На службе двух государств. Записки офицера-пограничника

Итак, с 1-го сентября 1969 года мы стали курсантами 3-го курса

Прошло несколько дней учебы, и я вечерком пишу письмо своей девушке милой. Так как все наши августовские встречи в моей голове были свежи и ярки. Эмоции в душе яркими красками еще витали от тех свиданий, обещаний, клятв. И я вечерком сел писать письмо девушке своей мечты; вот содержание его:

"Здравствуй, мой самый дорогой бриллиантик!

Вот прошел август 1969. Третий день я уже на занятиях. Я стал курсантом 3-го курса. Первые дни, милая, после приезда, я нахожусь во сне. И пробудиться не могу, — таков приятный сон. Короче, мне не хочется просыпаться. А этот сон — наш август, проведенный вместе.

Я вспоминаю нашу встречу, когда в послеобеденное время, сойдя с автобуса, я полетел ветром по знакомой дорожке на переулочек Базарный. Стоя среди деревьев, я с трепетным сердцем ожидал, когда же на пороге покажешься и выглянешь меня ты, мой дорогой цветочек, моя чародейка! Правда, я долго ожидал, и вот, наконец, явилась на пороге ты — моя сияющая "Венера". Я обомлел, остолбенел, но мое сердце меня в чувство привело, участив биение втройне. Мы бросились навстречу и наши объятия соединились, уста сомкнулись в томном поцелуе. И тут ты спохватилась, сказав: "хватит, соседи в окна видят!"

Обняв тебя, я слышал учащенный бой сердца твоего, волнения груди, в глазах увидел целую радугу искр. Значит ты меня ждала, в своей душе меня ты сохранила.

Встречались каждый вечер, все околицы мы успевали обойти, при расставании мы каждый вечер клятву верности давали. Держа тебя в объятиях своих, я осыпал тебя ураганом поцелуев, — никак мы расставаться не могли.

А помнишь, в середине августа, я тебя привел на хутор свой, на улицу Степную, в хату под номером 11? Я тебе тогда сказал: "здесь я родился, вырос, здесь прошло мое детство и школьные годы..."

Там познакомил я тебя с родителями моими; нас пригласили за стол и суровый мой отец тогда тебя спросил: "А борщ готовить ты умеешь?" Ты ответила: "Да, умею!". — "Ну, тогда будешь хорошей невесткой", — так сказал отец. У родителей тогда были гости-соседи: Кротенко Нестор (двоюродный дядя мой) со своей женой, тетей Дашей.

Сели все за стол, по рюмочке выпили, и тут в веселом настрое расхрабрился мой отец. И выпалил перед всеми в хате: "Невестка наша борщ варить умеет, так пусть, пока Коля в отпуске, идут в ЗАГС и распишутся!"

Ты засмущалась, я отцу ответил, что еще рано, с годик надо подождать. Моей девушке тоже еще год учиться надо; я полпути к офицерству уже прошел, но еще — не офицер. А через год выйду на финиш, и тогда будет пора.

Милая, когда придет эта пора? Когда соединятся вместе наша любовь, наши сердца, две души в одну душу, а две судьбы в одну судьбу? Дождусь ли я, когда ты каждое утро будешь провожать и каждый вечер меня встречать с улыбкой ясной, горящими глазами и с нежным поцелуем.

Теперь же жди меня вдали, жди моих писем, да без задержки отвечай! Я буду вспоминать наши встречи, твой ясный взгляд и звуки сердца твоего. Ведь наши встречи повторятся в морозном зимнем феврале.

В своем письме я посылаю частицу сердца своего, да бесконечное множество горячих поцелуев. Пока, пока, мой сверкающий бриллиантик!"

Что же было примечательным на 3-м курсе?

Ведь по времени все мы проучились половину от общего строка обучения. На 3-м курсе мы повзрослели, возмужали и изменились. Стали более принципиальнее и требовательнее к себе и друг к другу. По серьезному стали относиться к учебе, к становлению личности офицера-пограничника. Именно на 3-м курсе происходила психологическая ломка, ломка характера и изменялось само поведение курсанта, — я это наблюдал на курсантах нашей учебной группы и чувствовал это по себе. Ломка такая шла, что приходило в голову намерение об отчислении с училища. И многие отчислились. В нашей учебной группе, на 3-м курсе, отчислилось несколько курсантов и к концу курса обучения осталось в группе всего 20 человек, а когда-то в начале 1-го курса было 32.

На счет зрелости и принципиальности приведу пример. В нашей учебной группе учился курсант Стариковский Николай, который к 3-му курсу еще не созрел и учился, — как бы плыл по течению. По его мнению, было у него такое суждение: "Закончу учебу в училище — хорошо, а отчислят, — не велика беда". Учебой в училище он не дорожил. Иногда, по вечерам, он, преодолевая забор, бегал в самоволку к девушке. Курсовой офицер и командование дивизиона об этом не знали.

И вот, однажды, в нашей учебной группе проходило комсомольское собрание, на котором присутствовал курсовой офицер старший лейтенант Толстухин Д.Н. На этом собрании обсуждались вопросы успеваемости и дисциплины курсантов. Так на этом собрании выступил курсант группы, Бугаев Александр, и он в своем выступлении прямо сказал: "Мы говорим о дисциплине курсантов, а вот вчера вечером комсомолец Стариковский ходил в самоволку, — и это допускает будущий офицер". Курсант Стариковский этого не ожидал, что могут его так выдать сокурсники, и в дальнейшем прекратил свободно об этом открываться.

После выпуска с училища я попал служить с лейтенантом Стариковским в один пограничный отряд. Служил он неважно, часто имел взыскания, дослужился до старшего лейтенанта и его уволили.

На 3-м курсе отношение к курсантам со стороны командования дивизиона и курсовых офицеров изменилось: не прощались курсантам мельчайшие нарушения по службе и дисциплине, повысилась, с их стороны, требовательность к курсантам и в отношении учебы; за мельчайшие нарушения сыпались взыскания; за мелкие нарушения и плохую учебу — лишали увольнений.

На 3-м курсе наиболее зрелых, требовательных и отлично успевающих курсантов начали принимать в ряды КПСС; в учебных группах начали создаваться партийные группы, а в дивизионе, — бюро парткома во главе с секретарем.

Учеба на нашем курсе шла по учебному плану. С некоторыми дисциплинами, по окончанию 2-го курса, мы распрощались; на 3-м курсе добавились некоторые новые дисциплины, такие как: политическая экономия, партийно-политическая работа и новые военные дисциплины. Целый год шло изучение дисциплины политическая экономия. Проводились лекции, семинары, самостоятельная работа.

Все курсанты удивлялись тому, как великолепно читал лекции по политической экономии подполковник Мачульский. После звонка на занятия, он поднимался на трибуну в лекционном зале и начинал проводить лекцию, не раскрывая даже своего конспекта. Объяснял все четко, доступно, логически последовательно, давая теоретические обоснования того или иного положения учебного материала. Помнил он все учебные вопросы и учебный материал наизусть. Заканчивал изложение учебного материала лекции — и тут, точь-в-точь, звенел звонок об окончании пары занятий. Все удивлялись его точности.

Стали нам, в начале 3-го курса, преподавать важную дисциплину — партийно-политическую работу (ППР). Много было лекций, семинаров и практических занятий. Важна эта дисциплина своим содержанием. Нашим преподавателем по этой дисциплине был подполковник Щурихин. Всем курсантам нравилось его преподавание. Это был профессионал своего дела, его занятия были проникнуты высокой убежденностью в то, что он нам преподносил. Занятия проводил живо, эмоционально и содержательно. В ходе занятий по дисциплине ППР мы узнали структуру КПСС, структуру всех партийных органов и партийных организаций. Как нужно организовывать и проводить комсомольские и партийные собрания, как вырабатывать их постановления и решения. На практических занятиях нас учили, как нужно правильно обобщать передовой опыт службы и дисциплины солдат подразделения, как правильно об этом написать статью в пограничную газету или журнал. С овладением курса ППР мы научились организовывать и проводить различные диспуты, викторины, ленинские чтения и митинги с личным составом.

Приближалась зимняя экзаменационная сессия за 5-й семестр на 3-м курсе. В этом семестре я всего лишь один раз ходил в увольнение. Казалось, в городе делать нечего: во всех парках я побывал, ранее повидал все достопримечательности города, — поэтому и не хотелось больше ходить по городу.

Хорошо помню, как мы в училище встречали Новый, 1970, год. Как раз вечером в зале клуба училища проводился вечер отдыха. Было много приглашено девушек с города — шефы с педагогического института и с других вузов. Исполнялись на вечере песни нашими самодеятельными певцами, были танцы. Наступило 24.00, и все радовались наступлению Нового, 1970, года.

На этом новогоднем вечере отдыха была и моя будущая жена. Я тогда с ней еще не был знаком, но помню ее на этом вечере. За ней там бегал один моряк, который в то время проходил учебу в училище на 3-х месячных курсах младших лейтенантов. Он постоянно ее приглашал на танцы. Это я видел и хорошо помню.

Второй раз я был в увольнении, обучаясь на 3-м курсе, весной, в начале апреля 1970 года. Ходил я в увольнение со своим товарищем — Александром Слугиным. Я с ним все четыре года просидел за одной партой в нашем классе группы.

Тогда мы с ним, в парке им. Горького, качались на качелях, проехали круг на "Чертовом колесе". Познакомились с девушками: я — с Лидой Лукошко, он — с Галей, фамилии ее не знаю. Лида была еще молодой девушкой, с 1953 года рождения, училась на 2-м курсе техникума. Она дала мне свой домашний номер телефона. Под конец нашего увольнения мы разошлись. После знакомства я, иногда, позванивал ей домой. Я считал, что это знакомство ненадолго, и не назначал этой девушке свиданий.

В конце апреля 1970 года наш дивизион готовил в зале клуба вечер отдыха. Я, естественно, пригласил на вечер Лиду. Договорились, что я в 20.00 ее встречу на центральном КПП и проведу в училище, в наш клуб. Пришел тогда я за 10 минут до назначенного часа, ожидал долго, а Лиды все не мог дождаться; прождал почти до 21.00. Подумал, что наверно не придет. После этого пошел я в клуб на вечер отдыха с ребятами из нашей учебной группы, там, в зале, танцы шли полным ходом. Сделал обзор танцующих — увидел в кругу танцующих эту девушку Лиду — она танцевала с курсантом 4-го курса. "Как же она сюда попала без меня?" — подумал я.

Лида, видать, тоже заметила меня. После окончания танца она ко мне подошла и начала мне объяснять:

— Коля, ты извини! Я пришла чуть-чуть раньше, стою и ожидаю тебя, а этот курсант сказал, что проведет меня в клуб, но с условием, если я буду весь вечер только с ним одним танцевать. И я согласилась. Можно, — я этот вечер потанцую с ним?

— Тогда танцуй с ним целый вечер, если пообещала — ответил я. — Но ко мне больше не подходи, считай, что мы с тобою не знакомы.

После этого случая, я ей больше не звонил, но она мне без конца писала письма: у кого-то из ребят нашей группы узнала мой адрес. Больше всего, ей адрес дал Юра Камаганцев, потому что на одном из вечеров отдыха в училище была Лида и он с ней танцевал. По окончанию танца Юра подошел ко мне и сказал:

— Коля, ты что это? Такая симпатичная девушка, она к тебе неравнодушная, а ты даже не обращаешь на нее никакого внимания?

— Я этой девушки совсем не знаю, и она меня не интересует, — ответил я ему.

Больше с ней я никогда не встречался и на ее письма не отвечал, а письма она мне до самого выпуска присылала.

Особенностью учебы на 3-м курсе было то, что повысился на одну ступень уровень подготовки курсантов, как будущих офицеров. Так, по общей тактике мы проходили ротную тематику, где на занятиях, в ходе групповых упражнений, мы учились управлять мотострелковой ротой в различных видах боевых действий. Каждому курсанту на занятиях давалась возможность выступать в должности командира роты и управлять ротой в бою.

По службе и тактике пограничных войск курсанты 3-го курса совершенствовали навыки — в должности начальника заставы — в организации охраны государственной границы и управлении службой пограничных нарядов на заставах в различных физико-географических условиях: в песчано-пустынной местности, в горах, в лесисто-болотистой местности и на морском участке.

По программе обучения на 3-м курсе много времени выделялось на методику обучения солдат и сержантов пограничных застав. В ходе занятий по методической подготовке мы усвоили теоретические положения методики обучения, а на полевых практических занятиях, — получили практику обучения подчиненных, где курсанты назначались руководителями занятий, готовились к проведению занятий и на своих товарищах тренировались в методике проведения занятий.

Таким образом курсанты приобретали методические навыки по всем дисциплинам боевой подготовки: по службе и тактике пограничных войск, по общей тактике, по огневой и физической подготовке и по политической подготовке.

По огневой подготовке мы изучали вооружение мотострелковой роты и учились стрелять на стрельбище с оружия, имеющегося на вооружении мотострелковой роты. Практически мне пришлось стрелять — не считая автомата Калашникова и ручного противотанкового гранатомета РПГ-7 — с пулемета Калашникова (ПК), станкового противотанкового гранатомета СПГ-9, автоматического гранатомета АГС-17, с крупнокалиберного пулемета Владимирова калибром 14,5 мм, с пушки "Гром", установленной на БМП-1, с автоматической пушки БМП-2 калибром 23 мм. Пришлось метать боевые гранаты, идя в наступление с боевой стрельбой, в обороне — с окопов метать оборонительные гранаты.

В полевом учебном центре мы получали практику в вождении бронетранспортера БТР-60пб и боевой машины пехоты БМП-1

Экзамены и зачеты в период зимней экзаменационной сессии я сдал успешно и меня отпустили на зимние каникулы, которые были с 1-го по 14 февраля 1970 года.

Билет на самолет я взял заблаговременно и полетел домой на свою малую родину. Погостил сначала в г. Днепропетровске у сестры Люды, брата Виктора, побывал в общежитии у сестры Вали — она уже работала водителем троллейбуса. Сестра Нина была замужем и, во время моих каникул, лежала в роддоме. Я с ее мужем посещал ее там. Она родила первую свою дочь — Таню. Потом я поехал к родителям в свой поселок. По дороге к родителям посетил в г. Вольногорске старшего брата Анатолия. Младший брат Иван в это время тянул свой срок в колонии, в Кривом Рогу. В Лиховке, на тот час, мои родители остались одни — все разъехались и с ними уже никто не проживал.

Будучи на зимних каникулах, я три раза встречался с Валей на переулочке Базарном. Встречи для нас были дороги и памятны. Мы испытали большое счастье от этих встреч.

Мы ожидали, когда же придет время моего выпуска с пограничного училища. А ожидать выпуска уже было недолго, — оставалось полтора года мне еще учиться; Валя заканчивала свой техникум летом и собиралась ко мне приехать, возможно, — навсегда.

После зимних каникул я возвращался самолетом в Алма-Ату.

С 15 февраля 1970 года началось обучение в 6-м семестре.

Пошла напряженная учеба. Занятия по предметам обучения начались с лекций. Слушая лекции, тяжело было, поначалу, сосредоточиться, — ведь в голове бушевали каникулярные страсти, возникали картины родных мест, постоянная визуализация любимой девушки — все это возникало перед глазами в течение первой недели после зимних каникул.

Наступил праздник — День Советской Армии и Военно-Морского Флота — 23 февраля 1970 года. Этот день для всех военных был выходным, в том числе и для курсантов, занятий не было. Но были всякие спортивные состязания А вечером я вспомнил девушку свою, тут же сел за написание ей письма. Вот привожу его:

"Здравствуй, моя любимая лапочка!

Вот наступил наш праздник для военных — 23 февраля 1970 года. Для курсантов этот праздник оказался спортивным — был лыжный переход на 25 км.

У вас еще и полдень не наступил, а мы в ожидании ужина. После лыжного перехода нам дали возможность немного отдохнуть: кто дремал в постели, кто даже не ложился, а я просто лежал, меня дремота не брала: в моем воображении ты, моя прелесть. Лежал и в своей памяти прокручивал наши встречи, которые оставили неизгладимый след. Вместо прежней зимней тоски, меня охватывает радость, пока еще не сбывшихся желаний и надежд в будущем.

Всего лишь было несколько свиданий, которые ты смогла мне подарить, приезжая на выходные. В снегу, на переулочке Базарном, мои следы остались, их еще ветром не задуло. В руках моих я ощущаю тепло твоей руки, на кителе своем — запах твоих духов. Они приятно вскруживают голову мою, напоминая вздохи милой.

Да, те свидания у нас прошли, как в снежном зимнем вихре. Тогда сомкнулись две души, объятьям и поцелуям не было конца. И даже тот мороз не в силе был остудить наши сердца. Опять мы клятвы верности давали, и нам казалось, что вот-вот немного и день настанет, когда навечно соединятся наши души и сердца.

В своей учебе ты вышла на финишную прямую, через полгодика диплом — у тебя в руках.

Я тебе предлагал в предстоящем августе последовать за мною, к горам поближе, в Алма-Ату, ты — соглашалась. Но прежде, — в нашем селе, мы обручиться согласились. И я себя настраиваю, уже сейчас — просить руки у твоей мамы.

Опять полгода впереди до встречи нашей, когда мы сможем соединить свои сердца и души, отдаться милости любви. Будем идти с тобою вместе по тропинкам наших судеб до самой серебристой седины. Ты будешь верной мне, будешь хорошею женою, будем делить мы вместе чувства любви и нежности, невзгоды и трудности пограничного бытия. Мы все преодолеем, в этом помогут нам любовь, взаимоуважение и чуткость.

Милая, душа моя в тебе нашла приют, а сердце по тебе волнуется, скучает. На расстоянии большом я слышу ритмы его биения в груди твоей.

В минуты неги и покоя ты слушай нежные напевы моей души, и ты услышишь бой сердца моего, его тревогу по своей милой.

Ну вот и все, уже дана команда, нас строят. Готовимся на ужин. Мне до сих пор еще грустно, что тебя нет рядом. Чтобы обнять, поцеловать и посмотреть в глазки милой.

Милая, я шлю тебе воздушный поцелуй и массу нежностей с этим письмецом.

Ты эти письма береги, когда приеду, — вместе почитаем!

Пока, пока, мое ты нежное создание!"

Что нового было в этом, 6-м, семестре? Отменили военный парад на 1-е Мая. В апреле месяце произошла смена военной формы одежды. Поменялась наша парадная форма. Больше не выдавали нам синих галифе и хромовых сапог. Китель и брюки парадной формы выдали курсантам защитного цвета. Брюки были параллельные. А вместо хромовых сапог, мы получили хромовые ботинки. Поясной ремень с бляхой носился только на парадной форме во время парадов, а в повседневных условиях — уже не носился.

Поначалу долго привыкали к новой форме одежды. Повседневная форма тоже отличалась от старой. Вместо защитных рубашек навыпуск с поясным ремнем сверху, начали носить повседневную куртку защитного цвета, с внутренними карманами на груди и карманами по бокам. Яловые сапоги входили в повседневную форму. Шинели так и остались в комплекте зимней формы одежды.

Вспоминаю, как в середине марта 1970 года мне поставил ответственную задачу наш курсовой офицер, старший лейтенант Толстухин Д.Н. Ведь через месяц предстояло отмечать 100-летие со дня рождения В.И. Ленина, нашего пролетарского вождя. Зная, что я хорошо рисую, курсовой офицер поставил мне задачу к этой дате оформить стенную газету. Да так оформить, во всех цветах и красках, чтобы стенная газета нашей учебной группы, на выставке стенных газет учебного дивизиона, заняла какое-то призовое место. Определил мне курсовой офицер 2-х помощников из числа курсантов группы, которые умели писать стихи, а меня назначил ответственным редактором. Он меня тогда предупредил, что, если редколлегия загубит дело, то за все отвечу я. Мы начали собирать материал, необходимые открытки, чтобы выбрать подобающие рисунки; мои юные поэты-помощники начали сочинять стихи. Собрав весь материал, я начал определять композицию газеты. Редколлегия со мной была согласна, что 100-летие со дня рождения В.И. Ленина надо увязать с Октябрьской революцией.

Работая над этой стенной газетой, я тогда понимал, что в октябре 1970 года будем праздновать 53-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, и мне, возможно, придется опять оформлять стенную газету и к этой дате. Мы тогда, будучи курсантами, изучали и историю КПСС, и марксистско-ленинскую философию, и партийно-политическую работу, и политическую экономию, — приходилось много конспектировать работ К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина. При изучении этих работ педагоги нас нацеливали на изучение уроков Якобинской диктатуры, Парижской коммуны, на победу Советской власти.

Изготовляя стенную газету в честь 100-летия со дня рождения нашего вождя, в моей голове проносились различные мысли. Я тогда думал: "Вот Якобинская диктатура продержалась всего один год; Парижская коммуна продержалась 72 дня; а сколько же тогда продержится Советская власть?" И тогда я сам себе отвечал: "что, наверно, Советская власть тогда продержится 72 года". Прошли годы, и, вспоминая эти бредовые курсантские мысли, оказалось, что Советская власть продержалась 74 года. Теперь я подумал, что ошибся тогда всего на 2 года.

Стенную газету в честь 100-летия со дня рождения В.И. Ленина мы оформили вовремя, и на выставке стенных газет в дивизионе, конкурсная комиссия из политработников, ей определила почетное 3-е место.

На 3-м курсе было новым то, что мы, по решению командования Пограничных войск, должны были ехать на стажировку не в конце июня, а в конце мая, и ехать не на пограничные заставы, а на учебные пункты для обучения молодых солдат. А по нашему учебному плану стажировка была запланирована на пограничных заставах на должностях заместителей начальников застав, в июле месяце. В связи с таким решением командования ПВ, пошла перестройка учебного процесса. Стали усиленно заниматься методикой боевой подготовки — ведь предстояло нам много проводить занятий с молодыми солдатами по боевой подготовке. Я лично готовил себе варианты планов-конспектов по всем дисциплинам боевой подготовки, готовил материалы бесед для проведения воспитательной работы. Но до стажировки на учебном пункте, нам, курсантам 3-го курса, надо было еще поучаствовать в двусторонних тактических учениях.

В пограничном училище, в соответствии с программой обучения, ежегодно с курсантами 3-го и 4-го курсов проводились 3-х суточные двусторонние тактические учения. Во второй половине апреля 1970 года проводились такие учения и с нами. Учения проводились за нашим полевым учебным центром в песках Муюнкум. Учения начались в 05.00 с подъема по тревоге. Курсанты 3-го и 4-го курсов быстро поднялись, с вооружением и экипировкой осуществили посадку на автомашины и поехали в ПУЦ прямо в район учений. Наш курс, поначалу, переходил к обороне, пришлось целый день окапываться. Нашей учебной группе (на учении выступающей в составе мотострелкового взвода) придали 76 мм пушку, и мы с ней повозились. В 100 метрах в тылу, за нашим передним краем, выкопали окоп для пушки, еле опустили ее в окоп; позже пришел старший начальник и сказал, что огневую позицию для пушки нужно сменить и установить ее на правом фланге. Попробовали вытащить пушку с окопа и никак не могли ее вытащить вручную. Мучились больше часа, — такой был глубокий окоп, — пока не подогнали ГАЗ-66 и не дернули ее с окопа; переместили на новую позицию и опять выкопали для нее окоп.

4-й курс курсантов, играл за нашего "противника", переходил к обороне и окапывался впереди, фронтом к нам, на удалении до 500 м. Поздно вечером мы получили приказ готовиться к наступлению на нашего "противника", рано с рассветом. Наступление намечалось на 06.00 утра. Всю ночь шла подготовка к наступлению: получали холостые патроны и снаряжали магазины, получали дымовые шашки, взрывпакеты; уточнялись объекты атаки на переднем крае "противника", направления атаки для каждого учебного взвода, подразделения получали устные приказы на наступление.

Наступил рассвет, время 05.30. Наша артиллерия начала огневую подготовку атаки, которую продолжала вести 30 мин; после этого все мы увидели, как над нами взвилась серия сигнальных ракет красного огня, — сигнал атаки для пехоты. Командиры подали команду: "В атаку — Вперед!" И мы пошли в атаку, ведя интенсивный огонь по переднему краю обороны "противника", в колонну по два — преодолели минно-взрывные заграждения "противника" и с криками "Ура!", ведя огонь на ходу, стремительно ворвались на передний край его обороны. Но никакого сопротивления "противник" не оказал. Мы, безостановочно преодолев первую траншею, пошли наступать дальше, много израсходовав боеприпасов. Только, пройдя метров 500 от переднего края в глубину его обороны, мы встретили упорное сопротивление "противника". Оказывается, он нас перехитрил: перед самым рассветом пехота "противника" отошла на вторую позицию в глубине, разведка наша не сработала, а мы пошли в атаку и почти зря израсходовали все боеприпасы по пустому месту. Об этом было сказано при подведении итогов учения руководителем учений полковником Заболотным.

Питание курсантов в ходе учений осуществлялось в полевых условиях с полевых кухонь, с использованием котелков. Отдых в ночных условиях осуществлялся в окопах: две трети курсантов находились на боевых позициях и только одна треть дремала в окопах. Ночью, в песках, было прохладно.

После двусторонних тактических учений, которые продолжались двое суток, начались учения по поиску и задержанию нарушителей государственной границы на участке пограничной заставы, которые продолжались целые сутки. Тактические учения курсантов 3-го и 4-го курсов закончились детальным разбором действий командиров и курсантов в ПУЦ.

На нижнем снимке с курсантами, после проведенных учений, подводятся их итоги.

При подведении итогов, полковник Заболотный, используя схему, довел до всех тактический замысел учений и провел, на его фоне, разбор действий, участвующих на учениях курсантских подразделений.

После подведения итогов учений была сделана посадка на автомашины, и мы уехали на основную базу в училище.

По прибытию на основную базу пограничного училища командирами были организованы: чистка оружия и всего снаряжения, сдача его дежурной службе под охрану, а в часы самоподготовки, — подготовка курсантов к занятиям на следующий день.

Переписка с моей девушкой, Валей Прядко, шла интенсивно. Приведу несколько памятных писем, написанных мною. Вот одно из них, которое я написал после проведенных учений:

"Здравствуй, моя самая близкая и дорогая лапочка!

День и ночь в моей душе звучат наши признания в любви и верности, прозвучавшие из наших уст в те зимние февральские вечера 1970 на переулочке Базарном. Они отдаются в висках и сердце, милая моя!

Сейчас апрель 1970. Приближается твой день рождения. Что могу я подарить в этот счастливый для тебя день? Не сомневайся, — я подарю тебе свою любовь и тысячу горячих поцелуев. Все сполна ты получишь при нашей с тобою встрече. И эта встреча состоится через 3,5 месяца. При встрече я обложу тебя букетами роз, и один букетик среди них будешь — Ты!

Цвети, моя розочка, яркими цветами; до моего приезда c этой розочки не должен упасть ни один лепесточек. Два лепесточка — это твои глазки, один лепесточек — это твой носик, еще два — это твои ушки, а еще два — это твои щечки, следующие лепестки — твои губки, шейка, ... — это все лепесточки. Я буду нежно с ними обращаться и беречь их, чтобы моя розочка всегда цвела, никогда не увядала.

Лапочка, ты мой яркий свет, ты озаряешь мою душу, просветляешь и оживляешь мои мысли, ты воодушевляешь меня на учебу, ты яркий свет в моей жизни! Мне уже снится рай с тобою. Никакие трудности не могут затмить наши отношения, ведь они, день ото дня, скрепляются нашей любовью.

Милая, мечты и планы созревают у меня на перспективу нашей жизни. Себя не вижу без тебя. Ведь ты становишься незаменимой моей частью. Я готов, но еще рано, предложить тебе свою твердую руку и сердце, соединить наши судьбы навсегда. И будешь верной мне подругой жизни до серебристой седины. И также я хочу, чтобы ежедневно, по утрам, видеть твои смеющиеся глазки, твою улыбку и, провожающий в ночной тишине, поцелуй.

Чтобы в ночном дозоре ты указывала мне верный маршрут, а при возвращении домой, — встречала радостно меня, готовая нырнуть в мои объятия.

Пока это мечты, желания; буду карабкаться, чтобы они исполнились — ведь ты сама моя мечта, живая моя сказка!

А я все вспоминаю по ночам и представляю эту нашу встречу, когда я буду заворожен счастьем. Как вспомню, закипает кровь, мурашки бегают по телу, лишь стоит вспомнить мне о том, как я склонялся над тобою и наши губы сливались в едином поцелуе, страстная нега разливалась по всему телу, и я понимал, что ты мое земное счастье, мое олицетворение мечты о вечном блаженстве.

Разлука, даль, притяжение душ помогут мне удержать это счастье в своих руках. Я нахожусь в опьянении любви от наших прошлых встреч, в наших объятиях я нашел неземное наслаждение.

Милая, в таинственной шкатулочке надежно сохраняются твои чувства любви, стуки твоего сердечка; в минуты трудные я ободряюсь, услышав его стук; во мне твоя душа, твой дух — они придают мне сил и бодрости и прокладывают верный путь. Он ведет к тебе навстречу!

Мой светоч, ты моя мечта! Сердце волнуется по тебе, кровь кипит в венах, душа рвется к тебе.

Надеюсь, милая, ты в этот час уже спишь и, может, видишь меня во сне? Спасибо, милая, за твой чарующий взгляд, за те счастливые минуты, испытанные мною во время короткой курсантской побывки на малой родине моей.

Вот и вышел час, пора успокоиться мечтам. Отправив это письмецо, — я спокойно лягу спать, ведь завтра вновь быстрый подъем, физзарядка; мечтать, грезить о милой — в конце дня, когда затихнет наша учебная курсантская суета. Но в сердце ты шевелишься моем каждый миг. А в этот поздний час, ты вспомни наши встречи, улыбнись, пошли далекий поцелуй, и мы спокойно будем вместе спать: я — здесь, ты — там.

Я посылаю свой воздушный поцелуй.

Пока, пока!"

К концу 3-го курса в учебных группах дивизиона уменьшилось количество курсантов. Так, например, в нашей, 7-й, учебной группе оставалось всего 20 человек. Были отчислены: курсант Белов и курсант Федоров. Такое положение было и в других учебных группах. По "Инструкции об организации и проведению учебного процесса в ВВУЗ...", в учебной группе должно быть не меньше 25 человек учащихся. Поэтому, после окончания 3-го курса, должны были какую-то из учебных групп расформировать. Командование уже намечало расформировать нашу, 7-ю, учебную группу. За три года учебы коллектив нашей группы сформировался и не хотелось, чтобы нас разбросали по разным учебным группам.

Мы собрались и начали решать, каким же образом можно сохранить коллектив нашей учебной группы в целости. Секретарь первичной комсомольской организации учебной группы Григорий Демченко, мой земляк с Днепропетровщины, вышел с предложением: выступить с обращением к командованию училища о том, что наша учебная группа берет на себя обязательство закончить 4-й курс на общую оценку "отлично", и это обращение, одобренное курсантами нашей группы, передал в учебный и политический отделы училища. Командование училища учло наше обращение, и наша учебная группа была сохранена. Мы, в основном, сдержали свое слово. Все курсанты нашей учебной группы старательно начали учиться. Я закончил 3-й курс с высокими показателями, и, если бы такие результаты удержал на 4-м курсе, то получил бы диплом с отличием. Для получения этого диплома необходимо, чтобы в приложении к диплому было не более 25% хороших оценок, а остальные должны быть отличные. Это оценки за зачеты и экзамены на протяжении всех четырех лет обучения, и обязательно все предметы, выносимые на государственные экзамены, необходимо было сдать на "отлично".

Я, на 4-м курсе, набрал немного лишний процент хороших оценок при сдаче зачетов, четыре-пять четверок оказались лишними — женитьба наверно помешала.

Расформировали 2-ю учебную группу нашего дивизиона, а наша, 7-я, учебная группа сохранилась в полном составе, только нам добавили, из расформированной, несколько курсантов.

В 1970 году летняя сессия началась раньше обычного — после 10 мая. А где-то, с числа 25 мая, учебные группы курсантов 3-го курса начали выезжать на стажировку. По распределению, я и еще со мной 3 курсанта, попали на стажировку на учебный пункт Находкинского пограничного отряда Тихоокеанского пограничного округа. Некоторые курсанты с нашей группы были направлены стажироваться в Южно-Сахалинский пограничный отряд. Курсанты, которые отправлялись на стажировку в Дальневосточный и Тихоокеанский пограничные округа, вылетели самолетом ТУ-104 до г. Хабаровска. Прилетели в г. Хабаровск, дальше на самолет у нас билетов не было. Руководитель стажировки от училища по Тихоокеанскому округу решил, что дальше нам двигаться до Владивостока необходимо поездом. Приехали на железнодорожный вокзал и удивились, что в Хабаровске деревья только начинали распускать почки, а в Алма-Ате давно уже были листья. Сели мы на поезд и часов 8-10 ехали до Владивостока. Прибыли в управление Тихоокеанского пограничного округа; там нас распределили по пограничным отрядам. Меня и курсантов Мищенко Виктора, Медведева Александра и Скульдицкого Владимира распределили в г. Находку, в пограничный отряд.

Во Владивостоке мы вчетвером сели на поезд и поехали в Находку. Кажется, ехали 4-5 часов до этого города. Доехали мы до Находки поездом и с вокзала отправились пешком прямо в пограничный отряд, и нас сразу же направили на учебный пункт, — он находился совсем рядом и размещался в палаточном городке при отрядной школе сержантского состава. Нас встретил начальник учебного пункта подполковник Егоров и распределил по учебным подразделениям. Там было четыре учебных роты солдат. Нас распределили по одному в каждую роту. Я был назначен в учебную роту, которой командовал капитан Огольцов, — он же являлся начальником школы сержантского состава. Но школа на период учебного пункта не функционировала. Меня в этой роте назначили командиром учебного взвода. Других моих товарищей-курсантов также назначили командирами учебных взводов только в других учебных ротах. И началась наша учебная практика по выполнению своих обязанностей. Все занятия по боевой подготовке с учебными взводами проводили курсанты-стажеры, политзанятия — проводил замполит роты старший лейтенант Лешенкевич. Капитан Огольцов, поначалу, проводил занятия по практическим стрельбам, а во втором месяце стажировки, я организовывал и сам проводил эти стрельбы со своим взводом. Многому, за время стажировки, я научился у капитана Огольцова, особенно, — как правильно использовать командирский ящик, как обучать солдат правильному прицеливанию из автомата и другое.

Во время стажировки нас, курсантов-стажеров, посылали по пару раз старшими патрулей по городу и раза по три — дежурными по учебному пункту.

За время стажировки каждый курсант получил большую практику в проведении различных видов занятий по боевой подготовке с солдатами. К концу стажировки мы научились правильно обучать молодых солдат. Периодически мои занятия посещал командир роты капитан Огольцов и выставлял мне, за проведенные занятия, хорошие и отличные оценки.

Рядом было море — залив Петра Великого — он находился в 1,5 км от нашего палаточного городка, так что каждое утро туда бегали на физзарядке и купались. В городе был клуб моряка, так что по вечерам ходили в клуб на танцы. Стоило перемахнуть несколько сопок, и мы в городе у клуба моряка. Климат в Находке — совсем, как в Сочи. Ночью духота, жарко, большая влажность. Пока дойдешь до клуба моряка или возвратишься оттуда к месту расположения учебного пункта, — весь становишься потным. Сопки были заросшие деревьями, много росло пробковых деревьев. В то время было много клещей в кустарниках и на деревьях, так что к ним было опасно подходить, — сразу с деревьев падали клещи.

Учебный пункт по продолжительности — 3 месяца, но наша стажировка продолжалась 2 месяца, до 1-го августа. Мы, курсанты, на учебном пункте работали хорошо, претензий со стороны командования учебного пункта к нам не было. Оценку за войсковую стажировку я и мои товарищи получили "отлично".

Мою работу с солдатами учебного пункта командование пограничного отряда оценило положительно, за что был я награжден грамотой.

Так как курсанты работали с молодыми солдатами хорошо, начальник учебного пункта решил нас, четверых курсантов, отпустил в отпуск на два дня раньше, то есть 28 июля 1970 года. Билеты домой в отпуск нам командование помогло приобрести своевременно. До Москвы мы, втроем, летели вместе; курсант Скульдицкий летел в Казахстан, он родом оттуда.

С Находки до Владивостока мы добирались поездом, а с Владивостока, — с аэропорта Ключевые озера, — самолетом ТУ-134 долетели до Хабаровска; с Хабаровска до Москвы летели 9 часов самолетом ТУ-114 и приземлились в аэропорту Домодедово; после приземления в ушах долго шумело от гула двигателей самолета. А с аэропорта Внуково до г. Днепропетровска я долетел на самолете АН-10. Пришлось в общей сложности быть в воздухе около 12 часов.

Летний отпуск, в августе 1970 года, после окончания 3-го курса, я проводил опять же в Лиховке у своих родителей.

В первый же вечер, кажется 2-го августа, я сразу же пошел на долгожданное свидание с Валей. Она только закончила свой техникум. Мы с ней, в письмах, договорились и она в первую неделю августа приехала к своим родителям в Лиховку.

А вот и то свидание, — свидание последнее, роковое. Шел я на свидание, не торопясь, выбранным маршрутом к девушке своей. В пути зашла мне в голову тревожная мысль. А вдруг она встречается с кем-то из парней. Возможно у нее парень появился, а я ведь и не уточнял. Плохое было у меня настроение в этот вечер, и я даже намеревался вернуться с полпути назад. Но ясный и приветливый лик Вали меня манил вперед. Подошел к знакомому переулочку с тропинкой во двор. Вечер приближался, солнышко коснулось земли, а на тропинке я не увидел девушки в платьице голубом.

Стоял я за деревьями в раздумьях своих. И, вдруг, увидел лейтенанта в армейской парадной форме (это был Андриенко с Бузовой), идущего со двора. Тогда я сильно обрадовался: вот он вовремя уходит с этого двора. Проделав шагов 20, остановился вдруг он. Повернувшись в противоположную сторону, он подал голос свой и двинулся обратно вглубь двора к хате, где "моя девушка" меня ожидать должна.

Я все стоял и ждал, когда же он уйдет. Я тогда подумал: "Наверно он, после выпуска с военного училища, пришел в гости поговорить. А может быть — он родственник, так чего же ему здесь не быть?"

Прошли полчаса, затем уж час. Заволновался я. Почему же Валя не выглянет и не скажет мне: "Немного подожди, я скоро подойду?". Могла сама же выйти и предупредить. Я ждал ее, не отрывая глаз. А, может, догадается прислать брата своего? Аль нет, — никто ведь не выходит, чтоб меня предупредить.

Настали сумерки и ночь пришла, она была темна, поднялся ветерок и деревья зашумели. А лейтенант все там, а, может, уже нет, давно ушел тропинкой тыльной он? — так подумал я. Сейчас подойду поближе я прямо ко двору. Тихо, чуть пригнувшись, стал приближаться к ее двору, благо во дворе ведь не было собак. Приблизился я к садику около хаты той. Вдруг, в 10-ти шагах от хаты, я услышал неясный разговор. Пронзая темноту и затаив дыхание, я устремил свой взор туда. На фоне света окон, увидел две фигурки в обнимочку стоят. Да, это с ним она! С прибывшим лейтенантом встречается она. Хотел ее позвать, но не осмелился прервать их веселый смех. Немного постоял, послушал говор их, затем вернулся снова на дорожку ко двору.

Стоял я и все ждал. Полночь приближалась. Погас свет в окнах хат. Я передумал многое, воображал картины горькие в тот судьбоносный час. Я был унижен, оскорблен и предан. А в оправдание девушки подумал: "ведь лейтенант лучше, чем курсант; курсанту учиться еще год, — а рядом уже готовый офицер". "Ну, что ж, — подумал я, — еще немного времени осталось подождать, ведь дань своему свиданию сполна я должен отдать".

Полночь наступила, а я еще стоял, — пришлось быть на свидании с березкой у двора. Подруга эта надежная, не подведет она меня. Свидание с кареглазою — последнее было для меня. Забуду сюда тропинку и милый взор лица. Вот так мечта закончилась, мной мыслимая на долгие лета, все планы мои рухнули немедленно тогда. А началось и продолжалось, — все романтично так! Историю последнего свиданья я до сих пор не могу забыть: носил в груди обиду долго я, в душе осталась горечь, крушение всех планов и моих надежд.

После всего этого, уехал я в г. Днепропетровск, гостил там с неделю, обиду и нанесенный удар пытался я забыть. Заказал я себе билет на самолет до Алма-Аты.

Оставалась еще одна, последняя, неделя моего отпуска до отъезда, и я решил ее провести с родителями в Лиховке.

Возвращаясь с г. Днепропетровска к своим родителям, я с г. Вольногорска ехал автобусом в свою Лиховку. На остановке, в Лиховке, я вышел с автобуса, с него вышла девушка с двумя большими сумками. Я предложил ей свои услуги — помочь донести сумки к ее дому. При следовании к ней на квартиру мы познакомились, — ее звали Аней. Оказывается, ее, после окончания Днепродзержинского медицинского училища, направили работать медсестрой в больницу в Лиховке. Она тогда неподалеку от больницы сняла квартиру и везла свои вещи. Вот я ей и помог донести. На второй день я с ней встретился. Как раз в тот день у нее сильно разболелся зуб, поэтому было у нее плохое настроение. Она на следующий день собиралась ехать на неделю к родителям и забрать оставшиеся вещи. А у меня через два дня заканчивался отпуск. Я попросил у нее адрес, договорились переписываться. После этого я ее в Лиховке, до своего отъезда, не встречал, но уехал с ее адресом.

Прибыл я в Алма-Ату после отпуска, как и требовалось, 30 августа 1970 года. Оставался один день до начала учебного процесса в училище. Курсантам нашего курса 31 августа 1970 года зачитали приказ начальника пограничного училища о переводе нас на 4-й курс.