— Все, закончила. Ты как насчет поесть, Аска?
— Положительно.
— Ну, тогда идем?
Ибуки встала, убрала непослушную челку с лица. Докторша была чем-то невыразимо довольна, что, впрочем, меня устраивало.
У кухонного комбайна было пусто, кто-то — почти наверняка Нагиса — опять не утилизировал недоеденное.
— Надень ему уже на голову когда-нибудь, — посоветовала Майя, поглядывая на меня. — В самом деле, сколько можно свинство разводить?
— Да надену, надену. Просто при мне он обычно не забывает.
— Ну, тебя все боятся, — икнула докторша и плюхнулась со своей тарелкой за стол. — Даже я вот побаиваюсь.
Я подумала и решила на провокации не поддаваться. У меня до сих пор приятно шумело в голове, откуда убежало выдуманное машиной безумие, и даже на белковый концентрат я смотрела с умилением.
— Куда мы летим хоть? — спросила Ибуки, когда я уселась напротив нее. — Опять туда, где будет что-нибудь неожиданное и ужасное?
— Просто сверхдальняя доставка, — повела плечами я. — Хотя она мне и не нравится.
— А что там?
— Много научного, медицинского оборудования и почти восемнадцать тонн стекла.
Ибуки подняла голову и только спустя несколько секунд догадалась облизнуть с губы кусочек желе.
— Чего?
— Стекла. Просто стеклянные слитки по три килограмма.
— Стекло, — пробормотала Майя и вернулась к еде. — Может, какое-то ценное?
Я пожала плечами и запустила ложку гулять между пальцами: указательный, средний, безымянный, мизинец — мизинец, безымянный...
— Нет, Майя. По химсоставу — силикат.
— И тебя не насторожило, что мы гоним через две трети галактики ради восемнадцати тонн фасованного силиката?
— Насторожило, — согласилась я. — Только мы летим в сектор "Н". Там и не такое бывает.
— "Н"?!
Мне реакция Майи понравилась. Сектор "Н" был широко известен только одним: о нем известно крайне мало. Это был большой — порядка пятисот световых лет в диаметре — участок в Дальнем Трехкилопарсековом рукаве. Новые звезды, старые звезды, терраподобные планеты, жесткая радиация, гравитационные сдвиги, черные дыры в изобилии — милый участок космоса, где в довершение прочих бед мы наткнулись сразу на две негуманоидные цивилизации. Цивилизации оказались шикарные, словно сошедшие со страниц теоретических выкладок Томаса Шлеера, — они ярко подтвердили тезис знаменитого ксенофоба о невозможности контакта с таким типом разумных существ.
— И как мы планируем дальше с этим жить? — поинтересовалась Майя. — Может, мы прямиком к звезде Безумия?
— Ага, — безмятежно отозвалась я. — Туда.
Ибуки открыла рот, подумала и решила просто положить туда еще порцию желе.
— Идиотизм, — буркнула она с набитым ртом.
— Ну, мы же не планируем целоваться с местными жителями. Мы отвезем груз на станцию сцинтианских наблюдателей и свалим.
— Ага. А вообще, я думала, что ты обрадуешься. Новые горизонты, запрещенные знания, — я пальцами изобразила в воздухе кавычки. — Ну и все такое. Вирусы же тебе потрошить понравилось.
— Вирусы — это одно. Трехкилометровые твари, занимающиеся космокреацией — совсем другое.
Я нахмурилась, оперла подбородок на ладонь и с восторгом навела на Ибуки ложку:
— Ты — шлееритка!
— Да! — пискнула Майя, прокашлялась и спросила агрессивно: — Да, и что?
— Фу, позорище, — сказала я. — А еще ученая. Как тебя, брезгливую, в проектах канцлера терпели?
— Ой, знаешь что?! Ты мне еще морали почитай, госпожа инквизитор! У кого доктрина "Изменившиеся — не люди?"
Ибуки сложила руки на груди и воинственно на меня глядела, ожидая продолжения ругани. А я и не собиралась ее разочаровать.
— По крайней мере, я не делю разумных существ на тех, кого могу понять, и тех, кого не могу.
— Ты Шлеера по популярным брошюрам изучала? — скривилась Майя. — А глянуть его "Типологию разума" умственные способности не позволяют?
— Читала. В детстве, — сказала я, засунула ложку в рот, подумала и вынула ее. — Не впечатлило. Там много картинок. Он бы еще комиксы нарисовал.
— Ну да. Это так плохо — быть доступным и излагать даже для последнего идиота. Вот если там полторы тонны заумных слов — совсем другое дело. Сразу проникаешься всей важностью доктрины.
Я улыбнулась:
— Майя, вот уж не ожидала, что ты гоняешься за понятностью. Объясни мне ты — раз преподобный Шлеер оказался слишком для меня, эм, доступен — почему мерилом цивилизации считается способность к контакту?
— Вообще-то это только один из пунктов доктрины, к которому придрались. И это вовсе не мерило, — буркнула Майя. — Это классификационный критерий.
— А это — софистика.
— Софистика? А сама-то ты кто?
Вопрос был хорош. Одно дело — убеждения в академии и выбранная специализации при стажировке в Инквизиции, другое — стали ли эти убеждения частью мировоззренческой системы, частью меня самой. Вон, Майя как защищает свои верования, мне даже завидно немного, что эта прожженная лабораторная стерва оказалась приверженцем хоть какой-то научно-этической системы.
— Ннувианка, скорее всего.
— О, браво, — восхитилась Ибуки. — Так кто из нас лучше? Menschlichkeit uber alles? Я хотя бы другие цивилизации не ставлю на один уровень со вспышкой радиации.
Великое небо, вот ведь дура, а? А еще халат носит.
— Вообще-то, Ннувиан не ставил. Или ты его заумные слова не осилила?
— Заумные слова? — Майя сделала круглые глаза. — Да он пафосен, как старшеклассник в дискуссионном клубе! Понимаю, почему он привлекает маленьких решительных девочек.
— Ну да. Не хочешь понять — переверни с ног на голову, — сказала я и пошла к кухонному комбайну. Оттуда уже умопомрачительно разило свежим кофесинтом.
— И что ж я перевернула? — поинтересовалась Майя.
— Он не опускал другие расы до уровня космических стихий. Он просто хотел, чтобы люди не превратились в цивилизацию звездных войн.
— Ну, этот аспект у него и впрямь хорош, — неожиданно согласилась Майя. — Я тоже считаю, что нельзя прославлять жертв сражений, забывая о жертвах освоения. Но у него вся этика строится вокруг людей.
— Неа, — сказала я, обеими руками беря чашку. Хорошо. Тепло, уютно, срач вон какой развели замечательный, и не надо забивать мозги кучей забот. Можно болтать, доставать Майю и наслаждаться.
— Что — "неа"? — буркнула Ибуки.
— Он считает космос полиэтическим. То есть, для баронианцев мы и сцинтиане — факторы среды, так же как и для нас...
— Да я поняла это, — оборвала меня Ибуки. — Только как он объясняет, почему люди при попытках контакта с обитателями Безумия сходят с ума?
— Потому что цивилизация Безумия — психодеструктивный фактор для нас, — хладнокровно сообщила я. — А для сцинтиан — нет.
Ибуки надулась. Я сейчас сообщила ей самоочевидную вещь, которая с точки зрения любого ннувианца является по-детски элементарной. Для нее это диалог из серии "Мама, почему звезды такие яркие? — Потому что они излучают свет". Ей подавай рассуждения о термоядерных реакциях, о главной последовательности и спектральном классе, хотя за всеми физическими умствованиями один черт будет скрываться простой ответ.
Звезды просто светятся, и ребенку этого достаточно.
— А ты какая-то странная, — сказала Майя.
— А?
Я опомнилась и посмотрела нее. Ибуки с интересом меня разглядывала — с интересом и улыбкой.
— Говорю, ты странная. Споришь по пустякам, ехидничаешь. Может, тебе в качестве терапии надо иногда убивать Синдзи?
— Да ну пошла ты, а?!
— Шучу-шучу, — ухмыльнулась Майя, порозовела и изобразила защиту ладонями. — Но такая ты мне нравишься больше.
— Не смей коситься на мою задницу, — сказала я, допивая кофесинт. — Мне парни больше нравятся.
— Я уже поняла, — рассмеялась Майя. — Да, слушай, а чего это ты с утра уже пьянствовала?
— Да так, — уклончиво сообщила я.
— Праздновали или смелости набирались?
Я смотрела на эту лукавую мордашку и с трудом сдерживалась от ответной улыбки. Не скалиться, не скалиться, не скалиться! Нечего тут, я и сама еще толком не насладилась новой жизнью. Да, я жадная, не хочу делиться, но у меня слишком мало хорошего было в последнее время, чтобы носиться со своим сокровищем на вытянутых руках.
Я его просто погрею и побаюкаю.
— Да что это за пьянка была? — отмахнулась я. — Так, кафтиана бутылку раздавили на двоих.
— Кафтиа-ана? — протянула Ибуки с плотоядной ухмылкой. — Нашему капитану нужна девочка Аска, а не инквизитор Аска?
— Не поняла. Это что сейчас было?
— Кафтиан, — академическим тоном начала Майя. — Темное галинезийское пиво, продукт брожения "А"-ячменя, полусинтетическая технология... Ля-ля-ля, не помню, как там. Особенности влияния на организм: снижение критического восприятия и внимания. Законами некоторых планет даже запрещен по этой причине.
Я нахмурилась. В принципе я всегда хорошо сопротивлялась действию спиртного — ну, мне так казалось, во всяком случае. Но снижения критического восприятия, о котором я, кстати, благополучно забыла... В груди что-то противно заскреблось, когда я выстроила цепочку из изнаночного освещения и празднования до радостной новости, а не после.
— Эй, ты куда? — услышала я за спиной.
"Похмеляться, Ибуки. Похмеляться".
* * *
Я налегла спиной на дверь каюты и два раза глубоко вдохнула.
— "Сегоки".
— Да, Аска.
Пауза. Я не хочу ни о чем разговаривать с этой тварью. Не хочу — но придется.
— "Сегоки", ты проводила прямое изучение моей памяти или личности?
— Сожалею, Аска. Я не могу предоставить эту информацию.
И я тебя ненавижу, сука. К сожалению, это еще ничего не значит.
— Сегодня около девяти было произведено изучение файлов ядра виртуального интеллекта, — сказала я. — Информацию по просмотренным файлам.
— Это закрытые файлы, Аска, — отозвался ВИ. — К сожалению, я не могу...
— Помолчи. Мне нужна информация по папке... — я зажмурилась и начала выдавать цифры вперемешку с буквами. Каждый символ в моей памяти словно бы кто-то подсвечивал целеуказателем. Это была моя папка, в которой хранился ключ к моим кошмарам. Даже не будь я инквизитором, я все равно бы запомнила все до последнего знака — с одного взгляда.
— Запрос принят, Аска. Какого рода данные нужны?
Я облизнула губы:
— Свойства.
— Класс: виртуальная папка, — сообщил виртуальный интеллект. — Тип: зеркало. Отзеркаленный объект: информация закрыта. Создана сегодня в семь шестнадцать. Внимание! Некоторые данные по свойствам файлов искажены. Прямое использование капитанских полномочий. Внесены изменения в такие категории: время создания, время...
Голос затухал у меня в голове. По-прежнему там было пусто, одиноко, и по-прежнему там стояла маленькая девочка, которая на несколько часов потеряла веру в свой личный ад.
Я улыбнулась и села на пол.
"Спасибо, обормот. Ты хотя бы попытался".
Глава 19
Я открыла глаза и приложила руку ко лбу: горячо. Тело, которому запретили смотреть сны, чувствовало и вело себя на манер побитого волосатика: ныло, поскуливало, и от этих ощущений на глаза наворачивались слезы беспомощной жалости.
"Жалости к себе. Прекрати сейчас же".
Встать, дошлепать до душевой кабинки и оторваться там всласть — это предел моих мечтаний. Это, черт, побери, мой предел. Я смотрела прямо в бьющие мне в глаза струи и пыталась не думать о том, как здорово все было раньше. Как хорошо было становиться под ионизированную воду после славного штурма, как клево было смывать с себя пот после напряженной погони за очередным нарушителем. Как приятно было торчать в горячем облаке пара, когда твой парень уже ушел, а ты осталась — довольная, почти добрая и слегка сонная.
Как здорово было, когда я могла позволить себе сны.
И как хорошо, что я об этом не думаю.
— "Сегоки", текущие координаты, — распорядилась я, выбираясь из душа.
Равнодушный и ненавистный голос что-то бормотал, а я уже представляла себе карту. Мы вышли из изнанки и теперь нацелились на звезду Безумия — систему, в которой расцвела престранная жизнь, полностью несовместимая с человеческим разумом. Вылезать в "наш" космос прямиком на месте было занятием рискованным, учитывая, что "безумцы" строили в своей звездной системе.
Мы мало что знаем об этих тварях, а сцинтиане охотно торгуют с нами всем подряд, кроме информации о Червях Пустоты. Эдакие эксклюзивные владельцы прав на контакт, хотя, если разобраться, — то просто удачливые мудаки. Есть разные мнения насчет любви и взаимопонимания сцинтиан с Червями, но одно известно точно: одна из трех гуманоидных рас известного космоса начала развиваться куда быстрее, наладив отношения с некой негуманоидной.
Я отхлебнула кофесинта и ввела в систему уточненные данные приближения к системе.
"Приятно быть полезной, правда?"
В коридоре фрегата было скучно — вот уж не думала, что заскучаю по серости изнанки. На глаза обормоту показываться не хотелось, хотя достойно бодрое лицо я пока держать ухитрялась. Теперь только главное, чтобы "Сегоки" не сболтнула ничего лишнего Синдзи, как сболтнула мне. "Расстроится ведь человек. Но это уже как повезет, и нечего еще и по этому поводу сопли распускать". А вообще удивительно, что я не придумала виртуальному интеллекту злорадных интонаций — это было бы очень в моем духе.
Я брела по коридору вроде как в направлении рубки, а в моей голове маленький рыжик с грустью смотрел на разваливающиеся стены крохотного мира.
"Ты становишься поэтом, Аска, — улыбнулась я. — Хороший повод оставить после себя хоть что-то".
Корабль вздрогнул, и я ощутила крохотный послед компенсации торможения — даже сразу не поняла, что это. Ну, а когда разум привычно прикинул цифры, в рубку я рванула уже бегом.
— Что происходит?!
Инженерные экраны помаргивали предупреждениями о критических перегрузках, причем голосила даже конструкция фрегата, а уж преобразователи просто захлебывались человеческой глупостью. Среди вакханалии вспышек и красных бликов метался Синдзи, успевая ко всем консолям сразу.
— Синдзи!
— Мы уходим! — крикнул он, не оборачиваясь. — Активируй катушки на инжекторах!
Я обернулась к нужной подсистеме и принялась вбивать данные. Да, это все можно было проделать быстро, усилием воли и одним касанием мысли — в синхронизации с кораблем, но... Я ловила краем глаза отблески болевого шока "Сегоки" и понимала, что ни разу не хотела бы оказаться в связке с фрегатом после торможения.
— Что случилось? — бросила я через плечо.
— Лови.
Экраны успокаивались, корабль приходил в себя после торможения, и капитан занялся навигационными данными, а у меня на голо-панели всплыло сообщение:
<В моей системе червь. Бегите из системы Червей. Прощайте.>
Это было написано не на баронии страу, не было привычной "рыжей" подписи, но во всей вселенной только мингхарди пишут изысканные — по своим меркам — каламбуры в момент ужасной-ужасной опасности.
