* * *
Ровно через три дня царевна Ирина дала Софье свое согласие. И тут же получила по полной программе.
Двух девушек-секретарш для самых важных дел.
Деньги.
Несколько строительных бригад — бери и отправляйся на место. Стройматериалы подвезут, но только то, чего рядом не найти. И смотри, контролируй... девушки?
А ты прислушивайся, они плохого не посоветуют. Не сможешь справиться?
Пиши. Приеду, помогу.
Да нет, тетя, я не самоуверенна, просто хорошо знаю, что такое строительство. Помни, что ты царевна и не давай себя унижать.
С тобой еще казаков отправим, для безопасности... да и в монастыре тебе подмога будет. Там сейчас есть такая мать Манефа, вот с ней переговори, она кого хочешь построит.
И чтобы я не слышала про неподобающее поведение. Не подобает? Так сиди в тереме, пока не полиняешь!
Нет?
Тогда действуй. Ты царевна, тебе и карты в руки. Для всех ты на богомолье в монастыре. Почему этот монастырь? Да потому, что Ока рядом. Людям удобно будет на кораблях, на плотах прямо до места добираться. Не пешком же через всю Русь топать?
То-то же...
Действуй, тетя.
С тем Ирина и укатила в Белопесоцкий монастырь, попрощавшись с братом. Хотя Алексей Михайлович вроде как и не против был... Ну да, новшество. Но ему-то все преподнесли своеобразно, сказав, что царевна просто помолиться поедет, ну и икону с нее напишут, или еще что...
Про руководство проектом Софья промолчала, а царь и не спросил. А чего ему? У него жена, ребенок, опять же, бояре что-то вякают, царевич старший в поход отправился... о другом голова болит. Так что Ирина фактически получила карт-бланш на свои действия, хоть такого слова и не знала.
Да и не хотелось царю вникать глубоко, был грех. А зачем? Вникать — это потом что-то делать надобно, как-то реагировать. А позиция "трех обезьянок" — она иногда выгоднее. Да, супротив обычая. Но ежели на пользу делу, то, может, и стоит в сторону-то поглядеть? Уж сколько бед царю те обычаи доставляли — и сказать нельзя. Бояр от кормушки оттерли? Тоже неплохо, перетопчутся. Хоть где-то воровать не будут. Сестра к делу приставлена? так это и вовсе радость, что Аринушка не горюет больше в тереме. Одним словом — со всех сторон хорошо, а стало быть — всех шептунов и наушников — гнать! Можно — палкой.
Приют для детей начинал строиться.
* * *
Ян Собесский тем временем занимался укреплениями. Каменец состоял из Старого и Нового города плюс несколько укреплений. И взять Старый город было сложнее. Вот Новый...
Раньше — нет, раньше с ним бы не справились, но пушки и бомбы сильно подорвали доверие к надежности крепостей.
Что ж, оставалось собрать ополченцев, расставить на стены своих людей, кого куда — и кое-что провести в Новом городе. Сделать сюрприз людям.
Старый-то на каменном основании, да рвом окружен... ров, конечно, можно осушить но Новый город взять проще, и из него ударить уже по старому. Он бы так и сделал — и не стоит считать турок глупее себя.
А вот готовиться — стоит.
И Ян гонял всех в хвост и гриву, понимая, что не успевает многого, но тем не менее, это надо, надо, обязательно надо сделать.
И сделал.
А потом смотрел со стены на то, как маршируют турецкие полки.
Пятнадцатого августа армия Османов подошла к городу.
Впрочем, одним укреплением стен Ян Собесский не ограничился.
Под командованием его были и легкие войска, кавалерия, которой было под силу многое. И в городе от них было мало прока. Собесский недолго думая, отпустил кавалерию с наказом — не давать спуска врагу. Тревожить и тревожить его, неустанно и неусыпно, дабы турки и в кусты меньше, чем по десятку не ходили...
Чай, ляхам на своей земле все углы ведомы, а вот татары здесь чужие. Так пусть летят стрелы, свистят пули, а откуда... прилетела, ударила — и Бог весть.
Почти тысячу кавалеристов разбили на десять соединений, назначили их командирами самых осторожных и повелели идти — и тревожить турецкое войско, день за днем, час за часом, чтобы не ведали они покоя на чужой земле, но в драку не вступать.
Отходить, рассыпаться, прятаться — и опять подходить — и уничтожить захватчиков, как бешеных собак.
Даже когда встанут они под стенами Каменца, не давать им спуска. В единый отряд не соединяться, потому как тысяче человек двигаться сложнее, а подстеречь и найти их легче. А вот ежели падет Новый город — тогда идти вперед.
И уговорились о сигналах флагами и цветными огнями, кои будут подавать из города отрядам, да и друг другу.
Люди ушли.
Впрочем, не все ушли тревожить турок. Кое-кто остался, чтобы постоянно патрулировать окрестности. Две сотни всадников.
Не верили ни Собесский ни Володыевский в людскую честность — и знали, что коли прознают турки об их приготовлениях — многое насмарку пойдет. Людскими жизнями заплатить придется, а кровь не водица. А потому — смерть всем перебежчикам.
Был разработан план — и Собесский, с вдохновением отчаяния, принялся превращать Новый город в смертоносную ловушку. Он укреплял стены снаружи так, чтобы те выглядели грозно, но кое-где специально оставлял едва заметные опытному взгляду бреши. Пусть рвутся там, где ему будет удобнее.
А еще...
Коли враг прорвется в Новый город — надобно будет ему отрезать дорогу в Старый. Благо, есть и порох, и бомбы, сложить все в нужном месте, да и подорвать, когда надобно будет.
Четыре человека знали о том плане. Сам Собесский, Володыевский, да еще капитан Ян Букар и Владислав Вонсович. Любой из них четверых, кто уцелеет, в должный миг обязался поджечь заклад — и пусть погребет и их под обломками крепости, но и врагов они с собой на тот свет заберут.
Было все заложено таким образом, чтобы при взрыве камни перекрыли дорогу к мосту в Старый город и разбирать их пришлось долго, даже ежели просто взрывать.
Мужчины готовились к смерти. И единственное, что огорчало их — жены не собирались уходить, спасая свои жизни.
— Пусть лучше меня рядом с тобой положат, чем без тебя век доживать — просто высказалась Барбара. О ее любви к пану в городе только слепой и глухой не знал, но и осудить ни у кого язык не поворачивался. О том, что пани Кристина уехала, бросив мужа, да и родных, на произвол судьбы — тоже знали и осуждали негодяйку. А Бася...
Она жила с матерью Ежи Володыевского, ротмистр как мог берег ее репутацию и все знали, что между ними ничего не было — только любовь. А такому не завидуют. На такое стараются даже не смотреть, как на солнце — тут и ослепнуть можно.
К тому же и остальные женщины были согласны с ней. Они отлично знали, что могут потерять и мужей своих, и свободу, и честь, и самую жизнь, но готовы были на любой риск ради любимых.
Пусть смерть. Но вечность врозь — страшнее.
* * *
* * *
Воин Афанасьевич смотрел прищуренными глазами на стены Азова.
Уж сколько раз его брать пытались. Последний раз тридцать лет назад захватили его казаки, да не удержали, откатиться пришлось. А в этот раз государь отступать не намерен.
Не Алексей Михайлович, так Алексей Алексеевич. Не отдадут.
И то верно — сколько ж можно! Хватит татарве пить кровь православную!
— Смотришь?
Воин Алексеевич обернулся.
Григорий Григорьевич Ромодановский смотрел на него пристально, серьезно...
— Как крепость брать будем?
Как обычно брались крепости?
Обычно делался подкоп под стену, в него закладывалась мина, причем защитники всячески старались этому помешать, а уж здесь-то...
Казаки тут несколько лет просидели, не сдались, татары тоже могут. Эвон, со стен зубы скалят. Ну да есть и на них управа. Еще как есть...
Воин посмотрел на боярина Ромодановского.
— Нам надобно только под стену подобраться, а там уж взрыв такой будет...
— Подкоп сделать?
— Нет, боярин. Ни к чему это.
Григорий Ромодановский вскинул брови.
— Просто бочонок с порохом подкатить? Да здесь их и двух десятков не хватит, ты на стены посмотри!
Воин Афанасьевич замотал головой.
— Нет. После того, как наш порох рванет — тут телегами заезжать можно будет. Надобно ров закидать...
— Да и не только. Пушки нацелить, людей расставить...
Воин Афанасьевич кивнул.
— Я сейчас спрошу, как быстро все можно будет подготовить — и вернусь.
Григорий ждал, разглядывая стены Азова. Толстые. Основательные. Да еще и полоса укреплений перед ним.
Порохом тут не поможешь. Что он — ранее не воевал? Не знал боярин таких слов, как 'фугасность' и 'бризантность', их вообще во всем мире знала только Софья — и не делилась знаниями. Но динамит был во много раз сильнее пороха. Ежели что...
Только Ромодановский об этом не знал — и не верил. Не бывает такого, никак не бывает. Но чего уж спорить?
Воин вернулся достаточно быстро.
— Поговорил я, боярин. Вот, смотри. Есть тот участок стены между двумя башнями. Ежели ров закидать фашинами, пробежать по ним, да под стену подобраться — а там наш порох поджечь, туда можно будет на упряжке заезжать.
— Ой ли?
Сомневался Ромодановский не напрасно. Прочная каменная стена, да к тому же не одна, а две — с земляной насыпью между ними — под такую надо подкоп делать и мину закладывать. Но опят ь же, копать глубоко придется, а турки далеко не идиоты, с таким уж давно справляться умеют. Не говоря уж о том, что двор Азова внутри повыше основания стен снаружи.
Так что в чудо-взрывчатку Ромодановский как-то не верил.
— Так что ты делать хочешь?
Ордин-Нащокин ухмыльнулся.
— Вот смотри. Сейчас приступ объявим, чтобы дорогу себе расчистить. Турки, конечно, нам так просто не уступят, да они нас тут и не ожидали. Не будут они головы класть непонятно за что, тем более, что осень скоро. Им время бы протянуть....
— И то верно. И?
— Сейчас ты сделаешь вид, что уехал. Я якобы штурм начну, потом мы откатимся, да главное, чтобы дорога к крепости свободна была. Опять же, стену обстреляем...
— Зачем?
— Чтобы потом в получившуюся выбоину нашу мину заложить.
Ромодановский только головой покачал.
— Долго стрелять будешь...
— Да нам много не надобно. Ночью, в волчий час все по-тихому потом сделаем.
Григорий только рукой махнул. А и ладно?
Получится что у Ордина-Нащокина? На двоих успех разделят.
Не получится?
Так он сам предложил Григорию сделать вид, что своевольство это, без его ведома учинено... на Воина гнев царский и падет. Что он теряет?
— На приступ?
— А чего время зря терять?
— ну тогда командуй. Я пойду, по окрестностям проедусь, к обозу, опять же...
— А я командую. Перед рассветом, этой же ночью разбудим всех тихо, построим — и рванем. А там уж и на решительный штурм.
— Так ты в этом уверен...
— Григорий, ты просто попробуй. Не получится — так мы ничего и не теряем. Получится — так радоваться надо.
Григорий кивнул. Честно говоря, в чудодейственный порох, который взрывается в несколько раз сильнее, он не особо верил. Но не ругаться ж сразу?
Пусть сначала Ордин-Нащокин свое чудо-средство попробует, а там можно будет и правильную осаду разворачивать. Вал насыпать, ров засыпать, подкопы вырыть...
Глупо, конечно, не успев под стены прийти, штурм затевать, но вдруг что и получится? Уж сегодня от них точно решительных действий не ждут. Вот потом куда как лучше приготовятся. А сегодня... вроде как пришли, получили по носу — и откатились. Безумие, конечно, но...
* * *
Паша Селим, комендант Азова смотрел со стены на русских! Смотрел свысока, только что не поплевывал. Давно дозоры о них донесли, ничего нового он не увидел.
Явились, не запылились!
Время, вот, неудачное выбрали! Был бы в Крыму сейчас хан — погнали бы они этих русских свиней нагайками на рынки рабские.
Так уж повелось, что для татар, да и для турок испокон веку соседи-русичи были просто источником бесплатной рабочей силы. Ну и светловолосых белокожих красавиц, за которых так дорого давали на турецких рынках. Но опасаться их?
Тем более за неприступными бастионами Азова?
К сожалению, хана сейчас нет, да и в крепости не так, чтобы много войска, около двух тысяч, да мирного народа пара тысяч человек. А потому прогнать русских собак не выйдет, но и у них ничего не получится. Одолеть Азов?
Глупость какая! Рано или поздно они уберутся восвояси, тем более, что в гавани стоит несколько десятков кораблей, а эти даже без судов.... да на что они рассчитывают?
Здесь полтысячи храбрых татарских воинов, полторы тысячи янычар, не меньше пяти сотен татарских конников бродят в окрестностях... да на что они рассчитывают?
Как только начнется осада — конница будет трепать их со всех сторон, да и Азов так быстро не сдастся. А там и подкрепление подойдет...
Глупцы, как есть глупцы!
Не говоря уж о том, что до зимы Азов не взять, а какая осада зимой? Уйдут они отсюда через пару месяцев, как есть уйдут!
А что это они делают?
Селим смотрел — и не мог понять, что происходит.
Русские споро расставляли пушки, разбивали лагерь... они надеются разрушить стену стрельбой? При том, что стена чуть ли не в человеческий рост толщиной, даже и поболее, и ров под ней выкопан, и вал насыпан...
Смешно!
Русские все-таки глупы! Самое лучшее, что у них есть — это их женщины. Вот и сейчас глаза паши затуманились, он вспомнил русскую красавицу Лейлу, которая сейчас была его любимой наложницей... определенно, сегодня он пораньше отправится к ней, жаль, что нельзя прямо сейчас...
— Что они собираются делать?
Чорбаджи янычар смотрел вниз со стены. Селим пожал плечами.
— Русские глупы, Арслан-бей. Сейчас они обстреляют стену — и поймут, что она неприступна.
— Посмотрим. Не нравится мне их уверенность. А это что?
Селим вгляделся внимательнее.
М-да, было чему удивляться.
Рядом с боярами стояли трое юношей лет пятнадцати. В простых серых кафтанах, с вышитым золотистыми нитками знаком лошади на груди, стояли, смотрели на крепость так, словно оценивали ее, переговаривались между собой и с боярами, как с равными. И бояре, вместо того, чтобы плетями отходить негодяев, слушают их, кивают, отдают приказы... далековато, не услышать, о чем речь идет.
Ничего не понятно.
Потом стало еще непонятнее. Один из бояр развернулся и уехал, второй отдал приказ — штурмовать, а мальчишки остались стоять, где и стояли. Впрочем, Селим уже на них внимания не обращал — не до того.
Русские шли к стенам.
Честно говоря, основной целью их сейчас был не Азов, нет.
Но надо было набросать в ров всякой дряни, чтоб ночью пройти беспрепятственно — это первое. Опять же, вал. Не ночью ж его штурмовать, чтобы с шумом да грохотом. Да и под стену надобно дойти, посмотреть, обстрелять...
Били барабаны, стреляли пушки, люди шли к стенам...
На две башни, кои турки построили на берегу Дона, так называемые каланчи, и на форт Лютик внимания пока никто не обращал. Рано.
Ежели Азов падет — эти сами сдадутся.
* * *
Штурм начался с обстрела. Батареи упорно лупили по стене, вызывая у турок в лучшем случае злорадный хохот. Чтобы ядра попали во внутренний двор крепости, требовалось поднять пушки, а когда это сделать, коли едва подошли?
