— Каста... ах да. Помню...
Про Индию Софья тоже рассказывала брату. А что? Знать-то надо. Англы, вон, вовсю колонизируют до чего доберутся... кстати, надо выяснить, что у нас там с Америкой. И ежели что — помочь индейцам. Как?
Да просто. Грабить и топить английские корабли. Нанимать каперов. Приплачивать пиратам, чтобы делали то, что удобно Софье. Вроде как Одиссея достопамятного капитана Блада в эти времена происходила? Или чуть позже?
Когда ж вы губернаторствовали, сэр Генри Морган?
Софья положила себе всенепременно узнать. Да и с испанцами неплохо бы сдружиться. Хотя... бесперспективно.
Там на троне Карл, правит его мать — Марианна, причем сам король из Габсбургов, а с теми лучше не родниться. Там ничего хорошего не будет. А вот насчет пиратов надо узнать.
Какая у них основная проблема?
Да пушки, корабли и место.
И если первые две решаемы, то вот стоянка... Тортуга и д´Ожерон?
Софья чертыхнулась про себя. Знать бы, знать бы, где падать! Да она бы от книг по истории не отрывалась!
— Так вот, Алешенька. Если у тебя будет свое войско...
— Я помню. Любое государство сильно своими войсками. И коли народ не будет кормить свою армию, то будет кормить чужую.
— Так что тебе придется проследить, чтобы все солдаты получили свою долю за поход...
— Сегодня же. Сам все проверю.
Софья сжала руку брата. Посмотрела на Ивана.
— Ванечка, зная тебя,... ты мне потом расскажешь все с цифрами?
— Разумеется, Сонюшка!
Спохватились ребята вовремя. К трофеям уже попытался протянуть лапки Иван Милославский, заявив, что надобно бы опись составить, а уж потом и награждать...
Да и к чему солдатам? Все равно пропьют...
Вот тут Алексей и цыкнул на родственничка.
Царь даже не вмешивался, слыша, как сынок треплет дядюшку за перья. И такой-то он, и сякой, и разэтакий. И никто его к трофеям рядом не подпустит. Потому как все переписано до него. И коли Алексей чего по описи недосчитается — так сразу казнить будут, не разбираясь. Развелось ворья! Ничего, Болото большое, на всех хватит!
Мало того, часть денег Алексей считает совершенно необходимым сразу потратить. И заказать у купцов одежду и оружие. И пусть только кто-то попробует ему возразить!
Более того, царевич своих людей посадит все проверять. Сколько поставили, что поставили, какого качества...
И ежели что не так...
Шкуру спущу и голым в Соловки пущу! И на Соловки тоже! Доедете — разберетесь, как там говорить правильно!
Казнокрады!
Алексей Михайлович сына не поддерживал. Не потому, что выступление не понравилось, нет. А просто — зачем?
Алешка отлично справляется сам, вот пусть и учится управляться с этой оравой. И верно, бояре переглядывались с весьма недовольными лицами. Ну да, опись трофеев не была секретной, опять же, пленные только чего стоили — беи, паши... за них можно было сорвать неплохой куш. А еще Алексей привез и других специалистов. Не все ж только воевали раньше. Там и кожевники были, и скотники, и оружейники с кузнецами, да кого только не было! Оставалось только общий язык найти, а уж на то Ибрагим есть, Лейла... кстати — троих девчонок-турчанок сразу отвезли именно к ней. Патрик и повез, радовать супругу и объяснять, что это не конкурентки, а кадры для школы. А так дорогая, вот я тебе привез. Шкатулку с драгоценностями!
И вообще — надобно еще десятка два пушек заказать, только особенных. Эта мысль Алексею пришла в голову, когда они батареи захватывали.
Не нужны крупные и тяжелые пушки, которые развернуть — целая трагедия. Нужны — мобильные.
Да, против крепостных стен они будут бесполезны. Но против любых войск в поле — это ж спасение!
Легкая пушка, на телеге, запряженной двумя лошадьми, заряжается картечью, выстрелила — и деру. А уж как это правильно сделать, как отработать... а посмотрим. Время есть, желание тоже, а вот против татар...
У них-то не крепости, у них конница! И мобильные пушки сберегут много жизней.
Так что — деньги вкладываем в развитие артиллерии. Вот.
К тому же осень уже, дороги раскисли... к Азову надо будет ранней весной выдвигаться. Ромодановский продержится, он умный, да и Воин Афанасьевич не лаптем щи хлебает. Царевну Анну жаль, грустит она без мужа, ну да ничего. Вернется, никуда не денется. Сбережем! А за зиму — готовиться, готовиться и еще раз готовиться.
* * *
Михайло Корибут смотрел на свою шляхту и довольно улыбался. Так-то, присмирнели! Сейчас, когда турок разбили, когда за его спиной встала грозная тень русского государя — никто вякнуть не смеет. Хотя нет. Затаились. Теперь они по-тихому шипят, но это дело времени. Самых активных шипунов мы выявим и выловим, никуда не денутся. А пока...
— Ясновельможные паны, мой любезный тесть, русский государь Алексей Михайлович просит нашей помощи.
Слова упали камнем в воду — и круги пошли страшенные. Кто ногами топал, кто саблей звенел, а кое-кто и усы подкручивал, интересуясь вопросом.
— Он желает этой весной на Крым идти. И просит у нас помощи ратной силой.
Шляхта загудела в три раза громче. Михайло тяжело оперся на подлокотники кресла.
— Я решил, что мы ему поможем. Коли удержат они Азов, так пойдут к Перекопу, а нам то выгодно. Все меньше стервятников на нашу землю приходить станет!
— Вот коли бы и крымчаков под Каменцом разбили! — вякнул пан Пшетинский.*
* вымышленный автором персонаж. Но дурак — явление нередкое в любом народе, прим. авт.
'Коли б у бабушки хрен был, была б она дедушкой' — захотелось сказать Михайле. Но вместо того он усмехнулся.
— Ваша правда, пан.
Пшетинский, которого обычно в лицо дураком не звали только потому, что саблей он владел преотменно, мигом приосанился, провел по усам — могем!
— К пану Володыевскому у меня претензий нет — он крепость оборонял и отстоял Каменец. К русскому царевичу тако же — он пришел ворога с нашей земли выгнать. А вот коли пан Собесский врага не добил — надобно его и домучить.
Пан Собесский мрачно вскинул голову. А так-то. Кому плюшки, а кому и другое. Заслуги вроде как и общие, а врагу-то ты уйти дал?
Дал...
И чхать, что ты в крепости в осаде сидел. Государя оправдания не интересуют. Напортачил — исправляй.
— Так что попрошу я пана сказать мне сколько и чего ему надобно для похода к русичам. А уж за зиму и решим, куда идти, откуда бить...
Собесский мрачно кивнул. Видимо, осознал, как его подставляют. Но угрызений совести Михайло не испытывал. Он король новый, приведенный, его власти и трех лет-то нет, чудом удержался. А тут — такая альтернатива бродит. Как прежнего короля выжили, так и его попросят, на Собесскоого заменят, особливо если он начнет шляхту прижимать. А он начнет.
Ему сильное государство хочется, трон сыну передать хочется, так что...
Надо выбить всех драконов, потом и змей вытравим....
К тому же...
Буквально день назад получил Михайло письмо от Франца-Иосифа. Король заново писал, что рад за своего царственного брата — и собирается весной в поход на подлых басурман. И не желает ли брат Михайло....
Брат не желал, а потому вежливо отписал, что у него уже уговор с русичами. Что ему даст, если Франц-Иосиф вторгнется к туркам?
Нет, тому-то понятно, он много проблем решает. А сам Михайло?
Турки к нему теперь лет пять не полезут, кабы не больше. У них ядовитые зубы повыдерганы. Им бы не чужое хватать — свое удержать. А вот татары...
Эти могут вернуться, могут. А коли с русичами сцепятся... Михайло только рад был оказать помощь такому богоугодному делу.
1673 год, январь.
— Смотри, Алешенька. Все заряды будут одинаковыми. По весу, более-менее по форме, да и пушки будут одинаковыми. Мы их по одной мерке лили.
— То есть неважно какой заряд и какая пушка? Грузи да стреляй?
— Именно!
Преимущества стандартизации и унификации Софья понимала, а когда ей удалось втолковать то же самое Воину Афанасьевичу, который, не удержавшись, примчался из Азова, мужчина просто плешь кузнецам проел.
Опять-таки, ежели раньше пушки отливались в одной глиняной форме, просто на изготовление которой уходили месяцы, то сейчас форма стала разборной. Ее сделали в количестве одной штуки. Потом тщательно измерили веревочкой с узлами — и по тем же размерам принялись делать еще два десятка таких же форм. И так для всего. Лафет, цапфа... даже снаряды.
Мастера рычали и ругались, но Софья была неумолима — и Воин Афанасьевич жестко принялся строить кузнецов. И странное дело — сам быстро оценил преимущества. Если же деталь отливалась чуть отходя от формы — ее приходилось доводить вручную. На доведенной разрешали ставить клеймо и за нее платили — и хорошо, и не задерживая деньги.
Так что пару месяцев люди поворчали — и успокоились. А что?
От них ведь ничего сверхъестественного не требуют, просто клиент всегда прав. А уж если он царевич...
Так отлили уже два десятка пушек. А потом и больше будет, недаром Алексей Алексеевич попросил трофейные турецкие. А что?
Металл есть, надо просто привести его под нужный стандарт. И работали.
Готовились к походу. Пока Турция слаба, пока есть возможность — на Азов!
Зря Селим Гирей не подумал о венике, который легко ломать поодиночке.
* * *
— Ваше величество, умоляю Вас, не разлучайте меня с супругом! Вы и сами счастливы с королевой, Вы можете понять, насколько тягостна мне будет разлука с Яном.
Марфа пристально разглядывала женщину, которая разыгрывала комедию перед троном. Да еще в присутствии кучи придворных, почитай, вся шляхта тут.
Мария Казимира Луиза де ла Гранж д´Аркьен. Марысенька Яна Собесского.
Красива?
Да нет, скорее хорошо прорисована. Белила румяна, все по последней французской моде. Платье в два обхвата, небольшой шлейф. Лицо яркое, умное...
Темные волосы — явно парик. Темные глаза, красиво прорисованные губы, длинноватый хищный нос. Общее впечатление — стерва. Или даже стервятница?
Но впечатление она производит сильное. Вот, Михайло уже поплыл, жалеет бедную девушку... Марфа резко вонзила коготки в ладонь супруга.
Им этот поход нужен, как воздух!
Здесь Собесский — победитель. Там, в Москве... глядишь, еще и голову сложит. Братик позаботится. А нет — так может, у него амбиций поубавится, перестанет на корону заглядываться. Да, сплетни оказались хорошим ходом, но жену Ян не выгнал — и теперь сия дама распиналась перед королем.
Его величество взглянул на жену. Марфа чуть закатила глазки, намекая, что ей нужен воздух...
— Дорогая, тебе плохо?
— Да, дорогой. Такая вонь от этих духов... просто с ума сойти!
Мария Казимира тут же удостоилась гневного взгляда. И верно, Марфа во время беременности хоть токсикозом и не страдала, но притворялась, что не переносит сильной вони. Так что благородным панам пришлось хотя бы иногда начинать мыться. И то сказать — Польша она рядом с Русью, а после победы русских любили. Не везде, нет, но...
А на Руси-то моются, баня, опять же...
Марысенька же, по французской моде, облилась дорогими духами, прежде чем явиться пред королевские очи. Но если раньше это понравилось бы Михайле, то сейчас он отчетливо вдруг осознал, что этот запах прикрывает вонь немытого тела. И сверкнув глазами на пани Собесскую, помог жене подойти к окну.
Никто и не заметил, как Марфа шепнула мужу на ушко пару слов. Ну, почти никто...
Лицо короля прояснилось. Подождав, пока жена придет в себя, он обернулся в пани.
— Пани Мария, я не могу послать вместо вашего мужа кого-то другого. Но понимая ваше отчаяние, я дозволяю вам ехать вместе с ним.
Марфа захлопала в ладоши.
— Ваше величество, как вы мудры. — И уже Марии. — Будете на Москве, не сочтите за труд передать письмецо моей сестрице, Сонюшке?
Ну и что оставалось при таком раскладе Марысе?
Еще бы пару минут — и она сказала бы, что беременна, придумала бы хоть что-то... но поздно. Король лично увел побледневшую жену. Аудиенция была закончена, а отвергать королевскую милость?
Самоубийцей панна отродясь не была.
Сдаваться она также не привыкла.
* * *
Свеча горела на столе в невзрачном бронзовом поставце. Чадила, потрескивала... мужчина нахмурился, глядя на это. А всего пару лет назад он был обласкан со всех сторон, его уважали, побаивались...
Всего пара лет — и как меняется мир.
Легкий стук в дверь прервал его размышления.
— Дозволь войти, отче?
Симеон кивнул, глядя на мужчину. Молодой, перспективный... К тому же, что важно — принял монашество здесь, на Руси, умен, хорош собой — то есть возможны разные комбинации.
— Входи, Сильвестр.
Мужчина чуть поклонился, плотно закрыл за собой дверь.
— Зачем вызвал, отче?
С Симеоном Полоцким Сильвестр познакомился почти десять лет назад — и быстро стал его учеником и последователем. Хитрому иезуиту не составило труда обработать юношу — и Сильвестр смотрел на мир его глазами. Впрочем, последнее время общались они мало и редко. Сильвестр жил в Молченском монастыре, там принял монашество, но получил записочку от учителя — и примчался. Это хорошо.
— Попросить тебя хочу, брат.
Сильвестр приосанился. Как же, брат, не абы кто...
— Ежели то в моих силах...
— В твоих. — Симеон некоторое время ходил вокруг да около, прощупывая собеседника, но потом, видя, что мужчина по-прежнему верит ему, решился. — Хочу тебя попросить съездить в Дьяково.
— Меня ведь ранее оттуда попросили.
— Так то давно было. Да и забылось уже... Поговорю я с одним человечком, пусть он тебя государю царевичу представит. А ты уж расстарайся, чтобы приняли тебя, а то и попросили детей учить. Надобно мне знать, что в Дьяково творится.
— Зачем, отче?
Симеон скорчил рожу больного за отечество.
— Там ведь Аввакум, брат. А этот волк... не станет он бараном, никак не станет. И я боюсь за детские души. За душу царевича, царевен... страшно мне. Меня туда не допускают, а вот ежели ты съездишь, ты наверняка разберешься.
Сильвестр задумчиво кивнул.
Симеон утроил дозу меда и елея — и наконец обработка дала свое. Сильвестр задумчиво согласился, что действительно — нехорошо, чтобы такой вот бунтовщик, да раскольник... но ежели он раскаялся — то это хорошо.
Симеон кивал, поддакивал, мороча голову монаху — и наконец решил, что задача выполнена.
Ему нужно знать. Потому что иначе он не сможет принять верного решения. Орден иезуитов силен, они могут сделать так, что Алексей Алексеевич не вернется из похода. Но он ли главная опасность?
Давно уже казалось Симеону, что кто-то стоит за царевичем, направляет его, подсказывает и подталкивает. Но кто?! Войди он в ближний круг царевича, он бы точно знал! Только кто ж его туда пустит?
А знать надо...
Развеять или подтвердить его подозрения мог только Сильвестр.
* * *
О попытке отравления Марфа вспоминала с ужасом.
Бог отвел, не иначе. Потом, потом она уже вспомнит о сестрице с благодарностью. И об Ибрагиме, который учил распознавать яды.
А тогда...
Они с мужем как раз расположились в ее спальне. Смеялись, шутили, муж гладил ее вполне уже выдающийся живот, наслаждаясь тем, как дитя бьет пяткой.
