— Ну... Призрачная память — это новая мнемоническая гипотеза, и никто не скажет...
— Не годится, — оборвала ее я. — Если это пока только слова, то нам не подходит.
— На корабле есть две странности, — вдруг сказал Каору. — Капитан не имеет памяти, но действует. Это раз. И корабельный искусственный интеллект, который не подчиняется капитану. Это два...
— Трансаверсальный привод в количестве двух штук, — устало подхватила я, — система поля продвинутой тактики, "мерцающие" активные щиты, замороженный гвардеец Его Тени, беглый Инквизитор... Следишь, Каору? У меня пальцы заканчиваются это все считать.
— Да нет же, — Майя даже вскочила. — Он прав! А что если это связано?
Я задумалась. Если не брать в расчет всякие хитрые гипотезы, то может быть. Например, ВИ хранит какие-то ключи к вырезанной памяти обормота... Хм, а ведь вариант! Очень хитро замкнутый круг получается: беспамятный "сдает на хранение" свою память виртуалу, виртуал не подчиняется беспамятному, и несложно понять, что систему замкнули намеренно. Если бы такой механизм придумали в Инквизиции, я бы сейчас выглядела очень интересно. Оживившееся воображение пришлось приструнить, потому что просигналил курсопрокладочный комплекс, и он, не в пример экипажу, пришел к неким выводам — умным и навигационным. Я вздохнула.
— Дамы и господа, предлагаю всем пойти вон. Расчет маневров окончен, я увожу "Сегоки" в изнанку.
— Да, а куда мы?..
Майе ответил обормот. Ну, пусть поговорит, ему сейчас полезно хоть в чем-то блеснуть.
— К П-паракаису. Нужно оснащение перед к-контрактом.
Оснащение — это мягко сказано. Нам нужны снаряды для "линейки", электромагнитная шрапнель для вразумления дронов, нам нужны свои собственные дроны, нужно сверхтопливо, обновление карт для нашего рабочего сектора... Словом, голова у меня разболелась еще до того, как я легла под порт синхронизации.
* * *
Никогда не заходи в припортовые кабаки. Это такие тошниловки, в которых на тебя сразу наваливается все: ты выходишь из корабля или десантного бота, ты уже переменил одежду на "гражданку" или — если ты совсем зеленый — продолжаешь бахвалиться новой броней. Ты готов вкушать и нежиться, или ты собран и деловит. У тебя куча монет или куча долгов.
Ни черта это все не значит, потому что в припортовых забегаловках тебе ничего толком не дадут сделать. Здесь всегда царит полу-работа, полу-досуг, и больше всего глупостей капитаны совершают именно за ближайшими к космопорту дверями. Помимо треклятой неопределенности тебя ждет еще "местный колорит"тм, сдобренный "уникальными товарами"тм, и такие вещи просто выедают тебе мозг.
Увы, нам не завезли времени на поиски нормальных мест с нормальными связями. Этот раздражающий меня зал был многоярусен и аляповато освещен, но хотя бы музыка играла тихо, а торговцы разными услугами не слишком рьяно бродили между столов.
— Сколько там степеней очистки?
Синдзи потерянно скроллил голографический список предложений сверхтоплива и зевал: местная настойка по какой-то лихой эстетической прихоти угнетает, а не возбуждает. На атмосфере это, конечно, сказывается позитивно, на деловитости — тоже. Этакая торговая палата с закусками и девочками, ей-богу.
— П-пять.
— Нормально.
— Б-без тебя знаю.
— Умничка.
Мне было скучно. Дронов мы уже оформили, снаряды — тоже, а кухню и энергетику я смело доверила обормоту, а его подрядчик опаздывал, собирая нужное по складам. На Паракаисе любили жульничать с заказами, но наш доблестный экипаж производил нужное впечатление по нехитрой формуле: не слишком борзеть при торгах и держать руки на кобурах.
Скука-то какая. Хоть бы пристал кто, а?
— Синдзи, мне скучно.
— Умгу, — сказала взлохмаченная макушка из-за экрана.
Я огляделась. Кругом была деятельная неторопливая скука припортового кабака: наниматели, рекруты прямиком из училищ и трущоб, шлюхи оттуда же. На фоне такой роскоши и вынужденного ожидания моя деятельная натура страдала. Причем фигней.
— Синдзи, давай целоваться.
— Не, д-давай лучше сразу номер снимем.
Я приподняла бровь, смакуя неожиданную наглость обормота. "Ай да... Обормот". Тем временем Синдзи высунулся из-за своего экрана, и я заметила, как у него во взгляде проскользнул значок "rewind": мой увлекшийся капитан сначала сработал языком, а потом уже мозгами, и теперь вспоминал, что же такое ляпнул. Это чертовски мило.
— Э...
— Попытаешься сказать, что не то имел в виду, — дам в нос.
Синдзи кивнул, вдруг погрустнел, даже раздумав смущаться, и я поняла, что веселая перепалка отменяется. И даже с полпинка определила причину — хотя что там определять, на лице у него все написано.
— Давай-давай, — приободрила я. — Вали и это на свою дырявую память. Мол, нашло что-то такое, сам не знаю.
Синдзи поскреб щеку, старательно отводя глаза.
— Н-ну, я...
— Видишь ли, друг мой, — сказала я, откидываясь назад и поигрывая бокалом. Что мне нравилось в этом дрянном местечке, так это обивка кресел и совершенно волшебные их наполнители. Как в ванной лежишь. — Мальчики иногда хотят девочек, от памяти это не зависит ровно никак. Более того, вероятность прорыва таких подавленных желаний тоже ни от чего не зависит...
— Аска, т-тебе не идет, — сказал опомнившийся Синдзи.
— Что не идет? Выделываться?
— Ага.
— Учту.
"Черт", — подумала я. Хочу его отбить — не на разик ночью, а именно что отбить. Хотя, если разобраться, как увести парня у возлюбленной, которая может полувзмахом развалить экранированный БТР? Попахивает суицидом. С другой стороны, отношения-то у них вынужденно платонические, потому что крио-ожог от поцелуя в щечку — это весьма и весьма.
"Запутано все".
— Ну, тогда продолжаем ждать твоего поставщика, — подвела итог я. — Еще по ландри?
— Н-наверное.
— Вот ведь скотина, — сказала я, помахав обленившимся официантам, — ты его хоть монетой накажи, что ли. А то у нас там корабль на ненадежных элементах остался.
— Он не с-скотина, он сцинтианин. А на "Сегоки" есть Рей.
Это да, конечно, подумала я. Но налицо и кое-что еще: после открытия разных секретов фрегата Синдзи словно бы стал меньше им дорожить. Как будто хотел, чтобы это чудо техники потерялось благодаря икающей докторше и загадочному красноглазику. Пожалуй, он и впрямь воспринимал теперь свой корабль только как место, где осталась последняя из Аянами.
— Ну что ж. Раз у нас все в порядке, раз у нас вагон времени и не о чем беспокоиться...
Я подняла бокал. Сквозь розовую дымчатую жидкость мир выглядел простым и понятным. Впереди работа, парень мне нравится, у нас будет куча денег. Ах, если бы на этих чудных пунктах можно было поставить точку.
— За нас, — вдруг сказал Синдзи и закрыл наконец микрокомпьютер.
— За нас? — удивилась я.
— Ага. П-пусть все получится.
Наверное, это был самый глупый и наивный тост, который я слышала. И удивительно ли, что он мне понравился?
* * *
Паракаис был терраформированной планетой, и как следствие, — планетой загаженной и с кучей климатических сбоев. Уникальной экосферой пожертвовали без колебаний, потому что на расстоянии пяти астрономических единиц начиналась туманность Шрайка и был нужен плацдарм для ее промышленного освоения. Атмосферные башни где разобрали, где приспособили под жилые или производственные нужды, и они стояли — покосившиеся, огромные, изъеденные, — напоминая о том, что мир только начали по-настоящему осваивать, а он уже засран по самые зелено-замызганные облака.
— Что за глупая затея услать грузовик и плестись пешком.
— Н-ну, я бы хотел слегка п-проветриться.
— Боишься уронить репутацию?
— Н-не особо. Но воздухом подышать стоит.
— Чем-чем?
Санзона космопорта выглядела даже хуже, чем все остальное. Что, впрочем, неудивительно: вокзалы, станции, порты всегда имеют такое вот обручальное кольцо грязи, нищеты и безразличия. Мы плелись по широкой улице, под останками старой монорельсовой дороги. Основной цвет — зеленый ржавый, основной запах — гниющий металл, и, вдыхая эту пакость, я невольно радовалась, что на Паракаисе убили всю биосферу, кроме надцати вирусов.
По крайней мере, разлагаться здесь нечему.
Я осторожно дышала, осторожно шла и размышляла над парадоксом: мне впервые был симпатичен выпивший парень, куда симпатичнее даже, чем тот же парень в трезвом виде. Мы с ним протрепались на страшно умные темы — как и всегда под выпивку. Потом прибежал сцинтианин и нарвался на угощение. Потом мы выпили еще и выбили пять процентов скидки.
— Почему т-ты никогда не носишь б-брони на планетах?
Страшно хотелось ответить ниже пояса, как-нибудь в духе: "А тебе так не нравится"? — но это было не слишком спортивно и даже грубовато.
— Ношу. На всех не-терраподобных мирах.
— Н-ну да, — хмыкнул Синдзи. — Ты же п-поняла, что я имею в виду?
Я скосила глаза. Обормот шел свободно, почти не покачиваясь, руки в карманах, взгляд мечтательный.
— Поняла. Ты на Паракаисе тоже не стал. Почему?
— Г-глупо. Здесь если захотят убить — убьют.
— Вот именно. Только у меня везде — Паракаис.
Я шла, и тепло приятно скреблось в груди: похоже мыслим. Оно ведь как? Человек в броне выглядит однозначно — настороженным, готовым ко всему, недоверчивым. И глупым, ведь на каждую толстую броню найдется свой калибр и своя длина волны. А вот девушка в стильной одежке да плюс массивный разгрузочный пояс, да плюс баронианский ударный пистолет на бедре... Может, у меня в разгрузке пульсары активного противодействия, а может, нет. Может, блестящая курточка — это не просто блестящая курточка, а может, я просто выпендрежница. Босякам я надаю без брони, да и без оружия тоже надаю, а вот профессионал тридцать раз подумает, прежде чем напасть. И думать он будет не о том, как пробить панцирь "Офигенно Толстый Щит Мк.2", а на тему стоит ли вообще трогать такую непонятную миловидную девушку.
Реалии мира, ага.
Санитарная зона скрипела, здесь ежесекундно что-то готовилось упасть и догнить окончательно, и даже монорельс над головой приятно щекотал нервы. Местное светило пряталось за тучами — всегда оно там пряталось с тех пор, как люди здесь перекроили все по-своему. Лицо у Синдзи было слегка зеленоватым, на всем лежал серо-зеленый блик, а мне впервые нравилось на планете. На такой планете.
"Это потому, что у тебя никогда не было свиданий, и парни не провожали тебя домой".
Я улыбалась своим мыслям, а потом нас окликнули.
— Хм. Желающий н-наняться? — изумился Синдзи, обернувшись.
Нас догонял какой-то абориген — человек, явно местный, судя по нашивкам на колене, — разнорабочий. Я быстренько прикинула шансы засады и слегка расслабилась: за проржавевшими стенами складов не стоит прятаться даже от копья, так что я, не шевелясь, подавлю любые огневые точки.
У подбежавшего малого на лице был кислородный компенсатор, и забег определенно обойдется ему в неделю курса стероидов: бериллиевая астма у местного населения была штукой популярной и на их доходы слабо излечимой.
— Капитан Валкиин?
— Это я.
— Вам передали.
Я вскинула руку, нацеливая на протянутый пакет запястный сканер. Курьер слегка присел, но не пискнул, он был немолодой уже, дышал тяжело — небось, вышвырнули из рудника, вот за гроши и нанимается. Выяснить бы еще, кто нам решил подсунуть прощальный привет.
— Безопасно, — буркнула я, опуская руку назад на кобуру.
Синдзи распаковал фольгу и достал оттуда ушной вокализатор. Я с сомнением рассматривала штуковину: дорогая модель, с ДНК-сканером и функцией самоуничтожения записи. Настоящий курьер сейчас лежал в ладони обормота, а отошедший от нас астматик вдруг потек.
Чего-то такого я ожидала с того момента, как взъерошенный Никто вслух назвал один из псевдонимов обормота. Биофаг — это всегда неприятно и дико, но вполне в духе котов, которые предпочитают платить семьям пропавших курьеров: и честь соблюдается, и секретность.
— Слушай давай, — поторопила я.
Синдзи поморщился, глядя на пузырящуюся грязь, перемешанную с тряпками бывшей одежды.
— Это Яуллис, б-больше некому.
— Я уже поняла. Быстрее. Баронианцы не пускают "торопыг" без крайней нужды.
Вешая вокализатор на ухо, обормот кивнул. Он, по идее, тоже знал, что разовые риск-курьеры — это на грани методов таких игроков, как мингхарди. Синдзи смотрел перед собой, а потом наморщил лоб и снял наушник:
— Баронии страу. Эту г-грамматику я не знаю.
А вот это неожиданно. Мингхарди использовал воинский язык своей расы, явно рассчитывая на меня.
— Давай сюда.
В ухе скрипнуло, и там ожил хрипловатый голос Рыжего Торговца:
— Сцинтианский дредноут получил приказ атаковать космопорт Паракаиса. На борту планетарное оружие. Выход на орбиту в два тринадцать по среднему времени.
Я сорвала вокализатор и прикинула расстояние до посадочного "блина", где стоит "Сегоки". Погуляли, мы с тобой, обормот, офигеть как погуляли.
— Пора бежать, Синдзи.
— Что?
— Сцинтиане готовятся нанести удар по космопорту.
— Сцинтиане?!
Я сорвалась с места, отбивая у обормота охоту болтать дальше. Отработанный годами таймер подхватил время и пошел считать очень примерные минуты до удара — и оставалось их до противного мало.
Тишину санзоны взорвала далекая-далекая сирена, а значит, орбитальная группировка планеты уже получила первую порцию. А значит, времени даже еще меньше, чем предполагал Яуллис, и дыхания тоже все меньше, а за тучами уже что-то разгорается. Я бежала, привычно выстраивая приоритеты.
Почему напали — потом. Почему мингхарди снизошел — и так ясно, но тоже потом. В задницу все "почему", все силы на бег, расчеты, и на то, чтобы вспомнить карту этих заброшенных трущоб. Сюда? Да, сюда — по обломкам, и пусть ниже скорость, но короче путь.
Сверху полыхнуло, и я увидела, как пылающий кусок чего-то космического и явно бывшего неспешно пробивал себе дорогу сквозь тучи далеко по правую руку. Стояла невыносимая тишина, только гремела сирена, и, перекрывая ее, — пульс. Пока Синдзи держал темп, хоть и отставал. Пожалуй, даже слишком быстро отставал. Что, впрочем, не имело никакого значения, потому что в каком-то десятке километров впереди облака пробила фиолетовая искорка сейсмической капсулы. Ее перехватили зенитки, но упрямые небеса зажгли еще одну. И еще — чуть дальше.
И — все.
Дредноут нащупал тепловые сигналы батарей на поверхности, и тучи с землей соединили слепящие нити. Снаряды осадных "линеек" теряли до трети массы и сорок процентов скорости, но это вряд ли кого утешало на вздрогнувшей поверхности.
— На землю!
К счастью, Синдзи уже лежал, когда грохот отряхнул ржавчину с истлевших построек — и сразу же пришла взрывная волна. Металл с ревом складывался, рвался, меня отбросило к стене, обормота шваркнуло рядом, а над головами у нас несся нескончаемый поток того, что и так подлежало сносу.
После первого спазма земля больше не унималась.
Синдзи встал на колено и, прищурившись, смотрел на космодром из-под ладони. В той стороне все пылало, там взлетали в воздух обломки огромных посадочных блинов, а с небес приходили все новые искры. Удар. И еще один. Сейсмические заряды вбивали себя в тело планеты, готовя выход магмы, а из-за туч приходили все новые нити кинетических ударов.
