по умолчанию признавал, что торговля была возобновлена ??на условиях status quo ante bellum.
Но героизм Пессоа, который быстро забыли его соотечественники, надолго остался в памяти японцев. Некоторые из его соотечественников считали, что он умер "как римлянин, а не христианин", но это грандиозное самоубийство было как раз тем, что пришлось по сердцу самураям. Последний бой "Носса-Сеньора-да-Граса" стал частью фольклора Нагасаки и был записан в нескольких хрониках Кюсю. Память о нем все еще сохранилась, хотя и в несколько искаженном виде, во время нежелательного вторжения британского фрегата "Фаэтон" два столетия спустя; и водолазные работы на затонувшем корабле в 1930-1933 годах возродили ее в последние годы. Один из миссионеров-иезуитов вполне мог написать, что каким бы ни был этический аспект поступка Пессоа, он прославил его по всей Японии: "magnum animi sui nomen tota Japan evulgarunt" (20).
III
История появления голландцев и англичан в Японии, вероятно, знакома каждому, кто изучал историю Японии. Тем не менее, имеет смысл кратко подытожить ее здесь, поскольку присутствие еретиков оказало решающее влияние на ход международных отношений Японии в критический период.
Последние три года шестнадцатого века были отмечены необычайным всплеском морской активности Голландии после возвращения трех из четырех кораблей из разведывательного плавания Хаутмана на Суматру и Яву. В Нидерландах было создано шесть отдельных кампаний для торговли с Востоком, а в 1598 году двадцать два голландских корабля отправились в Ост-Индию. Это произошло через тридцать лет после начала голландского восстания против Испании, и в то время, когда в среднем только четыре или пять каррак ежегодно отплывали из Лиссабона в Гоа. Один из этих голландских кораблей, капитаном которого был Якоб Квекернек, а главным штурманом — Уильям Адамс, в апреле 1600 г., после опасного плавания через Магелланов пролив, достиг Японии скорее благодаря удаче, чем точному расчету.
Через несколько дней после прибытия "Лифде" ("Милосердие") в залив Беппу в Бунго, из Нагасаки прибыл португальский иезуит, чтобы действовать в качестве переводчика, "что было не на пользу нам, поскольку наши смертельные враги были нашими тружениками", как писал Уилл Адамс. Тем не менее, местный даймё хорошо отнесся к потерпевшим кораблекрушение; и Иэясу, когда он услышал об их прибытии, приказал отправить к нему Адамса для беседы. Иезуиты и португальцы, через падре Жоао Родригеса, по-видимому, приложили все усилия, чтобы новоприбывших распяли как пиратов, поскольку они были вдвойне прокляты в их глазах. "Голландцы — только хорошие артиллеристы, и, кроме того, ни на что не годны, за исключением того, чтобы их сжечь как отчаянных еретиков", — писал современный португальский летописец Коэльо Барбуда. Его соотечественники в Японии, несомненно, согласились бы с ним; а поскольку вновь прибывшие представляли потенциальную опасность для чистоты католической доктрины и монополии на торговлю шелком в Макао, ни миссионеры, ни торговцы не жалели усилий, чтобы пресечь угрозу в зародыше.
Токугава Иэясу не был тем человеком, которого можно было подтолкнуть к поспешным действиям. Он провел несколько длинных бесед с Уиллом Адамсом, и его поведение явно произвело на него впечатление. В конце концов, он сказал иезуитам, что "мы еще не причинили ни ему, ни кому бы то ни было из его земель никакого вреда или ущерба; поэтому приговорить нас к смерти — это против разума и справедливости. Если наши страны воюют одна с другой, это не является причиной, по которой он должен был убить нас. Услышав такой ответ, они впали в уныние, что их жестокое притворство подвело их. За что да будет вечная хвала Богу". У еретиков действительно были причины быть благодарными и Богу, и кесарю, ибо иберийцы быстро расправились бы с ними, если бы добились своего. Тем, кто сомневается в этом факте, достаточно лишь вспомнить об узаконенных убийствах захваченных моряков с корабля Оливье ван Норта в Маниле в 1600 году и матросов с эскадры ван Нека в Макао пару лет спустя; не говоря уже о судьбе экипажа корабля-спутника "Лифде" ("Троув"), перебитого португальцами на Тидоре в январе 1601 года (21).
Спасенным из когтей своих собратьев-европейцев, голландцам разрешили поселиться в Японии, а Адамсу был предоставлен статус самурая и небольшое поместье в Хемимуре около Йокосуки. Известия о потерпевших кораблекрушение окольным путем дошли до Голландии в августе 1601 года, когда Оливер ван Норт вернулся в Роттердам после своего кругосветного путешествия. Голландец встретил у берегов Борнео японский корабль с красной печатью, португальский кормчий которого сообщил ему о прибытии его соотечественников в Японию. Прямая связь с внешним миром стала возможной только четыре года спустя, когда Уилл Адамс после напрасной попытки получить разрешение Иэясу покинуть страну, добился его для своего капитана и еще одного голландца по имени Мельхиор ван Сантворт, которые и уплыли на корабле с красной печатью, предоставленном даймё Хирадо, в Патани.
В то время как команда "Лифде" вела жизнь лотофагов (Лотофаги — в древнегреческой мифологии — народ, живший на острове в Северной Африке и питавшийся плодами лотоса. В переносном значении "лотофагами" называют людей, ищущих забвения. — Aspar) в Японии, их соотечественникам удалось наладить торговлю в Ост-Индии на действительно прочной основе. Во многом благодаря усилиям Олденбарневелта (Йохан ван Олденбарневелт (1547-1619) — нидерландский государственный деятель и дипломат, с 1586 г. занимал должность великого пенсионария Голландии. — Aspar) конкурирующие компании, торгующие на Востоке, объединились в 1602 году в получившую правительственную лицензию Ост-Индскую компанию. Захват Амбоины, Тернате и Тидоре тремя годами позже дал голландцам ключи от желанных Островов Пряностей, и они открыли фактории в Бантаме на Яве, в Патани в Малайе, на островах Банда и в других местах. Испанская экспедиция из Манилы в апреле 1606 г. захватила Тернате и Тидоре, "откуда купцы привозят свои пряности"; и Андре Фуртадо де Мендоса с помощью команды японского корабля с красной печатью в том же году отразил нападение голландского адмирала Корнелиса Мателиффа де Йонга на Малакку после пятимесячной осады. Но эти неудачи были в значительной степени компенсированы последующим уничтожением Мателифом половины португальской армады, которая сняла осаду Малакки в августе. Среди погибших в результате октябрьской победы Мателиффа был и Якоб Квакернек, который присоединился к флоту в Патани 19 августа. Он сказал голландцам, что в Японии все еще живут двенадцать уцелевших моряков с "Лифде", и привез с собой паспорт, разрешающий его соотечественникам торговать там. Тем временем Мельхиор ван Сантворт вернулся прямо в Японию из Патани.
После безуспешной атаки на уцелевшую половину португальской армады в Пуло-Бутоне (около Кедаха) в декабре Мателифф проследовал через Бантам к Молуккским островам, где отвоевал у испанцев половину острова Тернате и основал форт Оранже. В июне 1607 года он отплыл к побережью Китая и несколько недель крейсировал у Макао, пока его не прогнал Андре Пессоа, прибывший в августе с шестью или семью парусными судами, которых голландцы в прошлом году не смогли завлечь в ловушку у Пуло-Бутона. Неспособность завершить уничтожение португальской армады дорого обошлась голландцам, как они поняли, когда было слишком поздно. Виктор Спринкель, их фактор в Патани, написал Уиллу Адамсу в феврале 1608 года, что причина задержки отправки кораблей в Японию заключалась в том, что "наши смертельные враги, португальцы, настолько сильны на море, что мы с трудом можем противостоять им". Он добавил, что надеется, что они смогут отправить пару кораблей в Японию в течение следующих двух лет, и в этом ему не пришлось разочароваться.
Адмирал Верховен, командующий флотом, который в декабре 1607 года покинул Тексель и направился в Ост-Индию, получил указание отправить хотя бы один из своих кораблей в Японию, чтобы доставить письмо принца Оранского и основать факторию для регулярной торговли. Два судна Мателиффа были направлены в то же место в 1605 году; но один из них ("Мидделбург") погиб в сражении у мыса Рашаду в августе 1606 года. Провал его китайского плавания в следующем году лишил голландского адмирала возможности выполнить данные ему инструкции. Верховен, как и его предшественник, обнаружил, что Малакка "не из тех кошек, которых можно схватить без перчаток", и бросил якорь в Бантаме в апреле 1609 года после тщетной блокады португальской крепости. Здесь он узнал, что в Макао оснащают карраку с исключительно богатым грузом для плавания в Японию. Поэтому он послал приказ двум своим кораблям, которых он оставил крейсировать в Сингапурском проливе, попытаться перехватить этот драгоценный корабль в Формозском проливе, а в том случае, если упустят его, направиться в Японию.
Авраам Ван ден Брок, командир двух судов, "Roode Leeuw met pijlen" ("Красный Лев со стрелами") и "Griffoen" ("Грифон"), получил эти приказы у Джохора 4 мая. Впоследствии он отплыл в Китайское море, зайдя по пути в Патани, где взял на борт некоторое количество "шелка, перца и немного свинца, чтобы, если нам не удастся захватить карраку, у нас имелись некоторые доказательства того, что мы хотим открыть торговлю" в Японии. Как уже говорилось ранее, Ван ден Брок упустил Пессоа и "Носса-Сеньора-да-Граса" в Формозском проливе, и, лишившись своей добычи, 31 июля бросил якорь в Хирадо. Голландец, не теряя времени, повидался с Уиллом Адамсом и Мельхиором ван Сантвортом, который сопровождал его ко двору Иэясу в Сидзуоке. Бывший сёгун обрадовался их прибытию и разрешил голландцам основать торговую факторию, где они захотят. Они получили ответ на письмо принца Оранского, и сюиндзё в двух экземплярах, разрешающий голландскую торговлю с Японией. Они были особенно довольны тем фактом, что на продажу их товаров не было наложено никаких ограничений, в то время как португальцы должны были продавать свой импортный шелк крупными партиями по фиксированным ценам в рамках системы панкада или ито-ваппу. Эта последняя уступка, вероятно, была несколько иллюзорной, поскольку маловероятно, что японские купцы согласятся платить более высокую цену за голландские шелка, чем ставка, установленная преобладающей португальской панкадой. Затем в октябре "Roode Leeuw" и "Griffoen" вернулись в Патани, оставив Якоба Спекса и остальной персонал в своей недавно основанной фактории в Хирадо (22).
Иэясу категорически отверг все португальские и испанские обвинения против голландцев как пиратов, но он был явно разочарован тем, что ни одно голландское судно не прибыло в 1610 году, как было обещано. Это было связано с тем, что корабли, которые, как предполагалось, должны были идти в Японию, были вовлечены в сокрушительное поражение адмирала Верховена от губернатора Филиппин Хуана де Сильвы в Манильском заливе в апреле того же года. Иберийские соперники голландцев не преминули указать японцам, что голландцы не в состоянии выполнить свои обещания, данные в 1609 году, и что они ничем не лучше пиратов, которые могут торговать только тогда, когда захватят достаточно "призов". Эти внушения не пропали даром. Якоб Спекс в письме своим нанимателям из Нагасаки в ноябре 1610 года отмечал, что некоторые японцы "сейчас, не колеблясь, открыто говорят то, о чем в прошлом году только шептались в тайне, а именно, что мы пришли скорее для того, чтобы подстерегать Большой Корабль из Макао, чем открыть торговлю с Японией. Они указывают на то, что, поскольку в этом году ни один корабль не прибыл из Макао или Манилы, а мы точно так же держались подальше от Японии, мы, должно быть, больше заинтересованы в пиратстве, чем в торговле".
Чтобы противодействовать этой клевете и "показать флаг" в Хирадо, голландские факторы в Патани отправили яхту "Braeck" в Японию в 1611 году. Ее груз имел небольшую ценность по сравнению с грузом, который обычно доставлялся карракой из Макао; но голландские посланники Спекс и Сегерсоон были хорошо приняты Иэясу, который сказал выразившим протест португальцам и испанцам, что торговля с Японией открыта для всех желающих. Успех был достигнут отчасти благодаря присутствию Уилла Адамса, который выступал в качестве переводчика, и, по словам Спекса, находился в большом фаворе у бывшего сёгуна. Этот факт подтверждается иберийскими источниками; и ясно, что к тому времени Адамс в значительной степени вытеснил падре Жуана Родригеса Тгуззу, который в следующем году впал в немилость и был сослан в Макао.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
