Гоблины дальнего космоса (полный текст).

Если отец Иннокентий рыскал по городу, собирая информацию про супертонатор, то теперь я его похождения только приветствую. Но почему Иннокентий нам помогает? Ведь мы не следуем догматам его религии. Чего он хочет?

Леплю на голову присоски электроники, надеваю дыхательную маску, и кабина начинает заполняться жидкостью. Пара кликов, сознание меркнет в ожидании другой действительности, действительности опосредованной и дополненной виртуальной реальностью.

Молния перед глазами — и тут космос погрузился в меня.

*

Считается, что 'слияние' при управлении космокораблем не вызывает зависимости сродни наркотической. Некоторых даже пугает момент ухода в 'расширенную' сенсорами корабля реальность, хотя там, в дополненном восприятии экстаз ощущают все. Экстаз длиной в несколько стандартных суток, и с каждым днем выйти из 'слияния' самостоятельно все трудней, чем дольше, тем ближе к сумасшествию. Недаром по технике безопасности абсолютное ограничение пребывания там для человека — неделя. Но расстояние, которое нам нужно преодолеть, равно всего лишь четырем условным суткам — пилоты могут не прерывать свою вахту.

В окрестностях Новой Свободы нас встречает сигнал стандартной связи:

— Назовите себя.

Возле самой планеты ожил сторожевой крейсер, снова и снова сигнализирует человеческим кодом:

— Назовите себя. До открытия огня...

Сегодня моя очередь капитанить на корабле, потому принимаю решение сходу:

— Республиканский транспорт, прошу помощи. На борту раненые, медблок поврежден.

Чтобы люди вышли на орбиту и восстановили сторожевой крейсер, им нужно было для начала собрать на земле 'кустарный' челнок. Хранение чертежей для такого челнока или разрешение на взлет средства передвижения, для которого не разработаны процедуры госприемки — верная тюрьма по законам Республики. В другом случае на земле должен уцелеть довоенный челнок, который они запустили на устаревших платах. Второе проще, хотя 'ли' и старались взорвать все способное летать выше атмосферы. Но не следует никого переоценивать: в университетах такому не учат, а фанаты нашего, 'графского' уровня встречаются действительно редко. Тем более что 'несерьезных геймеров' никто слушать не станет.

Но в случае присутствия негуманоидов на сторожевике — что мы ни сделаем, будут стрелять. Значит, исходим из маловероятного шанса — там люди, но если до дистанции огня не передадут подтверждающее аутентик-видео — тормозить МеЗДЛай не будем, а проскочим мимо. Не пребываешь в зоне обстрела одного-единственного крейсера слишком долго — он может не успеть разбить энергетический 'кокон', раздвигающий пространство-время. По огневой мощи сторожевой крейсер не слабей межзвездного, но у него нет МеЗДЛай, значит погони не получится. А вот если с целью изменить курс остановить двигатель уже сейчас, задолго до возможного обстрела (иного способа изменить траекторию прокола пространства-времени нет), новый запуск МеЗДЛай отнимет слишком много времени — верная смерть.

Следует небольшая пауза, но вскоре мы принимаем аутентик:

— Малышка, капитан 'Магнолии', — тонким голоском рекомендуется миниатюрная короткостриженая девушка с узкой переносицей и близко посаженными глазками. — Добро пожаловать на борт.

Кабы не видел ее раньше по новостям, подумал бы, что ловушка. Но нет, госпожа Рорчестер, двухсотлетняя вдова главы Межпланетной медицинской корпорации, под настроение и впрямь называет себя Малышкой. Человеку ее денег светское общество позволяет и выглядеть на восемнадцать, и называть себя как угодно. Прозвище, думаю, подобрано чтобы усыплять бдительность — по официальной версии ее муж умер, перепутав вечером таблетки, а она теперь сама во главе той корпорации.

Нам в некотором смысле не везет, уже на вторую планету с вооруженными местными натыкаемся, что, вообще-то, по разведданным, взятым на крейсере 'ли', должно быть исключением, а не правилом. И действительно, у Горбача, Проныры и Берсерка дело пошло куда проще: или негуманоиды, или только безоружное население, уже четыре планеты захватили. Перед нами же не просто вооруженные люди, но решившиеся оружием воспользоваться.

Ответный жест вежливости, посылаем свой аутентик, но, конечно, такой из которого не ясно, что мы — гоблины.

*

Перед переходом на крейсер я окинул взглядом абордажную команду — новичков, никогда еще не сражавшихся за Империю, и нескольких бывших полицейских во главе с Биллом. Билли держится молодцом, словно всю жизнь только и мечтал захватывать сохранившие верность Республике крейсера. Стратегия поведения оговорена еще на Желке — встречая враждебных Империи людей, применять силу не задумываясь. А разве будут лояльно относиться к нам вооруженные республиканцы, если нет непосредственной угрозы от негуманоидов, как когда-то у покойного Грегори. Во всяком случае, мы собираемся по возможности оставлять людей в живых.

Рискованно, конечно, посылать сборище ненадежных на первый взгляд гоблинов в логово врага, но повязать их с нами 'противоправными деяниями' — самый надежный способ. А если план как обычно пойдет наперекосяк — на нашем транспорте таится и второй, лучше вооруженный отряд.

У абордажников, с которыми идем и мы с Келумом, только ригвел-секиры. Доспех лишь на императоре, да и то, не так для защиты, как для привлечения внимания, чтобы не так бросались в глаза ригвелы у остальных. Отправили бездоспешную 'группу вторжения', чтобы не вступать в бой еще при входе. А пришлось бы. Ведь даже сами по себе ригвелы делают наши намерения подозрительными — там, где в Республике служат люди, например, в полиции, оружие получают только при выходе на задание. Глупый обычай — любое подразделение выводится из строя захватом оружейной.

Мы неторопливо разбредаемся по коридорам сторожевика. В шлюзе группка местных недоумевала, почему у нас за плечами столь странное оружие, но Келум с парой гоблинов остались заболтать им зубы — показывают 'зеркальные' доспехи. Двоих 'раненых' механические каталки повезли в медблок. Я же, как важная персона — капитан корабля — шествую в центральную рубку к их капитану на собеседование. Мои шрамы смущают местных, но не вызывают подозрения — у нас же медблок сломался... Даже более того, мне сочувственно кивают: наверное, моей истории поверили как раз из-за шрамов. Не могут себе представить, чтобы кто-нибудь добровольно носил на лице такое украшение.

Рядом, почти бегом поспевая за моим размашистым шагом, весело болтает низкорослый юнец из их команды. Якобы показывает путь: я и сам знаю, что и где на космокрейсерах стандартной конструкции. Он машет руками в сторону нужных коридоров и расхваливает свое начальство: глава корпорации то, глава корпорации сё. Похоже, между делом Малышка развлекается, флиртуя с такими вот наивными пацанами. Но просто великолепно, что всех возглавляет она, а не кто-нибудь сидящий на земле — сразу отвертим организации голову.

Однако добраться до рубки мое сиятельство так и не успело — уши режет сирена, явно наши где-то спалились. Но сирена — глупость, нет бы по-тихому каждому члену команды в наушник сигнал подать. И я реагирую быстрее, чем провожатый успевает достать из кобуры шокер: с короткого замаха бью кулаком в висок, его голова отзывается коротким тихим хрустом — и человек на полу. Похоже, мертв, я перестарался, игровой рефлекс сработал быстрее мысли. Но времени на сожаления нет — в моих наушниках крики, слова беспорядочных команд и даже звуки выстрелов.

Я бросаюсь дальше по коридорам к центральной рубке. Лишь бы они ничего в крейсере не переделали! Немножко 'ловушек' по стандарту здесь есть, но я их как раз миновал. Однако какая-нибудь самодеятельность может отразиться на моей шкуре самым пагубным образом.

Проплавляю ригвелом двери, разбиваю видеокамеру и, полулежа, выглядываю из-за угла — если ожидают противника человеческого роста, то могут замешкаться, дать мне лишнее мгновение на точный выстрел. Через несколько секунд встречаю еще одни двери, стреляю, а за ними — снова никого. Лишь у центральной рубки встречаю охрану, но те, безоружные, тянут руки вверх. Шокеры валяются в нескольких метрах. В наушниках на нашем общем канале тоже воцаряется спокойствие, а тут и Келум вызывает по личной связи:

— Серый, они уже сдаются. Как там у тебя? — в голосе императора искреннее беспокойство, я-то, в отличие от него, без 'доспеха' на дело пошел.

Оказывается, 'мои' охраннички оружие загодя побросали, узнав от остальных по своему аудиоканалу, что мы можем убивать не задумываясь, но и пленных берем. Правда, пленных мужескаго пола, представляющих опасность для Империи, по Законам гоблинов следует убивать. В крайнем случае, обменять на наших, не по своей вине в плен попавших, а таковых, к счастью, нет пока. Однако безоружная команда корабля вряд ли теперь опасна: естественно, если и на воле не прекращать за ней автоматизированное наблюдение.

Я хотел было ответить Келуму, что все в порядке, но тут заглянул в следующее помещение:

— Мы атакованы людьми, поддерживающими негуманоидов. Они называют себя 'гоблинами'. Повторяю, мы атакованы... — вещала Малышка в то, что я по окраске и символике опознал как микрофон устройства стандартной межзвездной связи.

Но если у них есть стандартная связь, если они всей планетой получали новости из Республики — мы не удержим кота в мешке, а когда наши рядовые воины узнают правду... Не берусь предсказать, что тогда последует. Может и ничего, а может — кровь прольется в бою между гоблинами.

По бокам от женщины стоит двое мужчин средних лет в униформе инженеров. При виде меня они пятятся в стороны, и я... нет, не бью, лишь оттаскиваю вместе со стулом госпожу Рорчестер от приборной панели. Женщина не сопротивляется, а тут и несколько гоблинов во главе с императором вбегают в помещение. Гоблины споро вяжут и выволакивают прочь людей, а император ждет, мрачно рассматривая панель стандартной связи.

Через несколько минут помещение покидают все, кроме меня с Келумом, и мы погружаемся в электронный архив — так что же знают люди? Здесь, на корабле, и там, внизу, на планете. Незнание порождает призраков, как любил иногда глубокомысленно заявлять Келум до войны. Но сейчас он так не говорит — ведь теперь незнание людьми реального положения дел позволяет нам строить Империю.

Первым нахожу нужные записи. Так, ремонт огневых систем был закончен за восемь условных часов до нашего прихода. Обнадеживает. Стандартный космический сенсор включился за шесть тридцать до вторжения, то есть всего за полчаса, до того как мы попали в зону обнаружения. Системы жизнеобеспечения восстановлены полностью лишь за два часа до стыковки с нами. А связь — связь заработала в то время, когда я ломал своему гиду височную кость...

— Рия! — издаю я имперский боевой клич. — Они не успели принять новости из Республики!

— Хорошо, — отвечает Келум, но его лицо все так же сумрачно. — Но про нас все же успели сообщить, а значит, придется выходить из подполья.

Подполье, конечно, относительное — 'ли' про нас и так знают. Однако в Республике до сегодняшнего дня про Империю гоблинов ничего известно не было. Насколько мы знаем, негуманоиды информацию про нас в общий межзвездный эфир не выпускали: наверное, обменивались ей с помощью узконаправленных лучей. Теперь же выбора нет — следует выпускать наши пропагандистские аутентик-ролики в межзвездный эфир, чтобы с легкой руки Малышки мы не оказались в представлении человечества пятой колонной, пособниками негуманоидов.

— А вот и видео как нас предавали, — коротко бросает Келум, — разберись. — И покидает рубку, идет на транспорт, запускать имперскую 'рекламную кампанию', а я, подавив удивление, остаюсь на крейсере, снимать для 'рекламы' продолжение.

По моему сигналу гоблины втащили связанных по рукам и ногам высших чинов из числа людей и неспешно побросали на пол: с кляпами во ртах вдова Рорчестер и двое мужиков помятого вида — видать, после собеседования с нашими. Билл привел за скованные наручниками руки и еще одного — ба! знакомое лицо! — наш рэл'гоблин.

— Он сдал нас команде крейсера, — Билл швыряет человека на пол, — и дрался против нас вместе с ними, из-за него погибло двое наших. А когда крейсерские стали проигрывать, этот подонок сдался.

Человек бросает умоляющие взгляды и мычит сквозь кляп. Но мне не нужно разговаривать с бывшим гоблином: на обличающем видео, снятом камерами внутреннего наблюдения крейсера, и впрямь он.

— Би-илл, — я выразительно тяну единственную гласную имени, — ну, ты меня понимаешь.

Казнь беспомощной жертвы внушает отвращение, но доказательства бесспорны и предатель не оставляет нам выбора. Можно, конечно, устроить вооруженный поединок и дать человеку шанс, но нет, мы успеем нарисковаться своими головами и без этого. Он что, верил, будто мы не выполним Закон про казнь пленных вроде него? Однако в чем-то его можно понять — даже странно, что больше никто нас не предал — ведь в этот раз мы приказывали первыми атаковать вооруженных людей, а в абордажной группе почти все до штурма были чисты перед законами Республики.

Но кто-то очень хотел быть гоблином. Кто-то боялся таящейся в недрах транспорта второй абордажной группы. А остальные просто подтвердили своими поступками, что повиновение в правильно организованной иерархической системе вроде имперской у неизвращенного человека в крови, выход из клана, племени, дружины даже при наличии альтернатив становится свободным, лишь если руководящая верхушка погрязает в лицемерии, как раз как в Республике, но не в Империи гоблинов, с императором и графами в гуще боя, с честно заявленным неравенством прав на разных ступенях иерархии.

Билл вздыхает. То, что я приказываю, окончательно отрежет ему путь обратно в Республику. Но вокруг другие гоблины, к тому же бывший полицейский бонза и так вляпался в противоправные деяния по самые уши. И он достает из-за плеч ригвел-секиру, явно собираясь отрубить предателю голову.

— Нет, — останавливаю я и объясняю: — от фонтанирующей крови может заглючить электроника.

Билли внешне равнодушно пожимает плечами, прячет ригвел и достает нож. Человек пытается откатиться в сторону и скулит, но двое гоблинов прижимают его к полу. Билли держит оружие двумя руками и, навалившись всем телом, всаживает лезвие предателю в грудь по самую рукоять. Словно осиновый кол в вампира. Человек дергается и замирает, откинув голову.

Окидываю взглядом гоблинов: они побледнели и сравнялись цветом лица со мной, за исключением того, что мой цвет — постоянный, да и теперь, из-за шрамов, не так бросается в глаза как до войны. Зато после казни их верность абсолютна: даже для тех, кто просто стоял и смотрел с оружием в руках, по республиканским законам полагается пожизненное заключение. Перевожу взгляд на бывшую команду крейсера: Малышка часто-часто моргает, один из мужиков под шумок пытается выползти через двери, другой дрожит крупной дрожью.

Я наклоняюсь к женщине, придерживаю ее голову за волосы, чтобы не дергалась, и отдираю удерживающий кляп скотч:

— Не нужно! — пищит она на грани истерики. — За меня, за меня дадут выкуп!