Ледяной Отшельник. 1

— Не знаю, как он может вредить живым, если сам еле жив, — усмехнулся Гадзи. — Давайте-ка спать, а то утро уже на носу, тебе оленей гнать, а нам Мать встречать.

Они плотнее запахнули полог и удобнее устроились у костра. Ашур было совсем задремал, как вдруг Лаго пробормотал:

— А к нам эльф пожаловал.

— Эльф? — удивился Ашур. — Что ему понадобилось?

— Какой-то ученый эльф. Смешной такой... Привезли его к нам аж от Речного становища. Говорят, вышел из лесу с той стороны, переправился через реку, пришел к их Матери и говорит: вот, мол, хочу изучить быт орков, оленеводов и охотников, как, значит, они одеваются, что едят, что пьют, какие сказки сказывают, как шаманят, как охотятся и какие у них бывают праздники. Месяц там прожил, все записывал, за всеми ходил, а потом и говорит: отвезите меня дальше, еще хочу рассказов послушать. Ну его и отвезли. К нам. Завтра вот обещался с Матерью приехать.

— Эльф! — повторил Ашур. — Что это ему в голову ударило?

— Вы там поосторожнее с этим эльфом, — пробурчал Гадзи. — Забыли уже, что мы когда-то с ними воевали? Они нас в свои леса на шаг не пускали, как будто мы их оскверняем чем. Может, это разведчик какой, хочет планы наши выведать или чего похуже.

— Эльфам такие разведчики не нужны, — уверенно сказал Лаго. — Они всё птиц на разведку посылают, сов или ворон.

— Так значит все же посылают? — воскликнул Гадзи и даже приподнялся со шкуры.

— И всегда посылали, — невозмутимо ответил Лаго. — Но ведь войны больше нет, вы сами в их леса ходите, дядя, и никто препятствий не чинит...

— Тогда зачем разведчики? — разозлился Гадзи.

— На всякий случай, — ответил Лаго. — Все же соседи, надо знать, что и как... Они к нам, мы к ним...

— Слушай, ты ничего подобного раньше не говорил! — удивился Ашур. — И многие об этом знают?

— Ну... — уклончиво ответил Лаго, — знают, кому надо. А эльф этот все равно смешной. Вечно кисточки свои теряет... И имя у него — язык сломаешь: Менкалиан. Завтра сами увидите.

Ашур хмыкнул и, потянувшись, подбросил в костер еще пару веток. Гадзи промолчал, укутываясь потеплее.

Снаружи стояла тишина. Фырканье оленей и редкая возня сонных собак не могли нарушить молчание древней ночи, помнившей этот мир еще пустым, без зверей и птиц, без орков, эльфов, даже без рек и лесов. В черном небе сверкали холодные звезды, которые, по легендам орков, были гвоздями лестниц шаманов, ведущих в верхние и нижние миры, и пользовались ими что орочьи мастера, что эльфийские, что человечьи — надо было лишь знать, по какой лестнице идти, чтобы обрести желаемое.

4.

Этот монастырь стоял на невысоком холме, по склонам которого разбегались деревянные домики в окружении небольших огородов, обнесенных покосившимися заборами. Под холмом текла речка, а вокруг шумел вечнозеленый хвойный лес. Вдоль реки проходила дорога, через некоторое время сворачивая в глубину леса и уходя дальше, к другой деревне, тоже отвоевавшей небольшой клочок земли, а оттуда — к следующей, разветвляясь, разбегаясь на более мелкие дорожки, тропинки и тропы. Этот мирный край не тревожили лихие орки-кочевники из восточных степей, сюда не забредали южные мертвецы, цинично брошенные живыми родственниками на границе земель Гураба, чтобы досадить терпеливым соседям, и не заплывали мрачные северные пираты, которым было не пройти по тем мелким речкам, петлявших по этим лесам. Жили здесь небогато, зато спокойно, и тем уже были благодарны богам.

Рано утром, когда еще не рассвело, и только-только поднялись женщины, чтобы затопить печь и покормить птицу, у ворот монастыря остановился всадник. Он спешился, стукнул пару раз по деревянной створке, посмотрел в открывшееся окошечко и, дождавшись, пока привратник отопрет, быстро прошел во двор. Всадника ждали. Затворив ворота, монах принял коня и молча указал на небольшую постройку в левой части монастыря — домик настоятеля. В окошке горел теплый свет.

Войдя в сени, всадник отряхнул веником сапоги и снова постучал.

— Входи, Эрдел, — донесся из-за двери голос. Всадник открыл дверь и, склонившись, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, ступил внутрь. Комната была почти пуста: небольшая печь, стол у окна, лавка. За столом со свечой в простом подсвечнике сидел пожилой настоятель, одетый в темно-зеленую рясу и коричневый полушубок. В доме было не топлено, и при дыхании изо рта настоятеля вырывался пар.

— Ты уж извини, — проговорил он, взглянув Эрделу в глаза, отчего тот, едва прикрыв за собой дверь, склонился еще ниже. — У меня холодно... ты расскажи все, а потом иди, погреешься с братьями, как раз к завтраку успеешь.

— Да, мастер, — послушно ответил Эрдел, не выпрямляясь.

— Садись, — настоятель похлопал рукавицей по столу. Эрдел присел на лавку, ожидая дозволения начать рассказ. Но настоятель молчал. Уютно потрескивала свеча, распрстраняя тонкий медовый аромат.

— Ну? — наконец, произнес настоятель. — Что доложить хотел?

Сказал он это так, будто все уже знал наперед, и Эрдел почти не сомневался — так оно и есть.

— Мастер, — начал Эрдел, — я шел за Проклятым и его смотрителями вплоть до ярмарки на Плоскогорье. Там они дали свое представление, а потом отправились в соседнюю деревню, но по дороге их перехватили, и Проклятый перешел к другим.

— И кто же эти сердобольные? — поинтересовался настоятель, и у Эрдела от его тона кольнуло сердце.

— Два снежных орка, мастер.

— О-орка... — протянул настоятель и покачал головой. — Ну и ну. Хотя понятно... они людей никогда не любили, и эта сцена вполне могла послужить для них очередным доказательством нашей низкой природы...

Эрдел сидел с каменным лицом. Настоятель взглянул на него и спросил:

— Полагаю, они увезли его с собой?

— Да, мастер, в становище.

— И найти его там не составит труда?

— Не составит, мастер. Но...

— Что "но"?

— Надо поторопиться... Орочьи шаманы наверняка поймут его природу и не пустят далеко. Тогда орки могут наделать дел...

Настоятель покивал головой и усмехнулся:

— Наделать дел... Они уже их наделали, когда решили его забрать. Ну да ладно. Иди отдохни, а я подумаю, как да чего. Вечером после трапезы зайди, обсудим.

— Мастер... — Эрдел встал, поклонился и, пятясь, вышел за дверь.

Настоятель опустил голову. Так он сидел, слегка покачиваясь, пока не догорела свеча, и только когда солнце осветило бедную обстановку его комнаты, настоятель встал, взял из угла палку и медленно и неуклюже заковылял к выходу.

5.

Прежде всего Эрдел направился на конюшню и посмотрел, как устроили его коня. Вместе они немало отмахали по холмам юга и лесным тропам севера. Рядом смирно стояли монастырские лошадки. В конюшню заглянул служка, увидел Эрдела и окликнул:

— Идите покушайте, брат Эрдел!

— Иду, — пробормотал тот, еще раз осмотрелся и вышел на улицу.

Монастырский двор был почти круглым, накрывая собой всю вершину холма. В центре стояла церковь с тремя одинаковыми башенками; вершины этого треугольника соединяла простая деревянная стена без окон. С каждой стороны было по двери. Кельи располагались сзади, хозяйственная часть — справа, а рядом — трапезная. Туда и направился Эрдел.

Было почти светло. Эрдел вошел в сени, скинул куртку и положил ее на лавку. Тут же дверь на улицу распахнулась, и на пороге возник пожилой монах с бритой головой, в зеленой рясе и огромных валенках.

— Брат Эрдел! — воскликнул монах. — Давненько я тебя не видал! Каким ветром?

— Да вот... — уклончиво начал Эрдел, но не успел продолжить, как монах схватил его за плечи и потряс.

— Рад, рад! — продолжил монах, критически оглядывая Эрдела в полутьме сеней. — Что-то ты, брат, похудел! Ну-ка давай, заходи, — он открыл дверь и толкнул его вперед. За длинным столом уже сидели монахи, негромко переговариваясь. При виде Эрдела воцарилась тишина. Монах за его спиной только хмыкнул.

Не успели они сесть, как монах во главе стола поднялся, приложил руку к сердцу, и все, включая Эрдела, неторопливо прочли молитву пяти богам Гураба с благодарностью за их дары, что вот-вот должны были появиться на столе. Скоро служки и два монаха расставили перед братией нехитрую снедь: яйца, картошку, соленые огурцы, кое-что еще, но Эрдел, скакавший почти всю ночь, был рад всему, тем более горячему. Стараясь не слишком налегать, дабы не выглядеть жадным, он лишь изредка подкладывал себе в тарелку добавки, но бритый монах заметил нерешительность соседа и от всей души навалил ему картошки и подсунул моченых яблок. Окружающие даже бровью не повели. Эрдел был готов сквозь землю провалиться, но монах хлопнул его по плечу и снова хмыкнул.

После завтрака они с пожилым монахом отправились в его келью.

— То, что ты здесь, — завел разговор монах, едва за ними закрылась дверь, — может означать лишь одно, и все это поняли. У кого он теперь?

-Нил, — начал Эрдел, — я не могу...

— Думаешь, никто этого не узнает? Завтра же, как только ты уедешь...

— Я, наверное, сегодня уеду...

— Тем более! Эти остолопы ни на что не годились. Тебе самому надо было с ним ходить, — говоря это, Нил бросил в маленькую печку полено, выпрямился и кивнул на застеленную шкурой лавку. — Ложись, брат, покуда меня тут не будет, выспись. Вон, глаза-то красные, точно помидор...

Эрдел положил куртку в голове, разулся и сказал:

— Он сейчас у орков.

Нил помолчал.

— Вот оно как, — наконец, сказал он. — У каких это орков?

— У снежных. Два охотника, привезли на ярмарку товар, увидели представление и решили вызволить беднягу, — Эрдел скривился. — Ну и вызволили. Те отдали, конечно, да еще бы приплатили, было бы чем.

— Не потеряешь его?

— Его потеряешь, — вздохнул Эрдел. — Тут в другом сложность.

— Ну да, — покивал Нил. — Орочьи шаманы.

Эрдел не стал отвечать — все было ясно и так. Нил для вида переставил на подоконнике какие-то вещицы и подошел к двери.

— Это... значит, пойду я, — сказал он. — В теплицу, гляну на елочки наши, а ты спи, отдыхай. Разбужу к ужину.

— Я бы в баню еще сходил, — пробормотал Эрдел, укрываясь шкурой и почти засыпая.

— Значит, пораньше разбужу, когда натопится, — сказал Нил и вышел прочь.

6.

Он не стал засиживаться в бане — ему хотелось поскорее решить дела и вернуться в лес (или куда занесет его служба), чтобы быть одному. Он сам себе хозяин. Жизнь в монастыре не для него. Монахом можно быть везде, это внутренний зов, а не повинность, тем более толку от него в монастыре никакого.

В шесть лет Эрдел увязался на бродячим монахом, проходившим через их деревню — стариком в грязной зеленой рясе и черном дырявом пальто. Он шел медленно, опираясь на кривую палку, склонив голову и что-то бормоча себе под нос; за спиной был тощий мешок. Эрдел уже тогда тянулся к церкви и не давал покоя местному священнику своими вопросами и постоянными просьбами научить читать. Родители пытались наказывать его, не желая, чтобы единственный сын в большой семье, где было уже четверо девочек, стал священником, но Эрдел терпеливо сносил затрещины и ругань, вспоминая о самоотверженных подвигах легендарных воинов-монахов, противостоявших армиям демонов или набегам мертвых. И когда на деревенской улице показался монах, Эрдел, недолго думая, вбежал в дом, схватил пару картошин, кусок хлеба, запихал все это в карманы и бросился следом за ним.

— Дядя, дядя, я с тобой! — подергал он монаха за рукав. Тот не обратил на Эрдела внимания, продолжая идти и что-то шептать себе под нос. Эрдел пристроился рядом, невероятно гордясь тем, что монах его не прогнал. Так они дошли до конца поля за деревней — еще немного, и вошли бы в лес, — но из деревни прискакал отец: кто-то сказал ему, что Эрдела уводит монах. Отец ухватил сына за воротник, вздернул на коня, бросил взгляд на монаха, который продолжал идти, не оборачиваясь, и, выругавшись сквозь зубы, махнул обратно. Тогда Эрдел не мог удержать слез обиды, но позже, когда отец порол его, сумел смолчать, пережив унижение и боль как и подобало, в его представлении, воину церкви.

В двенадцать он все равно ушел, но уже с бумагой от священника, где говорилось, что податель сего, Эрдел, сын Оника, преуспел в науках лучше других учеников, с детства выказывал желание посвятить жизнь служению пяти богам Гураба, знает историю церкви, службу, многие тексты и молитвы и склонен по своему характеру к тому, чтобы занять достойное место среди воинов в зеленых рясах. За месяц Эрдел добрался до монастыря на холме, идя от деревни к деревне, где с попутчиками, а где и без, и предстал перед настоятелем, тогда еще бывшем в самом расцвете сил. С тех пор прошло больше двадцати лет. Он оказался слишком своенравным, чтобы спокойно сидеть в монастыре, предаваться медитациям, работать в поле, заниматься текстами или лечить людей. В монастыре не было серьезного учителя боевых искусств, а настоятель запретил Эрделу посещать другие места, поэтому в юности он так и не научился хорошо биться. Зато из него вышел прекрасный камертон, шаман-слухач, способный настраиваться на любые токи силы, любые камлания любых шаманов, и умеющий чувствовать Проклятых. Такие качества были редкостью и высоко ценились, поэтому настоятель отослал семнадцатилетнего Эрдела на юг, к границам леса, на плодородные, богатые земли. Там раскинулась сеть небольших монастырей, чьи воины отлавливали и уничтожали мертвецов, постоянно забредавших к ним с территории Акамара.

Эрдел вступил в отряд и почти десять лет служил, отправив на костер больше тысячи мертвецов. С тех пор, как много веков назад положенные в землю мертвые начали воскресать, на землях Гураба их только сжигали, но приграничные жители Акамара, из зависти, ненависти, или еще по какой причине, оставляли своих мертвецов на холмах, своеобразной границе между двумя землями. Пробудившись, мертвые шли на север, где за ними приходилось охотиться монахам. Возможно, какие-то шли и на юг, где находился их дом, но о том Эрделу было неведомо.

За годы службы в отряде он так и не обзавелся друзьями. Приятели были, но не те, кого можно назвать близким другом. Молодой Эрдел мечтал о боевом братстве и действительно увидел его, однако сам остался чужаком-одиночкой. Со временем юношеские мечты рассеялись, и он был вполне доволен своим положением, думая, что так и проведет жизнь, разъезжая по холмам и лесам на своем коне в поисках мертвецов, чтобы потом вместе с братьями накинуть на него железную сеть, оттащить в яму и сжечь до красного пепла. Но через девять с лишним лет настоятель вызвал Эрдела обратно в монастырь. Неожиданно братья устроили ему веселые проводы, дав понять, что ценили его, и Эрдел был очень смущен. Всю обратную дорогу он вспоминал свой отряд, размышлял, зачем мог понадобиться настоятелю, и надеялся, что рано или поздно вернется на границу.

Однако его надеждам вновь не суждено было сбыться.

7.

Выйдя из бани, Эрдел заметил незнакомого человека, только что спешившегося у ворот и разговаривающего с привратником, но тут его нагнал Нил и повел ужинать. Выспавшийся и отдохнувший, Эрдел снова проголодался и уже не стеснялся есть, поскольку знал — сегодня он отсюда уедет.