Калейдоскоп-2. Водовороты Игры. Общий файл

— Проглоти, — приказал Орису, — это илит, боевой допинг. Его принимают только в критических случаях, потому что через два часа наступает сильнейший откат. Но выбора у нас нет. Пей давай, иначе ты идти не сможешь, — кот, нахмурившись, поторопил мальчика, и, взглянув на ножны в моих руках, с усмешкой протянул. — Закрепи на ноге, а то порежешься. Нож у меня острый.

Подвал встретил нас зябкой прохладой, пылью и запустением, и, если бы не отзвуки многоголосого рева над головой, можно было бы решить, что все в порядке. Риарр прислушался и, кивнув сам себе, распахнул тяжелую деревянную створку, ведущую в узкий хозяйственный тоннель.

— Удачи! — марр поднял руку, словно раздумывал, не помахать ли нам на прощание, но счел это глупым и стремглав бросился вверх по лестнице. Туда, где сейчас шел бой. Неравный. Отчаянный. Яростный.

Тусклые чадящие факелы не могли разогнать полумрак подземного хода, да, похоже, и не старались — уж очень редко они были развешаны на покрытых мхом стенах. Временами приходилось задействовать и ночное зрение. Совесть изредка поднимала голову, намекая, что Зару и так несладко, а некоторые наглые личности еще и силу тянут. Я с ней соглашалась целиком и полностью, но отказываться от чужих способностей не собиралась — сейчас куда важнее оказаться рядом с Заром, а там уж мы его силу как-нибудь восстановим.

Я хоть и передвигалась вполне уверенно, все равно не поспевала за мчащимся впереди Орисом. Злящийся на всех и вся мальчишка — а как же, не дали юному герою в защите больницы поучаствовать! — планировал разорвать на мелкие части любого, кто посмеет заступить нам путь. Чертов илит сделал из парня, и так не отличающегося тихим нравом, сущего берсеркера.

Тоннель завершился неожиданно. Неестественно яркий свет, ударив по глазам, практически ослепил меня, вынудив растерянно замереть на пороге, но, к счастью, в дело включилась интуиция, взвыв не хуже сигнализации. И я вовремя шарахнулась в сторону — над ухом просвистела увесистая дубинка, выбив щепки из обшарпанной деревянной двери. Споткнувшись, я шлепнулась на землю, пребольно ударившись пятой точкой. Интуиция, недовольно мявкнув на прощание, заткнулась, и главенствующую позицию занял слух, утверждая, что вокруг кипит самый настоящий бой.

Удивительно, но меня почему-то не трогали, позволив прийти в себя. Когда зрение вернулось, я поняла, что нахожусь в закутке между помойным контейнером и широкой деревянной лавкой. Над входом в тоннель висел пульсирующий магический шар, с шипением разбрасывающий колючие искры. В центре круга из азартно улюлюкающего и размахивающего факелами народа метался Орис, выпустив когти и не давая врагам ни единого шанса к нему подобраться. Но и прорвать оцепление мальчик не мог. Или не хотел. Его противники — пьяное мужичье, вооруженное разномастным дубьем — глумливо ржали, гоняя больного мальчишку.

Блин горелый, вот когда пожалеешь, что ты тоже человек.

— Что ж вы, гады, делаете?! — возмущенно крикнула я, выскакивая из своего немудреного убежища. — Это ребенок!

— Ща мы и тебе ребенка сделаем! — сплюнув сквозь зубы, хохотнул небритый верзила с сальными черными волосами и мясистым носом. — Ну иди же ко мне, цыпочка! — ухмыльнулся он, хватая меня в охапку.

Повалив на землю, он принялся рвать на мне кофточку под насмешливые комментарии товарищей. На этот раз я заорала уже от ужаса, безуспешно пытаясь оттолкнуть насильника.

Мне было страшно. Очень страшно. Я словно падала в бездонный черный колодец, но злость и ярость, такие непривычные для меня чувства, не позволили мне рухнуть на дно и, подхватив в надежные объятия, решительно выкинули наверх.

Да чтобы меня! Какие-то волосатые сволочи! Лапали!

Мужик, взвизгнув так, что иная баба позавидует, отскочил, скуля и дуя на свои обожженные ладони. На его рубашке четко пропечатались две обуглившиеся по краям пятерни, и сильно воняло чем-то паленым. Драка затихла сама собой — народ ошалело замер, пожирая меня глазами.

Ну и чего они так уставились?

И тут мой взгляд упал...

Мама дорогая! Что это? Почему? Не надо!

Мои ладони горели — причем, в самом прямом смысле этого слова — ровным оранжевым огнем, но ни боли, ни какого-либо дискомфорта я не чувствовала.

— Маг-гичка, н-н-архан ее д-д-дери! — трясущимися губами выдавил один из пьянчуг, торопливо скрываясь в глубинах парка.

Еще двое громил, буркнув, что "своя жизня завсегда дороже", ломанулись вслед за первым.

Мне бы очень хотелось сказать, что бой был завершен по причине полной и безоговорочной капитуляции противника, но нет — среди этой лихой братии оказался идейный революционер, явившийся "воевать с мерзкими лохматыми тварями и их прихвостнями, а не трусливо прятаться по подворотням". Воодушевленные мужики вновь зашумели, стягивая ряды. И ведь не удерешь...

Вот бы оружие у бандитов испарилось, — продолжала размышлять я, — и шар магический погас к нарханьей бабушке. Темнота — она ж друг молодежи! А мы с Орисом тут самые молодые и есть...

Помечтать всласть мне, разумеется, не дали — события рванули вперед, словно взбесившиеся лошади.

Световой шар жутко затрещал и под гневный вопль: "Ах ты ж, хреновина нарфова!" — резко схлопнулся, будто из него разом вытянули всю энергию. Орис, вставший рядом со мной, зарычал, приготовившись к драке. Толпа взвыла хищным зверем и уверенно двинулась вперед. Но не сделала и нескольких шагов, как дубинки в их руках вспыхнули, чтобы через миг рассыпаться темно-серым пеплом. Жалобно зашипели и погасли факелы. Стало совсем темно.

Схватив мальчишку за руку, я помчалась прочь. А давно потерявшая человеческий облик свора, сообразив, что добыча ускользает, бросилась следом.

Улюлюкающая толпа загнала нас в грязный узкий проулок, заканчивающийся тупиком. Укрыться было негде. И тут араж указал мне на эту нарфову подвальную дверь. Понадеявшись, что там есть второй выход, я втолкнула туда мальчишку и торопливо заперла дверь на засов. И вот уже третий час мы с Орисом сидим в этом чертовом подвале и ждем, что же сотворят с нами беснующиеся за дверью фанатики. Вернее, жду только я, а мальчишка валяется без сознания на диване. Допинга хватило ненадолго, и откат не заставил себя ждать. А у меня даже воды нет, чтобы напоить мальчика. У меня вообще ничего нет, кроме старой разломанной мебели, облезлого продавленного дивана и ящиков с каким-то тряпьем... Богатство, если так подумать. Даже оружие есть.

И зачем, спрашивается, я нож у Риарра брала? Зарезаться, что ли? Воин из меня еще тот! Помощь тоже не вызвать — амулет Эдигорана почему-то не работает. Может, дело в магическом куполе, накрывающем город?

Я в который раз обошла все помещение, перетряхнула ящики, заглянула под диван. Глупо, конечно. Но сидеть на месте и ждать, когда тебя сожгут, не менее глупо. На дурацкий осмотр подвала хоть как-то отвлечься можно. Подвал, как подвал: небольшой, пыльный и слава Богу не холодный. Четыре стены, узенькое окошко, куда разве что руку и просунешь, да и его фанатики чем-то перегородили, лишив нас последнего источника света. Дубовая дверь, закрытая на засов изнутри (что не позволяет им войти) и подпертая железным прутом снаружи (что мешает нам выйти). Мы, собственно, туда и не стремимся: здесь у нас хоть какой-то шанс есть, а на улице сразу же убьют. Хотя нет, не сразу. И жечь не будут, как мне удалось подслушать, смерть уж больно легкая — подождут, пока сами тут сдохнем от голода и жажды.

Какие, однако, добрые люди живут в этом городе! Меня, правда, эти "революционеры" обещали отпустить. Но если учесть, что "кошачья подстилка" — самое безобидное из того, что обо мне говорилось, глупо ждать милости от разогретой дешевой выпивкой и чужой кровью толпы.

Араж! У нас, как в старом анекдоте, есть всего лишь два пути: один фантастический, другой реалистический. Реалистический — это когда нас придут и спасут. Кто? Ну хоть кто-нибудь. А фантастический — ежели эти психи нас отпустят. Есть, правда, еще один путь, куда более вероятный — умереть здесь...

Нет, про это я не думаю! Так и свихнуться недолго. Нас спасут! И точка!

А если помощь опоздает? Блин горелый, что же делать?!

Мальчику нужен врач, и срочно. Орис ненадолго приходил в себя, но по его непривычно тихому и примерному поведению стало ясно, парню совсем хреново. Но к чести юного лирра будет сказано, он не жаловался, не ныл и старался даже не стонать. Воды тоже не просил, понимая, что ее попросту нет. И в подвале, как назло, кроме ржавых гвоздей, нет ничего металлического. И пусть это трижды помогает от жажды — брать в рот грязные гвозди я не готова. Пока не готова...

Только и оставалось, что сидеть на диване и гладить ребенка по голове, лежащей на моих коленях (приятно, кстати — что волосы, что шерстка у него мягкие и пушистые, хоть и свалялись местами).

Паренек судорожно сглотнул, стряхнул мою руку и неожиданно попросил:

— Спой!

— Что? — опешила я. — Да я как бы это... не особо и умею.

— Ха... — Орис проглотил смешок и захрипел.

Сдавленное спазмом горло с трудом проталкивало затхлый подвальный воздух, легкие разрывал сухой лающий кашель. Мальчишка, тонко всхлипнув, сжался в комок и, резко вогнав когти в и без того драную обшивку, попытался задержать дыхание и очередной приступ. Но безуспешно — колотило его все сильнее.

Араж! Как же плохо быть такой беспомощной!

Осторожно усадив мальчика, я крепко прижала его к себе, придерживая голову. Приступ вскоре прошел, оставив Орису на память слабость, испарину и боль в груди. Нет, он ничего не сказал, растянувшись на диване и упрямо стиснув зубы, но я и так все видела. Когти успели разорвать рубашку и уверенно подбирались к груди.

— Даже не думай! — укоризненно вздохнула, в последний момент перехватывая пушистую руку и всерьез подумывая об удобной смирительной рубашке.

— Не буду, — вымученно улыбнулся он, — если споешь.

— Ах ты, шантажист! — притворно возмутилась я. — Не умею, сказано же тебе!

Я смотрела на мальчишку и улыбалась — в уставших зеленых глазах шевельнулся хитрый лингрэ, встряхнулся, расправляя пушистую шкурку и искренне веселясь.

— А когда мы встретились у Блуждающей, ты неплохо пела! — Орис вернул мне улыбку. — Про мышей.

— Ну ты сказал, — рассмеялась я, бережно подхватывая протянувшуюся между нами ниточку, — это ж я от страха. Знала б, какие вы жутко опасные, рот бы себе зашила, и в песочек живенько закопалась.

— Да, мы такие! — горделиво фыркнул он и неожиданно замолчал. — Такие страшные, что я, наверное, последний живой урс в городе...

— Ты мне эти глупости прекрати, — строго велела я. — Нельзя сдаваться! Нам обязательно помогут, вот увидишь. А пока, так и быть, проведем творческий концерт по заявкам. Что тебе спеть?

— Про мышей, — усмехнулся принц.

— Выступает всемирно известнейшая непревзойденная певица... И нечего хихикать! Ты что, в этом подвале других певиц видишь? Не видишь? Вот и я об этом! Итак, выступает всеподвально известнейшая непревзойденная певица Лариса.

Мы терпеть не можем кошек,

Мы терпеть не можем кошек

От хвоста и до ушей, — поглаживая спутавшиеся рыжие волосы, пропела я.

Урс, закрыв глаза, слушал и чему-то улыбался.

Черт, да он же совсем ребенок — песенки вон слушает, за ручку просит подержать. Ладно, не просит, но и мою руку не отпускает.

Хотя... дитя это, между прочим, уже кого-то шлепнуло, и возможно, не раз.

К аражу все! Не буду я сейчас об этом думать. Неважно, что он делал раньше, сейчас же мы имеем то, что имеем — больного испуганного ребенка.

Ничего приятней нету

Чем тянуть кота за хвост! — закончила я, ласково щелкнув котенка по носу.

Тот фыркнул, но драться (уже прогресс!) не стал.

— Какие, однако, наглые у вас мыши! — хохотнул он.

— Неа, это не мыши наглые, — я состроила предельно серьезную физиономию, — это коты у нас зажравшиеся. Живут хорошо, вот и разленились. Вот у моих соседей кот вырос настолько упитанным и круглым, что передвигался исключительно перекатываниями, а на дальние расстояния — пинками.

— Я бы себя пинать не позволил.

— Ну еще бы, — добродушно усмехнулась я, — ты же принц, к тому же лирр. Это ж где можно такого дурака найти, чтобы он тебя пнуть решился? Кстати, принц, а что ты делаешь так далеко от дома и без охраны?

— Испытание прохожу, как и все лирры перед совершеннолетием, — проворчал он, изредка покашливая. — Ребят отправляют в путешествие, где они должны выполнить данное вэрраком задание. С ними идет лишь учитель. И неважно, принц ты или нет.

— А какое задание дали тебе?

Орис замолчал, но потом все же ответил:

— Странное какое-то. Обычно задают что-то конкретное — найти какой-то предмет, сразиться с хищником или еще что. А мне вэррак велел идти в Нисколен, слушаться Арсина и не быть таким мягким.

— Мягким? — удивленно воскликнула я.

Ничего себе! Если этот малолетний псих — мягкий, то каковы остальные?!

— Да, — ответил тот, не поняв моей иронии, — учитель говорит, что воин должен уметь убивать быстро, легко, не задумываясь. А у меня не получается, несмотря на все старания Арсина, — печально вздохнул мальчишка.

— Ему не понравилось, как ты ту девицу у реки убивал? — с усмешкой предположила я. — Слишком медленно?

— Какую?

— Которую вы в реку выкинули. В день нашей первой встречи.

— А, эту... — отмахнулся принц, но, встретившись со мной глазами, почему-то решил объяснить. — Ее Раддер убил. Она ягод ядовитых наелась, отравиться хотела. Сама-то оклемалась, а вот ребеночек ее не выжил. Вэррак тогда сильно разозлился, живот ей разрезал, чтоб малыша спасти, но не успел. Тогда он со злости ее по горлу когтями полоснул и в реку выкинул. А ты что подумала?

— Ну... — растерянно протянула я. — Вэррак, вроде бы, говорил, что она из-за твоей несдержанности погибла и еще двое.

Орис нервно дернулся, словно от оплеухи, и надолго замолчал.

— Эта рыженькая действительно из-за меня погибла, — тихо, на грани слышимости, сказал-всхлипнул он. — Когда первые две сбежали, я сорвался, запугал ее сильно, ударил. А она взяла и со страху ягод ленцирии наелась.

— А первые две тоже из-за тебя сбежали? — моя рука осторожно опустилась и сочувственно сжала его плечо.

— Тоже. Раддер тогда так орал... — пушистый хвост мальчика импульсивно дернулся. — Я дежурил в ту ночь. А еще одна пленница... Помнишь, которая удрать пыталась, когда мы тебя поймали? Так вот, эта стерва стала меня задирать. Ну я и не сдержался, в драку бросился. В общем, пока за этой дрянью гонялся, те две убежали. А ты чего хихикаешь? — обиженно буркнул он.

— Да так, случай смешной вспомнила, — я примирительно улыбнулась и, не удержавшись, легонько щелкнула его по носу. — Возвращаюсь я как-то домой и слышу, кошка у соседа орет. Спрашиваю: "Чего это у вас, дорогой сосед, так кошка орет?" А он в ответ: "А ваша кошка, разве, не орет, когда вы ее моете?" "Нет", — отвечаю. "А когда выжимаете?"

Мальчишка весело рассмеялся, раскашлявшись под конец.

— Бедные ваши кошки, — сквозь смех и кашель выдавил он, — как мне их жалко. Рядом с такими монстрами, как вы, жить — это же подвиг!