На службе двух государств. Записки офицера-пограничника

С 1-го сентября 1989 года я вновь назначен старшим преподавателем тактики — тактическим руководителем курса. Но, начал не с 1-го курса, а со второго. Так как старший преподаватель 2-го курса согласился идти на курсы переподготовки начальников застав, а меня, вместо него, — на 2-й курс.

2-й курс — это 1-й учебный батальон, состоящий из трех учебных рот (всего входило в батальон 13 учебных взводов), командиром учебного батальона был подполковник Метелев А.С., мой однокурсник по училищу; заместителем командира батальона по политической части был майор Мишин — выпускник училища 1980 года, которого я учил по дисциплине общая тактика и ему только месяц назад, как присвоили воинское звание майор.

Я возглавил предметно-методическую комиссию (ПМК) 2-го курса. В ее состав тогда входили: я, как председатель ПМК, майоры: Лазоренко Ю.П., Толкунов С.В., Курлюк Б.С., Васин А.Л. и подполковник Цап П.Ф., мой однокурсник по училищу и академии. Это все преподаватели тактики. Кроме них в состав ПМК 2-го курса входили: майор Широбоков — преподаватель военной топографии, майор Нуждин — преподаватель ЗОМП, подполковник Меренгалиев Е.М. — преподаватель военно-инженерной подготовки. Всего в ПМК 2 курса входило 9 офицеров-преподавателей. Из пятерых преподавателей тактики, три из них прошли через войну в Афганистане — майоры Васин, Курлюк и Лазоренко. Майор Лазоренко был контужен, имел ранения. Майор Курлюк имел правительственные награды и одну высокую — орден Боевого Красного Знамени. Конечно, эти офицеры страдали афганским синдромом: были вспыльчивые, раздражительные, резко реагировали на нерадивость отдельных курсантов. Эти офицеры обладали боевым опытом и им было чему научить курсантов.

Программа обучения, за время моей работы старшим преподавателем истории военного искусства, претерпела незначительных изменений. Раздел начальной военной подготовки был исключен, то есть возвратились вновь к предыдущему варианту программы.

За мной, по приказу начальника училища, был закреплен только 1-й учебный взвод 1-й учебной роты. У меня появилось много свободного времени, которое я употреблял на методическую работу с преподавателями, так как их педагогический стаж был небольшой — всего по одному году, приобрели только на первом курсе. Поэтому перед каждой практической темой я с преподавателями постоянно проводил методические занятия: инструкторско-методические (ИМЗ) в поле или показные занятия.

На ИМЗ в поле я всех преподавателей ставил на место обучаемых, а сам, выступая в роли руководителя занятий, показывал на них методику отработки учебных вопросов. После показа методики отработки того или иного вопроса, я, поочередно назначая преподавателей руководителями занятий, тренировал их, давая им практику в проведении занятия. На ИМЗ в поле я заказывал боевую технику, которая должна быть на занятиях с курсантами, те же брались имитационные средства. Поэтому преподаватели, после проведенных мною ИМЗ, были подготовлены к занятиям с курсантами и проводили эти занятия методически однообразно, чего я и добивался.

Программа по общей тактике на 2-м курсе считалась наиболее сложной и напряженной: на нее выделялось больше часов, чем на остальных курсах обучения, проводились дважды боевые стрельбы с каждым учебным взводом.

Наш начальник кафедры полковник Татьянин В.Л. начал вводить новшества в учебный процесс, о которых я последовательно буду рассказывать по ходу отработки программы обучения с курсантами, переходящими из курса на курс.

Что мы начали отрабатывать с курсантами 2-го курса по общей тактике?

В сентябре — октябре 1989 года ПМК 2-го курса начала отработку программы с обеспечения боевых действий: разведка, походное охранение, сторожевое охранение. То есть по всем этим видам боевого обеспечения мы проводили сначала классные занятия.

К примеру, были прочитаны мною лекции с тремя потоками по разведке, затем с каждым учебным взводом преподаватели проводили семинары; потом лекции по походному охранению и опять же семинары; далее лекции по сторожевому охранению и опять семинары. А практические занятия по этим темам перенесены для отработки в комплексе с практическими темами по основным видам боевых действий взвода. Оно конечно логически все вписывалось хорошо, но когда подходили к практической отработке в комплексе с основными темами, касающимся боевых действий взвода, то к тому времени курсанты забывали этот учебный материал (забывали основные вопросы разведки и охранения) и приходилось вновь его повторять, так как к моменту проведения практических занятий проходило много времени после теоретических занятий и учебный теоретический материал оставался своевременно не закреплен практическими действиями.

Подошел конец октября 1989 года; на совещании офицеров училища был объявлен приказ Председателя КГБ СССР о присвоении мне очередного воинского звания — полковник. Кроме меня, этим же приказом, было присвоено воинское звание полковника нашему начальнику кафедры подполковнику Татьянину В.Л., командиру 1-го учебного батальона подполковнику Метелеву А.С.

3-го ноября 1989 года мне вручили приветственное письмо командования и ученого совета ВПКУ им. Ф.Э. Дзержинского.

После парада и ноябрьских выходных 1989 года, мы приступили к отработке с курсантами 2-го курса основополагающей темы: "Взвод в наступлении". Мною были прочитаны лекции, проведен, для преподавателей, 6-ти часовой показной семинар. А к концу ноября 1989 года преподаватели закончили отработку семинаров со всеми своими учебными взводами.

В декабре начинались практические занятия в поле по теме: "Взвод в наступлении". С каждым учебным взводом отрабатывались практические занятия в течение всей недели. На полевом выходе в течение недели в комплексе с тактической подготовкой отрабатывались практические занятия, по 2 часа, по военной топографии, по ЗОМП, по военно-инженерной подготовке, по разведке, по огневой подготовке и по партийно-политической работе. Таким образом набиралось 36/12 часов, как раз на всю неделю. И, как было ранее, в субботу — боевая стрельба взвода в наступлении.

К концу декабря мы закончили практическую отработку темы: "Взвод в наступлении". В то время под Алма-Атой были уже сильные морозы. Нам, преподавателям, было не привыкать к этим условиям, тем более мне. Декабрь 1985 года не повторился. Были в декабре 1989 года сильные морозы, но не было ветров.

Январь 1990 года был в Алма-Ате морозным. Тогда, в течение всего месяца, мы отрабатывали с каждым учебным взводом двухдневное практическое занятие в поле, на БТР. Отрабатывали подвижную тему: "Взвод в походном охранении".

Успеваемость курсантов во всех учебных взводах была хорошая, поэтому нареканий со стороны учебного отдела не поступало.

Как и ожидалось, старшим преподавателем истории военного искусства был назначен полковник Аношкин В.П. — будущий сват начальника учебного отдела. Поэтому все немного успокоилось, все были довольные.

Настала весна 1990 года. Перед преподавателями ПМК 2-го курса предстояла ответственная учебная задача — успешно организовать и провести недельные полевые выходы с курсантами в апреле месяце. Нам предстояло отработать важную тему касающуюся боевых действий взвода в обороне. Были недельные полевые выходы с каждой учебной ротой, с проживанием курсантов в опорных пунктах.

Опять предстояло отрабатывать тактические темы в комплексе с другими дисциплинами: военной топографией, ЗОМП, военно-инженерной подготовкой, разведкой, огневой подготовкой, партийно-политической работой — все по 2 часа с каждым учебным взводом. А каждую субботу — боевая стрельба взвода в обороне. Первая неделя полевого выхода — показное занятие для преподавателей на одном учебном взводе, которое традиционно проводил старший преподаватель. Я ранее подробно описывал о проживании курсантов и преподавателей в опорных пунктах — все в ночное время отдыхали в блиндажах, питались с полевой кухни. Так было и на этот раз.

На этих полевых выходах было, по решению начальника кафедры, введено новшество: наряду с практическими вопросами обороны шла отработка, в комплексе с ними, практических вопросов разведки. На этом полевом выходе мы вклинили 6 часов разведки и в комплексе отрабатывали практическую тему: "Взвод в поиске" с целью захвата пленного с документами или с оружием. В основном эту тему мы отрабатывали ночью. Курсантам это было очень интересно. Когда выезжало на занятия четыре учебных взвода, то я размещал два взвода в опорных пунктах на одной стороне тактического поля, а следующие два взвода напротив, на удалении 400 м, фронтом к первым двум. В первых и в других, как бы перед фронтом, был свой "противник". Поэтому, организуя и проводя занятие на тему: "Взвод в поиске", командир взвода выбирал в расположении "противника" объект поиска.

Организацию поиска начинали после обеда, за три часа до наступления темноты. А после ужина, с наступлением темноты, приступали к практической части поиска по захвату объекта поиска. Все элементы боевого порядка взвода в поиске действовали бесшумно и успешно захватывали объект.

Для успешных действий назначались наблюдатели за объектом, группа проделывания проходов в МВЗ (минно-взрывные заграждения), огневая группа, группа захвата, группа обеспечения. К 02.00 учебные взвода с задачей по захвату пленного справлялись. Аналогичным образом действовали взвода, обороняющиеся на противоположной стороне, — они тоже проводили поиск по захвату пленного.

На данный апрельский полевой выход наш курс получил задачу от начальника кафедры на проведение дерновки инженерных сооружений. Этой работой я, и мои подчиненные преподаватели, с курсантами занимались в послеобеденное время по два-три часа. Зеленый дерн мы резали в долине речки Каскелен, грузили его на автомашину ГАЗ-66 и привозили к позициям. Некоторые курсанты не умели нарезать дерн, поэтому мне приходилось брать лопату и показывать, как надо нарезать квадраты (40 на 40) см и толщиной 10-15 см. У меня это хорошо получалось. Лопат на всех курсантов не хватало. Я, увлекшись работой, долго показывал, как это делается, так что некоторые курсанты, засмотревшись, даже готовы были вырвать у меня лопату. А остальные курсанты, глядя на мою работу, стремились не отставать. Поэтому работа кипела. Дерн укладывали по метру шириной, как впереди, так и позади позиций. Такая дерновка обеспечивала хорошую маскировку и укрепляла траншеи. Особое внимание мы уделяли, при дерновке, маскировке КНП (командно-наблюдательных пунктов).

В конце второй недели полевого выхода к нам приезжал начальник кафедры полковник Татьянин В.Л. и удивлялся тому, как мы много задерновали и добротно осуществили эту работу по маскировке опорных пунктов, говоря, что учебные группы 1-го курса, которые были в поле до нас, занимались целый месяц дерновкой позиций с полковником Хабиевым Ю.Г. и сделали намного меньше, чем мы за две недели.

При проведении боевых стрельб в обороне с учебными взводами все прошло без происшествий. Цели учебных занятий, во время полевых выходов в апреле месяце, были достигнуты.

Стажировка в войсках для курсантов 2-го курса не предусматривалась, поэтому я со своими преподавателями проводил занятия до самого августа месяца. Когда курсанты ушли в каникулярный отпуск, я также ушел в очередной отпуск.

С 1-го сентября 1990 года наша ПМК приступила к отработке программы 3-го курса. На 3-м курсе по программе отрабатывалась ротная тематика, а также методическая подготовка курсантов. Я со своими преподавателями готовил курсантов к войсковой стажировке на учебных пунктах, которая начиналась с 15 ноября 1990 года.

Мы активно готовили курсантов к войсковой стажировке. Провели комплекс мероприятий, который требовался по боевой подготовке курсантов, с тем, чтобы они смогли правильно обучать и воспитывать молодых солдат на учебных пунктах. Мне также предстояло ехать на стажировку с курсантами в Среднюю Азию.

Перед стажировкой курсантов, меня вызвал на инструктаж начальник училища генерал-майор Лукашевич Н.Ф. Начальником пограничного училища его назначили с февраля 1989 года. До назначения на эту должность он был заместителем командующего Закавказским пограничным округом. К 7-му ноября 1990 года ему было присвоено воинское звание генерал-майор.

Начальник училища назначил меня руководителем стажировки курсантов на весь Среднеазиатский пограничный округ. И чтобы в войсках приготовились к приему курсантов, он приказал мне вылететь самолетом до г. Ашхабада, в округ, за неделю до выезда курсантов. Еще он поставил мне задачу, что когда я организую стажировку курсантов, то, через неделю после Нового года, могу возвращаться в училище. Так я и сделал; но как я посмотрел, с прибытием в войска, — в пограничных отрядах были готовы к приему курсантов, так как они заранее получили телеграмму с Главного управления ПВ СССР. Поэтому меня зря так рано прислали в войска. Но таков был приказ начальника училища генерал-майора Лукашевича Н.Ф.

Часто бывало, заступая дежурным по училищу, я ходил на инструктаж к начальнику училища и видел, как он игрался металлическим шариком диаметром в 7 см, легко перекидывая его с руки в руку. И так легко он это делал, что казалось, что это не металлический шарик, а шарик для игры в бадминтон. Вес этого шарика был, наверно, килограммов пять.

Однажды к начальнику училища приехал с города знакомый молодой профессор. Начальник училища его встретил, они пошли в кабинет, сели на кресла, начали разговаривать. Начальник училища перекидывал легко из руки в руку свой шарик, а потом сказал профессору: "Лови!" — и кинул ему, как пушинку, металлический шарик. Профессор подставил руку, чтобы поймать, но шарик оказался слишком для него тяжелым. Рука профессора не удержала шарик, и он ударил его ниже живота. Тогда скрючился профессор от боли, а начальник училища ему сказал: "Ну что же ты? я же сказал, — лови!"

Находясь в Каахкинском пограничном отряде, дождался я прибытия курсантов, которые ехали поездом на стажировку в пограничные отряды со своими руководителями. Во время стажировки курсантов я по пограничным отрядам сильно не разъезжал, ведь для руководства и обменом информацией об обстановке существовала телефонная связь. Пограничный округ своими отрядами охранял государственную границу протяженностью более 1000 км: от Каспийского моря до Памира включительно. Поэтому я выбрал Каахкинский пограничный отряд, когда-то мой родной, там я расположился и оттуда осуществлял руководство стажировкой курсантов через руководителей при учебных взводах. Каждый понедельник я лично по телефону докладывал обстановку начальнику пограничного училища.

Будучи в то время в управлении округа, я встретился с начальником штаба Среднеазиатского пограничного округа генерал-майором Грибановым. Он мне довел свои пожелания в подготовке курсантов как будущих офицеров. Я знал генерал-майора Грибанова, когда он был еще подполковником, — моим преподавателем во время учебы в Военной академии им. М.В. Фрунзе. Поэтому у нас были приятные воспоминания о тех временах.

Побыл и посмотрел я на свой бывший Каахкинский пограничный отряд, в котором я прослужил четыре года. Знакомых офицеров никого там не осталось. Только там я встретился с тремя знакомыми прапорщиками: прапорщиком Тягний, прапорщиком Чекан-Назаром и прапорщиком Омельченко.

Далеко не отрываясь от Каахкинского пограничного отряда, я, во время стажировки, тогда посетил курсантов в Бахарденском пограничном отряде, потом поехал в г. Мары, там стажировались курсанты на учебном пункте в межотрядной школе сержантского состава. Новый, 1991, год встретил я в Марах.

В Марах, кроме МОШСС, дислоцировался пограничный вертолетный полк. Я узнал, что командир вертолетного полка лично вылетает в Тахтабазарский пограничный отряд и я попросился к нему на вертолет. Вместе с ним мы, где-то за полтора часа, долетели до Тахта-Базара. В Тахтабазарском пограничном отряде я встретился с руководителем стажировки курсантов, узнал, как у них проходит стажировка; побывал в расположении учебного пункта, солдаты и курсанты там проживали в палатках. Я двое суток находился в пограничном отряде.

Тогда, в начале января 1991 года, в Туркмении были сильные морозы, доходившие до минус 25 градусов. Отопление работало слабо, для обогрева помещений использовали электрические радиаторы. В пограничном отряде, в офицерской гостинице, я тоже мерз от холода, не помог даже радиатор. Нагрузка на электричество в отряде была большая, поэтому без конца выбивало на трансформаторе.

С Тахта-Базара в Каахка я добирался поездом Кушка — Ашхабад. В вагоне, при поездке, я почти не сидел, а все время ходил по вагону: очень было холодно в вагонах, потому что почти в каждом вагоне были выбиты стекла в окнах и весь холод с улицы заходил в вагоны. Вот и приходилось от холода ходить людям по вагону. А ехать до Каахка поездом надо было часов шесть или семь.

В Каахкинском пограничном отряде тоже было ЧП от холода: разморозились трубы отопительной системы. Ведь там холода бывают редко и трубы были голые, не утеплены, вот вода в них замерзла и трубы в некоторых местах полопались. Днем и ночью солдаты и прапорщики ходили с факелами и разогревали трубы. Вот тогда, при проведении сварочных работ, и обнаружили ломы в трубах офицерских домов в подъездах. Я ранее говорил, что было прохладно в наших квартирах, когда я служил лейтенантом в этом пограничном отряде. Причину выявили только в январе 1991 года.

Моя миссия на стажировке курсантов была выполнена, — стажировка курсантов была организована и шла полным ходом, о чем я доложил начальнику училища, и он мне разрешил возвращаться в училище. Я вылетел самолетом с г. Ашхабада где-то 5-го или 6-го января 1991 года и через три часа был в Алма-Ате.

Так как курсантов 3-го курса в училище не было, и я был свободен от занятий, меня вновь, через неделю, послали в командировку — осуществлять контроль стажировки курсантов 4-го курса на заставах. На этот раз я должен был проконтролировать ход стажировки курсантов в пограничном отряде, штаб которого дислоцировался в г. Даурия. Одновременно со мной летел контролировать стажировку в Приаргунском пограничном отряде полковник Гаевой Владимир. Вместе мы вылетели с Алма-Аты самолетом ТУ-104 и летели до г. Чита. Долго мы тогда кружили над Читой при посадке: самолет никак не мог выпустить шасси и в конце, на каком-то витке шасси выдвинулись, и мы благополучно приземлились.

В управлении Забайкальского пограничного округа мы с полковником Гаевым встретились с офицерами — начальниками отделов штаба округа. Там я впервые познакомился с полковником Дергачовым В.А. Он оказался моим земляком — родился и вырос в г. Днепропетровске. А потом нас судьба свела на Украине, в Академии Пограничных войск Украины.

Даурия, — холодная, ветреная Даурия! С Читы в п.г.т. Даурию я ехал поездом. Там я встретился с командованием пограничного отряда, узнал, как проходит стажировка курсантов на пограничных заставах. Ходил по п.г.т. Даурия. Морозы тогда были более 40 градусов. Но эти морозы усугублялись сильными ветрами, пронизывающими одежду насквозь. Помню, находясь в Даурии, идешь по городу, пройдешь метров 200 и заходишь в какой-то магазин, чтобы погреться, а согревшись, — идешь дальше.

С Даурии я ездил поездом в Забайкальск — там находилось КПП "Забайкальск", и там тоже стажировались курсанты 4-го курса. С КПП "Забайкальск" меня подбросили автомашиной на ближайшую заставу, где стажировался курсант. Поэтапно, от заставы к заставе, я добирался заставским автотранспортом. Проверил условия стажировки курсантов и их работу, — о чем я сделал отчет для командования училища.

Во время поездки по заставам Даурского пограничного отряда, я помню, как в то время сгорела одна из пограничных застав, и там проводились ремонтные работы. Конечно, условия стажировки курсанта на этой заставе были экстремальные. В тот год отряд половину призывников недополучил. Поэтому пограничные заставы оставались недоукомплектованными личным составом. Энергоснабжающими организациями изредка начиналось отключение застав от электричества из-за неуплаты отрядом за использованную электроэнергию. Пошли скандалы. Ведь заставы — это подразделения постоянной боевой готовности.

В конце января 1991 года я с полковником Гаевым возвратился самолетом в Алма-Ату. О результатах своей работы я предоставил письменный отчет.

У курсантов 3-го курса закончились зимние каникулы в феврале 1991 года и начался учебный процесс.

Весь март 1991 года на 3-м курсе шла отработка важных тем, касающихся действий заставы по защите государственной границы. Опять проводились недельные выходы по отработке этих тем. Много занятий проводилось ночью. Погода в марте месяце была очень сырая, ветреная, так что продувало до нитки. Хорошая была закалка для курсантов и офицеров-преподавателей. Но к тому времени, начиная с 1989 года, уже выдавалась камуфляжная форма, как курсантам, так и офицерам; выдавались теплые камуфляжные куртки и брюки.

В конце марта 1991 года, в одно из воскресений, в полевом учебном центре для курсантов был запланирован пеший переход на 25 км. К пешему переходу привлекались два курса курсантов: 2-й и 3-й курсы, которые в то время в полном составе находились на занятиях в полевом учебном центре. Те преподаватели, которые проводили занятия с курсантами, были привлечены к пешему переходу. Я был в то время старшим на полевом выходе при 3-м курсе. Погода стояла в то воскресенье солнечная, снега уже не было, температура воздуха доходила до 10 градусов тепла. Маршрут пешего перехода первые 15 км проходил по пескам Муюнкум; далее за песками маршрут проходил по полевой дороге мимо отстойных озер. Весь маршрут представлял — движение по большому эллипсу. Курсанты и офицеры были одеты в шинели с соответствующей экипировкой: офицеры — с противогазовыми и командирскими сумками через плечо; курсанты — с автоматами, противогазами, саперными лопатками и вещь-мешками. Учебные дивизионы взводными колонами в 08.00 начали движение с исходного положения. Я двигался с офицерами учебного дивизиона 3-го курса в голове колонны. Помню, как мы часа за четыре преодолели пески по указанному маршруту и вышли на полевую дорогу вблизи отстойных озер. Во время движения, через каждый час, мы все останавливались на 10-ти минутные привалы. На привале отдыхали, перематывали портянки, кто сидел, кто лежал. На одном из привалов время отдыха подходило к концу, и командиры начали строить свои учебные взвода, и тут мы увидели, что к нам едет автомобиль УАЗ-469, а в нем начальник пограничного училища генерал-майор Лукашевич Н.Ф. Я подошел к нему и доложил по форме, так как я там был старшим. Учебные батальоны тронулись и продолжили свой пеший переход, а я стоял перед начальником училища и все слушал его инструктаж: как нужно внимательно осматривать курсантов после привала, проверять их экипировку, ведь кто-то из них может что-то оставить и потом придется возвращаться и искать. Я его слушал и думал: "Когда же он меня отпустит, ведь учебные батальоны удалились от меня на целых 500 м, он же меня не подвезет, а мне придется бежать, чтобы их догнать". Он, видать, специально так меня долго инструктировал, чтобы я хорошую сделал пробежку, догоняя учебные батальоны на марше.

Так и случилось. Инструктаж он закончил; сел в машину и по дороге поехал дальше, обгоняя батальоны. А мне пришлось с полчаса догонять хвост идущих батальонов, — ведь они отошли, от места привала, далеко. Так что у больших военных начальников нравственность такова: им не нужно чтобы подчиненный хорошо служил, им нужно, чтобы он мучился, — так выражались офицеры нашей кафедры.

К 14.00, к обеду, мы возвратились в место расположения, привели себя в порядок после пешего перехода. Там был для всех обед. А в 15.30 колонна, состоящая из двадцати машин, двинулась к месту постоянной дислокации, в Алма-Ату.

В апреле 1991 года, как и было запланировано, предстояли 3-х суточные двусторонние тактические учения курсантов 3-го и 4-го курсов. Я со своими преподавателями работал с курсантами 3-го курса и опять нам предстояло участвовать в учениях.

Учения начались 14 апреля 1991 года и опять курсантам предстояло действовать в горах.

Готовясь к учениям, я предложил начальнику кафедры, чтобы на командные должности побольше назначать курсантов, нечего им на учениях действовать за рядового солдата, они тоже должны приобретать и совершенствовать командирские навыки. Он меня поддержал в этом начинании.

Итак, начался первый день учений. В тот день мы занимались поиском и ликвидацией диверсионной группы. Старшими элементов боевого порядка группы поиска и группы блокирования мы назначили курсантов. И, оказывается, курсанты справились со своими обязанностями.

На второй день учений наш учебный батальон (3-й курс) занимался организацией и ведением обороны.

Так как курсанты 3-го курса прошли ротную тематику, мы с начальником кафедры решили в период организации обороны, одного из офицеров учебного батальона назначить командиром батальона, а всех курсантов 3-го курса поставить в роль командиров рот одновременно. Все курсанты, в роли командира роты, вычерчивали схемы опорного пункта роты. После прохождения выделенного часу на разработку схем, посредники их собрали для оценки. Затем мы заслушивали курсантов — командиров рот: решения на оборону роты, заслушали почти всех курсантов; затем слушали и оценивали постановку ими боевых приказов на оборону, тем самым оценили работу курсантов.

Когда начались оборонительные действия рот, а наступал "противник" (4-й курс), мы поочередно меняли командиров рот и оценивали их действия по управлению подразделениями каждой роты. Это на учениях уже смотрелось по-другому, так как учились не офицеры учебных батальонов и преподаватели военных кафедр, как было ранее, а учились действительно курсанты. Вот такие разумные новшества вводил наш начальник кафедры на учениях и в ходе обычных занятий.

А на третий день учений, с самого утра, проводились наступательные ротные тактические учения с боевой стрельбой. Проводились они в учебном центре Чунджинского пограничного отряда. Руководителем боевых стрельб был наш начальник кафедры полковник Татьянин В.Л. Командирами рот, их заместителей, командиров взводов и командиров отделений назначили из числа курсантов. На учения брались: минометный взвод 82 мм минометов, гранатометный взвод станковых автоматических гранатометов АГС-17. Расчеты этих огневых средств и командиры взводов назначались из числа курсантов. Посредником, при командирах рот на боевых стрельбах, выступал я. Боевые стрельбы прошли без всяких чрезвычайных происшествий. После проведенных 3-х суточных тактических учений, каждый курсант, участвовавший на учениях, получил свою оценку.

В 1991 году мне и подполковнику Цап П.Ф выходило по 25 лет календарной службы, так как мы призывались в Погранвойска в первых числах июля 1966 года. А если исполняется 25 лет, то, после этого, офицеру полагаются очередные отпуска по 45 суток без дороги, а не по 30 суток. Когда я подавал начальнику кафедры график отпусков своих офицеров ПМК на 1991 год (а это было в ноябре 1990 года), то себе и подполковнику Цап П.Ф. я запланировал отпуска с середины июля 1991 года. Но начальник кафедры ОВД, полковник Татьянин В.Л., все это сделал по-своему. Мне и подполковнику Цап П.Ф. он запланировал отпуска на май месяц 1991 года с тем, чтобы мы уходили в отпуск всего на 30 суток, а не на 45. Я ходил к начальнику кафедры разбираться по этому вопросу. Он не соглашался. Я просил его: "Вячеслав Леонидович, пусть я пойду в отпуск в мае месяце, но подполковник Цап П.Ф. пусть пойдет в августе месяце. Возможно, это у него будет первый и последний отпуск на 45 суток, так как ему в 1992 году исполняется 45 лет, и он собирается увольняться". Но начальник кафедры не согласился. Я довел до офицеров уточненный график отпусков. Конечно подполковник Цап П.Ф. был недоволен. И говорил: "Начальнику кафедры на следующий год, 1-го сентября, исполняется 25 календарных лет службы, посмотрим, когда он сам пойдет в отпуск".

Забегая наперед, скажу, что личные интересы нашего начальника кафедры взяли верх над государственными: он пошел в отпуск после 1-го сентября 1992 года на все 45 суток, без всякого угрызения совести.

Начиная с 1989 или 1990 года, начались трудности с продовольственными продуктами, даже с конфетами. Вспоминаю, как в нашем магазине военторга распределяли по талонам конфеты разных сортов по 200-300 грамм, и эти талоны представляли на кафедры. Талонов давали не много на кафедры — всем офицерам не доставалось, поэтому тянули жребий. Однажды, помню, возмущался наш секретарь первичной партийной организации кафедры подполковник Холмогоров: он сетовал на то, что, однажды, все талоны на конфеты присвоил себе начальник кафедры полковник Татьянин В.Л., говоря: "Мне нужны все конфеты". Как будто другим офицерам не нужны.

Как и были запланированы начальником кафедры отпуска на 1991 год, так мы с подполковником Цап П.Ф. и ушли в конце апреля на 30 суток.

В июне месяце предстояли государственные экзамены для курсантов 4-го курса. В состав Государственной экзаменационной комиссии по общей тактике потребовались преподаватели и с кафедры ОВД. Кто-то один из наших офицеров-преподавателей кафедры ОВД должен был входить в состав ГЕК для приема государственных экзаменов у курсантов Московского ВПКУ. Просился у начальника кафедры полковник Аношкин В.П., чтобы его включили в состав ГЕК, — ведь в Москве проживала его родная сестра. Но полковник Татьянин В.Л. эту кандидатуру отклонил и решил включить меня. Я его просил, чтобы меня не включали в ГЕК, так как моя дочь, Лена, заканчивала 10 классов и надо было заниматься ее определением в энергетический институт, проконтролировать сдачу вступительных экзаменов. Но начальник кафедры мне ответил: "А ты что, Николай Николаевич, будешь за нее сам сдавать вступительные экзамены?". Поэтому мои аргументы не оказалось веской причиной, чтобы меня не включили в состав ГЕК. И я, вместе с группой офицеров-преподавателей с других кафедр, улетел в Москву для работы в составе ГЕК для приема государственных экзаменов в Московском ВПКУ.

По прибытию в Московское ВПКУ меня назначили председателем комиссии по приему у курсантов экзаменов по общей тактике. Наша комиссия состояла из двух подкомиссий.

Несколько дней Председатель ГЕК проводил с членами комиссий общие мероприятия, давал инструктажи и другое. А затем, за два дня до начала экзаменов по нашей дисциплине, мы выехали электричкой с Москвы до Малоярославца — в учебный центр Московского ВПКУ, который находился в 250 км от Москвы. По прибытию в ПУЦ, комиссия осмотрела учебную материальную базу, проверили учебно-методические документы кафедры; я ознакомился с документами по приему теоретической и практической частей государственного экзамена. То, что не соответствовало руководящим документам, я давал указания на исправление. Я уже начинал работу по подготовке материалов для включения в акт по результатам работы ГЕК.

Начались государственные экзамены по нашему предмету. Теоретическую часть мы принимали по билетам, а практическую часть принимали на тактическом поле по тактическим летучкам-вводным, разработанным кафедрой. Каждой из двух подкомиссий пришлось принять экзамены у пяти учебных взводов.

Сравнивая показанные знания и практические навыки выпускников Московского ВПКУ, скажу, что они по качеству не отличались от результатов выпускников Алма-атинского ВПКУ. У наших курсантов (Алма-атинского ВПКУ) как будто немного лучшие практические навыки. И это вполне естественно. Ведь в Алма-атинском ВПКУ богаче материальная база, ПУЦ в 50 км от училища, поэтому у курсантов была лучшая полевая выучка, потому что они чаще бывали в ПУЦ.

По окончанию приема государственного экзамена по общей тактике, все члены нашей комиссии возвратились в Москву электричкой. На основной базе Московского ВПКУ я встретился с начальником учебного отдела Московского Высшего пограничного командного училища полковником Сажневым Ю.П. и со своим бывшим подчиненным — полковником Науменко В.А., кандидатом военных наук.

При подведении итогов работы кафедры ОВД Московского ВПКУ по подготовке выпускников, на ее заседании я довел свой раздел акта по итогам работы нашей комиссии. Были указаны замечания и внесены предложения по улучшению качества подготовки выпускников. На этом и закончилась наша работа, как членов ГЕК. С группой офицеров-преподавателей с Алма-атинского ВПКУ я вылетел самолетом до Алма-Аты.

Своевременно мы закончили прием государственных экзаменов в Московском ВПКУ, так как 18 августа 1991 года начался, так называемый, путч ГКЧП.

Дома я узнал, что моя старшая дочь Лена успешно сдала вступительные экзамены и была зачислена на 1-й курс энергетического института в Алма-Ате.

Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП) — самопровозглашённый орган власти вСССР, существовавший с 18 по 21 августа 1991 года. Был организован для сохранения СССР и образован из первых государственных и должностных лиц Советского правительства, которые выступили против проводимых Президентом СССР М.С. Горбачёвым реформ Перестройки и создания вместо Советского Союза конфедеративного Союза Суверенных Государств, куда планировали войти только 9 из 15 союзных республик.

Но процесс пошел дальше — к развалу Советского Союза.

8 декабря 1991 года главы трёх из четырёх республик, основателей СССР: Белоруссии, России и Украины, собравшись в Беловежской пуще (село Вискули, Белоруссия), констатировали, что СССР прекращает своё существование, объявили о невозможности образования ССГ и подписали Соглашение о создании Содружества Независимых Государств (СНГ). После ратификации подписанного соглашения Верховными Советами этих союзных республик, такое государство, как СССР, перестало существовать.

16 декабря 1991 года был принят и в тот же день вступил в силу Конституционный закон "О государственной независимости Республики Казахстан", где государственным языком провозглашался казахский язык.

Автоматически — все, кто проживал в Казахстане, стали гражданами Республики Казахстан. В том числе и офицеры Алма-атинского ВПКУ.

До развала Союза, я чувствовал себя представителем великой страны, а после развала? Даже появился страх, — где я оказался? А оказался представителем очень маленькой страны, которую Китай мог бы проглотить в одно мгновенье. Но деваться было некуда.

ВПКУ напрямую вошло в подчинение Комитету национальной безопасности Казахстана. В пограничное училище приезжал один из генералов этого комитета и проводил совещание с офицерами училища. Доводил до офицеров перспективы дальнейшей деятельности училища.

На одном из совещаний с офицерами училища, в декабре 1991 года, начальник училища генерал-майор Лукашевич Н.Ф. грозился офицерам: "Пусть хоть кто-нибудь из офицеров попытается переводиться с пограничного училища в Пограничные войска РФ или ПВ Украины, то будет немедленно уволен из войск". И что же? Оказывается, первым с пограничного училища, в сентябре 1992 года, побежал генерал-майор Лукашевич Н.Ф. Он перевелся, если не ошибаюсь, в Дальневосточный пограничный округ Пограничных войск РФ командующим округом.

Курсантские учебные батальоны в училище продолжали учебу; я со своими преподавателями ПМК с 1-го сентября 1991 года начал обучение курсантов 4-го курса. Программа обучения не изменилась. Начали мы отработку программы обучения по общей тактике с большой и важной темы: "Батальон в наступлении", затем — "Батальон в обороне" и "Батальон на марше и в походном охранении". А в декабре приступили к отработке пограничной тематики. И начали отработку с важной темы: "Действия пограничной заставы по отражению вооруженного вторжения противника на охраняемом участке". Эту тему мы отрабатывали с боевой стрельбой в ночных условиях. Применялись на этом тактическом занятии все виды оружия, которые имелись на вооружении пограничной заставы, в том числе и боевые ручные осколочные гранаты. Были морозы в декабре во время этих занятий. Для ослепления противника на мишенном поле использовали прожекторную станцию АПМ-90. Я руководил боевыми стрельбами со всеми учебными ротами на каждом полевом выходе по этой теме. Этой темой 4-й курс завершал 7-й семестр по нашей дисциплине.

По результатам успеваемости за 7-й семестр учебный батальон 4-го курса показал высокие результаты, в том числе и по дисциплине общая тактика.

Моя работа также была оценена. Мне вручили на совещании офицеров грамоту.

В январе 1992 года предстояла стажировка курсантов 4-го курса в войсках. Но в распоряжении Пограничных войск Казахстана остался только Восточный пограничный округ. Туда весь учебный батальон 4-го курса посылать было невозможно, так как оставалось в составе округа всего пять или шесть пограничных отрядов, а это 100-120 пограничных застав. Поэтому 400 человек курсантов 4-го курса распределяли для стажировки куда только можно: и на заставы, и в подразделения пограничных отрядов, даже некоторые курсанты проходили стажировку в подразделениях пограничного училища и нашего полевого учебного центра.

С 1-го февраля 1992 года все курсанты училища были отпущены на двухнедельные каникулы. А с офицерско-преподавательским составом в это время проводились учебно-методические сборы в полевом учебном центре (ПУЦ). В оставшиеся последние пять дней сборов проводились с офицерским составом командно-штабные учения на тему: "Мотострелковый полк в обороне". По расчетам был сформирован полковой коллектив офицеров управления полка и подчиненных подразделений. Командиром полка на КШУ был назначен я, видать по рекомендации начальника учебного отдела полковника Таратуты П.В., чтобы я покорячился и в ожидании того, что я не справлюсь с этой работой и меня будет за что ущемить.

В день начала КШУ, в 08.00, главным посредником мне было вручено тактическое задание, в котором была изложена вся исходная обстановка и приказ командира дивизии на переход нашего мсп (мотострелкового полка) к обороне; в задании были указаны все временные показатели. После получения тактического задания, его изучения и нанесения исходной обстановки на рабочую карту командира полка, я со своим штабом приступил к работе. В первую очередь я разработал расчет времени на организацию обороны полка, и, в соответствии с этим расчетом, штаб и все службы полка начали готовиться к обороне. Начальник штаба получил от меня предварительные распоряжения по организации разведки, связи, ЗОМП, инженерного обеспечения и подготовку для командира полка предложений для принятия решения на оборону; командирам батальонов, подчиненных и приданных подразделений я также отдал предварительные распоряжения, и работа закипела.

После отдачи предварительных распоряжений я приступил к принятию решения. К этому времени штаб мне предоставил все предложения для решения. Принимая решение на оборону, я поочередно заслушивал предложения должностных лиц: начальника разведки полка — о наступающей группировке, возможном характере и способам действий противника; заслушал начальника штаба полка — о возможностях штатных и приданных полку подразделений, а также возможное соотношение сил и средств сторон; заслушал командира артиллерийского дивизиона — предложения по использованию артиллерии в обороне. Аналогичным образом я заслушивал и других должностных лиц полка, их предложения, задавал им вопросы, на которые некоторые затруднялись мне ответить. Поэтому некоторых офицеров пришлось водить носом и склонять за плохую подготовку к учениям.

Доклад решения командира полка на оборону командиру дивизии был назначен на 11.00 первого дня КШУ. В роли командира дивизии выступал руководитель КШУ (полковник Таратута П.В., присутствовали при заслушивании командира полка и три или четыре старших посредника на учениях (начальники кафедр). Доклад решения на оборону полка мне надо было докладывать по карте-решении, которую за это короткое время надо было оформить в цветах и красках. Карта большая — склейка из 20-ти листов топографических карт. Я с офицерами штаба успел ее оформить. За 10 минут до начала доклада, оформленную карту-решение мы вывесили в классе, где предстояло мне докладывать. В класс были приглашены все офицеры, задействованные на КШУ и ровно в 11.00 началось заслушивание командира полка.

Руководитель учения потребовал доложить ему не все решение (на это потребовалось бы больше часа), а только первый пункт решения — Замысел действий на оборону. Я четко и аргументированно доложил Замысел действий, затем ответил на все вопросы руководства учениями, обосновывая свои ответы.

После принятия и доклада решения на оборону, по моему расчету времени — предстояла рекогносцировка, при проведении которой тоже должно присутствовать руководство учениями.

Что такое рекогносцировка? — это работа командира полка на местности с командирами подчиненных и приданных подразделений по уточнению решения и постановке задач подчиненным.

Я поставил задачу штабу полка разработать план рекогносцировки; после разработки и уточнения я этот план утвердил. Выезд на рекогносцировку был запланирован на 15.00 (после обеда).

По плану рекогносцировку я должен проводить на пяти точках. Первая точка — в районе развертывания полковой артиллерийской группы, которая должна развернуться на огневых позициях, удаленных на 5-6 км от переднего края обороны нашего полка; вторая точка — в районе предстоящей обороны 2-го эшелона полка (танкового батальона — тб); третья точка — в районе предстоящей обороны 3 мсб (3 мотострелкового батальона); четвертая точка — в районе предстоящей обороны 2 мсб (2 мотострелкового батальона); пятая точка — в районе предстоящей обороны 1 мсб (1 мотострелкового батальона).

На рекогносцировку я вывез, на двух крытых автомашинах ГАЗ-66, всех необходимых должностных лиц и командиров подчиненных подразделений. Выехали на первую точку — в район развертывания полковой артиллерийской группы (ПАГ).

По прибытию на первую точку я всех спешил и построил в две шеренги; объявил оперативное время (в соответствии с планом рекогносцировки) и довел, что мы прибыли все на точку номер один в район развертывания ПАГ. Вызвал и поставил перед строем командира ПАГ, затем потребовал от него провести топографическое и тактическое ориентирование (у всех должностных лиц были рабочие карты нашего района боевых действий). По окончанию доклада, мне пришлось во многом поправить командира ПАГ и уточнить, с использованием карты и местности, точное расположение на местности позиций артиллерийской группы. Я затем указал на местности, кто будет находиться впереди ПАГ, кто соседи справа и слева, где должен находиться КНП (командно-наблюдательный пункт) командира ПАГ. Порешав эти вопросы, мы закончили работу на первой точке и передвинулись на вторую — в район обороны 2-го эшелона полка (тб). Методика работы на второй точке была аналогична первой. Здесь я дополнительно показал на местности с использованием местных предметов район обороны танкового батальона; показал рубеж и направление его контратаки. Все поняли, и мы переехали на третью точку — в район обороны 3 мсб, который должен будет обороняться на правом фланге полка в первом его эшелоне.

На третьей точке я потребовал от командира 3 мсб провести топографическое и тактическое ориентирование. После доклада, я до офицеров довел, что 3 мсб переходит к обороне на самом правом фланге полка. Указал на местности тремя объектами район его обороны; уточнил прохождение переднего края обороны. Обратил внимание командира 3 мсб на прикрытие огневыми средствами правого фланга и промежутка с соседом справа.

На этой же точке вызвал начальника инженерной службы полка и показал на местности места оборудования ППТМП (противопехотных и противотанковых минных полей) перед районом обороны 3 мсб.

Работа на 4— и 5-й точках была такая же, как и на третьей. Проводя работу на точках во время рекогносцировки, я там же каждому командиру отдавал боевой приказ, исходя из принятого мной решения на оборону полка. На этом работа в поле с должностными лицами полка закончилась, ми возвратились в классы полевого учебного центра продолжать работу по организации обороны полка.

Важный этап в организации обороны полка — это организация взаимодействия и всестороннего обеспечения боевых действий. Организацию взаимодействия по расчету времени я назначил на 18.00 этого же дня. Руководство командно-штабными учениями решило послушать и оценить мою работу по организации взаимодействия на период ведения оборонительного боя полком.

Опять, в 17.50, все должностные лица были собраны в классе. Для организации взаимодействия я по новой вывесил свою рабочую карту (склейка из 20 листов), и, по прибытию руководящего состава учениями, приступил к организации взаимодействия. Это сложная работа для любого командира. С этой работой не каждый преподаватель мог справиться. Я не зря заканчивал Военную академию им. М.В. Фрунзе, учился тогда упорно, не зря тер брюки. Поэтому я ничего не забыл, хотя и прошло к тому времени 14 лет после ее окончания.

Я решил провести организацию взаимодействия показательно не только для офицеров-преподавателей, но и для руководства учениями. Думаю, что и они у меня чему-то поучились.

Я решил организовывать взаимодействие на период ведения обороны полком двумя методами: методом отдачи указаний подчиненным командирам и методом розыгрыша тактических эпизодов с заслушиванием порядка действий подчиненных командиров, а там, где второй метод шел слабо, то использовал эти оба методы комбинировано.

Организация взаимодействия на научном уровне — это умение командира моделировать динамику самого оборонительного боя полка в зависимости от возможных вариантов действий противника и реагирование командира даже на незначительные изменения в обстановке. Взаимодействие я организовывал по времени, месту и рубежам; установил сигналы действий как по радио, так и по зрительным сигналам. И все очень хорошо получалось. Сначала я довел до должностных лиц полка все сигналы взаимодействия и порядок действий по ним. А затем приступил к розыгрышу тактических эпизодов и начал заслушивать доклады командиров о порядке их действий. Аналогичным образом, доводил до подчиненных командиров сигнал, а затем поочередно заслушивал порядок их действий. Например, по радио мной передан сигнал "Удар-2". И тут же я задаю вопрос командиру полковой артиллерийской группы: "Командир ПАГ, каковы действия артиллерии полка?" Командир ПАГ отвечал: "По сигналу "Удар-2" ПАГ начинает вести сосредоточенный огонь (СО) по живой силе противника, пытающейся преодолеть наши минно-взрывные заграждения по проделанным проходам". Подавал, например, следующий сигнал: "Раскол-1", подымал командира танкового батальона и заслушивал его доклад: "При получении сигнала "Раскол-1", танковый батальон вывожу на рубеж контратаки номер 1, развертываю в боевой порядок и провожу контратаку в таком-то направлении с целью уничтожения вторгшегося противника", — отвечал командир танкового батальона.

Еще я подавал сигналы и доводил тактические эпизоды, касающиеся одновременных действий нескольких соседних подразделений и заслушивал поочередно их командиров по порядку действий. Если что не шло или командиры путались, я переключался к отдаче указаний по порядку действий этих подразделений.

Посредники при моих подчиненных командирах (начальники военных кафедр) при организации мной взаимодействия были восхищены и удивлены. На перерыве один из старших посредников подошел ко мне и спросил: "Николай Николаевич, как это вам так блестяще удалось провести эту работу, не используя ни конспекта, ни записей под рукой?". Я ответил, что надо работать. У меня все сигналы были записаны на моей рабочей карте, как и должно быть у командира полка, я их все запомнил.

На этом первый день КШУ и закончился.

На второй день все звенья управления полка были рассажены по разным классам, установлена была проводная и радиосвязь с командиром полка, и посреднический аппарат приступил к работе путем последовательного доведения различных тактических вводных до всех звеньев управления. После этого пошла работа командиров по управлению подчиненными подразделениями в ходе динамики боя. Третий день учений прошел таким же образом.

По окончанию учений, руководитель КШУ и посредники провели разбор учений. Руководитель КШУ полковник Таратута П.В., естественно, воздержался от правильной и положительной оценки моей работы, как командира полка на этих учениях, но зато старшие посредники очень положительно отозвались о моей работе. Цели КШУ были достигнуты. Все офицеры-преподаватели и офицеры учебных батальонов усовершенствовали свои командирские навыки по организации боевых действий и управлению подразделениями в оборонительном бою.

После зимних каникул, которые были с 1-го по 14-е февраля, учеба на 4-м курсе продолжилась.

В апреле 1992 года планировались 3-х суточные двусторонние батальонные тактические учения курсантов 3-го и 4-го курсов. Разработку материалов учения начальник кафедры полковник Татьянин В.Л. поручил нашему курсу, — непосредственно подполковнику Лазоренко Ю.П.

По замыслу тактические учения с курсантами планировалось проводить в нашем полевом учебном центре, в песках Муюнкум.

Учения начались 17 апреля 1992 года. В район самих учений учебные батальоны выдвигались двумя разными маршрутами. К вечеру первого дня учений, учебный батальон 3-го курса остановился и перешел к обороне на своем рубеже; учебный батальон 4-го курса занял исходный район, расположился там и готовился с утра, 18 апреля 1992 года, перейти в наступление на обороняющегося "противника". Я тогда был посредником при командире батальона 4-го курса, контролировал и направлял работу командира батальона. С нашего района расположения до "противника" было 1,5 км.

На учениях должны были использоваться имитационные средства: сигнальные патроны различного огня, холостые патроны к автоматам и пулеметам, взрывпакеты, дымовые шашки и т.д. Имитационные средства получались на складе АТВ полевого учебного центра.

С использованием этих имитационных средств у нас на учениях могли бы совершиться чрезвычайные происшествия, если бы я, и мои преподаватели, своевременно не остановили их выдачу и произвели изъятие. Дело в том, что за получением имитационных средств послали на склад АТВ прапорщика (старшину учебного батальона) и там ему на складе АТВ (тоже прапорщик), вместо холостых патронов для автоматов, выдал боевые патроны с трассирующими пулями. Выдача имитационных средств личному составу курсантов в подразделениях учебного батальона проводилась вечером с использованием фонарей. Все было выдано личному составу, в том числе и по одной пачке боевых патронов каждому курсанту. Курсанты начали снаряжать магазины этими боевыми патронами, чтобы с утра двинуться в атаку на "противника". В темноте, при снаряжении магазинов, курсантам было не понять, какие это патроны, — по форме они не отличаются друг от друга — боевой это или холостой. В холостых патронах только пластмассовые пули, которые при выстреле разлетаются на мелкие кусочки. Хорошо получилось, что при снаряжении магазинов в одной из рот, подполковник Толкунов С.В. (мой подчиненный посредник), будучи с фонариком выявил, что это были боевые патроны с трассирующей пулей и немедленно с тем курсантом подошел к моей палатке. Я посмотрел, — и точно это были боевые патроны с трассирующей пулей. Я дал команду всем командирам немедленно прекратить выдачу патронов личному составу, а кому выдали — немедленно все изъять и сдать старшине учебного батальона для сдачи на склад АТВ и получения новых, уже холостых. Об этом событии я доложил руководителю учений.

А что бы могло случиться утром? Наш учебный батальон с утра перешел бы в наступление и открыл бы огонь по обороняющемуся "противнику". "Противник" получили бы в итоге учения боевые потери. По чистой случайности нам с вечера удалось выявить боевые патроны, которые по халатности начальника склада АТВ были выданы на наши учения.

Дальнейшие действия на учениях прошли по запланированному сценарию и закончились без всяких происшествий.

Какие события происходили в Казахстане в 1992 году?

В соответствии с принятой Деклараций "О государственном суверенитете Республики Казахстан", государственным языком вводился казахский язык. Государственный язык — язык государственного управления, законодательства, судопроизводства и делопроизводства, действующий во всех сферах общественных отношений на всей территории Республики Казахстан.

После принятия ряда законов в Республике Казахстан, офицеры-преподаватели заволновались: что же тогда делать, если будет введен государственный язык в обучение курсантов училища? Шли разные споры. Я помню, как однажды офицеры-преподаватели ехали училищным автобусом и вели разговоры между собой по этому поводу. Я сидел рядом с полковником Великосельским А.Н. и сказал ему: "Что же мы будем делать, если введут в обучение курсантов казахский язык?" В автобусе с нами ехал один единственный казах — подполковник Галеев С.Г. Он как услышал мой вопрос, так сразу завопил на весь автобус: "А что вы считаете, полковник Штаченко, нам может быть надо ввести государственный язык английский?". Я посмотрел на него и увидел, что он готов был зубами мне в глотку вцепиться, — вот так он боролся за свой казахский язык, несмотря на то, что он был в одиночестве.

Казахстан на то время (на 1992 год) насчитывал всего 16 млн. чел., из них, казахов было только 8 млн. чел., а остальные — русские, украинцы, белорусы и многие другие народности. В то время только в Алма-Ате проживало 40 тыс. немцев. Вокруг Алма-Аты, в таких поселках как: Илийский, Чапаево, Комсомол, Каскелен, — в основном проживали советские немцы. Казахов в этих поселках проживали единицы. Почему я это знаю? Да потому что, проводя занятия вблизи этих поселков, на перерывах мы читали на близлежащих кладбищах, кто захоронен, — на надгробных памятниках написаны были только немецкие фамилии.

Еще до развала Советского Союза в Казахстане процветал национализм. Казахи даже на бытовом уровне, отвечая на недовольство русских, говорили: "Если вам здесь плохо, то уезжайте в Россию" или, — "уезжайте на север", подразумевая Россию. При поступлении в высшие учебные заведения преимущество предоставлялось казахской молодежи, — сдавал абитуриент-казах все вступительные экзамены на "удовлетворительно" и его зачисляли.

Помню, как при проведении выборов в местные органы власти, еще в советское время, в бюллетене тогда была только одна фамилия, — фамилия казаха. Не говоря уже о таких должностях, как прокурор, следователь, — они были заняты, в основном, казахами. В то время я читал одну статью в газете "Казахстанская правда" и там писалось, что каждый чабан мечтает о том, чтобы его сын был прокурором или следователем.

На кафедрах в высших учебных заведениях: если заведующий кафедрой был казах, то весь преподавательский состав был исключительно из казахов, других почти не было. На кафедрах создавалась такая невыносимая обстановка, что русские преподаватели были вынуждены уходить.

Все офицеры Алма-атинского Высшего пограничного командного училища были прикреплены к поликлинике КГБ, которая находилась в городе. Приходилось там часто проходить медосмотры, разные профилактические лечения. Я там слышал, как одна врач-казашка говорила: "Мы хотим, чтобы весь медицинский персонал поликлиники состоял из одних казахов, что, — это разве плохо?"

В 1992 году в Алма-Ате проходило много различных научно-практических конференций, на которых участвовал и Президент Н.А. Назарбаев. Представители русскоязычного населения ему задавали вопросы о нецелесообразности введения казахского языка, как государственного. Мне тогда нравились его убедительные ответы на эти вопросы. Хорошо помню, как он отвечал: "Товарищи, русский язык — он есть государственным языком РФ, он там развивается и никогда не исчезнет с языковой арены, не отомрет; а что делать с казахским языком? Его же не введешь государственным языком ни в Турции, ни в Узбекистане или еще где. Поэтому, если мы не введем его, как государственный язык в Казахстане, — он отомрет и исчезнет". Да, это били убедительные объяснения. Не в сравнении с объяснениями наших украинских государственных руководителей. Наши объясняли очень тупо. К примеру, вот наше государство — Украина, значит и язык государственный должен быть украинским. Вот и все их доводы. Не могли и не умели обосновывать и правильно отвечать: "Может быть давайте введем украинский язык, как государственный, в Канаде, Польше или еще где-то? Иначе он исчезнет". Это не доходило.

В 1992 году с нашего пограничного училища выпускалось человек 20 курсантов-казахов. Преподавателей казахов в нашем училище было пять или шесть человек. Вот они и настраивали курсантов, в том числе и подполковник Галеев, чтобы они на курсовых и государственных экзаменах отвечали на казахском языке.

Заместитель начальника кафедры ОВД полковник Андреев В.А. нам, преподавателям-тактики юмористически объяснял, что если будут курсанты отвечать на экзаменах на казахском языке, то пусть отвечают. "А вы на экзаменах внимательно слушайте этих курсантов, а после ответа говорите: вам, товарищ курсант, — "отлично!" Но, при приеме курсового и государственного экзаменов по нашей дисциплине, таких случаев не было.

При выпуске с пограничного училища курсантов 4-го курса, в 1992 году, выпускалось 52 человека уроженцев с Украины. Поэтому, накануне выпуска курсантов, прибыли и представители Пограничных войск Украины за этими выпускниками. С Киева приезжал представитель управления кадров ПВ Украины подполковник Папуша. Он агитировал и преподавателей, выходцев с Украины, переводиться в Пограничные войска Украины, так как в декабре 1992 года должен открываться Институт Пограничных войск Украины и будут нужны опытные офицеры-преподаватели. Группа офицеров с разных кафедр, не захотевших служить Казахстану, написали рапорта на имя Командующего ПВ Украины с просьбой о переводе. Я тоже написал рапорт и передал его представителю управления кадров ПВ Украины. Рапорта написали в конце июня 1992 года. Только с нашей кафедры написали рапорта три офицера: я, подполковник Лазоренко Ю.П. и подполковник Морозов И.В.

Вопрос о переводе никак не решался. Вызовы с Киева о переводе офицеров-преподавателей пришли где-то через месяц, но мы об этом не знали, так как вызовы пришли в Комитет национальной безопасности Республики Казахстан, и они их положили на стол под сукно и не давали ходу. С Киева, с управления кадров ПВ, запросы повторяли по нескольку раз, и только в декабре 1992 года было нам дано добро.

Мы с женой долго думали, что же нам делать: ехать или оставаться в Казахстане. Срываться с насиженного места было как-то страшновато. Я жене сказал: "Выбирай сама: как решишь, так и будем делать?" Она сказала: "Давай переводись в Пограничные войска Украины". В Алма-Ате мы переживали незначительные землетрясения, последнее было, кажется, в 1990 году, силою в 6 баллов; все мои были сильно напуганы. А живя в Алма-Ате, постоянно находились в ожидании землетрясений. К этому еще добавлялся национализм казахов, и мы не видели хорошего будущего для своих дочерей. Поэтому все согласились переезжать на Украину.

После приема государственных экзаменов на 4-м курсе, я пошел в очередной отпуск, который проводил в Алма-Ате. После отпуска начальник кафедры определил меня на 1-й курс на должность освобожденного старшего преподавателя. А председателем ПМК 1-го курса был назначен полковник Алдамжаров Ш.К., кандидат военных наук, который два года назад, до этого, как закончил адъюнктуру в Москве.

Контингент курсантов 1-го курса резко изменился. Более 70 процентов набрали на 1-й курс курсантов-казахов. Вот тут и пошли все трудности с обучением. Помню, как шло обучение курсантов на 1-м курсе, и почти на всех занятиях. Приходилось подолгу объяснять учебный материал для курсантов всей учебной группы, а по окончанию объяснения некоторого теоретического положения, я спрашивал курсантов: "Всем понятно?" Несколько курсантов отвечали: "Нам не понятно". Мне приходилось по новой объяснять; по окончанию спрашивал: "Теперь всем понятно?" Опять те же самые говорили: "Нам не понятно". И опять приходилось объяснять это положение. Объяснял, объяснял пока не подходил и конец занятий. Так что приходилось не укладываться в доведении всего учебного материала в выделенное расписанием занятий время. Потому что, если многим курсантам не понятно, то надо объяснять до тех пор, пока всем станет ясно.

В декабре 1992 года наконец-то мне и другим офицерам разрешили перевод в Пограничные войска Украины. Я помню, как меня руководство кафедры и училища уговаривали остаться, предлагали возглавить кафедру вооружения и стрельбы, но я настоял на своем. Надо было оформить мой перевод в законном порядке. Нам сначала предложили написать рапорта с просьбой о переводе. Я тоже написал рапорт на имя начальника кафедры ОВД с просьбой ходатайствовать о моем переводе. Полковник Татьянин В.Л. на моем рапорте написал, что целесообразно переводить меня после окончания учебного года. Понес я этот рапорт на подпись к начальнику училища (был уже полковник Асылов, казах), он мне ответил, что начальник кафедры написал, что нужно разрешить перевод в конце учебного года, и он по-другому изменить не может. Если начальник кафедры напишет, что он не возражает сейчас на перевод, то вопросов не будет. Предложил мне написать другой рапорт и идти вновь к начальнику кафедры.

А что значило разрешить мне перевод после окончания учебного года? Это не по окончанию астрономического года. Учебный год заканчивался в конце июля месяца 1993 года, после сдачи курсовых экзаменов.

Офицеров-преподавателей — одного с военно-технической кафедры, другого с кафедры гуманитарных дисциплин — их начальники кафедр дали добро без всяких условностей. На нашей кафедре подполковнику Лазоренко Ю.П. и подполковнику Морозову И.В. полковник Татьянин В.Л. дал добро сразу, а меня решил притормозить. После того, как полковника Татьянина В.Л. упрекнул в такой предвзятости начальник кафедры военно-технической подготовки, полковник Ильин, говоря, что у офицера сейчас решается его дальнейшая судьба. Вот только тогда он написал на другом моем рапорте, что не возражает и меня, после этого, начали рассчитывать во всех службах училища. Мне выдали все аттестаты, требования на дорогу, требования на контейнер для перевозки вещей и предписание на перевод в Пограничные войска Украины.

Перед отлетом на Украину мы с женой собрали все вещи и подготовили мебель для перевозки на квартиру моей тещи. На одно из воскресений я заказал в училище автомобиль ЗИЛ-130 и перевез все вещи и мебель к своей тещи. Мне оказывали помощь два офицера с нашей кафедры. Квартира моя оставалась пустая.

Подполковник Лазоренко Ю.П. уехал на Украину раньше меня. Подполковник Морозов И.В. собирался ехать в феврале1993 года вместе с подполковником Ищенко Д.В. (с кафедры гуманитарных дисциплин). Я рассчитывался в одно время с подполковником Скорняковым Виктором (он с кафедры кинологии), и мы решили вместе лететь самолетом на Киев. Взяли мы билеты на один рейс, на 3 января 1993 года.

Настало время мне уезжать на Украину. Я приготовил необходимую военную форму одежды, которую решил взять с собой. Рано утром, 3-го января, я встретился на аэровокзале с подполковником Скорняковым, и мы стали ожидать регистрации на наш рейс на г. Киев. Подошло время регистрации, а она не начиналась, уже подходило время посадки, а на регистрации никаких движений. В справочном бюро уточнили обстановку. Оказывается, на Киев никто кроме нас не собирался лететь; оказывается, такое положение было и до нашего рейса, поэтому рейсы на Киев вообще отменялись. Что нам оставалось делать? Решили сдать эти билеты и лететь на Киев через Москву. Билеты мы сдали, а на Москву взяли только на 10-е января. Поэтому мы возвратились по своим домам.

Настало время уезжать. Семья оставалась на некоторое время в Алма-Ате. Дочь Лена училась на 2-м курсе энергетического института, дочь Анжелика училась в 8-м классе, и им надо было доучиться до конца учебного года.

10-го января 1993 года мы вместе с подполковником Скорняковым Виктором улетели аэробусом на Москву, прибыли удачно и, пересидев ночь в аэропорту, утром, 11-го января 1993 года улетели самолетом на Киев.