| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Изгнание этого иезуита было очень серьезной потерей для португальцев, которым теперь приходилось полагаться на англичанина-еретика как на своего придворного переводчика, по крайней мере, в некоторых случаях. Адамс утверждает, что он платил добром за зло, а также просил и добивался от Иэясу милостей как для испанцев, так и для португальцев. В этом он, вероятно, преувеличивал и, вероятно, ограничил свои усилия в их интересах сугубо второстепенными вопросами. Он определенно время от времени проявлял дружбу к отдельным иберийским монахам и морякам, но в целом вплоть до самой смерти сохранял резко антикатолическую позицию. Его японская супруга была новообращенной католичкой, и, возможно, его дети придерживались веры своей матери; но это не мешало Адамсу клеветать на монахов и иезуитов всякий раз, когда ему представлялась такая возможность, как я покажу в следующей главе (23).
Англичане обосновались в Японии вскоре после голландцев; на самом деле последние жаловались, что уроженцы Британии намеренно шли по их пятам по всему Востоку, рискуя торговать только в тех местах, где голландцы уже сломили хребет иберийского сопротивления. Это было верно лишь отчасти, и главная причина появления англичан в Японии, несомненно, та же, что и у голландцев, а именно, публикация "Itinerario" или "Описания путешествий" Линсхотена. Эта работа была vade mecum (путеводителем (лат.)) для голландцев, англичан и французов в их попытках браконьерства в заповедных владениях короля Филиппа. Он превозносил Японию как страну, сопоставимую с Мексикой или Перу по богатству серебром. Описание Линсхотеном "легких денег", которые получали португальцы от своих рейсов из Китая в Японию, пробудили алчность у купцов Амстердама и Лондона за несколько лет до того, как первые письма Уилла Адамса дошли до своих пунктов назначения. Но английская Ост-Индская компания еще не была так хорошо организована и так хорошо управляема, как ее голландская тезка, и при этом не имела такой сильной поддержки со стороны государства. Таким образом, прошло тринадцать лет, прежде чем ее намерение начать торговлю с Японией осуществилось.
Первым английским кораблем, достигшим островной империи, была "Гвоздика" капитана (или "генерала", как его высокопарно называли по иберийской моде) Джона Сэриса, который прибыл в Хирадо в июне 1613 года. Адамс и Сэрис невзлюбили друг друга с самого начала, и эта взаимная антипатия только усилилась во время пребывания "генерала" Сэриса в Японии. Он не мог обойтись без Адамса, который был необходимым посредником и большим фаворитом Иэясу; но их личные отношения были таковы, что Адамс наотрез отказался возвращаться на родину на "Гвоздике", хотя бывший сёгун неохотно дал ему на это разрешение. Сэрис был не одинок в своем мнении, поскольку другие его соотечественники считали Адамса "натурализованным японцем". Его также обвиняли в том, что он "полностью стал голландцем" и слишком дружен с "различными испанцами и португальцами"; хотя у Ричарда Кокса, одного из его ранних критиков, хватило чувства такта написать при получении известия о его смерти в мае 1620 года: "Я не могу не сожалеть о потере такого человека, как капитан Уильям Адамс, ибо он находился в такой чести у двух японских императоров [Иэясу и Хидэтада], как никто из христиан в восточных странах. Он мог свободно входить к ним и вести с ними беседу, в то время как даже многие японские короли не осмеливались на это". Это было правдой; и служит скорее в заслугу Адамсу, чем наоборот, что он не использовал свое влияние исключительно в пользу своих соотечественников.
"Андзин-сама", или "господин штурман", как англичанин был известен по всей Японии, выхлопотал для неблагодарного Сэриса столь же обширные торговые привилегии, как и те, которые были предоставлены голландцам. Вопреки здравому смыслу и совету Адамса, Сэрис отказался разместить английскую факторию в Ураге, которая была удобно расположена недалеко от быстро растущего города-замка Иэясу — Эдо, а предпочел оставить ее в Хирадо. Этот рыбацкий городок был не только "скучным и грязным" по сравнению с крупными торговыми центрами Кансай и Канто, но и находился в тени процветающего порта Нагасаки, превосходная и просторная гавань которого выгодно контрастировала с узким и опасным рейдом Хирадо. Адамс предложил английской компании обосноваться в окрестностях Эдо еще до того, как "Гвоздика" прибыла в Японию; но его здравый совет был проигнорирован как Сэрисом и его преемником в Хирадо, Ричардом Коксом, так и директорами в Лондоне. Опыт показал, что он был прав, и шаткое положение Английской компании в течение десятилетия ее существования в Японии (1613-1623 гг.) во многом объяснялось тем, что она базировалась в Хирадо, а не в какой-либо части района Канто (24).
И англичане, и голландцы поняли, читая работы Линсхотена еще до того, как достигли Дальнего Востока, что прямой доступ к китайскому рынку шелка был самой надежной базой для прибыльной торговли с Японией. Адамс написал в Бантам до прибытия туда "Гвоздики": "Если бы английские купцы могли найти подход или открыть торговлю с китайцами, наша страна получила бы большую прибыль, и у достопочтенной Лондонской Индийской компании не было бы необходимости отправлять деньги из Англии, ведь в Японии много золота и серебра". Силой оружия или иным образом португальцы Макао успешно помешали голландцам обосноваться на побережье Гуандуна в 1601-1607 годах; и тогда голландцы опрометчиво прибегли к грабежу не только иберийских, но и китайских торговых судов, чтобы получить желанные шелка.
Корабли Английской компании, в отличие от каперов, таких как сэр Эдвард Мишельборн, не прибегали к таким радикальным методам, но многие считали, что они также занимались морским разбоем. Подвиги Дрейка и Кавендиша в Тихом океане были известны в Японии при посредничестве португальских иезуитов, если верить рассказу Сэриса.
"До нашего прихода их [голландцев] обычно принимали за англичан, ибо наша английская нация давно известна понаслышке среди них, но португальские иезуиты сильно поносят ее как пиратов и морских грабителей; так что у туземцев есть песня, которую они называют "английская крофония" [Igirisu Kurofune], в которой рассказывается о том, как англичане захватывают испанские корабли; песню эту они [поют], сопровождая воинственными жестами, с катанами на боках, каковой песней и жестами они пугают и устрашают своих детей, как французы иногда пугают своих детей именем лорда Толбота" (Джон Толбот, граф Шрусбери (род. до 1396 — ум.1453) — знаменитый английский полководец эпохи Столетней войны, неоднократно одерживавший победы над французами и прозванный "Британским Ахиллом"; погиб в битве при Кастийоне. — Aspar).
И голландцы, и англичане в народе были известны под именем "рыжеволосых" (комодзин по-японски) в Китае и Японии, чтобы отличить их от намбандзин или южных варваров.
В отсутствие захваченных грузов на джонках, идущих из Макао или направлявшихся в Манилу, главными портами, в которых англичане и голландцы получали китайские шелка путем законной покупки, были Патани и Бантам. Все более растущее количество шелковых тканей также было доступно в Тонкине, Аннаме, Чампе и Камбодже; но поскольку японские корабли с красной печатью часто посещали эти порты в предпочтении перед другими, они обычно получали большую часть имеющихся запасов. Однако помимо шелка, где бы его ни получали, наиболее прибыльным товаром оказались кожи оленей, скатов или акул из Сиама. Из акульей кожи японцы выделывали разновидность шагрени, которая под названием "samИ" пользовалась большим спросом для обтягивания рукоятей мечей и ножен. Среди немногих прибыльных предприятий английской фактории в Хирадо, были два рейса, совершенных джонкой "Морское приключение" в Сиам в 1615-1618 гг. Англичане были особенно огорчены тем, что не смогли найти рынок сбыта для своего сукна в Японии, "но поскольку они пока так сильно пристрастились к шелкам, то не вдаются в рассмотрение пользы ношения ткани". Отчасти это произошло из-за того, что, как заметили японцы, сами англичане не носили одежду из того материала, который они рекомендовали, "ибо, по их словам, вы рекомендуете нам свою одежду, но сами почти ее не носите; лучшие из вас носят одежду из шелка, а те, кто занимает более скромное положение — из вельвета". Почти единственное применение, которое они находили для ткани, — это внутренняя обивка сундуков для оружия и доспехов.
Кокс и его соотечественники горько жаловались на "драчливость японцев ... которые настолько неуправляемы, что, когда корабль полностью укомплектован ими, с ними невозможно иметь дело", как выяснил на собственном опыте Уилл Адамс на "Морском приключении". Похоже, это был случай, когда "в своем глазу бревна не замечаешь", поскольку Джек Тар и Ян Маат (Джек Тар (Jack Tar) — обобщенное прозвище английских матросов; Ян Маат — соответственно, голландских. — Aspar), по признанию своих командиров, были столь же непослушны. Кокс с отвращением записывает 6 июля 1617 года: "Странно видеть непослушание этих голландских моряков и солдат, как они, пьяные, пошатываясь ходят по улицам, коля и рубя друг друга своими ножами, как сумасшедшие". Для него это не должно было быть так уж странно, после того, что он написал об экипаже корабля "Осиандер" восемнадцать месяцев назад: "Я признаюсь перед Богом и миром, что никогда не видел более непослушной компании людей, и намного хуже, чем они были на "Гвоздике", хотя и те были достаточно плохими". Время не принесло улучшений в этом отношении, поскольку пьяные ссоры между английскими и голландскими моряками в Хирадо, иногда со смертельным исходом, были обычным делом, пока корабли двух стран стояли на рейде. Кокс предположил, что большинство английских судов комплектовалось экипажами, друзья которых очень хотели избавиться от них, и которые спровадили их в море, "надеясь, что они не вернутся из этих долгих плаваний". В ноябре 1620 года старик все еще сетует на непокорность "матросов и моряков, и некоторых не самого худшего сорта, которые ежедневно валяются на берегу в тавернах". Излишне добавлять, что драки между этими скандалистами и местным населением были частыми и иногда заканчивались смертельным исходом.
В качестве оправдания этого буйного поведения можно сослаться на то, что в семнадцатом веке участь моряка была намного тяжелее, чем сейчас, и жестокие телесные наказания, бывшие тогда в моде (порка, протягивание под килем и тому подобное) вынуждали людей не просто к пьянству, но и к дезертирству. В дневнике Кокса есть несколько жалоб на недовольных моряков, искавших убежища у португальцев из Нагасаки. Одна такая группа была поймана, и четверых дезертиров повесили на рее; но неудивительно, что один из факторов жалуется на то, что "простой моряк стал настолько беспечным, что, если бы ему представилась такая возможность, он скорее стал бы служить испанцам, чем жить под плетью или другим жестоким наказанием, применяемым сейчас". Португальцы, кажется, более гуманно обращались со своими моряками (в отличие от ласкаров). Во всяком случае, нет никаких упоминаний об их дезертирстве к своим врагам, тогда как дезертирство английских моряков к ним было частым явлением в Гоа и Макао. Их рабы, напротив, дезертировали к голландцам и англичанам.
"Драчливость японцев" раздражала не только Кокса и его коллег, которые в любом случае казались довольно вспыльчивыми людьми, но и самих азиатов в других местах. Правда, вако к тому времени практически исчезли из-за жесткого пресечения Иэясу пиратства; но экипажи некоторых кораблей с красными печатями сходились с голландскими и английскими моряками в их пристрастии к женщинам и спиртному. Жалобы на их неуправляемое поведение поступали из Манилы, Кохинхины, Камбоджи и Сиама. В этом отношении показательны следующие цитаты из дневника Кокса. 4 июля (ст. ст.) 1617 года он отмечает, что король Кохинхины особенно хотел принять английских торговцев, "но чтобы они прибыли на нашем собственном корабле, а не на японском, поскольку их он приказал изгнать из своей страны. Я имею в виду ренегатов, живущих в тех странах, которые до этого и вредили всем". Девять дней спустя он отмечает, что "некоторые японские беглецы, принадлежавшие, как полагают, к числу тех, которые ранее были изгнаны из Кохинхины, действительно присоединились к упомянутым португальцам, после чего король Камбоджи изгнал всех японцев из своей страны".
Это последнее сообщение оказалось преждевременным, но король Камбоджи жаловался бакуфу на агрессивное поведение японцев в его владениях еще в 1605 году. Король несколько патетически предложил, что только один или два лицензированных корабля должны прибыть в год, и что капитан должен держать свою команду на борту закованными в цепи, когда находится в порту. "Только так король Японии может доказать свою искреннюю доброжелательность по отношению к Камбодже и свое желание поддерживать сердечные отношения с нашей страной". Что касается жалобы правителя Кохинхины в 1618 году, Хонда и Дои отправили туда Фунамото Ясичиро, наделенного всеми полномочиями для восстановления порядка в японской общине. Фунамото торговал в Индокитае с 1598 года, и монарх попросил прислать его из-за доверия, которое он к нему испытывал. Как уже отмечалось, Хидэтада предоставил королю Сиама карт-бланш, чтобы справиться с беспокойными японцами в Камбодже, которую его сиамское величество провозгласил вассальным государством, по своему усмотрению, поскольку они были морскими торговцами и не заслуживали никакого внимания. Это наводит на мысль, что они были лицензированными торговцами, а не вако, хотя осуждение их Коксом как "ренегатов" могло подразумевать последнее.
В любом случае, торговля Японии с Индокитаем в этот период неуклонно росла и приобрела общенациональное значение. Падре Валентим де Карвальо утверждал, что "большой корабль", который возобновил торговлю между Макао и Нагасаки в 1612 году, привез 1300 центнеров шелка, тогда как еще 5000 центнеров были ввезены на судах с красной печатью и на кораблях из Китая и Манилы. Он жалуется, что для управления японскими кораблями не было недостатка в португальских кормчих, соглашавшихся на эту работу за хорошую плату. Это подтверждается исследованием вотивных изображений семей Суминокура и Суэёси, которые до сих пор хранятся в храме Киёмидзу в Киото. На них ясно видно несколько людей в португальской одежде на борту кораблей, один из которых обычно сидит рядом с японским капитаном и предположительно является кормчим.
О размахе японской торговли с Индокитаем и Индией в первой четверти семнадцатого века свидетельствуют следующие факты. В 1626 году португальские иезуиты насчитывали четыреста японских христиан в одном только Сиаме, наряду с большими колониями в Аннаме и Тонкине, где их число значительно увеличилось с прибытием изгнанных или беглых христиан после обнародования указа Иэясу в 1614 году. В других описаниях говорится о том, что во втором десятилетии семнадцатого века в Сиаме проживало более шестисот японцев. Их главным центром была столица Аютия, а группы меньшей численности обосновались в Лигоре и Патани на Малайском полуострове. Несмотря на запрет Хидэтады на использование японцев в качестве иностранных наемников в 1611 году, есть упоминания о японском контингенте при неудачной атаке Рейерсена на Макао в следующем году, а также о японских солдатах в голландских гарнизонах на Амбоине и Формозе в 1624 году. Среди японской купеческой колонии в Батавии было несколько интересных персонажей, в том числе деловой партнер известного мореплавателя Абеля Янсзона Тасмана. У португальского капитана Малакки в 1610 году были японские телохранители, которых ему было приказано распустить, поскольку их свирепость представляла опасность для крепости; упоминаются также отдельные японцы на Малых Зондских островах и на Молуккских островах.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
