На службе двух государств. Записки офицера-пограничника

Итак, с 1-го сентября 1968 года мы стали курсантами 2-го курса

Первые дни после отпуска были томительны для меня, ведь в голове стремительно пролетали картины отпуска, — встреча с родными, свидания с любимой девушкой. Я вспомнил, что у меня в блокноте записан адрес Вали, и выбравши уединенное местечко в свободное время, я начал ей писать первое письмецо. И я его написал, а на второй день отправил. Текст письма я вспомнил по памяти и привожу его.

"Привет с Алма-Аты!

Со вчерашнего дня я — курсант 2-го курса. Сегодня закончился второй день занятий. Наступил вечер и у меня появилось свободное время. Я сегодня уборщик класса группы. После его уборки, я забился один в своем тихом уголке, никто мне не мешает размышлять, думать и мечтать. У меня в наличии 30 мин и я должен успеть написать тебе первое письмо.

Едучи в дороге к месту учебы и находясь здесь уже двое суток, я вспоминал наши встречи по вечерам, твой ясный и веселый взор постоянно перед моими глазами и особенно памятна мне наша последняя прощальная встреча. Твой вид, твой взор говорили о том, — как будто мы разлучаемся навсегда. Я помню твою прозрачную слезинку, которая скатилась мне на рукав; при виде ее у меня сжалось сердце, но я сдержал себя, чтобы не раскваситься. Да, мы расстались на полгода. И я тебе обещал, что, при появлении в Лиховке, в первых числах февраля 1969, я в первую очередь буду бежать к тебе на встречу. Ты только жди меня! Мы свое расставание на длительное время скрепили нежным поцелуем, который я ощущаю до сих пор и, видать, буду ощущать до нашей следующей встречи. Ты обещала мне отвечать на мои письма. Отправляй мне письма в авиаконвертах: они будут доходить ко мне за три дня. После прибытия сюда, в Алма-Ату, с родных краев я ощущаю угнетение и скуку. Жду письмеца от своей милой — пусть оживит скучающую душу.

Прощаюсь с нежностью и негой в надежде получить скорое письмецо.

Пока, пока, моя надежда и мечта".

Не прошло и трех дней, с тех пор, как я послал первое письмо своей девушке, я тут же написал второе и следом отправил за первым. Вот его содержание даю:

"Привет с Алма-Аты!

Моя ты, нежная подружка! Прошло три дня со времени отправки моего первого письма, и не дождавшись от тебя ответа, я снова взялся за перо. До сих пор не прошло настроение отпускное, и мой мысленный след тянется прямо к переулочку Базарному, где я встретил тебя — девушку своей мечты. Твой веселый взор — стоит мне закрыть глаза — является передо мною. Ты мое будущее счастье, — это ясно, как ясный день: не зря нас провидение свело на перекрестке. Ты только жди меня, и я к тебе вернусь, осталось всего полгода до нашей очередной встречи. Ты в моей памяти стоишь в голубом летнем платье. Я жду нашей новой встречи — на каникулах в первой половине февраля. Дни, недели и месяцы пронесутся, как водопад. Надеюсь, что наши каникулы совпадут. И я снова увижу твой ясный и смеющийся взгляд, услышу звук твоего чуткого сердечка. мечтаю уже сейчас о нашей радостной встрече, которая нашу дружбу укрепит на долгие года.

Когда же я дождусь от тебя весточки? Я проверяю, пришедшую почту, каждый день и с нетерпеньем ожидаю письмеца. Когда же я возьму в руки это письмецо, услышу на конверте запах милой? Пока, пока, моя мечта!"

В начале сентября 1968 года посыпались рапорта от некоторых курсантов с просьбой об отчислении, — ведь посмотрели, что представляет собой пограничная застава. Нашлись и в нашей учебной группе ребята, которые испугались трудностей пограничной заставы.

Сначала командование дивизиона и курсовые офицеры проводили, с такими курсантами, разъяснительную работу по их переубеждению; некоторых способных курсантов уговаривали, убеждали потерпеть до 3-го курса, тогда, мол, изменятся отношения к профессии офицера-пограничника. Некоторые курсанты были непреклонны — только отчисляться, считая это своим заблуждением в выборе профессии. Такие курсанты мутили воду в учебных группах, даже предлагали другим сделать то же, что и они. Мешали на самостоятельной подготовке готовиться к занятиям остальным курсантам группы — ведь шумели и занимались одной болтовней. Поэтому, наконец-то, в октябре их отчислили. За 1-й курс обучения в учебном отделе им выдали академические справки.

С нашей учебной группы в это время были отчислены курсанты: Кечин, Михайлов, Барсуков, Козаков, Винклер. Но на гражданку они сразу не уехали, потому что по "Положению о прохождении службы...", курсанты, отчисленные с училищ, — независимо с какого курса, — должны были отслужить год срочной службы. Поэтому они перешивали курсантские погоны на солдатские, и их отправляли служить в войска, как правило, в Забайкалье, на заставы.

Отчисленных курсантов с нашей учебной группы отправлял на железнодорожный вокзал, на поезд, наш курсовой офицер — к этому времени — старший лейтенант. Помню, как после обеда, он повез пятерых первых отчисленных курсантов на вокзал. Прошло несколько часов, и курсовой офицер вернулся с вокзала, но не один, а с отчисленным курсантом Козаковым. Оказывается, Козаков на самом вокзале передумал и вновь согласился учиться. Все курсанты нашей учебной группы были весьма удивлены этому событию и запротестовали: мы не хотели, чтоб Козаков вновь вливался в наш коллектив. Мы видели и слышали, что он о нас говорил, как нас высмеивал, а теперь обратно захотел влиться в нашу учебную группу. Долго пришлось старшему лейтенанту Толстухину Д.Н., уговаривать и убеждать курсантов группы в необходимости принять Козакова в наш коллектив. Курсант Козаков просил прощения у курсантов группы за нанесенные оскорбления. Деваться было некуда — Козакова вновь приняли в свой коллектив.

Учеба на 2-м курсе была самая трудная, ведь в сравнении с другими курсами обучения на этом курсе изучалось наибольшее количество учебных дисциплин.

На 2-м курсе прибавились новые и сложные предметы: марксистско-ленинская философия, автомобильная подготовка, конная подготовка, военно-техническая подготовка, где изучалась боевая и специальная пограничная техника. К тому же продолжительность обучения на целый месяц (июль) больше на этом курсе, — ведь стажировки в войсках в конце 2-го курса по учебному плану не предусматривалось.

Сидя в лекционных залах на лекциях, готовясь к занятиям в классе группы, меня не покидала мысль о девушке любимой. Прошло уж 10 дней, как я отправил ей первое письмо, — ответа еще нет! Я снова шлю свое письмо. Вот вспомнил содержание его:

"Здравствуй, моя ненаглядная лапочка!

Послал тебе я два письма, и не дождавшись ни на одно ответа, решил я снова написать. Душа меня толкает и зовет тебя. Сижу на своих лекциях уже неделю, с трудом я слушаю и воспринимаю учебный материал, — а в мыслях только ты одна. Мне всю неделю видится твой переулочек Базарный, твоя побеленная хатка и на пороге ты стоишь и даришь мне свою улыбку. Готов лететь к тебе на нашу встречу, стать рядом и посмотреть в твои чарующие глазки.

Время поможет мне остыть, стать в состояние покоя и взяться за учебу — ведь учиться осталось мне еще три года. В выходные и по вечерам я буду тешиться тобою, любоваться твоим образом и мечтать о будущих наших встречах. Ты мне будешь силы придавать, помогать преодолевать трудные минуты курсантской учебы. Ведь ты в душе моей, ты всегда со мною, — как две неразлучные судьбы, шагающие по жизни вместе. Надеюсь, мы дождемся мига, когда мы свяжемся в одну судьбу, в одну семью, где будут ты да я, и перед нами будет рай земной. А пока учись, не предавай меня, я — не предам тебя, ведь наши души созданы друг для друга. Я с нетерпением, уж третий раз, буду ждать ответа. Шлю тебе нежный курсантский поцелуй. Пока, пока!"

Мечты о девушках — это хорошо, ведь облегчаются трудности курсантской учебы. А на 2-м курсе физические нагрузки на курсантов сильно возросли.

Помню, каким тяжелым был 30 км пеший переход, совершаемый нашим дивизионом на 2-м курсе. В один из воскресных дней, рано утром, позавтракали и где-то через полчаса командир дивизиона подал команду: "Дивизион, — тревога!" За 10 мин курсанты быстро собрались с вооружением и экипировкой, естественно, с вещевыми мешками и противогазами. Командир дивизиона объявил, что дивизиону предстоит совершить марш в пешем порядке по такому-то маршруту.... Время выхода через 15 мин. Курсовые офицеры осуществили проверку личного состава, его экипировку, подгонку снаряжения и доложили командиру дивизиона о готовности к совершению марша. И, по единому сигналу, наш дивизион в походном порядке, взводными колоннами, двинулся в поход с мерами разведки и охранения.

Проводился пеший марш в начале декабря, лежал везде не большой слой снега. И повели нас командиры колоннами по полевым дорогам через совхоз Горный Гигант, совхоз 2-я Пятилетка и т. д., по долинам и по взгорьям. Через каждый час движения делался 10-ти минутный привал для передышки и перемотки портянок. Шли быстро, давали по 5 км в час. Обошли конечный пункт, и по другой дороге двинулись назад к училищу. Оставалось пройти последний отрезок — 5 км до училища. Сделали последний 10-ти минутный привал, все были уже уставшими.

После привала, перед началом движения, командирами подается команда — "Газы!" Все, как один, одели противогазы. Начали строиться в свои взводные колонны, командиры проверяли — все ли стали в строй. Стоим в строю с Васей Мезенцевым, я посмотрел налево и показываю Васе: кто-то лежит на обочине в противогазе и не думает вставать. Подходим к нему, Вася зажал у него гофрированную трубку противогаза, то есть перекрыл ему кислород, — он моментально снял противогаз.

Кто вы думаете это был? Григорий Демченко — постоянный наш физический слабак! Тогда Вася его спросил:

— Демченко, а ты чего лежишь?

— Я дальше не могу идти, — ответил наш слабак.

Что делать нашей учебной группе с ним? Сначала поочередно вели его под руки, он ногами упирался, не хотел ими передвигать. А потом и вовсе обмяк, и ноги уже волоком тащились по земле. Тут командиры вызвали "таблетку" (санитарный автомобиль с врачом), которая сопровождала наш дивизион и посадили нашего Гришку в машину.

Километра два мы прошли в противогазах, потом поступила команда — "Отбой!", — значит надо снять противогазы. Оставалось до училища идти еще километров три. И тут в строю нашей учебной группы слышим вопль: "Когда же будет перевал!?" Изнемог еще один курсант и, вместо привала, запросил перевал. Оказывается, это наш товарищ — Владимир Снегирев, крепкий товарищ, но изнемогал. Его посадили то же в "таблетку" и повезли таких, человек пять, в санчасть училища.

К обеду прибыл наш дивизион в свое расположение; сложили оружие, снаряжение, привели себя в порядок, — и в столовую на обед. После обеда нам на 2 часа разрешили отдохнуть в постели. Затем нас подняли, приводили мы в порядок свои постели, и тут все увидели, как возвращаются из санчасти наши физические слабаки — немощи; все мы, увидев их, подняли смех, они все пришли хмурые, опустили головы, не глядя на товарищей. Вот так прошел наш пеший переход.

От своей девушки, с г. Днепродзержинска, я получил два письма, которые согрели мою душу. Воодушевившись ими, я с полной энергией взялся за учебу. А на 2-м курсе шла напряженная учеба. Я все предметы усваивал на "хорошо" и "отлично", читал художественную литературу; обязательно прочитывал за неделю, в крайнем случае за 10 дней, одну художественную книгу.

Выбрав свободное время, и с нежностью вспомнив свою девушку, которая находится очень далеко, — тогда в голове ярко пробежали картины прошедшего летнего отпуска, нахлынули чувства нежные, — я ухватился за авторучку написать ей письмецо. Привожу его содержание:

"Здравствуй, Валюша, — моя ты очарованная душа! Наступил декабрь. Прошло четыре месяца с тех пор, как встретил я тебя, когда внезапно нас судьба свела. Мне, кажется, что нас она свела надолго, возможно на всю жизнь. Осталось два с половиной месяца до новой нашей встречи. На лекциях, других занятиях, в свободное от занятий время — все мысли о тебе не покидают. Мне все мерещится твой переулочек Базарный, где проходили наши встречи; под лунным светом я видел твою веселую улыбку и искры твоих смеющихся глаз. Держал в своей руке я твою ручку, ощущая ее тепло, а вместе с ней удары твоего сердца, волнения души и вздохи, вздохи от нашей преждевременной разлуки. Я тебя успокаивал, тешил, что мы расстаемся ненадолго. И вот подходит время наших новых встреч; я их ожидаю с терпимостью отважного бойца. Но чувства нежные к тебе, я придержу до нашей встречи и уж тогда я им дам волю. Окутаю любовью милую свою, ее я исцелую. Все чувства, всю любовь, что накопились за полгода я отдам тебе и больше никому. Я вылью, все отдам, чтобы наполнить наш сосуд ожиданий на следующие полгода. И вновь настанет август — час нашей переполненной любви. Мы будем слышать созвучия наших душ, биения сердец тревожных и мысленно прокладывать судьбы нашей дорогу.

Я жив, здоров, учусь прилежно, работая не убавляя сил. С тобой в душе мне так легко, готов бороться я с горами, морозами и холодами, мне трудности военной жизни ни по чем — коль где-то бьется тревожное и милое мне сердечко. Пиши, я жду. Приятен запах мне с конверта милой. Шлю я тебе свой нежный курсантский поцелуй. Пока, пока, моя весна!"

На 2-м курсе уровень профессиональной подготовки был выше по сравнению с 1-м курсом. Ведь в командирском отношении на 2-м курсе нас готовили по различным военным дисциплинам. Так, например, по профессиональной дисциплине — службе и тактике пограничных войск — нас готовили исполнять обязанности начальника пограничной заставы. На занятиях мы действовали в роли начальника пограничной заставы: учились организовывать охрану государственной границы на участке пограничной заставы и руководить службой пограничных нарядов, занимались планированием охраны границы, тренировались в отдаче приказов на охрану государственной границы пограничным нарядам; изучалась тактика использования в охране границы специальной пограничной техники и сигнализационных средств. По другим предметам изучались все виды обеспечения пограничной заставы в процессе ее служебно-боевой деятельности.

Занятия по службе и тактике пограничных войск на 2-м курсе, в конце 3-го семестра, проводились в системе пограничных суток на учебной пограничной заставе полевого учебного центра. Это было интересно. Например, две курсантские учебные группы одновременно выезжали в полевой учебный центр на занятия на несколько дней, где из них, наши преподаватели, создавали заставу штатом 50 чел., — всех курсантов расписывали по штату на соответствующие должности и этот список доводили до всех курсантов учебных групп.

В первый день занятий, преподаватели, выступая в должности начальника штаба пограничного отряда, а курсанты — все как один — в должности начальника 9-й пограничной заставы (участок учебной границы), доводили до курсантов обстановку и приказ на охрану государственной границы начальника пограничного отряда в форме тактического задания. Изучая тактическое задание, мы должны были уяснить задачу на охрану государственной границы, оценить обстановку и принять решение на охрану государственной границы на участке 9-й пограничной заставы (учебная граница). На это мероприятие нам выделяли до 4-х часов времени. После принятия курсантами решения на охрану государственной границы, преподаватели, выступая в должности начальника штаба пограничного отряда, заслушивали принятые курсантами решения, наиболее целесообразное решение — утверждали и его все курсанты принимали за основу. Затем выделялось время 4-6 часов, в ходе которого курсанты должны осуществить планирование охраны границы в соответствии с утвержденным решением (составить план охраны границы, разработать распорядок дня для заставы на сутки и составить расчет сил и средств на случай возникновения обстановки).

В 18.00 преподаватели назначали должностных лиц заставы: начальника 9-й пз, двух заместителей начальника заставы, старшину заставы, командиров отделений, дежурного по заставе и ставили задачу готовиться к проведению боевого расчета на заставе, который начинался в 19.00.

В 18.50 курсант, назначенный дежурным по заставе, выстраивал на строевом плаце личный состав заставы в двух шереножном строю, в головных уборах, без оружия, и докладывал заместителю начальника заставы (курсанту). Ровно в 19.00, назначенный из числа курсантов, начальник 9 пз выходил на строевой плац к личному составу, его встречал и рапортовал ему заместитель начальника 9 пз (тоже курсант).

Начальник 9 пз здоровался с личным составом заставы: "Здравствуйте, товарищи пограничники!" Личный состав отвечал: "Здравия желаем, товарищ курсант!" После этого, начальник заставы подводил итоги службы за прошедшие сутки и, после его команды: "Застава, — смирно! На охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик заступают: с 20.00 — курсанты ..., с 22.30 — курсанты ......," и т. д., доводил до личного состава: кто и из которого часу заступает на службу. Только после этого, он подавал команду: "Застава, — вольно!"

После боевого расчета на пограничной заставе, ранее назначенный начальник заставы, приступал к руководству пограничной службой. Пограничные наряды, назначаемые из числа курсантов и заступающие на службу с 20.00, готовились к службе — получали оружие, экипировку, подгоняли все на себе. По их готовности к службе, дежурный по заставе заводил их в комнату пограничной службы и докладывал начальнику пограничной заставы (курсанту, исполняющему его обязанности). Начальник заставы, заслушав доклады старших пограничных нарядов, после проверки готовности наряда к службе, — приступал к отдаче приказа на охрану государственной границы СССР. Личный состав заставы (из курсантов), который заступал на службу позже, — действовал по распорядку дня заставы. Преподаватели, через определенное время, производили смену должностных лиц заставы, давая практику управления заставой другим курсантам. Таким образом, две курсантские группы действовали на учебной заставе по охране участка учебной границы в течение 2-3 суток, а потом подобные занятия проводились и на 3-м, и на 4-м курсах.

Возвратившись с полевых занятий, я получил из Днепродзержинска письмо, от Вали, которое придало мне настроение и в этот же день, вечерком, я написал ей свой ответ:

"Здравствуй, моя далекая мечта!

Давно прошел отбой, и все курсанты спят. А я не сплю; все слышу скрип соседней койки надо мною, — там Сашка-друг ворочается и скрипит. А я не сплю: приятные мысли о тебе я не хочу отгонять. Твое чистое и нетронутое сердце волнует и постоянно занимает меня. Хочу посеять в нем любовь одну на нас двоих.

Мои курсантские мечты о том, что, если мне судьба отдаст тебя, я так буду любить тебя, что и ты полюбишь меня и станем мы благословлять связующие нас узы. Я буду носить тебя на руках, чтобы ты не поранила свои ножки, я буду согревать их своим дыханием. Я прижимал бы тебя к сердцу, ограждая от всех страданий, отдал бы всю свою кровь, чтоб была ты сильная и здорова. И если б ты не могла уснуть, я всю ночь нашептывал бы тебе ласковые слова, улыбался бы, чтобы вселить в тебя бодрость. А когда бы сон сковывал твои нежные веки, я каждый раз закрыл бы их легким прикосновением своих губ и на коленях бодрствовал бы всю ночь, оберегая твой покой, как пограничник в ночном дозоре. Я заставил бы воздух ласкать тебя и напевать тебе золотые сны. Нежно целовал бы я твои каштановые волосы, с восторгом прислушивался бы к трепетному биению твоего чистого сердца, и, проснувшись, ты бы увидела меня у своих ног, оберегающим тебя, как преданный мужчина, готовый ловить твой каждый взгляд, твою первую улыбку, твою первую мысль.

Валя, ты та девушка, о которой я грезил, в тебе я нашел ту чистоту, перед которой всегда преклоняюсь, ты мечта, ободряющая меня, яркая звезда, постоянно указывающая мне путь во тьме и словно говорящая: "Продолжай свой жизненный путь в выбранном направлении, а судьба к тебе будет благосклонна".

Валечка, от рождения ты предназначена мне судьбой; твоя душа была обручена с моей. Осталось дело во времени, и оно придет — нам надо немножко подождать. Ждать минимум как два с половиной года. Сомкнутся две тогда души в единую судьбу.

Вот, вот усну, и мне уже слышится — приятный запах твоих волос, и видится твой образ милый; прибереги ты для меня свой поцелуй нежный. В ответ я шлю тебе свой страстный курсантский поцелуй; живу одной надеждой — поскорее встретиться с тобой. Письмо мое летит к тебе вдогонку. Пока, пока, моя душа!"

Овладение новыми знаниями и практическими навыками в училище продолжалось как в ходе теоретических, так и практических занятий в полевых условиях. Командирские навыки мы приобретали на занятиях по общей тактике.

По общевойсковой тактике на 2-м курсе нас готовили, как командиров взводов. На занятиях в полевых условиях, в роли командира взвода, мы учились управлять мотострелковым взводом в наступлении, в обороне, в разведке и сторожевом охранении. В конце отработки каждого вида боевых действий, занятия заканчивались боевой стрельбой взвода со всех видов оружия, и управляли взводом во время боевых стрельб курсанты, назначаемые командирами взводов.

Интересна была дисциплина автомобильная подготовка, которую мы проходили в течение всего 2-го курса. В классах, в теоретическом плане, мы изучали устройство автомобиля, устройство и работу всех систем двигателя; изучали правила дорожного движения, а также занимались практическим вождением автомобиля.

На вождении я учился водить автомобиль ГАЗ-51; инструктором вождения за нашей учебной группой был закреплен сержант сверхсрочной службы Михайлов. Он не давал курсантам заводить машину стартером. Когда приходил курсант на вождение, сержант Михайлов вручал ему заводную рукоятку и приходилось ее курсанту долго крутить; крутить до тех пор, пака не заводилась автомашина. Крутить было тяжеловато, приходилось немного попотеть. Где-то в мае месяце представители ГАИ принимали у нас экзамены по правилам дорожного движения и само вождение. В результате чего мы получили права на право управления автомобилем и свидетельство о прохождении обучения автоделу.

Что касается конной подготовки, она была у нас в течение всего 2-го курса. На территории училища была конюшня с лошадьми и манеж для выездки лошадей. В сентябре 1968 года за каждым курсантом была закреплена лошадь. За мной так же был закреплен конь по кличке "Динамит". В дивизионе было восемь учебных групп, поэтому каждой учебной группе, по одному месяцу в течение учебного года, пришлось заниматься уходом за лошадьми. В тот месяц — когда уходом за лошадьми занималась наша, 7-я, учебная группа, — каждое утро, вместо физзарядки, мы бегали в конюшню и занимались уборкой в конюшне, каждый возле своей лошади, и чисткой лошадей.

Занятия по конной подготовке проводились с нами два раза в неделю. Первое, чему мы научились, — так это одевание уздечки и седлание лошадей, подтягивание подпруг и правильное выставление стремян. В дальнейшем, — посадка и сидение на лошади, управление лошадью; затем, в ходе занятий, практически проходили различные виды аллюров. Тяжела была езда учебной рысью, а еще хуже, — учебной рысью, когда преподаватель командовал, — "Бросить стремя!". После таких занятий мягкие места курсантов становились красными, а иногда, — и стертыми.

Припоминаю, как на занятиях по конной подготовке, когда наша учебная группа прибыла на занятия, преподаватель конной подготовки, майор Максимов, скомандовал: "Заседлать лошадей!" и указал время и место, куда выводить оседланных лошадей. Через 10минут все курсанты группы вывели оседланных лошадей на манеж и выстроились, а один — курсант Федоров — так и не появлялся в строю. Его не стал преподаватель ожидать, — занятие началось. Прошел целый час занятий и только тогда появился с своей лошадью курсант Федоров. Как только мы его увидели, так со смеху чуть не попадали. Оказалось, он вывел свою лошадь на манеж с седлом, висящим у нее на животе. Преподаватель к курсанту Федорову:

— Товарищ курсант, в чем дело?

— Лошадь никак не дается себя оседлать, — отвечал курсант Федоров.

С помощью товарища ему удалось правильно закрепить седло на его лошади. Вот этот курсант и ездил учебной рысью, без стремян, до конца занятий. Учеба по конной подготовке закончилась в конце 2-го курса выездом на лошадях в поле, за пределы училища, на целых 6 часов. Так что мы научились ухаживать и управлять лошадьми в процессе езды и рысью, и галопом, а также преодолевать невысокие препятствия.

В начале обучения на 2-м курсе (в сентябре 1968 года) все курсанты нашей учебной группы сбросились и купили себе проигрыватель, который установили в своем классе, и как только начинался перерыв между парами занятий, так сразу в классе гремела музыка. Наиболее популярными песнями в ту пору были песни в исполнении Валерия Ободзинского и Муслима Магомаева и других певцов. Как только появлялись новые пластинки с песнями этих певцов, так мы сразу же их покупали и прослушивали. Замполит дивизиона был недоволен и говорил, что нечего нам слушать заунывные песни этих певцов. Но мы продолжали слушать на перерывах, убавив громкость проигрывателя.

В сентябре 1968 года, все желающие курсанты нашего дивизиона, записались в кружок бальных танцев, в том числе записался и я. Занятия проводились один раз в неделю, в зале клуба, после самостоятельной подготовки. Занятия с нами проводила культпросвет работник клуба Морозова Е.В. Учились мы танцевать вальсы и другие современные танцы. Эти уроки нам помогли уверенно танцевать на вечерах отдыха с приглашенными девушками. Я ходил на уроки бальных танцев в течение нескольких месяцев.

Обучаясь на 2-м курсе, мне пришлось осадить одного строптивого курсанта. А было так. В нашей группе учился курсант Козаков, который до поступления в пограничное училище занимался боксом и имел 1-й разряд. Он начал обучать боксу своего товарища — Васю Мезенцева. Каждый вечер они ходили в спортзал. Через полгода друг курсанта Мезенцева, Владимир Козаков, (перворазрядник) начал хвастать, что Вася уже работает по 2-му разряду. После этого Вася начал то одному, то другому, то третьему курсантам группы предлагать поединок, но все отказывались. Дошла очередь и до меня. Я, конечно, дорожил учебой в пограничном училище. Иначе, если что — командиры могли принять это за драку и ожидалось бы отчисление. Поэтому я тоже отказывался. Но они начинали насмехаться и хвастаться, мол: "Вася, ты как дашь, то он сразу окажется на пятой точке". Тут я уже не выдержал и взял, мне кинутые, перчатки; пошли мы в подвальное помещение. В течение 10-ти минут я с ним боксировал. За это время он меня ни разу не попал. Зато я его раза три попал в челюсть, а четвертый мой удар закончил схватку, — я его так врезал, что с носа ручьем потекла красная струя. Тут же он сбросил перчатки на землю и сказал: "Хватит! — твоя взяла" После этого, до конца обучения в училище, мне больше никто не предлагал боксировать. Следует добавить, что после этого поединка, Вася Мезенцев начал меня побаиваться: стоило мне поднять сжатый кулак перед ним, так он съеживался и пригибался. Вот так я его проучил. Ведь я был не с простачков. Я прошел ГПТУ, а там, иногда, я попадал в жесткие стычки, еще там пришлось приобрести терпение и решительность. И я Васю Мезенцева в боксировании превзошел по всем статьям.

Пришлось мне, однажды, боксировать и с Лешей Кощеевым. Нас подзадоривали остальные курсанты группы. Я Лешу постукивал потихоньку, он защищался и все прицеливался. Долго мы так прыгали по учебному классу, и я потерял бдительность, а Леша все прицеливался и внезапно врезал меня выше носа, врезал сильно, что в глазах засверкали огоньки. После этого мы прекратили схватку.

К началу обучения на 2-м курсе в нашей учебной группе сформировались свои микроколлективы, — создались группки по интересам. На формирование этих микроколлективов влияло и возрастное расслоение. В нашей учебной группе было шесть человек с 1947 года рождения, вот мы и сгруппировались в одну подгруппу. И остальные курсанты то же, где-то по пять-шесть человек, сгруппировались. Что касается учебы, — помогали друг другу, оказывали взаимопомощь на марш-бросках; кто что-то покупал с еды в буфете, то и делились в своих группках. Также группировались и ходили в увольнения в город по своим интересам. Я часто ходил в увольнения, особенно на 1-м и 2-м курсах, со своим одногодком с нашей учебной группы — Сашей Слугиным. Но у меня были товарищи и в других учебных группах. К примеру, я сдружился с некоторыми курсантами из 4-й учебной группы, будучи с ними в суточных нарядах: Валерием Рокочим, Лешей Настенко и с ребятами других учебных групп.

С Валерой Рокочим мы были как бы, как земляки, — он с г. Изюма, я с г. Днепропетровска; он был толковый и рассудительный курсант, хороший товарищ. Бывало, в свободное время или в выходные дни, мы часто уединялись, делились своими мыслями и проблемами, отношением к учебе и к своим командирам. Он всегда давал дельные советы, как поступить в той или иной ситуации. Обучаясь на 2-м курсе, мы несколько раз вместе бывали в городе в увольнении. Ходили в парк им. М. Горького; там отдыхали, качались на качелях; покупали и ели шашлыки на шампурах. На 3-м курсе каждый из нас познакомился с девушкой и в увольнениях каждый проводил время порознь. До самого выпуска с пограничного училища он встречался с девушкой, которая училась в консерватории на пианиста. Однажды, при разговоре, обучаясь на 4-м курсе, я ему сказал: "Валера, эта девушка с тобой ехать на заставу не согласится, ведь она не захочет везти туда свое пианино...". В ответ он только улыбался и говорил: "А куда она денется!"

Во время учебы в пограничном училище проводились различные идеологические кампании. Вот одна из них. В журнале "Пограничник", в январском или в февральском номере 1969 года, было напечатано письмо лейтенанта Можара, где он жаловался на условия службы на пограничной заставе. И заключал, что эта служба не для него, а только для бездарных фанатиков и тому подобное. Тогда пошла в курсантских дивизионах на партийных и комсомольских собраниях кампания по критике и шельмованию этого лейтенанта, его слабоволия и слюнтяйства. А в нашем дивизионе, на 2-м курсе, в это время учился его младший брат, который то же выступал с осуждением действий своего старшего брата. Но, в начале или в конце 3-го курса, он был отчислен из училища, кажется, по собственному желанию, — наверно обладал таким же нестойким характером, как и его брат, боялся трудностей и отдаленности застав от цивилизации городов.

В эти годы была напряженная обстановка на границе с Китаем. Китайские маоисты постоянно проводили провокации на границе. Трудно приходилось служить пограничникам на советско-китайской границе. Они ежедневно занимались выдворением с нашей территории, сначала, зашедших групп гражданского населения. Пограничники застав, взявшись за руки, сдерживали натиск и не допускали продвижения этих групп вглубь охраняемых участков. С каждой новой провокацией на границе, действовать приходилось все труднее и труднее. Так как провокаторы, из числа гражданских лиц, начали вооружаться палками, прутьями и другими предметами и наносили пограничникам существенные травмы. Затем среди провокаторов, в толпе, начали появляться переодетые китайские военнослужащие со спрятанными автоматами, и дело начало доходить до рукопашных схваток. В ходе выдворения китайцев, пограничники получали удары палками по голове, по спине, а от китайских военнослужащих, — удары автоматных прикладов. Так что с каждым месяцем обстановка на государственной границе все больше и больше накалялась — все шло к тому, что скоро может быть применено огнестрельное оружие. Это время уже было не за горами, когда советско-китайская граница станет кровоточащей раной.

Чтобы побыстрее укрепить советско-китайскую границу офицерскими кадрами, в соответствии с решением Командования Пограничных войск, шла форсированная подготовка к ускоренному выпуску курсантов 4-го курса, — выпуск молодых офицеров намечалось провести в конце февраля 1969 года, что в последующем и было осуществлено.

А на нашем, 2-м, курсе подходил к концу 3-й семестр, шла зимняя экзаменационная сессия. Курсанты сдавали за семестр экзамен по высшей математике, я его сдал на "хорошо", затем зачет по военной педагогике, я его то же сдал на "хорошо". Контрольно-проверочное занятие по физической подготовке, — я сдал его на "отлично". Таким образом, я себе поездку на зимние каникулы обеспечил. Под впечатлением ожидаемой встречи со своей девушкой в Лиховке, я стал писать ей письмо. Вот его содержание:

"Здравствуй, мое сокровище земное!

Сижу вдали, скучаю по тебе. По вечерам я нахожу тихое уединенное местечко и начинаю считать дни. Осталось 10 дней до нашей скорой встречи; я утомился ждать, когда же я увижу твой чарующий взгляд, приятную улыбку и услышу завораживающий голосок?

Сегодня сидел на лекции, а думы о тебе. Стоит мне закрыть глаза и перед моим взором возникаешь ты. Ты пробуждаешь во мне не остывшие чувства и восторги, полученные на переулочке Базарном. Как вспомню твой чарующий взгляд и голос, — они воспламеняют мою кровь, а твои пылкие слова до сих пор завораживают мою душу. Я часто мечтаю о нашем блаженном мгновении, когда мы полностью отдадимся этому сладостному ощущению.

Милая, кто может отнять у меня тебя, — мое сокровище? Вот с этих наших юных лет: ты моя возлюбленная, моя подруга, моя чарующая девушка, мечта всей моей жизни.

Не могу никак дождаться того часа, когда вновь нахлынут наши любовные чувства и радости нашей встречи.

Как вспомню наши поздние вечера свиданий, наши встречи и клятвы верности, исходящие из наших влюбленных уст, так меня переполняет возбуждающее волнение предстоящей нашей встречи.

Валя, ведь наша с тобою любовь — это искусство, которое украсит нашу совместную жизнь. До этого часа еще далеко, я успею окутать тебя чувствами нежными, словами ласковыми, радужными надеждами. Посредством наших душ мы научимся понимать друг друга на большом расстоянии. Каждый наш взгляд, каждая улыбка и каждый жест будут нам понятны без слов. Мы будем мыслить, будем любить и наслаждаться, как одна душа. А пока, лапочка, не будем торопить время, — ведь в продолжительных разлуках испытываются наши чувства, крепнет любовь, пусть наша общая судьба немного подождет.

Вот таковы мои курсантские мечты.

А как же ты? Не охладилось твое сердце? Случайно не завелся в нем чужой мужской дух? Как твоя учеба?

Ну что же, пора поставить точку. Как и в последних письмах, я шлю тебе свой страстный курсантский поцелуй; живу одним желанием — поскорее встретиться с тобою, когда же ты порхнешь в объятия мои. Пока, пока!"

Прошла неделя быстро, все собрались домой на зимние каникулы, в том числе собрался и я.

Перед окончанием зимней экзаменационной сессии надо было приобрести билет на самолет. На билет я деньги собрал. Особенность заключалась в том, что на каникулы нас отправляли не с 1-го февраля, а с 25 февраля 1969 года, но, конечно же, на две недели. Билеты на самолет взяли заблаговременно. До г. Днепропетровска я должен был лететь вместе с Григорием Демченко, а до Москвы на одном рейсе с нами летел еще и курсант Стариковский, — его родители жили в г. Запорожье.

Я, перед каникулами, написал письмо девушке, Мосулезной Лиде — студентке Днепропетровского технологичного техникума, с которой познакомился осенью 1965 года в Лиховке, что если она хочет со мною встретиться, то пусть приедет в аэропорт в г. Днепропетровске и мы там встретимся. В ответном письме она писала, что будет в белой шапочке, чтоб мне ее было легче узнать.

Итак, мы прилетели в Москву на ИЛ-18, сели в аэропорту Домодедово, переехали автобусом в аэропорт Внуково и начали узнавать про рейсы до г. Днепропетровска. Ждали час, ждали второй, — должна быть регистрация на рейс по расписанию, а ее даже не объявляли. В справочном бюро начали узнавать, что за причина, что нет регистрации на днепропетровские рейсы. Оказалось, что в то время была сильная пыльная буря по Украине и авиарейсы были на некоторое время отложены.

Сколько придется ожидать, пока прекратится пыльная буря и когда полетят самолеты? Что нам оставалось делать? Ожидать? Каникулы-то по продолжительности не большие, домой охота поскорее. Подумали, посоветовались и решили: сдать билеты и быстро ехать на Курский железнодорожный вокзал в Москве. Билеты в кассах сдали на авиарейс и автобусом поехали на железнодорожный вокзал. Приехали; наступал вечер, уже стемнело. Посмотрели расписание: на Днепропетровск — больше часа, как поезд ушел. Ближайший поезд отправлялся на Харьков, оставалось до отправления полчаса, в 17.15; все, втроем, взяли билеты на него, — и бегом на посадку; успели.

Ехали до г. Харькова часов 17-18 и где-то часов в 13.00-14.00 второго дня были на железнодорожном вокзале Харькова. Вскорости, в этот же день, шел проходящий поезд до г. Днепропетровска. Так что вечером мы уже были на железнодорожном вокзале г. Днепропетровска.

После каникул мне Мосулезная Лида писала, что я обманул ее, ведь в назначенный день не прилетел, а она меня ждала. Видать не сообразила обратиться в справочное бюро и узнать на счет авиационных рейсов с Москвы. Я потом писал, что была пыльная буря и рейсы откладывались, что мне пришлось добираться поездом с Москвы. Так что наша встреча не состоялась, и потом наша переписка прекратилась.

Погостил я пару дней в г. Днепропетровске, там я встретился с братом Иваном, переночевал в его общежитии, побывал у сестры Люды и у брата Виктора, затем уехал в Лиховку к своим родителям; как раз была суббота.

В ту субботу я никак не мог дождаться вечера, так как предстояла моя долгожданная встреча с Валей Прядко. У нас каникулы, оказывается, не совпали: у нее были каникулы в январе. Я ожидал ее прибытия в этот день, в субботу, под самый вечер.

Наступил вечер, и я на свидание побежал, к знакомому переулочку, на другой край села. В тот холодный февральский вечер встреча была горяча. На второй день, в воскресенье, — опять наше свидание. В понедельник, рано утром, Валя уехала в г. Днепродзержинск, в техникум на занятия. Я с трепетом ожидал очередной субботы, ожидал новой встречи.

На переулочке Базарном прошли две наши встречи, свидания были пылкими, незабываемыми, почти до утра мы звездочки считали, — словно вели счет дней нашей разлуки до очередной нашей встречи. Да, мало тогда у нас было встреч — всего состоялось четыре свидания. Предвидя долгую разлуку, опять капали на мой рукав прозрачные слезинки Вали. Я ее успокаивал как мог, но и самому было грустно, сжималось сердце при виде такой сцены. Дальше не буду описывать подробности наших переживаний, но мы друг другу клятву верности давали. На этом и расстались мы до очередного августа.

С моими родителями в то время жила только одна сестра Валя, она ходила в 10-й класс.

Приближалось тогда 100-летие со дня рождения В.И. Ленина, мы с Валей написали стихотворение, и она его отослала в областную газету "Зоря". Какие результаты получились из этой нашей затеи, — я не знаю.

Заканчивались мои зимние каникулы, и я с Лиховки приехал в г. Днепропетровск. Как сейчас помню, приехал к сестре Люде 2-го марта 1969 года, а ее муж, Анатолий, мне говорит:

— Коля, ты не слышал, что на о. Даманском идут бои, — сегодня китайцы напали на нашу территорию.

— Нет, — говорил я удивленно, — не слышал.

Оказывается, когда я был на каникулах, на границе обострение отношений между нашими странами дошло до вооруженного вторжения китайских военнослужащих на советскую территорию. В результате этой широкомасштабной вооруженной провокации китайцев, было больше 60-ти убитых советских пограничников и много раненых. Был в упор расстрелян с группой пограничников сам начальник заставы "Нижне-Михайловка" Иманского пограничного отряда старший лейтенант Стрельников. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. На этой заставе прославился младший сержант Бабанский, — ему то же было присвоено звание Героя Советского Союза. Проявил смелость и мужество начальник соседней пограничной заставы старший лейтенант Бубенин, который с резервом своей заставы вовремя прибыл на помощь заставе старшего лейтенанта Стрельникова. Ему так же было присвоено звание Героя Советского Союза.

По прибытию в пограничное училище курсанты нашего дивизиона были возмущены действиями китайских провокаторов и все, как один, подали рапорта с просьбой об отправке на границу в район вооруженных провокаций. Но командование училища поблагодарило всех курсантов за патриотический порыв и сказало, что там обойдутся без нас, а наша задача на данный час, — учиться настоящим образом.

С 10 марта 1969 года началась учеба в 4-м семестре.

Все курсанты нашего дивизиона продолжали напряженно учиться, хотя оставались и нерадивые курсанты, которые до того времени еще не определились точно в выборе профессии офицера-пограничника.

Опять же, после возвращения с каникул, какое-то время тянулся след ежедневных воспоминаний по родным местам, свиданий на переулочке Базарном. Написал письма я своим родным и конечно же девушке, которая осталась далеко.

Как сегодня, помню письмо девушке после зимних каникул 1969 года:

"Здравствуй, мое далекое счастье!

Сейчас конец марта 1969. Только что прошел отбой; все уже спят, а я в эти сутки на службе, оберегаю покой и сон своих сокурсников. Мой напарник стоит у тумбочки с телефоном, я, убравши "Ленинскую комнату", присел отдохнуть, закрыл на секунду глаза — и вижу образ своей милой, который позвал меня к столу. Не утерпел и сел писать письмо, решил черкнуть тебе короткое письмецо. Ведь время у меня еще имеется — напарника меняю через полчаса.

Вот и закончились, милая моя, мои каникулы зимой. Я каждый день нахожусь под впечатлением наших встреч, таинственных свиданий. Я огорчаюсь, что так быстро нам пришлось расстаться. Как мало мне пришлось счастье подержать в своих объятиях. Я желал, чтобы этим минутам не было конца.

Я заворожен своим счастьем. У меня до сих пор закипает кровь при воспоминании о том, как я склонялся над тобою и мои волосы касались твоих, страстная нега разливалась по всему телу, и я понимал, что ты мое земное притяжение, мое олицетворение мечты о вечном блаженстве. Я осознавал и видел, в перспективе, свою верную спутницу жизни, способную озарить мой путь в предстоящей офицерской службе и посвящать меня в радости семейного уюта.

Я сейчас думаю над тем, как удержать счастье в собственных руках. Я нахожусь в восторге, в опьянении любви от наших недавних встреч, в наших объятиях я нашел неземное наслаждение.

Милая, в таинственной шкатулочке надежно охраняется пучок твоих волос, в минуты трудные я ободряюсь, услышав их ароматный запах; во мне твоя душа, твой дух — он придает мне сил и бодрости и озаряет верный путь.

Моя ты прелесть, моя мечта! Сердце волнуется, кровь закипает в венах, душа излучает весь невидимый спектр эмоций. Надеюсь, милая, ты в этот час спишь и, может, видишь меня во сне? Спасибо, милая, за твой чарующий взгляд, за те счастливые минуты, испытанные мною во время курсантской побывки на малой родине моей.

Вот и вышел мой час, пора заступать на свой пост, настал час обеспечить покой тех, кто спит. Вместе с тем, беру на себя обязанность — обеспечить душевный покой своей далекой милой.

Разреши послать тебе свой страстный курсантский поцелуй.

До нашей долгожданной встречи, милая моя!

Ставлю точку на этом.

Пока, пока!"

Некоторые курсанты на 2-м курсе начали жениться. В нашей учебной группе, первым из всех, женился курсант Ященко Николай еще в конце 1-го курса, а на 2-м курсе — развелся. Вторым женился, на 2-м курсе, курсант Букий Александр.

Приближалось окончание 4-го семестра, мы летом проживали больше месяца в ПУЦ, в палатках, там же проводились с нами все занятия. Помнятся интересные комплексные занятия, когда по общей тактике отрабатывалась тема: "Взвод в поиске". В ходе этого занятия по общей тактике мы задерживали пленного; после этого задержания начинался урок английского языка на тему "Допрос пленного". Подключался наш преподаватель английского языка Бузунова Л.М. и начинала с нами занятие где-то в поле, в посадке и заканчивала в летнем классе. В поле привозились на автомашине стол, стулья и начиналось занятие с допроса пленного. Начинался допрос с вопроса по-английски (я лучше напишу русскими буквами):

— Ху а ю? (Кто вы?)

После ответа задавался второй вопрос:

— Вот ленгвич ду ю вент ту спик? (На каком языке будете говорить?

И так далее. Комплексное занятие было интересным, поэтому и запомнилось надолго.

В то время 1-й и 3-й курсы, после летней сессии, готовились на войсковую стажировку на пограничные заставы (июль месяц). Наш, 2-й курс, продолжал учебу в училище. В июле месяце на нашем курсе началась летняя экзаменационная сессия. Все курсовые экзамены и зачеты я сдал на "хорошо" и "отлично".

Я готовился лететь самолетом к своим родителям. Нас отпустили вечером 30 июля 1969 года.

2-го августа 1969 года я был уже в Лиховке у своих родителей.

А вечером я отправился на переулочек Базарный, конечно, к Вале, — при такой долгой разлуке наши души заждались. Я вспоминаю эту романтическую встречу. Какое было ясное небо с целыми мириадами звезд. Каждый вечер, при расставании, мы долго смотрели друг другу в глаза при лунном небе и не могли никак расстаться. Обещали друг другу писать почаще письма. В последний вечер нашего свидания я до сих пор помню, как мы расставались, и помню ее платье голубое, которое до сих пор голубит мне глаза. Во время отпуска я познакомил Валю со своими родителями, она им понравилась. А что отцу моему? — лишь бы борщ варить умела.

Моя младшая сестра Валя в этот год закончила 10 классов и поехала в г. Днепропетровск поступать учиться на водителя троллейбуса. В это время наша мама сильно горевала из-за моего младшего брата Ивана. Часто переживала, ночами не спала и у нее поднялось высокое давление, которое не прекращалось до конца ее жизни. В то время, в августе 1969 года, брат Иван находился под следствием. Оказывается, он хулиганил; с такими же ребятами, как он, занимался по вечерам в парках хулиганством и мародерством. Поэтому ему грозило до 5 лет быть в заключении. В августе 1969 года, числа 10-го, мне с мамой пришлось посетить следователя, который вел его дело, и он нам все объяснил, что светит нашему Ивану. Мне пришлось все время успокаивать маму, чаще быть с ней.

В августе 1969 на советско-китайской границе было не спокойно. 13-го августа китайскими провокаторами вновь была совершена вооруженная провокация с вторжением на советскую территорию войсковых подразделений в районе оз. Жаланашколь (территория Казахстана). Опять там были жертвы среди советских пограничников, но провокация успешно была пресечена, — вся вторгшаяся вооруженная группа была советскими пограничниками окружена и уничтожена полностью.

После окончания отпуска я с аэропорта г. Днепропетровска, таким же порядком, как и ранее, улетел в г. Алма-Ату для продолжения учебы. 30 августа 1969 года я был уже в Алма-Ате в Высшем пограничном командном училище. На второй день всем курсантам училища был зачитан приказ начальника пограничного училища о переводе курсантов на 3-й курс обучения.