Гоблины дальнего космоса (полный текст).

— Мы же не берем пленных! — по личному каналу раздается возмущенный вопль Плывуна.

Но сейчас не время для мести. Если мы не разобьем, а восстановим дрейфующие рядом корабли 'ли', то восполним сегодняшние потери в МеЗДЛай. К тому же, хоть мы и не берем пленных, а тюрьмы считаем изобретением извращенцев, но заложников можем иногда и придержать. А в обмен на целые межзвездные двигатели, так и вообще можно их через каких-нибудь нейтралов отпустить — пусть с ними на родине разбираются.

Интересно, с протуберанцем-переростком это печать раздора так подействовала или просто совпадение?

А вот нам на своей шкуре всю мощь сверхъестественного предстояло почувствовать еще не скоро.

* * *

Голодная, голая и замерзшая Агнесса Аакинг вот уже который день дрожит в боксе негуманоидного крейсера. 'Ли', обычно лишь уничтожающие людей, опознали ее и оставили в живых. Но почему-то после обыска, воспоминания о котором заставляют самую влиятельную женщину Республики в ужасе подвывать, о ней будто позабыли. Из всех удобств доступна только вода, вода в любых количествах. И прохладный воздух, слишком прохладный для голой, голодной человеческой самки, но в самый раз для 'мохнатцев'.

Внезапно дверь в бокс отъезжает в сторону, и полумрак сменяется ярким светом. Агнесса щурится и пытается разглядеть новый ужас, который ее несомненно ожидает. Сквозь ресницы сначала виден фрагмент 'зеркального' доспеха с двумя кроваво-красными полосками и одной белой, их обладатель наклоняется, и она различает испещренное шрамами лицо:

— Мэм. Все будет хорошо, мэм. Вы теперь среди гоблинов.

* * *

Мои уцелевшие приближенные отдавали честь праху погибших на флагманском линкоре. Ракеты уносят боксы с пеплом в сторону ближайшей звезды, чтобы погребальные конструкции метеорами растаяли в ее огне. Провожая их взглядом, задумываюсь о собственной судьбе и судьбе моего окружения: вот и нет самого молодого из нас, а ведь он только начал входить во вкус реальной жизни... Да, мы победили, но без производства МеЗДЛай Империя — ничто. А выселение для строительства синтезатора МеЗДЛай целой планеты — мало того, что это технически сложная и длительная процедура, так еще и неизвестно, как воспримут ее перипетии жители и, в особенности, их родственники в рядах нашей армии. Традиция поколений подчиняющихся монаршей воле еще не скоро будет сформирована. И если в состоянии войны люди готовы 'принять' многое, то после победы, в 'мирное' время нам, скорее всего, придется переламывать молчаливый саботаж. Другая возможность добыть синтезатор — захват в ходе новой войны, жертвой которой может стать любой из моих друзей и других гоблинов.

Но есть все же светлая полоса среди мрачных перспектив — Старик, которого мы внутренне уже похоронили, избегнул печальной участи Валькирии, Горбача и многих других. Хотя его спасательная капсула не катапультировалась, она единственная из всех капсул корабля не была уничтожена взрывом, а лишь выброшена далеко в космос. И вот наш старина, физически почти не пострадавший, сидит в обнимку с Лисой чуть в отдалении от остальных прямо на прогулочной палубе линкора.

— Что-то Лиса не сильно горюет о Горбаче, — бурчит Серый. — Плетей бы ей за аморальное поведение.

— Не трогайте их, — шепчу я. — Ее честь будет теперь заботой Старика. Вы же мне доказывали, что нельзя возрождать в игре древний обычай сжигания жены вместе с погибшим мужем... Да и не успела она официально стать женой Горбача, — добавляет, подумав, мое императорское величество. — Пусть Лиса утешит Старика. Вы что не видите, он переживает смерть каждого нашего друга едва ли не тяжелее нас самих.

И мне не возражают. Лишь Плывун, взмахнув рукой, комментирует:

— Ну, тогда и я уступлю домогательствам.

Некоторые удивленно вскидывают брови, но я-то в курсе — Ронита положила глаз на графа и ради него даже стала честно следовать Законам, прекратив постоянно нарываться на дисциплинарные взыскания.

Допивая мед, гоблины постепенно расходятся. Позади наш самый трудный день.

*

После битвы Фрэд Аакинг посетил мой сон в третий раз, хотя поначалу я не понял этого. Давненько уже подобный персонаж не приходил в мое забытье. Чаще же всего я вообще не помнил наутро, снилось ли что-нибудь. Но в ту ночь, после стольких смертей, психика не удержалась в привычной колее.

Бесплотным духом, хотя и ощущающим свое прозрачное тело в человеческих очертаниях, я вынырнул в сновидение из беспамятства и воспарил почти над самой вечно неспокойной, пахнущей утренней свежестью гладью моря. Клочьями пуха зависли над бескрайним простором облака. Вдали, там, где едва заметной чертой горизонта море вливается в небесную высь, темнели, медленно сближаясь, две точки, росли, обретая знакомые очертания. А желтое солнце яростно светило с высоты недосягаемых небес, жгло и безжалостно слепило слезящиеся глаза...

И вот они уже ближе, две точки, нет — два древних водоплавающих корабля увитые ненавистью плыли навстречу друг другу. Я различал искаженные страданием и злобой лица людей, снующих на вантах и корме. Из узких бойниц бронзовые, пузатые пушки извергали дым и пламя, а затем, словно испугавшись содеяннаго, вздрагивали и подавались внутрь трюмов.

На капитанском мостике, выряженный в яркий антикварный камзол и треугольную шляпу, распоряжался мой старый знакомец Фрэдди. Я подлетел поближе, в ожидании очередного долгого разговора. Аакинг явно заметил меня, невидимого остальным, но лишь досадливо отмахнулся рукой:

— Ты хочешь уподобить человечество этим двум кораблям? Тогда лети, займи место второго капитана, его тело с радостью примет твой дух.

И я покинул министра, все же не решаясь последовать его совету. Хотя соблазн в собственном сне наконец победить Фрэда был велик. Но бой продолжался и без моего участия.

Ядра, со свистом рассекали воздух, рвали паруса и снасти, трощили реи, увечили корпуса и настигали на палубах людей. А те, крохотные, жалкие фигурки, раз за разом с криком срывающиеся во мрачные глубины океана, навстречу серым плавникам акул, с упорством обреченных наводили жерла извергающих смерть орудий. И вот уж дым рвется из глубин корабельных трюмов, этот предвестник всепожирающего пламени серыми клочьями заволакивает все вокруг. Здесь не было ни побежденных, ни победителей.

И мои глаза не в силах доле смотреть на торжество смерти тоже закрываются, чтобы открыться лишь время спустя.

*

Всё та же вечно неспокойная, но уже красноватая, пахнущая дымом и гарью гладь моря. Клочьями грязи нависают над бескрайним простором редкие облака. А желтое солнце яростно светит с высоты недосягаемых небес, жжет и безжалостно слепит слезящиеся глаза...

Я взмываю ввысь, пробиваюсь сквозь подвернувшийся в воздухе сгусток влаги и сырости, к самому солнцу, прочь от гари и грязи. Нет, превращать человечество в подобие увиденного мое императорское величество не будет ни за что. Да и сил таких у гоблинов нет. Что такое Империя против совокупной мощи военной промышленности Республики?

*

Я еще не знал об этом, но в ту ночь, не приняв бой, наконец изгнал Аакинга из своих снов. И ко мне вновь вернулись старые добрые видения времен программирования игры 'Гоблины', более приставшие дикому зверю, чем человеку...

*

Медленно открываю блестящие в темноте глаза и постепенно перевожу взгляд расширяющихся черных зрачков вверх, словно всматриваясь в неведомые дали загадочно мерцающих звезд.

В нескольких шагах от меня трещит сучьями костер. Быстро догорая, он шипит и разбрасывает во все стороны красные угольки. Но меня, кажется, не трогают его тщетные усилия продлить недолгую жизнь. И вот лишь огненные блики, слабые отражения умирающего пламени, вспыхивают последний раз в моих огромных глазах.

Вдалеке, где-то за мрачно чернеющими ночью громадами деревьев, раздаются голоса. Они кощунственно нарушают спустившуюся на землю в преддверии полночи мертвую тишину. Кисточки моих ушей слабо подергиваются, реагируя на звук, вздрагивают вибриссы, но я даже не оборачиваюсь.

Полная луна вяло освещает желтым светом покрытую высокими травами и редкими деревьями равнину. Как будто в смертельном страхе, ее круглый лик то и дело прячется за обрывками облаков.

Нервно переминаясь с лапы на лапу, я чего-то жду. То выпускаю, то снова прячу острые когти. Скалю желтые в лунном свете зубы, являя миру внушающие страх клыки. Мохнатый хвост бьет по дымчато-серым пушистым бокам.

И в полночный час, когда совы мерными взмахами крыльев поднимаются в воздух, а мыши лишь тихо попискивают под землей, я слышу далекий, полный тоски и печального призыва вой могучих тварей, имя коих сокрыто от нас пластами времени. Слышу и не слышу, ибо не дано воспринять его ушам других смертных. Прорываясь сквозь толщу веков, он сладкой музыкой отзывается в моем сознании, и неведомо как узнаю говорящих, наполняю память образами далекого прошлого.

В эти минуты с опаской обходят меня завсегдатаи нашей эпохи. Их пугает устремленный в никуда отрешенный взгляд и еще что-то, чего они не могут объяснить. В радостном возбуждении дрожит мое тело, напружиниваются мышцы, словно готовясь к прыжку в неизвестность. Кажется, стоит только пожелать — и уже несешься по далеким равнинам мечты, загоняя беспомощные жертвы на краю мира, общаешься с подобными себе тварями, и наше могущество не уступает ничему сущему.

Но приходит день, и я так и не решаюсь следовать таинственному призыву. И лишь когда в полудреме нежусь в теплых лучах по-летнему яркого солнца, мурлыча наслаждаюсь жизнью, невиданные странные образы наполняют душу, заставляют мечтать о неизведанных далях.

Кто знает? Быть может всего лишь следует последовать далекому зову?

*

И когда-то это был всего лишь сон, всего лишь сон...

*

А утром я проснулся совсем в другом мире. Первыми, еще в час тридцать условной — она же 'межзвездная конвенциональная' — ночи объявили о 'самоопределении' на планете Литл Рок. Оказавшиеся под контролем заговорщиков силы планетарной обороны выжигали несогласных с орбиты. В два тридцать откололись от Республики Пеннины. Обошлось почти без крови. В три десять последовал Новый Техас. Земля и Марс распались сразу на несколько анклавов и к утру в городах вовсю бушевали уличные бои. При этом одна из партий все же декларировала верность Республике. В пять ноль ноль парад суверенитетов коснулся Шэньяна, с которым солидаризировалось сразу несколько звездных систем. В шесть ноль ноль боевая космостанция Лунного Тяньцзиня взорвалась и обломки обрушились на планету. Подробности так и остались неизвестны.

Лишь Третий сектор в основном сохранил верность Республике во главе с теперь уже чрезвычайным министром Фрэдом Аакингом. Не восстал и Второй космофлот, последний, не разбитый в боях с 'ли'. Но с помощью имеющихся межзвездных кораблей восстановить контроль над страной было невозможно — сепаратисты повсеместно привели в боевую готовность планетарные оборонительные системы: ракетные и лучевые спутники-базы, наземные ракетные установки, дробберы, гравитроны, супертонаторы, сторожевые космолеты, неспособные к межзвездным перемещениям, но от того не менее опасные в околопланетном бою. Также новоявленные государства создавались так, чтобы включить в свой состав хотя бы одну планету с развитой космопромышленностью. И теперь вчерашние заговорщики спешно строили свои собственные МеЗДЛай-флоты.

Весь этот кавардак тотчас выплескивался в межзвездный эфир. Однако призрак гражданской войны оказался не последним испытанием в ряду уготованных человечеству. Наконец начались и другие события, которых 'ли' так долго ждали.

* * *

Гладкое, влажное, скользкое на вид синее тело, лишь тут и там торчат пучки седых вибрис. Двуногое и двурукое существо с приплюснутой головой постепенно погружается в жидкость, исполненную запаха болота, как и оно само. Разум существа уже не здесь — он бродит виртуальными дорогами корабля, одного из многих, покинувших окрестности родных планет.

Когда-то предки существа не успели заселить планеты к условному надиру. Благословенные земли долгое время прозябают под пятой недоразвитых тварей. Но сегодня пришло время исправлять ошибки прошлого.

* * *

Фрагменты заседания правительства Республики. Первый год смуты.

— Может быть, стоит обсудить условия сепаратного мира? — предлагает министр иностранных дел, обворожительная двухсотлетняя дама, внешне выглядящая лет на тридцать пять-сорок, и скорбно поджимает губы, явно думая: 'а что еще остается делать в окружении таких бездарей?'

— Ни-ко-гда, — весомо проговаривает министр обороны, его тучное лицо враз багровеет.

— Гм, вторжение нэлов на подконтрольные нам территории, — выражает вслух общее мнение министр Аакинг, — не позволяет даже думать о походах против предателей. Теперь лишь бы от негуманоидов отбиться, не потеряв слишком много планет.

— Примечательно, — вмешивается министр образования, профессор Шарджского национального университета, — что на сегодняшний день среди людей только у нас и 'Империи гоблинов' есть боевые межзвездные флоты.

Дюжина присутствующих на заседании министров в удивлении оборачивается к профессору. Тот конечно мастак напоминать очевидное менторским тоном, но настолько... Тем более, что заводы и орбитальные доки Земли, Лунного Тяньцзиня, Шэньяна, Большой Онеги, других планет скоро увеличат число противоборствующих флотов.

Однако министр обороны на лету ловит мысль шарджского педагога — другие флоты войдут в полную силу еще не скоро, если вообще войдут в огне гражданской войны, а значит если и договариваться, то с 'императором' Келумом:

— Если бы нам помогли так называемые 'гоблины', совокупная мощь двух флотов позволила бы победить нэлов, — вздыхает министр обороны, чей скепсис касательно гоблинских вояк изрядно поубавился после поражения 'ли'.

— Мы не можем обратиться к 'гоблинам' за помощью. Ведь в этом случае, по сути, признаем распад страны от лица единственно легитимного правительства, — все еще цепляется за старое понятие легитимности министр Аакинг, чье худощавое лицо стало еще более худым и резким, будто кости обтянутые кожей, после пропажи Агнессы и распада Республики.

— Может быть, попросить поддержки у обычных граждан 'Империи гоблинов'? — интересуется министр здравоохранения, улыбчивая рыжая чиновница лет пятидесяти, а на самом деле далеко за триста. — Насколько нам известно, им доступна после разгрома 'ли' вся информация, приходящая по межзвездной связи, пускай отчасти и только в пересказе 'имперских' журналистов. В конце концов 'гоблины' — это ведь их дети, братья или сестры. Неужели нет возможности повлиять на сумасшедших? Переправить к ним как-нибудь 'информационный вирус' — 'мем'?

Присутствующие вздыхают. Помнят о судьбе единственной в Империи демонстрации протеста. Но как насчет переубеждения посредством ежедневных частных разговоров? Ищущие взгляды останавливаются на министре образования, ведь его научная специализация — социальная психология.

— С давних пор наше общество полагает своим достоинством индивидуализацию, — профессор всегда готов выступить с лекцией. — А значит, повлиять на людей через родственные связи не получится. Наши родственные связи не обладают достаточной прочностью, чтобы служить инструментом убеждения нужной силы. Также не забывайте: по возрастному составу население Пятого сектора существенно моложе остальных. К тому же почти все отказники, дети рожденные исключительно ради соответствующей выплаты, живут там.