А ведь сунуть тебя опять в те же условия... Дать понять, что ты ДОЛЖЕН это сделать — и не пискнешь по поводу дискомфорта, даже сам себе. Потому, что знаешь, что это важно. Важно и нужно. И не тебе рассуждать насколько — просто выполняй приказ.

Самокопанием я занимался в длительных паузах между пустой болтовнёй, но в конце концов приехали.

Кроме дворни нас встретила, естественно и Анастасия. И, пользуясь правом единственной и любимой дочери (а Сергей Васильевич действительно относился к ней с некоторым "придыханием"), чуть ли не немедленно заявила права на моё внимание:

— Вадим Фёдорович, вы когда-нибудь можете уделить частичку своего времени и мне? — девушка капризно надула свои тонкие губки, — Право обидно: вы или с Алексеем в речке плещетесь, либо с батюшкой беседуете, а то и вообще с кузнецом...

— Анастасия Сергеевна, — оторопел я, — позвольте только умыться с дороги — и я полностью в вашем распоряжении. Если конечно Сергей Васильевич позволит.

— На этот счёт не беспокойтесь, — улыбнулась девушка, — Тогда после ужина. Я ведь понимаю, что вас надо отдохнуть и привести себя в порядок. Дорога была дальней и наверняка утомительной. И пока подумайте: что интересного вы можете рассказать провинциальной девушке во время прогулки.

Вот же язва! Напрягла по полной в самый последний момент. Чувствуют красивые женщины, что они могут управлять мужчинами так, как им заблагорассудится. А если они при этом ещё и умные — то и умеют это делать. Мне оставалось лишь почтительно поклониться.

Но несколько часов до ужина провёл всё-таки с пользой: приведя себя в порядок, отправил Тихона к подполковнику, испросить для меня аудиенцию. Право на это мне было сразу предоставлено. Соков принял меня в своём кабинете и я незамедлительно начал делиться с ним мыслями, которые кроме всего прочего, посетили меня по пути от Бороздиных. То есть мысли-то были давно, но то, как их можно донести, оформилось только сегодня.

— Сергей Васильевич, — начал я, усаживаясь в кресло, в направлении которого сделал мне приглашающий жест хозяин усадьбы, — позвольте поделиться дорожными мыслями?

— Я нисколько не сомневался, что они у вас будут. И наверняка на пользу России. Был бы очень удивлён, если бы вы не поспешили поделиться после столь долгой и скучной дороги. Наверняка ведь о чём-то думали, а направление ваших мыслей угадать не трудно. Что я только приветствую. Итак?

— Скажите, а у вас в усадьбе есть оружие с нарезами?

— Конечно есть, и не один ствол, а почему вы об этом спрашиваете?

— Хотелось бы к визиту генерала, удивить его ещё одним сюрпризом. На этот раз уже боевым.

— Слушаю вас, — подполковник уже перестал удивляться моим изобретениям.

— Всё очень просто и дёшево. Позвольте листок бумаги? Спасибо, смотрите: я стал набрасывать нехитрый рисунок — вот канал ствола, вот порох, вот пуля. Лежит она на нарезах штуцера неплотно, а если более-менее плотно, то загонять её в ствол штуцера тяжело и долго. Не так?

— Правильно, а что вы хотите предложить?

— Всё просто как блин: в донышке пули делается небольшое углубление, туда же устанавливается стальной усечённый конус и, в момент выстрела, пороховые газы давят на него, он раздвигает стенки этого углубления, края пули плотно ложатся в нарезы и вся мощь расширяющегося газа идёт на разгон пули в стволе, не прорываясь между ней и стенками. То есть и заряжать штуцер будет быстрее, и выстрел получим более далёкий, и более мощный. Что скажете?

— Звучит убедительно, выглядит — тоже, — сразу согласился подполковник. — Впрочем, я уже привык вам доверять и в результатах не сомневаюсь. Давайте попробуем.

— Если позволите — завтра, — слегка замялся я.

— А что так? — лукаво улыбнулся Соков.

Чёрт! Ведь не мальчишка я уже, чего краснею как молокосос перед первым своим свиданием с одноклассницей?

— Понимаете... Ваша дочь... Анастасия Сергеевна попросила меня составить ей компанию на прогулке. После ужина... — слышал свой жалкий мямлящий голос, презирал себя за это, но ничего поделать не мог и продолжал чуть ли не заикаясь. — Если вы не будете возражать, конечно.

— С чего бы это я стал возражать? — Настин отец смотрел на меня весело и приветливо. — Моя дочь — девушка взрослая, вы — умный и приятный в общении человек. Почему бы вам с нею не погулять и не побеседовать?

— Нуу... Я не очень хорошо знаком с правилами приличия в таких вопросах. Возможно, не совсем удобно, чтобы девушка гуляла вдвоём с мужчиной.

— Вадим Фёдорович, давайте будем откровенны. Я успел узнать вас как человека порядочного и умного, надеюсь, вы тоже поняли, что я не глуп и не напыщенный сноб. И Настя девушка разумная. Конечно, некоторые условности имеются, но не в данном случае и не в этом доме.

— Простите, я просто не хотел...

— Понимаю. И благодарен вам за тактичность. Но дочка действительно скучает в нашей глуши и, если провидению было угодно предоставить моей семье ваше общество, то почему бы этим не воспользоваться? Вон и Алёша в вас души не чает, почему бы и Насте внимание не уделить?

— Спасибо вам за благожелательное ко мне отношение, — я действительно был очень благодарен этому "екатерининскому орлу" за всё: за то, как он меня принял, а потом и понял, за помощь, за радушие... Сколько раз я уже благодарил Судьбу, что занесла она меня именно к нему, а не к какому-нибудь "Троекурову", которых в России наверняка хватало.

Ужин я как-то пропустил мимо вкусовых сосочков на языке. Задним умом понимал, что всё, что поглощаю, действительно очень вкусно, но удовольствия не получал. Все мысли были о предстоящем "свидании". Свидании с девушкой, которая мне действительно нравилась "по-бешеному".

Ну да. Пусть это и не свидание даже, а просто совместная прогулка... Всё равно. Робел как никогда.

Казалось бы: ну что за "нафиг"? Сколько у меня было женщин в прошлой жизни? Да до чёрта! Вот честное слово — умел им нравиться. А тут просто "клин" какой-то. Трепещу как пацанёнок.

И при этом... Настя — просто разрыв мозга. Совершенно не "модельная" по меркам двадцатого века. И всё равно: она даже стоит с такой умопомрачительной грацией, что просто "искры сыпятся". Во всяком случае, от меня. С сегодняшнего дня.

Нет, девушка мне понравилась с первой встречи, но здравый смысл, помимо моей воли сразу благоразумно поставил некую блокировку: "И не думай даже!". Действительно было бы верхом самонадеянности предполагать, что помещичья дочь может всерьёз обратить на какого-то сомнительного проходимца внимание как на мужчину, а уж рассчитывать при этом на благосклонное отношение её отца — вообще сумасшествие натуральное. Но сегодня...

Мне недвусмысленно дали понять, что ни сама Настя, ни подполковник, не возражают против нашего более (близкого что ли?) общения. И маленькая искорка надежды снесла всю блокировку к чертям собачьим. Хоть мне было просто предложено вместе погулять, и просто получено на это разрешение. Никаких авансов, ни намёка на что-то большее. И тем не менее...

С удивлением обнаружил, что "приплыл". Влюбился по уши. А зря. Теперь буду почти наверняка выглядеть идиотом и делать одну глупость за другой. Общеизвестный факт, что влюблённые глупеют прямо на глазах. На себе уже испытал, когда Ленку в первый раз встретил. Хотя до этого был тем ещё ловеласом...

— Папа, этим вечером я лишаю вас общества Вадима Фёдоровича, — обратилась к отцу Анастасия, промокнув губки салфеткой. — Он обещал сегодня составить мне компанию на прогулке.

Лихо! Этак запросто родителю, да ещё родителю "тех времён", да при всех... Но видимо знала, что делала: Соков только усмехнулся и никаких признаков неудовольствия столь вопиющим "нарушением субординации" не выказал.

— Раз обещал, то не могу же я его ставить в неловкое положение. Гуляйте.

— Я с вами, можно? — Алексей с надеждой посмотрел на меня.

Вот тебя-то нам, конечно, остро недоставало! Не, ну надо же быть таким ребёнком! В пятнадцать-то лет.

— Нет уж, Лёшенька, — пришла мне на помощь девушка, — вы с отцом и так постоянно с нашим гостем общаетесь. Дайте, наконец, и мне спокойно и не на бегу побеседовать с господином Демидовым о том, что интересно мне.

Я, честно говоря, испугался: не хватало ещё стать "яблоком раздора" в этой семье. Но Соков-старший быстро пришёл на выручку:

— Сегодня, Алексей, у меня с тобой будет серьёзный разговор. О твоём будущем. Так что сразу после ужина — прошу ко мне в кабинет.

— Да, отец, — как-то сразу сник Настин братец.

Интересно: в самом деле разговор серьёзный или Сергей Васильевич просто нас от назойливого присутствия парня избавляет?

— Ну, мы пойдём? — Анастасия встала из-за стола.

Я поднялся следом.

— Только не увлекайтесь, — напутствовал нас хозяин усадьбы, — скоро уже темнеть начнёт.

Стрела Купидона и пуля Минье

Хоть и лето, но всё-таки уже на излёте: до заката оставалось где-то полчаса. Солнце начало багроветь и вскоре собиралось коснуться своим краем дальнего леса.

Вечерок был вполне себе приятный, всё располагало к разговору, но начать его никак не получалось. Вот совершенно не шло в голову ни одной темы, с которой можно было бы завязать общение.

А Настя тоже молчала. Мы мерно вышагивали по дорожке, и я материл себя последними словами за тупость, но всё равно никаких идей и тем в череп не заявилось.

— Так и будем молчать? — слегка разочарованно повернулась ко мне девушка.

— Анастасия Сергеевна, простите великодушно, но я, в самом деле, не могу найти тему для разговора, который был бы вам интересен. Боюсь показаться скучным, но уже сам понимаю, что именно таким и кажусь. Помогите мне, пожалуйста, спросите о чём-нибудь.

— Откуда же я знаю, о чём вас спрашивать, — засмеялась Настя. — Я ведь тоже боюсь показаться провинциальной дурочкой и, задав вопрос, выглядеть глупо.

— Понимаете, я ведь не совсем знаком с современными российскими условностями. Очень боюсь сказать что-нибудь такое, что может быть воспринято с обидой. Там, откуда я приехал, нравы совсем простые, там нет сословного деления, нет какого-то этикета. Люди общаются непринуждённо и свободно. Нет, естественно имеются определённые рамки приличий, но они диктуются... Даже не знаю, как сказать... Христовыми заповедями, что ли. А вы аристократка. И я не знаю досконально правил хорошего тона, принятых в вашей среде.

— Но вы же нормально разговариваете и с отцом, и с Алёшей, и даже с месье Жофре. С мужиками опять же.

— Это другое дело. Понимаете, мужчинам между собой, значительно легче разговаривать... Нет-нет! Мне очень приятно общение с вами, не подумайте чего обидного, но...

— Да перестаньте извиняться, Вадим Фёдорович, я всё поняла. Но постарайтесь понять и меня: я дочь офицера. Старшая дочь. Вы уже могли заметить, что мой отец не сноб и не ханжа. И меня он воспитал так же. Держитесь со мной спокойно и естественно. Как с мужчиной.

— Простите, Анастасия Сергеевна, но это у меня вряд ли получится. Вы не мужчина, а очаровательная девушка. И мои глаза никогда не позволят об этом забыть своему хозяину. Увы.

— Ого! Так вы и комплименты говорить мастер, — мне показалось или в её голосе действительно чувствовалось некое удовольствие? — Только давайте не будем обсуждать мою внешность, ладно?

Получил, придурок? Во-во: доставай "губозакатыватель" и возвращайся в реальный мир.

— Ой, смотрите: первая звезда! — Настя, как ребенок, радующийся новой игрушке, с детским восторгом вытянула руку к зажигающемуся на востоке небесному "фонарю".

— Это не звезда, Анастасия Сергеевна — планета. Звёзды так ярко не светят. Ну а поскольку зажглась она на востоке, то не может быть Венерой. Это Юпитер. Только эти два светила могут гореть на небосводе так ярко. Ну и Марс ещё, однако, он светит красным светом, а здесь белый. Юпитер, точно.

— А вы и в небесных светилах разбираетесь? — спускающаяся темнота не позволяла мне разглядеть лицо моей собеседницы, но даже голос выдавал настроение, и можно было представить его в этот момент, совершенно не напрягаясь.

— Всегда любил смотреть на звёздное небо. Самое чарующее зрелище, какое может представиться человеческому взору, — и выдал классическое высказывание, если не ошибаюсь, дедушки Исаака (Азимова). — Думаю, что если бы только из одного места нашей планеты можно было бы увидеть звёздное небо, то туда стояла бы нескончаемая очередь из желающих полюбоваться таким зрелищем. Вы не согласны?

— Не задумывалась над этим. Ведь небо и звёзды даны нам Создателем. Даны просто так. Хотя вы возможно и правы: зрелище действительно величественное и таинственное. Жаль, что сегодня мы не сможем им полюбоваться — отец вскоре ожидает нашего возвращения, не будем его сердить. Но вы мне как-нибудь обязательно расскажете о звёздах, ладно?

— Обещаю. Правда, познания мои не так велики...

— Позволю себе в данном случае вам не поверить. У меня складывается впечатление, что вы знаете всё и обо всём.

— Увы, но мне придётся вас разочаровать. Кое-что я действительно знаю, но уж никак не всё. Кстати, чем больше узнаёшь, тем большее становится непонятным. Как ни странно, но каждый найденный ответ рождает несколько новых вопросов.

— Как-то вы мудрёно говорите... Ну ладно, оставим это. Вы недавно исполнили чудесный романс, которого я никогда не слышала. Может вы знаете какие-нибудь стихи? Вечер такой чудесный — очень бы хотелось закончить нашу прогулку на лирической ноте. Сможете оказать девушке такую любезность?

— Вероятно да, Анастасия Сергеевна, — извилины натужно заскрипели, выбирая из глубин памяти стихотворение, подходящее к данному случаю.

Пушкина я запретил себе сразу же: нечего обворовывать гения — нынешнего современника. А вот из "бывших" современников... Пожалуй, подойдёт Андрей Белянин.

— Ну вот, извольте:

Войди в рассвет, пока роса легка,

Пока вокруг всего и понемногу.

Дежурный ангел сдвинет облака

И выправит бумаги на дорогу.

Короткий путь из небыли в сюжет

Короткий вздох о прошлом безразличье.

Любимых глаз неотвратимый свет

И запах трав, и этот щебет птичий.

Всё как всегда: банально и смешно:

Рассказано, отыграно, пропето.

И повторяться было бы грешно,

Но так удобно, как иным поэтам.

Дай мне слова — я их сложу в строку.

Хотя бы звук — он зазвучит иначе.

И музыка, что вечна на слуху,

Не повторится в песне или плаче.

Она сгорит как нотная тетрадь

В огне каминном, пламенно и нежно.

Я всё прощу, я всё смогу понять.

Безропотно, безмолвно, безнадежно...

Настя молчала.

— Вам не понравилось, Анастасия Сергеевна?

— Очень понравилось. Необычно, непонятно, но... Как бы это выразить: создаёт настроение, что ли. Большое спасибо. Спасибо за стихи. И за весь вечер тоже.

Мы уже стояли у входа в дом — как-то незаметно пришагали сюда под моё самозабвенное токованье. Я почтительно приложился к протянутой ручке, и Настя упорхнула к себе.

Прямо не знаю: надо ли идти к Сокову докладывать, что дочь его доставлена в целости и сохранности?