— Слушай меня, Синдзи, и запоминай, — тихо сказала доктор Ибуки. — Это все, понимаешь? Здесь все.
Я медленно потянулась к поясу. Сейчас выстрел из ударника в плечо — отрастишь новое, милочка, — и опрокидываем стол, Синдзи кидаем за него.
Ничего я из запланированного не успела. Открылась дверь, и вошла давешняя девица в большом шлеме, которая здесь кто-то вроде начальницы охраны, и это был конец, и я ничего не успевала...
— Ты? Что...
Доктор медленно вставала, глядя на вошедшую, а та одним движением бросила ее назад на диван. И я поняла, что мне лучше повременить еще чуть-чуть, но руку незаметно сдвинула. Была у меня однозарядная заначка, скрытая тяжелыми складками плахитьи.
— Именем Черного трибунала, приказываю оставаться на месте.
"Ого". Вот и все, что мне удалось выдавить из мозга, а "зеркальный шлем" продолжал:
— Вы обвиняетесь в попытке продажи информации, принадлежащей Империи, в преднамеренном нарушении режима памяти...
Это было страшно, учитывая, что "черные" имеют право казни на месте.
— ...по совокупности — смерть, — закончила Гончая, щелкая по запястью. — Знаете, Ибуки-сан, я уже даже перестала верить, что это случится. Мне надоела эта "подработка" в вашей охране.
Какой бодрый голос. Видно, что и впрямь надоела. Я вот, например, не смогла бы работать под прикрытием вообще.
Гончая вынула из локтевого кармана витую двойную спираль — клейнод "почетной казни" — и размашистым движением пробила грудь доктора Ибуки Майи, которая так ничего и не сказала. Ее тело, извиваясь, сползало с дивана, а зеркальный шлем уже повернулся ко мне.
— Пособники преступления, — сообщила Гончая в пространство. То есть, на самом деле это для протокола, но выглядит все равно это мерзко.
— Неустановленный мужчина. Парализован с неизвестной целью. Парализованная женщина...
Гончая шла ко мне, и ее забрало-зеркало тускнело, испаряясь вместе со шлемом. Передо мной оказалось лицо, покрытое серебряной сеткой татуировки. За бледным сиянием еще угадывалось лицо той, что вечность назад была самой-самой в космоходном училище.
Староста курса Хикари Хораки.
Ну, здравствуй.
— Беглый Инквизитор Сорью Аска Ленгли, оперативный псевдоним — "Утренняя Звезда".
Хикари смотрела на меня с грустью, потому что это не лучший способ встретиться с сокурсницей. А еще из-под ветвящихся символов проглядывали веснушки, и это было совсем уж на грани фола — словно запертое в клетку лицо доброй, в сущности, девчонки.
Что-то кололось в сознании, какая-то ненужная мысль. "Меня сейчас казнят на месте". Нет, не то. "Она слишком долго на меня смотрит". Нет, туда же. "Она почему-то не опознала Синдзи". Не опознала... Вот черт. В скафандре Гончей содержится банк данных всех капитанов плюс средства связи с трибуналом для запроса неопознанных...
— Ты напрасно оставила свою работу, Аска.
Двойная пружина распрямилась в ее руке, сама рука ушла для замаха куда-то за зеленые глаза, и я поняла, что лучше бы меня и вправду парализовало.
Прыжок.
Спираль распорола диван, и Хикари на полувзмахе попыталась достать меня, а я уже разряжала ей в спину однозарядный скорчер.
Вспышка — и щит без остатка поглотил разряд, которому положено испарять катера.
— Еще и сопротивление, — произнесла Гончая, делая выпад с разворота.
С ума сойти, как она двигалась. Я сорвала с пояса ударный пистолет, бросила в Хикари плахитью и обратным сальто прыгнула к стене. Фиг тебе, а не казнь. У вас там, по слухам, считается позором, если обреченный оказывает сопротивление?
Ну, я тебя сейчас попозорю малость.
Клейнод прочертил борозду в стене, силясь успеть за мной, а я вышла ей во фланг и выстрелила. Ударный патрон полыхнул по щиту, второй тоже, а третий ушел в потолок.
Хикари попыталась выбить пистолет, но лишь отклонила ствол.
Если бы не амортизаторы скафандра, запястья бы у меня больше не было.
Еще выстрел, и еще один.
"Ну, давай!"
Патроны летели в цель через один. Я отступала, пытаясь загрузить ее щит, а Хикари попеременно пыталась меня достать клейнодом и отбивала ствол.
Вниз, в сторону, вверх. Еще вниз.
Предпоследняя пуля отбросила ее, и — в голову.
Хикари успела зарастить шлем, и первый аккорд моей заупокойной был рявкнувшим рикошетом. Уж с квантовыми-то клинками против клейнода Гончей? Да ладно.
"Но я все же попробую", — сказала маленькая рыжая отличница из космоходки.
Лезвие с правой руки я метнула, и Хикари легко уклонилась от него.
"Вот и умничка".
Первый же взмах клейнода сломал левое лезвие, и я осталась голой акробаткой против двуногого оружия. И это было круто.
— Ба-бах, — сказала я с самой приятной своей улыбкой.
Хикари даже успела что-то понять, но вот сделать — нет.
Грохот выстрелов бросил Гончую на меня, и я уклонилась, пропуская дергающееся тело, с которого хлопьями дыма срывало скафандр. Когда магазин иссяк, от тела уже летели ошметки.
— Молодец, — сказала я, поднимая пистолет со сброшенной плахитьи.
Синдзи трясло, у него дергалась щека, и он медленно опускал "ударник". Меня, честно говоря, тоже порядком колотило: не каждый день получается убить соперника такого калибра. Пусть и чужими руками.
Ну, чужие руки — тоже оружие, если ими управляют твои мозги.
— Т-ты...
— Я. Собери стволы, клейнод руками не трогай. Не трогай, я сказала!!!
Оружие Гончей полыхнуло и исчезло, как и положено таким сильным вещам. Синдзи сел на пол, проморгался и поднял на меня взгляд.
— Ч-черт. А как ты...
Он обернулся и посмотрел на осколки злополучного терминала. Молодец, обормот, понял все. Сорью Аска Ленгли не жертвует квантовыми лезвиями просто так. Синдзи кивнул — мне и своим догадкам заодно — и принялся собирать оружие, а я подошла к развороченным останкам Хикари и подняла ствол. Не люблю достреливать трупы, но все же...
— Оружие на пол, — распорядился тихий голос.
Я подняла голову. В дверях стояла охрана доктора — три штуки — и какой-то хлыщ с мафиозной меткой во все лицо, и все это — поверх жерл излучателей разного калибра.
Расчет с учетом расстояния: минимум два трупа с их стороны. Гарантированные пять-шесть дырок в Синдзи, по меньшей мере одна во мне.
"Не пойдет".
— Быстро!
Ударная пуля взвыла у моей щеки. Да, нервы. Нервы. К чему бы это?
Заходит, значит, пациент к местному светилу, а тут такое: у светила дыра в груди. Заходит охрана, а у их босса вместо спины лохмотья. И два каких-то гражданина с оружием. Так что, похоже, нас сейчас ждет суд. Не Черный трибунал, конечно, а по понятиям фронтира.
Впрочем, исход все равно один.
Глава 6
Суд был скорым и справедливым, даже бить не стали. Хорошие манеры — это вообще своего рода признак полукриминальных миров: тебя могут назавтра приговорить к молекулярному расчленению, но сегодня все проходит очень чинно и красиво. Мне не понравилось только то, что с меня сняли скафандр. Приговор тоже, конечно, не особо восхитил, но с милой безделушкой во все тело умиралось бы как-то поспокойнее.
Я сидела в камере два на два, пыталась свыкнуться с мыслью, что завтра на тот свет, и придумывала планы бегства. Дело ведь такое: или ты сидишь в отчаянии, и тогда ты все равно что уже умерла, или ищешь выход. Мыслить категориями "все там будем" я как-то не привыкла. То есть, наоборот, привыкла: работа у меня была такая. Но одно дело подозревать, другое — знать.
Конечно, жаль, что камера одиночная, вместе можно и спеть что-нибудь, и вообще, много чего интересного можно сделать в ночь перед казнью, когда ты не одна. Говорят, вместе и умирать веселее. Врут, конечно, но попробовать было бы интересно.
"Ты самая лучшая, доченька".
Конечно, лучшая, думала я, усаживаясь из третьей позы бифудху сразу в пятую. Неужели я сама не справлюсь со своей смертью? Справлюсь, мама, обязательно справлюсь. Лет эдак через триста. А теперь отстань и дай мне подумать.
Казнь в изнанке — это не очень гуманно и, строго говоря, запрещено. Теоретически это как раз своеобразное испытание, с вполне конкретным шансом на выживание, однако практически... Практически же ни один человек, брошенный в "Куб", еще не выходил оттуда живьем. Несколько раз возвращались седые тела, пару раз — фрагменты, но все больше изнанка не разжимала челюстей. Я в свое время смотрела записи таких казней, то еще зрелище. Картинка там часто пропадает, но все равно на фронтире попасть к трансляционному экрану, приобщиться, так сказать — вопрос чести, хоть это и безумно дорогое шоу. Оно на ура отбивает энергозатраты и дает неплохую прибыль.
"И это все при том, что часто зритель даже не понимает, в какой момент обреченный прекращает блуждать по кошмарам шести измерений и наконец умирает".
Сюжет там такой: берем галлюциногенов, время от времени бьем себя по голове, одновременно смотрим по перевернутому головизору, как пилой режут человека, а потом сверху заливаем сурианского пива. Литра четыре. Как это выглядит с точки зрения обреченного — никто не знает. Но не страшно: выясню завтра.
То есть, что это я? Как раз страшновато. Страшноватенько так.
Я плюнула на медитацию, свободно скрестила ноги и облокотилась на стенку. Итоги размышлений выглядели примерно так: бегство в процессе конвоирования к "Кубу" — самый вероятный шанс. Попытка прорваться сквозь изнанку к выходу — не вариант в принципе, хоть у меня и есть опыт пилота сингл-класса.
Голяком и на корабле — все же разные вещи.
Я сосредоточилась на главном плане и принялась его развивать. Почти наверняка казнь преступников нашего уровня обставят с помпой, так что народ будет. Где народ — там заложники, главное прорваться к людям повлиятельнее, которыми не рискнут сходу жертвовать.
Вот только одно "но". И это самое "но" зовут Синдзи. Чертов обормот не прорвется, при всем своем везении. Побег — это мастерство хаоса, и удача там нужна, но все же мастерство — ключевое слово. С другой стороны, а что мне Синдзи? Он втянул меня в эту кашу, втянул с самого начала, с той проклятой системы красного гиганта. Вот пусть и выкручивается сам.
"Он помог тебе справиться с Хикари".
Да, ладно, помог. Если бы ему не понадобилась доктор Ибуки, мне бы вообще не пришлось встречаться с Гончей.
"Он дал тебе новый смысл жизни".
Хах, попутно отобрав старый.
"Старый ты забрала у себя сама".
...
"Засомневалась. Заколебалась. Начала считать трупы".
Слушай, мама... Почему бы тебе не заткнуться?!
Кровавая пелена рассеивалась перед глазами, я стояла на коленях, правую руку простреливало болью, а кулак прилип к стене.
Дура. Аска, ты дура.
Я потерла руку, поражаясь бездне своей непроходимости, и легла. Так-то оно лучше будет. После отказа от последнего желания я могу до самой казни жить спокойно, продумывать план, надеяться и всячески себя обманывать.
"Ты опять?".
Да, я опять. Мне все равно, что я сейчас думаю — завтра будет завтра, и если смогу, я свою жизнь выгрызу. И хватит.
Входная стена засветилась, в ней словно взрезали прямоугольник, и внутрь кубарем вкатился Синдзи. Я подобралась, присмотрелась к охраннику, но стена заросла слишком уж быстро. Раздраженно взглянув на обормота, который едва не приземлился мне на колени, я поинтересовалась:
— Ну и какого черта ты здесь?
Синдзи посопел, отполз в угол. В силу габаритов камеры это у него получилось так себе. Вопрос был слегка риторическим: очевидно же, что он просто не стал отказываться от последнего желания, как некоторые.
И хватило же наглости.
— Я п-подумал, что вместе умирать веселее.
Как мило. А еще — это мои собственные мысли минутной давности.
Бесит.
— Сидел бы у себя и думал. Если ты помнишь, казнят нас вместе.
— П-помню.
Я вздохнула:
— Так ты зачем приперся?
— Так это... В-веселее же.
— Ну и как? — спросила я после паузы. — Чувствуешь подъем и радость?
Синдзи промолчал. Ну прости, не оправдала. Зато хотя бы я и впрямь развлекусь.
— И что будем делать?
Он или придурок, который решил, что перед казнью бывает крутой секс, или сентиментальный дурачок, или просто трусит, и ему нужна мамочка.
— Обсудим п-план бегства?
Я хмыкнула и, поддавшись чертикам, треплющим меня изнутри, расхохоталась.
— О, Mein Gott, — простонала я, вытирая истерику под глазами. — Если бы ты был не ты, я бы решила, что разговариваю с провокатором.
Синдзи, едва видимый в полумраке, улыбнулся:
— Значит, п-план есть. Х-хорошо.
"Для тебя — нет".
Я смотрела на бледную тень, одетую, как и я, в пижаму, и в голове у меня раскручивалась пружина. Синдзи хладнокровен, спокойно-обречен и как-то неприятно умиротворен. Вряд ли такой хочет умереть, такой должен паниковать и дрожать мелким тремором.
Суд.
Среди вещей моего обормота-капитана нашли два билета внешнего рейса, планету отправления я не запомнила. Таким образом "Сегоки" остался тайной и висел себе в камуфляже у планеты. Господин Валкиин смущенно бормотал самую вероятную версию: мол, мы консультироваться прилетели, а охранник и босс чего-то не поделили. Пожалуй, если бы не нервный пациент, которыйзастукал нас прямо над телами, был бы шанс оправдаться.
Господин Валкиин выглядел чертовски убедительным и, я бы сказала, идеальным.
Я вспоминала его диалог с доктором Майей.
Я вспоминала его действия при нашем задержании.
Пока я смирялась с потерей скафандра, пока выжидала окончания разбирательств, он продолжал до конца играть роль, пытаясь выгородить двоих неудачников, которые просто не вовремя пришли на прием. И уже получив приговор, он смирился, а я как раз начала искать пути спасения. Но черт меня подери, это разница не между лохом и профессионалом. Это разница между двумя профи, один из которых оптимист, а другой — фаталист.
"Не сходится".
Почему он местами потрясающе наивен? Почему я могу такого сметливого засранца поймать на вранье? Если он так мастерски прикидывается милым простаком, то не должен он допускать проколы!
Мне было... Неприятно. Понадобился смертный приговор и ночь на двоих в карцере, чтобы до меня наконец дошло, насколько неоднозначен этот везунчик. Я косилась на подернутый полумраком силуэт и проникалась подозрительностью. А вдруг та потасовка, когда я проникла в "Сегоки", была все же планом? Или еще лучше: вдруг он целенаправленно заманил меня на свой фрегат? Вдруг его якобы привязанность к Аянами — это тоже часть плана? Допустим, хочет усилить ее и... И — что? Начнет галактику покорять? Да ладно. Шестерых Аянами мятежные миры ухитрились отправить на тот свет, а уж Империя с одной совладает.
Стоп.
"Если со м-мной что-то случится, тотчас же откроется к-крио-камера Аянами. К тому же, я м-могу открыть ее в любой момент откуда угодно".
Мозги скрипели и грелись, и в чертовой камере, как мне показалось, стало жарко. Пытаясь найти путь к бегству, я совсем забыла, что я теперь не одна.
